Хоррор

Ресурсы ограничены, воспроизводство замедляется. Человечество начинает первую волну отчаяния. Привычные продукты, которые так хорошо шли в уплетание и насыщение теперь снятся только в самых ярких снах. Теперь только смесь из разных химических дешёвых веществ выдаваемое за кусок "мяса". Руководство не пробует возобновлять большую часть заводов, а решает проблему путём науки. По начинающим ранее чертежам было выпущено устройство, которое могло насыщать отсеки и связи мозга, согласно определенной продукции с помощью кнопок. Были поделены данные новшества на категории- соленое, кислое, сладкое итд. При нажатии определенной кнопки, датчик, установленный в мозгу напрягал нужную часть мозга, что вызывало теже ощущения, что и при обычном употреблении продукта. Теперь остатки продуктов или их сильные заменители могли употребляться как и раньше. Устройству было дано название - Реакцин. Испытав Реакцин на нескольких людях, учёные не выявили осложнений, положительная динамика говорила об исправности и полезности устройства. Потихоньку данный аппарат шёл в массовые продажи. Волна отчаяния спадала. Первые месяцы после внедрения устройства прошли гладко. Но лишь до начала возникших проблем. Инструкция гласила пользоваться нажатием кнопки в определенной дозе в день. Хоть устройство не давало сделать больше нажатий, были те, кто смог сделать это реалью и подпольно начали выдавать именно такие "модернизированные" новшества. За кругленькую сумму было осуществлено больше продаж, чем оригиналов. Бесконтрольное нажатие кнопок спровоцировало привыкание и далее зависимость. Всё больше стало покупателей приходить за новыми Реакцинами. Для постоянных покупателей всегда были "новые" усовершенствования. Аппарат продавался с теми же характеристиками, только за ещё большую сумму. Незаметно от начальства были организованы работы для постоянников за "усовершенствования" Реакцина. Те трудились на "благо" подпольных группировок и получали вознаграждение. Их в определенных кругах звали Пуртами. Эта история началась
Один из Пуртов был молодой человек- Пётр лет 34. В день его датчик нажатий кнопок показывал числа в районе 1000 раз. Его внешность была потерянной. Кости выпирали под кожей, которая была белого могильного цвета. Волосы не расли ни на одном участке тела. Медленные передвижения и заторможенность реакции еле-еле тянули жизнь бренного тела. Пока не настал конкретный день. Мозг, перенасыщенный кликаниями кнопок на секунду дал сбой и затормозился. Мертвая голова словно перезагрузилась и тут Петр посмотрел на мир свежим взглядом. Словно очнувшись из тёмного чулана тонким лучом света, он посмотрел на место своего вынужденного обитания и ужаснулся. Осмотревшись, были увидены лужи мусора, сам мусор, хаотично и в большом количестве разбросанный по территории. В луже мусора он увидел своё отражение. Обуявший душу страх выступил потом. В этот момент он услышал разговоры вдалеке. "Не марай его, гниль эту они сразу учуят. Надо чтобы мясо осталось чистым, не придется мыть!!" Пётр спрятался за стенкой и чуть выглядывал. Неизвестные люди несли такого же скелета, как и Пётр, куда-то в неизвестном направлении. Лёгким шагом и максимально незаметно Пётр шёл следом. Путь привёл в масштабную комнату, где судя по всему что-то варили. Вонь стояла невыносимая и казалось, что она больше жидкая, чем воздушная. Скрывшись за приборами, Пётр наблюдал за происходящим. Стояла в комнате больших размеров установка для перемалывания рядом с которой лежала гора трупов Пуртов. Неизвестные подошли к установке, и начали бросать в неё трупы.

"Как же тут воняет дерьмом!!"- выкрикнул неизвестный и бросил один из трупов в сторону.

На что его помощник резко ответил: "Молчи, кто его знает может они нас услышат".

"Да мне плевать на них, меня задолбало всё это. И ты!! Ты меня тоже задолбал"

Неизвестные сошлись в драке. Сначала они молотили друг друга руками. Затем тот, что был посильнее схватил за горло помощника и начал душить. Помощник опёрся на перемалываемую установку и кинул через плечо неизвестного. Дикие крики наполнили комнату, будто они были в аду. Пётр выскочил из укрытия и изо всех сил, которые у него остались врезался в неизвестного и также уронил его в установку. Крики смолкли. Пётр взял биту, которая осталась лежать на земле и осторожно пошёл вдоль комнаты, ожидая найти выход. Пройдя несколько пролётов вглубь, он увидел, что перемалываемые Пурты были закатаны в банки с красивым дизайном. Воспоминания всплыли в голове Петра. После того, как он начал пользоваться Реакцином часто и уже работал на подполье, то именно эту банку выдавали на питание. Мозг уже привыкший к кнопке не давал понимать, что именно ел его обладатель. "Только бы выйти отсюда живым"- подумал Петр и продолжил движение. Проходя незамеченным по долгим коридорам и лестницам, наконец был найден выход. Он строго охранялся колонной людей. "Неужели это будет конец?"- мысленно сказал сам себе Пётр. Вдруг его взгляд упал на автомат отдельно стоящего охранника. Сейчас или уже никогда. Пётр кинул камень в голову охраннику, быстро подбежал к нему, выхватил автомат и крича во всё горло начал палить в колонну. Включилась сирена и где-то вдалеке послышались приближающиеся голоса. Дверь не открывалась. Пропуски охранников, беспомощное применение силы не дали входа. Зарядив автомат, он спрятался под трупами охраны и начал ждать. Когда пришла подмога, подпустив их поближе к себе, Петр начал стрелять. В моменте стрельбы он краем глаза увидел потайной вход, размещенный чуть дальше от ворот. Получив ранения от пуль, он доковылял до него. Открыв дверь, он выбежал из какого-то подвала. Яркий свет неба ослепил героя, его лёгкие вдохнули свежий воздух, заполонив всё тело. Идущий дождь обливал Петра, смывая мусорные засохшие следы вперемешку с кровью. Пётр протянул руки к дождю и начал смеяться. Совершенно забыв о том, что было мгновением назад, он бежал в никуда, смотря в небо и наслаждаясь дождём. Вдруг его тело начало чувствовать колящие предметы. Он обернулся и увидел, как в него стреляют пришедшие охранники. Всё замедлилось. Каждая влетевшая пуля затмевала взор. Это было не помехой, ведь теперь Пётр чувствовал себя по новому. Сначала он упал на колени, а затем вбок. В последние минуты жизни он долго тянулся рукой к затылку, где успешно отключил Реакцин.

