Twd

Сережа взял ее рюкзак и повесил себе на плечо. Пару раз молодой человек пытался нести Настю на закорках. Девушка хоть и была хрупкая и весила не слишком много, но сыпучий гравий под ботинками Сережи не давал ноге твердо вступать и сильно нагружал тем самым мышцы. Компания дошла до очередной платформы, и друзья решили на ней передохнуть. Это была обычная остановка, похожая на автобусную, какая есть в любом городе. Две короткие лавки, три железные стенки от ветра и крыша от дождя. Все это дело выкрашено серой краской. Выглядело культурно и чисто, хотя уже проявилась местами ржавчина. Рядом стояла вкопанная в землю железная урна под мусор.

Сережа снял женский рюкзак, ружье и спортивную сумку. Сел на лавку и глубоко вздохнул, закрыв глаза.

— Я и был простым работягой, — ни с того ни с сего начал рассказ Сергей. — Работал на заводе слесарем в цеху. Целых два года после армии.

Борис выделил даме целую скамейку, а сам подсел к Сереже.

— Ты и в армии служил, оказывается, — перебил наставник. — Я и смотрю, крепковат, с виду тихоня, а крепкий. Значит, и стрелял раньше. Интересно, расскажи еще что-нибудь, а то за это время от тебя ничего не удалось толком узнать. Только вечные отговорки. Мы ведь напарники или кто? А раз так, значит, секретов не должно быть, сам так говорил. И потом, дождь начался, а тут под крышей не мочит. Время пролетит незаметней.

— После школы отучился в профессиональном техническом училище, — продолжил Сережа. — Потом служба в армии. Маша сказала, что где-то под столицей. Ждала меня, оказывается. Как дембельнулся, так сразу и поженились. Квартиру снимать не пришлось. Моя бабушка полжизни откладывала и подарила нам деньги на свадьбу. Правда, их хватило только на половину квартиры, но, к счастью, Машины родители добавили нам на однушку. Вам, наверное, Борис Валентинович, вовсе не интересны такие подробности?

— Не интересны? — Борис поправил очки указательным пальцем за перемычку над переносицей. — Еще как интересно. Давай дальше, сгораю от любопытства. Наконец-то я тебя разговорил. Хотел уж было подпоить как-нибудь для этого дела.

— А дальше началась эпидемия, — продолжил Сергей. — Маша говорит, меня будто подменили. Стал груб и дерзок. Она сначала подумала, это такая защитная реакция. Ведь ее я действительно тогда защитил. У меня будто башню снесло. Именно это нас и спасло. Я стал безжалостен и равнодушен. Связался с плохой компанией, зато смог прокормить себя и Машу первое время и не умереть по глупости от случайных зомби, как умерли первые выжившие.

Маша пыталась всё время отговорить меня, уйти подальше от этой шайки и выживать вдвоем. Не слушал ее, словно был под каким-то гипнозом, глаза стеклянные, и смотрел будто не на Машу, а сквозь тело, куда-то вдаль.

— И потом ты их возглавил, верно? — потирая руки, спросил Борис Валентинович.

— А вот и нет, — Серёжа заткнул большим пальцем руки одну ноздрю и через вторую громко высморкался. — Первые мои подельники все умерли. Так говорит Маша. Придурки решили местный супермаркет прочесать. Гиблое дело. Первое, что разграбили выжившие бродяги после дня всеобщего апокалипсиса, как раз и были такие большие магазины. А те, которые уцелели, держали под контролем группировки куда больше, чем наша. Более экипированы и организованны. В общем, повезло нам тогда. Я приболел, валялся с температурой в бреду, а Маша сидела со мной, присматривала. Они даже хотели меня шлепнуть по возвращению, думали, зомби-вирус подхватил. Видишь, как вышло. Это всё со слов Марии, естественно.

Вдвоем мы пробыли недолго. Наткнулись на отряд из десяти человек. Те оказались полными болванами, но с неплохим оружием и даже с собственным убежищем в трехэтажном кирпичном коттедже в частном секторе нашего небольшого города.

— Ты тоже жил в городе И? — спросил Борис Валентинович. — А на какой улице?

— Вот этого я не уточнил, — ответил Сергей и продолжил. — Можно у Маши спросить, как придем... У них не было старшего, каждый тянул одеяло на себя. Ну и эту роль взял на себя я. С самого начала давил на них и вел себя, будто знакомы много лет. От такой наглости головорезы растерялись.

— И что, вот так вот бродяги приняли постороннего человека и сделали своим вожаком? — Борис подвинул сумку ближе к лавке, дабы дождевая вода, стекающая с крыши остановки, его не намочила.

— Дело в том, что голова у меня варила лучше всех, — улыбнулся Сергей. — Они накидывали планы своих будущих вылазок, а я тут же находил в них слабые места. И не просто указывал, где могут попасть в беду, а предлагал другие варианты, менее рискованные и более безопасные. А уж когда впервые вышел с бандой в ходку, в тот же вечер объявили меня главарем.

— А Машу, значит, главарихой? — ухмыльнулся наставник.

— Маша с того момента стала меня бояться и старалась как можно меньше попадаться на глаза. Нет, она, конечно, пыталась образумить, несколько раз просила покончить с разбоем и грабежом. Даже умоляла отпустить ее. Но я был черств и непоколебим. Опять же, по ее словам. Не устану повторять, сам я ни черта не помню, и такое слышать было жутко. Поверить не мог, что это происходило со мной.

— Значит, полтора года ты этим промышлял? — в голосе Бориса чувствовался большой интерес. — Как же потерял память и очутился на пути к станции Бякино?

— Во время одной из вылазок мы потерпели неудачу. Вернулось нас всего двое. Маша не знает подробностей, но обоих хорошенько отметелили. Она насильно влила мне в рот алкоголь и скормила все таблетки, что были под рукой.

— Убить что ли хотела? — перебил парня Борис.

— Клянется, что нет, — развел руками молодой человек. — Там в основном было снотворное и седативное средство. Она в них не разбирается, слышала, как другие бандиты об этом говорили. Просто хотела вырубить меня и уйти, даже в плачевном состоянии я пытался ею командовать.

Вот только после такого коктейля я не потерял сознание, а стал послушным. Туго соображал, мычал и не понимал, где нахожусь.

Жена взяла меня за руку и увела из города. Куда идти, Маша не знала, да и разницы никакой не было, лишь бы подальше от всего этого. Ну а за городом лес, он и вывел нас между станциями Стромино и Бякино. Маша всю дорогу вливала в меня алкоголь, поддерживала состояние, так сказать. Боялась, что приду в себя. Не могла она так больше жить, но и бросить меня не решилась. Короче, вывела мужа в полузомбированном состоянии и направила в сторону станции, где меня и приняли. Дальше вы в курсе, Борис Валентинович. Уж не знаю, что именно, то ли таблетки с алкоголем, то ли сотрясение мозга, повлияло на мою потерю памяти. Избили меня крепко, вся рожа была свезена, будто по асфальту ею возили. А может, и то, и другое каким-то образом повлияло.

— А может, и защитная реакция мозга, — произнес Борис, похлопав напарника по плечу. — Помнишь, как тебе покойный Ренат говорил? Мозг — дело такое, братишка. А он про это много читал. Ладно, идем, дождик кончился.

Мужчины поднялись, повесили на свои плечи рюкзаки и спортивные сумки и потихоньку двинулись дальше. Настя поплелась следом чуть позади напарников.

— Знаешь, брат, — сказал Борис Валентинович немного погодя. — Я очень рад, что встретил тебя. И даже если это всё правда и ты натворил много ужасных дел, я нутром чую, что тебе предстоят великие дела, ты нужен этому миру, как глоток воды жаждущему. А меня чуйка еще ни разу не подводила, если ты не забыл.

Продолжение следует...

Если интересно, еще книги тут.

— Приятель у меня имеется. Одноклассник мой, со второго класса дружим. Ну чего так смотрите? Верно, ему тоже восьмой десяток. В молодости в городе мы жили, не в деревне. Маменька вывезла меня отсюда, как она говорила: «В лучшую жизнь». Только вот, видно, всё возвращается на круги своя, и последние двадцать лет я прожил в покосившейся от старости избе, тут рядом.

— И где же он? Прячется? — поинтересовался Борис Валентинович.

— Не живет он здесь, — ответил грустно старик. — Заходит время от времени навестить. Едой делится и вещей подкидывает всяких. Подкармливает, значит.

— А зимой? — покачал головой наставник. — Как же в холода? Ты здесь замерз бы.

— Это будет моя первая зима на кладбище, — еще больше загрустил дед. — И, видимо, последняя. До этого я с другом этим ходил, таскали разное от одной станции до другой. Челночили потихоньку. Весной я неудачно запнулся и подвернул ногу. Теперь ходить долго не могу, не говоря уж про то, чтобы таскать рюкзак. Вот такие вот пироги, сынок. Но это только половина беды...

Тимофей Игнатьевич вдруг замолчал и задумался. Напарники не стали давить на пожилого человека и ждали пока он сам созреет и расскажет.

— Пропал Олежка, — поднял голову хозяин кладбища и посмотрел на своих новых знакомых. — Уже три недели не объявлялся. Такого раньше не было. Раз в семь дней обязательно показывался. Я уже запасы все подъел, благо вода рядом. Если помер, то это ладно. Все мы там будем. Молодым сейчас тяжело выжить, куда уж нам, старикам. Один малой мне так и сказал год назад, мол, зачем на вас переводить остатки еды? Дескать, консервации в мире осталось мало и с каждым днем все меньше и меньше. Кормить стариков — это путь к самоуничтожению человечества. А вот они, то бишь молодежь, могут и должны размножаться и производить на свет новых людей.

— Тут есть вода? — перебил Борис.

— Ну да, если идти дальше в лес. Там ручей течет. Вода отличная на вкус, правда, меня с нее проносит, но приходится пить, когда выбора нет.

Дед встал, немного прошелся вокруг костра, чтобы размять ногу, и сел обратно возле собеседников.

— Может, ему помощь нужна? — продолжил вдруг дедушка. — Лежит где-нибудь, пошевелиться не может, а я тут на кладбище загораю. Олег Иванович в Гыркино собирался, вы случайно не туда идете?

— Туда, — холодно ответил Борис.

— Может, поспрашиваете там местных? Наверняка его кто-то видел и слышал, куда он пошел, жив, а то может все же беда случилась.

