CreepyStory

5. Ведьмы и ведьмаки, фамильяры, домовые.

6. Темные ритуалы. Обряды. Ритуалы и запреты. Старинные обряды, найденные записи, книги, дневники.

7. Детективное агентство. Мистические расследования.

8. Призрачный автобус.  Транспорт, который увезет в странные места. Поезда и дорожная мистика.

9. Охотники на нечисть.

10. Коллекция странных вещей. Поиск и добыча артефактов.

11. Архивы КГБ, НКВД  — мистические расследования.

12. Мистика и ужасы в сеттинге СССР. Ужасы в пионерском лагере, советской школе, комсомольцы, пионеры, строители БАМа, следствие ведут ЗНАТОКи— можно использовать все

В этом конкурсе наших авторов поддерживают:

Обширная библиотека аудиокниг Книга в ухе , где вы можете найти аудиокнигу на любой вкус, в любом жанре - обучение, беллетристика, лекции, и конечно же страшные истории  от лучших чтецов, и слушать, не отрываясь от своих дел - в дороге, при занятиях спортом, делая ремонт или домашние дела. Поможет скрасить ваш досуг, обрести новые знания, интеллектуально развиваться.

Призы:
1 место  12500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории, которая ему понравится больше всего.

Озвучка от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС всем призовым историям, а так же тем, кто в призовые не попал, но сделал годноту. Вашу историю услышат десятки тысяч людей.

В истории вы можете замешать все, что вам угодно: колдуны и ведьмы, городское фэнтези с крипотой типа “Тайного города” и “Дозоров”, команды искателей артефактов, поиск и ликвидация нечисти различной, коллекции странных вещей,
Архивы КГБ, НКВД, мистика в СССР,  деревенские, лесные ужасы, охотничьи байки, оборотни,  городские легенды, любую славянскую мифологию, легенды севера, шаманы. Была бы интересна детективная составляющая в такой истории. Мистика, крипота, но, пожалуйста, без излишних живописаний "кровькишки и далее по тексту", так же не надо политики, педофилии, и обсценной лексики.

И не забывайте про юмор. Порадуйте ваших читателей и слушателей.

Непременные условия:
Главный герой мужского пола, от 18 лет.

Частый вопрос- почему такая гендерная дискриминация? Отвечаю. Потому что чтец - взрослый мужчина с низким голосом, а так же у героя такого возраста больше возможностей действовать и развиваться в сюжете, учитывая наше правовое поле.

Локация - территория России, бывшие страны СНГ, Сербия, Польша. Если выбираете время происходящего в истории - современность или времена СССР.

Заметка новичкам. Один пост на Пикабу вмещает в себя до 30 тыс знаков с пробелами. Если вы превысите заданное кол-во знаков, пост не пройдет на публикацию. Длинные истории делите на несколько постов

Условия участия:
1.В конкурсе могут участвовать произведения (рассказы), как написанные одним автором, так и в соавторстве. От одного автора (соавторов) принимается не более трех текстов. Текст должен быть вычитан, отредактирован!

2. Опубликовать историю постом в сообществе CreepyStory , проставив тег "конкурс крипистори”

3. Скинуть ссылку в комментарии к этому посту с заданием. Это будет ваша заявка на участие. Пост будет закреплен в сообществе на первой позиции. Обязательно.

4. Делить текст на абзацы-блоки при публикации на Пикабу.

5. Принимаются только законченные произведения, отрывки из романов и повестей не принимаются.

6. На конкурс допускаются произведения нигде ранее не озвученные.

7. Не допускаются произведения разжигающие межнациональную и межрелигиозную рознь и противоречащие законам РФ. Не принимаются политизированные рассказы.

8.Объем от 35 000 до 80 тысяч знаков с пробелами. Незначительные отклонения в плюс и минус возможны.

9. Все присланные на конкурс работы оцениваются организатором, но и учитывается рейтинг, данный читателями.

10. Не принимаются работы с низким качеством текста — графомания, тексты с большим количеством грамматических и стилистических ошибок. Написанные с использованием ИИ, нейросети.

11. Отправляя работу на конкурс, участник автоматически соглашается со всеми условиями конкурса.

12. Участие в конкурсе априори означает согласие на первоочередную озвучку рассказа каналом ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС

13. Организатор имеет право снять любой текст на любом этапе с конкурса в связи с деструктивным поведением автора, а так же за мультиаккаунты на ресурсе.

Так же принимаются к рассмотрению уже готовые произведения, нигде не озвученные, опубликованные на других ресурсах, с условием, что публикация будет сделана и в нашем сообществе CreepyStory

Подписчики сообщества, поддержите авторов, ставьте плюсы, или минусы, если вам не понравилось, комментируйте активно, я буду читать все, и чтобы выбрать достойных, буду тоже ориентироваться на ваши комменты.

Обнимаю, удачи! Ваша Джурич.

Маленькая памятка от меня для авторов, от души душевно, без всякого принуждения.

КАК НАПИСАТЬ РАССКАЗ ПОД ОЗВУЧКУ?

1. Помните про правила первых трех абзацев. Начинайте рассказ с того, что зацепит читателя ( далее, и слушателя) и заставит его прочесть вашу историю. Классический пример - " Все смешалось в доме Облонских..." И каждый, кто прочел, задался вопросом, что же там происходит? Читает дальше.

Не берите в начало штампы. Например, "... он проснулся, потянулся, пошел ставить чайник..", никаких описаний погоды-природы за окном, и вообще, старайтесь быть оригинальными. Про природу-погоду пишут миллионы в начале своих историй. Чем вы будете отличаться от остальных?

Не начинайте рассказ с диалогов. Это просто, да. Но слушатель не поймет, кто разговаривает, зачем говорит и почему. Для него это голоса из ниоткуда. Скорее всего, слушатель подумает, что пропустил начало рассказа, и просто выключит неинтересное аудио. Да, и как сказал один писатель :  «Болтовня для завязки хороша только в порнухе».

2. Не берите множество персонажей в "один кадр". В диалоге участвуют двое, третий молчит, совершает какие-то действия ( может быть). Помните, что чтец не вывезет одним голосом озвучить мальчика, девочку и еще одного мальчика, например, и чтобы слушатель не запутался - кто что говорит. Объяснение происходящего на диалогах - тоже в топку.

3. Всегда помните, что в истории должны быть задействованы запахи, звуки и тактильные ощущения персонажей. Одевайте своих персов. Это можно даже подать через комментарии к диалогам, не обязательно тщательно прописывать это в тексте.

" — Да, — Мишка нахмурился, и задергал пуговицу на своей клетчатой рубашке. "

4. Всегда думайте, на каком моменте слушателю станет неинтересно, и он выключит ваш рассказ. Конкуренции море . Поэтому - не растягивайте, не размазывайте не интересное никому самокопание Главного Героя, или какие-то факты из его жизни, которые можно описать в двух предложениях. Не описывайте длительные поездки, унылую жизнь Главного Героя в деталях.

5. Саспенс. Нагнетайте обстановку. Иногда это страшнее, чем то, что происходит в экшене.

6. Логика. Должна незыблемо присутствовать в сюжете, в действиях всех персонажей.

7. Факты. История. Оружие. Ройте инфу. У вас есть Гугл. Информация по месторасположению локации , которую вы выбрали, километраж дороги, по которой едет Главный Герой, населенные пункты, все должно быть как в реале. Внезапно может появиться в комментах чел, который там живет, и заорать, что "вы все врёте, не так у нас".

8. Старайтесь не слить концовку)

9. Добавьте шуточек. Дайте людям отдохнуть, читая и слушая вас. И так все напряжены до предела.

10. Фразы в диалогах и комментарии к ним. … — сказал он, ответила она, воскликнул он (после восклицательного знака), спросил он (после вопросительного). В озвучке частые комменты подобного типа звучат навязчивым повтором, лучше использовать комменты, отображающие либо действия персонажей, либо их эмоции. Как пример - можно послушать озвучку “Понедельник начинается в субботу”, и с 5 минуты посчитать слово “сказал”. Что в чтении приемлемо, в озвучке не очень хорошо.

11. Не надо называть Главного Героя только одним именем в тексте. При озвучке частые повторы имени вызывают раздражение у слушателя. Он в какой-то момент начнет считать повторы, и писать комментарии под видео, сколько было Викторов или Максов за полчаса.

В озвучке это будет выглядеть : макс, макс, макс , макс, макс пошел, макс сел, макс бежал. Через каждые две минуты. Надо найти замену имени, например, называть его по фамилии, профессии, парень, имя уменьшительное, он, мужчина, может кличка у него есть, еще как-то, и, стараться чередовать.

12. Про слова специфические, редко используемые, техническую инфу и англицизмы. Читателю, как и слушателю, должно понятно быть каждое ваше слово в тексте. Писать надо как для детей, чтобы любое слово было понятно даже Ирине Борисовне из деревни Волчехвост, Хтонического района, 65 лет, пенсионерка, всю жизнь на скотобойне проработала. Это непременное правило. И тогда слушатель будет вам благодарен. Выкручивайтесь, объясняйте. Даже если очень не хочется.

13. Еще хочу посоветовать навесить на Гуглдок программу "свежий взгляд". Отличная вещь, на проверку близких повторов однокоренных, чтобы не пропустить. Вы улучшите свой текст, это 100%.

14. То, что правильно и логично сложилось в вашей голове, может быть непонятно читателю, а уж слушателю тем более. У каждого свой опыт жизни, образование. Им все надо объяснять, как детям. Какие-то понятные вещи для вас, могут быть просто недоступны пониманию других людей. Допустим, автор пишет “в метро включилось тревожное аварийное освещение”. Вот это читает пятнадцатилетний мальчик, из села в Челябинской области. Никогда он метро не видел, кроме как в интернете видео и фото. Аварийку там не демонстрируют. Как он сможет вообразить, почему оно тревожное? Чем тревожит? Он свет такой никогда не видел. Свет зеленый? Синий? Красный? Какой? Внимание к деталям.

15. Ничего не бойтесь, пишите! Ваш читатель вас найдет. А слушатель будет благодарен за нескучно проведенное время.

И в прошлый раз просили “прозрачнее объяснить условия участия и победы”.
Ребят, просто напишите интересную историю, с учетом того, чтобы интересна она была не только вам лично, как автору, а и большинству людей. От себя лично прошу, не надо никаких розовых соплей любовных, лавкрафтовщины и “одноногих собачек”. Кто не знает что это:
Одноногая собачка — условное обозначение чего-то очень жалостливого, нарочито долженствующего вызвать в зрителе приступ немотивированных едва сдерживаемых рыданий, спекулирующего на жалости.
Изначально происходит вот из такого боянистого анекдота:

Бежала одноногая собачка, подняла ножку чтобы пописать. И упала на животик.

Да будет свет, мир, и крипота!)

Наломав веток, Лёха сложил костёр прямо на камнях у входа и вернулся в грот за спичками. Таня уже не спала. Она молча наблюдала за Сумраком, взгляд её показался ему более осознанным что ли, чем вчера. По крайней мере она не билась в истерике и не собиралась спрыгнуть с обрыва. Возможно Алёне удалось её как-то убедить, мол, они — это настоящие они.

— Привет, — сказал Лёха. — Ты как?

— Да иди ты! — прохрипела Таня. — Ты ещё осмеливаешься спрашивать после того что пытался сделать?

— Э-э-э… — Леха потерял дар речи. — Ты про вчерашнее?

— Не придуривайся. Я всё рассказала Алёне.

Сумрак замер не зная что и сказать.

— Хорошо, — он выдавил улыбку. — Тебе лучше?

Таня отвернулась, показывая, что разговор окончен. Сумрак хотел было сказать что-то ещё, но Алёна дёрнула его за штанину и взглядом показала на выход. Лёха взял спички и, пожав плечами, вышел.

Развёл огонь и стал собирать что-то наподобие очага, благо мелких камней у грота валялось в избытке. Вскоре к нему присоединилась Алёна, в руках она несла походную аптечку.

— Что она такое говорила? — спросил Сумрак.