Это движение стало значимым для человечества поскольку это было первым отключением от Реакцина. Учёные сразу увидели данный феномен и решили разобраться в чём причина. Журналисты донесли до масс об этом инциденте, что в последствии стало полным уничтожением подпольного дела. Реакцин был снят с производства, но не везде. А следом началось массовое производство натуральных продуктов, которое долго приходило обратно в норму

Добро пожаловать обратно на самую необычную улицу города. Здесь в подвалах шепчутся мертвецы, в чердачной пыли прячутся чужие воспоминания.
Они действительно думали, что едут за брошенными деньгами? Не смешите. В этом доме собирают совсем другие трофеи.
Второй эпизод второго сезона сериала коротких рассказов

Улица ужасов. Сезон 2. Эпизод 1. Возрождение

Дождь стучал по крыше черной "Четырки" 2007 года выпуска, словно тысячи крохотных пальцев, требующих впустить их внутрь. Машина, пожалуй, лучший представитель российского автопрома, теперь спустя больше десяти лет после выхода с конвейра, представляла собой клубок ржавчины и скрипящих деталей, пахнущих бензином, потом и чем-то затхлым - как будто предыдущий владелец возил в багажнике разлагающуюся дичь. Салон украшали треснувшая приборная панель, облезлый рычаг КПП и икона Николая Угодника, болтающаяся на скрипящей пружинке.

Игорь вцепился в руль своими квадратными лапами бывшего тяжелоатлета. На его правом предплечье красовался кривой якорь - наколка, сделанная пьяным татуировщиком в подвале общежития Спортивного университета, откуда его выперли два года назад "за нереализованный потенциал". Именно так выразился тренер Сидоров, его бывший кумир, чей портрет Игорь теперь регулярно использовал для упражнений в меткости с дартсом.

- Ну что, герои, ещё не передумали? - Раздался с заднего сиденья голос, напоминающий звук ржавых качелей. Саша, костлявый блондин с лицом вечного насмешника, раскуривал сигарету "Мальборо", отчего салон наполнился запахом табака. Его длинные пальцы с обкусанными ногтями нервно барабанили по сиденью. - А то мне уже мерещится, что мы в пяти минутах дешёвого ужастика. Знаешь, таких, где идиоты едут в лес, несмотря на все звоночки? Кстати, ты слышал, как скрипит левая задняя дверь? Прямо как в том фильме, где...

- Заткнись, Саш! - Прервала его Катя, сжимая подлокотник до побеления костяшек. Её тонкие пальцы с остатками лака (вчера ещё идеального маникюра) напоминали паучков, застывших в ожидании добычи. Она отвернулась к окну, где капли дождя, подсвеченные фонарями, стекали по стеклу. - Место какое-то... недоброе. – Тихо сказала она, чувствуя, как мурашки бегут по спине.

Игорь фыркнул, и его квадратная челюсть напряглась:

- О, спасибо, мисс Кларисса Старлинг. Ты же сама ныла, что хочешь настоящего уединения. Ну вот, пожалуйста - ни души на километры. - Он резко переключил передачу, и коробка издала звук, похожий на крик раненого животного.

На переднем пассажирском сиденье Дима молча курил, наблюдая, как отражение молний играет в стекле. Его угловатое лицо с глубоко посаженными глазами напоминало маску, вырезанную из тёмного дерева.

- Ты уверен, что это правильный поворот? - Наконец произнёс он, выпуская кольцо дыма. Его голос звучал так, будто доносился из глубины колодца.

- Сто процентов. - Соврал Игорь, вспоминая, как неделю назад наспех срисовал маршрут с карты в библиотеке. Его пальцы непроизвольно сжали руль сильнее.

На заднем сиденье Маша молча подняла свою зеркалку Nikon. Затвор щёлкнул с металлическим звуком, фиксируя момент. Вспышка осветила стволы сосен на секунду - достаточно, чтобы поймать в кадр что-то белое, мелькнувшее между деревьев.

- Опять свои арт-объекты создаёшь? - Саша склонился к ней, и его дыхание пахло табаком и дешёвым энергетиком. - Может, снимешь, как мы все дружно сдохнем в этом лесу? Назовёшь серию «Последние мгновения идиотов»?"

Маша не ответила.

Внезапно "Четырка" резко дёрнулась, и все пассажиры дружно наклонились вперёд.

- Чёрт! - Выругался Игорь, ударив по рулю. - Опять эта проклятая...

Он не договорил. В свете фар, в двадцати метрах перед ними, стоял человек. Высокий. В длинном пальто. С лицом, скрытым тенью капюшона. Он не двигался, просто стоял, будто ждал их.

Все замолчали. Даже Саша, у которого были комментарии на все случаи жизни.

Потом человек медленно поднял руку. В его пальцах что-то блеснуло.

- Блин, - прошептала Катя, чувствуя, как её сердце готово вырваться из груди. - Это... это нож?

Дима медленно повернул голову к Игорю:

- Ты сказал, здесь никого нет.

В этот момент фигура вдруг исчезла - будто растворилась в дожде.

- Видишь же нет никого. – Криво усмехнулся Игорь.

- Всё, я не шучу, давайте отсюда... - Начала Катя, но Игорь уже давил на газ.

Машина рванула вперёд, оставляя за собой только брызги грязи и чувство надвигающейся беды.

