Сообщество - Философия

Философия

4 117 постов 5 506 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

Ответ на пост «Чванство глупых программистов»6

Програмисты самые выскомерные и глупые люди. По сути это модель того, как бы вели себя ботаны, если бы вдруг они стали значимыми. Раньше я болел больше за таких, но видя во что они превращаются, когда у них власть, разочаровался и даже ужаснулся. Ну посмотрите на Маска, Цукреберга и Дурова. Это же закомлексованные уроды.

Так же и обычные програмисты ужасные снобы и любят подхалимаж. Много к ним обращался с просьбой и предложениями. Короче все зависит от того как им лизнешь, а не адекватности предложенного. Более того, если заденешь их тонкое самомнение, то тебе конец, против тебя возведут фронду из подхалимов и все во вред тебе исполнят.

Эти идиоты не могут поделиться знаниями, вместо этого занимаются выпендрежом и снобизмом. Они помогут только людям которые превосходят их или подхалимам (поэтому индусы успешно перенимают их опыт (да, сэр)). Потом плачут, когда их заменяют этим индусом или ИИ.

ИИ выпонит свою миссию, если заменит этих напыщенных идиотов. Худшая профессия, худшие люди. Это ужасные люди.

949

Чванство глупых программистов6

Чем жизнь сантехника хуже жизни программиста? Можно подумать, для сантехников солнце не светит и трава не растёт. Между прочим, стать сантехником, который матерится, бухает и сидит в жеке, потому что нигде больше не сгодился - дело нехитрое, а ты попробуй стать сантехником - настоящим мастером своего дела, у которого от клиентов нет отбоя и которого вызвать к себе люди считают за большую удачу... Считать рабочих за людей второго сорта - это признак недалёкого ума... Среди простых рабочих есть очень много умственно одаренных людей, глубоко понимающих всё, что происходит в жизни, рядом с которыми большинство технических интеллигентов и айтишников покажутся невежественными глупцами.

Академическое несчастье советской интеллигенции: оглупление полунаукой в ссср1

Наука есть великая сила: она учит человека самостоятельному мышлению, предметному опыту и твердому знанию своих пределов; она приучает человека к ответственной осторожности и скромностив суждении. Именно в этом состоит научная культура. А между тем, советское преподавание систематически лишало всего этого новые поколения России; и нам приходится с этим считаться как с несчастьем русской культуры.

Советские «вузы» (высшие учебные заведения) подавляли и доныне подавляют самостоятельное мышление, приковывая мысль молодежи к мертвым глупостям «диамата» (диалектического материализма). Настоящая академия говорит человеку: «смотри сам и думай сам!» И этим она воспитывает его к свободе, а не к умственному рабству.

Настоящая академия учит предметному опыту, свободному наблюдению, непосредственному и непредвзятому созерцанию человека и природы. Советское же преподавание приковывает мысль к готовым трафаретам, к плоским и устарелым схемам, выдуманным в Европе сто лет тому назад.

Настоящая академия учит человека знать пределы своего знания, ответственно судить, требовать от себя осторожности, «семь раз примеривать», прежде чем отрезать. Она учит человека созерцать величие и мудрость мироздания и скромно умолкать перед ним, как это делали все великие ученые от Аристотеля до Галилея и от Коперника и Ньютона до Ломоносова и Менделеева. Видеть огромную сложность социальных явлений – понимать свою некомпетентность и медленно-терпеливо растить свое исследовательское умение. Советское же преподавание учит развязному всезнайству (по Марксу), безответственному пустословию по коммунистическим учебникам, притязательному разглагольствованию и горделивому безбожию. Советская полунаука убивает вкус к науке и волю к свободному исследованию.

Чтобы воспитывать свободного человека, академия сама должна быть свободна, а не подавлена и не застращена. Настоящая академия не пресмыкается и не льстит. А когда читаешь «Вестник Академии наук СССР», то стыдишься этого холопского, вкрадчиво-льстивого и лживого тона, извращающего всякую правду и попирающего всякое чувство ранга. Академия призвана посильно учить истине, а не выслуживаться перед тиранами лживым славословием.

То, что в Советии преподается, есть полунаука. И авторитеты этой полунауки никогда не были ни исследователями, ни учеными. Ибо самоуверенный начетчик («много читал, много помнит») – не есть ученый: он просто «справочник», да еще часто и бестолковый публицист, бойко рассуждающий по чужим мыслям (вроде Ленина), не умеет самостоятельно думать: он машинист выводов, он последователь и подражатель, он «эпигон», он Бобчинский, «бегущий петушком за дрожками городничего» (Маркса); человек, сводящий все глубокое к мелкому, все утонченное к грубому, все сложное к простому, все духовное к материальному, все чистое к грязному и все святое к низкому, есть слепец и опустошитель культуры. Человек, воображающий, будто он все знает и все понимает и может всех учить и наставлять, не знает на самом деле ничего и даже не подозревает об этом своем незнании, что и передается словом «наивность».