Девушка окинула Лёху задумчивым взглядом, будто решала: рассказывать или нет.

— Она сказала, что ты пытался её изнасиловать, — на одном выдохе сказала Алёна.

— Что?! — Лёха дёрнулся как от удара током. — Я?! Что за чушь, да она от Жеки не отходила все те дни, пусть не мелит ерунды!

— Тише, — Алёна покосилась на тёмный зёв пещеры. — Я знаю. Она сказала, что это было вчера. За час до встречи с нами.

— Твою же... — выругался Лёха. — А я говорил тебе, что видел Жеку и других и они были странными. Вот тебе ещё одно доказательство.

— Я верю тебе, — Алёна села напротив костра и протянула руки к огню.

— Что она ещё рассказала? — Лёха водрузил последний камень и поставил котелок на огонь.

— Она думает, что мы все маньяки или наркоманы. Что затащили её в поход, опоили и… ну ты понимаешь.

— Да уж, — хмыкнул Лёха. — В принципе, её понять можно: нас она вообще не знает, а с Жекой встречается что-то около месяца.

— С Женей мы вместе уже три недели, — сказала Таня, выходя из грота.

Она прихрамывала на правую ногу, а на лбу её набухла шишка.

Лёха отвернулся. Ему было до слёз обидно, что его могли уличить в чём-то таком, а чём он даже подумать боялся. Сумрак два месяца готовил этот поход: изучал отчёты, штудировал карты, подбирал снаряжение. Выбирал место у моря, где можно арендовать домики или место под палатку и даже забронировал столик в ресторане к последнему дню, который планировал провести у берега моря.

«Твою мать…» — зло подумал Сумрак и швырнул камень в пропасть.

— Как твоя голова, — спросила Алёна, изучая содержимое аптечки.

— Нормально, — буркнул Лёха и уже мягче добавил: — Спасибо. Благодаря тебе, всё как рукой сняло.

— Где мой парень? — Таня уселась на камень и закатала штанину — на голени её красовался внушительный синяк.

— Доедает очередного туриста, — буркнул Сумрак.

— Лёша, — Алёна посмотрела на него с укором.

Сумрак лишь отмахнулся и ушёл в грот за рюкзаком.

— Я серьёзно, ребята, — настаивала на своём Таня. — Это уже не смешно.

— Хочешь знать, где Женя? — Сумрак стал выкладывать продукты на камни. — Алёна неси всё, что у тебя осталось, надо составить новую раскладку по еде.

Алёна дала Тане тюбик с мазью и ушла в грот.

— Ну и? — спросила Жекина подружка, растирая ушиб.

Лёха рассказал ей свою историю в деталях. Алёна добавила красок поведав свой взгляд на всё происходящее. Таня слушала молча.

— Хочешь сказать, это был не ты? — спросила она.

— В яблочко.

— Но…

— Это всё, — Лёха обвёл лес и горы рукой, — реальнее некуда. Так что, либо смирись и помогай нам, либо заверши начатое.

Сумрак кивнул в сторону обрыва.

— Лёша! — Алёна пихнула его в бок.

Лёха и сам не понимал, что на него нашло, но Таня раздражала его с первого дня, а после обвинений, пускай и вполне реальных с её точки зрения, и вовсе видеть девушку не мог.

— У нас нет времени на выяснения отношений, — смягчив тон, сказал он. — Надо выбираться. Еды осталось дней на пять в лучшем случае.

— И ты знаешь куда нам идти? — Алёна повела бровью.

— Знаю, — соврал Лёха. — На юг. Люди всегда селятся на юге.

Пообедав, туристы собрали рюкзаки и вылезли с карниза обратно в лес. Тане пришлось помогать, так как нога её оставляла желать лучшего. Перелома вроде не было, но травма оказалась серьёзной и карабкаться по камням девушка самостоятельно не могла.

Стрелки часов приближались к двенадцати, поэтому Лёха решил переждать новую вспышку на ровной поверхности. По его расчётам следующим должен идти сосновый бор, и Сумрак надеялся, что там будет день, а ещё лучше — утро. Лёха старался не думать о том, что это за вспышки и почему они происходят. Были ли это перемещения по измерениям или мирам — значения не имело: гадать бессмысленно — всё равно верного ответа Лёхе не получить. Но одно он знал наверняка: один из миров-измерений был его родной мир или похожий на него, ведь им с Алёной удалось выйти к турстоянке «Восточный Суат». И памятник там был, как на фото из отчётов.

Вспомним окровавленный кроссовок и мужика с дубиной, Лёха зябко передёрнул плечами.

— О каких вспышках идёт речь? — спросила Таня, когда туристы выбрались наверх.

— А ты не заметила? — хмыкнул Лёха. — Вчера, когда ты упала туда, — он кивнул в сторону обрыва, — был день, а потом ночь. Были сосны, стало это.

Он обвёл рукой с зажатым топорищем лес. Таня покосилась на топор и сглотнула.

— А тебе обязательно им размахивать? — спросила она.

— Да.

Сумрак сбросил рюкзак и сел на толстый корень букового дерева.

— Не хочешь рассказать свою историю? Где ты ушибла ногу?

Таня спрятала руки в рукава свитера и понурила голову.

— Мы все проснулись на поляне, — начала она. — Всё было нормально. Позавтракали, собрали палатки и вышли на маршрут. Ты, как обычно, убежал вперёд, а мы неторопливо шли следом.

— Прям так всё нормально? — удивился Лёха. — Ничего подозрительного? Еда нормальная была?

— Да, — кивнула Таня. — Всё, как и в прошлые дни. Я уже было полюбила походы. Дура наивная.

Она покачала головой и продолжила:

— Не знаю, как это случилось, но я отстала. Кажется я пыталась что-то сфотографировать, но телефон заглючил.

Лёха понимающе кивнул, а Алёна многозначительно хмыкнула.

— Когда я опомнилась, то все уже ушли. Тогда я решила пробежаться до развилки, оступилась и сильно ушибла ногу. Стала звать на помощь, но никто не вернулся. Я попробовала позвонить Жене, но связь пропала. Не знаю, сколько времени я там плакала, но потом появился ты. Помог мне и вместе мы пошли, как мне показалось, догонять группу. Но вот мы шли и шли, а ребят всё не было. А потом… потом ты…

— Всё, — Лёха вскинул руку. — Я понял. Ты убежала, а спустя какое-то время встретила нас?

— Да.

— Дела-а-а… — протянул Лёха. — Выходит тут по лесу шатаются наши двойники?

— Почему наши? — удивилась Алёна. — Пока речь только о тебе.

— А как же Жека, Виталик и Маша? — не согласился Лёха. — Я их тоже видел. Не хочешь же ты сказать, что я встретил настоящих ребят?

— Не хочу.

— Вот то-то и оно, а значит ещё есть шанс встретить их нормальные копии, — сказал Лёха и сам усомнился в своих словах.

Алёна ничего не ответила. Лёха заметил в её взгляде некий скепсис, мол, хотелось бы верить, но ты же понимаешь. Сумрак понимал. Изувеченная человеческая нога и мужик с дубиной, который шагом перемешается быстрее чем Лёха бегает — одно только это могло заставить усомниться. Что уже говорить об иных странностях этого леса. Ребята могли и не пережить встречи с очередным местным ужасом.

— Будем надеяться на лучшее, — сказал Лёха ни к кому конкретно не обращаясь.

Вспышка случилась, когда стрелки часов подползали к половине первого: лес пошёл рябью, раздался низкий звук, которого раньше не было, и местность изменилась.

В сосновом бору вечерело. Кажется, Лёха опознал это место: вчера, когда он бежал за Таней тропинка шла под уклоном, а по обеим её сторонам залегли овраги. Вот и сейчас туристы оказались на тропе, а слева и справа просматривались глубокие балки. Сумрак услышал журчанье. Неужели вода?

Он водрузил на голову налобный фонарь и стал спускаться. Поиски его увенчались успехом: Сумрак обнаружил под коренастым пнём родник, который изливался прямо из-под корней. Вода была кристальной чистоты.

— Вот бы ещё ящик тушёнки найти, — хмыкнул Лёха.

Пока Лёха набирал воду, Алёна продолжила сбор грибов и по возвращению Сумрака у неё уже набралось на приличное лукошко. Грибами, конечно, не наешься, но хоть что-то. Свои вчерашние мысли по поводу вреда подобной пищи Лёха выбросил из головы — судя по всему группе придётся выживать, а здравый смысл всегда уступает голоду. Впрочем, он всё же опасался есть эти грибы и надеялся выйти к людям раньше, прежде чем ему придётся перейти на подножный корм.

Сумерки быстро сменились непроглядной тьмой. С приходом ночи лес словно оживал: то тут, то там стали слышны шелесты, уханье совы, от которого у Алёны вздрагивали плечи, ревел лось и фыркали ежи. Лёха на каждый шорох врубал фонарь в режим «Турбо» и крутил головой из стороны в сторону, от чего рука затекла, а в висках снова поселилась тупая боль.

На небе взошла луна, когда туристы вышли к очередной вырубке. Нет, это была не та громадная делянка по которой Лёха убегал от Кати, здесь площадь лесозаготовки выглядела скоромнее, но Сумрак нутром чуял исходящую от этого места опасность, а потому повёл группу по кромке леса.

— Жутко как-то, — сообщила Алёна.

— Да, — согласился Сумрак. — Лучше обойдём.

— А нам обязательно идти ночью? — спросила Таня, она явно притомилась и ещё сильнее припадала на ногу.

Лёха взглянул на часы — без двадцати четыре.

— Можем сделать привал, но не тут, — сказал он. — Часа через два будет снова вспышка.

— Я уже не могу, — взмолилась Таня.

— Давайте уйдём с этой вырубки. Мне кажется, что…

— Смотрите! — перебила Алёна и указала рукой на центр делянки.

— Гаси свет! — приказал Лёха и вырубил фонарь.

Присел, увлекая за собой замешкавшуюся Таню. Алёна замерла рядом. В середине полянки, среди одиноких пеньков появилась женщина в белом платье, её кожа, казалось, светилась изнутри бледным молочным светом. Волосы её были заплетены в длинную косу, а на голове красовался пышный венок из трав. Женщина словно парила над землёй, кружась. Через миг к ней присоединилась вторая, а затем и третья. Женщины взялись за руки и стали водить жуткий хоровод. Лёха почувствовал, как волосы на предплечьях встали дыбом. Он вжался в траву и дёрнул Алёну, которая замерла в ступоре с открытым ртом.

— Мать честная, — вырвалось у Тани.

— Тихо, — Лёха одарил девушку злобным взглядом.

С противоположной стороны вырубки мелькнул огонёк. Послышался мужской голос. Луч фонаря скользнул по макушкам сосен. Второй фонарь мелькнул чуть левее. Женщины, или призраки, тут уж Лёха терялся в догадках, замерли, а затем повернулись в сторону леса. Та, что была посредине вдруг резко обернулась и Лёха встретился с ней взглядом. Пустые глазницы призрака, казалось, заглянули в саму душу и Лёха подавился кашлем. В этот момент на делянку выскочил человек с рюкзаком и высветив женщин фонарём замер. Его товарищ показался леве. Пару мгновений незнакомцы и призраки изучали друг друга, наконец, первый парень не выдержал и побежал обратно в лес.

Странные женщины, казалось, только того и ждали. Они в один голос изобразили жуткий вой, от которого кровь стыла в венах и бросились следом за беглецом. Второй парень побежал в противоположную сторону.

Лёха понял, что это их шанс.

— Бежим, — приказал он и бросился в лес.

Алёна сопела рядом. Таня стенала позади, но не отставала. Призраки снова завыли. Лёха стал спотыкаться — ноги налились свинцом и не слушались. Кислая слюна заполнила рот — Сумрак с трудом поборол приступ рвоты.

Он бежал без оглядки. Панический ужас гнал вперёд. Дальше. В лес. Ещё дальше. Алёна обогнала его и теперь ветки кустарника, задеваемые девушкой больно хлестали по лицу, но Лёха не обращал на это внимания.

