Лига психотерапии

В статье "Осознанность для счастья" я вывел пассаж о счастье. Вне контекста не все в нём будет ясно, но сейчас это не важно. Вот он:

Человек устроен так, чтобы чувства гнали его все-таки к выживанию, размножению, сохранению популяции и вида. Ни чувства, ни инстинкты, на которых эти чувства базируются, не создавались кем-то персонально. Просто если чувство (эмоция, рефлекс) оказывалось полезным, то у его обладателя было больше шансов на жизнеспособное потомство, и ген, его обусловливающий, оставался в популяции. А если нет — то нет. И никто не заботился о том, чтобы носителю этого чувства было от этого хорошо. Выжил, потомство дал — отлично. А если он при жизни мучился — так это несущественно.

Поэтому понятие о счастье — понятие достаточно новое, синтетическое и даже, я бы сказал, хакерское. Те, кто стремится к счастью, пытаются использовать побочное свойство регуляторов поведения — удовольствие — как основу, самоцель и результат. Аристипп и Эпикур были первыми "хакерами", кто запомнился истории как разработчики концепции сознательного стремления к счастью и удовольствию.

...

Эмоции, как вы понимаете, построены на потребностях, а потребности — на инстинктах. Если мы блокируем потребности, а то и сами инстинкты, то лишаемся и спектра эмоций, на них основанных. То есть, если мы напрочь убиваем в себе инстинкт соревновательности за иерархию, то одновременно лишаемся не только обиды на того, кто нас унижает, но и удовольствия от тыканья его носом во что-нибудь грязное, то есть от ответного унижения мерзавца.

Поэтому, если мы не планируем превратиться в апатичного архата, а хотим жить ярко и счастливо, то нам придется, вместо облыжной блокировки всего природного, куда более сложным образом тщательно выбирать, какие проявления каких инстинктов мы хотим использовать, и тренироваться именно в этом направлении.

О том, что такое счастье, я напишу когда-нибудь более подробно, а кратко так: счастье — это ротация удовлетворения актуальных потребностей. И для того, чтобы быть счастливым, нам придется выявить свои актуальные потребности, какие-то из них придавить, а какие-то развить. А потом разработать формы и схемы их удовлетворения и спланировать порядок, в котором они будут удовлетворяться. Это долгая, тонкая работа.

Хочется разобрать подробнее, что значит "ротация" и что это за тонкая работа такая.

Сначала вспомним, что инстинкты должны обеспечивать выживание вида, что требует, во-первых, заботы индивидуума о собственном выживании, во-вторых — о выживании стаи. И, если с этими двумя функциями повезет, то и еще что- нибудь.

Эти три группы инстинктов представлены в пирамиде потребностей Маслоу. К сожалению, многие ее перерисовывают механически, не понимая, что отделяет одну группу от другой. К тому же, ситуация осложняется тем, что в пределах второго этажа – социальных инстинктов, обеспечивающих выживание и процветание стаи – имеется более мелкое деление.

Итак: первый этаж – это инстинкты, обеспечивающие выживание особи и сохранение генофонда, сиречь безопасность, питание и размножение. Этого в принципе достаточно для выживания видов, не обремененных стайностью. Однако стайность – очень мощный фактор, дающий настолько серьезное преимущество, что стайные и стадные животные могут себе позволить проигрывать хищникам-одиночкам в силе и скорости. Об этом я писал в статье "С кем быть умному человеку":

Стая – это сила, которую призывают себе на помощь слабые и беззащитные. Вот, скажем, гусь домашний. Дурная, бестолковая птица, которой совершенно не проблема свернуть длинную, как для этого и созданную, шею. А стая гусей – о, стая гусей – это воинство, которое лучше обходить стороной. Бродячая собака – несчастное существо, которое всяк норовит пнуть, огреть палкой или хотя бы просто напугать. А стая собак – смертоносная бригада. Поэтому у тех видов животных, в инстинктах которых есть тропизм к группе, потенциал выживания гораздо выше. Даже у маленьких рыбешек, которые вообще никак себя защитить не могут. А есть еще муравьи и саранча...

Поэтому стадный инстинкт представлен аномально большим количеством компонентов, в некоторых случаях конкурирующих по влиянию с базовыми стремлениями. То есть, некоторые особи вполне способны «положить живот» за родину, родню, или даже идею. То есть, с эволюционной точки зрения сохранение стаи важнее выживания отдельной особи. Это, впрочем, детали.

И последний, третий этаж скромно представлен исследовательским инстинктом и творчеством. Не будучи напрямую направлены на выгоду особи или стаи, они, тем не менее, обеспечивают прогресс.

Легко видеть, что разные люди в разной степени подчинены разным инстинктам. Одни параноидно берегут свою шкуру, вторые маниакально размножаются (не забывайте, что инстинкт не в курсе контрацепции, и с точки зрения эмоций успешный коитус эквивалентен выполнению своей эволюционной функции, если на время отвлечься от материнского инстинкта), третьи озабочены исключительно двумя вопросами: что бы такого вкусненького скушать и как сбросить вес. Это все базовые инстинкты.

Дальше идут социальные: выраженные потребности быть с людьми, иметь семью, быть уважаемым и почитаемым, идти за правильным лидером, защищать слабых, и так далее.

Высшие инстинкты, познавательный и творческий, могут не вылиться ни во что полезное, а могут дать серьезный толчок к устойчивости и благосостоянию вида, поэтому чем дальше, тем чаще они не только проявляются, но и доминируют.

То есть, у каждого человека имеется одна или немного потребностей, которые для него важнее всего, — иногда настолько, что он отказывает всем остальным в праве иметь другие приоритеты.

Понятно, что пока эти, самые основные для личности, потребности не будут удовлетворены, личность не будет чувствовать себя реализованной, что необходимо (но не достаточно!) для счастья.

Поэтому, если вы хотите быть счастливым, вам надлежит выяснить, какие потребности для вас наиболее актуальны. Зачастую для этого бывает нужно навестить психолога и избавиться от неврозов, которые маскируют неудовлетворенные потребности. Один из примерных механизмов такой маскировки и ее вскрытия описан в статье "Что такое психоанализ".

Если вы уже сходили или, напротив, готовы рискнуть направить свою жизнь по ложному пути, то вот вам список потребностей. Может быть, я что-то в нем упустил, но вряд ли много.