— Послушай, Тимофей, как тебя там, Игнатьевич, — всё тем же холодным тоном ответил Борис. — Я тебя обманывать не стану и лишних надежд давать тоже не буду. В Гыркино у нас важное дело, неизвестно, чем оно закончится и как повернется ситуация. Отрисовывать там с лишними расспросами нам нельзя. Да и три недели прошло, это очень много. Где он может лежать? Раненый? С инфарктом? С болезнью какой? Три недели? Шансов ноль. Скорей всего, он помер или обратился, но если что случайно услышим, то обещаю не пройти мимо.

— Я понимаю, — со щеки старика скатилась слеза и потерялась в густой седой бороде. — Спасибо за честность.

За разговорами друзья не заметили, как стало светать. Напарники собрали свои вещи и двинулись в сторону выхода из кладбища на дорогу. Внезапно Борис остановился, почесал затылок, достал из своего рюкзака две пачки вермишели быстрого приготовления и кинул деду.

— Растягивай как можно дольше.

***

— Что будем делать с детьми? — скрестив руки на груди, произнесла Мария. — Они тоже нажрались мертвечины.

— Макс же не от этого умер, — сам того не осознавая, Сашка принялся защищать ребят. — Паренек скончался, скорей всего, из-за удара, сотрясение мозга, может, или еще чего. Видели, какая у него шишка вскочила? С кулак не меньше. Думаю, заразились они от съеденной зомбятины, но, видимо, это не критично для жизни. Или пока не критично.

— То есть, мы не знаем точно, могут ли они в любой момент обернуться, — жестко и четко проговорила Маша.

Девушка подошла к запертой двери кассовой комнаты и, убрав подпорку, приоткрыла. Дети забились в угол и тряслись от страха.

— Выходите и ничего не бойтесь, — скомандовала смотрительница убежища.
Детишки вышли и с поникшими головами встали в ряд перед столом.

— Ну что, дьяволята, с вами будем делать? — развела руками девушка. — Вы убивали людей и ели их.

Ребята дружно заплакали, и жуткий, режущий слух, рев раздался по всему залу ожидания. Через пару минут плач стих, и один из мальчиков тихонько сказал:

— Мы больше так не будем, честное слово. Это Макс нас заставлял. Мы все страшно его боялись. И мертвяков есть — тоже его идея.

— Всех тётенек убивал Максимка, у нас смелости не хватало, — поддержала друга маленькая девочка. — Он говорил, что мы умрем, если не будем есть.

Маша взялась руками за голову и позвала друзей в свою каморку. Ю уселась на лежанку, а близнецы, прикрыв плотно дверь, встали у входа.

— Они же просто дети, — прошептала смотрительница.

— Именно поэтому мы должны их отпустить, — также тихо ответил Сашка и повернул голову к брату. — А ты что молчишь? Может, скажешь свое мнение?

— Делайте, что хотите, мне до них дела нет, — хладнокровно ответил Пашка. — Всем помочь мы не сможем, да и смысла в этом нет. Вышвырнуть мелких на улицу, а там естественный отбор сделает свое дело. Повезет — выживут, не повезет — значит, судьба такая.

— В смысле «должны отпустить»? Я и не думала их убивать... Просто... Хотела...

— Что? Оставить здесь? — вскочила с лежанки Ю. — Они же могут обратиться в любой момент.

— Как и каждый из нас, — перебила подружку Маша. — Мы не ученые и не знаем, как именно передается вирус, через кровь при укусе или ране, или еще как. Почему ты не допускаешь вариант, что мы тоже все давно заражены. Скажем, в легкой форме.

— Вы еще их в лагере поселите, — засмеялся Сашка и, увидев реакцию девушек, немедленно ответил: — Вы что, нам с братом зла желаете? Мало того что едим из детских тарелок, так теперь еще и няньками нас хотите сделать? Нет уж... Неа...

В зале ожидания раздался шум, громкий крик и детский визг. Близнецы от неожиданности резко толкнули дверь, но та не поддалась. Затем вспомнили про железную задвижку и, немного с ней повозившись, снова навалились, чуть не сбив преграду с петель. Девушки выбежали следом.

По середине зала стоял большой Василий и держал за голову обратившуюся в зомби укушенную женщину. Мужчина свернул ей шею и теперь не знал, что с ней делать. Зомби-женщина еще брыкалась, шевелила руками и ногами, при этом часто моргая глазами.

Маша велела вынести обратившуюся из убежища и прямо на перроне выстрелила бедняжке в лоб. Затем быстрым шагом зашла обратно, схватила со стола целлофановый пакет с сухими макаронами и сунула самому старшему мальчику в руки. После вывела детей наружу, громко и четко сказала мальцу, прежде чем захлопнуть перед ними дверь:

— Теперь старший ты, выживите, пожалуйста, если сможете, макароны можно просто размочить в воде.

Маша проплакала в тот день до самой ночи, а на утро встала как ни в чем не бывало и принялась за свои хозяйские дела по станции.

Продолжение следует...

Если интересно, еще книги тут.

Начало здесь

Световой день на Севере заканчивался, не успев начаться: каждая минута была на счету. Оставив Фокина и Майму возле «уазика», мы с Олегом облазили разрушенное стойбище в поисках припасов. В поваленных чумах мы нашли замороженное оленье мясо и чистую теплую одежду для Маймы. Девушка рассказала, что кочевники поддерживали связь с миром только в поселках, а потому у них не было радиостанции или спутниковых телефонов. Мы по-прежнему не могли связаться с большой землей. Оставалось только одно — двигаться вперед, в Лабытнанги. Но возникла проблема:

— Нам не хватит топлива, — сказал Олег, когда мы собрались возле «уазика», готовые тронуться в путь. — Я рассчитывал, что мы будем ехать по прямой, но нам постоянно приходится объезжать озера и болота.

Я переглянулся с Фокиным и Маймой. На лице врача застыла растерянность, а вот девушка удивила меня решительностью во взгляде.

— Я знаю, куда ехать, — уверенно заявила она. — Недалеко отсюда расположена база геологов. Мы отдавали им оленину и рыбу в обмен на чай и крупы. Оттуда мы сможем вызвать помощь.

— И сколько же километров к ним ехать? — засомневался Олег.

— Я не знаю, — ответила Майма, выдержав тяжелый взгляд браконьера. — На оленьей упряжке мы добирались за полдня. На машине должно получиться быстрее. Нужно ехать на запад.

Ненка указала рукой на тусклое солнце, клонившееся к горизонту. Скоро оно исчезнет с небосвода, и мир поглотит темнота.

— Справимся? — спросил я у Олега.

Браконьер пожал плечами:

— Другого варианта у нас все равно нет.

Я кивнул и, махнув рукой Фокину и Майме, направился к «уазику». Олег уже устраивался за рулем. Забравшись на пассажирское место рядом с ним, в боковом зеркале я заметил, как ненка остановилась сзади внедорожника. Она схватилась за живот и согнулась: ее вырвало. Вытерев рот, Майма нетвердой походкой подошла к «уазику» и устроилась на заднем сидении рядом с Фокиным.

Повалил снег, скрывая за белой пеленой разодранные трупы людей и оленей. Мы тронулись в путь, оставляя позади уничтоженное стойбище ненцев.

* * *

«Уазик» медленно пробирался на запад, объезжая припорошенные снегом топи и подернутые коркой льда озерца. Впереди стелилась поземка. Солнце растворялось в сером мареве, предвещая скорое наступление ночи.

Олег, вцепившись в руль, напряженно вглядывался в зернистую муть за стеклом. Я кинул взгляд в зеркало: Фокин задумчиво смотрел в боковое окно, Майма держала руку на животе и с отрешенным видом о чем-то думала.

— Я одного понять не могу, — нарушил тишину Олег. — Если хеты — это ожившие трупы преступников и самоубийц, которых похоронили с нарушением обряда, то откуда их столько бродит по тундре?

Он посмотрел на Майму в зеркало, ожидая от нее ответа. Немного помолчав, словно собираясь с мыслями, ненка проговорила тихим голосом:

— Хеты, напавшие на нас, относятся к Племени проклятых.

— Я изучал мифы коренных народов Севера, но не припомню ничего о Племени проклятых, — удивился Фокин.

— Не каждый ненец о нем знает, — сказала Майма. — Мой народ забывает о древних преданиях, наши верования уходят в прошлое. Хадри, мой муж, происходил из рода, в котором бережно хранили старинные легенды. Он и рассказал мне о Племени проклятых. — Майма посмотрела на Фокина и спросила: — Вы могли не слышать о них, но наверняка читали про сихиртя?

Врач кивнул:

— Согласно поверьям, сихиртя — это народ, обитавший на Севере еще до прихода ненцев. Они боялись дневного света и обитали под землей, где поклонялись Нга — владыке царства мертвых. Говорят, сихиртя враждовали с ненцами.

— Они воровали рыбу и убивали оленей, — подтвердила Майма. — В отличие от моих предков, сихиртя не пасли оленей, а охотились на них. Много лет назад среди животных случился страшный мор. Еды не хватало, и одно из племен сихиртя решило принести кровавую жертву богу Нга. Сихиртя обитали в подземных сопках и днем оттуда не показывались. Но они обладали способностью незаметно появляться ночью из тумана и морозной дымки. Так они и напали на стойбище ненцев. Сихиртя похитили маленьких детей, чтобы принести их в жертву Нга. Большое горе охватило племя: матери и отцы оплакивали украденных детей. Но один благородный воин по имени Найко решил сразиться с сихиртя и богом Нга. Он отправился к шаману и взял у него священный нож из кости оленя — только им можно было убить Нга. Найко собрал соплеменников и тронулся в путь. Они шли по тундре несколько дней и обнаружили сопку, в которой скрывались сихиртя. Воины проникли в подземелье и нашли обглоданные трупы детей: сихиртя съели их, принеся в жертву Нга. Разгневанный Найко и его товарищи устроили бойню: они зарезали всех сихиртя, скрывавшихся в подземелье. Найко, блуждая по туннелям, нашел в глубокой пещере бога Нга и сразился с ним. Найко удалось тяжело ранить Нга священным ножом. Истекая черной кровью, Нга поклялся, что рано или поздно уничтожит весь род Найко. Когда последний мужчина из рода Найко умрет, Нга вновь обретет прежнюю силу. Раненый, он заревел в гневе и ярости, и от его чудовищного крика пещера обрушилась. Найко и его воины успели выбраться наружу. Вход в подземную сопку завалило. Нга и его Племя проклятых на многие годы оказались погребенными в вечной мерзлоте.