Кто-то закричал. Это был крик полный ужаса и боли. Но Лёха и не думал останавливаться. Таню он больше не слышал, а Алёна умчалась куда-то вперёд, но Сумрака это уже не волновало.

Убежать. Скрыться.

Ещё один крик или предсмертный вопль прозвучал уже на значительном удалении. Ему вторил пронзительный вой. Леха бежал, но силы уже покидали его. В какой-то момент он понял, что остался один. Зацепился о поваленное дерево и растянулся на земле. Замер.

Сердце бешено колотилось, а в груди сипело. Каждый его толчок отзывался болью в висках. Перед глазами плыли круги. Сумрак перевернулся на бок, сплюнул кислую слюну и закашлялся. Больше никто не кричал и не выл. Бледного света луны было достаточно, чтобы Лёха мог ориентироваться в темноте не включая фонарь. Он притаился вслушиваясь в ночной лес. Где-то запел сверчок. Фыркнул ёж.

Лёха выругался и встал с земли.

«Ну и где мне теперь их искать?» — с горечью подумал он.

Сумрак взглянул на люминесцентную стрелку компаса, отмечая направление. Нужно как-то скоординировать своё движение и понять откуда он прибежал и где искать друзей, правда без видимых ориентиров это сделать было трудно.

Слева раздался треск ветки и Сумрак напрягся, сжав древко топора. Впрочем, против бесплотного тела призрака — или какая там гадость собралась на полянке? — его топор ничего не стоил.

— Эй, — раздался шёпот. — Лёша?

Сумрак присел. Он уже ничему и никому не верил, а потому не спешил отзываться.

— Леша, ты где? — снова прошептали ближе.

Кажется, это была Алёна. Леха сжал кулаки и нашёл в себе смелость отозваться:

— Я тут.

— Леша, слава богу, — Алёна выскочила из кустарника и замерла. — Где ты?

— Тут, — Лёха помахал рукой. — Повтори фразу, которую ты сказала у полянки.

— Что? Терехов, нашёл время.

— Повтори, — Лёха стоял на своём.

— Я сказала: жутко как-то. Доволен? Где Таня?

— Не знаю.

Лёха поднялся с колен. Глаза Алёны блестели при свете луны, создавая жуткое впечатление. Девушка тяжело дышала, а в руках сжимала какую-то палку. Бесполезно, но Лёха был рад, что Алёна не пала духом и держалась вполне бойко, чего нельзя было сказать о нём.

— Сиди тут, я пойду поищу её, — сказал он.

Глупое решение, но надо как-то реабилитироваться в глазах Алёны. В конце концов он тут мужчина, а повёл себя, как перепуганная девчонка. Он снял рюкзак и на ватных ногах пошёл в обратном направлении, поглядывая на стрелку компаса.

Мягкая подложка из хвои слегка пружинила под ногами, что в сочетании с трясущимися ногами создавало странное ощущение нереальности происходящего. Впрочем, Лёха отдавал себе отчёт, что всё реальнее некуда, а призраки с вырубки только что убили двух человек, в этом Сумрак не сомневался. Душераздирающий вопль всё ещё стоял в ушах. Он сжал топор влажными от пота ладонями и устремился во мглу.

— Привет, я Дима, — произнёс он, решившись. Его голос прозвучал спокойнее, чем он ожидал, хотя внутри всё ещё оставалась нотка сомнения.

Девушка повернула голову, посмотрев на него внимательными глазами. Лицо её оставалось непроницаемым, но он заметил, как она слегка приподняла бровь. Тонкие черты лица подчёркивали её белую, почти фарфоровую кожу. Она не ответила сразу, но её губы тронула загадочная полуулыбка.

— А тебя как зовут? — решился спросить он, стараясь выглядеть непринуждённо.

Девушка медленно подвела указательный палец к губам, едва касаясь их, и ответила коротко:

— Секрет, — её голос прозвучал мягко, но было в нём что-то загадочное.

Дмитрий почувствовал лёгкий холодок по спине, но решил не придавать этому значения. "Ну и ладно", подумал он, почувствовав внезапную лёгкость. "Почему бы и не рискнуть?"

— Не хочешь прогуляться? — предложил он, посмотрев на неё внимательнее.

На удивление Дмитрия девушка кивнула, не сказав ни слова, и пошла рядом с ним. Он заметил, как её шаги были едва слышны, как будто она плыла над землёй.

— Так… расскажи, — начал он, чувствуя, что нужно чем-то заполнить тишину. — У тебя есть парень?

Девушка слегка покачала головой, а на её лице появилась та самая загадочная улыбка, которая ещё больше его заинтриговала.

— Нет, — коротко ответила она, и в её голосе прозвучало что-то, что заставило его усомниться в правдивости её слов, но он не стал развивать тему.

— Я недавно расстался, — неожиданно для самого себя сказал он, словно это само собой вышло наружу. — Мы были вместе недолго, но всё как-то не складывалось… Она всё время находила какие-то мелочи, к которым придиралась. Например, я подарил ей белые розы… думал, что это красиво. А она… сказала, что я специально купил их чтобы её унизить. Представляешь? Видимо знает, что не дорогие.

Он хмыкнул, понимая, как глупо это звучит, но уже не мог остановиться.

— А знаешь, что белые розы означают невинность? — вдруг произнесла девушка, неожиданно прерывая его. Её глаза снова внимательно уставились на него, но в уголках губ заиграла ироничная усмешка.

Дмитрий замер, не ожидая такого поворота. Он посмотрел на неё, слегка нахмурившись:

— И что? — переспросил он, не понимая, к чему это.

Она пожала плечами, всё так же тихо, почти шёпотом, но с какой-то скрытой насмешкой сказала:

— Для некоторых это может быть оскорблением... или даже обвинением.

Эти слова словно застали его врасплох. Он помедлил, обдумывая их, чувствуя, что не хочет возвращаться к этой теме. "Какие розы, какие капризы?" — мелькнуло в голове. Всё это теперь казалось таким мелким и неважным на фоне происходящего.

Дмитрий смолчал. Он уже не хотел возвращаться к этой теме. Розы, капризы, ожидания — всё это казалось таким мелким и неважным. Он думал о себе, о том, что ему всегда не везло с людьми. Даже когда он старался быть лучшим, всё равно оказывался виноватым.

— Я, наверное, слишком мягкий, — неожиданно для себя начал говорить он, почти не смотря на неё, — всегда уступаю. Вот и она... я ведь хотел сделать как лучше. Белые розы, подумал, что красиво... — он хмыкнул, понимая, как глупо это звучит вслух. — А ей — не понравилось.

Она лишь слушала, иногда кивая, но в её взгляде мелькало что-то странное, от чего Дмитрий чувствовал лёгкое беспокойство. Они шли по пустым дорожкам парка, деревья вокруг казались ещё более угрюмыми в сгущающихся сумерках. Воздух наполнился тяжёлым, чуть холодным запахом сырости от близкого речного канала.

Когда солнце совсем село, девушка неожиданно заговорила:

— Знаешь, однажды моя подруга встречалась с парнем. Он был милый, такой же как ты... дарил мелочи, приглашал на прогулки. А однажды, как сейчас, в парке, он начал к ней приставать.

Дмитрий насторожился, но не перебил. История вдруг захватила его внимание.

— Она отказала, — продолжала девушка ровным голосом, ни на мгновение не сбиваясь, — но он не остановился. Затащил её за кусты... — она замолчала, позволяя словам осесть в тишине.

Вдруг они оказались возле канала. Вода неподвижно отражала слабые отблески далёких фонарей. Дмитрий замер на месте.

— И откуда ты это знаешь? — спросил он, чувствуя, как внутри закипает тревога.

Она повернулась к нему и, не меняя выражения лица, сказала:

— Я видела. — Её губы вновь сложились в зловещую, ледяную улыбку.

Дмитрий вздрогнул, чувствуя, как на лбу выступил холодный пот.

— А что с ней стало? — едва выдавил он, уже догадываясь, какой будет ответ.

Девушка медленно повернула голову к каналу и указала в воду:

— Так вот же она.

Дмитрий машинально посмотрел туда, куда она показывала, и у него перехватило дыхание. В мутной воде плавало тело. Волосы девушки запутались в камнях, лицо было искажено, но не оставалось сомнений — это было тело.

Он резко отпрянул назад, споткнувшись и рухнув на влажную землю. Сердце бешено колотилось, заглушая всё вокруг. Дыхание сбилось, и несколько секунд он просто сидел, пытаясь осознать, что произошло. Оглянувшись, он увидел, что девушки уже не было. Ветер колыхал ветви деревьев, и, казалось, весь мир вокруг замер. Только чёрная гладь воды оставалась неподвижной, холодной и зловещей.

Позже, уже дома, Дмитрий лихорадочно листал ленту новостей на телефоне, не понимая, что именно искал, но чувство тревоги не отпускало. Вдруг один из заголовков, словно молнией, пронзил его сознание: "Тело девушки найдено в канале."

Он застыл, сжав телефон в руках. Открыв статью, стал читать, не веря своим глазам. Местная газета сообщала, что молодая женщина, после ссоры с парнем, оставила на шлюзах телефон и букет белых роз, написала прощальный пост в блоге и прыгнула в воду. Полицейские выяснили, что она была жертвой насилия, и это долгое время скрывалось. Уголовное дело возбудили на её бывшего парня, которого теперь подозревают в доведении до самоубийства.

Дмитрий медленно отложил телефон, чувствуя, как что-то внутри оборвалось. Холодный, липкий страх прополз по позвоночнику. Перед глазами вновь встала её фигура — спокойная, красивая, с той странной, почти насмешливой улыбкой.

"Белые розы..." — прошептал он вслух.

- Ба, - звонко, как-то даже по-девчачьи, крикнула Юлька, - я дома!

Марфа показалась на пороге, расплылась в улыбке и, неуклюже прихрамывая на покалеченную в юности ногу, заспешила обнимать внучку:

- Юла моя приехала! – ворковала Марфа уже целуя Юлькины щеки. – Непоседа моя ненаглядная, душенька моя!

Юлька растаяла в объятиях, пригрелась и даже ненадолго забыла о том, что она вообще-то глубоко несчастна.

- Ну, любушка моя, - голос бабушки заставил Юльку вспомнить о своих горестях, - пойдем, расскажешь, что приключилось.

Спустя несколько часов рыданий и пожеланий бывшему благоверному самой мучительной смерти Юлька наконец выдохлась. Марфа в силу своих лет уже и позабыла, что в девичьих глазах может помещаться столько слез – последнего мужа она схоронила лет пять назад и уже почти не тосковала.

- Ба, - Юлька хрюкнула носом и приосанилась. Ее глаза сияли недобрым озорством, в голове родилась идея совершить какую-нибудь пакость, - а ты же знаешь заговоры всякие, ну, чтобы он влюбился в меня снова?

Марфа чуть ссутулилась и вздохнула. На ее лице промелькнула скорбь - вспомнились юные годы, пылкая любовь и принимаемые раз за разом неверные решения.

Она никогда не была красива, стройна или как-то по-особому хороша собой, но женихов привлекала завидных - высоких, плечистых, при деньгах. И все жизни без нее не видели, на других даже мельком не глядели.

Местные женщины ее не жаловали, но слова поперек сказать не смели - боялись деревенской знахарки. Шептались за спиной, что стоит только с Марфой повздорить, как она тут же мужа уведет. И не на ночь как любая другая шлюха, а навсегда. А то и вовсе со свету сживет или скотину уморит.

А Марфа только приветливо улыбалась в ответ на все взгляды и пересуды. А еще любила.  Сначала одного, потом - другого. И всегда до самой смерти.

Она подняла пустые глаза на Юльку:

- Не нужно тебе это все, Юлочка моя хорошая. Не любовь это вовсе, а тяжкая ноша для обоих. Ворожила я на всех, кроме Коленьки, да ни с кем любви так и не вышло. Не люба я им была. Без меня не могли, а со мной - чахли.

- Сдалась мне его любовь! – воскликнула Юлька. – Хочу, чтобы он тоже помучился и наплакался как я.