------------------------------------------------

Через полчаса жуткой тряски и тягучего молчания, "Четырка" остановилась перед двухэтажным срубом. Дом стоял, перекошенный временем, как старый пьяница у барной стойки. Бревна, некогда золотистые, почернели от влаги и покрылись мхом. Окна первого этажа смотрели на приезжих пустыми глазницами, стекла были выбиты, оставив лишь оскаленные осколки по краям. Верхние окна, однако, сохранились — и за ними шевелились грязные занавески, будто кто-то только что отшатнулся от стекла.

- Ну что, вот и прибыли на курорт. - Саша распахнул дверь, и в салон ворвался запах гниющих листьев.

Катя вышла последней, её кроссовки утонули в мокром ковре из хвои. Она подняла глаза на фасад - над дверью висел перекошенный фонарь, его ржавая цепь скрипела на ветру. Но страннее всего была дверь — массивная, дубовая, с новеньким стальным замком, который явно не подходил к облику этого разваливающегося места.

- Кто-то заботится о неприкосновенности этого... этого... - Катя искала слово.

- Склепа? - предложила Маша, уже снимая дом на камеру. Затвор щелкнул, и на дисплее мелькнуло что-то в верхнем окне — белое пятно, похожее на лицо.

Игорь пнул дверь, петли прибитые к гнилому дереву отлетели в сторону, новенький замок упал с металлическим грохотом. Дверь открылась с громким скрипом, словно петли не знали смазки с момента постройки.

- Всем внутрь, - бросил он. - Пока темнота не решила нас съесть.

Дима задержался на пороге, его пальцы провели по косяку — там, почти стёртые временем, но всё ещё различимые, были зарубки.

Одна.

Две.

Три...

Всего семь. Последняя - самая свежая, будто сделана неделю назад.

- Дима? - Обернулась Катя.

Он быстро убрал руку, но не сумел скрыть дрожь в пальцах.

- Просто проверяю, не рухнет ли нам на головы. - Быстро ответил он, шагая внутрь, где уже витал тот самый запах - сладковатый, как испорченная ветчина.

Гостиная встретила их выдохом мертвеца — воздух был ледяной, густой, словно его не проветривали десятилетиями. Пыль кружилась в луче фонарика, как микроскопические призраки, поднятые их вторжением.

Катя чихнула, прикрыв нос рукавом свитера.

- Боже, здесь... - Она не договорила, язык буквально прилип к нёбу от странного привкуса - что-то сладковатое, гнилостное.

На стене, криво вися на одном гвозде, часы с желтым циферблатом замерли на 3:17. Стрелки покрылись рыжей патиной.

- Веселенькое местечко. — Саша пытался сохранять спокойствие, но его голос заметно дрожал.

- О, смотрите-ка. - Саша наклонился, его пальцы дрогнули, когда он поднял потрёпанную фотографию с пола. Снимок был выцветший, но отчетливо видны семь фигур на крыльце. — Наши предшественники?

Катя выхватила фото.

- Это же... - Голос сорвался. - Те самые студенты из города. Те, что исчезли.

Маша молча поднесла камеру. Щелчок. Вспышка.

Семь пар глаз смотрели на них сквозь время. Семь молодых лиц, застывших в неестественно радостных улыбках перед крыльцом этого же дома. Солнечный свет на снимке выглядел кощунственно ярким, словно, специально выделяя странные места на фото. У девушки в красной кофте рука неестественно вывернута за спину, у парня с гитарой отсутствуют пальцы левой руки, рядом с ним кудрявый мальчишка, его как будто прислонили к стене в неестественной позе.

- Бл@дь... — Игорь вырвал фото из рук Кати. — Это же...

Катя прижала ладонь ко рту. Ее взгляд метнулся к окну - туда, где они только что стояли.

- Те самые. Те самые студенты. Их искали... - Её голос стал тонким, как лезвие. — Их вещи нашли через месяц в нескольких километрах отсюда.

Маша медленно подняла камеру. Щелчок. Вспышка осветила и без того бледное лицо Кати.

На фото на груди у одного парня значок – черный кругляк с надписью белыми буквами «Вся жизнь кино», точно такой же, какой сейчас носит Дима.

- Дим... - Саша обернулся. Дима стоял в дверном проеме, его лицо было белее свежего снега. – Это была твоя идея приехать сюда. Но ты не рассказал, что знал кого-то из тех студентов. Ты обещал немного другое.

- Да, друг. – Неожиданно испуганным голосом проговорил здоровяк Игорь. – Ты ничего не говорил об этом. Так дела не делаются.

Фотография дрожала в руках Игоря. Его пальцы внезапно вспотели, оставив мокрые отпечатки на глянцевых краях.

- По-моему, у нас тут маленький детектив... - Он повернул снимок к Диме, тыча пальцем в изображение. - Видишь этого парня? Слева?

Дима не шелохнулся. Только его зрачки резко сузились.

- Ну и?

Катя медленно подняла глаза на Диму.

- Это ведь твой брат?

Тишину разорвал громкий хлопок - Игорь швырнул на пол пустую бутылку.

- Твою мать, Дима! Ты что, нас специально сюда заманил?!

Дима вдруг улыбнулся. Не той своей обычной сдержанной улыбкой, а чем-то странным, растянутым, будто кожа на лице вдруг стала слишком тесной.

- Не я. - Он повернулся к Маше, которая стояла в тени, прижимая к груди свою камеру. - Она попросила.

Маша молчала. Ее пальцы лишь крепче сжали объектив.

- Что за херня здесь творится?! — Игорь отшвырнул фото, оно заскользило по полу, остановившись у ног Кати.

Дима вздохнул, потер переносицу:

- Маша нашла меня месяц назад. Сказала... - Он замолчал, глядя в окно, где тьма сгущалась все плотнее. - Что знает, как найти моего брата.

Катя ахнула:

- Твой... Но твой брат пропал без вести.

- Пропал. Да. Пять лет назад. — Дима резко обернулся к Маше. — А она сказала, что видела его фотографию, уже после того как он пропал. Я чуть не ударил тогда её. Но потом, когда она показала доказательства, у меня не было другого выбора, кроме как поехать сюда.

Маша медленно кивнула.