— Пока она не начала таять, — добавил Фокин.

— Выбравшись из заточения, Племя проклятых превратилось в хетов, — продолжала Майма, словно не услышав слова Фокина. — Они подчиняются воле Нга. После того, как Найко его ранил, он так и остался навеки гнить в подземелье. Но его армия бродит по всей тундре: Племя проклятых, разбойники и самоубийцы, похороненные с нарушением обряда.

— Чего хочет Нга? — спросил я, всматриваясь в снежную пелену за окном машины.

— Последнюю кровь, — прошептала Майма.

Я хотел спросить, что она имела в виду, но «уазик» вдруг резко затормозил, и мы по инерции дернулись вперед.

— Это что еще такое? — удивленно воскликнул Олег.

Прихватив карабин, он вышел из внедорожника, и мы последовали его примеру. Метрах в десяти от «уазика» раскинулась огромная воронка с отвесными краями, зиявшая словно глубокая рана посреди тундры. Со дна провала, покрытого серой дымкой, едва ощутимо несло тухлятиной.

— Такие воронки появились на Ямале в последние годы, — сказал Фокин, осторожно подойдя к обрыву. — Ученые считают, что их причиной стали выбросы болотного газа из-за таяния вечной мерзлоты.

Майма покачала головой и отошла в сторону.

— Ваши ученые ошибаются, — заявила она. — Это Нга пытается вырваться наружу.

Олег фыркнул: слова ненки его рассмешили.

— Может, хватит уже этих сказок? — скривился он.

Майма ему не ответила. Она отошла в сторону и, согнувшись, схватилась за живот. Ее снова вырвало. Пока Фокин и Олег озадаченно наблюдали за тем, как девушка вытирает лицо снегом, я подошел к ней и тихо спросил:

— Майма, на каком ты месяце?

— Не знаю. Наверное, на третьем, — ответила она, пряча взгляд. — Мой ребенок — последний из рода Найко.

— Твой муж был его потомком? — уточнил я, уже догадываясь о следующих словах девушки.

Майма кивнула, отрешенно глядя на воронку, раскинувшуюся перед нами.

— По воле Нга хеты убили моего мужа, — сказала она. — Но теперь Нга нужна последняя кровь.

— Кровь твоего ребенка, — выдохнул я.

— Хеты не успокоятся, пока не найдут меня, — добавила Майма. — Нга поклялся, что истребит всех из рода Найко. Кровь ребенка нужна ему, чтобы залечить раны, нанесенные священным ножом.

— Но откуда Нга знает о твоей беременности? — удивился я.

— Он знает все, — прошептала Майма. — Нга приходит во снах. Копается в наших головах.

Она задрожала — от холода или от волнения, сказать было трудно. Я сделал шаг, чтобы обнять и успокоить девушку, но земля под ногами вдруг завибрировала, будто в ее недрах что-то ворочалось и пыталось вырваться наружу. Затрещало и загремело: провал в грунте увеличился, и с его краев вглубь бездны полетели валуны и камни.

— Бежим! — крикнул Олег. — Воронка расширяется!

Он бросился к «уазику», стоявшему в нескольких метрах от края обрыва. Вместе с Маймой мы побежали следом за ним. Сзади раздался вскрик: Фокин, споткнувшись, растянулся на дрожавшей земле. Позади него осыпался провал, еще чуть-чуть — и он настиг бы врача. Пока я на мгновение застыл в нерешительности, Майма кинулась к Фокину и помогла ему подняться. В следующую секунду земля ушла у них из-под ног: охнув от неожиданности, Майма и Фокин исчезли в провале.

Дрожание прекратилось так же внезапно, как началось. Ошеломленный, я стоял у обрыва, со дна которого поднимались клубы пыли и сизого дыма.

— Где они?! — воскликнул Олег, подбежав ко мне.

Мы вглядывались в воронку, силясь хоть что-то разобрать сквозь сумрак и снег, падавший вглубь провала.

Я хотел позвать Фокина и Майму, но меня остановил истошный вопль из впадины. Резким порывом ветра сдунуло дымку, и в образовавшейся прорехе я увидел Фокина и Майму, распластавшихся среди валунов на дне воронки. Рядом с Фокиным сгорбились два хета. Рыча и фыркая, они раздирали врача на куски, не обращая внимания на его отчаянные крики. Еще трое монстров подбежали к Майме, лежавшей без сознания на камнях. Обнюхав живот ненки, они схватили ее за ноги и быстро утащили в сторону. Серая дымка проглотила их фигуры.

Фокин затих: хет, проткнув когтями глазницы врача, мощным рывком оторвал ему голову. Кровь брызнула фонтаном, окрасив алыми пятнами припорошенные снегом камни.

В горле застрял крик ужаса, ноги подкосились. На моих глазах погиб старший товарищ, а я не смог его спасти. Олег, нацелив ружье на монстров, шумно дышал рядом со мной и не решался открыть огонь: выстрелы не спасли бы разодранного на куски Фокина, но привлекли бы внимание тварей.

Насытившись свежим мясом, хеты, пригибаясь к земле, скрылись в дымке на дне воронки. Ветер усилился, разгоняя мглу и снег, и я увидел, куда направлялись монстры: в глубине провала темнела узкая расщелина. Хеты забрались внутрь, и тьма проглотила их сгорбленные фигуры. Не было сомнений, что в эту же трещину монстры уволокли девушку.

— Нужно спасти Майму! — решительно заявил я, когда нервная дрожь перестала сотрясать мое тело.

— Ты с ума сошел?! — шепотом возмутился Олег: он боялся, что хеты могут нас услышать. — Ты видел, что они сделали со стариком?!

— То же самое они сделают с Маймой! — прошипел я. — Нам нужно спасти ее, пока не поздно!

— Она наверняка уже мертва. — Браконьер, озираясь по сторонам, отошел от края обрыва. — Садись в машину. Мы еще можем добраться до базы геологов.

— Олег, я не оставлю Майму в беде, — твердо сказал я, глядя ему в глаза. — Она беременна. Нга нужен ее ребенок, чтобы исцелить раны и выбраться из заточения. И пока мы с тобой спорим, хеты тащат ее в подземелье. Но у нас есть шанс ее спасти!

Олег покачал головой и, перехватив цевье карабина, тихо проговорил:

— Извини. Я не пойду.

— Убивать оленей проще, правда? — с отвращением бросил я браконьеру, быстрым шагом направляясь к «уазику». Я знал, что он не отдаст мне ружье, а потому забрал из кабины топор. Заодно прихватил из бардачка фонарик.

Не попрощавшись с Олегом, я спустился по крутому склону на дно воронки. Ноги оскальзывались на мерзлых камнях, но я решительно продолжал идти вниз. Справа я увидел разодранный на куски труп Фокина, но не остановился: прощание с другом могло отнять время, и мои слезы все равно не вернули бы его к жизни. У меня была цель — спасти Майму и ее нерожденного ребенка. На ее месте я представлял Алену: если бы моя жена оказалась в беде, спас бы ее кто-нибудь?

Наконец, меня поглотила дымка с резким запахом тухлятины. Закашлявшись, я прикрыл лицо шарфом, стараясь дышать реже. В любую минуту из серой мглы могли накинуться хеты. Зыркая по сторонам, я крепко сжимал рукоятку топора. Когда порыв ветра на мгновение сдернул завесу дыма, я рассмотрел узкую расщелину, темневшую на дне воронки. Помешкав мгновение, я включил фонарик и посветил внутрь.

В груди грохотало сердце: я ожидал, что из мрака на меня выпрыгнет когтистая тварь. Луч фонарика мазнул по темным стенам туннеля, который под небольшим углом уходил вглубь подземелья. Внутри никого не было, и я, собравшись с духом, пролез в холодный каменный коридор. В нос ударил убийственный запах гнили. Высотой туннель был чуть ниже человеческого роста, а в ширину едва ли мог вместить двух крупных мужчин. Я шел, пригнув голову и подсвечивая путь фонариком; полусогнутая рука сжимала топор.

Продвигаясь вперед, я осознавал глупость и безнадежность своего поступка: почти наверняка Майма была мертва, и я зря рисковал жизнью. Дома меня ждали жена и сын. Я мог бы уехать вместе с Олегом к базе геологов, но променял этот шанс на призрачную возможность спасти Майму, которую знал всего несколько часов. За последние дни я потерял слишком много друзей. Смерть девушки, отчаянно боровшейся за две жизни — свою и ребенка, — я бы себе не простил.

Вскоре низкий свод перестал царапать по голове: я оказался в небольшой пещере. Луч фонарика скользил по сталактитам, свисавшим с потолка. Под ногами захрустело, и я посветил вниз. Каменистый пол покрывали потемневшие от времени кости. Я рассмотрел в полумраке оленьи рога и черепа, ребристые остовы широких грудных клеток, крупные бедренные кости. Если в рассказе Маймы была хоть доля правды, племя сихиртя, столетиями обитавшее под землей, питалось оленями, сваливая в кучу их останки в этом зале.

Я обвел фонарем пещеру и увидел по ее периметру с десяток округлых отверстий диаметром около метра, расположенных чуть выше уровня земля. Это были ходы, которые вели еще глубже в подземелье. В каком из них скрылись хеты с Маймой?

Приглядевшись, я заметил на полу расчищенную от костей полосу, протянувшуюся к одному из отверстий в стене. Наверняка это был след, оставшийся после того, как хеты затащили Майму вглубь подземного царства. Я подошел к темному зеву и, встав на четвереньки, забрался в узкий туннель.

Не знаю, сколько прошло времени — несколько часов или минут. Казалось, я протискивался по холодному лазу целую вечность. Каменная кишка поворачивала, уходила то вниз, то вверх. Наконец, она вывела меня во вторую пещеру.

Я выполз из туннеля и осмотрелся. Пещера была настолько огромной, что свет от фонарика терялся во мраке, сгустившемся по сторонам. Я медленно продвигался вперед среди скопления оледенелых валунов, пока не оказался возле массивной каменной глыбы, на которой бледнело обнаженное женское тело — будто жертва на алтаре.

— Майма! — выдохнул я, бросившись к девушке.

Она лежала с закрытыми глазами в ворохе оленьих шкур, сваленных на камне. Ее голое, дрожащее от холода тело опутывали черные жилы, протянувшиеся из темноты словно щупальца неведомой твари. Они пронзали округлый живот Маймы и, медленно пульсируя, высасывали из него кровь. Над алтарем стоял тошнотворный запах гнили, потрохов и влажного меха.

