Женщину я заметил за пару остановок до своей. Вернее, почувствовал её запах.
Нет, она не воняла потом или духами. Но лёгкий, едва уловимый неизвестный мне аромат витал в воздухе, щекоча ноздри.
Рассмотрел её: невысокая, лет 45, чуть полноватая, простая одежда, волосы в хвосте. Лицо без косметики - милое, но уставшее. Густые брови, чуть курносый нос, полные губы.
С минуту помедлил, но все таки решился подойти:
- Здравствуйте…
- О, привет! - Она сделала паузу, будто пыталась вспомнить моё имя. - Как хорошо, что встретила тебя! Поможешь донести сумки?
Кивнула на пакеты у ног:
- С оптовки еду. Холодильник совсем пустой.
- Да, конечно… - начал я, но она уже не слушала.
Как только автобус остановился, она схватила пакеты, выбежала из автобуса и, не останавливаясь, скрылась за углом ближайшего дома.
Фанфурик, желудок… У этой - холодильник. Да что с ними не так?
Магазин встретил меня гирляндами из шаров.
Ходил между стеллажами минут сорок, не понимая, что мне нужно. Но внутренний голос твердил: "Раз приехал - бери что-нибудь".
В итоге выбрал две оверсайз футболки без принтов: чёрную и серую и побрел на кассу, где уже разворачивалась драма:
- Нет у меня сдачи! - громко выговаривала кассирша коренастому мускулистому мужику в обтягивающей толстовке. - Зарплата вчера была, все с пятерками лезут! Ищи мельче!
- А где я мельче возьму? Вот пять тысяч, - он тряс купюрой. - И всё. Кошелёк пустой.
Меня будто громом ударило.
- Давайте я разменяю! - выпалил я не задумываясь.
- Спасибо, братан, выручил! - Он протянул деньги, даже не глядя. - Понастроят магазинов, а хрен что купишь…
Я отсчитывал размен, но, подняв глаза, увидел, что он замер, потом резко развернулся и ушёл, даже не забрав ни свои деньги ни мой размен.
- Странный, чем ты его так напугал? - кассирша кокетливо подмигнула. - Вроде бы симпатичный мужчина!
- Не знаю, - буркнул я, кладя купюру на прилавок. - Отложите. Может, вернётся.
- А футболки брать не будете?
- Нет.
Происходящее нравилось мне всё меньше. Странные люди с их "пустыми" вещами. Чрезмерная радушность - и тут же панические побеги. Что происходит? И почему только по субботам? Хотя тот бомж был в пятницу… Но это был вечер. А потом была ночь с пятницы на субботу Всё сходится.
Домой из магазина я решил пойти пешком. Вдруг по пути еще кого нибудь странного встречу. Но на обратном пути не произошло ничего необычного, разве что футболка в районе бицепсов стала плотнее обтягивать руки.
Дома, перед зеркалом, привычно помахал рукой своему отражению и на этот раз даже не удивился, когда оно провело моими пальцами по своим внезапно пухлым губам.
VI.
Следующая рабочая неделя прошла в томительном ожидании. Я уже вовсю дымил, появляясь в курилке каждую свободную минуту. Вечерами стал прикладываться к бутылке. И не потому что это помогало скрасить ожидание или ускорить ход времени. Нет. Какой-то мой внутренний алкоголик, неожиданно появившись пару недель назад, расправил плечи и теперь требовал после работы зайти в алкомаркет и взять пол-литра.
Точнее, требовал он больше, но понимание, что завтра нужно встать и пойти на работу, помогало ограничивать этого неуёмного пьяницу.
При этом вкус водки и сам процесс её потребления были мне в целом безразличны. Я пил, потому что пил. Потому что привык (хотя когда успел привыкнуть - не знаю). Но пока это не мешало - и ладно.
Я пил и пытался размышлять, закуривая одну сигарету за другой: что же происходит со мной и вокруг меня? Эти люди, их едва уловимые отличия от других… Я пытался вспомнить, чем отличался тот мужик в магазине, но там всё произошло слишком быстро. Он только успел сказать про пустой кошелёк - и я сразу отреагировал.
