Страшилка

- Не сомневаюсь, так и будет, - пробормотал Адрий.

Хотелось бы и ему самому в это верить. До сих пор он не знал, что с Иленой, нашёл ли её Суреан и исполнил ли своё обещание?

- Спасибо тебе, Адрий, что зашёл к нам рассказать. Я сожалею, что вы с ней разошлись, но это жизнь... и жизнь беспощадна к чувствам.

Фария печально опустила глаза.

- Куда ты направишься теперь?

Никола был не многословен, но очень вовремя прервал начавшееся молчание, в котором можно было сойти с ума, думая о произошедшем горе. Призрак пожал плечами.

- Мир открыт, и для меня нет границ. Уверен, ещё есть много мест, куда я и отправлюсь в скором времени.

Он взглянул на часы, заметив, как стрелки приближались к часу, когда взойдёт солнце. Демонические чары должны ослабнуть. Призрак надеялся, к этому времени Суреан и Илена уже будут вдали от города.

***

Суреан услышал, как хлопнула дверь, но, открыв глаза, увидел лишь тьму вокруг. Тело начало приходить в чувство, мысли закрутились в голове, и вскоре он осознал, что его глаза скрывала какая-то повязка. Он попытался её сдёрнуть, но не смог пошевелить рукой. Ни одной, ни другой. Они были привязаны за его головой. Ноги также были стянуты вместе. Что произошло за это время, пока он был без сознания?

Тихими шагами кто-то подошёл, встав около него в стороне. Лёгкий ветерок доносился до него с открытого окна.

- Илена?

Чувства зверолова сейчас не могли уловить исходящую от неё силу, лишь надежда, или желание подсказывали, что рядом именно она.

- Илена, это ты? Где мы?

В его голосе не слышалось волнения, всё же оно присутствовало в его теле из-за его уязвимого положения.

- Продолжишь гадать? Мы сейчас выше, чем кто-либо в этом городе, там, где нас никто не станет искать.

Это был не голос Илены, но Суреан знал, что демоницы могут с лёгкостью издавать любые звуки.

- Кто ты, будь ты проклята? – грозно проговорил охотник, попытавшись вырваться из верёвок.

Из-за резких рывков он услышал деревянный скрип, догадавшись, что привязан к кровати. Для пыток выбрано не самое устрашающее место, зато оно отлично подходило для другого занятия. Одежда всё ещё была на Суреане, что опровергало и эту догадку.

Нежным прикосновением руки, незнакомка провела по бедру охотника, спускаясь к голени, и он почувствовал, как ослабилась верёвка, держащая его ноги. Этого могло бы хватить, чтобы свернуть шею противнику. Стоило ли ему спешить суетиться?

- Скажи кто ты?

Вместо ответа он услышал лишь тихий довольный смех.

- Боишься?

- Чего мне бояться? Развяжи меня, и я покажу тебе, что такое страх.

Перестав чувствовать физическую боль, охотник был готов ко всему. Он не раз подвергался пыткам, часть из которых перенёс ещё в детстве, когда он ещё только готовился стать звероловом. Боль была неотъемлемой частью учебного процесса.

Послышалось шуршание упавшего платья. Невольно Суреан вспомнил девиц из публичного дома, сотни раз раздевавшихся перед ним. В этот раз одеяние также тихо сложилось на полу. Похоже, его догадкам суждено было сбыться. Незнакомка села на него сверху, придавив охотника к мягкой перине. Нет, это был просто сон, не иначе. Где он, кто эта шаловливая незнакомка?

Проведя ладонями вверх по груди, она добралась до горла и, ухватившись за шнурок, сорвала амулет с  шеи охотника и швырнула в сторону магическую побрякушку. Его это не слишком огорчило. Амулет только надоедливо обжигал кожу до этого.

- Думаешь, ты бесстрашен? Я бы могла вырезать тебе сердце, но… Это было бы слишком просто.

Едва ли ему стоило воспринимать всерьёз подобную угрозу от обнажённой особы.

- Хочешь поразвлечься? Повторюсь, развяжи меня, и узнаем, кто испугается первым.

Он был уверен, что незнакомка хотела просто позабавиться, воспользовавшись беспомощным положением охотника, но она могла бы получить намного больше, будь он свободен.

- Ты смелый, - короткая насмешка прозвучала из её уст, - Смельчаки умирают первыми.

Он услышал и почувствовал, как медленно срывались пуговицы на его рубахе одна за другой, а после нежные руки скользнули по коже. Он вздрогнул, тая под одеждой не мало отпугивающих шрамов. Его нелюбимая тема для обсуждений. Жалость была худшим, что он мог услышать от женщин. Но эта тайная любовница была не из их числа.

- Как видишь, меня не запугать смертью, - холодно проговорил он, доказав свои слова заслугами на теле.

Чародеи-экзорцисты вдоволь насладились пытками, делая из обычного парнишки охотника, готового сражаться с демонами.

Суреан почувствовал, как незнакомка склонилась к его лицу.

- Какой же ты на самом деле? – произнесла она, почти касаясь его губ своими.

Глаза Суреана были скрыты, его чувства притуплены, но он знал, что эта девица ощущала силу, которая исходила от охотника, силу, будоражащую плотские желания любой женщины, рядом с которой он оказывался. Так было везде и всегда, куда бы он не приходил, почти любая женщина проводила с ним ночь, если он того хотел.

- Освободи меня и узнаешь, - прошептал он, зная свои сильные стороны, касаемые вопросов женских желаний.

Как бы он не хотел этого, плутовка не собиралась его освобождать, чувствуя власть над пленником. Она примкнула к нему, страстно целуя своего узника. Её руки блуждали по его торсу, а после она принялась медленно спускаться, целуя его в шею, плечи, грудь, приближаясь к чёрному кожаному ремню на его штанах.

Когда он уже начал представлять дальнейшие наслаждения, она резко соскочила с кровати.

- Куда ты? – подумал он, приготовившись к продолжению.

Никуда. Она сдёрнула сапоги с его ног, после добравшись и до ремня. Расстегнув его, развратница стянула с него штаны и, уже через пару секунд снова запрыгнув на пленника, позволив почувствовать ему своё тело, страсть, каждое движение, приближающее лавину ощущений. Она отдавалась ему, пока, наконец, не застонала, исполняя последние рывки, и после, резко замедлившись, рухнула на его грудь, жадно вдыхая воздух. Зверолов почувствовал, как её грудь прижалась к его, не ощущая биения её сердце.

- Развяжи меня, развяжи, прошу, - прошептал он, не желая останавливаться.

Охотник знал, тайная любовница вряд ли откажется от этого предложения, даже будучи вымотанной и обессиленной. Он мог дать ей намного больше, подарить незабываемое наслаждение, и после небольшой паузы она потянулась к верёвкам, с лёгкостью освободив руки охотника. Верёвки пали, будто их перерезали кинжалом. Суреан улыбнулся, сдёрнув с глаз повязку. Схватив незнакомку, он бросил её на кровать, поменявшись с ней местами. Это была Илена, как он и предполагал с самого начала. Она смотрела на него, пылая страстью, безумный взгляд не ждал пощады.

Суреан прижал её руки над головой перед тем, как их тела сомкнулись вновь. Теперь ей выпала роль пленницы, беспомощно стонавшей от наслаждения. Он ощутил, как начали дрожать его скованные мышцы, приближая к главному моменту. Охотник сжал зубы, и лишь частое горячее дыхание Илены, обжигавшее шею охотника, заставляло его не останавливаться.

- Прошу, открой! Я не представляю угрозы ни для кого, кроме демона.

Никто не ответил, ворота не открылись ни на сантиметр. Суреан уже думал искать какой-то другой способ, чтобы попасть в крепость, как шестерня механизма затрещала, потянув створку заграждения.

- Благодарю, - прошептал Суреан, и бросился в проём.

***

В саду стоял Курас с топором наготове. Он даже не подозревал, насколько хитрый попался противник, уже давно проникший во дворец. Существо миновало расставленную стражу, распространившую весть о приближении демона.