Базовые

Выживание:

Безопасность

Комфорт

Сила

Здоровье

Питание:

Сытость

Разнообразие меню

Накопление

Размножение:

Секс

Материнский инстинкт

Поиск лучшего партнера

Социальные

Потребность в группе

Потребность в принятии

Потребность в одобрении

Иерархические:

Стремление к доминированию

Забота о статусе (не обязательно связанном с доминированием)

Стремление унизить конкурента

Стремление к подчинению лидеру

Потребность в уважении

Поддержание группы:

Защита слабых

Взаимопомощь

Альтруизм

Распространение знаний (ценностей референтной группы)

Отстаивание правоты (стремление к чувству своей правоты)

Препятствование ошибкам окружающих

Предупреждение об опасности

Потребность в одобрении (благодарности)

Дифференциация свои/чужие:

Поиск общественного врага

Конформизм

Ксенофобия

Традиционализм

Ось "безопасность - прогресс":

Консерватизм

Реформаторство

Высшие

Познание мира:

Любопытство

Эстетизм

Творчество:

Изобретательство

Искусство

В статье "Что наша жизнь? - Игра!" я этот список разобрал чуть более подробно.

Вам надлежит пройтись по этому списку, по каждой строчке вообразить себе несколько ситуаций, соответствующих этой потребности и ее удовлетворению, и послушать, насколько оно в вас эмоционально отзывается. Возникшее чувство оценить по десятибалльной шкале и поставить рядом с потребностью. Далее надо отсортировать по убыванию оценки. Обычно оказывается, что несколько потребностей (часто – одна группа) имеют серьезный приоритет перед остальными. Это и будет основа вашей жизни.

Хочу оговориться, что этот выбор природы не всегда бывает удобен. Я, правда, знаю людей, которым удавалось изменить свои приоритеты, но не могу сказать, что это им далось легко и полностью успешно, поэтому не стану рекомендовать такие кардинальные перестройки.

Эту основу следует иметь в виду как НЕОБХОДИМУЮ для вашего счастья. Пока вы не добились того, чтобы чувствовать свою реализованность в этих потребностях, о счастье придется забыть.

Остальные потребности менее важны, какими-то из них можно временно пожертвовать. Найдутся и такие, которыми, в принципе, можно будет пренебречь вообще. Но все пригодятся.

Дело в том, что никакую потребность нельзя удовлетворить один раз навсегда. Если вы наелись сегодня, то завтра все равно опять захочется. Если вчера вы получили свою порцию восхищения, то через некоторое время вам захочется еще. Но, пока еще не хочется, свои сигналы подают другие потребности. И теперь приходится удовлетворять и их. Была даже какая-то сказка-притча о пари Бога с чертом, смысл которой в том, что человека удовлетворить невозможно: ему вечно чего-то надо. В этом смысле счастье – это процесс.

Не станем уподобляться восторженным тетенькам, рисующим у себя в профиле романтические картинки с сердечками и невнятными восхвалениями любви или доброты. Цинично прикинем по каждой потребности, по каким признакам наш инстинкт определяет, что эта потребность удовлетворена. С едой или сексом все примерно понятно (подчеркиваю – примерно: есть хитрости и сложности, в первую очередь, в соотношении качества и количества), а вот с потребностью в статусе сложнее. Какие впечатления рождают в вас ощущение высокого (ладно, походящего) статуса? Какие ситуации?

И, самое главное: как часто они должны случаться, чтобы у вас постоянно было радостное и приятное ощущение того, что у вас с этим все в порядке?

Эту операцию вам придется проделать для всех потребностей.

Теперь у вас есть план жизни. Столько-то раз в месяц вам нужен секс с такими-то параметрами, такие-то блюда вызывают у вас спокойствие за свою сытость и полноценность питания, такую-то сумму такими-то порциями вам надо раздавать на благотворительность, и так далее.

Это не так просто, как кажется, потому что умозрительные оценки часто бывают неверными. Сами знаете, когда голодный, кажется – целого кабана слопаешь. Ан нет: поместилось, сколько смогло, а дальше не лезет. Или напротив, пока не холодно, о теплой одежде не вспоминается. Есть даже пословица, что сани надо готовить летом, и другая, что заставь дурака Богу молиться. Поэтому, по мере устройства вашей жизни оценки придется корректировать. Это неудобно для долгосрочных планов, но тут уж ничего не поделаешь.

Далее, полезно понимать, что инстинкт глуп. Он удовлетворяется не сознанием, а впечатлением. Если вам делают комплимент, вы можете умом понимать, что это простая вежливость, а на душе все равно радостно. И, если мы цинично решаем, что счастье внутри, а не снаружи, то в ситуации с тем же статусом нам будет достаточно, если наш инстинкт, требующий статусности, будет удовлетворен, и вовсе не обязательно соблюдать внешние формальности и требовать, чтобы он был удовлетворен непременно по делу. Да, это смахивает на мастурбацию, но лиха беда начало. Научитесь сначала простым вещам, а нужны ли вам сложные – со временем станет понятно. Хлестаков в пьесе прекрасно использовал свою ситуацию, пусть и интуитивно.

Пример. Я не очень честолюбивый человек, но пару раз в год пробивает желание славы и почета. Менять ради этих эпизодов свой образ жизни мне не хочется. Когда-то я написал текст "Слова Ванталы", разошедшийся по всей сети. Сейчас он мне не очень нравится, но не в этом дело. А дело в том, что когда у меня появляется потребность в признании, я гуглю их в сети, читаю обсуждения и описания, и где-то на пятой странице выдачи мое нетребовательное честолюбие меня удовлетворенно отпускает. До следующего раза. Делать в этом отношении что-то большее мне просто лень. Нефункционально.

Понимаете, если вы научитесь делать вашему "внутреннему" радостно и хорошо, то, если вам потом этого не хватит, вы сможете улучшать и изменять вашу программу. Но начинать надо с примитивного и доступного. Велики шансы, что этим можно будет и ограничиться.

Дальше у вас пойдет работа над организацией образа жизни и набора ситуаций, удовлетворяющих ваши потребности. Это хитрый процесс, требующий стопроцентной честности перед собой, способности отстраниться от стереотипов, фиксироваться на ощущениях и впечатлениях, а не на представлениях, учитывать ресурсы, строить планы и прогнозы... В общем, хорошо бы для этого привлечь грамотного психолога. Мы любим, когда к нам приходят со сформированным запросом, так что работа пойдет бодро.

Особенное внимание следует обратить на то, что многие ситуации в состоянии удовлетворять не одну, а две, а то и несколько потребностей. Скажем, в старых русских ресторанах официантам ("половым") предписывалось вести себя услужливо и подобострастно, чтобы порадовать не только брюхо, но и чванство клиента. А восприятие благодарности жертвы вашей благотворительности даст вам удовлетворение не только альтруизма, но и жажды признания.

Вообще говоря, тщательное построение своего мира – тонкая и творческая работа, как уже было сказано. Даже искусство. Я однажды замахнулся на попытку написания большого труда на эту тему, но, накропав несколько десятков страниц нудятины, бросил. Нет у меня универсальной и разветвленной инструкции, которая покрыла бы все возможные запросы.

Тем не менее, пока вы не начнете, у вас не будет даже шансов на то, что что-то получится.