И почему все они твердили про то, что у них что-то пустое? Словно кодовое слово "Лето" на кассе того магазина. А я им что - скидку? На что?
Вопросов было гораздо больше, чем ответов, и я твёрдо был уверен в двух вещах:
- Что-то происходит, и это что-то совсем неправильное.
- Суббота поможет найти ответы - нужно только её дождаться.
Хотя, если быть честным, во втором случае я скорее надеялся.
В пятницу вечером мой алкогольный демон всё-таки выпросил добавку, и проснулся я в районе трёх часов дня.
- Твою мать! - Сегодня день, которого я ждал с таким нетерпением, и почти половину проспал.
Вскочив с дивана как ошпаренный, я, не умываясь, натянул одежду и почти бегом покинул квартиру. Нужно искать, смотреть внимательно по сторонам, подмечать мельчайшие несостыковки. Слушать: вдруг кто-то обронит кодовую фразу. Сегодня суббота, и если я ничего не найду - придётся ждать следующей.
К девяти вечера я начал паниковать. Почти шесть часов блуждания по городу - и ничего!
"А если проспал?" - проклинал я себя. "А если всё, что должно было произойти, было с утра?"
И тут, когда я уже собирался всё бросить и понять, куда меня занесло, я почувствовал запах жарящегося шашлыка. Огляделся - спальный район, тихая улица. Запах шёл из дворов, куда я немедленно свернул.
У капитальных гаражей, напротив подъезда, на импровизированных лавках за старым советским столом сидели и пили двое мужиков. А неподалёку на одноразовом мангале жарилось мясо.
Первого я даже не разглядел - взгляд приковал второй.
Высокий, статный (возможно, военный на пенсии) - спина прямая как струна. Голову украшала небрежная копна белоснежных волос. И самое главное - вокруг него разливалось лёгкое, почти неуловимое сияние.
Я уверенно подошёл и без спроса взгромоздился на лавку.
- Здарова, мужики!
- Здарова, коль не шутишь, - сказал седовласый. Чувствовалось, что он тут главный. - Третьим будешь? У нас как раз стакан пустой имеется. Шашлык ещё не готов, но вон… - кивнул на пластиковую миску. - Жена пирожков нажарила, с луком и яйцом. Закусывай пока.
Разлил водку по трём стаканам.
- Ну, будем.
Мы чокнулись и выпили. Пирожки были очень знакомыми на вкус.
- Между первой и второй… - пробасил он, наливая снова.
"А этот вроде нормальный, не сбегает", - подумал я и попытался заговорить, когда он налил по третьему.
- Скажи, а вот ты… - начал я, обращаясь к седовласому.
Но то ли зря, то ли поздно.
Он сидел, уставившись неморгающим взглядом на стакан, потом вскочил огляделся, замахнулся - и вдруг пнул мангал. Тот перевернулся, разбросав угли и шампуры с мясом. А сам мужик почти бегом скрылся в подъезде.
"Чёрт, и этот туда же", - разочарованно подумал я.
- Эк перекрыло старого вояку, - ничуть не удивился его собутыльник. - Эхо войны.
Разлил новую порцию - теперь на двоих.
- Шашлык жалко, - пробормотал я, оправдывая своё разочарование.
- Да и хрен с ним. Зато водки - море. - Пнул батарею бутылок под столом. - И пирожков ещё полтаза. Нам с тобой хватит.
В районе трёх ночи я ввалился домой.
Привычно отсалютовал зеркалу, уже зная, что увижу.
Отражение бережно поправило прядь белоснежных волос.
Следующие несколько месяцев пролетели на одном дыхании. В будни всё шло по накатанной: работа, сигареты, выпивка по вечерам. Я стал завсегдатаем той самой пекарни с "лучшими пирожками с луком и яйцом во Вселенной".
Но теперь я ждал субботу не с мучительным томлением, как раньше, а с предвкушением, от которого сводило живот. Не знаю, когда именно это началось, но в какой-то момент мне понравилось. Это была странная, почти абсурдная игра, и я с азартом принял её правила, даже не до конца понимая их.