По аллеям кто-то приближался быстрым шагом. Заметив Суреана, Курас быстро сообразил, зачем прибежал охотник. Громила преградил дорогу.

- Курас, я сам разберусь с ней... с демоном.

- Ты знаешь, что там за тварь? - прищурил глаз зверолов, - Какой-то личный мотив, или ты вдруг захотел нацепить все лавры на себя?

Великан хотел пойти вместе с ним, чтобы расправиться с демоном, но у Суреана, по-видимому, были причины, чтобы отправиться на опасную охоту в одиночку. Это решение было оправдано лишь в том случае, если зверолов понимал на что идёт. Суреан никогда не делал безумных шагов.

- Сложно сказать, насколько это дело можно назвать личным, - с тяжёлым вздохом ответил охотник, поправляя шляпу, - Но в своей истории я обязательно упомяну, что великан Курас не стал мешать мне выполнить эту нелёгкую работу, - усмехнулся он.

Подумав, Курас молчаливо отошёл, пропуская напарника.

- Не вздумай умирать, - проговорил верзила, хлопнув по плечу охотника, а то никто не узнаем о моём подвиге.

На лице Кураса появилась еле заметная улыбка, редкая эмоция в его арсенале. Суреан подмигнул ему, улыбнувшись в ответ.

- Не сомневайся, Курас, с тобой мы ещё встретимся.

***

Илена спустилась в темницу. По пути сюда ей пришлось убрать с дороги ещё шестерых стражников. Зов привёл её в камеру, где на цепях висел мёртвый пленник. Мешок скрывал его поникшую голову. Одежда пропиталась кровью из ран, нанесённых ножом убийцы.

Жалкий подлец не осмелился сначала освободить часовщика, чтобы подарить ему достойную смерть. Так поступали только трусы, посланные творить грязные дела.

Илена подошла ближе, трясущейся рукой притронувшись к мешку. Внутренний голос привёл её к отцу, дав возможность проститься с ним. Жаль, что именно такой она оказалась рядом.

Демон внутри будто замер в ожидании, наблюдая, как Илена страдала, показывая человеческую боль. Чёрной силе хотелось захлестнуть последние людские черты гневом и жаждой мести, вскружить голову, и уже никогда не позволить вернуться к милосердию и человечности...

Дочь сорвала мешок, увидев изувеченное лицо отца, испытав ещё больший шок. Его не просто убили. Сначала издевались, пытая, выпрашивая, где та чертовка, что навела ужаса. Что он видел в момент смерти, о чём думал? Поверил ли словам палача, что занёс над ним нож?

- Отец, прости меня, - дрожащим голосом прошептала девушка, притронувшись к холодной щеке родителя. Она не могла поверить, что он умер, готовая верить во что угодно другое, готовая принять собственную смерть, смерть Адрия, но не смерть отца... – прости за то, что я натворила. Я демон и теперь никогда не увижусь с тобой на небесах.

***

Закрывшись в башне, Люберт неподвижно лежал на кровати, вдыхая прохладный ночной воздух. За дверями стояла стража, обеспечив спокойствие Советника, уверенного что здесь он находился в полной безопасности. Голову терзали воспоминания об Аке, где-то кружился образ Илены, ещё той, что очаровала его своим видом, робкой и наивной. Знал бы он, что всё обернётся именно так, в жизни бы не подошёл к дьяволице, укрывшейся в шкуре красотки. Уже не важно, как она такой стала. Жизнь будущего Правителя была была под угрозой, и только это его сейчас волновало.

Занавешенные шторы колыхнулись, будто порыв ветра залетел через балкон.

Люберт не придал этому значения, продолжив блуждать в личных размышлениях. Всё его внимание было приковано к воспоминаниям.

Огни свечей на стенах сжались, будто хотели погаснуть все разом, погрузив комнату во мрак. Но новый порыв ветра заставил их вспыхнуть ярче прежнего.

- Какого беса?

Советник, вскочив с кровати, распахнул шторы, но в тот же миг отпрянул назад. Перед ним стояла Илена прямо у него на балконе. Как она тут оказалась, на такой высоте? Нежданная гостья шагнула за порог. Это была всё та же Илена, которую он знал, так же красива и желанна, не имея ничего общего с лесными тварями, чуть не убившими Советника, с которыми сравнивали Носфарского демона.

- Здравствуй Люберт, - произнесла она голосом, от которого сердце Люберта сжалось в страхе смерти. Он попятился к середине комнаты. Мурашки пробежали по всему телу, встряхнув каждую жилку. Странное чувство: сильное влечение к ней и в то же время холодящий ужас.

- Что тебе нужно? – спросил он, следя за каждым её движением, как неторопливо она двигалась вдоль стены, пока что не приближаясь к перепуганному хозяину дворца.

- Не ты ли хотел, чтобы я пришла? Ты не рад меня видеть? - чуть наклонив голову на бок, спросила Илена, не моргая.

Он тяжело сглотнул, глянув на дверь, за которой стояла стража. Люберт мечтал, чтобы демон пришёл в Ансандор, а теперь дрожал от ужаса, желая об обратном. Илена прошла мимо стола, проведя по столешнице пальцами, с неприятным скрипом, оставив четыре глубоких пореза.

- Помнишь тот вечер, когда мы поднялись сюда?

Взгляд Илены проходил через Люберта.

- На этой кровати я могла бы узнать, насколько ты горяч. Я тогда испугалась, помнишь? Ты был настойчив, но так и остался ни с чем, хотя мог бы воспользоваться своей силой, как те ублюдки, которых ты послал за мной.

Илена бросила испепеляющий взгляд на Люберта. Её рука мелькнула, оставив на груди платья разошедшийся разрез, почти показав Советнику две причины, чтобы он не огорчался за ту неудачу.

- Ты же ведь до сих пор хочешь меня? Твой огонь не угас? - усмехнулась она, - Ах, да. Прости за тот случай, когда я ударила тебя по голове. Я правда испугалась. Думала, что убила тебя, но нет. Ты по-прежнему жив. Всё так же отдаёшь приказы. Не по твоей команде моего отца притащили к тебе в темницу и жестоко расправились с ним?

- Я не просил его убивать, - судорожно признался Советник, не зная, как произошло это событие, - Клянусь! Я просто ждал тебя и всё. Я хотел его отпустить, но кто-то... - Люберт зарыдал, готовый упасть на колени, лишь бы получить пощаду, - ... кто-то другой убил его. Прости.

- Тщщщ! - прошипела Илена, закрыв глаза, сладостно представляя любовную ночь, которая могла бы произойти сейчас... или тогда. Жажда мести толкала её вперёд, это чувство приходилось сдерживать, но в то же время, бурлящая внутри ярость забирала много сил и концентрацию.

Когда девушка снова взглянула на жалкого Люберта, он увидел два огромных чёрных зрачка, окружённых жёлтой пеленой. Безумно улыбаясь, демонаца шагнула к хозяину башни. Люберт в панике бросился в сторону, догадываясь, какая учесть ждала его.

- Стража! Стража! - провопил он.

Услышав призывы, солдат тотчас выбил дверь. Не желая участвовать в этом поединке, Люберт бросился на балкон, надеясь, что караульные расправятся с этой тварью раз и на всегда.

Илена увернулась от одного меча, как следом к её голове уже летел другой. Клинок в сантиметрах прорезал воздух. Она оказалась за спинами стражников, а когда они повернулись, демона не было позади. Глядя по сторонам, углам, караульные искали её, но в комнате не было ни одной укромного места, скрытого тенью.

- Где она?

Из ниоткуда Илена вернулась в комнату, уже не в образе приятной девушки. Клыкастая тварь схватила солдата, рукой отогнув защитную пластину с шеи, а потом оторвала её, швырнув в сторону. Страж неистово закричал, заливая кровью пол, когда демон вонзил свои клыки, и вырвал кусок мяса.

