Самого мужчину звали Кристоф. Он был на этих шахтах уже третий год. Его задача была загружать телеги выработанным углем и поднимать его наверх, в основание пещеры, где и производилась дальнейшая сортировка, погрузка и отправка с караванами, которые доставляли сырье на переработку и продажу. Вся гора на которой и был разработан этот шахтерский уголок имела название «Шахта Драсса и Байроса». Они прибыли в свое время сюда, чтобы начать разработку новых месторождений. Но к несчастью все участники без вести пропали. Только последующее посещение гор Брутц привело к тому, что тут нашли каменный уголь, а название месторождение получило в честь глав пропавшей экспедиции. Теперь преступники как Кристоф вынуждены вместо сырых казематов коротать свой срок здесь. Как говорил он сам: «Да, у этого есть свои плюсы, иногда я бываю на свежем воздухе, нас хорошо кормят. Никто не избивает, ну только если совсем постараться и довести надсмотрщиков до белого каленья. Тогда да, розги, кистени и много чего, спрятанного за пазухой у этих мужеложцев, ты своим хребтом вкусишь. А так, да, жизнь была мирная и достаточно тихая. Правда, я сам не привык столько трудиться. До того, как я попался и был закован в кандалы, кстати, о кандалах здесь их нет. Зато есть колдуны треклятые, понатыкали свою какую-то богомерзкую, магическую неведь и называли барьерами. Суть её в том, что если их пересечь, тебе разорвет голову. Кандалов нет и на том спасибо, это значительно облегчает работу в отличие от других каменоломен».
Кристоф до попадания в эти шахты жил достаточно вольной и не принужденной жизнью: путешествовал по лесам, иногда помогал солдатам на передовой, охотясь на эльфов. Даже свою команду сколотил вскоре для этого дела. Передовая между Солитореном, где обитали эльфы и объединенным королевством людей, там собственно и родился сам Кристоф, была ему родным домом. Нагоняя эльфов и устраивая им засады, он и его парни хорошо зарабатывали, не брезгуя заниматься мародерством, убийством, сжиганием эльфийских деревень и мелких поселений, но иногда им хотелось женского тепла и тогда они насиловали найденных, женщин, как эльфийских так и человеческих. Именно после подобного их поймали и дали четко понять, что ублюдки вроде Кристофа и его банды нарушают законы, а не ведут благородных воин с эльфами. Тогда их отправили в казематы, где им было суждено гнить двадцать лет. Правда, как смеялся сам мужчина: «Оказалось, что мы кушаем много для бездельников и нас отправили отрабатывать съеденное из королевских запасов». Так отсидев какие-то два года, он и его банда были отправлены на рудники, копии, золотодобычу и другие работы.
Кристоф с силой дернул ишака за поводья и животное наконец-то успокоилось. Мужчина повел его дальше по дороге, навстречу ему шли надзиратели. Обычно они ходят другой дорогой, спускаясь вниз к тем местам, где идут работы, чтобы сменить караулы. Но сейчас там шел проверяющий, господин Эрдинье из Фальтсбурга. Кристоф его хорошо знал. Обычно это он мастерски орудует плетью во время наказаний за неповиновение закону и власти Короля. Вниз этот господин ходит редко, зачастую, чтобы затащить кого-то из заключенных в темный, укромный угол и хорошенько избить. Как правило, после его посещения шахт, недосчитываются парочки заключенных, их имена вписывают в книгу учета несчастных случаев. На деле же, проверяющий собственноручно убивает ради собственного удовольствия тех, кто ему не понравился или наоборот приглянулся как жертва. К счастью Арто, за эти годы Кристоф ни разу не попадался на глаза этому зверю, а если и попадался, то только за усердной работой, что несомненно играло ему на руку. Ведь тех, кто работал и соблюдал правила, никто не спешил трогать.
Кристоф только бегло отвел свой взгляд от Эрдинье, прекрасно зная, за кем в этот раз идет убийца. Вчера ночью была внезапная проверка бараков и двух заключенных застукали за тем, что они пили украденный у стражников самогон. С одной стороны, заключенным давали выпивку, она не была запрещена, кружка пойло перед началом рабочего дня, да и то, в лечебных целях. Местные лекари, которые тут тоже присутствовали, решили, что спирт чистит кровь от угольной пыли и теперь в жизни заключенных появилась на одну радость больше. С другой же стороны, на лицо был факт хищения государственного имущества, а следовательно этим двоим теперь никто не позавидует.
