Я правильно понял, что для демонстрации демографических проблем нужно показывать однушки в центре городов-миллионников за 10 миллионов рублей?
А если в Ростовском государственном университете в 1969 году молодой семье выпускников предлагали распределение по выбору: либо Гудермес в Чечне, либо посëлок Красноармейский на Чукотке, то это был неправильный университет?
Целую неделю в голове роятся какие-то навязчивые рифмы, обрывки фраз. По случаю пятницы выкладываю то, что получилось.
Каждый год, 7 апреля в Софринской бригаде проходит День Памяти.
Приезжают в этот день матери погибших офицеров и солдат, их вдовы и дети. Съезжаются повзрослевшие, поседевшие ветераны. Они давно уже живут другой жизнью, но не забывают боевого своего братства. Не забывают друзей живых и павших.
Они давно уже живут другой жизнью, но не забывают своих боевых друзей, -живых и павших.
Дата выбрана не случайно. 7 апреля 1991 года близ села Юхары-Джибикли в Нагорном-Карабахе, прикрывая отход товарищей, геройски погиб лейтенант Олег Бабак. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Он стал последним Героем некогда великой страны. А всего четыре года спустя, уже в другой стране, во времена первой чеченской – 7 апреля 1995 года, из боя за селение Самашки не вернулись еще 11 наших ребят…
Так начинался этот скорбный список, и тогда еще никто не знал, каким он будет...
21-я бригада была и остается подразделением переднего края. Баку и Тбилиси, Фергана и Нагорный Карабах, Нахичевань и Вильнюс, Владикавказ и Назрань – вот далеко не полный перечень городов, в которых спецназ ВВ становился живым щитом между теми, кто хотел строить и созидать, и теми, кто поставил целью разрушить все, до основания, чтобы легче было грабить.
Это были нелегкие времена для всей страны, но в тысячу раз труднее приходилось тем, кто дал однажды присягу верой и правдой служить своему Отечеству.
А потом был Северный Кавказ... Грозный и Аргун, Гудермес и Хасавюрт, Самашки и Орехово, Бамут и Ачхой-Мартан.
И была ночь с 13 на 14 апреля 1995 года, когда бригада готовились к штурму Бамута…
Тогда сводному отряду из 34 спецназовцев была поставлена задача: любой ценой удержать господствующую высоту, обозначенную на картах как «гора Лысая».
Более 4-х часов софринцы сдерживали бандитов. Наши ребята заняли круговую оборону и держались. И только когда весь боекомплект был израсходован, и у разведчиков осталось лишь по одной гранате для себя, командир группы, Олег Казаков вызвал на себя огонь бригадных минометов!
Бой на Лысой вошел в историю Внутренних войск, как пример мужества. Но сколько их было, этих боев!? И почему так не любят говорить о русских героях русские СМИ?
Еще каких-то пять лет назад, в этот день приезжали в бригаду многие родители погибших ребят. Весной 2007-го число гостей резко сократилось. Под лозунгом заботы о семьях, погибших, этот пресловутый 122-ФЗ в очередной раз унизил и оскорбил всех. Но больнее всего ударил закон по самым беззащитным. Ведь большинство погибших ребят были призывники. Им было по 18-19 лет, а, значит, мамам их, в среднем, около сорока. Авторы этого подлого закона почему-то решили, что ни льгот, ни выплат этим матерям не положено.
Вот и глотают женщины в этот день слезы, сидя перед телевизором... А с экрана смеются над ними амнистированные бандиты. Рассказывают, как получают они многотысячные денежные компенсации, как отправляют в российские вузы учиться своих детей… Можно, конечно переключить канал, не смотреть, но тогда придется смотреть, как резвятся на экране крашеные мужики в женских платьях, и думать с горечью о том, как несправедливо устроена теперь наша жизнь.
Траурный митинг открывает командующий войсками Московского округа Внутренних войск МВД России генерал-полковник Александр Львов. Он говорит правильные слова – надо, чтобы память о людях, честно выполнивших свой гражданский и воинский долг, и которых нет сейчас в нашем строю, жила вечно! Говорит о том, что государство, и все мы в неоплатном долгу перед этими героями, перед их родными…
Кто б спорил! Но долг и память, это не только слова…это и дела. А вот с делами-то у нас в России как-то не очень. Словами все и оканчивается. И мне, вспоминается почему-то, Реквием Роберта Рождественского, его слова:
А зачем она им, эта слава,
– мертвым?