Марфа отрицательно покачала головой и с укоризной посмотрела на внучку.

- Бабуленька, он так обошелся со мной, - продолжила гундеть Юлька. - Я и детей-то не хотела никогда, ради него согласилась. А он мне с этой сучкой изменил. Неужели не накажет его никто? А, ба?

Марфа задумалась. Она слишком долго искала преемницу и из зависти и гордости упустила много талантливых девок. Юлька была, конечно, дура-дурой, но так удачно оказалась под рукой, готовая на любые необратимые глупости.

Время поджимало - Марфа знала, истерзанным нутром чуяла, что не протянет и трех лет. Жалко было внучку, но выбранный путь всегда требовал от нее жертв. И она всегда на них соглашалась.

- Не хотела, говоришь, - задумчиво протянула Марфа. – Статься может что, и не велика тогда плата. Могу я к тебе его привязать так, что жизнь его в твоих руках игрушкой будет. Захочешь – к ноге прибежит, захочешь – богу душу отдаст.

- Что за плата, бабушка? - Юлька вся подобралась, озорство в глазах разгоралось ярче.

- Здесь, внученька, давно ничего нового нет. Жизнь только в обмен на жизнь дается, - Марфа прищурилась, внимательно разглядывая Юлькин округлый живот.

Юлька только и могла, что глупо улыбаться и продолжать выжидающе смотреть на бабушку. Марфа же выглядела так, будто и не шутила вовсе. Постепенно до Юльки начало доходить, что та была абсолютно серьезна.

- Ты подумай, Юлочка, реши, чего хочешь, - Марфа ласково погладила внучку по животу и засуетилась на кухне. - Отговаривать так и быть не стану, дело твое.

Ночью Юлька ворочалась, думала о словах бабушки. Сон никак не шел. Связываться с чем-то, что может забрать жизнь было страшно, но и мужа наказать хотелось. Да так наказать, чтобы всю жизнь ему быть тяжкой ношей на сердце.

- Я решила, ба, помогай, - со всей возможной серьезностью заявила Юлька утром.

Марфа улыбнулась чужой, незнакомой улыбкой и молча кивнула. Юлька даже вздрогнула - на миг ей показалась, что это и не ее бабушка вовсе. Но стоило моргнуть и наваждение прошло.

«Я просто волнуюсь, - подумала Юлька, - вот и чудится всякое».

Весь день они провели за странными ритуалами, смысл которых Марфа объяснять не удосуживалась. Мол, сама потом поймешь, а коли не поймешь, так и не надо тебе знать.

В Юльке боролось желание верить в потустороннее и скепсис городского жителя. Но вера, подпитываемая жгучей обидой и ненавистью к бывшему мужу, побеждала.

К вечеру в бане был воздвигнут импровизированный алтарь, на который Юлька положила собственноручно собранные волчьи ягоды, ветви ивы и охапку полевых цветов.

Марфа принесла большой таз с водой и несколько полотенец. Вслед за ними в бане оказалась и просторная льняная рубаха на замену неугодных бабушке джинсов.

- Все, милка моя, - сказала Марфа подбоченясь, - коли не передумала, выпей, вот. И загадай, чего душа жаждет.

Марфа протянула внучке граненый стакан с темной горьковатой жидкостью. Не так себе представляла Юлька ведьмины снадобья. Ей почему-то казалось, что напиток обязательно должен подаваться в кубке или на худой конец глиняной чарке. Но воротить нос после всех приготовлений было бы странно.

Когда стакан опустел, Марфа удовлетворенно кивнула и заговорила:

- Черная царица, чертовья жрица, встань мне на подсобу, протяни руки подмогу. Дщерь от дщери моей, раба твоя Юлия, обет принимает, в услуженье поступает. Забери то, что должно, подари то, что прошено.

Марфа все повторяла и повторяла одно и то же, а Юлька начинала чувствовать себя худо – ее мутило, живот болел, а ноги слабели. Боль продолжала нарастать, и Юлька упала на колени:

- Ба, мне больно, – она позвала Марфу, но та, казалось, совсем ее не слышала. - Ба!

Юлька схватилась за живот. Боль была такой, будто ее матку рвали в мелкие клочья. По ногам потекло что-то теплое и вязкое, она приподняла подол рубахи – бедра были перемазаны кровью. Бурыми комками по ним прямо на пол сползала уплаченная жизнь. Юльке стало совсем дурно. Запоздало начало приходить осознание, на что она дала согласие из жажды мести.

Марфа, продолжая заговор, подошла к Юльке. Она грубо раздвинула ее ноги, собрала ладонью красную жижу с бедер и окропила ею алтарь.

- Ба, не надо, - Юлька хрипела, дрожала, но не могла встать на ослабшие ноги, - я передумала, я не хочу! Не надо!

Бабушка продолжала говорить что-то Ирода, про Черную матерь, про плату, про жизнь, про связь и обмен. Но Юлька уже плохо разбирала смысл этих слов. Ей казалось, что воздуха совсем не осталось и в бане стало темнее. Перед тем, как потерять сознание, она увидела, что цветы на алтаре засохли.

Марфа неспешно закончила ритуал и омыла тело внучки от крови.

- Все, Юлочка моя хорошая, - прошелестела она, - все теперь будет, как ты хочешь, цветик мой. Спи, моя хорошая. Забывайся сном крепким, ты нужна ей сильной, ты нужна ей верной.

Юлькино утро началось на полу пустой бани. Она очнулась в липкой смеси пота, крови и грязи. Её живот был пуст, словно в нём никогда и не было жизни.

Она с трудом поднялась, хватаясь за стены бани. Идти было тяжело, ноги словно утопали в болоте. Казалось - остановишься и увязнешь навсегда. Ноги вели к дому, где когда-то было тепло и уютно. Земля была влажной и липкой, каждый шаг отзывался тяжёлым чавкающим звуком, а свежий утренний воздух с трудом проникал в легкие.

Марфа встретила её на пороге с чашкой горячего отвара. Лицо старухи было спокойным, но взгляд выдавал человека, который слишком многое прожил.

– Ну вот, солнышко моё встало, – произнесла Марфа со слабой улыбкой, протягивая чашку. В её глазах больше не было той мягкой заботы, что Юлька помнила с детства. – Пей, тебе нужны силы. Ты теперь не одна… без ребеночка, но точно не одна.

Слово «одна» вдруг приобрело новое звучание. Юлька знала - бывший муж теперь принадлежал ей, как и было условлено. Но почему-то это не приносило той радости, которой Юлька ожидала.

Место праздника и торжества заменило чувство, будто и она сама теперь принадлежала чему-то. Оно наблюдало, шевелилось под кожей и выжигало изнутри. Ритуал сработал, но дал больше, чем обещали Юльке.

Толку теперь никакого от новых грабель, удобрений для полива, резиновых рукавиц и целлофана на грядки.

Погода сейчас практически всегда либо сухая, с пыльными бурями, либо настолько влажная, что топчешь ядовитую грязь месяцами, а дождь светится голубым и зелёным да фосфоресцирует, как глубоководные рыбы в океане... Интересно, а что там осталось от океана?

Евгений Григорьевич прислушался, выходя из хаты. Тревожно вдруг стало, до тошноты. Тихонько скрипел в поисках щелей в окнах да на чердаке ветер. Но не успокоили на этот раз деда мысли о возможной очередной пыльной буре.

К Скворцову, или просто Толику, путь проходил через всё село.

Хаты по соседству рассыпались, что обломки кораблекрушения. Все как одна развалюхи, гнилые и без крыши.

На дрова не годятся, из-за едкого мха на стенах и грибка, проевшего насквозь брёвна. Спалишь такой древесины, надышишься спорами и, считай, покойник. Мучиться будешь так, что даже немцы во вторую мировую с их газом окажутся не так страшны.

Упёртый Скворцов, что баран, хоть и на двадцать лет Евгения Григорьевича был моложе, язвил, постоянно называл Серова дедом.

Бим, тощий, с вылезшей на боках шерстью пёс, десяти лет от роду, подслеповатый и глухой, но верный, до хрипоты и беззубой хватки за пятку встречал гостя лаем за дверью. Отучил его Толик от двора, намазывая лапы, солью и хозяйственным мылом, чтоб неповадно было. Сейчас бы уже не отучил, ибо в земле непонятная хренотень развелась, что даже железные лопаты у сарая проржавели и рассыпались. А собака та лапками походит, потопчет да оближет: сама заразится и в дом заразу принесёт.

За пять лет наблюдений, как пустеет село, всякого с Толиком насмотрелись. Хватило, чтобы только кошмары видеть. Вот Толик и видит.

- Здарова, дед! - буркнул Скворцов, анемично тощий, сутулый и плешивый мужик, с виду старше восьмидесятилетнего Евгений Григорьевича лет эдак на двадцать. И не поймешь, отчего так вышло. В условиях же одинаковых жили, одно и то же ели. Может, просто из-за хронических заболеваний изначальных так сильно вдруг разом сдал Толик. Вот же ёлки-палки.

- И тебе не хворать, Толя. Ты как? Пойдёшь со мной за дровами прогуляешься, потихоньку?

- Эх, ссука, пойду, - кряхтя, поднимая голову, ответил Толик. - От скуки ещё херовей. Может, и разойдусь. Заходи, дед, не стой на пороге. Холодно.

Дом Скворцова кирпичный, самый видный и тёплый в селе Яровое. С водой, бойлером, газом и туалетом внутри. Все условия. Обустроил, как ни крути, для хорошей жизни в старости Толик на пенсии полковничьей.

Теперь газа нет ни у кого, даже в баллонах – и то не осталось. Хоть вода каким-то чудом ещё подавалась в кран. Вот и не верь в Бога.

- Цыц, - привычно отогнал Толик Бима. - Сидеть, свои.

Своим стал для Бима Серов за пару лет знакомства со Скворцовым. Старый пёс еле лапами шевелил, зубы практически все, как у хозяина выпали, всё равно выслуживается, пытается гавкать, а выходит фырчанье, летит на облезлый линолеум слюна из чёрной пасти.

А раньше Бим всё ухватывал за край штанов да за пятку, гонял соседских котов. Никого не пропускал на огород, преданно сторожил и днём, и ночью.

Досталось и собаке во время лихих времён, когда отстреливался Толик в своём доме от обезумевших, оголодавших сельчан,  рвавшихся к нему в дом за припасами. Оттого Бим глуховат стал да прихрамывал.

Хорошая тёплая куртка Скворцову велика стала. Рукава засучил, а когда сутулится – вообще страшно смотреть: свисает полами до пола. В доме Толика пыльно, но пахнет табаком. На столе графин с медицинским спиртом и рюмка.

- Угощайся, дед, давай, смелей. Согреешься, пока я сумку найду. Окаянная зараза, где-то завалялась.

Раз угощает, значит в настроении сегодня Скворцов. Может, кошмары не снились? А может, хоть раз не проснулся в слезах да обмочившийся. Тому явлению Евгений Григорьевич не раз свидетель был. Заметил, слишком рано, без часов-то, в гости заявляясь.

Подслеповатый Толик мог искать свою сумку часами, отказываясь от помощи. Но сначала Скворцов, матерясь сквозь зубы, выискивал в практически пустых комнатах извечно пропадающие очки.

От такого угощенья, как медицинский спирт, грех отказываться. Чуток поломавшись, поглядев на задремавшего в углу Бима, Евгений Григорьевич не устоял. Глоточек спирта мог хоть на денёк, да скрасить жизнь.

Серов передумал, мельком оглядев левую руку. Ногти снова слегка позеленели. Хмыкнув, дед, вытащил из недр кармана телогрейки пародию на носовой платок, сделанный из шторы. Открыв графин, смочил кончик платка спиртом, затем приложил к ногтям. При соприкосновении зашипело и стихло. Вот бы такое лекарство Евгению Григорьевичу каждый день, тогда бы уж точно вылечился. А так, наверное, зря спирт не выпил.