Каждый этап этой работы, даже если вы на нем остановитесь, даст вам определенные бонусы. Поэтому не тяните, начинайте.

Взято с моего сайта.

Вот третья часть нас с вами сегодня и интересует. А именно, тот вариант, когда необходимая нам всем совесть и мораль превращается в беспощадного Внутреннего Критика. И, подобно концентрированной кислоте, начинает растворять нас изнутри.

И обычный, и «концентрированный» Внутренний Критик тесно связаны с представлениями о правильном и неправильном – а значит, с суждением и совестью, контролем и наказаниями, виной и стыдом. Но если обычный занимается только своими делами, то «концентрированный» - настоящий мастер самопоедания. На разные голоса умеет нас самих же отвергать, обесценивать, упрекать, унижать, вот это всё. Умеет так виртуозно, что не верить невозможно, защититься не получается, а учиться видеть в себе что-то хорошее приходится специально.

Откуда же этот жёсткий Внутренний Критик берётся?

Нетрудно догадаться, что первые представления о правильном и неправильном у ребёнка полностью совпадают с родительскими (с их Супер-Эго, если точнее). Это нормально вплоть до младшего школьного возраста. Нужно же на что-то опираться в нашем изменчивом мире, а также социализироваться и учиться контролировать себя. Также нормально для ребёнка чувствовать тревогу и страх, если в какой-то ситуации его поступок «неправильный» по родительской моральной системе. Т.е., они могут рассердиться или наказать.

Ненормально начинается потом. Тогда, когда родитель – обычно в силу собственных проблем: перфекционизма, беспомощности, нарциссизма и пр. – устойчиво встает по отношению к ребёнку в позицию жёсткого судьи. Например, постоянно стыдит, ругает, требует, обвиняет, оценивает-обесценивает и критикует.

Есть и другие способы формирования Внутреннего Критика, но этот – основной и наиболее часто встречающийся.

Ремарка про русскоязычное пространство: даже если какие-то мудрые родители не приемлют этой роли, другие взрослые и государство в целом - с большой вероятностью будут вести себя по отношению к ребёнку именно так. В детских садах и школах, в поликлиниках, в госучреждениях. Просто потому, что пристыженный, подчинённый и вечно виноватый ребёнок легче управляем и требует меньше ресурсов. А думать о том, как всё это отразится на нём и что вообще с ним происходит, считается у нас ненужным – см. материал «Каково быть ребёнком в России».

Насколько дети способны противостоять взрослому, выступающему с такой позиции? Да ни на сколько.

Ребёнок, конечно, может чувствовать, что что-то идёт не так, потому что ему плохо и больно. Но он очень хочет, чтобы его одобряли и не наказывали – а значит, выбирает следовать родительскому компасу, какой бы он ни был. Поэтому со временем происходит интеграция – дети принимают в свою голову этого Судью-Родителя, внедряющегося со всех сторон, и несут с собой во взрослую жизнь. Это называется интроецирование. И дальше Внутренний Критик, уже являясь частью нас, продолжает регулировать и есть нас точно так, как это с нами делали в детстве.

Как проявляется Внутренний Критик? О, у него много масок и способов отравить нам жизнь. Я смогла вспомнить больше двадцати, наверняка это ещё не все, дополняйте. Некоторые из них, уверена, покажутся вам неожиданными – но да, всё это тоже он.

Итак, что он умеет:

Блок 1. Паранойя

«Если у вас нет паранойи, это ещё не значит, что за вами не следят». Помните эту шутку? Она как раз про Внутреннего Критика. Одно из наиболее частых его описаний или образов – всевидящее око, которое всегда с вами. Это око подвергает суждению и негативной оценке абсолютно всё, что вы делаете, думаете и чувствуете, а также вызывает у вас неизбежные искажения восприятия. Например, вы начинаете…

А. Додумывать не сказанное вслух и отсутствующее - как критику и негатив.

- Какие у тебя красивые глаза! – Ну ясно, значит, всё остальное страшное.

- Ох, он меня не лайкнул! Точно обиделся на что-то…

В. Интерпретировать нейтрально сказанное и то, что может быть понято двояко - как критику и негатив.

- О, у тебя юбка красная сегодня! – Ааааа! Не нравится? Слишком яркая? Не идёт мне? Дурацкая?

- Неплохо! – Понятно, значит, не хорошо. Ужасно, короче.

- Я хотела бы, чтобы меня ценили… - Я тебя что, не ценю?

С. Делать далеко идущие выводы. Отрицательные, а как же.

- Не может быть! - Значит, я вру? Брешу, стало быть? Значит, я собака? Граждане, он меня сукой обозвал!!!

D. Думать, что ВСЁ плохое, что происходит и говорится вокруг – про вас.

- Люди переглядываются? Заговор против меня.

- Шепчутся? Обо мне.

- На улице засмеялись, когда я мимо прошла? Ой, надо мной же, что у меня не так?

- Руководитель говорит, что хотел бы от подчинённых больше внимания к работе? Мог бы так прямо в мою сторону не намекать.

- Меня не услышали в общем хоре голосов? Зачем так предвзято относитесь.

- В Интернете написали плохое про аудиторов Москвы? Меня имели в виду, я же аудитор и в Москве.

Е. Постоянно «пинговать» окружающих, проверяя возможные негативные чувства от вас и ваших действий. Распространённый способ это делать – подсказывать ответ прямо в вопросе.

- Я тебе ещё не надоела с этим?

- Ты, наверное, устала уже от моей тупости.

- Я вас замучил, простите!

- Как же тебе трудно со мной, френдлента. Опять пишу на эту тему.

- Я вас не отвлекаю?

Очень люблю объяснять механизм этого системного сбоя на примере про собаку.

В норме, когда вы слышите слово или фразу, в голове всегда возникает несколько интерпретаций и ассоциаций. Вы выбираете из них то, что ближе к реальности (опора на реальность – функция Эго). Внутренний Критик, он же всевидящее око, выбирает из этого подмножества не близкое к реальности, а самое-самое негативное (Не может быть = Я вру). Ну, ему так привычнее, он это первое видит. К выбранному у вас снова нормальным способом образуется несколько интерпретаций и ассоциаций. Снова Критик выбирает самое плохое (Вру = Брешу). Далее следующее подмножество (Брешу = Собака) И так далее, до бесконечности или до точки кипения. Красиво, не правда ли?

Блок 2. Создание привычной среды

Как видно из пояснения к Блоку 1, ваш Внутренний Критик привычно и постоянно направлен чувствительным радаром в мир. Не менее привычно он ждёт от мира и людей ТОЛЬКО критики, обесценивания, отвержения и атаки. Потому что ведь это то, что он всегда и получал. Соответственно, если снаружи атакует плохое – всё в порядке. Если хорошее – то это странно, так не может быть и нужно искать второе дно. А кто ищет, тот всегда найдёт. И тогда вы можете…

А. Слышать обвинение не просто там, где его нет, а там, где и ВООБЩЕ ничего нет - в т.ч. во взглядах, в молчании, в отсутствии реакции и пр.