Для чего она им, эта слава,
– павшим?
Все живое спасшим,
Себя не спасшим!
Слово предоставляется комбригу – Игорю Княжеву.
– 109 наших ребят не вернулись из полей сражений, – говорит комбриг, – мы, командиры в неоплаченном долгу перед ними, перед их родителями, но в одном уверен – наши офицеры никогда не прятались за спины солдат. Говорит мама подполковника Дмитрия Владимировича Таранова, погибшего 24 июня 2001 года в Грозном, – Румянцева Виолетта Андреевна:
- -Товарищи бойцы, офицеры, командующие Внутренними Войсками, все кто причастен к Софринской бригаде, все присутствующие! Не в наших силах воскресить наших сыновей! Но они были патриотами и защищали Россию. А еще они защищали Бога и Православие… Будьте и вы всегда верны присяге и своей Родине!
Над плацем висит звенящая тишина, а я почему-то опять вспоминаю, идущий в Ростове-на-Дону, процесс. Я уже знаю, что эта «верность присяге» спецназовца ГРУ Эда Ульмана военным прокурором оценена ровно в 23 года лишения свободы… Хорошо, что не знает этого еще Виолетта Андреевна… Вряд ли она смогла бы это понять… Выступающие, сменяя друг друга, говорят о долге, о готовности жертвовать собой во имя Отечества.
И никто не говорит, а что это такое сегодня – наше Отечество? Собственность олигархов за высокими заборами? Проданные зарубежным компаниям наши недра? Ставшие чьей-то собственностью леса и реки? Что это – Отечество?
Наконец, слово предоставляется Новиковой Валентине Ивановне. Она, вместе с мамою Игоря Зайкина приехала из Тольятти.
С Валентиной Ивановной мы знакомы давно, в далеком теперь апреле 2000-го она вообще не могла говорить. Только плакала. И рядом с нею была тогда мать другого солдата, – Вера Праведнова, приехавшая с сыном своим Алешей из Оренбургской области, чтобы разделить скорбь других матерей.
Алексей Праведнов, Алеша, в том последнем бою 20 января 2000 го года в Грозном был вместе с сыном Валентины Ивановны. Он все время повторял матери друга:
– Простите нас…
Это всегда так. Тот, кто выжил, чувствует себя виноватым…
За эти годы Валентина Ивановна, кажется, и слезы все уже выплакала, и слова все сказала. Но обида, нанесенная государством, так и запеклась внутри, – болит.
За погибшего мальчика бросают ей «с барского стола» 200 рублей в месяц !!! Да и то, не государство, а мэр Тольятти из городского бюджета выкраивает, чтобы хоть символически поддержать женщину. В других местах семьи и этих крох не имеют…
Мать Алеши Новикова, обращаясь ко всем нам, читает стихи, написанные Сергеем Павловичем Чикуновым, – школьным учителем сына.
На промозглом апрельском ветру, сквозь летящий сплошной стеной мокрый снег, эти строки звучат пронзительно:
Чечня вошла разборкой кровной
В историю моей страны
Со списком, павших, поименно,
В объятья вечной тишины.
Ты чья-то боль, ты чья-то слава
Ты чья-то жизнь, ты, чья-то смерть
Ты для кого-то след кровавый,
А для кого – литавров медь!
Ты в бой бросала беспощадно
Вчерашних школьников юнцов,
Ты их проглатывала жадно,
Заглядывала им в лицо…
Чечня! Ты как заноза в сердце,
Что бьется в фазе аритмий.
Чечня – как траурная дверца
В потусторонний страшный мир!
Там и зимой бывало жарко,
Там вперемешку кровь и пот,
Там были в качестве подарка,
Пригоршни пуль под Новый год!
Они летели стаей смертной,
Пронзая теплые тела,
Так неужели, лишь на это
Их мать когда-то родила!?
Да, пуля – дура, это ясно,
Но не считал я никогда,
Что смерть случайна, что напрасно
Прожиты прошлые года.