Второй соперник, ошеломлённые на несколько секунд, всё же пришёл в себя, найдя отваги для нападения. Илена даже не рассчитывала на такое стремление умертвить её. Почти уйдя от атаки, клинок всё же достал цели, полоснув упырице по спине. Из появившейся раны засочилась тёмно-красная кровь. Следующий удар мог быть более удачным, меч чуть не пронзил её плечо, и только вовремя выставив руку, она первой пронзила голову противника. Разжав пальцы, на пол упал окровавленный глаз солдата.

Люберт слышал лишь грохот и крики, а когда на балкон вышла Илена, понял насколько близко поражение. Он не был суеверным, но все рассказы о демонах дали о себе знать именно в этот момент. Нечисть могла очернить его душу, или забрать её вовсе, заточив в тёмные кандалы преисподней. Выход был только один, лучший из двух возможных. Не дав Илене приблизиться, он перекинул ногу через ограждение и оттолкнулся, быстро полетев вниз. Глухим ударом Советника приняла крыша его же дворца, положив конец не начавшегося правления. Как он не старался укрыться от наказания, расплата за прошлые грехи сама нашла виновного.

Илена смотрела вниз, терзая себя за чрезмерную медлительность. Смерть за смерть. Но это не была та расплата, на которую она надеялась. Ярость внутри ещё полыхала горячим пламенем. Вокруг оставались невинные, чья кровь манила демона запахом, доносящимся из-за десятков стен. Разум затянуло свирепое желание продолжить бойню прямо тут во дворце, и её несло вперёд.

Проломив вставшую на пути дверь, демоница оказалась там, куда её привёл внутренний голос, напоминавший ей о голоде. Перед ней оказались очередные караульные. Двое солдат оказались не готовы к такой молниеносной атаке, но ещё больше они не ожидали, что их противником окажется нечисть, желавшая их сожрать. Даже не задумываясь, стражник сделал выпад, оказавшийся на удивление удачным. Клинок проткнул ключицу врага, пройдя насквозь и застряв в стене. Парень успел отпрянуть назад.

Демоница взревела, махнув когтями, но дотянуться до противника ей не удалось, сильную боль причиняло ей пригвоздившее к стене лезвие. Второй караульный воспользовался слабостью упырицы, решившись её обезглавить. И ему бы это удалось сделать. Впервые, Илена оказалась в беспомощном положении, узнав, что и демоны чувствуют боль, теряют силы и терпят поражения. Внутри всё горело от ярости, ещё больше ослабляя её, и только сейчас из сердца по телу начал расползаться страх.

Солдат занёс меч. Демоница дёргалась, но закрыла глаза, чтобы не видеть свой последний миг.

Это была бы лучшая развязка, положившая конец мучениям Илены, освободив её от страшного демона. Обезглавленное тело рухнуло на пол, не представляя больше угрозы. Ни одной капли крови больше не прольётся от этих когтей, ни одно сердце не ощутит больше страха при виде этих глаз. Но это всё равно не даст ей обрести покой на Небесах, среди Ангелов, где не было несчастий, слёз, где её ждал отец.

Илена ждала, когда же клинок опустится ей на шею, смирившись со смертью, поджидавшую её все прожитые годы.

Но время Илены ещё не пришло. Простонав, солдат выронил оружие, прозвеневшее на каменному полу. Чужое лезвие меча показалось у него из груди. И тут же кинжал вонзился в горло второго - безоружного, ранившего демоницу.

Сжав зубы, Илена схватилась за лезвие, разрезая ладонь, но выдернула меч, бросив его в сторону. У проломленной двери стоял Суреан. Убрав за пояс кинжал, а затем, повесив и меч, он протянул Илене руку.

- Пора бежать.

Никто не стал бы останавливать охотника, спасавшего бедняжку, потерявшую отца, попавшую в самую мясорубку дворцовых событий. Выход из города ему был обеспечен, пока Илена оставалась человеком. Уже к рассвету они покинут долину, где их дальнейшие пути разойдутся навсегда, или до следующей встречи.

Суреан улыбнулся, заметив нечто подобное и на лице Илены, но уже через мгновение она набросилась на безоружного зверолова.

***

- Стража повсюду! Рано или поздно они поймают демона, - сказал Осиф, полный уверенности в своих словах

Вместе с Ваданором они стояли на парадной лестнице дворца, даже не догадываясь, что демон укрылся за их спинами, буйствуя в корпусе Люберта.

- Демон в городе, да никто из живых его так и не видел, будто и не существует его вовсе. Я свято верю, что мы победим это зло, но и верю собственным глазам. Враг затаился среди нас.

Правитель был напуган за судьбу Ансандора. Как бы не говорил Осиф, не так-то просто оказалось изловить нечисть. Рассвет настанет через три часа, долгих три часа, в которых каждая минута тянулась словно вечность.

- Ваданор, не волнуйся. Мы справимся с этим злом, чего бы этого не стоило. Демон будет сожжён.

Ваданор поджал губы, кивнул Советнику.

- Осиф, друг мой, я рад, что рядом сейчас находишься ты. Но нам не исправить неизбежное. К утру здесь будет Посол, - Правитель не знал о перехваченном послании, в котором сообщалось о других планах Посла, из-за которых ему пришлось свернуть с маршрута, - Что он увидит? Наш славный город превратится в забытое место.

Он так боялся присоединения леса, откладывая это событие год за годом, и вот оно случилось. С появлением Люберта, Правителю пришлось пойти на риск, поставив свою подпись, как он считал, под собственным приговором. Случайность или нет, в Ансандор пришёл демон, бросивший тень на репутацию города. Ваданор бы никогда не сказал вслух, но глубоко внутри он ненавидел своего племянника, терзая себя за данное брату обещание.

- Доживём до рассвета, а там посмотрим.

– Просыпайся Владос, приехали.

Я посмотрел по сторонам — действительно, приехали. Я вылез из машины. Мы находились у озера посреди леса. Но что-то в этом месте было не так... Но что — я не мог понять. Пока Дима ставил палатку, я развёл костёр и начал жарить мясо. Дима собрал палатку и сел на складной стул рядом со мной, напротив огня. Пока мясо готовилось, мы успели опустошить одну бутылку водки, не дождавшись закуски. Спустя час мы смогли добить и вторую бутылку. Мы общались с Димой по душам, смеялись, вспоминали детство. Костёр уже затухал, как вдруг Дима замолчал и повернулся в сторону озера.

– Влад, ты слышишь это?

– Ты о чём?

– Кто-то шепчет в воде…

– Ооо, братан, ты походу перепил – шутливым тоном произнёс я.

Но Дима не слушал. Он пошёл к берегу. Я хотел удержать его, но он уже стоял по щиколотку в воде, прислушиваясь к чему-то.

– Они зовут меня… Слышишь?

Вдруг Дима сделал шаг вперёд — и исчез в воде. Ни брызга, ни крика, как будто его никогда и не было. Я как будто протрезвел. Включил фонарик и начал метаться с ним вокруг озера. Я не понимал, что произошло. Я кричал, прыгал в воду, но Димы нигде не было. Я уже ничего не понимал и просто хотел уехать из этого леса. Но ключи от машины были у него в кармане. Хорошо хоть, двери машины были открыты. Я прыгнул в машину, закрыл двери и остаток ночи провёл там, трясясь от страха.

И вот, уже на рассвете, я вышел из машины и увидел, как на берегу стоит Дима... Весь мокрый, бледный как смерть — и улыбается

– Я нашёл их, Владос, – сказал он. – Они хотят и тебя тоже...

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Я чувствую, как кто-то перевязывает мои руки. Лицо греется в лучах солнца. Вставать совсем не хочется, послевкусие сна прибивает к уютной кровати.
— Максим, ты с нами? — слышу я справа от себя, это Валерия.
— Я с вами до конца, — я не открыл глаза.
— Вадим всю ночь откисал в туалете, когда шел к дому, увидел, что ты у забора лежишь без сознания, весь в крови, — она продолжила перевязывать мои рукию.
— Мы тебя сюда принесли, я всю ночь не могла остановить кровь. Попросили в деревне вызвать доктора. Федор сказал, что вызвал, но никто так и не приехал.
— Все в порядке.