- Хм, а мы, кажется, опаздываем! – Ой всё, это намёк, я виновата, я слишком медленно шла…

- Что молчишь, Пятачок? Небось, всякие гадости про меня думаешь?!

В. Слышать любые формулировки с неопределённым глаголом как приказания, требования и критику инакомыслящих.

- А вот мануал «Как разговаривать с детьми о сексе» - Ааа, ненавижу инструкции, потому что между строк читается - все, кто делает не так, плохие матери!!!

С. Защищаться там, где никто не нападает.

- А кто захочет мне написать про ХХХ – у той ПМС и секса давно не было, так и знайте!

- Прошу тапками сильно не кидать, хочу вот что спросить…

D. Акцентировать и жевать свои промахи и ошибки, вплоть до мучительного ощущения собственной «непоправимой плохости».

- Сегодня был плохой день. Я стояла в очереди в кассу в магазине, и уронила пакет с молоком… Все на меня смотрели… Кошмар…

- Я какой-то рукожоп. Всё думаю и думаю об этом. Телевизор повесил вот косо сначала… Две недели назад.

Е. Наделять авторитетом людей, совпадающих с образом унижающего и отвергающего Критика. Чем злее – тем лучше. Подводить базу под это, рационализировать, заискивать перед ними, бояться и пр. В тяжёлых случаях – полностью терять в их обществе волю.

- Ну ведь Лена Миро-то в блоге правду пишет! Да, я жирная, мне как раз такая мотивация нужна

- Ну и что, что он комментаторам хамит, зато всё по делу.

- Я бы как раз пошла к такому сердитому врачу, сразу видно, что толковый.

Иногда привычного найти не получается, и Внутренний Критик САМ начинает провоцировать мир и людей на критику, обесценивание, отвержение и атаку. Мы уже знаем, что когда он их получает, ему всё привычно и ясно, пусть и неприятно. А когда не получает – некомфортно. Значит, надо достичь привычного и понятного сценария! Эти провокации происходят тысячей способов. Вот, например, один из них: общеизвестно, что защита в отсутствие атаки (пример С) вызывает у многих людей компенсаторное желание атаковать. Причём, неважно – агрессивная это защита, или, наоборот, покорно-униженная. И вроде как в итоге получается, что «не зря защищался, а все вокруг - агрессивные козлы».

Блок 3. Искусство маскировки

Привычное сосуществование с всевидящим оком – дело хоть и привычное, но довольно мучительное. Неприятно быть едой-то. Поэтому в ход идут разнообразные защитные механизмы. Функция этих механизмов не такая уж и защищающая - это, скорее, способы хоть как-то дышать, будучи зажатыми бетонной плитой. Один из самых верных способов - запутывание следов, чтобы Критик потерялся и не смог на вас наехать. Делается разными способами: обесценивание, скидывание ответственности куда-нибудь от себя подальше, высмеивание. Например, Вы привыкаете…

А. Саркастически и зло шутить. Чёрный юмор, вечная самоирония и стёб, подколки «на грани» - тоже сюда.

- Ой, извините, я вам на ногу наступил. – Да ничего, я уж на спину вам плюнул! Ха-ха-ха, шутка!

- Нормальные родители идут с детьми на ёлку, но мы не таковы! Мы мучаем детей походами в гости!

В. Добавлять «ложку дёгтя» везде, где получится. Это может быть бранное слово в описании чего-то хорошего, нарочитая «грязь» в речи, неуместное по смыслу обесценивающее прилагательное, смех или чувство стыда во время трогательных и серьёзных моментов и пр.

- Очень хочу и дальше заниматься благотворительностью. Засасывает, зараза проклятая.

- Ужасно люблю его, дебила.

- Дети-спиногрызы.

- Вот же я худая красивая сучка!

А. Преуменьшать вес своих слов, действий, творческих продуктов и себя в целом – суффиксами, пренебрежительными интонациями, коверканием слов, неопределёнными междометиями и пассивными формами глагола.

- Написались вот…стишата…

- Хотела спросить, когда мне переведут денюшку за работу?

- Ну типа я это, так сказать наверное мог бы придти завтра примерно часов в девять может быть, хотя конечно же это не обязательно, если вам неудобно.

В. Объяснять, уточнять, спрашивать разрешения и извиняться там, где это не требуется.

- Извините, я понимаю, что эта тема уже всем надоела, но…

- Ничего, если я …?

- А что это за порода? – Британская, но она, конечно, выглядит не очень похоже…

С. Критиковать и ругать себя самостоятельно, заранее, облегчая задачу «возможным оппонентам».

- Ой, я такая дура, блондинка к тому же, ничего в технике не понимаю, объясните, пожалуйста.

- У меня вообще нет вкуса в одежде, вечно придумываю какие-то кошмарные сочетания. Что скажете, например, про это? Совсем ужас-ужас или ничего?

- А вот наши фотки. В квартире бардак, на голове гнездо – внимания не обращайте.

- Я - мать-ехидна.

- Я жирная! Жирная! Жирная! Йу-хууу! Надо ещё чуток позаниматься.

D. ОЧЕНЬ витиевато и сложно изъясняться. В самых обычных ситуациях и фразах наверчивать гроздья слов, метафор, оборотов и аллегорий, петлять мыслью и использовать непривычные выражения, или привычные не в их обычном значении.

- Вот стою я перед вами, простая русская баба, вставши сегодня рано с утреца, приняв ванннну и выпив чашечку кооофэ, и грусть и печаль меня великая гложет: хлеб наш насущный уж на исходе, что знаменует собою близость великого похода по морозцу на соседнюю стрит-авеню в булошную. Не на такси, ибо :(

Е. Стараться быть комфортнее для других. Не быть «проблемой» любой ценой, даже если речь о совершенно обычных вещах.

- Могу терпеть позывы сходить в туалет по много часов.

- Да я привык сидеть в неудобных позах, ноги затекают, а я не замечаю.

- Когда кому-то из-за меня или для меня приходится что-то делать, мне прямо физически плохо.

- Простите, что приходится вас напрягать…

Про сарказм и юмор хочу дополнительно пояснить: да, это действительно следствие жизни с Внутренним Критиком, хоть и непохоже. Чем больше мрачного юмора, чем он злее – тем жёстче Супер-Эго, и тем больше конфликт с ним (это называется – слабая интеграция Супер-Эго). Механизм тут такой: если я буду опасно шутить, издеваться и хохмить над важными и серьёзными вещами, то вроде как я на них лично никак не реагирую. А значит, и получить за настоящие реакции от своего внутреннего Судьи - не смогу.