Судьба дала узнать героев!
И каждый сделал все, что мог!
Они, покинув поле боя,
Ушли, куда позвал их Бог!
Не верьте, если вам сказали,
Что их на свете нет сейчас…
Они все рядом…в этом зале,
Здесь, в сердце каждого из нас!
Не смог промолчать учитель, когда узнал, что в Чечне, в бою погибли сразу два его любимых ученика – Алеша Новиков и Игорь Зайкин.
Траурный митинг окончен. Музыка, заполняя все пространство вокруг, рвет душу, а из динамиков доносится сначала мужской голос, называя имя солдата, потом женский, дополняющий, где и когда погиб герой, как оценила его жизнь Родина:
– Лейтенант Бабак Олег Яковлевич!
– Погиб… 7 апреля 1991 года, прикрывая отход подчиненных и мирных жителей в населенном пункте Юхары Джаникли, на армяно-азербайджанской границе. Указом президента Союза Советских Социалистических республик ему присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно!
– Рядовой Новиков, Алексей Владимирович!
– Погиб… 20 января 2000-го года в Грозном. Указом президента РФ награжден орденом «Мужество». Посмертно!
– Рядовой Баженов Александр Михайлович. Умер 9 июня 1995 года…
– Рядовой …
Вот он, их последний строй…
Эта перекличка длится долго… И каждый раз, когда произносится имя воина, из строя выходит солдат, неся портрет товарища...
За годы в бригаде уже сложился определенный ритуал проведения Дня памяти. И даже природа придерживается этого, раз и навсегда принятого сценария. Уже не один год, и я, - автор этого рассказа, свидетельствую: как бы ни было тепло накануне, в этот день, именно 7 апреля, именно в тот момент, когда начинается поверка погибших, – начинается мокрая снежная метель. Налетает буквально снежный шквал. Словно мало всех материнских и вдовьих слез, чтобы обозначить масштабы трагедии… Я понимаю, что метель и День памяти погибших ребят явления не связанные друг с другом, но происходит всё из года в год именно ТАК. И от этого эта трагическая перекличка обретает какой-то буквально мистический оттенок. Словно плачет и скорбит сама природа. Солдаты пересекают плац, поднимаются по ступеням мемориала, ставят фотографию на Стенд Памяти.
Всмотритесь в эти лица. Они были такими же как вы. Росли, на радость родителям, Строили планы на будущее. Они хотели и могли встретить свою любовь, растить своих детей. Заботиться о постаревших родителях..Может быть, сидели бы сейчас как вы, строчили бы острые свои комментарии к этому рассказу... Ничего этого не будет...
В в верхнем ряду, на втором фото, в центре уже знакомый Вам Денис Хрулёв, о котором вы узнали из записок сапера ИСР 21 ОбрОН...
А здесь же, рядом, присел на минуту отдохнуть после боя, бронзовый солдат… Сегодня ему спешить некуда.
4 ноября 2006 года подразделения 21-й отдельной бригады оперативного назначения Внутренних войск МВД выведены из Чечни полностью
Вот, кто-то из ребят положил на мрамор рядом с гвоздиками пачку сигарет...
Помнят друзья, как там, на Лысой, когда они уже и не думали выжить, вызывая огонь на себя, хотелось им напоследок, вдохнуть глоток этого сладкого дыма…
Мама Игоря Зайкина приехала из Тольяти
А потом был поминальный обед в офицерском кафе…
И опять осиротевшие матери с горечью говорили о том, как обидело их государство…
И был третий тост, который за них, – ушедших.
И он повторялся…
Отец Феофан обращается к матерям, погибших солдат...
И были воспоминания, и разговоры о том, что ждет бригаду… страну, и всех нас.
Когда все закончилось, гости разъехались, бронзовый солдат остался один. Кто-то положил ему на колени поверх пулемета, букет алых гвоздик. А на плацу, у мемориала остались стоять на ветру две мамы, чьи сыновья уже никогда не вернутся... Они привезли с собой фотографии своих ребят, им очень хотелось с кем то поговорить о них, рассказать, какими они были... Но у всех были свои дела. Все спешили... День Памяти закончился. Дул сильный ветер, мокрым снегом заносило плац и стоявших у мемориала женщин. Снег смешивался со слезами, только этих слез не видел уже никто...