Пришло время вставать. Я сел на кровать и осмотрелся, даже не удивился, что это бывшая комната бабушки. За окном наш поселок, вдали я увидел несколько машин. На подоконнике лежала кукла Леры, не хватало только трупа старушки внизу.
— На кого похожа? —показываю я Валерии на куклу.
— Точно все в порядке? Мне кажется тебе лучше не вставать, — она не сводит с меня глаз.
— На кого? — повысил я голос. Валерия все-таки посмотрела в сторону окна, но куклы там уже не было.
— Что на кого? – она повернулась ко мне с ярко выраженным волнением. Я непроизвольно выдохнул смешок.
— Валерия, собирайте вещи прямо сейчас. Сегодня до вечера нужно уехать.
— Максим, я же тебя попросила, — на ее глазах начали появляться слезы.
— Я возмещу, сниму вам квартиру для семьи.
Она изменились в лице.
— В городе?
— В городе, любом, еще на три года.

Она отвела глаза и сложила руки, в ее голове начались мыслительные процессы.
— Я просто так должна поверить тебе? И где мы сегодня остановимся?
— Любые расписки подпишу. Но ночуем сегодня не здесь!
— Я не смогу так быстро уговорить мужа. У него здесь, видите ли, вдохновение.
— Валерия, либо сегодня уезжаем и я снимаю вам квартиру. Либо я вас выселю.

Он прищурилась, ее брови опустились. Лицо приняло то самое недовольное выражение, когда она язвила своему мужу.
— Это что, шантаж?
— Можно и так сказать. В любом случае, Валерия, я тебя умоляю. Вам надо всем уехать сегодня же.
— Максим, никак не смогу мужа уговорить, он говорит, что к нему тут муза приходит.
— Муза?
— Ну, он часто выпивает, я не знаю, как это сказать, – она задумалась. – Говорит, что иногда по ночам к нему приходит прекрасная девушка в белом платье. Она шепчет ему новые идеи, смотрит на его картины. А наутро он начинает рисовать с новой силой.
— Какого цвета ее глаза?
— Я не спрашивала. Я вообще думаю, что он не в себе.

Эта сволочь позволяет себе общаться с ней? В моем доме и без моего разрешения. Она же просто играет с ним, я докажу ей, что она принадлежит только мне, как и все в этом поселке. Это не мои мысли. Это наши мысли, Максим.
Я подошел к Лере и стиснул руками ее плечи, она испугалась моих шрамов.

— Лера, слушай меня внимательно, собирай с дочкой все вещи. Я приду к вечеру за вами. С мужем поговори, постарайся убедить, как можешь. Если не согласится, уедем без него и дедушки. Потом разберемся, как их уговорить, ты поняла?
После минутного замешательства она выдохнула: «Хорошо». Мне почему-то показалось, что идея уехать без мужа привлекла ее больше.
Я направился на второй этаж, на кухне спорили Федор и Вадим, они обернулись на меня и замолчали.
«Вот видишь, живчик наш Хозяин, как я и говорил», — показал Федор на меня. Вадим уже набрал в легкие воздуха для продолжения спора, я дал знак тишины рукой. Они уставились на меня.
— Федор, через 15 минут, чтоб ждал в машине.
— Но, Максим Игоревич, ведь праздник сегодня, гостей принимать надо.
Знаю я ваши праздники.
— Федор, — я посмотрел ему прямо в глаза и спокойно произнес. — 15 минут. Машина.
— Хорошо, Максим Игоревич, — услышал я за спиной, пока поднимался по лестнице. За мной кто-то следовал.
«Эту дверь вообще никак не открыть, – сказал мне Вадим. — Да и на второй этаж нас не пускали никогда, сказали, там конструкция хрупкая уже». Я положил руку на ручку, меня первый раз в этом доме обдало теплом. Мне просто нужно приказать ей, хозяину не нужны ключи, хозяину нужно повиновение. «Открывай!» — сказал я двери. «Да говорю ж, нет у меня ключей», — пробормотал за спиной Федор. Я повернул ручку, и она послушно открылась.

Я рывком вошел в комнату, все окна были закрыты черным шелком. Но темнота помещения не падала на нас с Вадимом. Вокруг стояли свечи, они горели во всех углах комнаты, на всех столах, у всех картин. В конце висел ее портрет. Больше человеческого роста, она гордо стояла на лугу, за ней была наша усадьба, ее лицо не выражало улыбки. Вадим ахнул и затрясся в истерике. «Это она, Максим, это моя муза», — заскулил он, не в силах стоять на месте, он начал на коленях двигаться к музе. Я пошел проверять другие комнаты, они также были полны картин, некоторые из них были портретами в полный рост разных людей из разных эпох. Я вышел к Вадиму, он стоял перед ней на коленях, порываясь прикоснуться к ногам. Если он это сделает, я зарежу его прямо здесь. «Максим, ты же понимаешь, что он тебе не конкурент», – прошептала моя хозяйка у меня в голове. Я взял Вадима за плечо, в его глазах были слезы. Через минуту мы подошли к двери, и я силой вытолкнул его кувыркаться по лестнице. После этого обернулся к картине и сказал ей: «Ты не имеешь власти надо мной, хозяин тут я». Она улыбнулась, провожая меня. Захлопнув дверь, я провернул ручку – стоит на месте будто влитая.
Внизу Валерия помогала мужу встать, он плакал.
— Максим, что ...? — начала она.
— Сегодня, к вечеру, здесь с сумками, поняла?
— Поняла, — смиренно произнесла она.

Выбежав из дома, я понесся к машине. У калитки стоял какой-то человек в черном костюме, он смотрел на мой пейзаж, одна рука у него была в кармане, а другой он почесывал свою бородку. На выходе он обратился ко мне:
— Максим Игоревич? Приятно снова увидеться, — он достал руку из кармана.
Нашим ладоням не суждено было соприкоснуться. Посмотрев на свою пустую руку, он кинул взгляд на забор и сказал: «Определенно есть талант, но его нужно обрамлять мастерством, – он улыбнулся. - Ну хоть запомнил, как нужно вести линию горизонта». Я тоже ответил улыбкой и с предостережением ему сказал: «Да-да, линии рек я тоже кстати хорошо запомнил». Я поправил рукой свои волосы, мы еще немного друг на друга посмотрели, и я побежал вниз.
Машины все прибывали, люди, выходя из них, здоровались со мной. Федор стоял у своей на самом краю дороги, я сел без слов:
— Куда?
— На кладбище.