- Она остановила меня возле ПаркХауса. - Голос Димы звучал глухо, будто доносился из-под земли. – Сказала, что я удивительно похож на того парня с фотографии. Особенно когда морщу лоб.

- Но ты сказал, что вы давно знакомы с ней.

- Соврал немного… - Пожал плечами Дима.

Катя обхватила себя руками, её ногти впились в кожу предплечий.

- Какого... фотографии?

Дима медленно открыл кошелёк. За потёртой пластиковой плёнкой лежала фотография: два молодых человека, обнявшись, стояли на фоне реки. Близнецы.

- Мой брат. Пропал три года назад.

Маша положила фотоаппарат на стол и молча достала телефон, её пальцы скользнули по экрану. Через несколько секунд она продемонстрировала ребятам экран телефона.

- Мой отец - начальник архива в ГУВД. - Её голос звучал механически, будто она читала доклад. – И я немного знаю про его работу, иногда он позволяет мне смотреть дела в архиве. Особенно фотографии. У меня большое будущее в судмедэкспертизе, ведь фотографировать места преступлений - это искусство, так он говорит.

На экране телефона фотография полицейского протокола. Размытые строчки, чёрно-белое фото... Этот дом. 14 октября 2020 года. Последнее место, где видели Егора Дмитриева.

Саша резко закашлялся:

- Погоди-ка... Ты говоришь, твой папаня-мент...

- Офицер полиции. - Поправила Маша, не отрываясь от экрана. - Дело было закрыто через неделю. Официальная версия – пропали без вести в лесу. Поиски прекратить по причине нецелесообразности, ну или какая-то такая формулировка, я уже не помню.

Дима встал, его тень на стене стала вдруг неестественно длинной.

- Но есть вторая страница. - Продолжила Маша. Её голос дрогнул впервые. - Заключение судмедэкспертизы и фото всех пропавших, которые изъяли у родственников. Там я и увидела брата Димы, а через несколько дней встретила его возле ПаркХауса.

На экране мелькнула фотография - что-то тёмное, бесформенное.

- А ещё они нашли части тел. В лесу. В трёх километрах отсюда. Но самое интересное вот... - Маша увеличила изображение.

В углу фотографии виднелась рука - на запястье был чётко виден...

- Это браслет, который я подарил Егору незадолго до исчезновения. – Безэмоционально сообщил Дима. Его глаза стали стеклянными. – Полиция пустила дело на самотёк, никто не хотел очередной висяк, никто не захотел портить статистику. И студенты просто пропали. Официально останков не было, официально ничего не нашли. Хотя было известно и про этот дом тоже.

Тишина повисла тяжёлым одеялом, пропитанным запахом плесени.

- Так это всё... про деньги было враньё? - Игорь говорил сквозь зубы, его челюсть двигалась медленно и тяжело, будто он пережёвывал стекло. – И про грабителей, которым пришлось здесь бросить награбленное.

Дима кивнул, не поднимая глаз.

- Мы знали, что просто так вы не поедете. Особенно ты. - Он бросил взгляд на Сашу, которого...

Которого не было в комнате.

- Где... - Катя обернулась, её голос сорвался на фальцет.

- Грабители, потерявшие деньги - это классика. - Продолжал Дима, будто не замечая пропажи Саши. Его пальцы нервно теребили значок. - Кто же откажется от лёгкой наживы?

Катя, бледная как простыня прислонилась к стене.

- А на самом деле? - спросила она, но в её глазах уже читался ответ.

- На самом деле... - Дима глубоко вдохнул. - Мне нужно было знать. Хоть что-то. Любой осколок правды. Я просто обязан найти хоть какой-то ответ. И Маша тоже была уверена в том, что здесь что-то есть. А ещё я хотел встретить того, кто забрал у меня брата.

Сверху раздался скрип - точь-в-точь как звук передвигаемой мебели. Все замерли.

- Ты привёл нас в ловушку ради каких-то фантомов? - Игорь сделал шаг вперёд, его кулаки сжались. - Твой брат мёртв, Дима. Разорван на куски, как сказано в документах! На фото всё что от него осталось. Или ты надеешься, что он жив и сможешь обменять нас на него.

- Нет! - Дима ударил кулаком по столу, отчего подпрыгнула бутылка с мутной жидкостью.

Громкий хлопок сверху прервал его. Затем - шаги. Медленные.

- Саша? - позвала Катя.

Шаги стали быстрее.

- Нам нужно уходить. - Прошептала Катя. Она пыталась набрать номер на телефоне, её пальцы дрожали. - Сейчас же.

Но Дима не двигался. Его глаза были прикованы к лестнице на второй этаж, где в темноте мелькнуло... что-то белое.

Игорь дёрнул дверную ручку так, что та оторвалась с мясом, оставив в ладони ржавый металлический обрубок.

- На хер вашего Сашу! На хер твоего брата! - Его голос трещал, как перегруженная электросеть. Слюна брызгала изо рта, смешиваясь с потом на подбородке. - Мы все сдохнем здесь, как...

Катя вцепилась ему в руку, её ногти прочертили кровавые дорожки на коже.

- Мы не можем его бросить! Он же...

- Я знаю, что он мёртв. - Его голос звучал ровно, как у хирурга перед операцией. - Но убийца до сих пор на свободе. Его ведь никто не удосужился поймать, правда, Маша?

Из темноты коридора выплыла белая фигура.

Медленно.

Церемонно.

Балахон свисал мешком, скрывая очертания тела, но не скрывал нож — длинный, узкий, отполированный до зеркального блеска.

Игорь застыл. Катя ещё сильнее прижалась к стене, сдирая спиной мох, растущий на брёвнах сруба. Именно так выглядит настоящий страх.

Человек в балахоне двигался плавно, как профессиональная балерина. Он проскользил мимо застывшей от ужаса Кати, прямо к Игорю. Тот попытался рвануть в сторону, но врезался в стол. Бутылки с грохотом разбились, распространяя запах протухшего содержимого — сладкий, как разлагающаяся плоть.

- ДИМА! ПОМОГИ, БЛЯ...- Последнее слово потонуло в бульканье.