Развязное невежество большевистских «вождей» обнаружилось с самого начала революций… Еще в 1921 году Ленин восклицал: «мы люди вроде того, как бы полудикие», но с «невежественным самомнением» и «коммунистическим чванством». «Невежественные вы люди!» – вопил Рязанов на XIV съезде. «До Октябрьской революции, – писал Красин о большевистских вождях, – никто из них не был известен ни как выдающийся писатель, ни как экономист или ученый, или что-либо другое в умственном и художественном мире»; «болтунами они были и болтунами остались». Таких подлинных само-характеристик можно было бы привести великое множество. Они сами знали о себе и именно поэтому не прощали настоящим русским ученым их образованности, разрушали русское университетское преподавание и снижали его уровень.

Советские вожди умели думать только от Маркса и Энгельса и тем обнаруживали свою полуобразованность и неумение мыслить самостоятельно. И вот они уже тридцать лет насаждают в России дедуктивное мышление.

Дедукция делает выводы из готовой мысли. Советское преподавание говорит: «Вот, что сказал Маркс, вот как истолковывали его мысль Ленин и Сталин, делайте из этого выводы, они обязательны, они обеспечивают пролетарскую истину!» Этим оно навязывает целым поколениям России чужую мысль, ложную, грубую, плоскую мысль немца, умершего 65 лет тому назад и остававшегося до конца невеждою в отношении к России. Какие же выводы можно извлечь из этого мертвого источника?

Дедукция воспитывает мысль – несамостоятельную, ленивую, неспособную к живому наблюдению, но самомнительную, вызывающую, зазнающуюся и навязчивую. Вот эта-то мысль и восприняла в 1917 году приказ – закончить первую мировую войну предательством фронта, «отменить» национальную Россию и ввести монополию работодательства («социализм» – «коммунизм»); и эта же мысль восприняла в 1939 году приказ – заключить союз с Гитлером, развязать вторую мировую войну и два года снабжать немцев русским сырьем во славу «диалектического материализма». Неужели есть еще русские люди, которые доселе не поняли противорусскую и антинациональную природу этой стряпни?

Этой «марксистской» дедукции противостояли живые факты русской истории. Но советские авторитеты говорили: «тем хуже для этих неподходящих фактов!» И вот непокорные статистические цифры подтасовывались; непокорные явления замалчивались, непокорные люди ссылались или расстреливались; непокорные социальные классы подавлялись или искоренялись. Россия тридцать лет превращается в страну страха и смерти. И все это – дело марксистской полунауки.

Настоящая наука начинается с индукции, т. е. с непредвзятого свободного наблюдения явлений, природы и людей. От такого наблюдения, подкрепленного экспериментом, свободно организуемым опытом, мысль осторожно восходит к обобщению и пытается выговорить законы материальной и душевно-духовной природы. Здесь надо мыслить свободно и самостоятельно, учиться на ходу предметному опыту и твердо знать, где кончается твое знание и где изнемогает сила твоего суждения.

Настоящая наука углубляется интуицией, т. е. живым созерцанием, которое, во-первых, вчувствуется в глубину единичного явления и, во-вторых, пытается верно вообразить и восстановить целое, распавшееся во время исследования на детали. Интуиция должна насыщать собою индукцию: тогда возникает настоящее исследование. Без интуиции индукция начинает смотреть поверху и упускает главное ― тайну индивидуальной жизни; она впадает в мертвое детализирование, распыляет все, охотно и легкомысленно уравнивает неравное, не видит «леса из-за деревьев», т. е. мира и Бога из-за мировой пыли.

Нельзя строить жизнь народа и государства, убивая дух свободного исследования. Он необходим всем и всюду: земледельцу на пашне, скотоводу и лесничему, офицеру перед боем, солдату в разведке, почвоведу и геологу, инженеру и судье, врачу и воспитателю, купцу и промышленнику, народному учителю и портному… Ибо здоровая жизнь состоит в том, что человек творчески ориентируется в данной ему обстановке (исследование!) и ищет наилучшего исхода, самого достойного, целесообразного и, может быть, даже спасительного (исследование!).