- Ну что, заскучал, дед? Пошли, а то кости ломит, - высунулось из комнаты из-за худобы похожее на череп лицо Толика. Глаза, чёрные провалы на обтянутом кожей черепе, ввалились так глубоко, что и цвета уже не разглядеть.

В один момент сошёл из себя Скворцов, наверное, когда узнал, что никто в убежище не заберёт. Ни любящая дочь, ни добродушный зять, с которым рыбачили здесь на озере каждые выходные. Вот так останется полковник Скворцов сам по себе в селе, пока не сдохнет.

- Пошли, - отозвался Евгений Петрович.

Бим заскулил, завилял хвостом, упрашивая хозяина взять с собой, опасаясь, что в хате запрут и вдруг больше не вернутся. В старости даже собака больше всего на свете боялась одиночества.

Толиковы сапоги на высокой подошве и шнуровке выдерживали всё. Казалось, сносу им не будет. Всем поселковым они были на зависть.

Сейчас сапоги готовы были свалиться с тонких, что у курей, щиколоток Скворцова. Толик в них и бумагу, и тряпки совал, чтобы как-то носить. Кряхтел при ходьбе Толик, но молчал.

Каждый день выбирали совместный маршрут и в чьи дома заглянут, даже если не раз уже в них заглядывали. Надо же было хоть чем-то день скрасить. Тишина, безделье оглушало обоих, хоть заживо в гроб ложись и старуху с косой жди.

У Толика в сумке лежало ружьё охотничье, тяжёлое. Идёт, кряхтит, сутулится, очки чужие то и дело поправляет на переносице. Ружьё теперь бесполезно, патроны давно закончились, еще когда жутковатые звери из леса приходили в Яровое. Их, и после смерти фосфоресцирующих, как мох и грибки, обросшие на деревянных хатах, есть страшно было. Сжигали, когда была возможность, а потом просто закапывали.

Ну, пусть тащит, пусть Толику спокойнее от этого ружья будет. Что ему, Евгению Петровичу, с этого… Зато Скворцов хоть по пути ворчит меньше.

В селе уже из пригодного для растопки и брать нечего. Пару месяцев назад, как люто похолодало, то всю мебель из хат спалили, полы по досточкам разобрали, а про любимые книги Серову и вспоминать не хотелось.

- Давай здесь остановимся. Вон, видишь, в хате Галки Сорокиной, слева оконная рама целая, - выдохнул, поправляя чужие очки Толик.

Евгений Григорьевич осмотрелся: и вправду, неужели раму проглядели. Улыбнулся, доставая из торбы собственноручно пошитой из плотной шторы, взятой за ненадобностью в одной из покинутых хат, когда все из посёлковых так, не сговариваясь, и брали, кому что надо было. Беспрекословно.

Не отбирая с пеной у рта и не таясь. Как позднее со съестным стало, когда лавка продуктовая не приехала в «Яровое» ни в положенную среду, ни через месяц, ни через два.

Топор частично заржавел, но для дела ещё годился. Таки незаметно пробралась зараза с земли в хату, хоть окна Евгений Григорьевич и не открывал, а ей, проклятой, хоть бы хны.

- Сейчас разрублю, а дрова, как обычно, поделим, Толик.

- Я на стрёме постою, - поглаживая сумку, вдруг раскашлялся Скворцов.

Засвистело протяжно, с уханьем. Вовремя успел согнуться, накинуть на голову капюшон, прикрыть лицо торбой Евгений Петрович. Ветер со всех сторон накрыл, точно колпаком, пылью, едкой, ржаво-серой. До слепоты, до кашля, и не вдохнуть, не выдохнуть. Лёгкие при вдохе аж огнём горят.

Толик хрипел, что-то шипел и упал. Едва что-то видя, действуя скорее инстинктивно, Евгений Петрович схватил Толика за руку, накрыл обеих своей огромной матерчатой торбой и потащил к дому.

С трудом доползли, а когда в открытую дверь ввалились, то дружно зашлись в приступе кашля. Едва закрыли дверь, как она снова вылетела от порыва пыльного ветра. Хорошо, что во всех хатах не раз побывали, оттого можно было сориентироваться.

Спрятались в подпол, а крышку за собой закрыли – и вовремя. Ухнуло ветром, занесло пыли в хату. Отсидеться надо бы теперь, и не важно, что могло бы созреть в земле и на стенах вокруг.

- Спасибо, дед, выручил, - скрипуче, через силу отозвался Скворцов. И снова зашёлся в приступе кашля. Затем вытащил из кармана зажигалку. Вот и не верь сельским россказням, что у Толика в доме полным-полно всего, только сховал, жадничая.

Щёлкнуло колёсико зажигалки. Раз, другой. Голубое пламя осветило стены подпола. На полках стояли покрытые пылью пустые банки, некоторые с чем-то неопределённым, с вздутыми крышками. На стенах нарос грибок, да разветвилась спрутом плесень махровая, фосфоресцирующая, сама по себе движущаяся.

- Давай посидим молча, пока пыльная буря не уляжется, - предложил Серов.

Но Скворцова, как обычно, было не заткнуть. Он всегда так сам по себе молчун молчуном, а когда случается бедовое, выбивающее из колеи, то угомониться, не мог. Шибко разговорчивым становился. А, холера с ним, путь болтает, главное, чтобы по подполу не ходил, а то мало ли что прилипнет со стены.

Серов давно со счёта сбился, сколько раз Толик рассказывал, как раньше беззаботно жил. Как дочке любимой квартиру построил, всё организовал, благо связи были. Никогда и копейки не жалел, всё ей: образование второе высшее, курорты, шмотки дорогие. Даже с бизнесом зятю подсобил. А тут в душу плюнули, что хоть вешайся. Уж лучше бы не обещали, что с собой заберут в убежище. Он и пенсию, хорошую, полковничью, практически всю им отдавал, верил, что организуют ему местечко подле себя. И вещи, как положено, собрал и ждал, всю ночь прождал и так приезда дочери не дождался. Только верный Бим жалобно скулил и в глаза понимающе смотрел. Мол, бросили нас, хозяин. Вот так несправедливо, гадски бросили.

… Сидели долго в подвале, воздух спёртый стал и жарко, но ветер всё никак не унимался. Пыль просачивалась сквозь растрескавшуюся крышку в подпол, благо хоть крышка не деревянная, а смех и грех – из толстого пластика, обитая снизу пенопластом. Вот и сохранилась.

- Ох, херово мне совсем, дед… Поди, помру.

- Держись, Толик! Морду кверху да хвост пистолетом. Рано тебе ещё помирать. Метеорит ещё не прилетел, а ты уже сдаёшься. Забыл, что ли, как зарекался, увидеть раньше Бима конец света.

Хихикнул, гыкнул в ответ Толик и заявил, что вспомнил. Затем в энный раз для собственного успокоения попросил что-нибудь о себе рассказать.

Сплёвывая по очереди мокроту во влажную, чавкающую до, словно дышащих пузырей землю в подвале, начал рассказывать свою историю Евгений Петрович. А как не подбодрить Скворцова, раз очень просит.

Женат Серов был только раз, ибо однолюб. Любимая умерла при родах. А умничка, подающий большие надежды в карьере сын погиб совсем молодым, заболел в командировке. Сказали, что слабый иммунитет, а как потом стало ясно, пытались скрыть одну из первых бактериологических атак террористов.

Вот такие дела. Евгений Петрович продал квартиру в центре, не мог выносить круглосуточный шум, поток людей и автомобилей.

Сам Серов детдомовский, и жена тоже, поэтому родных не было. Друзья, ну что друзья, не будешь же своей тоской мешать чужому счастью. Так и оказался в Яровом. Занялся сельским хозяйством. Мечтал встретить тихую, спокойную старость в окруженье книг, да пластинок. Завести корову, козу, да кур. Успел завести только кур, как в один момент остаток денег от продажи квартиры прогорел в обанкротившемся банке. И судиться было бесполезно. Так и остался без канализации, без покупки парника да без газового отопления. А кирпич, что приобрёл для расширения и утепления дома, так и лежит себе, за ненадобностью. Да кому кирпич надо, когда жрать стало нечего?

- Ну, что, пойдём, дед. Кажется, ветер стих, не слышу его. Етит, твою дивизию, если ошибаюсь?

- Не, правда. Тихо.

Выбрались из подпола. На пластиковой крышке, сверху, как прикипела толстая горка пыли. Как и на полу в хате – повсюду отвратительная ржаво-серая холера.

Евгений Петрович топор хотел найти. Ну как же без него. Измазался в пыли, в грязи, чихал, наконец, нашёл.

- Эх, дед, а дед? Пошли ко мне. Спиртика бахнем, сразу согреемся, - легонько коснулся руки Серова Толик.

Евгений Петрович вздохнул. Согласился. Всё равно в своей хате без дров ночью от холода околеть можно.

Шли, а пыль местами висела в неподвижном воздухе взвесью, чем-то напоминая сеть и паутину одновременно. Аж жутко. Такие аномалии они сразу обходили. А мало ли что? Бережёного Бог бережёт.

Нона припарковалась, и парень сел к ней машину. Притянув ее к себе за шею, Матвей крепко поцеловал девушку. Ее каштановые кудри заиграли как пружинки. Рот с полными губами, сливаясь в поцелуе, издавал стоны. Она зарылась в волосы парня своими тонкими пальчиками.

- Ну ты и сучка, - с ухмылкой произнес Матвей, когда оторвался от губ Ноны.

- Сам ты сучка, - засмеялась девушка в голос. Парень шлепнул ее по бедру.

- Поехали. Пёрст ждет, -  Матвей поправил на себе черную кожаную косуху и выставил указательный палец вперед.

- Ну поехали, надеюсь бабло он отдаст сегодня, - сказала Нона и автомобиль двинулся с места.

- Не вздумай спрашивать, дура. Он сам знает когда отдавать, и всегда отдает, - парень посмотрел на девушку исподлобья.

Нона решила не пререкаться, потому что знала, что этот взгляд - предупреждение, что следом может быть подзатыльник или пощечина. Она давно усвоила, что Матвей не терпит возражений и лучше с ним не спорить.

Пару месяцев назад Матвей пришел в гости к Ноне. Он часто заходил, хотя сама Нона у него ни разу не была. Ему явно нравился дом родителей девушки. Ухоженный газон, терраса, пушистые ковры, вазы, мебель, техника - все в этом доме было как с картинок дизайна интерьера. Матвей подходил к графину с водой, брал прозрачный высокий бокал и наливал в него питьевую воду. Смотрел, как прозрачная вода волнуется в стакане, отпивал глоток и ставил в раковину.

В тот день Матвей пришел к Ноне без предупреждения. Он уже выучил расписание родителей и знал, что они буду отсутствовать, но для подстраховки осмотрел парковку у дома. Стояла только машина Ноны. Ярко-красная мазда вся переливалась на солнце. Парень, смотря на эту машину, всегда испытывал зависть и злость. Ведь Нона и водила хуже чем он, и совсем не разбиралась в машинах, но почему именно у нее такой папочка, который на восемнадцатилетние сикушки дарит такой автомобиль. Уже подойдя к узорчатой входной двери, он смог преобразовать свой оскал в улыбку и нажал на кнопку звонка.

Открыла Нона. Ее густые кудри были всклокочены, рубашка пижамы оголяла плечо, а одной ладонью она потирала глаз. Весь вид девушки говорил о том, что она только что проснулась. Матвей обнял ее за талию и затолкал в дом. Парень начал целовать заспанное лицо Ноны, расстегивать пуговицы на пижаме. Сначала Нона захихикала, но потом начала убирать руки Матвея. Он же стал более напористым и его руки проникли уже под рубашку Ноны. Она оторвалась от его губ, посмотрела ему в глаза и увидела прищур с ухмылкой. Матвей в мгновение повернул девушку и толкнул на диван. Нежную кожу девичьего лица больно обожгло ворсом обивки, она попыталась подняться, но парень навалился на нее всем телом, прижав к дивану. Он спустил брюки пижамы девушки и отодвинул трусики пальцами. Нона почувствовала резкую боль в заднем проходе и вскрикнула, Матвей схватил ее за волосы и поднес к ее носу свой палец.