Кристоф один раз вывозил того, кого убил Эрдинье. Казалось, что дикие звери рвали бедолагу на части. Переломанные пальцы, выбитые зубы, оторванное ухо, вырванный язык, один глаз был выбит, а второй выжжен огнем. Ребра словно перетерли в труху. От сильного и видимо неоднократного тяжелого удара, даже часть органов паренька выпала прямо в штаны. Смотреть на убитых проверяющим было невозможно.
Пытаясь как можно быстрее тянуть за поводья ишака, Кристоф миновал стражу. Отойдя дальше от них, он начал напевать свою любимую песенку, которую часто пели шлюхи в кабаке, где он и его бывшие подельники коротали время. Хотя бы она помогала не сойти с ума от тоски в этих глухих и душных коридорах шахты.
Выйдя на поверхность, мужчина быстро снял с себя тряпку и отер лицо, после глубоко вздохнул и попытался открыть глаза, которые как он замечал, с каждым годом все дольше привыкали к солнечному свету.
– Семнадцатая партия? – уточнил стражник, который вел учет добытого.
– Да господин, – тяжело дыша, ответил Кристоф. Его голос был глухим, из-за постоянного кашля, горло всегда ссадило, и утренний самогон только помогал хоть как-то обезболить охрипшую глотку.
– Сколько еще ожидается партий?
– Бернье и Густав шли следом, но я сильно оторвался от них. Как только они доберутся, планируем еще около пяти спусков, – доложил мужчина.
– Хорошо, – сухо сказал стражник, по лицу которого было видно, что он явно хочет быстрее уйти со службы, а не считать партии подъема каменного угля.
Кристоф продолжил вести ишака с телегой туда, где нужно было ее разгрузить. Подойдя к огромной куче, которую сортировали другие невольники, он начал методично перекидывать содержимое телеги прямо под ноги заключенных. Со спины послышался глухой и хриплый голос, который иногда срывался на писк из-за тех же проблем, что и у Кристофа.
– Ты куда конь юродивый так побежал? – мужчина закашлял.
На поверхность вышел Густав. Они не были друзьями с Кристофом, но приходилось улыбаться друг другу в лицо каждый раз, ибо получить камнем по затылку не хотел никто из них. Дело было в том, что Кристоф обыграл Густава в кости и забрал все его пожитки, тогда Густав подговорил своего товарища Бернье, с которым коротал уже восьмой год на шахте, украсть их обратно. Естественно между ними завязалась драка, за которую все трое нехило получили плетью. На следующий день на шахте произошел обвал, и Кристофа вместе с Густавом отрезало от остальных. Бернье же придавило, но к счастью Арто не смертельно. Тогда они самостоятельно стали разбирать завал, чтобы выбраться и вытащить Бернье. Так как остальные узники занимались расчисткой более серьезного обвала, который мог положить конец новому ответвлению каменоломни. Ведь это могло погубить больше двадцати человек, которые остались, заперты в подземном образовании. После этого инцидента, мужчины и решили, что о конфликте вспоминать не будут. Вроде бы и примерились, но осадок остался у всех троих: у Густава, за проигрыш, у Кристофа, за попытку отнять честно выигранное, а у Бернье, за то, что в той драке ему Кристоф сломал челюсть, а Густав случайно разбил голову, промазав по обидчику.
– Да просто устал, – ответил Кристоф, – Хотел поскорее воздуха втянуть.
– Ты видел, кто в шахты направился? – шепотом спросил мужчина.
– Видел, похоже, любителям самогонки сегодня наверх уже не выйти, – так же ответил узник.
– Боюсь ночь будет веселой до умопомрачения, – сухо сказал Густав.
Кристоф знал, что после подобного, как правило, стража полночи гоняет остальных заключенных, не давая спать. Все это происходит под сомнительные речи о вере в Арто и о том, что судьба покарала тех, кто нарушил закон снова.
– Ты там Бернье не видел? – поинтересовался мужчина.
– Видел, у него ишак сегодня совсем хилый попался, он с телегой два раза вниз проваливался по дороге, в итоге пришлось часть сгрузить, чтобы животине проще тащиться наверх было.
– Ну и прекрасно. Значит, есть время передохнуть, – улыбнулся Кристоф.