Всё это петляние нужно, чтобы уменьшить так называемую «площадь самопредъявления». Чем меньше и незначительнее себя представишь, чем лучше сам себя отругаешь, чем злее над собой посмеёшься, и чем больше мелких подстраховок-объяснений или сложных слов накидаешь - тем меньше риск огрести. В целом всё это очень похоже на странную игру в футбол: одна сторона отпасует мяч и бежит помогать другой стороне его отбить получше, так, чтобы себе же гол забить.

Люди, которым это свойственно, делают так совершенно независимо от степени враждебности среды, потому что беседуют в этот момент не со средой, а с Критиком. А он беспощаден. Вообще, вечная беседа с Внутренним Критиком вместо тестирования реальности – типичный признак, запомните его.

Устали? А между тем, уже больше половины текста преодолено. Молодцы! Вот вам пока правдивая картиночка, чтобы вернуть концентрацию:

Насладились? Поехали дальше :)

Блок 4. Персональный котёл с кипятком

Создания привычной среды Критику мало. Есть ещё объективные внешние факторы, которые эту привычную среду могут нарушить и сделать непривычной. Например, похвала, одобрение, восхищение и прочие, недопустимые по мнению внутреннего Судьи, явления. Не заслужили-с. Поэтому конфликт, возникающий в моменты получения от мира чего-то хорошего, должен быть разрешён, и на это, как мы уже понимаем, у Внутреннего Критика есть свои методы. У него вообще для всего есть методы. Он вынуждает вас…

А. Дискомфортно чувствовать себя при комплиментах, похвале, благодарности, извинениях… Пытаться постоянно их оспаривать или уточнять-исправлять. В тяжёлых случаях – обижаться и даже злиться, всерьёз считая такой фидбек издевательством.

- Как вы отлично развернули эту мысль! Невероятно! – Ой, да это я случайно, в голову как-то пришло. Обычно я так не могу вообще-то.

- Вы знаете два иностранных языка? Какой вы молодец! – Ну, что значит знаю. До совершенства мне далеко…

- Ты мне очень помогла, спасибо. – Да ну, это ерунда, мне это не стоит никаких усилий.

- Я вам очень сочувствую. – Смеётесь, да?!

В. В упор не видеть своих достижений, достоинств, способностей и побед. Они либо считаются нормой (отрыжка советского воспитания, о которой можно написать отдельную статью), либо мгновенно обесцениваются, становясь ступенькой в погоне за новыми вершинами.

- Ничего у меня не получается, я бездарь. Ну и что, что у меня вышло пять книг и шестая готовится, я участвую в литературных мастерских и сижу в жюри литературного конкурса.

- Вот опять не позанималась с ребенком английским. Убралась, приготовила еду, сходила в магазин, постирала, погладила, ответила на письма, позвонила маме, зашила порванную рубашку… Что ж я за мать-то, вечно на самое главное меня не хватает.

С. При встрече с чем-то новым и хорошим - переживать не радость и новизну, а острое отсутствие этого хорошего в прошлом (т.е. чего у вас не было, чего вы не делали, где не были и т.д.). Диапазон – от безнадёжности до обиды и ярости.

- Сегодня в магазине кассирша улыбнулась мне, когда обслуживала. Вот могут же, блин, могут, когда хотят!!! Ууу, крыса.

- Прочитала книгу «Общаться с ребёнком. Как?». Я всё-всё уже упустила…

- И чего я не догадалась заняться спортом 10 лет назад? Идиотка.

D. Частенько ощущать себя самозванцем(самозванкой), ненастоящим сварщиком, которого не разоблачили чисто случайно. И вот-вот разоблачат. Реальные умения и навыки, а также мнение других людей о степени вашей «настоящести» – не имеют никакого значения.

- Так странно, что за десять лет моей работы в рекламе никто так и не понял, что я ничего не умею…

- Каждый раз, когда мне дают новое задание, я понимаю, что зря они на собеседовании так в меня поверили, я же очевидно не справляюсь.

- И вот я смотрю на всех этих людей, которые пришли на мою лекцию, и думаю: вы вообще куку, что ли? Нашли к кому придти.

Как я уже упоминала, по мнению Внутреннего Критика (который повторяет мнение тех, с кого был срисован), заслуженного вы не заслуживаете, а значит, хорошего фидбека просто не может существовать. Когда такой фидбек всё же пробивается сквозь специальную реальность, построенную Критиком, возникает когнитивный диссонанс (растерянность из-за необходимости либо отвергнуть новый факт из-за неподходящей картины мира, либо изменить картину мира). В диссонансе побеждает, конечно, не тот, у кого с логикой в порядке, а тот, кто сильнее. Кто в этой битве сильнее – понятно и без слов.

Блок 5. Вина, стыд и запрет на удовольствия

Помните, в начале мы вспоминали родительские представления о правильном и неправильном, из которых формируется Супер-Эго ребёнка? Совокупность «правильных» мыслей, чувств и поступков создает в голове образ «идеала человека». Он, вообще, нужен, но в меру. Например, мы с вами, взрослые люди, понимаем, что абсолютный идеал недостижим, и вообще слишком напоминает робота. А жёсткое Супер-Эго - не понимает. Оно думает гораздо прямее: если я хочу, чувствую, делаю вовсе не то, что должен бы Идеальный Человек, которым я должен хотеть стать - я виноват (непоправимо плохой) и мне стыдно (не заслуживаю быть). Так возникает система бесконечной вины и токсического стыда. Из-за неё вы продолжаете…

А. Чувствовать вину и стыд ЗА ВСЁ. Вот просто – за всё. За мысли, желания, чувства, за недостаточную занятость/эффективность, за мысли, желания и чувства других людей и пр. и пр.

- Она сказала, что ей грустно от моих слов, и я мучился три дня…

- Плохо работалось сегодня, из-за этого весь день переживал, что мало сделал.

- Не могу находиться в покое, должна всё время что-то делать, иначе себя сожру.

- Это я виновата, что он меня избил.

- Стыдно, что у меня такой муж.

В. Испытывать трудности с получением удовольствий и разрешением их себе, но никаких проблем со страданиями.

- Кто много смеётся, тот потом будет много плакать! Мне это ещё мама говорила.

- В моменты, когда мне очень хорошо, всё время как будто немного неловко.

- Не могу тратить на себя деньги, даже если мне реально что-то нужно купить. Просто не могу и всё. На других могу…

- Хочется расслабиться, но бездельничать нехорошо.

Удовольствия здесь выступают в роли статей УК, по которым Судья выносит приговор: виновен! Грустно, что часть из них попала в «личный УК» не за дело, а за компанию. Изначально Супер-Эго было нужно затем, чтобы обуздать инстинкты и научиться социально одобряемому поведению. Некоторые желания и удовольствие от их удовлетворения шли вразрез с этими нормами и с моралью. Поэтому они ожидаемо попали в «штрафной список». Ну, например, желание испражняться в общественном месте.