- Чувствуешь, сучка? Чувствуешь, как ты воняешь?- Нона ощутила характерный резкий запах от пальца Матвея.

- Если ты не будешь затыкаться, когда нужно в твоей попке будет не палец, а мой член. Поняла?

- Да, - Нона почувствовала, как слеза скопилась в уголке глаза и упала.

Матвей не стал церемониться с прелюдией, а быстрыми и ритмичными движениями входил в Нону до тех пор, пока не кончил на ее спину. Он поднялся, подтянул джинсы, застегнул ширинку и застегнул ремень, молча смотря как мутная жидкость стекает с поясницы девушки, а потом сказал: "Вытрись что-ли". После этих слов он сразу ушел, а Нона осталась лежать на диване в противоречивых чувствах. С одной стороны она испытывала боль от унижения, обиду и желание убить Матвея, но в тоже самое время ей было приятно, что он так ее хочет, что она волнует его, такого жестокого, властного и сильного. Немного поразмыслив, Нона пришла к выводу, что она все таки девушка наркодилера, а такие как он не будут петь серенады под окном и дарить цветы, а значит ей надо быть как он, быть ему ровней. Пора взрослеть, решила Нона, и вытерла брюками пижамы сперму со своей спины.

Красная мазда остановилась возле простенького домика, окруженного сеткой - рабицей. В окнах не горел свет, складывалось ощущение, что внутри никого нет.

- Он дома вообще? - раздраженно спросила Нона.

- Заткнись, - Матвей уже стоял возле распахнутой двери автомобиля. Он не спеша двинулся к домику.

Девушка глубоко вдохнула, похлопала себя по коленям и заглушила мотор. Матвей уже стоял возле калитки и звонил в звонок, когда девушка подошла к нему. Послышался щелчок открывшегося замка. Молодые люди переглянулись. Первым во двор вошел Матвей, за ним Нона. Девушка чувствовала нарастающие напряжение и страх. Уже подойдя к двери, она сделала шаг назад, но в эту же секунду дверь распахнулась. В проеме стоял бугай, на нем были черные очки, что смотрелось крайне неуместно ночью, еще и в доме с выключенным светом.

- А это еще кто? - бугай указал пальцем на Нону.

- Она со мной.

-Чё? - голос бугая стал ниже.

- Ну Пёрст знает, он с ней уже говорил, - промямлил Матвей.

- А, ну ок. Если соврал, то язык твой в жопу засуну. Только в чью не скажу, - бугай расхохотался громким булькающим смехом.

Пара вошла в темный коридор домика.

- Правильно! Уничтожь вредоносные запасы и раскулачь этого буржуя! – хохотнул Славик.

Я просто сидел, одетый, с заклеенным лбом, повесив голову, и даже не знал, что ответить. А что, если я и правда схожу с ума? То, что произошло в ванной, я им рассказал сразу же, и Слава ходил проверять, но - ничего. Никаких следов недавнего кошмара, ни давленых тараканов на полу, ни ползающей живности, ни стрёкота сверчков. Только вонь от меня осталась и кровь на кафельном полу, но Саша быстро списала это на мою паранойю.

- Я ведь не дура, Жень, и не первый день тебя знаю. Я вижу, что что-то происходит, и вижу, что эти изменения не в лучшую сторону.

- А чё, кстати, происходит-то? – спросил Слава, подходя к раковине и стряхивая с рук крошки.

- Ой, это долгая история, – отмахнулась девушка, орудуя ложкой. – Ты ведь даже с мамой поругался. Она мне звонила, понимаешь? – я молча кивнул. – М-м… Не знала, что в этот йогурт теперь цельный чернослив кладут.

Я поднял голову и в ужасе открыл рот, глядя на неё. Саша сначала недоумённо смотрела на меня, а потом вдруг её глаза расширились, наполнившись ужасом и пониманием. Из уголка её розовых, подведённых нюдовым блеском губ, торчала длинная, слабо подёргивающаяся тарканья ножка. Саша тут же согнулась, её вырвало прямо на пол. На досках, в луже рвоты были видны кусочки уже пережёванных насекомых. Баночка с йогуртом выпала у неё из рук, расплескав по полу белое содержимое, с чёрными вкраплениями тараканов.

- Фу! Фу! Фу! - визжала Саша, бесконечно вытирая высунутый язык руками, сплёвывая и впустую отрыгивая.

- Ёмана, ну и дрянь! - выругался опешивший от такого зрелища Слава. Тут позади него раздался странный, приглушённый булькающий звук. Блоум! Блоум! Тут же из слива раковины пошли чёрные пузыри, ядерно завоняло тухлой водой, пищевыми отходами и... кофе. Затем чёрная жижа из кофейной гущи и объедков запузырилась, а потом выстрелила вверх словно фонтан, окатив кухню и всех нас этой мерзостью. Я заорал, Слава громко и забористо выматерился, а Саша завизжала.

Во влажной гадости, забрызгавшей всё вокруг, зашевелились насекомые. Уши, словно ножовкой, резал стрёкот сверчков, ворочающихся в объедках. Тараканы забегали, словно создавая вокруг нас безумный и хаотичный хоровод. Слава пытался отряхнуться, прыгая на одной ноге и шлёпая себя по телу. Саша визжала, пыталась вытряхнуть насекомых из слипшихся от мерзкой жижи волос.

- Теперь вы мне верите? – заорал я, пытаясь перекрыть весь этот гомон. – Валим нахрен!

Паника снова размазала периферию, спёрла дыхание, заломило затылок. Я уже рванул к выходу из кухни, как вдруг замер с поднятой ногой. И все замерли. Казалось, притихли даже эти гадкие насекомые. Из коридора раздался необычайно громкий, словно усиленный в десятки тысяч раз, стрёкот сверчка.

Тут же что-то грохнуло, с деревянным стуком ударившись о стену и упав на пол. Заскрипели половицы, и через несколько секунд в дверной проём кухни просунулись громадные лапы, поблескивающие хитиновыми зазубринами… Затем показалась голова. Тёмно-песочного цвета, размером, наверное с мяч для гимнастики. Две пары чёрных фасеточных глаз сверкнули в тусклом свете кухонной лампы. Бесчисленное количество длинных усов двигались, словно связка щупалец под электрошоком. Шесть хелицер медленно ходили из стороны в строну внизу мерзкой пасти. Жвалы, крупные по отношению к голове, как у стрекозы, открывались, и на пол с шипением капал желудочный сок ужасного насекомого.

Оно упёрлось лапами в стены, кроша старую штукатурку, и стало подтягивать своё сегментированное, омерзительно мягкое тело, держащиеся ещё на, по меньшей мере, двух десятках лап. На конце брюшка располагались два длинных, бледно-жёлтых хитиновых жала. А на спине было бесчисленное количество рудиментарных крыльев, которые тёрлись друг о друга, издавая этот ужасный, разрывающий мозги стрёкот.

В глазах у меня потемнело, пол поплыл под ногами и я схватился за плиту, стараясь не упасть. Саша снова истерично закричала и бросилась к выходу, прямо в объятия к монстру. Слава попытался схватить её, но девушка дёрнулась, и в его кулаке остался лишь обрывок белой, испачканной кофейной жижей, блузки. А я… Я ничего не мог поделать, мне было слишком плохо. Я был слишком слаб. Тварь расставила хелицеры в стороны и низко застрекотала.

Тут же они вонзились в грудь Саши, пробив рёбра, словно картон. Девушка вдруг поперхнулась, ойкнула и взгляд её прояснился. Она посмотрела на меня своими ясными голубыми глазами, в которых была лишь боль и вопрос: «Почему?». Я не мог на него ответить. Саша закашлялась, и изо рта у неё потекла густая, тёмно-алая кровь с какими-то комочками. Тварь дёрнула хелицерами, оторвав девушку от пола и притянув к себе. Саша вскрикнула от боли, но уже как-то слабо. Я видел, как торчат из спины моей девушки окровавленные острия челюстей насекомого. Тварь раскрыла жвалы и вцепилась ими в лицо Саши. Я услышал мерзкий хруст и чавканье, а затем голова оторвалась от шеи, и монстр сжал череп Саши, словно сдутый футбольный мяч. Этот хруст был ещё хуже. Я видел, как по жвалам стекают розово-красные потеки, как челюсти скребут по черепным костям и крошат их, пока тварь жуёт голову.

Ноги у меня стали ватными, а руки потеряли чувствительность, словно отмороженные. По ногам потекло что-то тёплое. На светлых брюках расплылось тёмное пятно.

- Н-нахрен! - заикаясь, выругался Слава и, схватив старый табурет, бросил его в окно. Стекло разбилось как будто бесшумно, всё перекрывал стрёкот. Затем парень быстро перемахнул подоконник и сам. Последнее, что я слышал – его крик, сначала испуганный, потом полный боли. И я остался один на один с этим исчадием ада. Я – ослабевший, испуганный, обмочившийся - должен бороться с ним сам. Или же умереть.

Тело Саши мягко соскользнуло с хелицер, и тварь двинулась на меня, топча труп девушки своими бесчисленными лапами. Я ничего не мог с собой поделать и словно прирос к месту. Дышать стало нечем, от твари исходил омерзительный запах помойки. Один из усов ощупал мою щёку. Он был шершавым и влажным. Меня передёрнуло, и этот импульс будто снял оцепенение.

Я отшатнулся от мерзости, и хелицеры впустую щёлкнули в воздухе. Схватив с плиты чайник, я швырнул им в монстра, посудина с глухим стуком отскочила от хитиновой морды и покатилась по полу, расплёскивая воду. Тварь застрекотала ещё громче. Чёрт, чёрт! Что же делать? Я начал отступать и кидаться в неведомую гадину всем, что попадалось под руку. Чашки, вилки, тарелки… Я впопыхах выдвинул один из чужих ящиков. Мне на глаза попался старый кухонный тесак. Обрадовавшись, я схватил его. Ручка была какой-то липкой, плохо вымытой, но сейчас это совсем не важно.

Тварь уже подползла достаточно близко, и я еле успел отбить два хелицера, которые метились мне в живот. Затем ещё удар, два, ещё три. Наша схватка напоминала фехтование, я бесконечно отступал, отражая удары конечностей насекомого. Оно прижимало меня к стене, и нужно было выгадать момент и атаковать, но я просто не успевал.

Наконец лезвие тесака скользнуло чуть вниз, к суставу хелицера, и я отрубил его. Из раны закапала жёлтая, похожая на блевотину жижа, а отрубленная конечность упала на дощатый пол. Тварь резко дёрнула туловищем, своротив обе газовые плиты, и застрекотала выше и громче. Есть! Я начал орудовать тесаком активнее, и через пару минут уже лишил насекомое шести конечностей. Шаг вперёд. Удар. И тесак приземляется в один из фасеточных глаз, тот лопается с тихим хлопком, его содержимое окатывает мою грудь. Боль адская. Словно раскалённым маслом плеснули. Одежда мгновенно задымилась, вплавляясь в тело, а кожа зашипела, сползая на пол кусками.

Я заорал и отшатнулся, и тут же одна из передних зазубренных лап врезалась пилой мне в предплечье. Тесак, звякнув, упал на пол, а рассечённую руку пронзила тупая боль. Насекомое застрекотало ещё на октаву выше и начало прижимать меня спиной к разбитому окну. Я здоровой рукой хлопнул себя по карманам, ища спасение - и нашёл его. Длинная пачка Голден Лайон с зажигалкой внутри была в кармане брюк, и я выудил её здоровой рукой. Плиты свёрнуты, газовые трубы наверняка повреждены. Конечно, нужного мне запаха я не чувствую в этой какофонии вони, но я уверен, что он есть. Да и потом, другого-то выбора всё равно нет.

Я сел на подоконник и, выудив пачку из кармана, быстро вынул оттуда сигарету. Крутанув колёсико зажигалки, высек искру. Пламя чуть трепыхалось под оконным ветром. Быстро закурив, я выдохнул дым и, щелчком отправив сигарету куда-то за одну из плит, вывалился из окна.