Нож вошёл чуть ниже рёбер с лёгким хрустом, как ножницы, разрезающие упаковочную плёнку. Игорь захрипел, его глаза округлились, будто увидели что-то невероятно смешное… Или страшное.

В тот же момент, Катя вышла из ступора и закричала. Это был не женский испуганный визг, а рёв раненого животного - горловой, хриплый, вырывающийся из самых глубин.

Убийца выдернул нож. Кровь брызнула на белый капюшон, создавая абстрактный узор.

Дима наблюдал.

Спокойно. Как будто смотрел документальный фильм о природе.

- Ты убил моего брата. - Сказал он, не повышая голоса.

Убийца повернулся к нему. Капюшон скрывал лицо, но ощущалось — там, в темноте, кто-то улыбался.

Катя метнулась к двери, её пальцы скользили по шершавому дереву, цепляя занозы. Лак с ногтей откалывался кусочками, оставляя на металле кровавые смазанные отпечатки.

- ДИМА! РАДИ БОГА! СДЕЛАЙ ХОТЬ… - Её крик разорвал пыльный воздух.

Убийца повернулся к ней с театральной грацией. Белая ткань колыхнулась, обнажив на мгновение руку — бледную, с синими прожилками, с ногтями, подстриженными до мяса. Катя отпрянула, ударившись спиной о стену. В её глазах мелькнуло безумие загнанного зверя. Она схватила первую попавшуюся вещь - пустую бутылку - и разбила её о стену. Осколки брызнули грязными кусочками в разные стороны.

- Не подходи... не подходи, сука! – С губ капала слюна. Она выставила перед собой руку и разбитой бутылкой.

Убийца замер. Затем — стремительный бросок.

Катя успела взмахнуть «розочкой». Острое грань впилась в ткань, прочертив кровавую линию на руке убийцы. Но это лишь разозлило его. Могучий удар в живот. Катя сложилась пополам, воздух вышел из лёгких со стоном. Нож взметнулся вверх, поймав лунный свет испачканной кровью сталью.

Первый удар — в бедро. Лезвие вошло по рукоять, разрезая мышцы, как тёплую глину. Катя не закричала. Лишь издала странный гавкающий звук.

Второй удар — в живот. Клинок вошёл под рёбра, сделав аккуратный разрез. Рот девушки заполнился кровью.

Он занёс руку с ножом для третьего удара….

Но тут Дима наконец сдвинулся с места. В его руке сверкнул топорик, как серебряная молния.

- Я пришёл за тобой. - Прошептал он, и в его голосе не было ни страха, ни ярости. Лишь холодная, безжизненная уверенность.

Но остриё топора не успело вонзиться в спину убийцы с глухим чавкающим звуком. Топорик замер в воздухе. Дима уже чувствовал, как рубит плоть ублюдка убившего его брата, он уже предоставлял как достанет его сердце... Но в следующий момент острая боль разлилась по черепу, будто кто-то вбил гвоздь прямо в мозг. Перед глазами вспыхнули миллионы белых огоньков. Его колени подкосились, тело стало ватным, непослушным. Последнее, что увидел Дима перед тем, как тьма поглотила его сознание — лицо Маши. Её расширенные зрачки, блестящие, как мокрый уголь. И в руках — тяжелую чугунную сковороду, края которой были в его крови

Маша бросила сковороду на пол. Металл гулко звякнул, отскакивая от деревянных досок.

- Почему так долго, папа? Ты даже не представляешь, как я устала от этих придурков. - Сказала она спокойно, вытирая ладони о джинсы.

Катя, истекающая кровью у стены, слабо застонала. Её пальцы дрожали, пытаясь зажать рану на животе, но кровь сочилась сквозь пальцы, как вода сквозь решето.

- Поч... почему... - Прошептала она, глаза закатывались, веки тяжелели.

Маша наклонилась к ней, её дыхание было теплым на щеке Кати.

- Потому что мы семья. - Прошептала она.

Убийца медленно снял капюшон, открывая лицо — бледное, изможденное, с темными кругами под глазами.

- Спокойной ночи, Катя. - Сказала Маша и её губы растянулись в улыбке, которая могла запросто сразить любого парня.

--------------

Сознание вернулось к Диме волной тошноты. Что-то тёплое и липкое стекало по виску медленной змеёй. Кровь. Его кровь. Память вспыхнула обрывками: белый балахон, топорик в руке, затем - чёрный взрыв боли и лицо Маши, искажённое странной решимостью, когда она стояла с той самой чугунной сковородой...

Он с трудом открыл глаза. Перед глазами плавали красные пятна - последствия удара. Перед ним во всей красе стоял двухэтажный деревянный сруб, рядом черная «четырка» Игоря. А возле крыльца были беспорядочно свалены тела его друзей. Они лежали у крыльца в неестественных позах, как сброшенные куклы. Катя - с раскинутыми руками. Саша - лицом вниз, пальцы вцепились в землю, будто он пытался уползти в последний момент. Игорь... огромный, сильный Игорь - теперь просто окровавленный комок плоти у колеса своей машины.

Глубоко в ноздри въелся запах сырой земли и свежей травы. Руки за спиной были стянуты проволокой, впивающейся в запястья.

- Ты очнулся. - Её голос звучал ласково, будто она говорила с ребёнком.

Дима попытался пошевелиться. Проволока впилась глубже, причиняя острую боль и он прекратил попытки.

- Не дергайся. – Теперь она говорила с лёгким укором. - Иначе придётся перевязывать.

Холодный палец коснулся кончика его носа. Дима вздрогнул - прикосновение было неприятно ледяным, как у трупа.

- Ты что творишь, сука! – Дима постарался придать голосу угрожающие оттенки, но получилось плохо. – Немедленно развяжи меня.

- Тссс. – Её палец переместитлся к его губам, он почувствовал едкий запах спёкшейся крови. – Надеюсь я не слишком сильно ударила, и ты сможешь оценить мою работу чистым и незатуманенным разумом.

Дима сдался. Шея болела, но он смог повернуть голову, чтобы встретиться с ней глазами.

- Какую работу? – Спросил он, глядя ей в глаза.

- Как? Ты ещё не понял? – Она вздёрнула брови в искреннем удивлении. – Я создаю новый арт объект. И ты станешь его центральной частью. Правда, круто? Мой папа всегда говорил, что из меня получится отличный фотограф.

Дима посмотрел за её спину и увидел, как человек в белом балахоне аккуратно перетаскивает тела к крыльцу.

- Ты долбанутая сука… - Негромко прошептал Дима.

- Да. – Равнодушно ответила Маша. – Это мне тоже говорили.

Её рука исчезла в кармане и появилась снова, сжимая что-то металлическое. Дима успел разглядеть блеск лезвия, прежде чем она наклонилась к нему, закрывая собой всё обозримое пространство

- Улыбнись. - Прошептала Маша. - Ты попадёшь в историю.

Конец

Авторский канал - t.me/writer_path

Первого ребенка у меня забыли утром. Одним варварски испорченным утром.

Я чистил зубы, когда позвонили в дверь. Что уже выходило достаточно неожиданно. Я жил один, никого не ждал. Смысла открывать не было. Как и желания. И я обрадовался, что это совпало.

Трезвонить не перестали. И это в семь утра! А если зажать мой дверной звонок, может показаться, что пара дантистов сверлят вам зубы во время авианалета. Я успел позабыть об этой детали.
Сполоснув рот, поплелся открывать. На ходу обмотался полотенцем: был гол – от жары и собственной прихоти.

На пороге стоял высотой в саму дверь мужик. В тапках на голые ноги, в растянутых на коленках спортивках, но выглаженной рубашке, распахнутой на волосатом животе. Мужик кивнул за дверь, и звон оборвался.

– Выручай, соседушка, – забасил он. – Жена свалила в Крым с подругами, а мне на работу!
И принялся поспешно застегивать пуговицы на рубашке.
– И? – буркнул я, глядя на его гигантские лапищи и крохотные пуговки.
– Пригляди за Катькой. Всего-то до вечера. – Он оттянул резинку на штанах и стал заталкивать в них рубашку.
– Чего?.. Какая Катька?
Никакую Катьку я, конечно, не знал. И вообще пытался вспомнить, откуда этот сосед. Тут из-за двери высунулась девичья мордашка. А мужик шустро ткнул пальцем в кнопку лифта.
– Вот, посидишь с дядей. Не хулигань, – пропел он мягко. Подмигнул и удивительно изящно протиснулся между отъезжающими дверцами лифта.
– Стоять! – вскрикнул я и придержал створку.
– Заберу в шесть. Не ссы! – прогремел он с некоторым раздражением. И двумя пальцами отцепил мою руку от створки лифта. Я так и не нашел, что ответить. Хоть и был ужасно зол. По большей мере, конечно, на себя. Хотелось закинуть в лифт эту Катьку и отправить следом. Но дверцы со стоном захлопнулись.

***
– А почему ты не в детском саду? Или… в школе? – спросил я у девчушки. Маленькой, худенькой, с тонкими ручками и мальчишечьей прической. В желтушном платьишке она сидела на полу перед плазмой и не думала отрываться от безумно громкого мультфильма.
Попробовал перекричать цветастых фей:
– Я говорю: почему ты не…
– Так лето же, дядя, – не церемонясь перебила Катька. И противно засмеялась, как умеют только мелкие пигалицы. На меня так и не взглянула. И смех, вероятно, тоже был адресован телевизору. Так я себя успокоил.

Она сидела там часа четыре. Что станет с ее зрением и интеллектом, мне было откровенно плевать, потому меня это устроило. Я позавтракал, написал пару статей для заказчика.
Вспомнилось, как регулярно гремит и сотрясается потолок от дикой беготни и прыжков. Если это все Катька, то где она прячет еще с десяток ног? С другой стороны, из квартиры снизу часто доносился детский плач. Я не специалист, тем более спросонья, но больше походило, что ревел младенец. И только я склонился к тому, что Катьку скинули на меня сверху, как услышал оттуда знакомый топот.

Приближался полдень. Глянув время на ноуте, я зацепил и дату. Чем-то она меня встревожила. Тут я сообразил: был последний день хранения посылки на почте! Как раз ведь наметил забрать наконец фигурку Момо Аясе, пополнить коллекцию.

Метнулся в зал. Катька развалилась в кресле, свесив ноги, и смотрела убогое реалити-шоу.
– Я сбегаю по делам на полчасика. Ничего не трогать и не ломать! – погрозил я ей. Без толку. Я загородил экран (шоу было “Беременна в 16”) и опустился к ее лицу: – Ты поняла? За все проделки твои родители будут платить.
Она посмотрела презрительно, как умеют пигалицы всех возрастов.
– Поняла, дядя, – пропищала. Все сомнения, что именно эта вредина топотала и верещала у себя на этаже больше всех, улетучились вмиг.

Когда вернулся, это лишь подтвердилось. Словно не я открыл дверь, а ее снесло визжащим вихрем. Из зала вылетела Катька, довольная, с горящими глазами.
– Дядя, ты конфеты принес? – с широкой улыбкой спросила она, глядя на бандероль в моих руках.
Я опешил. Что это с ней стало? Лыбится, не дерзит. И было что-то еще…
Топот и грохот не смолки – вот что! И уши ловили его не сверху, как обычно. Затем уже я заметил, что у Катьки появились две тоненькие косички. Платье, колготки, сандалии, правда, были те же.

– Дура! Зачем нам конфеты?! Пиццу не хочешь?!
В прихожей возникла Катька. Настоящая.
– Эт-то кто? – изумление кое-как слетело с губ.
– Ну, Юлька, дядя. Папа ж сказал, у него работа, а мама уехала, – раздраженно объяснила Катька как нечто очевидное.
– Сама ты дура! – Юлька толкнула ее.
– Щас получишь! – пригрозила Катька.
– Она тоже?.. С-сестра? Но откуда? Как? – мычал я. Сплошь вопросы были в голове и растущее негодование. – И с какой стати?!

В дверь позвонили. Я вздрогнул. Звонок прозвучал как «звиззз-деццц!!» Девочки запрыгали – ура! – и кинулись к двери. Я раскинул руки:
– Стоять!
Юлька играючи нырнула вниз, затем, вытянувшись, крутанула замок. За дверью оказался курьер:
– Две пиццы. С курицей и с ветчиной.
– Да! Ура! – заголосили аферистки. И забрали по коробке.

Я было вновь преградил им путь, но как представил: отнимать еду у детей на глазах незнакомца, возвращать доставленное и отказываться платить – так и плюнул. Почти буквально, в сердцах. Плюнул снова, отдав пятьсот с лишним рублей. Потребовал чек, забрал и захлопнул дверь. Представив, что между ней и косяком башка соседа. Из зала поплыли горячие ароматы. За столом дьяволицы есть, конечно, не стали.

Негодуя, но признал поражение. Заставить их вести себя спокойно я не мог, а воспитывать было не мое дело. Оставил работу, воткнул наушники и включил сериал. Одну втулочку все же вынимал периодически в надежде не услышать звон бьющегося добра.

Часы показали шесть. Я направился к двери, хотя никто не звонил. Телевизор бил в уши дешевой попсой. Вандалисточки пискляво подпевали, прыгая по креслам и дивану. Я сжал челюсти, переборол себя, прошел мимо. Еще несколько минут – и прощайте! Постоял у двери, зыркнул в глазок. Принес с кухни стул. Сел. Сходил за смартфоном. Посидел еще.

Прошло десять минут. Я вернул стул на кухню. Выпил кофе с тремя сухарями. Минуло еще минут десять. Я вымыл кружку и все, что осталось с завтрака. Время перевалило за половину седьмого. Каждая минута обещала избавление. А, схлопнувшись, била под дых. Я рассосал четвертый сухарь. И так, меря кухню шагами, вытерпел еще с десяток минут.
Дверной звонок молчал.

Вскипев, я выскочил за дверь, захлопнул ее. Запечатал на оба замка так, чтобы изнутри ее без ключей было не открыть. Взлетел по лестнице и вдавил звонок поганого соседа. Представляя, что это его глаз. Но никто и не пискнул. Я прижался ухом к двери, не отпуская кнопки. Тихо. Стал жать часто – и снова глухо.

Тогда я заколотил по двери. Со звоном, не сдерживаясь. Как хотелось постучать по покатому соседскому лбу.
Когда думал уже сменить руку, замок закряхтел. Дверь приоткрылась.
– Ну и чего надо? – спросила будто постаревшая Катька.
– Так вы никуда не улетели?! – возмутился я.
– Как улетела, так и прилетела. Зачем дверь насилуешь? – «Катька» не только постарела, но еще и прокурила, похоже, полжизни.
– Детей своих заберите! – меня тошнило от этой семейки еще заочно, теперь неприязнь переросла в дикое отвращение.
– Ты же один живешь, – даже не упрекнула, а точно поставила перед фактом.
– Не ваше дело, в отличие от двух спиногрызок. Забирайте.
– Муж сказал, что ты согласился, – съязвила она.
– До вечера! И я… я не… Не соглашался я! Он просто оставил их. До шести.
– Если не соглашался, чего ж тогда взял?
Тут я запнулся. Не нашел, чем парировать. Как, собственно, и в тот момент, на который она указала.
– Не надо тут все переигрывать! – возмутилась она, отчего ее дряблая шея покраснела.
– Чего переигрывать? Уговор был до шести.
– Кость! – заорала она в квартиру и закашлялась. Потом добавила: – Говорите сами.

И прикрыла дверь. Я схватился за ручку. Но замок уже крякнул.
Спустя пару секунд пол задрожал, дверь завибрировала. И я услышал за ней:
– Здорова, соседушка! Ты давай не кипишуй.
– В смысле? Ты не охренел ли? Твои шкодницы мне квартиру разгромили, развели на полкосаря!
Это я за дверью такой смелый?
Сосед по другую сторону весело заухал.
– Не ссы, парень! Вот ты один живешь. Чего кипишуешь тогда? Давай поровну. У меня ведь еще трое здесь. А у тебя хоромы пустовали. Теперь почти ровнехонько.
Я не верил ушам. Это что еще за уравнение?
– Ты с дуба рухнул?! Где такое видел, а? Бред! Мешают дети – сплавь в детдом! Я тебе не решение твоих проблем со скорострелостью!
– Эй, аккуратней. Ты на меня наехать решил! – прогремел Костян, металл двери заколыхался эхом. – Все четко! Соседское равенство, запомни, парень! Давай, радуйся счастью!

Пол задрожал вновь. Секунды еще доносились возмущенный лай женушки и довольное уханье сукина сына. Затем все смолкло. Осталось лишь гневное клокотание у меня в груди.
Что за хэ? Это прикол такой? Розыгрыш?
Я невольно развел руками. Обернулся.
Снова взглянул на дверь. Ломиться – бесполезно. Разве это люди? Уроды мерзкие! Избавиться от собственных детей!

Поплелся вниз. Ломиться – бесполезно, но с полицией… Есть же у них там кто-то по жестокому обращению с детьми.
Вернулся в квартиру. Закрывая дверь, заметил, как проказницы, заговорчески посмеиваясь, проскочили в зал. Из моей комнаты! И притихли. Я кинулся в комнату.

Выдохнул. Казалось, все было на месте. И вроде цело. Даже коллекцию не тронули. Горел экран ноутбука.
Ага, игры искали?
И тут я наткнулся и с холодом в сердце уставился на свернутое окошко – «Статьи - работа». Кликнул. Папка распахнулась.

Белым бело. Пусто. Абсолютно.
Они все удалили. Всю двухнедельную работу. Все, что готово было к отправке заказчику.
Но как? У них же молоко на губах! И зачем? Главное – за что?! Что я им сделал? Мелкие засранки! Истинные отпрыски офонаревшей парочки!

Вспомнил о корзине. В груди жалобно заныло. Навел курсор на иконку. Живот свело. Кликнул…
Это война! Им конец! Никакой жалости, никаких правил!

Я ворвался в зал. Милашка Юленька вскочила, радостная, с перепачканного кресла:
– Дядя, ты конфеты принес?
– Принес, принес. Пойдем.
Я схватил ее за руку и потащил. Провернул замок, отпихнул дверь. И вышвырнул поганку в коридор. А дальше обратно: дверь, замок.
В три прыжка влетел в зал. Пусто. Ну конечно!
– Катенька, ты где? Ау! – стал заглядывать за кресла, диван, за шторы. В шкаф.
И нигде ее не было. Я пошел по другим комнатам.
– Катюша, вылезай! – В спальне не нашел. И решил схитрить. – Я буду звать тебя Катёнок.
Тут же за спиной прошипело:
– Пошел ты, дядя!
Я развернулся. Она кинулась прочь. В два шага настиг ее. Подхватил.
Спустя пару секунд она приземлилась своим лимонным платьишком на серый бетон. Под плач и завывание несчастной Юленьки.

Стало спокойно. Я вернулся в свой мир. Управляемый и понятный. А главное – логичный.
От стресса проснулся голод. Пиццы мне жрицы не оставили. Это я понял, еще обыскивая зал. Вытащил из холодильника ветчину, сыр, поставил чайник на огонь.
А не заказать ли и мне ужин? Нашел смартфон, открыл приложение. Под ложечкой заныло. Не от голода, догадался я.
Эх, а все-таки они дети… Избалованные, невоспитанные, вредные. Но беззащитные. Разве виновны они в мерзости своих производителей?

Я свернул приложение. Прекрасный, уединенный мир снова затрещал. С великим неудовольствием я набрал номер полиции. Палец завис над кнопкой вызова.
И грянул звонок. Я подпрыгнул на месте. Смартфон молчал. Звонили в дверь. Аккуратно, нежно. Но ожидать чего-то хорошего, казалось, глупо. И страшно. Адекватного было бы достаточно.

В глазке дугой изгибались полицейские.
Это они теперь так работают – телепатически?
Я замер, почти не дышал, слышал приглушенный плач. Я медлил и гадал – что, если не открою?

Позвонили снова. Настойчивей. И добавили:
– Откройте! Полиция! – грозным женским голосом.
– Я не вызывал, – вырвалось у меня.
– Откройте, и вместе все выясним! – полисменша взглянула на меня через глазок. Это невозможно, но у нее получилось.
– Вам надо выше. На четвертый, – голос предательски просил, а не посылал их в нужном направлении.
– Открывайте! Последняя просьба.

Я сник совсем. Даже злоба отступила. Желал лишь, чтоб меня оставили в покое. И полицейские, и дети, и соседи. И весь этот бред. Молчал и молился.
А затем задрожал и отпрянул: замочная скважина злобно заклацала. Замок провернулся. Я бросил взгляд на тумбочку у двери, где оставил ключи. Пусто.

Дверь распахнулась.
Вошли двое в форме. Женщина и мужчина. Позади у двери выстроились трое: Катька, Юлька и пацан. Одно лицо с девчушками и покатый лоб соседа.

– Вызывали? Вот и мы. Спасибо, что впустили. – Стройная и ужасно симпатичная полисменша улыбнулась и опустила ключи себе в карман. – Где мы можем поговорить?
Слов не было. Если только матерные. Я стоял как загнанный катёнок. Пронзительно засвистел чайник.
– На кухню – так на кухню, – женщина бодро зашагала на свист, подхватив меня за плечо. Краем глаза я заметил, как мужчина улизнул в соседние комнаты. Поймал взглядом и высунутый язык Катьки.

– Вы живете один? – спросила женщина и выключила газ. Она указала на стул.
– Да, – я плюхнулся на табурет. Она присела тоже. Закинула ногу на ногу, натянув юбку-карандаш.
– А до того, как выставили детей за дверь? – говорила она спокойно. Разве что улыбаться перестала.
– Но они не мои!
– Вы их украли?
– Нет! Господи, что вы несете? – вспылил я. – Мне их оставили соседи сверху – присмотреть, пока они якобы заняты. Я говорю, вам надо на четвертый!
– Муж сказал, вы согласились, – она сверилась с записями в папочке.
– Он меня обманул! Не получив согласия, оставил девочку. До вечера, только до вечера, – зачастил я, она сочувственно кивала. – Это они плохие. Они вышвырнули детей. Своих! А я… я-то что? Я заложник обстоятельств.
– Но разве поровну не лучше? Четыре на четыре – равенство.
– И вы долбанулись? Боже, – терпения уже не хватало. – Нет! Не лучше! Нахер такое равенство!
– Ну-ну, не торопитесь, – она снова улыбнулась. Посмотрела на дверь. В кухню вошел ее коллега.
Он закинул на стол детские трусики:
– Вот, найдено в шкафчике стола. Также в браузере ноутбука обнаружены вкладки с детским порно, – доложил он сухо. – А на полках коллекция полуголых тянок.

Я вскочил. Вопль застыл в горле. В ушах завыл звонок. Тот самый – утренний. Резко, сильно затошнило. Без сил я рухнул обратно.
– Это не мое. Вы не имеете права. Без постановления на обыск, – жалостливо запричитал я.
– Ох, не о том переживаете, – полисменша покачала головой, потом обратилась к коллеге: – А постановление у нас… есть.
Мужик кивнул:
– Делается, – и удалился.

Вбежали дети. Меня затрясло от ненавистного топота. Малявки упали на коленки и заныли:
– Не надо, тетенька! Дядя хороший! Он хороший! Оставьте его!
Катька и ручки сложила в молитве.
Полисменша заулыбалась. Потрепала троицу по макушкам. Затем они вчетвером уставились на меня, и женщина, будто бы повзрослевшая Екатерина, спросила:
– Ну, так как? Дядя, вы хороший?

Это было неделю назад. Хотя кажется, целую вечность. Катька играет с Момо Аясе, а я серьезно пытаюсь выяснить, кто в подъезде живет в квартире один.