В случае с жёстким Внутренним Критиком туда попали вообще все удовольствия. Ибо нефиг. А если ещё, например, родители были холодные и наезды на ребёнка были единственным их способом проявлять внимание – то значит, вместе с запретом на обычные удовольствия появляется и способность «чувствовать удовольствие через боль». Чтобы чувствовать его хоть как-то. Привет, мазохизм. Давно не виделись.

Блок 6. Котёл с кипятком для всех

А вы думали, всё это только на вас самих направлено? Ох, если бы. Любой носитель жёсткого Супер-Эго, в первую очередь, умеет этим самым жёстким тыкать в других людей. Звучит порнографично, и так же выглядит. Более того, если человек в фазе, например, отрицания (о фазах – дальше), то именно к другим он в первую очередь и лезет. Если в фазе войны или диалога – лезет меньше, но всё равно бывает.

Помните всевидящее око? Всевидящим оно называется в том числе потому, что видит ВСЁ. Не только своё, но и чужое. В том числе – замечает промахи и ошибки, обесценивает успехи, припечатывает за несовершенство, запрещает удовольствия и постоянно пытается пристыдить, обличить, обвинить, отругать.

Даю подряд список фраз, которые мог сгенерировать ТОЛЬКО мозг человека с жёстким Супер-Эго:

- Что категорически нельзя носить женщинам

- Как не стыдно так говорить!

- Из-за тебя у меня давление понимается, вот умру, будешь знать, как поздно домой приходить.

- Отдых – это смена рода деятельности.

- Унитаз – лицо хозяйки.

- А чего они трясут своим нетрадиционным сексом передо мной?

- А вы смешная. Ну и жалкая тоже.

- Как вы могли не делать этого для ребёнка?!

- Я б не вдул, страшная очень.

- Тебе всё легко даётся из-за способностей, так-то ты лентяйка.

- Не выпендривайтесь своими дипломами тут.

- Господь терпел и нам велел.

- Вы все жирные свиньи с целлюлитом!

- Ну вы и дура, такое спрашивать.

- Вы свою мазню искусством-то не называйте!

Знаете другие фразы? Дополняйте! Тысячи их.

Здесь работает множество механизмов. Один из распространённых – проективный: какую-то часть себя в зеркале не вижу, но поскольку она фактически есть, и её нужно куда-то деть - приписываю её другим людям. Соответственно, реагирую на неё своим жёстким Критиком, как будто она реально есть у других – злюсь, огорчаюсь и пр. Так рождается, например, ханжество (спроецированная на других, отрицаемая часть – собственные сексуальные желания и «низменные» потребности).

Другой механизм – слияние: будь я на его/её месте, мне бы было за это невыносимо стыдно, а значит, все должны чувствовать так же. А если ещё не чувствуют, то я сейчас помогу. Так рождается феномен «бабки у подъезда» (к полу, на самом деле, не привязан - жаль, на фотографиях из интернета дедок нет).

К сожалению, направленность вовне реализуется и в сторону собственных детей тоже. А мы помним, что дети не могут защититься и воспринимают вечно судящего, вторгающегося, агрессивного родителя как норму. И учатся его воспроизводить… В том числе поэтому с Внутренним Критиком желательно всё-таки что-то делать. Ну, ещё потому, что вам лично тоже приходится ой как несладко - но идею заботы о себе тот же Критик может не пропустить, а вот дети… Дети – это другое.

* * *

Ну как, достаточно ли чётко и конкретно получилось? Узнаёте все эти голоса? Жутковато, не правда ли?

И что делать-то со всем этим? Неужели что-то можно?

Сразу скажу, что я не встречала людей, которым удалось насовсем избавиться от Критика и стать полностью свободными. Может быть, ещё встречу. А пока думаю, что это, в общем, неудивительно. Супер-Эго - очень давнее образование, очень устойчивое, ставшее частью ядра личности. Можно ли вытащить бетонный блок из фундамента дома и ничего не обрушить? Сомнительно как-то. Так что в возможность полного искоренения я не верю и советовать в этом направлении не буду. Направление, в котором я буду советовать - это не способы избавиться, а способы научиться видеть, отслеживать, быть в контакте и иметь альтернативу. Опираться на что-то другое, в общем, а не привычно жариться на сковороде.

Что конкретно делать – сильно зависит от того, в какой вы фазе по отношению к своему Критику.

Какие есть фазы?

(о фазах взаимоотношений со своим критиком можно узнать во второй части, ибо слишком длиннотекст)

Статья психолога Екатерины Сигитовой http://f3.livejournal.com/111879.html

Цветные иллюстрации - Екатерина Султанова

БМ ругался на картинки

Вопросы на подумать :

Блок 1 - Насколько Ваш критик способен накручивать ситуацию?

Блок 2 - Как часто вы провоцируете близких на то чтобы они вас покритиковали?

Блок 3 - Какие у вас способы не показывать себя своему критику?

Блок 4 - Избегаете ли Вы похвалы, побед, восхищения?

Блок 5 - Разрешаете ли Вы себе удовольствия просто так? Или обязательно через боль, старание и т.п. вещи?

Блок 6 - Бывает ли у Вас такое, когда критикуете что-то в других а в себе этого не замечаете? Может быть замечали такое отрицание за другими?

От составителя:

"Альфред Шнитке внешне спокоен: он говорит размеренно, но синтаксически непросто, не доверяя клише устной речи. Никаких общих мест. Привычное выглядит иначе, любая проблема соседствует с антитезой. Все, казалось бы, и ясно, но неоднозначно. То, что лежит на поверхности, видится вдруг с разных точек зрения. То же - в музыке. Иногда она может показаться даже несколько старомодной. Трезвучия, простейшие интервалы - они здесь на каждом шагу. Мы слышали их много раз в другой музыке. И все же именно сейчас они особым образом приковывают внимание, заставляя прислушаться, словно притягивая невидимым магнитом. За ними, как в системе зеркал, встает длинный ряд отражений, ассоциаций, уводящих к основам смысла, к опыту самой жизни. Много раз, слушая самого композитора и его музыку, я испытываю что-то общее. Потом неожиданно стало ясно: если записать то, что он говорит,- редактуры не потребуется. Он говорит как пишет. Кажется, Фердинанд де Соссюр первым ввел разделение речи и языка. У Шнитке явно преобладает языковое начало. Корневой, глубинный смысл и музыкального, и словесного языка раскрывается порой в оборотах многократно “бывших в употреблении”. Но Шнитке снимает с них шелуху этих употреблений, счищает закостеневшие наросты, проясняет то, что Андрей Белый называл “заобразным, прародимым”. И это не простая реставрация смыслов, как часто бывает при стилизации. Шнитке нисходит к предельной простоте языка, к его неделимому атому; затем - укрупняет его, превращает в знак, вбирающий свет истории. И в этом смысле композитор совершает почти дантовский путь, чтоб “вновь узреть светила”.