Стиснув зубы от злости и отвращения, я выдернул чудовищные отростки из живота девушки. Гигантские пиявки корчились в жутких спазмах, словно разъяренные тем, что их оторвали от трапезы. Зашипев, они скрылись во мраке.

— Майма, ну же, очнись! — прошептал я, усадив ненку на камне.

Она разлепила веки и сфокусировала на мне затуманенный взгляд. Ноги наступили на что-то мягкое, и я заметил сброшенную у алтаря одежду Маймы. Зажав фонарик в зубах, я накинул куртку на девушку и помог ей спуститься с каменной глыбы.

— Давай, Майма, нужно выбираться отсюда, пока нас не заметили! — поторапливал я.

Ненка, еле передвигая ногами, держалась за живот, на котором темнели округлые ранки с потеками крови.

— ОСТАВЬ ЕЕ! — прогремел голос.

Я дернулся на месте, напуганный громким звуком. Казалось, он прозвучал одновременно внутри головы и со всех сторон, будто со мной говорила сама пещера. Я прочертил фонариком темноту вокруг. Сердце пропустило удар, и страх сковал мышцы, когда я увидел десятки хетов, выползавших из черных лакун подземелья. Косматые твари медленно подбирались к нам на четвереньках. Тощие морды, обтянутые ссохшейся кожей, скалились желтыми зубами; длинные когти царапали по камням на полу.

Нас окружало Племя проклятых.

— МНЕ НУЖНА ПОСЛЕДНЯЯ КРОВЬ! — вновь проревел голос внутри — и снаружи — головы.

Я вдруг осознал, что эти слова прозвучали на незнакомом мне языке — древнем и холодном, как и тьма, окружавшая нас. Но каким-то непостижимым образом я понял их смысл.

— Нга… — прошептала Майма, прижимаясь ко мне дрожащим телом. — Он не отпустит нас.

Я заслонил девушку спиной. В следующий миг на меня бросился хет, но не успел он подлететь, как я с размаху впечатал топор в его череп. Монстр с хрипом грохнулся у наших ног. Выдернув топор из головы твари, я схватил Майму и потянул ее прочь от алтаря.

— Бежим! — крикнул я, хотя бежать было некуда: со всех сторон нас окружали хеты.

Рыча и скаля зубы, они подкрадывались из темноты. Выход был один — пробраться к узкому туннелю, который привел меня в пещеру, но как это сделать, если путь преградили монстры?

Ответом стали выстрелы: с оглушительным грохотом яркие вспышки прочертили тьму. Головы хетов разлетались на куски, разбрызгивая ошметки гнилой плоти. Свет моего фонарика выхватил у противоположной стены высокую фигуру Олега. Глядя в прицел ночного видения, он палил по сторонам из «Сайги», и хеты с дикими воплями падали навзничь, не успевая скрыться в боковых туннелях.

— Быстрее! — гаркнул Олег, меняя магазин карабина. — Сваливаем!

Схватив за руку Майму, я бросился к браконьеру, переступая через поваленных хетов.

— НЕТ!!! — взревел Нга.

Его крик утонул в грохоте валунов, осыпавшихся с потолка пещеры: растревоженное выстрелами, подземное царство рушилось на наших глазах.

Я забрался в туннель и помог залезть Майме. Олег карабкался следом за нами, прикрывая тыл на случай, если недобитые хеты кинутся вдогонку. За нашими спинами гремели падающие своды пещеры, погребая под собою чудовищный алтарь, Племя проклятых и их подземного владыку — Нга. Но мне казалось, что его голос — потусторонний, древний, леденящий кровь — все еще звучит в моей голове.

* * *

Рассвет разрезал горизонт бледно-розовой полосой, когда мы выбрались из воронки. Снег прекратился. «Уазик» дожидался нас у края обрыва.

Олег, открыв дверцу, оглянулся на меня и Майму. Я коротко кивнул браконьеру, благодаря его за то, что он спас нас в пещере. Олег в ответ махнул рукой и устроился за рулем, готовясь тронуться в путь — к базе геологов, где нас ждало спасение.

— Ты как, жива? — спросил я у ненки, когда она, тяжело дыша, остановилась возле машины, чтобы перевести дух.

— Да. — Майма улыбнулась мне и дотронулась рукой до живота. — Мы живы.

* * *

Спасибо, что прочитали) Приглашаю в группу ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks, подписывайтесь)

Продолжение рассказа "Вечная мерзлота".

Бледный сгусток солнца поднимался над горизонтом, когда вдали в утреннем тумане мы увидели постройку, черневшую посреди припорошенной снегом тундры. Я переглянулся с Фокиным: старый врач, тяжело дыша от усталости, шел рядом.

— Что это может быть? — спросил я. — До Лабытнанги ведь еще далеко.

— Не знаю, Алексей Петрович. Похоже на охотничий домик, — ответил Фокин, с надеждой глядя на приземистое строение, до которого оставалось метров двести. — Там могут быть люди. И они нам помогут.

Я горько усмехнулся: помощь нам бы точно не помешала. Мы были обессилены и измотаны бегством от хетов, атаковавших нас ночью недалеко от кладбища ненцев. Под утро в грузовике, на котором мы с Фокиным оторвались от полчища оживших мертвецов, кончилось топливо. Оставаться рядом с машиной было опасно: монстры в любой момент могли нас догнать, поэтому, недолго посовещавшись, мы решили двигаться пешком к ближайшему населенному пункту — Лабытнанги. Если верить старенькому GPS-навигатору, который мы забрали из грузовика, до поселка оставалось сто двадцать километров пути. Сто двадцать километров по мертвой, холодной земле, обдуваемой всеми ветрами. Я боялся прикинуть, сколько времени займет марш-бросок по тундре, и надеялся на благосклонность погоды: в начале сентября на Ямале бывали теплые дни. Ничего другого, кроме надежды добраться до поселения людей, у нас все равно не осталось.

Мы из последних сил брели по мшистой кочковатой земле, присыпанной тонким слоем снега. Я сжимал в руке наше единственное оружие — топор, прихваченный из грузовика. Вскоре мы подошли к постройке. Вблизи она действительно напоминала охотничью избу. Сколоченная из почерневших от времени бревен, она словно вросла в стылую землю, на которой темнели узорчатые следы от протекторов — совсем недавно здесь разъезжал автомобиль. Судя по ширине колеи, это был внедорожник или небольшой вездеход.

— Есть тут кто? — крикнул я.

Не дождавшись ответа, мы обогнули избу, чтобы осмотреть ее со всех сторон, — и замерли, когда перед нами открылась отвратительная картина: позади домика возвышались три небольших холма, будто слепленные из серых шкур, рогов, копыт, черных глаз и высунутых языков. Мне потребовалось время, чтобы понять: это были сваленные в кучи трупы оленей. Их головы, шеи и туловища темнели от потеков крови. В прохладном воздухе стоял запах мокрой шерсти и железа.

— Неужели хеты? — выдохнул я, вспомнив о разодранных оленях недалеко от поселка Нюртей — они стали первыми жертвами монстров.

Фокин подошел ближе к мертвым животным, рассматривая повреждения на их тушах.

— Навряд ли, — ответил он, с беспокойством взглянув на меня. — Раны явно огнестрельные. Охота в этих местах разрешена только для коренного населения, но совсем не в таких масштабах. Оленей убили браконьеры, Алексей Петрович. А эта избушка — их зимовье.

— На снегу свежие следы от колес, — рассуждал я. — Вероятно, браконьеры недавно уехали.

— Но скоро вернутся, — сказал Фокин и многозначительно посмотрел в сторону пустующего домика.

* * *

Входом в избу служила деревянная дверь, запертая на засов. Мы без труда его открыли и оказались в полутемном помещении с низким потолком. Серый свет едва пробивался сквозь мутное оконце, возле которого притулились перекошенный столик и лавка. В дальнем конце комнаты, у железной печки, располагались высокие полати, покрытые оленьими шкурами и старыми стегаными одеялами. В детстве я ходил с отцом в лес и хорошо помнил похожие зимовья, в которых отдыхали охотники. Отец говорил, что любой путник мог переночевать в избе, воспользовавшись запасом еды, спичек и дров.

Пока я осматривал помещение в поисках радиостанции или спутникового телефона, Фокин уже разводил огонь в печи.

— Похоже, они забрали рацию с собой, — предположил я, ничего не обнаружив.

— Если она вообще у них есть, — ответил Фокин.

Покончив с растопкой, он принялся копаться в коробке на столе.

— Думаю, браконьеры не обрадуются нашему визиту, — сказал я, наблюдая за тем, как старый врач вытаскивает на стол консервные банки.

— Другого выхода у нас все равно нет, — пробурчал Фокин, открывая тушенку. — Мы со вчерашнего дня ничего не ели. Нам нужно подкрепиться и набраться сил.

Я не стал возражать. Ноги гудели и подкашивались от усталости. В животе приятно заурчало, когда в нос ударил густой аромат мяса из консервной банки. Фокин был прав: мы должны ждать возвращения браконьеров — и надеяться, что оно произойдет раньше, чем нас найдут хеты.

* * *

Наевшись тушенки, я забрался на полати. Отодвинул в сторону пропахшие потом одеяла и уселся возле стены. Ложиться я не хотел, опасаясь, что на меня тут же навалится сон. От печки разливался жар, согревая окоченевшее тело. Снаружи избы тихо выл ветер.

Фокин сидел за столом, глядя в окно слезящимися глазами. Заметив, как в его морщинистых руках дрожит кружка с чаем, я понял, что думали мы об одном и том же — о наших погибших друзьях и коллегах.

В поселке Нюртей, где располагалась временная амбулатория, остались трупы хирурга Гаврилова, медсестры Галины Ивановны и нашего верного помощника Илко. Светлана Зорина, молодой гинеколог, погибла ночью: пока мы с Фокиным осматривали вырытую изнутри могилу на кладбище ненцев, на нее в грузовике напал хет — оживший мертвец из древних легенд. Растерянные и напуганные после атаки монстров, мы с Фокиным не придумали ничего лучше, как оставить тело Зориной в кузове заглохшего грузовика.

Погруженный в мысли, я не заметил, как провалился в черный, вязкий сон. Разбудил меня громкий звук снаружи — шум автомобильного двигателя. Я подскочил на полатях, ища взглядом Фокина. Как и прежде, он сидел за столом. Судя по его осоловелым глазам, он тоже боролся со сном.