Я простилась с мамами погибших ребят, вышла за КПП. Перед входом в часть, на большом панно браво шагали солдаты, а внизу было написано:
Традиции софринцев – верность долгу, присяге и отечеству.
Почему-то подумалось, что перед войсковыми частями капитана Эдуарда Ульмана, лейтенанта Сергея Аракчеева и старшего лейтенанта Евгения Худякова, наверняка, стоял такой же плакат. А уж командиру танкового полка, кавалеру ордена Мужество, полковнику Юрию Буданову даже такая агитация была не нужна. С него самого можно было писать плакат СЛУЖУ РОССИИ..
На Кавказе вообще всегда уважали людей в форме.
В некоторых маленьких городках, например в Гудермесе, в форме (я имею ввиду и военных, и МЧС, и полицию, и всех служивых вообще) ходит процентов 40 мужчин.
Утром зайти в кафе попить кофе, положив на колени автомат (стволом к стене непременно) - никто не удивляется. Надо, так надо. Ну человек в форме, ну с автоматом. Что ему теперь, кофе не выпить?
Город просто запредельно чистый, люди невероятно вежливые. Чем-то напоминает рассказы бабушки-блокадницы о Питере образца 46-го года. Когда не плюют на асфальт и не бросают на газон окурки, просто потому, что это во-первых себя не уважать, а если кто увидит - от позора не отмоешься. А увидят. Все.
Невольно приходят на память в три слоя обклеенные об проститутках спальные районы Питера. Дома, на которых графитями слоями шопы с наркотой. Здесь такого вы не увидите. Мягко говоря, не принято. Тут очень быстро позвонят, приедут, наведут порядок. Так, как эти люди тут понимают порядок. Их земля, их право.
Все тут любят эксклюзив. Приезжих выкупают на раз, даже если ты лысый и с бородой. Адекватный приезжий - гость. Если ты приезжий и в форме, при всем этом весишь меньше хотя-бы ста двадцати - тебе пиздец.
В кафе утром подходит молодая девушка.
- Что будите?
- Кофе пожалуйста. Двойной эспрессо. Без сахара.
Выносит кофе на подносе хозяин кафе. Лично. С булочкой.
- Угощайтесь пожалуйста, это от меня, жена испекла, домашнее. Хорошего Вам дня, товарищ гвардии капитан.
-Откуда знаете?
-Тут все про всех всё знают, Вы кушайте.
Вы кушайте - это мое родовое проклятие. Разведку сколько не корми - всё дрищи и волками в лес смотрят. Я и на гражданке-то привык к сердобольности, а тут просто в невероятных масштабах развернулось мероприятие.
Чем мы занимались в РУСе, конечно, котовья тайна, покрытая мряком, но вот как провожали - могу рассказать.
Подъезжают две машины. Тундра и паджерик. Внутри паджерика много бородатых лиц. Все с оружием. Никто не улыбается. Выходит старшой, обмениваемся позывными.
-Сума!
-Эльф.
-Тот самый?
-Тот.
-Ночью двух щайтанов валили. Мы вас до вокзала докинем, поезд посадим. Патрули усилены, мало ли.
-Я читал, да. Спасибо, Сума. Поехали?
В салоне тундры до одури пахло домашней едой. Впрочем, это было понятно сразу.
-Друг, я за Вас знаю, там рядом БОБРы...
-Хорошие соседи, заеду к ним, конечно, в гости звали.
-Ну раз заедите, посылочку передайте, Рамадан, мы там мал-мал собрали, поможите?
-Только если в дороге не испортится.
-Какой испортится, все решим!
Выгружались на вокзале довольно своеобразно. Все же в курсе, какой в тундре багажник? Первыми шли два баула, примерно с меня что ростом. Весом были богаче.
"Это я белый изолента ручки перевязал. Это вам в дороге покушать мал-мал собрали. Вот красни скотч - это вам от души, от Гудермес. А синий скотч - передайте посылочку. Не переживайте, щас все погрузим! "
-Сума, спасибо, но как мы это потащим в Ростове?