В воздухе я перевернулся один раз и приземлился как кот – на ноги. Вот только они не выдержали - подломились, прострелив всю нижнюю часть тела острой болью. Чуть поодаль Славика уже обступили люди. Я слышал гомон их голосов, сквозь пелену боли слышал крики людей. «Господи, ещё один!» - закричала какая-то пожилая женщина. «Да вызовите уже скорую кто-нибудь» - мужчина. «Да, да, двое пострадавших. Один без сознания, выпали из окна третьего этажа. Молодые парни. Ольги Берггольц 27/15», - судя по голосу, молодая девушка. Но ещё чётче я слышал отдаленный яростный стрёкот сверчка. А потом всё перекрыл взрыв.

Очнулся я в незнакомом помещении. Белые стены. Люминесцентные лампы под потолком Едва уловимый запах хлорки. Ноги не слушались – приподнявшись, я увидел, что обе загипсованы. Всё тело жутко болело и в горле пересохло. Тошнило. Дверь открылась, и в палату зашла тучная женщина в белом халате. Она несла ведро и швабру.

- С-слава… - прохрипел я. Вырывающиеся слова царапали горло, будто наждаком.

- О, проснулся! – недовольно прогнусавила женщина, поставив ведро на пол. – Какой Слава? Второй-то, который с тобой прыгал? Вона он, рядом лежит, – она кивнула на соседнюю койку. Повернувшись я и правда увидел тоже всего забинтованного Славу. Он спал. – Не вертись! Сейчас доктор придёт.

Она вышла из палаты. Я осторожно повернул голову, рассматривая спящего друга. Гипс, повязка на голове, синяки под глазами и трубка капельницы, змеящаяся со стойки возле Славкиной кровати.

К счастью, мы оба живы. Как только смогу ходить – уеду отсюда. Непременно уеду куда-то, где нет мерзких насекомых, чтобы никогда больше в жизни не слышать этот мерзкий стёкот… И тут, приглядевшись, я похолодел. Крик замер в горле. По прозрачной трубке к Славиной руке, неспешно переставляя лапы, полз жирный черный таракан…

- Фу, - скорчил я рожу. - Ба, у тебя тут суп из полотенец стух!

В ответ с кухни донёсся громкий стрёкот. Это сверчки, вспомнил я. Отец рассказывал этим летом на даче. Я бросился туда. Неужели бабушка, как и обещала, поймала мне сверчка посмотреть? Дверь на кухню была прикрыта и, распахнув её, я ввалился внутрь.

Здесь воняло гораздо сильнее. На плите стояла белая кастрюля с облупившимися красными маками. На маленьком кухонном столе была свежепостеленная чистая клеёнка. Бабушка сидела на табуретке, перед ней стояла тарелка супа, куда она упала головой. Одета старушка была в привычный домашний халат. Морщинистые руки были сжаты в кулаки и левая болталась, словно верёвка. Лицом, которое покрывали сине-сероватые трупные пятна, она была повёрнута ко мне. Глаза были широко открыты и выпучены, распухший язык вывалился из беззубого рта, и на нём сидел жирный сверчок. Я судорожно вдохнул, пытаясь найти в себе силы сказать или крикнуть хоть что-то.

Трупная вонь резала ноздри, глаза слезились, и всё начинало плыть. Сверчок снова застрекотал. Из бабушкиного носа выполз рыжий таракан и, не удержавшись на верхней губе, упал в тарелку с протухшим супом, где уже копошилась добрая дюжина насекомых. Я вцепился в дверную ручку, словно падающий скалолаз в резервный трос, судорожно всхлипывая. И тут жирный чёрный таракан с белой кладкой на брюшке выполз с другой стороны двери, быстро побежал по моей ладони, скрывшись в рукаве. Почувствовав его на коже, я наконец нашёл в себе силы закричать. По левой ноге у меня потекла тёплая струйка мочи. Сверчок снова застрекотал.

Подскочив на кровати, я начал стряхивать с себя насекомых и, запутавшись в мокрой простыне, повалился на холодный паркет. Так, дышать, дышать! Никаких тараканов нет, это просто сон. Всё давно прошло. Глубокий вдох. Спасибо, сознание, что напомнило и запаниковало, теперь можешь отдохнуть. Выдох. Паника, паника... Никакой паники нет, я уже давно не там. Вдох. Выдох.

Немного успокоившись, я всё-таки поднялся с пола и, сбросив с руки простынь, сел на голый матрас. Сколько вообще времени? Всё ещё дрожащей рукой я взял с пола заряжающийся на удлинителе смартфон и глянул на ослепивший меня дисплей - 05:53. Ложиться обратно уже бессмысленно - всё равно не усну, а если и получится - точно просплю. Ещё немного посидев, я встал и, вытащив из шкафа махровое полотенце, отправился в душ.

Тёмный коридор встретил меня холодом и зловещими тенями старых шкафов. Я быстро зажёг свет и прошлёпал в ванную. Та тоже не была особенно уютной. Старая белая плитка с почерневшей замазкой в швах, ржавые трубы (хорошо хоть смеситель новый стоит) и пожелтевшая чугунная ванна. В потолке неплохих таких размеров дыра, через которую проглядывает старая дранка.

Глубоко вздохнув, я прямо в сланцах (слишком брезгую чужими ванными) забрался внутрь и включил душ. Тут же, с криком отскочив, выругался. Вода была просто ледяной. Попробовав покрутить вентили, я не получил никакого результата. Ну класс! Еще и воды горячей нет. Кое-как совершив утренние ритуалы, я, уже окончательно без настроения, протопал в кухню.

Старые шкафчики и тумбочки, некоторые из которых были заляпаны каким-то тысячелетним слоем жира, привалились к стенам, словно дряхлые старики, кажется, пальцем тронь - разваляться. Две старых, уже давно не белых плиты. Мой угол был из одного набора (хоть где-то повезло). И тумба, и шкафчик были светлые, а-ля мраморные - гарнитур из двухтысячных. И отдраены до блеска.

Вспыхнула спичка, синие язычки пламени на конфорке стали облизывать дно алюминиевой турки. Пара минут - и квартиру наполнил аромат свежего кофе. Это немного подняло настроение, я даже начал напевать себе что-то под нос, пока нарезал плавленый сыр. Как вдруг...Пшшшш! Развернувшись, я увидел, как кофе бурыми струйками побежал на плиту.

- Ну твою-то маму... - простонал я, быстро выключая огонь. - И вот куда тебе, собака, в шесть утра надо-то?

Ладно. Ситечко. Молоко красиво клубится в чашке. Два больших глотка – и кажется, что, возможно, всё не так уж и плохо.

Только заселившись сюда, я обрадовался, что у меня не будет соседей по квартире. Но временами, в такое пасмурное питерское утро как это, когда я завтракаю на кухне в полной тишине, мне бы, может быть, и хотелось, чтобы где-то за стенкой копошились соседи, собираясь на работу или учёбу, журчала бы вода в ванной и кто-то, быстро пробегая по кухне, бросил бы мне: “Доброе утро”. Ладно, пора одеваться. Допив кофе, я помыл посуду в раковине, наплевав на указ арендодателя, сморщенной, будто курага, строгой бабульки в круглых очках, не сливать туда кофейную гущу. Уже вытирая руки кухонным полотенцем, я бросил быстрый взгляд на чужую плиту и, закричав, подскочил.

На жёлтом, вечно неоттираемом пятне жира, сидел длинный рыжий таракан. Дыхание спёрло, периферию зрения размыло. Какого хрена? Мне сказали, что их здесь нет! Господи боже! Руки затряслись, а мерзкая тварь медленно шевелила длинными усами, словно смотрела прямо на меня и смеялась. Бабушка... Паника уже запустила под кожу когти, готовясь атаковать. Я несколько раз судорожно вдохнул, выдохнул и, сняв тапок, начал осторожно приближаться к плите. Насекомое не двигалось с места, я занёс руку и резко, так что хлопок прокатился эхом по всей квартире, опустил сланец. Но таракан каким-то чудом невредимым выбежал из-под мыска, словно издеваясь, сделал круг по конфорке и скрылся между стеной и плитой.

- Твою мать! Твою мать!

Я чувствовал, как голос осип, а в носу уже покалывало. Продолжая держать тапку в руке, я рванул к себе в комнату.

Я даже не помнил, как оделся и выбежал из квартиры. Уже спускаясь по просторной парадной, я немного успокоился, считая ступеньки. Холодный осенний ветер тоже внёс свою лепту в отрезвление. Быстро вытащив пачку “Голден Лайон 100”, я прикурил длинную сигарету, пока слушал гудки в телефонной трубке.

- Да, сынуля, привет, - наконец раздался на том конце голос матери.

- Мам, какого хрена?! Вы говорили, их не будет!

- Кого не будет? Что случилось? - заволновалось она.

- Тараканы, млять! Я только что одного на кухне видел! Он убежал за плиту!

- Так, не ругайся и не переживай. Тебе всего две недели отжить осталось, потом переедешь в студгородок. Две недели ты уже отжил, никого не было, так? Прибежал, наверное, купишь мелок, помажешь - и всё.

- Какой мелок, мама?! - закричал я так громко, что даже пара собачников со шпицами неодобрительно покосились на меня. - Новое жильё мне найдите!

- Сынок... - она даже опешила. - Ну на две недели... И потом, за это деньги отданы... Уж потерпи как-нибуудь, всего две недельки, ты и не заметишь. Не переживай! Давай я тебе денежку переведу, купишь всякие мелки и дихлофосы. Я понимаю, что...

- Ясно, - перебил я её. - Спасибо за заботу, мамочка.

Последние слова я желчно выделил и скинул трубку. Собственно, ничего другого я и не ожидал. Конечно, я понимаю, что с деньгами вопрос обстоит остро и что слишком эмоционально разговаривал. Но как ещё? Я просто физически не могу жить с этой гадостью в одной квартире. Надо остыть и подумать.

Дорога, жёлтые листья шуршат под ногами. Метро, утренняя давка. Поскольку я вышел чуть раньше - у меня было время встретиться с девушкой, и я написал Саше. Выйду на пару станций раньше, поговорю чуть-чуть с ней и потом прогуляюсь.

Саша стояла в своём пальто и бежевом берете, красивая, словно с картинки. Осветлённые волосы развевал ветер, заодно захватывая полы её тренча.

- Привет, - она чмокнула меня в губы. - Ну чего ты такой? - девушка нежно пригладила волосы на моей голове и поправила ворот куртки.

- Привет. Таракан с утра был на кухне. Меня к вам в общагу не пустят ночевать?

- Таракан... - задумчиво протянула она.

- Да, мама, блин, сказала просто мелки купить.

- Так, - Саша сосредоточенно поправила на носу очки. - Не переживай и успокойся. Две недели не было – значит, не местные. Ну не ты же их развёл. Купим мелки, я к тебе вечером приду - и всё посмотрим, - она снова чмокнула меня. - Пойдём быстро в маке кофейку возьмём, не переживай.

Саша приобняла меня за плечи и направила к фасаду здания со светящейся жёлтой буквой М.

В тот вечер мы вернулись домой вместе с полным набором всяческой химии.

- Можно и свою службу дезинсекции открыть, - хихикнула Саша, натягивая маску.

Обработав все возможные углы, мы вывалились в подъезд. В квартире было невозможно дышать, поэтому погулять стоило хотя бы минут десять.

- Ну вот видишь, ни одного не встретили. Шальной был, наверное, какой-то. Приблудился, - она потёрла белый след от резинки на щеке.

- Не знаю, шальной не шальной, но перестраховаться стоило, - ответил я, раскусывая оранжевую кнопку в фильтре.

- Может, до булочной? - вдруг встрепенулась она. Я так и застыл, не успев поднести огонёк к сигарете.

- Вот так? - подкурившись, я показал на нашу одежду. Домашние шорты и футболки с тапочками. - Не май месяц на дворе.

- Да ты и в мае пальто напялишь, - рассмеялась она. - Как в пятом классе. Да, шедевральная картина, - девушка сделала широкий жест. - Все стоят, греются на солнышке. И Женя - красный, как рак, в пальто и кепке.