Мы ехали в молчании. Перед самим кладбищем он начал рассказывать мне, как хоронили его отца, потом перешел на похороны другой семьи из нашего поселка и уже не мог остановиться. Я прервал его на Даниловых. Выйдя из машины, он бросил мне в спину: «Всегда похвально отдать дань уважения предкам перед праздником». За воротами я закрыл глаза и вдохнул затхлый запах кладбищенской земли. Я знаю, что она будет лежать в правом конце кладбища, мы все там будем лежать. Я смотрел на надгробия по правую сторону. Много разных фамилий сменяли друг друга, все разные, но такие знакомые. Пошла череда Тищевых, практически в конце я дошел до Тищевой Евдокии. Несмотря на то, что на меня смотрела молодая и статная девушка, в ее взгляде без труда угадывался суровый нрав моей бабушки. Еще чуть дальше на меня смотрела моя Аня. У нее было самое старое надгробие, а вместо фотографии стояла ее маленькая статуэтка. Черты ее лица давно стерлись, но я как будто видел, как она наблюдает за мной.
— Дальше в город за керосином? —она вышла из-за моей спины. В дневном свете Аня выглядела еще прекраснее.
— Почему бабушка вообще меняла фамилию, все равно в конце осталась Тищевой?
— Я тоже не понимаю, настоящие Тищевы не знают, что такое смерть.
Аня подошла ближе.
— Ты больше не увидишь меня, если сожжешь картину, — сказал она и добавила после сладкой паузы, - я больше не увижу тебя.
— Я могу забрать ее с собой, — надеялся я.
— Ты же знаешь, что она связана с этой землей, тем более там не только я. Там еще десятки сильнейших из нашего рода.
— Рода, которым вы так беспечно разбрасываетесь? – я опять нашел в себе ту ярость.
Она игриво засмеялась, кружась вокруг меня, завораживая своим изящным танцем.
— Это закон природы, что сильный пожирает слабого. Тищевы делали это веками. Вырывали из рода слабые корни, чтобы напитать сильные.
Она кружилась, практически касаясь моего тела, дразнила меня.
— Чем более сильные и меньше слабых, тем могущественнее род, тем живее наша земля, — она остановилась и кокетливо наклонила голову, — а в это время нам нужны сильнейшие во главе.
Время остановилось, она смотрела на меня снизу своими страстными глазами, ее губы были приоткрыты, она видела, что я смотрю на них.
— Ты уже победил смерть один раз, я могу показать тебе, как разгромить ее полностью, — она пододвинулась ко мне, я так хотел почувствовать ее теплое дыхание. — Я покажу тебе, как творить, открою тебе все краски жизни.
Я вот-вот соприкоснусь с ее кончиком носа. Повисло молчание, наши глаза были настолько близко, что появлялось ощущение, что я ослепну от этих двух больших красных солнц. Мне просто хочется поцеловать ее, ощутить тепло, раствориться в ней.
— Тогда ты знаешь, что делать, —сказала она и тут же исчезла.

Где-то вдали люди собирают в охапку травы, они связывают их пирамидами, расставляют по всему поселку, ждут, когда зайдет солнце. Земля тоже в ожидании, мне кажется, если я приложу ухо к серой почве кладбища, то почувствую, как она что-то шепчет. Ветер перестал раздвигать воздух, ощущение, что скоро мне будет нечем дышать. Я понимаю, что мне нужно сделать, чтобы увидеть ее. Мне нужно нарисовать ей картину, которая перечеркнет прошлое, настоящее и будущее. В голове маленькие руки Леры. Солнце на горизонте запускает время заново, вместе с его движением начинают утекать минуты. За керосином я уже не успею, но Леру смогу спасти.

Я присаживаюсь на влажную землю, закрываю глаза. И вижу раннее утро, как я выхожу, потягиваясь спросонья. Кричу кому-то на кухню, чтобы несли чай. Вдалеке стоит Аня у мольберта, на ней мое любимое белое платье. Она повадилась вставать до рассвета, чтобы поймать восход. Я подхожу к ней с чаем, она чувствует, что я рядом.
— Смотри, как надо вести градиент.
Я смотрю только на ее шею.
— Ну, Макс, я серьезно.
Чувствую ее улыбку.
— Конечно, конечно, — мои губы встречаются с ее шеей.
Запах травы дошел до кладбища. Они зажгли все пирамиды из трав. Я открыл глаза, солнце практически исчезло за горизонтом. Меня потянуло домой. Федор сидел за рулем, тишину нарушал только мотор машины. Я сел на заднее сиденье и сразу уставился в окно. Федор без слов повез меня домой.

При подъезде к поселку я увидел эту башню, практически в каждом доме были зажжены охапки травы. Издали это выглядело как будто наш холмик — это какая- то елка, а эти горящие охапки обвивают ее словно гирлянда. Ну и конечно на самой верхушке – звезда этого места – мое поместье. Я все яснее начинал слышать вопли радости, какие-то возгласы людей, их крики. Мы проехали арку поселка, и машина остановилась. Я вышел и в последний раз посмотрел в темную даль, в другую сторону от этого поселка. Как будто у меня был выбор просто уйти и никогда сюда больше не возвращаться.

Я шел к поместью и не хотел торопиться, наслаждался этой ночью, смаковал каждый шаг. Вокруг меня танцевали люди. Уже чуть ли не начинали собираться в хоровод. Я открыл калитку, сразу услышал плач Валерии. Она билась руками в закрытую дверь усадьбы, ее руки уже были в крови от бесконечных ударов по двери. Я, наверное, поставлю новую потом, перекрашивать эту уже нет смысла. Я подошел к ней, положил руку на плечо, от страха она ударила меня локтем. Когда она поняла, что это я, Валерия заскулила, захлебываясь соплями и слезами.
— Максим, Максим. Они заперли ее там, мою Лерочку. Максим..
Она повисла на мне руками.
— Максим, сделай что-нибудь!
Я галантно и нежно взял ее руки и тихо сказал:
— Все будет хорошо, я сейчас ее приведу.
Дверь открылась сама собой, Лера сразу порвалась бежать внутрь, но я ее не выпустил.
— Лер, стой здесь, мы сейчас придем.

Она плакала или кричала, уже сложно было разобрать. Я толкнул ее к забору и быстро вошел в дверь, закрыв ее за собой. Она опять начала долбиться в нее. На кухне сидел глухой дед с бутылкой водки и какой-то газетой, видимо, он вообще не понимает, что происходит.
«Максим!» — крикнули со второго этажа. Я вошел в комнату, в ней было не меньше десятка людей. Анину картину сняли и расположили на алтаре. Над алтарем рыдал ребенок, его держало сразу три человека. Два из них фиксировали ее руки прямо над картиной, третий затыкал рот. Вадим стоял в углу комнаты и плакал, смотря на свою Лерочку. Я не видел сейчас Аню, но чувствовал, что она стоит прямо за Вадимом, я улыбнулся ей в ответ. Мужчина с бородкой вложил мне нож в руку. Я знал, как рисовать реки крови. Я знал это с рождения, а потом мне еще раз показали в этой же комнате и на этом же месте. Я хотел посмотреть на свои руки, чтобы точно убедиться в том, как их повести, но быстро отбросил эту идею, настоящий творец должен добавить что-то в свое в картину. Я подошел к маленькой Лере и не смог разглядеть ужаса в ее глазах, ее взгляд перекрывала пелена слез. Я начну с будущего: нож с радостью вошел в детскую плоть, река начинает разливаться, перечеркивая ее будущее. Ребенок пытается вырваться, но после происшествия со мной ее на всякий случай держат три человека, вместо двух. На правой руке нужно зачеркивать прошлое, после левой вести нож намного привычнее. Ребенок давно потерял сознание от шока. Я отхожу, облизывая нож, со стороны смотрю на свое творение – крайне неплохо для первого раза. Я вижу восхищение в глазах мужчины с бородкой. Картина Ани впитывает кровь, текущую из рук ребенка. Я смотрю на Вадима, ему уже передают нож в руки.
— Ань, в этот раз начинаем с ребенка.
Ее пока никто не видит, но я знаю, что она начинает шептать на ухо Вадиму, он начинает рыдать еще больше, но послушно двигается к своей дочке.
Все затихли в ожидании, в комнате слышен каждый вдох и выдох, внизу мама продолжает биться в дверь. Леру положили к ногам отца, он занес над ней нож. Девочка с криком очнулась и подняла голову, она пытается встать. Лера начинает, что-то кричать отцу, умолять его о чем-то. Я киваю, и Вадим вставляет нож прямо в сердце своей дочери. Будущее не свершится. Моя Аня дьявольски хорошо убеждает людей. Я открываю двери и приказываю всем стоять, сначала должен пройти Вадим, его все сложнее контролировать после убийства дочери. Мы спускаемся вниз, я чувствую, как Аня толкает его на кухню. Дед широко раскрывает глаза при виде его сына всего в крови. Он не может быстро встать от опьянения, в суматохе пытается как-то помочь. Так и не успев подняться, дед получает нож в шею от своего сына. Вадим стоит в оцепенении, пока кровь брызжет ему на руки. «Еще раз», – говорю я Ане, в этот раз хочется действовать наверняка. Вадим еще три раза вонзает нож в шею, из глаз деда уходит последний намек на жизнь. Прошлое забыто. Люди вокруг меня начинают смеяться, я тоже позволяю себе улыбнуться. Жена все так же колотится в дверь, я показываю людям знак, чтобы они открыли. «Только аккуратнее», – бросаю я вдогонку.