-Руками! Руками потащите, встретят, всё договорено. Тут от тёти Мадины, массаж к ней ходил, тебе пироги понравились? От дяди Ахмета булочки, домащни, кушайте, ты к нему много раз утром кофе пить ходил! Ну и так, по мелочи... Кто там как, кто там что! Мал-мал дороге покушать!
-Сума, я ваши обычаи примерно знаю. Как благодарить?
-Гости приезжай!
- Я буду.
В последнее время от сильных нагрузок довольно сильно ноют разбитые кости. Выходной, нашел джакузи, чилю. Захотелось массажа. Менталитет питерский, поэтому нужен именно массаж, а не проститутки. Гуглю массажные салоны. Вроде есть рядом. Звоню.
-Девушка, мне массаж бы шею, спину, поясницу.
-Приезжай дорогим, гостем будешь!
-Девушка, мне бы именно хороший массаж...
-Будет тебе массаж, а ЗА ТО ЧТО ТЫ ПОДУМАЛ ТУТ УБЬЮТ НАХУЙ, ЭТО ГУДЕРМЕС!
Обожаю Кавказ.
Небольшое видео, снятое на игре "Гудермес РУС" весной 2020 года. Используется музыка geneburn, с разрешения правообладателя.
По подростковым воспоминаниям. 1996 год. Чтобы навестить родственников, наша семья предпринимает попытку вырваться из Азербайджана в Россию через Чечню. Нас сопровождает армянка с детьми. Что это значит, в связи с Карабахским конфликтом, нужно понимать. Говорить об этой поездке тяжело и страшно до сих пор.
В 1996 г. передо мной с братишкой замаячила надежда вновь оказаться в станице у бабушки. Многое миновало с тех пор, как в последний раз поезд за сутки перенёс нас из города Баку в город Кропоткин, откуда до Геймановской - рукой подать. Я мечтал увидеть Димку Фурманова. Мы записывали голос на компакт-кассеты, вынимали из них бобины, вкладывали в конверт и пересылали почтой. И я знал, что мы можем не доехать, развернуться назад в самом начале пути.
Мы с братом не спали всю ночь перед той поездкой. Это было такое романтическое развлечение. Мама заставляла ложиться спать в 21.00 по Баку, в 20.00 по Москве, а мы тайком слушали радио, записывали понравившуюся музыку на кассеты. И вот, решили отметить предстоящее путешествие ночью без сна.
Не помню, на чём мы с утра добирались до автобуса, который вёз до Губы. Хотелось, чтобы он вёз до Геймановки. Жара в автобусе стояла страшная. С нами в путь отправилась женщина, с двумя детьми. Кажется, до Тбилисской.
В Губе мы пересели в "козлик" до Яламы. До границы. Водитель, азербайджанец, утешал нас, что всё обойдётся. Чуть-чуть, мол, постоите, понервничаете, и всё будет хорошо. "Понаделали границ", - ворчал он о чём-то в этом роде.
В Яламе началось осознание. Встали мы у ржавого, покрытого облупленной зелёной краской шлагбаума. Выходил к нам азербайджанский солдат, ковырял спичкой в гнилых зубах. Его упрашивала моя мама, говорила, что учит таких же ребят. Тот - ни в какую.
Сидели потом вшестером цыганами на траве, неподалёку от реки Самур. Солнце пекло. Кобылки стрекотали в траве на берегу ручья. Ловили их с братом в прозрачные пакетики от сигарет. Вспоминались детские игры: находили когда-то в пачках "королевские знаки" и цифры, играли в них, как в карты. Помню, "Мальборо" и "Кэмела" внутренности ценились. И да, кобылки - "краснопёрки", с огненно-красными нижними крыльями, взмывающие из под ног как огоньки, "синепёрки" и "дурацкие". Там, в основном, "дурацкие" прыгали. Совсем не та атмосфера, когда впервые в жизни ловил их на пустыре за стадионом бассейна "Азерэлектротерм", где работал папа, вместе с акридами, "кузнечиками-айболитами" в простонародье. Тогда - вдохновение от встречи с неисчерпаемостью мира живой природы, теперь - гнетущая тоска по речке Зеленчук, берёзке у родника с лягушатами, когда много зелёной травы и цветов...
