(Фрагменты из книги. 1999 г.)
ЧЕЛОВЕЧЕСТВО — НА КРАЮ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ПРОПАСТИ
1. Наступит ли конец света в XXI веке?
В научных кругах принято говорить не о конце све¬та, а о конце истории. Мысль о том, что может наступить такое состояние Общества, впервые была высказана Гегелем, которому принадлежит сам этот термин и первая интерпретация его смысла. Великий немецкий философ писал об этом в 1806 году, после сокрушительных побед Наполеона. Ему тогда казалось, что в Европе возникал некий идеальный порядок, яв¬ляющийся, согласно его учению, конечной целью исторического развития, достижение которой должно стать воплощением Абсолютной идеи.
Во второй половине XIX и в начале XX века тема о "цели истории" стала особенно популярной. Более того, в некоторые годы она служила предметом много¬численных и весьма жарких дискуссий. Небезынтересны перипетии дискуссии на эту тему в России, кото¬рые в прошлом веке наложили заметный отпечаток на общее течение отечественной мысли. Так, например, Василий Розанов в знаменитой работе "Легенда о ве¬ликом инквизиторе", опубликованной в конце XIX века, с крайним негодованием писал, что большинство уче¬ных считает Человека лишь "средством исторического прогресса", и задавался вопросом о том, настанет ли такое время, когда люди поймут, что именно Человек является целью истории. Мысль о том, что именно Человек, его духовный мир, являются целью истори¬ческого, развития, в то время была весьма широко распространена в русской философии, особенно в "фи-лософии космизма". А в "философии всеединства" она приводила к противопоставлению таких конструкций, как идея Богочеловека и идея Человекобога.
Проблема цели исторического процесса достаточно четко ставилась и в материалистической философии, в том числе, в марксизме. Так, в "Немецкой идеоло¬гии" — одном из самых, на мой взгляд, интересных своих произведений — Карл Маркс, размышляя о воз¬можности конца истории, по существу рисовал неко¬торое гипотетическое состояние Общества, к которо¬му в силу необходимости будет идти человечество. Он писал о коммунизме, как о некотором историческом процессе, в результате которого утвердится финаль¬ная форма общественного устройства, в котором "сво¬бода каждого будет обеспечивать свободу всех". Маркс называл такое общественное устройство рациональ¬ным гуманизмом.
Вопрос о конце истории и в XX веке продолжал оставаться одной из проблем, тревоживших челове¬ческую мысль. Например, теория Тейяра де Шардена, изложенная в его книге "Феномен человека", завер¬шается изложением идеи о сверхжизни. Это — некое финальное состояние Универсума, при котором сна¬чала исчезнут расы и отдельные страны, а затем еди¬ное человечество сольется с Природой и Богом. Это и есть, по его трактовке, цель истории, цель эволюции и, одновременно, конец всего — и эволюции и истории. Гегелевская трактовка понятия о конце истории обрела новое звучание в современных условиях. При¬чиной тому послужило окончание холодной войны и крушение коммунистического мира. Эти события были восприняты некоторыми учеными в качестве конца истории. Так они трактуются в докладе американско¬го профессора Фрэнсиса Фукуямы "Конец истории", который нашел широкий общественный отклик и был напечатан целым рядом периодических изданий. Но оценка этих событий, предложенная Фукуямой, пред¬ставляется мне довольно поверхностной.
Я полагаю, что катастрофа Советского Союза пред¬ставляет собой лишь один эпизод глобального социаль¬ного кризиса. Может быть, это — один из важнейших эпизодов начавшегося во всем мире разрушительного процесса, резко ускоряющего развитие планетарной перестройки. Однако события, свидетелями и участни¬ками которых мы все являемся, по-моему, вовсе не означают конца истории. Просто, начинается совсем иная история планеты, в которой исключается возмож¬ность самостоятельного (конкурентного) развития от¬дельных стран, когда экономика, так же как и исто¬рия, становятся всепланетарными. В таком мире люди будут жить по-новому, и нашим современникам надо начать приспосабливаться к новой жизни.