Каждая удачная "охота" - да, мне нравилось это слово, нравилось чувствовать себя хищником, хотя я ничего плохого своим "жертвам" не делал. Ну, почти ничего. Лёгкая паническая атака не в счёт - в конце концов, я же не убивал их, не калечил, просто… наблюдал. А потом перебрасывался парой слов.
Чем плодотворнее была суббота, тем легче давались будни. Я стал работать лучше - один раз даже получил звание "работника месяца", и моё фото, улыбающееся и неестественно гладкое, как маска, висело на доске почёта. Спал крепче. Водка казалась вкуснее, пирожки - почти божественными. Мир вокруг стал ярким, манящим, а жизнь превратилась в лёгкий, почти беззаботный поток.
Я вставал ровно в восемь утра, неспешно принимал душ, варил крепкий кофе, собирался и к десяти уже выходил на улицу.
Теперь я не просто разглядывал людей - я сканировал их. Искал малейшие отклонения: странности в поведении, мельчайшие детали во внешности, запахи, звуки. Даже неуловимое изменение температуры воздуха - всё это могло быть сигналом.
И, конечно, кодовое слово.
Метод дал плоды. Теперь я выслеживал по две-три "жертвы" за день. А в одну особенно жаркую субботу поставил личный рекорд - пять встреч.
В какой-то момент пришло осознание: я уже не просто бесцельно брожу по городу, а знаю, куда идти. Мог пройти полгорода пешком, потому что некуда было торопиться. Или прыгнуть в подъехавший автобус ради двух остановок - и практически всегда находил цель.
Один раз даже вызвал такси.
Внутренний голос прошептал: "Можешь не успеть".
Я не глядя ткнул пальцем в случайную точку на карте - даже не запомнил куда - и сел в машину. Включил все "радары", но чуть не пропустил.
Потому что на полпути молчаливый водитель вдруг спросил:
- Не сильно торопитесь?
Я недовольно оторвался от поиска:
- А что?
- На заправку бы заехать. Бак почти пустой! Заказы один за другим — даже заправиться некогда.
Какой же я дурак. С самого начала слышал странный, едва уловимый гул, но списал на барахлящую магнитолу. Я искал снаружи, а не внутри.
- Уже не тороплюсь, заправляйся! - воскликнул я с нескрываемой радостью.
Водитель весь путь нервно поглядывал в зеркало, будто пытался вспомнить, как я вообще оказался в его машине. Не доехав метров десяти до колонки, он резко прижался к бордюру, не глуша двигатель, выскочил и исчез в переулке.
Я знал: ждать бессмысленно. Вышел и пошёл - не куда глаза глядят, а туда, куда нужно.
Я старался не смотреть в зеркала. Нигде.
Отражение было слишком непохожим на того парня, которого я помнил - того, что смотрел на меня с фотографии на доске почёта. Оно вобрало в себя черты всех моих "жертв": чужие морщинки у глаз, другой разрез губ, неестественно высокие скулы. Я уже не задавался вопросом, почему и как это происходит - ответа всё равно не было, и я решил, что это часть игры.
С одной стороны, я гордился этими "трофеями", как снайпер зарубками на прикладе. С другой - это выглядело настолько нелепо и гротескно, что пугало даже меня.
Осознав, что поддерживать опрятный вид без зеркала будет сложно, я зашёл в первую попавшуюся парикмахерскую и попросил начисто сбрить всю растительность - кроме бровей. Теперь повторял процедуру каждые два-три дня.
На работе объяснил изменения просто:
- Лето. Жарко.
Все подозрительно легко согласились. Может, я научился влиять и на обычных людей? - мелькнула мысль. Надо будет проверить.
Кто-то даже сказал, что мне идёт.
VII.
Жаркое лето сгорело дотла, оставив после себя лишь пепел воспоминаний. Осень пришла незаметно - сначала робкими жёлтыми пятнами на листьях, потом холодными утрами, когда дыхание застывало в воздухе мертвецким туманом. А потом и вовсе сдалась, уступая место зиме.