Густав тоже принялся разгружать свою телегу. Проблема этой шахты заключалась в том, что она была очень узкой, и двум повозкам там было попросту не разъехаться. Если кто-то разгружал часть угля из-за невозможности ишака тащить телегу наверх, то вся работа буквально вставала колом, поскольку, пока он не возвращался и не убирал завал, другие не могли продолжить спуск. Стража и надзиратели прекрасно это знали и если видели, что на поверхности бездельничают несколько доставщиков, как их называли здесь, то не спешили орудовать нагайками и давали спокойно отдохнуть.
Разгрузив телеги, мужчины отвели ишаков и увидели, что Бернье только достиг входа, а значит, у них был примерно час, чтобы просто поваляться и подремать. До обеда было еще далеко, а нутро Кристофа уже урчало так, словно там поселился дикий медведь. Увы, делать было нечего, ведь им запрещалось хранить и запасать еду. Кормили в полевой кухне, строго по порциям, рассчитанным на количество заключенных, не больше, не меньше. В эти края тяжело было доставлять продовольствие, ближайший населенный пункт находился только у самого подножья гор. Маленькая деревенька была отстроена, чтобы стражники и их семьи могли там жить. Естественно, где стража, там и городничий какой-нибудь, или солтыс заведется, сразу церковь Арто появляется. Так год за годом и деревня уже вполне жилая и обустроенная, а вместо барака для стражи полноценные казармы, поля с пшеницей или нутом и вот она, жизнь кипит. Так и с Майс, построили бараки, привезли поваров, а где есть стража, там есть и первые земледельцы. Те, кого война с эльфами оставила без крова, весьма охотно тянутся сюда, так сказать за новой жизнью.
Бернье на удивление мужчин быстро вернулся и погрузил остатки угля, снова поднявшись на поверхность. Кристоф и Густав недовольно переглянулись, прекрасно понимая, что им снова придется заматывать лица и спускаться на дно шахты, где практически нет воздуха, болезненный кашель снова будет разрывать легкие, а очередная погрузка и разгрузка телеги заставит мышцы трещать от усталости.
В очередной подъем на поверхность наконец-то настало время обеда. Буквально бросив все, мужчины тяжело поплелись в сторону полевой кухни и оборудованной под навесами столовой. На обед была, как и обычно перловая каша с куском сала и соленым огурцом. Все прекрасно понимали, что пища не смениться еще долгое время, ведь поставки еды в очередной раз задерживаются. Получив свою порцию и налив чистой воды в глиняные кружки, они сели за невзрачный криво сколоченный деревянный стол.
Каменоломня существовала не один десяток лет, однако все, что было вокруг нее, делалось руками заключенных, а эти ребята были далеко не мастера, но делали на совесть, чтобы крепко, увы, не всегда ровно и аккуратно. Грубые столы были отполированы руками каторжников, которые были до Кристофа. Такие же черные, покрытые слоем жира и сажи, да так основательно, что так и норовили прилипнуть к рукам, поэтому мало кто складывал на них локти.
Здесь не было никаких столовых приборов. Дежурный лично приносил деревянные ложки, не всегда даже мытые, и выдавал их заключенным на момент приема пищи, после забирал обратно, а все из-за случая, что произошел года два назад.
Тогда здесь среди каторжников было две бригады, первой командовал Одноглазый Одли, а вторая подчинялась Данику из Биргена. Они часто вступали в конфликты друг с другом, из-за того, что еще на свободе враждовали и пытались поделить между собой небольшую деревушку где-то на юге страны. За очередной резней их и поймала королевская стража, без разбору всех отправили сюда, естественно конфликт не был разрешен и бравые ребятки с лицами неотягощенными интеллектом, частенько устраивали потасовки, иногда убивали друг друга среди шахт и всячески мешали друг другу жить. Их не пугало то, что при этом они постоянно нарывались на тяжелые ботинки стражников. В одной из таких потасовок, кто-то из банды Даника схватил со стола ложку и с размаху воткнул ее во второй глаз Одли. В тот момент одноглазый Одли напрочь лишился зрения, но мучиться от этой потери, судьба ему времени не дала, и в этой же драке он умер из-за того, что ему проломили череп стулом. Он умер, а нападавшему отсекли руку в назидание, остальных заключенных лишили ложек и вообще всего, чем можно убить собрата узника.