С моей точки зрения, будущность человечества мо¬жет быть обеспечена лишь посредством компромис¬сов, которые могут быть достигнуты не только внутри Общества, но и между человечеством и Природой. Ведь эволюционное развитие на Земле в течение трех миллионов лет фактически представляют собой цепочку ком¬промиссов, составляющих суть процесса взаимной адап¬тации человечества к вмещающей его биосфере. По¬добные процессы всегда совершались в живом мире в том или ином виде. Только теперь условия таких ком¬промиссов должны определяться не слепой стихией, а Разумом. В этом и состоит одно из отличий моей пози¬ции от философских взглядов Тейяра де Шардена на этот предмет.
В рамках разрабатываемой мною теории универсаль¬ного эволюционизма нет места для понятия цели ис¬торического процесса. Есть определенная направлен¬ность, общие тенденции общественного развития. Про¬исходит развитие и формирование Коллективного Разума человечества, оказывавшего во все большей степени влияние на мировой процесс. Человечество постепенно осознает существование общей цели, но не у исторического процесса, а у биологического вида Homo sapiens. Эта цель — сохранение собственного гомеостаза, т.е. своей целостности, как системы.
Мне кажется, что в этом вопросе абсолютно прав был известный русский мыслитель Александр Герцен, который полтораста лет тому назад писал, что не ве¬рит в предопределенное восхождение человечества к лучшему будущему. Он утверждал, что Природа ин¬дифферентна по отношению к Человеку, что она пре¬доставляет ему такую возможность, но не более.
Но хотя у исторического процесса, как и у любого процесса самоорганизации, нет цели, говорить о концеистории как истории рода человеческого, по-моему, не только можно, но и нужно. Человечество как био¬логический вид смертно, и в этом смысле конец че¬ловеческой истории однажды наступит. И не в ка¬ком-нибудь совершенно неопределенном будущем, а, может быть, уже в середине XXI века. Дело в том, что антропогенная нагрузка на биосферу возрастает стремительно и, вероятнее всего, она близка к крити¬ческой. Локальные неустойчивости, с которыми мы уже сталкиваемся, могут легко перерасти в неустойчивость глобальную. Биота может потерять стабильность, что означает потерю способности биосферы поддерживать ее важнейшие характеристики.
В новом состоянии биосферы Человеку, вероятнее всего, просто не будет места. Вот это и будет означать КОНЕЦ ИСТОРИИ, в том смысле, в каком ее пони¬мал известный английский историк и мыслитель Р.Коллингвуд. По его мнению, это будет конец истории био¬логического вида Homo sapiens, единственного, насколь¬ко мы можем судить в настоящее время, носителя Разума во Вселенной. Таким может оказаться резуль¬тат одной из попыток Природы (Универсума, единой Суперсистемы) создать с помощью Человека инстру¬мент самопознания.
Итак, коротко говоря, конец истории в наступаю¬щем столетии, по-видимому, возможен, но не неиз¬бежен. Действия людей могут либо ускорить его на¬ступление, либо отложить на далекое будущее — в этом и состоит проблема, возникшая перед человече¬ством.
Приближающаяся опасность глобального экологичес¬кого кризиса стала очевидной для многих людей уже в начале 70-х годов. Скорее даже еще не кризиса, а всепланетарного неблагополучия. Но сильным мира сего потребовалось еще два десятилетия, чтобы в какой-то мере осознать, что речь идет не о досужих вымыслах ученых, а о некотором природном процессе, грозящем благополучию не отдельных стран, а всему миру в целом. Не только осознать, но самое главное — признать, что именно государственным деятелям предстоит при¬нять определенные решения, от которых будет зави¬сеть судьба цивилизации.
Признание государственными деятелями существо¬вания угрозы всепланетарной катастрофы может явить¬ся началом изменения направления траектории разви¬тия Общества. Основание для такого утверждения, вселяющего определенный оптимизм, я вижу в содер¬жании ряда международных резолюций, протоколов и других документов, принятых Организацией Объеди-ненных Наций и акций, осуществляемых государства¬ми-членами в этой области.