Мы прильнули к окну, вглядываясь в серый сумрак, опустившийся на тундру. Световой день на Севере длился считанные часы: казалось, совсем недавно мы обнаружили избу, и вот уже наступил вечер.

В окне мы увидели заляпанный грязью старый «уазик», остановившийся недалеко от зимовья. Желтый свет фар рассекал плотную мглу. Когда глаза привыкли к яркому сиянию, я рассмотрел позади внедорожника прицеп, доверху груженый тушами оленей. Дверь с пассажирской стороны распахнулась, и на землю спрыгнул рослый мужик в камуфляжном костюме и с карабином «Сайга» в руке. Я успел заметить многодневную щетину на его костистом лице, и сигарету, зажатую в узких губах.

— Олег, отцепи прицеп! — крикнул ему водитель, сокрытый в полумраке кабины. — А я отгоню машину.

Олег, повесив ружье на плечо, коротко кивнул и направился к прицепу. Повозившись немного, он махнул водителю рукой и громко гаркнул:

— Готово! Можешь отъезжать.

«Уазик» тронулся с места и скрылся за домом. Спустя мгновение рокот двигателя заглох, и хлопнула дверца: водитель внедорожника выбрался из кабины. Тем временем Олег, попыхивая сигаретой, с довольным видом рассматривал трупы оленей, грудой сваленные в прицепе.

— Эх, хорошо сегодня постреляли! — воскликнул он, похлопав рукой по мертвой туше.

Я переглянулся с Фокиным. На его лице застыл немой вопрос: как нам себя вести? Браконьеры были вооружены. Они цинично нарушали закон, отстреливая оленей в чудовищных масштабах. И они явно не обрадуются, застав нас в избе.

Я машинально потянулся к топору, лежавшему на столе, как вдруг дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник бородатый мужик в черной вязаной шапке.

— А ну брось топор! — рявкнул он, наставив на меня ружье.

Я замер на месте. Бородач — очевидно, это был водитель «уазика» — буравил нас взглядом. На вид он казался старше Олега: широкое обветренное лицо покрывали морщины, мутные глаза поблескивали из-под кустистых бровей, сломанный нос уродовал и без того грубую физиономию.

Я отложил топор и поднял руки вверх. Фокин последовал моему примеру. Спустя мгновение в дверях появился Олег. При виде незнакомцев на его лице проскользнуло удивление, тут же сменившееся враждебной настороженностью.

— Саныч, у нас что, гости? — спросил он.

— Прикинь! — ощерился бородач. — Подхожу к избе и вижу: следы на снегу, засов с двери снят.

Олег обошел Саныча и остановился в нескольких шагах от него, не спуская с нас глаз. В сумерках его грубое лицо казалось будто высеченным из серого камня. На плече у Олега висел карабин, но снимать его он не спешил.

— Кто вы такие? — спросил браконьер, внимательно нас рассматривая.

Настало время объяснений. Мы с Фокиным представились и, стараясь говорить по очереди и не перебивать друг друга, рассказали о том, что произошло за последние дни. Мы сообщили, как на нашу медицинскую бригаду, которая ежегодно приезжала на Ямал для осмотра коренного населения, напали хеты — ожившие мертвецы из ненецких легенд. Вечная мерзлота не смогла сдержать самоубийц, душегубов и преступников, похороненных с нарушением древних ритуалов. Превратившись в кровожадных хетов, теперь они скитались по тундре в поисках свежей крови.

Закончив рассказ, мы ждали реакции браконьеров. Вначале они слушали нас с напряженным вниманием, но затем, по мере того, как история становилась все более фантастической, в их взглядах проступало недоверие.

— Ну и бред! — воскликнул Саныч, когда мы замолчали. — Такой херни я давно не слышал!

Осклабившись, он переглянулся с подельником. Олег ухмыльнулся и, прищурившись, посмотрел на нас:

— Мужики, давайте теперь начистоту, — сказал он. — Что вы делаете в нашей избе?

— Да что с ними разговаривать?! — вспыхнул Саныч. — Ясно же, что они из охотнадзора! А этими байками только зубы нам заговаривают!

Он махнул ружьем в нашу сторону, и мы с Фокиным непроизвольно дернулись назад. Ситуация выходила из-под контроля: Саныч явно предпочитал вначале действовать, а потом думать. Он не поверил ни слову из нашей истории, а потому в любой момент мог выпустить в нас по пуле, приняв за инспекторов из охотнадзора. Организованное браконьерство в таких масштабах каралось тюремным заключением, и мне не хотелось проверять, на что готовы пойти Саныч с Олегом ради сокрытия преступления.

Пока мы рассказывали о наших злоключениях, по комнате растекся лунный свет: за окном стемнело, и мне показалось, что в темно-синей мгле что-то мелькнуло. Ужас холодными пальцами вцепился в позвоночник, когда я вспомнил о грозившей нам опасности.

— Послушайте, мы только зря теряем время, выясняя отношения! — выпалил я. — Хеты нападают ночью. Нам нужно срочно вызвать помощь!

— Еще чего! — Саныч оскалился и покрепче перехватил цевье ружья. — Настучать на нас хотите?!

Я заметил рацию, пристегнутую к ремню Саныча. Осталось только уговорить его опустить оружие и связаться со спасателями, но ничего из этого сделать я не успел: с крыши донеслись приглушенные звуки, напоминавшие топот шагов.

Мы замерли, подняв изумленные взгляды к потолку. Прислушались. Шум повторился: тяжелая поступь ног по старой, прогнившей кровле. Я содрогнулся, вспомнив о том, как две ночи назад меня разбудил точно такой же звук, доносившийся с крыши амбулатории.

— Это хет, — прошептал Фокин, указывая пальцем на потолок. — Срочно вызывайте помощь, пока не поздно!

— Иди к черту! — огрызнулся Саныч, не спуская нас с прицела. — Это кто-то из ваших! На подмогу пришел, да?!

Он посмотрел на подельника, ожидая от того поддержки. Но Олег проигнорировал слова Саныча. Он снял с плеча карабин и, подойдя к окну, осторожно в него поглядел.

— Вы видите что-нибудь? — спросил я осипшим от волнения голосом. — Они быстро передвигаются…

— Похоже на какое-то движение, — перебил меня Олег, передергивая затвор. Я вспомнил, что «Сайга» могла стрелять в полуавтоматическом режиме, и от этой мысли стало немного спокойнее: при необходимости Олег мог дать достойный отпор хетам.

— Надо проверить, кто там шатается, — процедил сквозь зубы Саныч.

Он кивнул Олегу и направился к выходу.

— Нет, постойте! — запротестовал Фокин. — Выходить из избы опасно! Нам нужно заблокировать дверь и окно, связаться по рации с МЧС и ждать помощи!

— Заткнись, а не то пулю в лоб получишь! — осадил его Саныч.

— Стойте здесь и не двигайтесь, — приказал нам Олег.

Когда он вслед за Санычем вышел из домика, я схватил со стола топор: хеты могли напасть в любую минуту, и оставаться без оружия я не хотел.

Олег и Саныч замерли на пороге, наставив ружья на крышу. Они напряженно вглядывались в полумрак, водя стволами по сторонам; облака пара окутывали их нахмуренные лица. Мгла за спинами браконьеров вдруг сгустилась и обрела форму: две косматые тени вынырнули из мрака и стремительно набросились на Саныча. Браконьер, пальнув в воздух, с криком упал на землю. Хеты с диким рыком вцепились в него и уволокли на несколько метров в сторону. Истошно хрипя, чудовища размашистыми, хаотичными движениями костлявых лап выдирали куски одежды и плоти. Алые брызги летели в стороны, будто кровавый фейерверк в лавке мясника. Саныч орал от боли, но через мгновение затих, булькнув красной пеной изо рта.

Все произошло так быстро, что никто из нас не успел отреагировать. Олег оцепенел: с ужасом на лице он наблюдал за тем, как монстры раздирают Саныча на куски. Уже в следующий миг с крыши плюхнулось что-то темное, косматое, костлявое — и набросилось на Олега. Хет повалил его на землю и с диким ревом полоснул когтистыми лапами по лицу и шее. Карабин отлетел в сторону. Браконьер, отбиваясь от ударов монстра, не мог до него дотянуться.

Окно с дребезгом разбилось, и в избу, оскалив рычащую морду, пролез хет. Его жилистое тело в изодранном, истлевшем тряпье застряло в проеме, зацепившись за осколки стекла. Пока монстр пытался пробраться в комнату, мы с Фокиным выскочили из домика. Замахнувшись на бегу топором, я со всей дури впечатал его в голову хета, с которым у входа в избу отчаянно боролся Олег. Череп монстра с влажным треском раскололся на две половины. Я выдернул лезвие из гнилой плоти и помог Олегу выбраться из-под смрадной туши твари. За спиной раздался грохот: обернувшись, я увидел, как хет, протиснувшись в окно, повалился на стол и опрокинул его.

— Бежим! — крикнул Фокин. Он стоял в паре метров от нас и отчаянно махал руками.

— Надо помочь Санычу! — воскликнул Олег, схватив оброненный карабин.

Он повернулся к подельнику — и замер в шоке. Я проследил за взглядом Олега. Как и он, я оторопел от увиденного: на снегу раскинулись кровавые шматки плоти и огрызки костей, в которых угадывались фрагменты ног, рук и туловища Саныча. Несколько хетов — я зафиксировал шесть, но их могло быть и больше — с утробным рычанием вгрызались желтыми зубами в сочное человеческое мясо. Оторванная голова Саныча покоилась в когтистых лапах одного их монстров: причмокивая окровавленным ртом, он жадно высасывал глазное яблоко.

— Надо бежать, — прошептал Фокин. — Пока они…

Договорить он не успел: из мглы, окружившей домик, проступили силуэты десятков хетов. Тихо ступая по мерзлой земле, они брали нас в кольцо. В лунном свете хищно поблескивали глаза, будто сквозь прорези в истлевшей коже мерцали адские огоньки.

Мы попятились к «уазику». Олег, наставив карабин на монстров, почему-то не решался открыть огонь: тварей было слишком много, и браконьер, должно быть, боялся, что не справится со всеми. Хеты смыкались вокруг внедорожника.

— Быстрее в машину! — скомандовал Олег.

Он бросился к «уазику», и мы с Фокиным последовали за ним. Хлопнули дверцы: я устроился на пассажирском сидении рядом с Олегом, Фокин плюхнулся сзади. Браконьер трясущимися руками завел машину. Фонари разрезали мглу, и мы увидели полчище косматых приземистых тварей, медленно крадущихся к избе. Тундра словно кишела ожившими мертвецами.