Получив свои ложки, мужчины быстро съели то, что с такой «щедростью» им наложили повара. Время на прием пищи было ограничено, не более трех минут на прием вторых блюд и пяти на прием первых блюд. Это было не так трудно сделать, если учесть, что еда всегда готовилась огромными казанами и всегда подавалась холодной. А суп последний раз давали вообще месяца три назад, когда нужно было куда-то девать подпорченную солонину, которая покрылась плесенью, и прогорклое пшено. Но, Кристоф мог с уверенностью сказать, что холодное варево, которое надо затолкнуть в себя за три минуты, куда лучше чем то, чем кормят в казематах. Тут сами заключенные дежурят на кухнях и все воочию видят, что еда как минимум свежая и пригодная. Совсем тухлую гниль никто не старается класть в блюда. Правда делается это не из-за заботы к каторжникам, а потому, что полевая кухня подразумевает всего одно меню, которое распространяется как на заключенных, так и на стражников с надзирателями, правда те, в отличие от каторжников имеют возможность что-то взять из домашней кухни, чтобы вкусно перекусить.
Бывало даже такое, что иногда стражники, глядя на то, что наворотили в своих котлах повара, вообще подкармливали заключенных. У этого тоже были свои темные мотивы, но эти мотивы совершенно не смущали никого из преступников, а дело обстояло следующим образом, когда надзиратели покидали посты и оставались только караульные, они устраивали бои.
Все желающие из каторжников могли принять участие в них. Били сильно, порой с травмами, но всем нужно было выплеснуть злобу от безысходности копившуюся внутри, и порой настолько застилающую разум, что некоторые заканчивали жизнь, повесившись на каких-нибудь тряпках в бараках. Так же бои были идеальным способом решить внутриколлективные, если это так можно назвать, конфликты. Заключенные ломали друг другу носы, а стражники делали ставки. Победителей естественно не оставляли без награды. Самогон и буханка пусть иногда черствого, но хлеба уходила тем, кто выигрывал. Иногда их освобождали от работ и отправляли дежурить на кухню. Теперь же победителя ставили дежурить на ложки, а если учесть, что он их еще и не мыл, то это можно было считать самым прекрасным днем в этих местах.
Быстро закончив с приемом пищи, мужчины отдали ложки, поглядев на разбитые, словно кровавые ошметки губы и свернутый на бок нос дежурного и направились в сторону своих ишаков.
– Если бы не сегодняшний поход проверяющего, я бы принял участие в боях, – сердито сказал Густав.
– А что тебе проверяющий? Ну побегаем, попрыгаем до полуночи, пока ему не наскучит и все. Он домой в кроватку, а ты можешь и носы поломать, – ответил Кристоф.
– Больно мне это надо, после такой зарядки от проверяющего, – буркнул Густав и молча, и повел ишака к входу в пещеру.
Мужчинам оставалось работать всего несколько часов. Скорее всего, они уже не успеют вывезти все то, что добыли шахтеры. Ночью, здесь в горах, даже с масляным освещением невозможно было работать, поскольку мгла была, хоть глаз выколи. В горах солнце садилось рано, из-за этого после обеда рабочий день быстро сокращался, а следовательно в целях экономии перерыв между завтраком, который был примерно в шесть утра и обедом, часа в четыре после полудня составлял почти десять часов, а раз все заключенные недавно обедали, то на ужин можно было просто налить воды и собрав объедки снова подать то, что уже было сготовлено, или ничего вообще не подать, объяснив это нехваткой продовольствия.
Пока Кристоф загружал очередную телегу, он узнал от шахтеров, что сегодня одна из групп выбила новый проход под шахту, правда бедолагам не повезло, и они отравились каким-то газом, из-за этого на нижние ярусы разработок и спускался проверяющий. Мужчина выдохнул, понимая, что сегодня никто не будет превращать в мясной фарш вчерашних провинившихся, а значит ночью им дадут отдохнуть.
Правда пока он загружал остатки угля, в голове появились мысли о том, что эта система тоннелей и шахт весьма странная. Пусть у него и не было никакого образования в горном деле, да и с гномами он пиво не пил, но понимание того, что в естественных пещерах не бывает ровных, гладких сводов у него присутствовало. А таких среди лабиринтов пещер и прокопанных шахт было не мало. То там, то тут шахтеры натыкались на остатки каких–то весьма старых и загадочных стен, которые были идеально отполированы. Кто-то из заключенных говорил, что это было построено еще до того, как Днева создала свои народы, а следовательно дело рук древних демонов, которых она изгнала из нашего мира. Хоть Кристоф и не верил во всякие небылицы про древних колдунов и прочих тварей населявших земли до людей, факт оставался фактом, они добывают уголь там, где уже существовала какая-то цивилизация, которая была на порядок умнее и искуснее в обработке камня чем люди или эльфы. Хотя другие шахтеры утверждали, что эти своды строили гномы, но не найдя ничего полезного здесь, все бросили и ушли за горы. В эту версию вообще поверить было невозможно, ведь любой, мало-мальски обладающий интеллектом, знал, что гномы и были теми, кто вместе с людьми отыскал в экспедициях здесь каменный уголь, да в очень больших объемах.