Снег лёг не сразу. Сначала шёл дождь, потом мокрый снег, потом снова дождь - и так до тех пор, пока однажды утром я не проснулся от гробовой тишины. За окном лежал первый, ещё грязный снег, словно кто-то расстелил по всему городу старую протёртую простыню.
В субботу я, как всегда, отправился на охоту.
Вышел из подъезда и замер, испуганно озираясь по сторонам. Впервые за долгое время я не знал, куда идти. Мой внутренний компас, всегда безошибочно указывавший направление, теперь молчал. Я стал щепкой в ледяном океане - плыви куда угодно, но всё равно не найдёшь берег.
Весь день я бродил по городу, заходил в автобусы, выходил на случайных остановках, шарился по кафе и магазинам. Ничего. Ни единого намёка, ни одного странного взгляда, ни одной "жертвы".
Была одна женщина - высокая, в длинном пальто, с тёмными прядями волос, выбивающимися из-под шапки. Она шла быстро, почти бежала, и я уловил что-то неестественное в её движениях, в том, как резко дёрнулась на скрип двери. Я ускорил шаг, но она растворилась в толпе, словно её и не было.
К вечеру я понял: сегодня не будет удачи.
Следующие субботы слились в бесконечную череду провалов.
Я не только перестал чувствовать направление - я больше не замечал отклонений. Люди превратились в серую массу, в которой невозможно было разглядеть нужного. Жертвы научились прятаться. Даже если я улавливал странность, человек, будто чувствуя опасность, резко сворачивал и исчезал за углом. Раньше они убегали после разговора со мной. Теперь - до.
Без охоты я начал слабеть.
Сначала почти незаметно: усталость, раздражительность, бессонные ночи. Потом - провалы в памяти. Я мог стоять у окна и вдруг осознать, что не помню, как здесь оказался. Я перестал бриться. Волосы отросли, борода спуталась в колтуны. Я всё больше походил на того бомжа, с которого всё началось.
На работе заметили. Сначала шутили, потом замолчали. Потом вызвали в кабинет и вежливо предложили "взять отпуск за свой счёт". Через две недели уволили. Мне было всё равно.
Всё чаще я вглядывался в зеркало. Время потеряло смысл - остались только стекло и это проклятое отражение, которое уже не было мной, но всё ещё притворялось. Я ставил перед ним свечи, чтобы лучше видеть метаморфозы. Пламя дрожало, отбрасывая на стены пляшущие тени, в которых черты лица искажались ещё сильнее.
Часами я всматривался, пытаясь найти ответы. Черты плыли, как в телевизоре с помехами, будто кто-то переключал каналы прямо в моей голове. То чужие глаза, то губы, то нос. Ничто не задерживалось надолго. Всё расплывалось и таяло, как грязный снег под утренним солнцем.
- Кто ты? - хрипел я, и голос скрипел, будто ржавые петли.
Отражение молчало. Но иногда... иногда мне казалось, что губы там всё-таки шевелятся. Что оно отвечает. Что оно смеётся.
Я бил по стеклу кулаком. Царапал ногтями, оставляя мутные полосы, сквозь которые проступали лица - всех тех, на кого я охотился. Плевал на зеркало, и слюна стекала, как последняя слеза. Но оно лишь тупо отражало моё безумие, мой распад, моё превращение в ничто.
Зеркало не отвечало. Оно просто смотрело, выжидало.
И чем дольше я стоял перед ним, тем яснее понимал: я больше не охотник.
VIII.
Я давно потерял счёт дням и неделям. Время превратилось в вязкую, бесформенную массу. Большую часть суток я бесцельно бродил по городу, возвращаясь в квартиру только чтобы поспать и немного отогреться. Огромное зеркало в прихожей - то самое, которое я по какой-то причине не мог ни разбить, ни снять со стены, давно было накрыто грязным пододеяльником. Последние остатки разума, взбунтовавшись, запретили мне смотреть в него. Моего собственного безумия было более чем достаточно - черпать его извне, умножая и усиливая, оказалось выше моих сил.