Фыркнул двигатель — и внедорожник рванул вперед сквозь толпу хетов. Они отпрянули в стороны, а затем с хрипящими рыками кинулись следом. Точно так же группа монстров преследовала наш грузовик, когда мы с Фокиными удирали от древнего кладбища ненцев. Хеты передвигались быстро, но я уже знал, что их скорости не хватит, чтобы нагнать внедорожник.

Знал я и другое: куда бы мы ни двинулись, они все равно нас найдут.

* * *

Утро раскрасило небо серой мутью. Заснеженная, поросшая низкими кустарниками земля убегала вдаль, теряясь за горизонтом. «Уазик» подпрыгивал на кочках и, объезжая топи с озерцами, медленно пробирался к нашей цели — затерянному посреди тундры городку Лабытнанги. Ночью мы оторвались от хетов, но пережитый ужас давал о себе знать. У Олега до сих пор мелко тряслись руки — он пытался унять дрожь, покрепче впиваясь в руль. На его лице и шее краснели длинные царапины — следы от когтей хета. Фокин каждую минуту напряженно посматривал в окно, выискивая взглядом темные фигуры монстров.

Я глубоко вздохнул и прикрыл глаза, стараясь отогнать дурные мысли. Вспомнил Алену и Диму: они остались в Салехарде и ждали моего возвращения. Больше всего на свете я хотел обнять жену и сына, снова оказаться дома и навсегда забыть о кошмаре, в которую превратилась моя жизнь за последние дни.

— Вы видите? — голос Олега отвлек меня от размышлений.

Я открыл глаза. На нашем пути выросло стойбище ненцев. Когда «уазик» к нему приблизился, у меня похолодело внутри при виде изодранных чумов и опрокинутых саней. Среди них лежали мертвые олени, собаки и десятки окровавленных человеческих тел, будто разбросанных по земле чудовищным ураганом.

— Притормози, — попросил Фокин.

— Это не опасно? — напрягся Олег. — Вдруг там скрываются эти твари?

— А вдруг кому-то нужна помощь? — парировал Фокин.

— Хеты ни разу не нападали днем, — успокоил я Олега. — К тому же в чумах может быть радиостанция.

Олег поджал губы и промолчал. Он до сих пор пребывал в шоке от гибели Саныча, поэтому решил не перечить. В конце концов, мы с Фокиным были правы, когда предупреждали браконьеров о смертельной опасности.

Внедорожник остановился возле стойбища. Мы выбрались из машины, опасливо озираясь по сторонам. Вблизи картина оказалась еще ужаснее: при виде разодранных на куски ненцев не оставалось сомнений, что на них напали хеты. Тонкое покрывало снега темнело алыми пятнами крови; в морозном воздухе висел резкий запах свежего мяса. Рядом с людьми лежали туши оленей с распоротыми брюхами, из которых словно гигантские дождевые черви расползлись кишки.

— Вряд ли здесь кому-то можно помочь, — пробормотал Олег.

Фокин осмотрел несколько изувеченных тел и взглянул на меня глазами, полными ужаса и отчаяния.

— Алексей Петрович, это кочевники со стойбища, которое располагалось рядом с нашей амбулаторией.

Бывалый врач в течение многих лет приезжал в ямальскую тундру, а потому хорошо знал в лицо местных жителей. И теперь его старые друзья превратились в кровавые ошметки, разбросанные по стылой земле.

Я хотел поддержать Фокина, как вдруг мое внимание привлекло едва заметное шевеление в брюхе лежавшего рядом оленя. Я кивнул спутникам, и они, заметив движение внутри огромной туши, удивленно замерли. Олег нацелил ружье на оленя, когда вспоротая шкура животного зашевелилась, и из влажного кровавого нутра показалось человеческое лицо.

Мы обомлели в изумлении. Тяжело дыша, из брюха оленя выбралась худенькая девушка-ненка, с ног до головы перемазанная кровью и потрохами. Дрожа от холода, она испуганно уставилась на нас раскосыми глазами.

— Майма?! — радостно воскликнул Фокин.

Врач бросился к девушке, на ходу снимая куртку, чтобы укрыть ее от холода. Олег удивленно на меня посмотрел. В его взгляде читался вопрос: откуда старик знает девчонку?

* * *

Спустя час, когда мы развели костер подальше от стойбища, Майма немного согрелась и успокоилась. Девушку по-прежнему сотрясала мелкая дрожь, но причиной ее был вовсе не холод, а чудовищный шок. Мы растопили снег в кружке, и Майма отмыла лицо и руки от оленьей крови. Она сидела у костра рядом с Фокиным, укутанная в его куртку. Девушка родилась и выросла в семье ненецких кочевников, и с детства знала педиатра, который ежегодно осматривал местных детишек.

Отпив горячей воды из алюминиевой кружки, Майма заговорила тихим, безжизненным голосом:

— Неделю назад, когда погибли первые олени, мы поняли, что Нга наслал к нам хетов.

— Нга? — встрял Олег. — Это кто еще такой?

— Правитель подземного мира из легенд ненцев, — пояснил Фокин, недовольно зыркнув на браконьера: ему не понравилось, что тот перебил девушку.

— Это не легенды, — проговорила Майма, отрешенно глядя на костер. — Нга существует, как существуют и хеты. Вы сами видели, на что они способны.

Она взглянула на нас темными глазами, в которых плясали отблески костра. Обветренное, скуластое лицо девушки обрамляли черные волосы, подчеркивавшие ее грубую красоту.

— Хеты коварны и хитры, — продолжала Майма. — Они несколько ночей ходили недалеко от стойбища, словно испытывая наше терпение. Мы решили сняться с места, но не успели далеко уйти. — Майма на миг замолчала, и в ее глазах заблестели слезы. — Ночью мы проснулись от шума и обнаружили вспоротых оленей. Хеты были рядом, готовые атаковать. Хадри, мой муж, увидев их приближение, спрятал меня в трупе мертвого оленя. Так мне удалось спастись, но все остальные…

Майма резко замолчала, опустив голову. Плечи девушки затряслись от плача, и Фокин ее приобнял. Я переглянулся с Олегом: и без того суровое лицо браконьера помрачнело еще больше. Я представил, какой ужас пришлось пережить девушке: ее родные и близкие погибали один за другим, пока она дрожала от страха в зловонной туше оленя.

— Я слышала, как умер муж, — тихо обронила Майма. — Он кричал, когда хеты раздирали его на куски.

Она вытерла слезы и уставилась на костер, словно наблюдая, как в огне сгорают ее воспоминания. Я удивился стойкости Маймы: ее муж и близкие погибли, но она даже не подошла к их изувеченным останкам. Возможно, ненка хотела запомнить их живыми. Я заметил, как Майма легонько коснулась живота и, обведя нас взглядом, неожиданно твердо сказала:

— Надо уезжать. Скоро стемнеет, и хеты вернутся. Они не успокоятся, пока не уничтожат нас.

Продолжение здесь

Приглашаю в группу ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks , подписывайтесь)

Начало здесь

Стараясь не шуметь, я приоткрыл дверь и выглянул наружу. Лицо мазнуло холодом, а взгляд провалился в серый сумрак. На черную землю падал мелкий снег. К утру Нюртей укроет белым покрывалом.

— Гаврилов! Илко! — шепотом позвал я, не надеясь на ответ: мой голос они навряд ли услышат, а кричать я опасался, ведь где-то рядом бродил хищник.

Никто не откликнулся. Поселок казался безлюдным. Сжимая топор, я выскользнул на крыльцо и обернулся: в дверном проеме застыл Фокин. Он напряженно следил за моими действиями, готовый прийти на помощь в случае опасности. Я кивнул коллеге — «все нормально!», — и педиатр закрыл дверь на засов, оставив меня одного в сумраке и неизвестности. Но я сам этого хотел.

Помедлив немного, я стремительным броском пересек улицу. Спрятался за ржавыми бочками у барака. Отдышался — дыхание сбилось не столько из-за короткой пробежки, сколько из-за бурлящего в крови адреналина. В ушах стучало, во рту пересохло, топор оттягивал руку.

Я выглянул из-за бочки: на улице ни души. В окне амбулатории бледнели лица Фокина и Зориной, с тревогой следившие за мной. Почему-то захотелось помахать им, но я сдержался. Досчитав до десяти, я выскочил из укрытия и, пригибаясь, побежал к бараку Илко — до него оставалось не более тридцати метров.

У домика ненца я сбавил темп, присел возле груды старых ящиков, от которых пахло рыбой, и, прислушиваясь к малейшему звуку, высунул голову. На первый взгляд все было спокойно: впереди темнел барак, падал снег, редкими порывами дул ветер. Я вышел из-за горы ящиков и, сжимая топор, подбежал к дому. Кинул взгляд направо, где располагался загон для оленей, ожидая увидеть рогатых друзей Илко.

Олени валялись на земле. Из распоротых животов, сочившихся темной кровью, валил пар.

Я сглотнул. Нельзя терять время. Хищник где-то рядом, и с каждой минутой Гаврилову и Илко могла грозить все большая опасность. Впрочем, как и мне. Я крепче сжал топор, открыл дверь домика ненца и заглянул внутрь.

Я не спешил заходить: понадобилось время, чтобы глаза привыкли к полумраку. По обе стороны коридора тянулись двери. Когда-то здесь жили семьями коренные жители, решившие отказаться от кочевого образа жизни. Теперь же комнаты стояли заколоченными, и только одну из них занимал Илко: он говорил, что ему хватает. Насколько я помнил, берлога ненца скрывалась за второй дверью справа.

Осторожно ступая, я подошел к рассохшейся двери. Она была приоткрыта.

— Илко? — шепотом позвал я. — Гаврилов?

Никто не ответил, и я, распахнув дверь, зашел внутрь, обхватив топор обеими руками на случай нападения невидимого врага.

Илко лежал в углу, рядом валялись перевернутые стулья и стол. В тусклом свете, проникавшем из окна, на полу блестели темные лужи крови. Пахло порохом и железом. Я подбежал к ненцу и сел рядом. Он тяжело дышал и прижимал руку к плечу. По пальцам текли красные струйки, лоб покрылся испариной.

— Илко, ты как?

Я осторожно убрал руку ненца с плеча. Сквозь разодранную одежду зияла небольшая рана с рваными краями, подтекавшими кровью. Я достал платок и плотно приложил его к плечу Илко.