Дверь тихо открывают между стуками. Лера врывается в гостиную и замирает. Все смотрят на нее в ожидании, она находит взглядом своего мужа, начинает орать от страха. От всей этой кровавой картины она теряет рассудок. Пытается промямлить имя дочери, но у нее не получается. Слева на нее с остервенением набрасывается Вадим, он начинает кромсать ее ножом. «С женами почему-то всегда легче всего», – я чувствую, как говорит Аня возле. Он режет жену с какой-то первобытной яростью, мы все смотрим, как умирает настоящее. Вадим останавливается с одышкой, он забыл дышать между ударами. Он смотрит на свою работу и молча вставляет себе нож в шею, падая на свою жену. Их кровь смешивается. Люди начинают ликовать, меня обнимают и целуют, кто-то гладит меня, я вижу, как праздник движется на улицу. Кто-то радостно кричит: «Получилось! Получилось!»

Я прорываюсь через сборище людей на второй этаж, каждый пытается дотронуться до меня, поблагодарить. Три поколения принесены в жертву, будущее, настоящее и прошлое целого рода уничтожено, чтобы мой род стал сильнее. На втором этаже я закрываю за собой дверь. Портрет Ани сочится кровью на алтаре, я не могу дышать, мне страшно. Но вот, ее белоснежная рука нежно обхватывает рамку. По моей груди расплывается блаженство. Вместе со второй рукой Аня медленно вытаскивает себя из картины. Я вижу ее тело, она голая. Ей нравится мой взгляд. Она улыбается. «Ну же, Максим. Последний рывок», – она протягивает ко мне руки. Наши ладони соприкасаются, я никогда не испытывал чего-то настолько родного в прикосновении. Я пытаюсь потянуть ее нежно, с трудом подавляя рывок своей страсти. Она полностью вылезает из картины, опирается руками о мои плечи и тихо, практически бесшумно, спрыгивает с алтаря. Я теряюсь в ее красных глазах, прикасаюсь к ее щеке, мои пальцы нежно размазывают кровь маленькой Леры по ее лицу. Время замирает, этого мгновения я ждал всю свою жизнь. Она дарит мне поцелуй. Поцелуй, наполненный силой, такой, какой хозяйка дарит хозяину. Мы растворяемся в объятьях друг друга.

На улице слышны крики людей, кто-то начал запускать салют. Мы лежим с Аней голые на алтаре, все в крови, в грязи, в радости. Я обнимаю Аню и думаю с улыбкой о своем поселке. Тищево ждут крайне плодородные времена.

Машина с семьей остановилась у арки поселка, дедушка сразу вышел размять ноги. Алексей Петрович начал покашливать от ударившего в нос запаха травы. К нему подбежал внук с телефоном в руках и недовольно пробурчал: «Деда, тут реально интернета не будет?»

«Женя, помоги маме с сумками», – остановил его отец. Через несколько минут семья продвигалась к усадьбе на вершине холма, вокруг с ними радостно здоровались люди. «У нас тут все дружные, живем как одна большая семья», – рассказывал Алексею староста поселка.
— Максим Игоревич за всеми тут смотрит, никому ни в чем не отказывает.
— Мама, смотри! — прервал рассказы старосты ребенок, ребенок бросил сумки и побежал к поместью. Полотно забора как зеркало отражало весь поселок, там по кругу располагались поля и дома, солнце с луной, вся картина дышала жизнью. Отец уже пошел ловить сына. «Вадь, успокойся, — жена взяла его за руку, — хоть 10 минут нас трогать не будет». Мальчик побежал вдоль забора, следуя течению рек на картине.

Староста открыл калитку, поместье молчаливо поприветствовало семью. На террасе сидела молодая девушка, она была в черных очках и белом платье. Девушка улыбнулась и подняла руку в знак приветствия, отец мальчика ответил взаимностью. Алексей тем временем искал старого друга.

— Идите располагайтесь, —бросил он сыну и пошел в сторону старика у мольберта.
Максим Игоревич стоял с палитрой и выводил что-то с краю своего портрета.
— Ну, что? Начнем с лет и зим? — крикнул Леша за его спиной. Максим обернулся посмотреть на него, положил кисточки и с улыбкой обнял старого друга. Им принесли чая, и они долго сидели и заново знакомились друг с другом, пока снова не смогли заговорить с дружеской искренностью.
— Спасибо тебе Максим за все, спасибо, что не забыл нас, — начал после молчания Леша. — Нам с Катей те деньги очень помогли в свое время, особенно как Паша родился.
— Да будет с тебя, у меня дело пошло, а я и так тебе должен был, — отвечал Максим.
— Да вижу я, как ты разрисовался, — радостно ответил ему Леша. — Вон, какую фифу у себя приютил.
Он показал в сторону жены Максима, она сидела и что-то со смехом рассказывала сыну Алексея.
— Никак лет 20 разницы.
Максим улыбнулся.
— Ну, хорошему художнику нужна самая прекрасная муза.
Друзья залились хохотом.
— А это ты себя что ли рисуешь? — он показал на картину Максима. — Ну талантище, ты ж таким от нас и уезжал лет 30 назад, только шрамы забыл. Леша ткнул в руки на картине, потом резко отвернулся и сказал:
— Извини, давно не общались.
— Да ничего, — улыбнулся Максим. — Некоторые шрамы все-таки можно залечить, если знаешь как.
— Мне кажется только темный какой-то портрет, — продолжил Алексей.
— Много ты понимаешь, Леш, — Максим развернулся к картине и после небольшой паузы сказал. — Иногда, чтобы картина обрела краски, в нее надо вложить душу, порой не одну.
— Ой, как заговорил, ну поэтище, — залился Леша, делая глоток чая.
— Спасибо тебе, что позвал нас, хоть внуку настоящую деревню успею показать.
— Ладно тебе, я бы без тебя сюда бы не приехал.
— Это да, кто ж мог предположить, что ты здесь жить останешься, — Леша опять показал на Аню.
— Хотя с такими фифами тут бы любой остался, — он опять начал подтрунивать над другом.
Максим в этот раз не улыбнулся..
— Ой, устал я за сегодня, уже спать клонит, — Леша начал подниматься, — говорят, у вас праздник какой-то через две недели, завтра все о нем расскажешь. Максим только ответил: «Спокойной ночи, Леш».

Он остался сидеть у своей картины. Прибывшая семья улеглась по своим комнатам, слуги тоже ушли спать. Аня вышла из дома, сняла очки, ее глаза светились красным в темноте. Она подошла к своему мужу и села возле него.
— Паша такой милый, предложил мне помочь переставить картины на втором этаже.
Максим посмотрел на жену и кивнул ей, за столько лет вместе они могли понимать друг друга без слов. Муж и жена просидели в тишине еще какое-то время, потом Аня встала, и напоследок сказала:

— Вот здесь не хватает красного, – она показала на глаза с портрета Максима. Тот кивнул и подумал: «Действительно, пора и мне увидеть этот мир в новых красках».

Если вы здесь, то смею надеяться, что вы со мной с первой части данной повести. Безмерно Вам благодарен, что вы уделили время моему письму. Хочу попросить выделить еще пару минут, и написать комментарий, дать какую-то оценку моему излиянию в сеть. Всем еще раз спасибо! Пошел дальше плеваться мыслями в бумагу.
С уважением, Владимир Бард.