Несчастье молодых русских поколений состоит в том, что им систематически навязывали несамостоятельность и покорность ума, приучая их в то же время самоуверенно двигаться в этой навязанной им чужой мысли. Это не наука. Их не учили науке. Ее скрывали от них. И тех из нас, русских ученых и профессоров, которые пытались показать и преподать им ее, удаляли из университетов, ссылали или расстреливали. Так они росли, не зная ни свободы, ни академии, годами привыкая к тоталитарной каторге ума. Коммунисты сделали все, чтобы привить им рабским воспитанием рабскую мысль, чтобы приготовить из них не свободных русских граждан, не национальную интеллигенцию, не ответственных исследователей России, а полуинтеллигентных и покорных прислужников интернациональной революции.

Аристотель когда-то писал: «Раб от природы тот, кто настолько лишь причастен уму, чтобы понимать чужие мысли, но не настолько, чтобы иметь свои собственные»… Это самое разумел Достоевский, когда через 2200 лет писал: «Полунаука – самый страшный бич человечества, хуже мора, голода и войны… Полунаука – это деспот, каких еще не приходило до сих пор никогда, деспот, имеющий своих жрецов и рабов»… Так вот, этот бич и деспот правит ныне нашей Россией, и мы должны понять это и оценить по достоинству…

Мы не сомневаемся в том, что лучшие силы новых русских поколений сумели не поддаться этому гипнозу и этому рабству, но сохранили русское сердце и русскую национальную тягу к самостоятельности и свободе. Мы не сомневаемся в том, что и те, которые поддались этому гипнозу, очнутся, стряхнут его с себя и захотят настоящего знания и настоящего интуитивно-индуктивного мышления. Но для этого они должны прежде всего понять и продумать до конца, что с ними делали коммунисты, куда они вели и на что обрекали. Тогда они захотят мужественно пересмотреть все свои умственные и духовные навыки – и научиться духу свободного мышления и исследования.

/Иван Ильин/

Показать полностью

Требовательный всегда несчастный

Мир никогда не сможет соответствовать ожиданиям, что что-либо материальное меня каким-то образом наполнит или удовлетворит или же подарит внутренний мир и согласие. Ни люди, ни ситуации, ни вещи, ничто иное из материального мира не способно принести счастье. И что бы это ни было: какое угодно место, куда бы не пошел человек, в какую бы ситуацию не попал, и что бы ни приобрел, все это раз за разом не способно принести ожидаемого удовлетворения. И тогда видно, что материальный мир этого совсем не может дать. В этот момент я перестаю что-либо ожидать или требовать от мира. И тогда каждый человек, каждая ситуация, каждый место и каждая вещь в этот момент оказываются такими, какими они являются и я не требую, чтобы они были иными, чтобы удовлетворить мои желания или помогли найти самого себя — это невозможно. Чтобы достичь избавления, если использовать термин из религии, я больше не требую от вещей, чтобы они сделали меня свободным — они этого не могут. Если я перестану требовать, тогда внезапно каждый момент, каждое место в котором я нахожусь, каждая ситуация, каждый человек, с которым я взаимодействую, наполнятся миром и спокойствием, потому что я больше ничего не требую от ситуации, или человека, или места, или что бы это ни было — в действительности это желание обрести самого себя. И тогда внезапно… это изменяется… и любая ситуация, какой бы она ни была, становится приятной… и я не требую, чтобы в этой ситуации что-то было больше, чем есть — она такая, какой является, человек такой, какой он есть в тот момент. Это привносит мир и гармонию.

/Экхарт Толле/

Нет и не может быть никакой любви к человечеству без веры в бессмертие души

Технический прогресс, так называемые «завоевания науки», необходимость плана и организации как будто подтверждают учение антихристианское: все в этом мире настолько превышает возможности человека, так безнадежно, казалось бы, подчиняет его коллективу и растворяет в нем. Что могу я? — Больше чем когда бы то ни было может казаться, что, проповедуя примат внутреннего над внешним, личности над коллективом, христианство ошибается, или же оно проповедует религиозный эгоизм — какое мне дело до мира? Я занят своей бессмертной личной душой.

Но так ли это? Опять–таки, можно не вдаваться в отвлеченности, а посмотреть кругом себя, чтобы убедиться в том, в какой кровавый хаос, в какую бессмыслицу, в какой страх и страдание завели людей идеологии, утверждающие примат внешнего над внутренним, подчиняя человека всегда и во всем безличному коллективу. И не пора ли пересмотреть это ходячее и столь устаревшее утверждение, согласно которому религия, вера, христианство, сосредоточивая внимание христианина на его внутреннем мире, тем самым уводит его от заботы о внешнем мире?