Иногда возвращались к маме. Мама наотрез отказывалась давать взятку пограничникам. Проводник всё обещал проводить через орешник, за плату. Отказались. Какой-то кучерявый черноволосый парень ворковал, что, ничего, ничего, скоро подойдёт товарняк, и вот тогда, уеду я в страну свободы, говорит, Россию, он ворковал о живописных полях, лесах и реках России, о том, какие красивые в России девчонки, и мне становилось всё тоскливее.
Встали, наконец, в очередь. Женщины рыдали. С их слов сделалось понятно, что по обе стороны реки Самур живут лезгины, и вот установили этот дурацкий шлагбаум, поделив их народ пополам. Поражало, с какой лёгкостью перелетают через него бабочки-белянки. Кто-то не может попасть к родичам в соседний кенд на поминки, кто-то - в гости к сыну. Тут до меня дошло, что песенка "Союз разрушимый попал под машину!", которую распевали в школе - совсем не смешная. И повесть "Демоны", которой я исписал общую тетрадь, про то как прилетели с другой планеты "демоны", с щупальцами и хоботами вместо лиц, чтобы отомстить за Весельчака У и Крыса и разрушить СССР - какая-то идиотская. А мне казалось: верх оригинальности - кто ещё, кроме меня, додумался бы, что Советский Союз можно развалить? Тогда он правда казался нерушимым. Ту повесть с рисунками я подарил однокласснику Сергею... Потом он мне её вернул. Почитайте текст, написанный ребёнком в поздние советские годы... Он ведь точно предсказал?
В общем, перешли мы азербайджанскую границу, притом - бесплатно. На той стороне нас ждала новая очередь. С российскими пограничниками наша попутчица повела иную беседу. Она прямо сообщала им, что является тайной армянкой, сменившей фамилию и сочиняла про то, что собирается бежать из Азербайджана.
После событий в Сумгаите фамилия с окончанием "ан" или "ян" считалась небезопасной для жизни. Я хорошо помнил, как пришёл во второй класс и обнаружил, что все армяне, которых в классе училось не меньше азербайджанцев, куда-то пропали, все до единого. А родители запрещали произносить на обществе такие слова как "Карабах", "армяне" и "ЕрАзы" (Ереванские Азербайджанцы, бежавшие из Армении). И мы, дети, слушались. Помню, как-то бегал по коридорам в школе мальчишка с палкой, которую воображал автоматом, наставлял на всех и кричал: "Бах-бах, Карабах!" Я пришёл домой и повторил. Что тут началось...
На российской границе мы тоже простояли сколько-то часов, пока, наконец, нас не пропустили туда, где реял триколор. И я радовался этому триколору, стране свободы, и вместе с тем оставался в душе осадок, чувство, что произошло что-то очень неправильное: здесь полагалось реять алому знамени Советского Союза.
Наступил вечер. Наняли машину, что-то вроде УАЗика, которая перевезла нас через Самур. Водитель также ворчал по поводу развала страны. Мы прибыли в одноимённый населённый пункт. Там, в Самуре, дагестанцы нас уложили спать в конюшне с комарами, сеном и запахом навоза. Жгли спирали от комаров. Хозяева, поившие чаем, нам сочувствовали и говорили, что не желали распада СССР.
Наутро на электричке отправились в Махачкалу. Парень-полукровка рассказывал нам в пути о национальностях Дагестана.
В Махачкале пришлось полдня ждать поезда. Белилами была нанесена на бетонный забор надпись: "Голосуйте за Зюганова, трезвого, не пьяного!" Очень хотелось, чтобы все проголосовали за Зюганова, и всё вернулось.
И вот - поезд до Минвод, следующий через Чечню. Военный вертолёт курсировал над ним. Он не помешал бородатым чеченским боевикам войти в поезд для грабежа, который имел какое-то официальное наименование. Поверьте, тому, с кого берут подать за перемещение по стране, воспринимаемой по инерции как единая и родная, всё равно: по предъявлению ксивы признанной то свершается, как на азербайджанской и русской границах, или непризнанной, как в Чечне. Представители непризнанной Ичкерии открыли дверь в наше купе, увидели мать с детьми и приказали никого не трогать, потому что мать с детьми.