- Да иди ты, - улыбнулся я. - Мне его только купили тогда.

- Ну так пойдёшь?

- Не, я дурак, что ли?

- Ну, как хочешь, - пожала она плечами и побежала вниз по лестнице. И мне пришлось идти. Конечно, на полпути выяснилось, что денег ни у кого с собой нет. И я вернулся за кошельком. На обратной дороге я вспомнил, что нужно поискать объявление, и выяснил, что горячей воды не будет ещё четыре дня. Саша только рассмеялась, щёлкнула меня по носу и сказала, что моржовые усы заставит сбрить. Сегодня она решила остаться у меня, и остаток вечера мы провели за просмотром фильмов.

- Знаешь, Жень, - задумчиво сказала девушка, лёжа у меня на груди и не отрываясь от экрана. Продолжая жевать трубочку с кремом, она свободной рукой накручивала локон волос на палец. - А я ведь тебя люблю.

- И я тебя люблю. Спасибо, что помогла, - я обнял её. С моей слойки ей на живот тут же посыпались крошки.

- Эй, хрю-хрюшка! - крикнула она, стряхивая с себя кусочки теста.

...

Сегодня дают горячую воду, и жить мне осталось ровно неделю. Господи, как же я вымотался за эти дни. Мне постоянно кажется, нет, я точно замечаю боковым зрением, как где-то то и дело пробежит таракан. Иногда по ночам я просыпаюсь из-за стрёкота сверчков, но не могу понять, приснилось мне это или нет.

Достав из холодильника, где осталась только запечатанная еда, плавленый сырок и маленькую булочку в полиэтилене, я вышел из квартиры с одноразовым стаканчиком в руках, куда дома залил свежесваренный кофе. Присев на скамеечке в парке, я позавтракал и отправился в универ.

...

- О, Женя, чё-то часто тебя теперь в рядах столовских видно, - за столик к нам с Сашей подсел бритый светлый парень в спортивном костюме.

- Привет, Слава, - я протянул ему руку. Слава был полной противоположностью своему внешнему виду. Бритая голова, тощий, вечно спортивные шмотки. Так и не скажешь, что учится на философском. Мы с ним познакомились ещё летом, в коридоре, при подаче документов, когда меня решили прессануть пара старших должников, и Слава заступился за меня. Тогда он со своим троечным аттестатом даже не надеялся пройти, так, пришёл «на дурака», чтобы показать классной, что в ВУЗ поступит. И поступил.

- Привет, - Саша тоже пожала ему руку. Не успел Слава бросить свой контейнер с оливье, как к нему сзади подошли две девчонки, обе как инь-янь. Одна блондинка, другая брюнетка. Светлая в черной кофте, а тёмная в белой блузке.

- Слав, - начала брюнетка. - Мы не сможем завтра пойти.

- У нас планы меняются, - добавила блондинка.

- Это почему же? Обратно-то они не могут поменяться? - спросил Слава.

- Не-а, - помотала головой блондинка.

- Вообще никак, - добавила брюнетка.

- Что ж, грустно, - вздохнул Славик, принимаясь за салат. - Кстати, это Саша и Женя, - он поочерёдно указал на нас. - Они тоже с Ростова. А это - он указал на девушек. - Вика и Лиза.

Лиза была блондинкой, а Вика брюнеткой. Мы с Сашей поздоровались.

- А вы в каких школах учились? - спросили Славины подружки хором.

- Мы из одной, двадцать восьмой, - ответила Саша. - Вместе там учились, вместе и сюда поступили.

- У, круто. Мы из тридцать третьей, - сказала Лиза. - А почему мы тебя в общаге не видели? - повернулась она ко мне.

- А я там не живу, временно квартиру снимаю. Но вот через неделю уже въеду. - ответил я. – Проблемы там у них какие-то с комнатой.

- Понятно, - Вика хлопнула подругу по плечу. - Барышкин выходит, пойдём сигу стрельнём.

Лиза кивнула, и они спешно бросили нам:

- Ну, в общем, теперь знакомы, если что, заходите к нам. Потом спишемся, Слав, - и выбежали из столовой вслед за прилизанным парнем в пиджаке.

- Ну что ж, - Слава забросил в рот последнюю вилку салата и откинулся на стуле. - Поскольку вечер не удался, предлагаю вам двоим сходить со мной в кино.

- А чё за фильм? - спросил я, отодвигая пустую тарелку в сторону и принимаясь за компот. – В любом случае на продолжение можешь не рассчитывать.

- «Проклятье Аннабель - два». Да больно ты нужен кому. Можно? - Слава указал на гранённый стакан в моей руке.

- Конечно, держи, - я протянул ему компот и он, сделав два больших глотка, вернул его обратно.

- Мы уже смотрели пиратку недавно, - ответила Саша.

- Да? И как?

- Да в общем-то ничего особенного, - пожала она плечами.

- А мне зашёл, люблю ужастики про кукол, - ответил я. - Давай сходим, я ещё раз посмотрю.

- Да ну, я не хочу его второй раз смотреть. Нудь такая, ещё и Ван опять со скримерами борщит. Вот лавкрафтовские ужасы я люблю. Дагона хоть тыщу раз могу пересматривать.

- Да ты его уже больше замусолила, - хохотнул я.

- И что? Страх перед могучей стихией и тем, что она таит, вечен, - заговорщицки нагнулась она к столу.

- Страх перед куклами – это «эффект зловещей долины». Считаю, один из лучших и одновременно подлых приёмов. Потому что штука жуткая и работает всегда, бьёт по подсознанию зрителя, – парировал я. – А подсознание всегда с нами было и будет, так что это тоже можно считать древним страхом, который вечен.

- Ну, я не думаю, что древние люди боялись кукол, – засомневалась девушка.

- Фарфоровых и одержимых демонами из библии - нет. Но сам эффект зловещей долины существовал всегда. Откуда и зачем, по-твоему, взялись все эти идолы, страшные ритуальные и военные маски? Всё отсюда идёт, – я постучал пальцем по виску. – Да даже твой Дагон человекоподобный, так что вполне может считаться.

- А мне вот триллеры без мистики нравятся, про людей, - сказал Слава. - Потому что то, что живёт внутри нас - куда страшнее любой твари из тёмного угла или со дна океана. А знаете почему? Потому что внутри нас только мы сами и есть, - он щёлкнул по столешнице, как бы ставя точку, и откинулся назад.

- Ну ты философ, – одобрительно закивал я. – Так что, идём? – вопрос был адресован Саше.

- Я не хочу.

- Ну, я тогда тоже не пойду.

- На том и порешили, - кивнул Слава. - Если передумаете, то звоните, сеанс ночной.

- Окей, но вряд ли, - сказал я.

Сегодняшний вечер должен быть получше, сегодня наконец-то дают горячую воду. Завалившись домой, я разделся и, немного потупив в телефон, отправился в душ. Уже засалившаяся голова чесалась, да и вообще я соскучился по горячей воде.

Немного покрутив вентили, я выстроил комфортную температуру и шагнул под поток воды. Балдёж... Всё-таки как же тяжёло жить без привычных удобств. Ещё немного понежившись, я выдавил на голову шампунь и, закрыв глаза, принялся размазыать его по волосам. Настроение улучшалось, напряжение и усталость спадали. Я начал громко распевать (всё-таки один из плюсов отсутствия соседей - возможность шуметь когда и как хочется). Вдруг голова в одном месте зачесалась, будто в волосах что-то запуталось.

Я плавно перешёл туда и почувствовал под пальцами что-то жёсткое. В затылке вдруг появилось такое же ощущение. Тут нечто под моими пальцами зашевелилось, переврнулось и я почувствовал мягкое брюшко и цепкие лапки. Паника проснулась где-то в желудке, расправляя кожистые крылья. Об макушку мне вдруг стукнулось что-то твёрдое. Открыв глаза, я задрал голову и тут же закричал.

Из темной щели там, на потолке, где обвалилась штукатурка, по дранке ползли тараканы. Огромное количество тараканов! Большие, маленькие, чёрные, рыжие…. Они быстро бегали по потолку, сливаясь в одну омерзительную массу. Несколько из них упали мне на лицо, царапая распаренные щёки жёсткими лапками. Не выдержав, я заорал, мотая головой. Насекомые посыпались сверху словно конфетти, казалось, всё моё тело было покрыто этой мерзостью. Я чувствовал, как они копошатся у меня в волосах, ползают по коже, забираются в уши и норовят заползти в открытый рот. Я вывалился из ванной, срывая голубую шторку и, приземлившись на кафельный пол, принялся кататься из стороны в сторону. Чувствуя, как мерзкие твари лопаются на мне, превращаясь в липкую кашицу.

- Нет! Нет! Нет! - орал я, яростно ероша волосы и вычёсывая пальцами оттуда десятки тараканов. Попытавшись встать, несколько раз поскользнулся на влажном полу, схватил полотенце и, въехав плечом в дверной косяк, выбежал из ванной. В спину мне ударил волной звука стрёкот десятков сверчков.

Глаза застилала пелена паники, дыхание перехватило. Вбежав на кухню, я распахнул окно и высунулся туда чуть ли не наполовину. Ледяной ветер чуть-чуть собрал мысли в кучу и позволил мне вернуть немного контроля над собой. Так, дышать, дышать... Это просто жуки. Убрался я от окна, только когда стало безбожно трясти от холода.

Оглядев себя, я поморщился и тут же рванулся к раковине. Меня вырвало. Мерзость. Я весь был покрыт давлеными тараканами, бледная кашица внутренностей насекомых была размазана по животу, бёдрам, рукам и лицу. В волосах застряли кусочки панцирей, лапки и расплющенные тельца. И всё это жутко воняло. Первым делом я вытер лицо - на ткани остался красный след. Быстро осмотрев себя в отражении оконного стекла, я увидел, что рассадил себе лоб. Тело снова начала бить дрожь, но, кое-как взяв себя в руки, я отвесил себе пару оплеух и тут же зашипел. Любое движение левой руки, как оказалось, тут же отдавалось болью в плече - неплохо так я врезался.

Кое-как оттеревшись от этой мерзости в раковине с помощью двух полотенец, я стоял голый на кухне и не знал, что делать. Сейчас я был в некой прострации, не отдавал себе отчёта в происходящем. Казалось, как только мозг раскроет этот защитный кокон отрешённости - моё сознание сразу расплавится или отключится. Стрёкот сверчков в ванной стих, но я больше никогда в жизни туда не войду. Не представляю, что там творится. Не знаю, сколько я так стоял, прежде чем из раздумий меня вырвал телефонный звонок.

Механически переставляя одеревеневшие ноги, я прошёл в комнату и взял трубку.

- Евгений, - строгий голос отца на том конце провода звучал так, словно динамик находился на другом конце пятиметровой трубы. - Ты почему так с матерью смеешь разговаривать? Кто тебе позволил вообще? Мать в слезах, а он ещё и не звонит ей, не извиняется. Да ты...

- А кто, скажи, послал меня тогда к бабушке? - перебил я его. Отрешённость вдруг резко, как картинка в калейдоскопе, сменилась злостью. – Может, и не было сейчас бы ничего, если бы вы тогда не зассали туда идти. А вы знали, что она не отвечает. Знали - и послали меня! Мне было девять, мать вашу, лет!

- Так, послушай, щенок, ты как смеешь со мной так разговаривать? - вскипел отец. - Думаешь, тебя туда специально послали? Да ты и разрешения не спросил, сам туда побежал. Да, ты видел ужасные вещи, но это не значит, что стоит теперь до конца дней обвинять всех и вся в своей слабохарактерности! Жизнь вообще мерзкое дерьмо, если ты не знал. Хочешь и дальше ныть и винить во всём плохих мамочку и папочку - валяй! Только без моего участия, тебе уже не 9 лет.

- Иди... - Я только набрал воздух в лёгкие, как отец скинул вызов и в трубке раздались короткие гудки. - Старый чёрт! -выругался я, замахиваясь в стену телефоном, но тут раздался звонок в дверь.