Часть 1

В комнате темно, они положили мои руки на холст, сжимают со всей силой. Я вижу только очертания папы и бабушки, она что-то шепчет ему. Он подходит ко мне в слезах, бабушка направляет его руку с ножом в мою сторону. «Это твой долг, Игорь!»— кричит она у его уха. Нож впивается в мою в мою руку. Я начинаю кричать, голос ломается, а силы уходят. Папа смотрит мне в глаза и останавливается. Бабушка бьет его: «Выродок! Как всегда, все нужно делать за тебя!» Она подает какой-то знак собравшимся вокруг. В тот же момент люди по бокам начинают резать мои руки. Я вижу, как серебро на ножах перестает блестеть — я вижу, как реки снова начинают течь. Я не могу кричать, дым в комнате душит меня. Бабушка голодными глазами смотрит на мои руки. Комната исчезает.

На ногах мокро. Ощущение, что я описался во сне. Я все так же сижу на этой лестнице. Все штаны склизкие от липкой крови, она стекает с моих рук, поглощая все на своем пути, захватывает мою одежду, разливается бурным порывом. Неужели я скребу себя во сне? Пытаюсь прордраться к своей сути.

«Ну и видок, отрада для глаз», — силуэт мужчины закрыл солнце, я смотрю на него снизу в его тени.

«Мне тут сказали, что вы всю ночь на лестнице просидели, Максим Игоревич», — он помогает мне подняться, теперь его руки тоже в крови. Мы зашли внутрь, пыль разлетелась перед нами, в комнате стояло два грязных стола и шкаф. Мужчина проводил меня до стула и ушел. Через некоторое время он вернулся с термосом, чистой одеждой и полотенцем.

— Ну что, пришли в себя, Максим Игоревич? Вы хоть скажите что-то, а не то онемели за столько лет.

Я хлебнул из термоса, и вот он, тот самый вкус дома, лугов, поселка, детства. Сразу захотелось закрыть глаза, смаковать его на языке, никогда не проглатывая. Я молча взял одежду с полотенцем, привел себя в порядок и переоделся. Администратор сидел и барабанил пальцем по столу:

— Меня, кстати, Петром зовут, я к вам заезжал в поселок в детстве, но вы, наверное, не помните, – Сказал он мне, увидев, что я готов хоть как-то воспринимать его речь.

— Ты давно тут в администраторах?
— Ой, да я уже и не скажу, уж третий десяток идет.
— Мне нужны ключи и документы от дома, – перешел я к делу.
— Да зачем, вас тут все знают, дом вам откроют, там и жильцы вам в помощь.
— Жильцы?
— За усадьбой ухаживать надо, заботиться о ней. Подселили семью по нужде, вы не беспокойтесь, все ваше там буде на своих местах. Ну или в кладовке.

Это в наш с Лешей план не входило. Связываться и спорить с жильцами у меня желания нет. С другой стороны, может я смогу их на аренду посадить или им же и продать дом. В любом случае, нужно смотреть хозяйство.
— Так, а документы где?
— Я же говорю, не нужны они вам, вас там все быстро узнают, – он посмотрел на мои руки, – двери вам тоже без ключей откроют.
— Я продать его хочу! – мое терпение начинало подходить к концу. – Документы мне точно нужны.

Он положил обе руки на стол и немного улыбнулся. «Продать?» — Петр протянул это слово, как будто передразнивая меня. «А кому ж вы собрались продавать его?» — спросил он так же в издевательской манере.
— Найду кому, твое дело документы отдать.  – почему-то кисти сами начали складываться в кулаки.

Повисла пауза. Он недолго посмотрел в грязное окно, будто за ним можно было что-то разглядеть. После Петр подошел к шкафу, начал там копошиться, затем достал папку с этикеткой «Поместье Тищевых». «Ну, ваше дело, Максим Игоревич, кто ж я такой, чтоб с барином спорить», — опять сказал администратор с игривой улыбкой. Я взял папку и сдул пыль со стола. Начал разбираться в документах, там были свидетельства о смерти родителей — никаких эмоций. Были документы бабушки — тоже не нужны. В самом конце были мои расписки с корявой нервной подписью. Было ощущение, что я могу почувствовать запах слез того мальчика, что подписал их. А потом шли все выписки, по которым единственным собственником земли был Исаков Максим Игоревич. Где-то внутри растеклось теплое умиротворение.

Я отпил еще воды из термоса. Положил документы в портфель и выбросил грязную одежду. Напоследок повернулся к Петру. «Что тогда произошло? В ту ночь?» — спросил я у него с каким-то непривычным спокойствием. Петр вздохнул, опять отвел взгляд: «Да что я могу сказать, меня там не было» Он опять присел на свой стул: «Знаю горе произошло, папа ваш». Его рука дрогнула, он было хотел перекреститься, но, посмотрев на меня, быстро положил ее обратно на стол.

— Папа ваш, то ли с ума сошел, то ли просто так убил и маму вашу, и бабушку. Вас тоже хотел, но вы, как я вижу, с нами.

Он хотел продолжить, но замолчал, подбирая слова, снова заговорил: «Вас на дороге подобрал местный поп. Он тогда в ночи ехал, вы выбежали весь в крови, не иначе бог вас сберег». На последней фразе уголки его губ немного приподнялись. «Повез он вас тогда не к нам, в сторону шоссе». Я перебил его: «Почему не сюда поехал?»
«А кто ж его знает? — продолжил Пётр. — Вы тогда чуть не умерли в дороге, много крови потеряли. Поп говорил милицейским, что просто сюда дороги в ночи не разобрал, а по трассе на Калмыково проще было ехать». Петр опять начал набивать ритм пальцем по столу. Я присел напротив него и кивнул головой для продолжения:
— Потом милиция сюда приехала, в поселок. Что-то искали, всех опрашивали. В итоге сказали, что во всем разобрались. Тела бабушки и мамы нам отдали, их у поселка похоронили. Тело отца забрали зачем-то, что с ним стало я не знаю.
— А где кладбище?
— Да от поселка часа два на машине, если к шоссе ехать.
— А поп тот еще жив?
— А я не знаю. Он сюда редко заходил из своей цервкушки.
— А она где?
— Ой, ее так просто не найти, стоит между нашим поселком и городом. Туда неудобно добираться, нужно правее брать, да и дорога размыта практически.
— А здесь к богу не обращаются что ли?
— Как не обращаются? Народ у нас ходит в церковь, правда не в ту в лесах, ту будто специально стоили, чтоб не добраться до нее. Если помолиться хотите, вот на краю города у нас часовня стоит, могу довести, правда не знаю открыта ли сегодня.

Я отпил еще чаю, встал и пошел к двери, Петр последовал за мной. Лестница была в крови, она практически засохла на солнце, поблескивая в его лучах. Я достал сигарету, подержал ее в руке, и выкинул вместе с пачкой. Петр нарушил тишину: «Ну что? Завожу машину? Поди уже не терпится в родном доме заснуть?» Я промолчал и посмотрел на восток, не поворачиваясь к Петру, спросил его: «Вы же знали, что я приеду?» Он улыбнулся: «Надеялись, Максим Игоревич, все надеялись». Я спустился с лестницы и пошел на восток.

С детского дома я не находил себе места, все как будто меня отвергало. Любая улица заворачивалась от меня, путала, чтоб я не прошел. Любая кровать была жесткой, городской воздух душил меня. Только здесь я в первый раз ощутил заботу, ту самую, материнскую. Это место дорожит мной, обволакивает лаской. Дорога, по которой я иду, специально выпрямляется, боится, чтобы я вдруг не свернул. Воздух насыщает жизнью легкие, солнце мягко гладит по щекам. Я не понимаю, почему захотелось именно дойти до дома. Как будто мне надо заявить, что хозяин идет, как будто необходимо, чтобы я почувствовал эту природу. На дороге ржавый знак «П. Тищева, 30 км». Солнце теперь за спиной, а усталость так и не наступает. Ветер несет меня на восток, дорога бережно смягчает мои шаги.

Впереди я увидел еле заметную тропинку, на подступе к ней порыв ветра толкнул меня к дому. Я посмотрел по ее направлению, вдали начинался невысокий лес, появилось ощущение, что она ведет в тупик. Видимо, нужно сделать последнюю остановку, и я пошел к лесу.