Размышляя над тем, кто все-таки мог так искусно строить, Кристоф закончил разгружать последнюю телегу с углем. Он уже вообще его еле отличал в кромешной темноте, хоть стражники и зажгли факела и лампады, это мало помогало делу. Закончив с разгрузкой, он мирно сидел в телеге и наблюдал за тем, как выносят раненых и мертвых после сегодняшнего дня из шахт. Те, кто работает на самых нижних ярусах – это приговоренные к смертной казни, но помилованные и отправленные на пожизненное заточение на каторгу. Отсюда и отношение к ним было весьма и весьма презрительное, что тут говорить, если ему и самому всего-то за пару десятков изнасилованных баб дали двадцать лет, то эти ребята не сильно отличились за свои преступления. Кто-то сжег пару деревень, кто-то знатную особу похитил и не получив выкуп трахнул и убил, но были среди них и те, о ком даже остальные преступники в слух говорить не хотели. Например, Ульдвар Осдовский похитил, убил и сожрал тридцать четыре человека. Его тело выносили последним. Этого зверя даже за человека не считал никто. Каторжники обходили его стороной, а стражники частенько избивали, ведь среди этих людей на его счету было трое младенцев, как раз, когда он готовил их в лесу. Его и поймала королевская конница. Сначала они хотели убить его, но потом решили, что смерти мало для такого душегуба. Так же среди погибших сегодня выносили Флора Тенсеваля. Прозвище у него было громким, Мясник. А получил он его из-за того, что вернулся с войны, где лишился рассудка и в течение трех месяцев ездил по деревням и вырезал их под частую. Больше ста человек пали от его ножа, да и вдобавок ко всему, он отрезал уши убитых. Этого безумца никто не ловил, больной разум заставлял его считать, что он охотится на эльфов и в один миг, с пустыми, безумными глазами, он сам явился на пост армии, где принимали эльфийские уши за вознаграждение и привез целый мешок человеческих обрезков. А дальше без суда и следствия на каторгу.
Не все кого выносили, были мертвы, кто-то из бедолаг еще дышал, и их сразу несли в лазарет. К счастью, судьба миловала Кристофа оказаться там. Ни травмы, ни болезни, за эти два с лишним года не омрачили ему пребывание на шахтах. Но другие рассказывали, что ровно год как, в лазарет вместе со служителями церкви прибыла новая лекарша, молодая девчонка так еще и колдунья, коих здесь ни разу не видели. Все, что Кристоф знал о ней, так это то, что ее зовут Скальди Йоганс.
Вдоволь насмотревшись на кашляющих, кряхтящих и стонущих шахтеров, Кристоф пошел мыться. Их буквально заставляли смывать с себя пот и грязь, ибо в бараках и так хватало вшей и паразитов, так год назад, здесь еще и эпидемия Червонного гриппа разгорелась. Если на большой земле кто мог, бежали на север, а повсюду орудовали лекари и маги, то тут, на рудниках бежать некуда, а помирать не хотелось ни стражникам, ни заключенным. Поэтому и решили лучше следить за чистотой каторжников, нежели раньше.
Кристоф в те дни сильно опасался за свое здоровье. Возможно, кашель это и есть последствия болезни, ведь шахтеры у гномов по полжизни на рудниках проводят и только тогда получают такой хрип, а они здесь поголовно все стали болеть и кашлять после того, как из бараков больше ста мертвых вывезли всего за неделю.
Смыв, как только можно было с себя грязь, мужчина направился в барак, дожидаться ночных боев. Он тоже хотел принять участие в этот раз, ведь дежурить по ложкам его привлекало больше, чем снова таскать камни и глотать пыль. Пока он размышлял о жизни, за окном барака внезапно для этих мест медленно начал ползти туман. Словно молочная пелена, он окутал все вокруг. Наблюдая за столь редким явлением для здешних мест, он не заметил, как его глаза сомкнулись и крепкий сон заставил спать до самого подъема, забыв о желании помахать кулаками на потеху стражников.