Когда–то Достоевский сказал, что нет и не может быть никакой любви к человечеству без веры в бессмертие души. С первого взгляда это утверждение может показаться спорным, если не абсурдным, — при чем тут бессмертие души? Ведь нужно добиваться элементарной свободы, справедливости, сытости. Не надо ли, напротив, забыть о бессмертии, чтобы полюбить смертного человека на этой земле? Достоевский утверждает: если нет веры в бессмертие, все кончается ненавистью и рабством. Если вдуматься, то правда Достоевского, а за ним и правда христианства становятся самоочевидными, ибо если нет этого вечного и неразрушимого начала в человеке, того, что возвышает его над материей, то что же любить в нем? Так, рано или поздно, миру придется вернуться — увы, путем страшных страданий, крови и слез — к этим простым словам Евангелия: «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21). И всякий, кто узнал его, живет его красотой, светом и истиной, в конечном итоге делает больше для мира и человечества, чем носители отвлеченных программ грядущего человеческого счастья, для которого сначала нужно лишить свободы и превратить в рабов чуть ли не всех людей.

/протоиерей Александр Шмеман/

Показать полностью

Кающийся грешник, которому было стыдно

Грешник, желавший искупить свои грехи, пришел к рабби из Ропшиц, чтобы узнать, какое ему следует наказание. Ему было стыдно признаваться цадику во всех своих грехах, хотя без полного признания рабби не мог определить меру покаяния. И потому он сказал, что его приятель совершил то-то и то-то, но ему стыдно было прийти к рабби самому, и потому он попросил пойти вместо него и узнать, как можно очиститься от всех грехов.

Рабби Нафтали с улыбкой посмотрел на хитроватое и беспокойное лицо посетителя. «Твой приятель – глупец, – сказал он. – Ему бы следовало прийти ко мне самому и сделать вид, что он пришел вместо кого-то, стесняющегося обратиться ко мне самостоятельно».

/Хасидские истории/

Все мы здесь ненадолго

Стоики (например, Хрисипп, Зенон, Цицерон, Марк Аврелий) говорят о том, что научиться правильно жить — значит научиться правильно умирать, и наоборот: умение правильно умирать — это умение правильно жить. Цицерон писал, что философствовать — значит готовиться к смерти, а святой Августин отмечал, что душа человека рождается только перед лицом смерти.

Многие средневековые монахи хранили в своих кельях человеческие черепа, чтобы сосредоточиваться на мысли о смерти и на том, чему она учит живущих. Монтень говорил, что окна кабинета писателя должны выходить на кладбище — это делает мысли отчетливее. Вот таким образом великие учителя сквозь тьму веков напоминают нам о том, что, хотя физически смерть нас уничтожает, идея смерти дарует нам спасение.

/Ирвин Ялом/

3

Ответ MidNightSalmon в «Горячей воды не существует»2

Напомнило:

«Плазма - это имеет некоторое значение для моей истории - выглядит довольно внушительно. Попросту говоря, она напоминает осколок Солнца, к тому же - из центральной зоны, а не из прохладной хромосферы. Блеском она не уступает Солнцу - наоборот, превышает его. Она не имеет ничего общего ни с бледно-золотистым танцем вторичной, уже окончательной гибели, которую демонстрирует нам дерево, соединяющееся с кислородом в печи, ни с бледно-лиловым шипящим конусом, что исходит из сопла горелки, где фтор вступает в реакцию с кислородом, чтобы дать самую высокую температуру из достижимых посредством химии, ни, наконец с вольтовой дугой, изогнутым пламенем между кратерами двух углей, хоят при наличии доброй воли и надлежащего упорства исследователь смог бы сыскать места, где бывает побольше, чем 3000 градусов. Также и температуры, возникающие вследствие того, что затолкают этак миллион ампер в тонкий проводник, который станет тогда совсем уже теплым облачком, и термические эффекты ударных волн при кумулятивном взрыве; все это плазма оставляет далеко позади. В сравнении с ней подобные реакции следует считать холодными, прямо-таки ледяными, а мы не судим так лишь потому, что случайно возникли из материи, совершенно уже застывшей, омертвелой поблизости от абсолютного нуля; наше бравое существование отделено от него лишь тремястами градусами по абсолютной шкале Кельвина, в то время как вверх эта шкала тянется на миллиарды градусов. Так что воистину не будет преувеличением, если мы отнесем даже самые огненные температуры, каких можем добиться в лабораторных условиях, к явлениям из области вечного теплового молчания.»

Лем С. Правда. 1964 г.

Отличная работа, все прочитано!