Уже у леса я почувствовал, как воздух становится холодней, вверху начинают собираться тучи. Со временем запах деревьев вытеснил аромат травы и лугов. Без солнца я начал немного замерзать. Примерно через полчаса я вышел к какому-то пролеску, на его краю виднелось маленькое деревянное здание. Сразу и не поймешь, что это когда-то была церковь, от нее осталась только башня без колокола. На подходе к ней было слышно, как кто-то рубит дрова. Я обошел ее сзади. Бородатый старик медленно бил топором, отдыхая перед каждым новым замахом: «Здравствуйте!»
Старик вздрогнул и резко обернулся, он посмотрел на меня, стиснув топор в руках. Повисло молчание, которое никто из нас не спешил нарушать. Я не знал, как начать разговор и проиграл в этой битве взглядов.

«Ты чего сюда пришел?» — сказал он так же настороженно, не выпуская топора из рук. Я не нашел ничего лучше, чем пробормотать: «За ответами». «Сюда никто не приходит по доброй воле, — сказал он с хрипотцой в голосе. — Ты не местный что ли?» Я улыбнулся от этого вопроса, он еще пристальнее на меня посмотрел:
— Ну, сложно сказать, местный ли я.

Его взгляд наконец прошелся по моим рукам. В этот момент глаза старика наполнились грустью, он положил топор и пошел к дверям. С усилием открыв двери, он без слов зашел в церковь, я последовал за ним. Убранство было скудным, из металла блестел только один подсвечник. В конце виднелись две деревянные тусклые иконы: на одной мать, а на другой сын. Время давно забрало свое, но от икон все так же исходила сила. Здесь их давно победили, но они не сдавались. В углу комнаты лежал матрас с простыней. Священник подошел к иконам и начал молиться. Я стоял за его спиной, мне было некомфортно. Как будто от меня ждали какого-то участия, но я не знал, что нужно делать.

Он медленно повернулся ко мне и сказал:

— Родина не отпускает, да? — в его глазах было какое-то абсолютное понимание.

Я ничего не ответил.

— Я сам несколько раз уезжал, — продолжил он. — Но в конце концов все равно просыпался здесь.

Он дотронулся до иконы.
— Это место умрет со мной, или я — с ним.
— Церкви сейчас по всей стране умирают, — я попытался хоть как-то поддержать разговор.
— Нет, эта церковь никогда и не жила.
— Почему она именно здесь?
— В забытом лесу? – он улыбнулся. – Как говорил мой дед, леса тут сначала не было, церковь также стара как и поселок. Как только Тищевы построили усадьбу и начали облагораживать, – он запнулся на этом слове, но продолжил, – и начали прорастать тут, потянулось много людей. Как селения наполнились – нужно было строить церковь.

Он отошел от иконы и начал рыться в дальнем ящике. Достал свечку и пошел к подсвечнику. «Тогдашний митрополит приехал в поселок, обсуждать с Тищевым постройку храма, выбрали место, но достроить там так и не получилось», — он зажег свечку и три раза перекрестился. «Потом, говорят, сам Тищев выбрал это место, провел сюда дорогу, заплатил за материалы. Митрополит все согласовал и уехал». На улице прошелся вой ветра, по крыше начали быть первые капли дождя.

«Поначалу тут был какой-никакой приход, мой дед даже рассказывал, как он крестил детей, отец тоже успел покрестить пару десятков, на мой черед лес уже пророс достаточно высоко», — он замолчал и посмотрел на меня.
«Максим, я тут заложник с самого рождения, как и ты. За все это время я понял одно. Земля тут плодородна не по воле бога, она здесь плодородит из-за рек крови». Это должно было быть откровением для меня, но я знал эту истину с рождения, мне рассказала об этом кровь.

«Расскажи мне о той ночи», – попросил я, прислушиваясь к каплям дождя. На церковь со всей силы обрушился первый раскат грома. Священник перекрестился, уже было открыл рот, но промолчал. Он стоял у подсвечника, я как будто видел, как он всматривается ту ночь в огне свечи. «Я тогда уже за неделю почувствовал, что произойдет что-то плохое. В магазинах начали появляться новые лица, все направлялись в поселок. С вечера я здесь почувствовал тот запах травы с лугов, обычно он сюда не доходит», — он протянул ладонь к свечке, ласково защищая пламя. «Этот запах стал последний каплей для меня, я и так не понимал, что я тут делаю без прихода, так еще и постоянная вонь. С вечера начал загружать машину, уже было наплевать на время, главное подальше уехать отсюда. В ночи погнал в сторону Калмыково, проезжал через поселок. Там к дороге бежал ты», — он становился. Вспышки молнии иногда озаряли церковь. Мария с Иисусом смотрели мне в глаза из дальнего угла церкви.
— За мной отец бежал?
— Скорее всего, мужчина с ножом.
— Он был один?
— Вдали виднелись люди, но я уже не знаю, все могло привидеться.
— За спиной у него кто-то был?
— Максим, я сам уже не понимаю, что там было.
— Женщина была?

Он закрыл глаза, поднял подбородок. Спустя несколько секунд ответил: «Женщины не было». «Точно?» — разочаровался я.
«Я не видел женщины», — сказал он, с опаской посмотрев на меня.
— Что дальше?
— Дальше я тебя сразу заволок в машину, дал газу. Твой отец остался стоять и просто смотрел. В город я везти тебя побоялся. Поехали по шоссе. К утру ты был без сознания, в больницу сам тебя нес. Врачи вызвали милицию, я им все рассказал. Меня посадили на дня два. Потом просто без слов выпустили, машину так и не вернули.
— А ты что?
—  А что я? Помолился да пошел своей дорогой, каждый день пытался все это забыть, думал, что сюда больше никогда не вернусь.
—  А чего вернулся?

Он замолчал и пошел расстилать мне простыни в углу напротив его матраса. Потом он еще раз помолился на ночь, забрал свечку и присел с библией в свой угол, перед тем как опустить взгляд на книгу, он сказал: «А тут мое место, Максим, больше я нигде не нужен».

Я еще долго стоял на улице, дышал чистым воздухом после дождя. Уже не помню, любил ли я папу до всего этого. Я пытался понять его в этот момент. На каждый ответ, который я получал, появлялось по два новых вопроса. В конце концов я подошел к своей простыни, лег в одежде и всю ночь рассказывал священнику о своей жизни, о том, что меня сюда привело. О том, что Леша хочет сделать предложение Кате, о матрасе, который я подобрал в новую квартиру, о том, как завтра я полностью сожгу свое поместье.

Ночь была тихой. Я не понял, когда пришел сон, но этот пол был самой удобной кроватью за последнее время. Разум был чист, ко мне пришла пустота, спокойная, без мыслей и воспоминаний. Утром священник приволок ведро воды с хлебом, он заставил меня креститься перед приемом пищи. Напоследок он еще раз начал меня отговаривать от возвращения:
— Чует мое сердце, Максим, не хочу тебя отпускать.
— Я уже не тот мальчик, не побегу от страха.
— Этого-то я и боюсь.

Он дал мне бутылку с водой, предварительно ее перекрестив. В тишине казалось, что мы понимаем друг друга без слов. В его глазах начали блестеть слезы.

— Ты прости меня за все. Вот за все прости. Я тогда испугался, мне же надо было дальше тебя оберегать. Спросить за тебя. Может приютить у себя…
— Будет тебе, отец. Ты мне жизнь спас, — прервал я его, обнимая. Он упал на меня всей силой, я почувствовал его хрупкость.

Напоследок он крикнул: «Максим, езжай домой. К Леше с Катей. К своей жизни, не отпустит тебя этот поселок.»
Я ответил ему грустным молчанием.

Старик посмотрел на меня в последний раз и сказал: «Можно настолько запутаться в прошлом, что уже будет невозможно выбраться к будущему».

Я отвернулся и пошел в поселок. Через час солнце опять начало греть мою спину, дорога оживилась и несла хозяина домой.

Продолжение следует...

Часть 3

Огромное спасибо, что дочитали! Все также буду рад каждому комментарию и любой критике!