Я научился стрелять сигареты и упрашивать прохожих купить мне самой дешевой выпивки. Продавщицы в пекарне, каким то чудом разглядевшие под слоем грязи и буйной растительности бывшего постоянного покупателя, иногда выносили мне вчерашние пирожки, которые никто не хотел покупать даже со скидкой, предпочитая свежие. Я не брезговал рыться в мусорных баках, выискивая среди объедков что-то съедобное. Порой прибивался к компаниям бомжей - они косились на меня, но странным образом никогда не отказывали в куске хлеба или глотке дешёвого пойла. Может, на их фоне я выглядел ещё более жалким. Может, чувствовали что-то. Мне было всё равно.
Еда давно утратила вкус. Я жевал что попало просто чтобы тело не сдало окончательно. Курил по привычке. Алкоголь... С ним было сложнее. Он не приносил удовольствия, но хотя бы на время заполнял пустоту внутри, давая иллюзию тепла.
В один из предновогодних вечеров (хоть я уже давно не различал дней и месяцев, невозможно было не заметить гирлянды, ёлки и ледовые городки, выросшие повсюду, как грибы после осеннего дождя) моё бесцельное блуждание привело меня к мосту.
Неожиданно всплыли воспоминания: вот мы с отцом стоим в самом центре, крепко держимся за холодные перила и смотрим на весенний ледоход. До весны было ещё далеко, но нахлынувшая ностальгия властно толкнула меня вперёд.
И вдруг я почувствовал - впереди была цель. Охота началась. Не веря своему счастью и боясь спугнуть наваждение, я сначала робко ускорил шаг, но потом, понимая, что могу упустить добычу, перешёл на бег.
Посреди моста, опершись на перила и глядя на раскинувшееся внизу ледяное царство, стоял мужчина. Тусклые фонари не позволяли разглядеть его как следует, но мне это и не требовалось. Я отчётливо видел тьму, резко очерчивавшую его силуэт. И это был знак.
- О! Привет, Пустой! - произнёс мужчина, не отрывая взгляда от закованной льдом реки.
Я остановился, будто врезался в невидимую стену.
- Я давно тебя жду, - продолжил незнакомец, - ты не мог не придти. Ты голоден. Голод, в отсутствии пищи, пожирает тебя самого. Ты ведь уже давно чувствуешь, как безумие разрастается внутри?
Я попытался ответить, но слова застряли в горле, превратившись в едва различимое мычание.
- Но ты не сможешь меня убить. Я давно сделал это сам. Уничтожил, стёр из истории. Вот такой получается парадокс: я мёртвый, но живу - ты пустой, но заполнен почти до краёв.
"Он уже несколько раз произнёс кодовое слово. Почему не убегает в панике?" - кричало подсознание. "Беги! Убегай, как все до тебя! Дай мне насладиться охотой, вновь ощутить, как энергия растекается по жилам!"
- В тебе - сотни убитых тобой людей. Во мне - лишь гниль. Я мёртвый, она мне не мешает. Но сможешь ли ты её переварить, как множество душ до этого? Скорее всего - нет. Однако твой голод настолько ужасен, что не позволит пройти мимо, даже если на кону окажется твоя собственная жизнь? - он усмехнулся. - Подойди и забери, если хочешь.
Не в силах сопротивляться, я сделал несколько шагов, оказавшись на расстоянии вытянутой руки. Вдруг я почувствовал, как что-то липкое и тягучее перетекает в меня. Но это было не то, чего я ждал все эти месяцы, стоя в припадке безумия перед зеркалом или бродя по городу. Вместо прилива сил - страшная усталость. Боль скрутила кишки в тугой узел, голова раскалывалась. Ноги задрожали, и лишь невероятным усилием воли я удержался на ногах.
- Знаешь, - незнакомец наконец повернулся. В свете фонаря я разглядел морщины под глазами на его детском лице. В руке блеснул пустой пузырёк от "Боярышника", через который он с ехидством взглянул на меня, - иногда лучше выбросить, чем наполнить.