Останавливались в сожжённом Гудермесе. В окно видели, как русские солдаты обменяли чеченским боевикам оружие на водку. Странно вспоминать, что вот здесь когда-то не обугленные, разрушенные снарядами стены составляли пейзаж, а папа покупал тархун. А в Грозном папа когда-то покупал детскую книжку про сову. Брат в Гудермесе слушал в плейере кассету с группой "Мираж", инструментальную композицию на песню "Где я", если память не изменяет.
Толковали люди в поезде о том, что партия, возможно, ещё вернётся, и всех посадят. О том, что люди не хотели распада Советского Союза, за них всё решили.
И я вспоминал. Вспоминал 1990-й год в Баку. Яркие трассирующие пули в тёмно-синем небе в прямоугольнике форточки в родительской спальне. Этот звук стрельбы. Прятались с братом под кровать от страха. Танки вводили. Сосед-уголовник с бешеными глазами прибегал с митинга. Кричали на улице "Азадлыг!" - "Свобода!"
Приводили к нам в гости в один из тех дней девочку, азербайджанку. Мы часто сидели с ней летом на раскладных стульчиках на деревянной лестничной клетке дворика-колодца. Рисовали акварельными красками, как положено советским детям, "Мир-Труд-Май!" И вот мы вновь с красками, у нас в галерее, вдвоём, и овладевает мной липкий беспредельный страх смерти. Я вдруг сознаю, что смерть за каждым придёт по одиночке. Раньше казалось, что все мы вместе - она, я, моя мама, мой папа, её мама, её папа. А вот приедет танк, или человек с автоматом забежит во двор, и в момент смерти никого не окажется рядом, даже если будут держать родители за руку, даже если будут обнимать. Это Красную Армию прислал Горбачёв, "дядя Миша, самый достойный человек в стране", как представил его мне в телевизоре перед первомайской демонстрацией однажды папа, а я играл в кубики, которые складывались в животных, рядом с ним на кровати и смеялся над шерстью как у обезьяны на отцовской груди. В те дни расстреляли алый цветок Советского Союза между нами там, в Баку.
А потом взрывали телебашню. Ох, как мы радовались, когда то ли на 20, то ли на 40 минут, не помню точно, начали включать по каналу "Баку" программу "Комендантский час" - это чувство возвращения цивилизации! Собирались перед телевизором "Янтарь" с переключателем всей семьёй, а дядька на экране болтал что-то непонятное. А потом начали снова мультики включать. Сначала только на азербайджанском языке, я с жадностью смотрел, мало что понимая, потом и на русском...
А потом - 90-е, банановую пасту, разведённую водой, намазывали на хлеб. Ей расплатился какой-то банк, они как грибы росли в те годы...
Наконец, Минводы. Кто-то играет на вокзале в дурака. Я поймал бабочку-пестрянку, ужасно гордый, что не испугался синильной кислоты, которая в ней содержится. До вечера в Минводах ждали.
Дальше всё быстро.
Кропоткин. Встречали рассвет. Автобус до Тбилисской. Родные резные ставни на деревянных станичных домиках, плитка из мелких квадратиков на дорожках и разноцветные заборы. Приехал дядя Жора, отвёз в Геймановку.
Первым делом, позавтракав и поцеловав бабушку, помчался к Димке Фурманову. У него - колонки, подключённые к мафону. Он записал специально для меня с радио Россия песню группы "Секрет" "В жарких странах". Очень нравилась мне эта группа подростком: первая любовь, всё такое... Впереди - много жарких дней лета, рыбалка, друзья, игры, насекомые, книги из библиотеки, фантастика и про животных, целая маленькая жизнь...
Об этом путешествии в Россию тяжело и страшно рассказывать до сих пор.
Автор: Дмитрий Тюлин
Источник фото вокзала в Гудермесе: Интернет
Все мы где то родились и жили.Я жила в г.Гудермесе,первая фотография это моя улица проспект Терешковой,магазин Рассвет куда ходила большую часть своей жизни за продуктами.Город после войны изменился,да и выехавшие из Чеченской Республики стали гостями.За двадцать пять лет я была впервые как гость.Обидно конечно,но что сделаешь,потеряв все я уже смирилась со своей судьбой,живы слава Богу.