— Надави рукой и не отпускай, — сказал я. — Что здесь случилось?

— Он напал на меня, когда мы вошли, — прошептал ненец пересохшими губами.

— Кто напал?

— Хет, — выдохнул Илко.

Должно быть, до смерти напуганный, истекающий кровью ненец назвал на родном языке какого-то хищника, но у меня не было времени выпытывать перевод на русский. Куда важнее было другое:

— Где Гаврилов?

— Его нет, — ненец прикрыл глаза. — Хет утащил.

Мне хотелось как следует врезать Илко за его короткие ответы, но я вспомнил о врачебной заповеди: не навреди.

— Вы успели вызвать помощь?

Илко отрицательно качнул головой:

— Гаврилов стрелял. Промазал и попал в рацию.

Ненец кивнул на радиостанцию, лежавшую на полу рядом с опрокинутым столом. Ее корпус разворотило на куски. О вызове экстренной помощи можно забыть: в Нюртее отсутствовало покрытие сотовых операторов, спутниковых телефонов у нас не было, и вся связь с большой землей поддерживалась через старенькую радиостанцию Илко.

Я выпрямился и оглядел пол в поисках двустволки Гаврилова, но не нашел ее. Наверное, хищник уволок хирурга вместе с оружием. Но я кое-что вспомнил.

— Илко, у тебя же было ружье? Где оно?

Ненец указал на шкаф у стены. Я подбежал к нему и, покопавшись среди коробок и разного скарба, вытащил ИЖ-43 — с таким же ружьем я в детстве ходил на охоту с отцом. Я пошарил по полкам и нашел начатую коробку с патронами. Зарядил два ствола, остальные боеприпасы высыпал в карман куртки.

Когда я обернулся, Илко уже стоял на ногах. Он пошатывался, прижимая ладонь к плечу.

— Надо найти Гаврилова и зашить твою рану, — сказал я.

— Нет, — неожиданно твердо ответил Илко. — Надо уезжать. Здесь опасно. Доберемся до грузовика.

Древний «Урал-375» доживал свой век на задворках поселка, и пару раз в год Илко развозил на нем группы геологов, любивших забраться в труднодоступные участки тундры. В остальное время железный монстр служил объектом для фотоснимков на память.

— А на грузовике куда? — я осторожно выглянул в окно, проверяя обстановку снаружи. Сумрак и снег — и больше ничего.

— До Лабытнанги, — Илко проковылял к двери. — Там люди.

* * *

Мы выбрались из домика и, то и дело озираясь, побежали к амбулатории. Я отдал Илко топор, а сам держал ружье, готовый в любой момент открыть огонь. Заметно стемнело, и ветхие строения поселка, казавшиеся исполинскими черными гробами, тонули в полумраке.

Справа и сверху что-то мелькнуло. Я едва поднял голову, как с крыши барака, мимо которого мы пробегали, взметнулась тень — и приземлилась рядом с нами. Я успел заметить темную шкуру в клочьях меха и косматую голову. Тварь с хрипом набросилась на Илко и вцепилась ему в горло. Ненец вопил и дергался под свирепыми ударами хищника, пытаясь его сбросить. Топор упал рядом, и Илко, шаря рукой по земле, не мог до него дотянуться.

Я выстрелил. Дробь попала в зверя и откинула его назад. Я подбежал к Илко, но в тот же миг тварь взметнулась вверх и приземлилась рядом с нами — прыжок, невозможный для раненого существа! Я нацелил ружье в самый центр черного кома и пальнул. Выстрел отбросил монстра на пару метров, но не остановил: он снова поднялся с земли. Сгорбившись, зверь на четвереньках приближался к нам, свирепо щерясь и хрипя. Я не мог разглядеть его морду: длинные космы на голове ниспадали до самой земли.

Я вдруг осознал, что все это время моя рука нащупывала пульс на запястье Илко — привычка, оставшаяся после работы в реанимации. Я опустил взгляд: лицо и шея ненцы были разодраны в клочья. Он не дышал, и пульс я не чувствовал.

— Быстрее! — женский крик пронзил уши. — Сюда!

Я обернулся: на крыльце амбулатории стояли Зорина с Фокиным и отчаянно махали руками. Я вскочил и бросился к ним. За спиной раздавались топот и хрипы: тварь пыталась меня нагнать.

Еще миг — и вот она, амбулатория! Фокин затащил меня внутрь и захлопнул дверь. Зорина задвинула засов. Тяжело дыша, мы застыли в коридоре, ожидая услышать удары монстра или его разъяренные хрипы.

Но за стеной выл только ветер.

* * *

В коридоре висели старые часы, и казалось, что секундная стрелка движется так медленно, будто сделана из свинца. Я сбросил оцепенение и, отдав топор Фокину, с ружьем направился в терапевтический кабинет. Его окна выходили на улицу. В смотровую, где лежал труп Галины Ивановны, заходить не хотелось.

Я приник к окну и всмотрелся. На поселок опустилась густая тьма. Снегопад прекратился. Стекла дрожали от порывов ветра.

— Илко мертв? — всхлипнула Зорина.

Я кивнул.

— А Гаврилов? — Фокин встал рядом. Лицо педиатра, и без того морщинистое, смялось тревогой и страхом.

— Илко сказал, что его утащил хет.

— Хет? — бровь Фокина взметнулась.

— Не знаю, что это за зверь, я такого никогда не встречал, — ответил я. — Вроде похож на большую росомаху — правда, я и росомах живьем не видел.

— Мы тоже не смогли его рассмотреть! Он двигался слишком быстро, — Зорина закивала и вперилась в меня круглыми от страха глазами. — Что нам теперь делать?

— Илко предложил убираться на грузовике, но вначале мы должны найти Гаврилова.

Фокин нахмурился:

— Может быть, разумнее дождаться вертолета?

— Они не вызвали помощь, — я опустил голову и рассказал коллегам о том, как Гаврилов, промахнувшись, уничтожил выстрелом радиостанцию.

Зорина побелела и присела на кушетку, ее губы дрожали. Фокин осунулся и помрачнел.

— Вертолет прилетит только послезавтра, — подытожил я.

— Но ведь можно дождаться его здесь, — осторожно начала Зорина. — Еды нам хватит, и к тому же…

Закончить мысль она не успела: окно с треском разбилось вдребезги, и в кабинет влетел темный шар. Он грохнулся на пол и, покатившись, остановился в центре комнаты.

Это была голова Гаврилова. Она завалилась на бок и смотрела на нас черными провалами пустых глазниц. Рот скривился в болезненном оскале, со лба и щек клочьями свисала разодранная кожа. Из остатков шеи подтекала кровь.

Зорина завизжала — истошно и звонко. Я обернулся к окну: с улицы к нам несся хет, кем бы ни была эта тварь. Лохматый монстр свирепо хрипел, раскидывая комья грязи и снега. Еще пара секунд — и он запрыгнет в окно.

— Бежим! — крикнул я и бросился в коридор.

Фокин и Зорина затопали за мной. Я завернул налево и кинулся к черному входу: он вел на задворки поселка, где ждал грузовик. Выбив плечом хлипкую дверь, я выскочил во мрак и холод. Обернулся: коллеги, выпучив от ужаса глаза, мчали за мной. Хета я не заметил.

По краям зрения мелькали скособоченные постройки, груды мусора и ржавые снегоходы, но я не обращал на них внимания. Впереди маячила наша цель: темно-зеленый грузовик «Урал» с кузовом, крытым брезентом.

Мы подлетели к железной махине. Колесные арки доходили мне до плеч, от металла несло холодом. Последние дни температура воздуха болталась около нуля, и я надеялся, что нам удастся завести грузовик без разогрева.

— А кто поведет? — выдохнула Зорина.

Я взглянул на Фокина. Однажды во время посиделок он рассказывал мне байки из молодости, и одну из его историй я запомнил: в армии он служил шофером санитарного грузовика. Педиатр, словно прочитав мои мысли, кивнул:

— Я на таких катался! Забирайтесь!

Илко держал кабину «Урала» открытой: в тундре глупо бояться угонов. Оглядываясь (не бежит ли зверь?), мы вскарабкались на грузовик. Я сел у окна на пассажирское место, Зорина — посередине, а Фокин устроился на водительском сиденье. Педиатр потер руки, вспоминая старые рефлексы, уверенно пощелкал ручками на приборной доске и завел двигатель: к нашему счастью Илко никогда не убирал ключ зажигания из замка.

Зафырчал мотор, завибрировала кабина. С ревом мы тронулись с места. Я посмотрел в зеркало: мы удалялись от Нюртея, оставляя поселок — и наших мертвых друзей — во власти мрака и кровожадного зверя.

* * *

Алена встретила меня с агукающим свертком на руках: малышу недавно исполнилось три месяца. Я поставил рюкзак на пол и посмотрел на жену с ребенком, едва сдерживая радость. Как же сильно я соскучился!

— А вот и наш папочка вернулся! — воскликнула Алена.

Ее глаза лучились счастьем. Алена улыбнулась мне и состроила смешную рожицу младенцу. Малыш засмеялся. Я подошел ближе, желая наконец-то увидеть лицо сына.

На руках Алены в ворохе пропитанных кровью пеленок покоилась голова Гаврилова: пустые глазницы, перекошенный оскал, содранная кожа.

Я вздрогнул — и проснулся. Потребовалось еще несколько секунд, чтобы понять: грузовик стоял на месте. Исчезла привычная вибрация кабины, а пейзаж за окном не двигался: впереди простиралась бесконечная тундра, залитая холодным сиянием луны. Чем дальше мы уезжали от Нюртея, тем яснее становилось небо, и последние два часа наш путь пролегал под иссиня-черным куполом, сверкающим острыми звездами. Снежный покров отражал лунный свет, и ночь походила на сумерки.

Фокин, бесшумно барабаня пальцами по рулю, всматривался куда-то вправо. Рядом, уронив голову на плечо, посапывала Зорина. Между бровей пролегла складка, глазные яблоки подергивались под темными веками: ей снился кошмар.

— Почему мы встали? — прошептал я и кинул взгляд на экран старенького GPS-навигатора возле лобового стекла.

Путь к Лабытнанги лежал напрямую по тундре, и до поселка оставалось двести сорок километров пути. Учитывая, что «Урал» полз как черепаха по кочкам и топям, к цивилизации мы добрались бы к утру. Но сейчас на экране навигатора точка, обозначающая наше местоположении, отклонилась вправо от прямой линии, ведущей к Лабытнанги.

— Хочу кое-что проверить, — ответил Фокин.