- С чего началось твое обучение музыке? Был ли какой-нибудь музыкальный импульс в семье? Из чего, по-твоему, ты “вышел”?

А.Ш. Я не могу найти никакого логического объяснения тому, что происходило. Ни у кого в семье не было ни музыкального воспитания, ни интереса к музыке, и вообще ничего, что указывало бы на то, что мне надо заниматься музыкой. В детстве такой возможности не было. Город Энгельс, около Саратова, где я жил, был маленький. Перед войной я месяца,два или три был в Москве, в гостях у бабушки с дедушкой. Мне было семь лет, и меня отвели поступать в подготовительный класс Гнесинской школы. Я даже не помню, чем этот экзамен кончился,-приняли меня или нет. Считалось, что я останусь у них в Москве и буду учиться в музыкальной школе. Но началась война, и меня сразу отправили обратно в Энгельс. Там я пробыл всю войну. А в 1946 году отец нас вызвал в Вену, мы приехали туда, и там оказалась учительница, у которой я стал брать уроки фортепиано. Мне было двенадцать лет. Учительница жила над нами, этажом выше. Через двадцать девять лет, в 1977 году я нашел ее в Вене. А недавно получил известие о ее смерти...

Но дома инструмента не было, и я бренчал на пианино где удавалось. Уроки не были систематическими, да и методика была вольная. Я занимался от случая к случаю, ходил в офицерский клуб. Заниматься музыкой очень хотелось. В Вене я три раза был в опере и пять раз на концертах. Я помню все. Еще во время войны, в Энгельсе, когда были возвращены конфискованные у всех поначалу радиоприемники, я стал слушать радио и страшно полюбил всякие оперные арии, пытался их петь. Ленского пел идиотским голосом. Почему-то к опере очень тянуло. И когда попал в Вену, первым делом захотелось в оперу. Первыми спектаклями были Паяцы и Сельская честь в Volksoper, а потом - Похищение из сераля в Staatsoper, где в первый раз после большого перерыва выступил Кнаппертсбуш. Позднее слышал там Валькирию, что было страшно скучно и очень долго. Начиналось в 6.30, а заканчивалось в 11 часов. Я сидел близко, в первом ряду, и видел все, что происходило в оркестре. Помню, что иногда там были довольно долгие паузы у меди: тромбонист засыпал, потом вдруг хватал тромбон, играл и вновь надолго засыпал. Запомнилось Заклинание огня и, конечно. Полет валькирий. Все остальное я забыл начисто. Было только ощущение медлительности, тягости и скуки.

Концерты помню лучше. Например, концерт Клемперера, где играли Концерт для арфы Генделя (потом я совершенно перестал им интересоваться) и Седьмую симфонию Брукнера. Вот она мне почему-то понравилась, а никто не верил, что она мне действительно понравилась и что я не выпендриваюсь. Считалось, что эта такая ученая и чудная музыка. Потом был концерт с Девятой симфонией Бетховена под управлением Крипса. Но, как я сейчас понимаю, она была с вагнеровскими ретушами, потому что меня очень пугали в Скерцо валторновые взлеты. И еще отец доставал в редакции билеты (их рассылали, они никому не были нужны) на дневные концерты Общества слепых музыкантов. Они проходили в прекрасном золотом зале Musikverein'a. И почему-то больше всего слепые музыканты играли Шуберта - пели песни, играли в четыре руки, Forellen-квинтет.

Помню, ходил на какой-то концерт, где слушал сонаты Бетховена. И был разочарован тем, что звучание в зале не совпало с привычным звучанием по радио. Мне казалось, что в зале это звучит более плоско, не так объемно.

Еще какие-то очень обрывочные воспоминания о Девятой симфонии Шостаковича. Еще в Энгельсе, до Вены, в 1946 году слышал ее по радио. Тогда отец приехал впервые после окончания войны - значит, его не было дома года три-четыре. Помню, как объявили Девятую симфонию Шостаковича, и отец сказал, что уже слышал Седьмую. Это было очень неожиданное слуховое впечатление чего-то довольно свежего, яркого и неожиданного. А вот в Вене я слушал ОктетСтравинского и совершенно его не понял. И вообще с современной музыкой не было никаких соприкосновений. Но почти всегда это было очень неинтересно. Даже помню первое неприязненное ощущение от музыки Дебюсси.

- Там, в Вене?

А.Ш. Да. Вообще же вкусовая основа, которая сложилась в Вене, была неплохой - гораздо более правильной, чем та, которая сложилась позднее, в результате учебы и того, что мне объясняли. Скажем, я не выносил пафоса - романсного и оперного пафоса, хотя оперу любил - номерную оперу. А вот пафос речитативного характера или пафос, драматических симфоний мне был как-то неприятен. Почему-то после Вены у меня осталась именно шубертовская интонация... И позднее я стал думать, что это и было самым правильным - и не надо было поддаваться во время учебы общему мнению, что, скажем, романсы Чайковского и Рахманинова - хорошие. Нужно было сохранить ощущение, что нельзя так бесстыдно раскрываться эмоционально.

- Но все-таки такая музыка, как Рахманинов, повлияла на тебя?

А.Ш. Конечно. Просто я думаю о том, что вкусовой ориентир, который мне дало в сумме пребывание в Вене, был правильнее, чем тот, который был здесь, в России. Тот ориентир был классический, может быть, чуть романтический, но никак не дальше Шуберта. Я помню, мне было несколько неловко слушать Шопена: казалось, что это что-то искусственное и манерное. Венский ориентир может и не совсем правильный, но наиболее чистый.

- То, что всплывает в твоей музыке в виде квазицитат, относится именно к этой сфере?

А.Ш. Да. Это ностальгия какая-то. Вообще по детству в Вене ностальгия была. Я ведь много лет хотел туда попасть. Конечно, это был бред, потому что наша жизнь в Вене после войны на положении никому не нужных оккупантов была очень неуютной.

Так что никаких видимых оснований для ностальгии не было. И тем не менее после Энгельса, города, состоявшего в основном из заборов и сараев, попасть в Вену - значило для меня понять, что существует история, что она - рядом. В каждом здании что-то было сто, двести, триста лет назад. В Энгельсе я не мог ничего такого ощущать. Произошла полная перестройка. И я не знаю, что было бы со мной, если бы я не попал тогда в Вену, а попал бы в Саратов, а потом в Москву.

Всякий раз, когда я попадаю в Вену, я попадаю в мир, который не пошел вперед. Он внешне воспринял моды, технику и все другие приметы современности, но остался в том кругу, в котором вечно живы и Моцарт, и Шуберт, где осталось вечно живым то непочтительно легкомысленное отношение к этим именам, которое обеспечило, как ни странно, им большую жизненность. Потому, что они не мумифицировались..

Во всех немецких городах меня спрашивают, не из Австрии ли я, потому что в речи есть примесь венского диалекта.

- И какое впечатление произвела на тебя Вена через двадцать девять лет?

А.Ш. Почти то же самое, оказалось, все на том же месте. Восстановлено все, что было разрушено. Изменились витрины. В 1946 году одним из самых ярких впечатлений были железные жалюзи, которые опускались во всех магазинах. Тогда в субботу и воскресенье была тоска смертельная, потому что все окна были закрыты. Все было серое. А сейчас жалюзи нет, стеклянные сверкающие витрины почти повсюду. И машины, огромное количество машин по сравнению с тем временем.

Было очень странно вернуться в Вену почти через тридцать лет и сидеть в том же зале Musikverein'a, но только на сцене в качестве “фальшивого” клавесиниста во время исполнения своего же сочинения -Первого concerto grosso. А потом еще исполнение кантаты о Фаусте в Konzerthaus'e, встреча со старой учительницей. Все это до неприличия рифмуется. ...Как будто бы я не имел права попасть в Вену до того момента, пока я не смогу вернуться именно в этом качестве. А на промежуточных стадиях не мог, не имел права приезжать.

- Я не знал раньше, что после Вены ты учился на дирижерском факультете училища и даже дирижировал хором.

А.Ш. Да, и это мне очень нравилось. Я поступил в училище имени Октябрьской революции потому, что это была единственная возможность получить какое-то музыкальное образование. После Вены мне было четырнадцать лет, почти пятнадцать, семь классов обычной школы и очень мало музыкальной подготовки.

- Ты тогда еще ничего не писал?

А.Ш. Нет, писать я пытался с самого начала, и тогда тоже уже писал. И покупал все подворачивающиеся мне книги по теории и “Основы оркестровки” Римского-Корсакова, учебники по гармонии и форме, но разобраться одному в этом было трудно. Когда приехали из Вены, меня повели в 1948 году к преподавательнице Гнесинской школы, которая сказала, что у меня рука неправильно поставлена. Я играл то, что мне хотелось играть. А хотелось, допустим, первую прелюдию из первого тома Баха или Ларго из оперы Генделя Ксеркс. Ничего путного я не играл. Может быть, какую-то сонатину Клементи.

Кроме того, мне все подпортил аккордеон. Аккордеон отцу подарили в Вене в качестве премии - играя на этом аккордеоне, я испортил себе левую руку (там - кнопочные басы, а на рояле - клавиши), и до сих пор еще левая рука не догнала правую...

Весь этот год между Веной и училищем я хотел заниматься музыкой, но понимал, что поздно. Хотел сочинять. Первое, что бросился сочинять, - был Концерт для аккордеона с оркестром - идиотская идея, чепуха полная. И весной 1949 года - мы еще за городом жили, в Валентиновке -повезли меня в музыкальную школу в Лосиноостровском, где сказали, что мне надо учиться, но уже поздно и можно только на контрабасе. Предполагалось, что я буду учиться на контрабасе как переросток.

И совершенно случайно, когда я уже собирался идти в восьмой класс и учиться на контрабасе, отец встретил одного знакомого, у которого в гостях был бухгалтер музыкального училища. Этот бухгалтер дал мне записку к заведующему учебной частью. Завучем этим был теоретик Борис Константинович Алексеев. Меня послали на экзамен по сольфеджио. Диктант я написал. А по элементарной теории отвечал таким образом (у меня нет абсолютного слуха): все ноты называл по до мажору, но правильно. И меня зачислили в училище. Мне было почти пятнадцать лет.

Родители, конечно, так и не поняли, почему я занимаюсь музыкой, что я делаю. В какой-то степени это понимал отец, как журналист, знакомый с музыкой, слышавший что-то. Но совершенно не понимала мать. Как я узнал недавно, в последние годы жизни она была в ужасе от того, что я делаю.

Дома ничего, помогающего стать музыкантом, не было. Брат и сестра относились к моим занятиям не особенно радостно. Когда я поступил в училище, мне было куплено пианино - оно сейчас стоит у моего брата. Представь себе: две маленькие комнаты. В одной отец, работающий, а в другой, маленькой - мы с братом и сестрой, да еще пианино... Поддержки в доме в таких стесненных условиях я не ощущал. Я ощущал ее у своего педагога в училище - Василия Шатерникова. Правда, не тому, что я сочинял, а тому, что играл. К моим композиторским опытам он относился крайне критически.

- Вы жили в Валентиновке, под Москвой? Недавно я, кстати, побывал в этом доме - теперь, в сильно перестроенном виде, это - дача пианиста Владимира Виардо...

А.Ш. Да, мы жили в Валентиновке... В отношении моих занятий музыкой все было абсолютно вне логики и гарантий. И то, что мне повезло с учителями - Шатерниковым, у которого я учился по фортепиано, потом попал к Иосифу Рыжкину, а позднее - к Евгению Голубеву. Но и у Шатерникова, и у Рыжкина, и у Голубева были десятки учеников и до, и после меня, которые не достигли того, чего достиг я, у них занимаясь. Значит, что-то решающее было во мне самом, что - не знаю. Не было музыкальной среды - ни среди знакомых, ни среди соседей. Я бы мог, скажем, назвать мою раннюю увлеченность литературой - еще в детстве, в начале войны - она могла бы предопределить занятие литературой. Но музыку ничто не предвещало. И это меня укрепляет в мысли, что все предопределено, что - наряду со слоем иррационального - существует и слой предопределенности, которая простирается на десятилетия, на всю жизнь, и на многом сказывается.

Я не прошел естественного детского пути постепенной учебы, и поэтому поступление и обучение в училище было для меня большим скачком. А скачок всегда требует последующего заполнения. Поэтому я считаю, что вся эта игра стилями, все эти стилизации, на которые меня так тянет, - это какая-то попытка восполнить недополученную в детстве по части музыкального образования эрудицию, вернуться в детское восприятие классики. Однако скачки бывают не только в личной судьбе.

То, что мои предки двести лет назад уехали из Германии, - для меня тоже явилось скачком: я эти двести лет как бы должен пережить и восполнить. Может быть, и этим тоже вызван интерес к стилизациям и старой музыке - музыке того времени, когда они уехали.

У меня вообще ощущение человека, всеми обстоятельствами поставленного вне реальных нормальных соотношений. Смотри: живет в России человек, не имеющий ничего русского, наполовину еврей, наполовину немец. Причем его немецкие предки - как раз двести лет прожили в России и все выросли здесь. Еврейские предки: отец родился в Германии, будучи евреем с немецкой фамилией. Фамилия моя ведь нетипичная для евреев, а типичная для немцев.

Книга "Беседы с Альфредом Шнитке"