Особое значение имела Международная конферен¬ция ООН по окружающей среде и развитию, которую иногда называют "Международным экологическим кон¬грессом в Рио", состоявшаяся в 1992 году в г. Рио-де-Жанейро на уровне глав государств и правительств. Даже сам факт, что в бывшую столицу Бразилии тог¬да съехалось несколько десятков государственных де¬ятелей высшего ранга для того, чтобы обсуждать про¬блемы взаимоотношения Природы и Общества, озна¬чал очень многое. Созыв этого конгресса был знамена¬телен сам по себе, как важный шаг к общему пере¬смотру основ нашей цивилизации, к рождению буду¬щей всепланетарной стратегии развития. И его резуль¬таты с большим интересом ожидала научная обще¬ственность во многих странах, все те, кто занимался энвайронментальными проблемами.
Такой конгресс был не только необходим, но он, по моему мнению, и основательно запоздал. Однако по¬лученные результаты не оправдали ожидания ученых. Его участники не смогли подняться на достаточно высокий научный уровень, и, что еще более важно, — не рискнули взглянуть правде в глаза. Представления политиков оказались в то время скованными традици¬онными трафаретами. Отказаться от них не позволили чисто меркантильные, политические интересы пред¬ставителей наиболее развитых стран, прежде всего США.
Вообще, в коллективных акциях международного уровня я вижу не только благо, но и одну грозную опасность. Она таится в человеческом эгоизме, кото¬рый вкупе с невежеством и рыночной стихией начина¬ет использовать экологические трудности как рычаг для обогащения и политических игр в интересах узкой группы наций или даже отдельных лиц. Беда человече¬ства в том, что не политику и не экономику ставят на службу в целях преодоления энвайронментальных труд¬ностей. Нередко происходит прямо противоположное — энвайронментальные трудности начинают играть роль инструмента для решения политических проблем и служить источником нового типа обогащения.
Так, например, положения Монреальского протоко¬ла 1988 года, ограничивающие использование в холо¬дильной промышленности хлор- и фторсодержащих хладонов, при всей их значимости, в принципе вряд ли допускают однозначную оценку. Такие хладоны дей¬ствительно оказывают вредное влияние на состояние озонового слоя. Но Монреальский протокол рассмат-ривает их в качестве основного агента, разрушающего озоновый слой, требует закрытия предприятий, кото¬рые производят холодильные установки с использова¬нием таких типов хладонов, и накладывает жесткие санкции за невыполнение условий Протокола.
Однако утверждения об особой роли хлорсодержащих хладонов мне кажутся не столь уж бесспорными. Так, в 1995 году российским ЮНЭП под моим предсе¬дательством, по просьбе Министерства науки России, был проведен подробный анализ существующего экс-периментального и теоретического материала об осо¬бенностях изменения толщины озонового слоя и при¬чинах его изменения. Этот анализ со всей очевиднос¬тью показал, что на состояние озонового слоя оказы¬вают влияние многие другие обстоятельства. Поэтому любые категорические утверждения в этом вопросе, по крайней мере, преждевременны. Они, вероятнее всего, были инициированы фирмами, которые изготав¬ливают холодильную технику на основе хладонов дру¬гого типа.
Таких, примеров можно привести множество. Объек¬тивный научный анализ нередко заменяется лоббиро¬ванием интересов тех или иных коммерческих струк¬тур. Это очень опасный симптом, способный зачерк¬нуть благие замыслы мировой общественности.
Не внушают особого оптимизма итоги XIX Специ¬альной сессии Генеральной Ассамблеи ООН (июнь 1997 г.), рассмотревшей результаты деятельности го¬сударств-членов в области окружающей среды за пя¬тилетний период, истекший после конференции в Рио-де-Жанейро. Участники сессии, представлявшие свои государства, как правило, на уровне президентов или руководителей правительств, в Заключительном доку¬менте заявили, что они "глубоко обеспокоены тем, что сегодня общие тенденции в области устойчиво¬го развития хуже, чем они были в 1992 году"….