Он взял топор и открыл скрипнувшую дверь. Зорина проснулась.

— Что случилось? — сонно моргая, спросила она.

— Оставайтесь здесь, скоро вернусь, — приказал Фокин, выбираясь наружу.

— Вы с ума сошли? — я схватил ружье и, распахнув дверь со своей стороны, вылез из кабины. — Одного я вас не пущу.

Фокин обошел капот «Урала» и остановился в желтом свете фонарей.

— Хорошо, пойдем. Кое-что покажу, — сказал мне педиатр, а затем обратился к Зориной: — Светлана, оставайтесь в кабине и заприте двери, мы скоро вернемся. Грузовик отъехал от Нюртея на большое расстояние, бояться нечего.

Фокин, держа топор в опущенной рукой, зашагал во мглу — уверенно и быстро, будто точно знал, куда лежит его путь. Я глянул на Зорину — девушка таращилась на меня испуганным взглядом, — ободряюще улыбнулся ей и выпрыгнул из кабины.

Сапоги чавкнули в жиже из подтаявшего снега. Я потопал за Фокиным. Под ногами пружинил упругий мох, лицо обдавало свежим ветром, порывы которого изредка доносили сладковатый запах гнили.

Глаза привыкли к полумраку, и я различил жуткую картину: вокруг, насколько хватало взора, расползались хаотичные ряды из длинных ящиков, сколоченных из потемневших от времени досок. У многих конструкций высились палки, украшенные колокольчиками или цветными тряпицами. В воздухе стоял легкий запах разложения, знакомый мне по занятиям в анатомичках.

— Что это? — удивился я.

— Старое кладбище ненцев, — ответил Фокин, уверенно лавируя среди коробов. — Гробы невозможно закопать в вечную мерзлоту — настолько она непробиваемая, поэтому мертвецов оставляют в ящиках на поверхности.

Я содрогнулся. Мне представилось, как из столетия в столетие коренные жители тундры свозили сюда на оленьих упряжках коробы с заколоченными в них мертвецами и оставляли навсегда в вечном холоде и забвении.

— Куда мы идем? — спросил я, следуя за Фокиным между гробов.

Педиатр не ответил. Огибая ящики по тонким тропинкам, он торопился к своей цели. Вскоре мы вышли на окраину кладбища. В земле перед нами разверзлась разрытая яма глубиной в метр.

Яма размером с человека.

Фокин тяжело вздохнул и опустил голову. Я встал рядом и всмотрелся в провал. Кое-где в мерзлой земле виднелись обрывки шкур (должно быть, оленьих) и кусочки истлевшей цветастой ткани.

— Илко упомянул хета, — начал Фокин. — И я кое-что вспомнил.

Я глянул на коллегу. Осунувшись и словно постарев лет на десять, он стоял на краю могилы и понуро глядел в ее зев.

— Хеты — это ожившие мертвецы в мифологии ненцев, — продолжил педиатр. — Кровожадные монстры, пожирающие оленей и людей.

— Вы хотите сказать, что на нас напал зомби? — хмыкнул я. Слова Фокина меня удивили: раньше за ним не замечалось веры в сверхъестественное.

— Это случилось в одну из моих первых поездок на Ямал, когда мне было столько же лет, сколько вам, — словно не услышав вопроса, сказал старый врач. — Однажды ночью, когда мы отдыхали в амбулатории, к нам влетели местные. Они были чем-то встревожены и просили срочно поехать на стойбище. Никто из наших не захотел тащиться на ночь глядя к черту на рога. Вызвался я. Ненцы привели меня к чуму шамана, откуда доносился страшный вой и хрипы. Внутри на полу крутился старик: казалось, в него вселились бесы. Он бился головой о доски, разрывал одежду, царапал глаза и лицо. И дико выл. Местные рассказали, что накануне он вошел в транс, а вернулся оттуда в таком состоянии. Он потерял рассудок, и ненцы не знали, как его успокоить. С собой я взял чемоданчик с лекарствами. Нам удалось схватить шамана, и я вколол ему транквилизатор. Через некоторое время он уснул, и мы вышли из чума. Ненцы оставили меня на ночь на стойбище, а на утро, когда мы проснулись и пошли проведать шамана, мы обнаружили его висящим на печной трубе. Он повесился на ремне.

Фокин замолчал. Я тряхнул головой, отгоняя жуткие картины, нарисованные воображением.

— Местные до смерти перепугались, — продолжил педиатр еще тише, словно опасаясь пробудить демонов прошлого. — Шамана надлежало похоронить с особыми почестями, но они не могли: он был самоубийцей. У некоторых племен существует строгие правила на этот счет. Самоубийцу следовало обезглавить и уложить в ящик животом вниз с зажатой между ног головой.

— И они так поступили? — ужаснулся я.

— Я не мог этого позволить, — Фокин вздохнул. — К тому времени на протяжении нескольких десятилетий советская власть активно вмешивалась в уклад ненцев, но племя, в котором я оказался, было одним из самых стойких. Они истово придерживались древних верований. Я пригрозил: если они отрубят голову мертвецу, я сообщу об этом властям, и тогда разбирательств не миновать. Посовещавшись, ненцы предложили компромисс: они не будут обезглавливать труп, но закопают его в вечную мерзлоту — с надеждой, что мертвец никогда оттуда не выберется. Как вы понимаете, Алексей Петрович, такой вариант меня более чем устроил. К вечеру мы с трудом вырыли в грунте могилу — ту самую, возле которой сейчас стоим — и похоронили шамана.

— И вы считаете, что его труп восстал из мертвых и напал на нас в Нюртее? — я старался, чтобы в моих словах не прозвучала издевка: слишком велико было уважением к пожилому коллеге.

Фокин отошел от края могилы и, сощурившись, посмотрел вдаль. Из его рта вырывались облачка пара.

— Пару лет назад на Ямале произошла вспышка сибирской язвы, — сказал педиатр. — Ученые пришли к выводу, что причиной эпидемии стало таяние вечной мерзлоты: в земле обнажились древние захоронения зараженных оленей. Не исключено, что размягчение грунта высвободило шамана.

Я покачал головой. В сказанное верилось с трудом. Фокин, словно почувствовав мой скепсис, подошел ближе.

— Я не сошел с ума, Алексей Петрович, — проговорил он, встретившись со мной взглядом. — После возвращения я изучал книги и монографии этнографов о верованиях коренных народов севера. У ненцев, нганасан, хантов, якутов — у всех существует легенды об оживших мертвецах. Называют их по-разному: хетами, юерами, деретниками. Но суть одна: это похороненные с нарушением ритуалов самоубийцы или преступники, вернувшиеся с того света. Они кровожадны, ненасытны и невероятно сильны. Ничто не способно их остановить: ни удары ножей, ни выстрелы ружей.

— Как же с ними справиться?

— Нужно отрубить хету голову— тогда он сдохнет.

Я хотел сострить на тему не самого оригинального способа умерщвления зомби, но передумал: перед глазами стояли лица мертвых Галины Ивановны, Илко и Гаврилова.

— Зорина заждалась, — сказал я. — Пора возвращаться.

* * *

Грузовик, высвечивая сумрак желтыми фарами, возвышался на краю кладбища. В кабине сгустилась тьма, и Зорину не было видно. Фокин с топором в руке направился к дверце водителя. Я же пошел к пассажирской стороне.

Где-то чавкнуло. Я застыл и прислушался: тихие звуки, похожие на причмокивание, доносились из кузова.

— Света, это ты?

Выставив ружье, я приблизился к заднему борту грузовика. Чавканье прекратилось, и я засомневался: может быть, мне послышалось? Забравшись на подножку, я уцепился за доски и отодвинул стволом тяжелый брезентовый полог.

У края кузова лежала Зорина: я узнал ее по синей куртке и узким джинсам, обтягивающим бедра. Вместо головы по дощатому полу растеклась темная лужа. В нос ударило резким запахом железа. Я вгляделся во мрак: в глубине, сокрытый мраком, сгорбился на корточках хет.

Догадка ударила, как электрический разряд: уезжая в спешке из Нюртея, мы ни разу не остановились, чтобы проверить кузов, и все это время монстр ехал вместе с нами!

Вцепившись когтистыми руками в голову Зориной, хет с причмокиванием высасывал глазное яблоко из орбиты. Заметив меня, мертвец отбросил добычу и вскинулся.

Сверкнуло в глазах, взорвалось в затылке: от удара монстра я упал на землю. Ружье отлетело в сторону.

Хет с рыком вскочил на меня. Одной рукой он впился в шею, а второй, вонзившись когтями за подбородок, тянул вверх голову, пытаясь ее оторвать. От монстра несло гнилью, его длинные волосы щекотали лицо и попадали в глаза. Задыхаясь, я услышал, как захрустели позвонки…

Топор с чваком вонзился в голову хета. Монстр качнулся. Его хватка ослабла, и он повалился на землю. Я жадно вздохнул и отполз подальше, хватаясь за шею: раны жгло болью, кровь струйками стекала на грудь.

Возле повалившегося живого мертвеца возвышался Фокин: перекошенное лицо, вытаращенные глаза, дрожащий подбородок. Он занес топор — и с глухим свистом опустил его на хета. Хрустнуло, и голова монстра отскочила от туловища.

Я выпрямился и подобрал ружье. Держась рукой за шею, чтобы остановить кровотечение, на шатающихся ногах подошел ближе к Фокину и мертвецу. В свете звезд и луны я рассмотрел то, что раньше принимал за шерсть зверя: это была истлевшая малица — национальная одежда из оленьей шкуры.

Отрубленная голова лежала рядом, и длинные седые волосы закрывали лицо. Мне не терпелось узнать главное. Стволом ружья я раздвинул космы.

Лицо старика: ссохшаяся как кора дерева кожа, оскаленный рот и узкие, застывшие глаза.

— Это он? — прохрипел я. — Тот шаман?

Фокин молчал. Я посмотрел на него: губы старика дрожали, плечи осунулись, топор выпал из рук.

— Нет, — выдохнул Фокин. — Это не он.

Ветер поменял направление, и в нос ударило гнилью. Я решил, что подуло с кладбища, но оно было в другой стороне. Обернулся.

В сером свете луны по тундре брели сгорбленные фигуры в истлевших малицах. Десятки мертвецов хищно щерились, приближаясь к нам. Они ступали по мерзлой земле, которая не смогла их сдержать.

Продолжение истории — в рассказе "Вечная мерзлота: Племя проклятых".

Группа ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks