Я был убежден, что качественные фотографии завода по разделению U-235 или реактора по производству плутония будут стоить тысячи слов, предоставляя информацию «о потреблении электроэнергии, потреблении охлаждающей воды, планировке завода и его размерах, новых сооружениях, а также о физических деталях, которые, будучи проанализированы, помогут нам сделать гораздо более точную оценку производства критически важного материала в Советском Союзе». Я был бы поражен, если бы мне сказали, что на это могут уйти месяцы усердной работы квалифицированных фотоаналитиков, которых поддерживали бы лучшие консультанты, чтобы расшифровать истинное разведывательное значение снимков. Однако именно так и случилось. Русские, не способные скопировать наши атомные объекты, были вынуждены проектировать и строить свои собственные с нуля. Поэтому мы столкнулись с настоящей криптографической проблемой при попытке расшифровать совершенно чужие инженерные решения, запечатлённые на фотографиях U-2.
Атомные объекты рядом с Томском, те, что к востоку от Красноярска, и полигон для испытаний ядерного оружия, известный по сейсмическим измерениям как находящийся около Семипалатинска, были выбраны 27 мая 1957 года по соглашению в ARC* как три основные цели для полётов над центральной Азией и Сибирью. Другими основными целями, помимо атомных объектов, были испытательный полигон ракет Тюра-Там на востоке от Аральского моря, авиационная промышленность в Омске и Новосибирске, а также всё, что за ними, — сталинская вторая индустриальная крепость, Кузнецкий бассейн. Именно совокупность всех этих целей, имеющих непосредственное отношение к системам вооружений, убедила сначала ARC, а затем и руководителя проекта Ричарда М. Биссела и директора ЦРУ Аллена Даллеса одобрить план и собрать необходимые чертежи для проведения полетов вдоль южной периферии СССР и Китая.
* ARC (Ad Hoc Requirements Committee) — Специальный межведомственный комитет по требованиям ЦРУ и Министерства обороны США главным образом утверждал цели для авиа- и электронной разведки.
Как аналитику Отдела научной разведки ЦРУ, в июле 1957 года мне поручили составлять брифы по целям, с расстановкой приоритетов, для всех атомных целей в огромной географической области Центральной Азии и Сибири. Программа U-2 всё ещё хранилась в строжайшей тайне с усиленными мерами безопасности, и я составлял свои цели в «Голубой комнате», небольшом изолированном помещении вдали от моего обычного рабочего стола. Психологически мы были готовы не только к обеспечению безопасности, но и к маневрам: «Голубая комната» на самом деле была выкрашена в светло-зелёный цвет.
Цели, которые были определены таким образом, должны были использоваться оперативной стороной программы при планировании реальных полетов или миссий. Процедура заключалась в том, чтобы планировать каждую конкретную миссию вокруг одной или двух целей ARC с высшим приоритетом, но при этом охватить как можно больше целей с более низким приоритетом вдоль маршрута. Как специалист по целям, я участвовал в выборе маршрута полета, так как лучшие фотографии, сделанные под вертикальным углом, охватывали полосу всего пять миль в ширину: желательно было ориентировать эту полосу вдоль продолговатой цели и регулировать её другими способами, чтобы компенсировать возможные ошибки в расположении цели или навигации.
Семипалатинск получил своё название, потому что семь торговых компаний поддерживали резиденции там, когда это был важный перекресток караванных путей в Китай и легендарные города Самарканд и Бухара на юге. За последние восемь лет там было проведено около двадцати ядерных испытаний, но точное местоположение любого испытания было неизвестно ближе, чем в радиусе тридцати миль. У меня не было представления, насколько велик был этот испытательный полигон. Наш собственный полигон для ядерных испытаний во Френчман-Флатс в Неваде, измерялся пятимильной полосой, что было астрономическим по своим масштабам.
Я наконец попросил доктора Дональда Рока из Центра технических приложений ВВС (тогда AFOAT-1) вычислить для меня средние координаты эпицентров пяти крупнейших ядерных взрывов в Семипалатинске. Географические координаты этого "центроида" оказались в безлюдной пустыне примерно в семидесяти милях к западу от Семипалатинска, примерно на треть пути к Караганде. Это было южнее старого караванного пути, и единственными названиями на карте в этом районе были названия сезонно сухих соленых озер. Это была произвольная точка для самой важной цели, местоположение которой было настолько плохо известно, что ее следовало бы изобразить на стандартной аэронавигационной карте как размытое пятно размером с ладонь — едва ли реалистичная цель с операционной точки зрения.
Эта трудность с определением местоположения Семипалатинского ядерного полигона выявила суть нашей дилеммы: нам были нужны и мы хотели полетов U-2 в Центральной Азии и Сибири, потому что мы так мало знали о том, что там происходило; однако, если бы у нас не было точных знаний о какой-либо деятельности и ее местоположении, у нас было бы мало шансов сфотографировать ее. Генерал Филипп Г. Стронг, директор по научной разведке в ЦРУ, имевший большой опыт разведки во Второй мировой войне, был сторонником точности при выборе целей и детального обоснования приоритета сбора информации для каждой цели. Он подверг сомнению точность карт и предложил определять местоположение целей относительно крупных объектов, которые можно было бы визуально идентифицировать, а не по системам координат долготы и широты. Этого мы не могли сделать в данном случае.
Итак, с новым вниманием я собрал данные о других атомных объектах в этом районе. Я изучил атомные объекты, которые были перечислены в 1955 году для программы Genetrix, в рамках которой воздушные шары с камерами дрейфовали над СССР по заранее определенным траекториям. Целями более низкого приоритета были урановые обогатительные заводы Комбината 6 в Ферганской долине, особенно один к югу от Ленинабада в Исписаре, один к северу от Ленинабада недалеко от Табошара и еще один значительно восточнее, недалеко от Андижана. Их местоположение уже было определено насколько это было возможно: еврейский беженец 1947 года, который ездил на грузовике с хлебом к каждому из них, подвергся тщательному допросу, а затем был с благодарностью переселен в Бразилию. Между прочим, с картами, которые он нарисовал, была одна странность: восточнее того места, где река Сырдарья поворачивает на север по направлению к Аральскому морю, он поменял местами север и юг, но западнее этого места его карты были правильными. В нескольких случаях его показания были подтверждены возвращенными военнопленными.
Другие урановые обогатительные заводы, принадлежавшие Комбинату 8, располагались восточнее этих, в направлении Памирского узла и южнее Алма-Аты, но их местоположение было, в лучшем случае, плохо известно, и целеуказание считалось сомнительным.
С тех пор как мы узнали, что Новосибирск, Томск и Красноярск, глубоко в Сибири к северу и востоку от Семипалатинска, были местоположением второго поколения российских атомных объектов, созданных на основе тех, что были на Урале, мы постоянно следили за этими городами и прилегающей сельской местностью. Красноярск был закрыт для иностранцев с 1948 года, и информация об атомном объекте на восточном берегу Енисея примерно в 35 милях ниже по течению (к северу) от города была особенно труднодоступна. Перебежчик, которому мы дали псевдоним Икар, сообщил в начале 1951 года, что за год до этого туда было отправлено много железнодорожных составов с горнодобывающим оборудованием из Wismut, A.G., крупного российского уранового горнодобывающего предприятия в Восточной Германии, поэтому он полагал, что целью нового предприятия в Красноярске является добыча урана. К 1952 году все административные центры на полуострове земли к югу от слияния рек Кан и Енисей и к северу от Транссибирской железной дороги исчезли из ежегодных изданий списка административных центров в СССР, публикуемых МВД.
Немецкий военнопленный, который провел несколько лет строителем на Красноярском атомном объекте, несмотря на все российские правила и ограничения, был возвращен в Западную Германию. Он сообщил слухи о многих километрах туннелей, выложенных бетоном. Он назвал связанный с ним город Комсомольск-на-Енисее. В начале 1957 года на Алеутских островах был обнаружен воздушный шар Genetrix с несколькими аэрофотоснимками Додоново, как стали называть Красноярский объект после старой деревни там. Эти фотографии показали огромные строительные работы — новый город с многоквартирными домами, лабораториями, складами и машинными цехами, а также крупное горнодобывающее предприятие. Были все основания полагать, что фотографии более высокого разрешения позволят уточнить функции большой, сложной и, возможно, подземной установки.
Урановый завод к северо-востоку от Новосибирска также был впервые обнаружен перебежчиком Икаром. В 1956 году доктор Николаус Риль и другие немецкие ученые, ранее работавшие на заводе "Электросталь" под Москвой над исследованиями по производству уранового металла, подтвердили и дополнили показания Икара. Атташе сфотографировали его с Транссибирской железной дороги в 1952 и 1954 годах из-за его очевидных размеров и важности, а Джордж Монк, ныне представитель Государственного департамента в JAEIC, идентифицировал его, сравнив эти фотографии с материалами, хранящимися в старом Промышленном реестре под названием "Автозавод Сталина", очевидно, местного прикрытия для предприятия. Его можно было найти в пределах полумили от постоянных топографических объектов.
Завод по производству уранового металла был, в принципе, целью второй важности для миссии U-2, но через Транссибирскую железную дорогу находился Новосибирский авиационный завод, что стало дополнительной причиной для визита U-2 в этот северо-восточный пригород Новосибирска.
Атомная площадка вблизи Томска вызывала большее беспокойство, хотя информации о ее функциях и местоположении было крайне мало. Более того, она находилась на таком большом расстоянии, что самолет не мог тратить время на ее поиски, даже если бы мы сочли такие усилия оправданными по сравнению с главной целью. Наши разведывательные усилия в отношении этой площадки были особенно затруднены советским приказом от 15 января 1952 года о закрытии Томска, Новосибирска, Омска и других конкретных районов для иностранцев, поскольку Томск, в отличие от Новосибирска, был недоступен для фотографирования атташе с Транссибирской железной дороги.
Было сделано немало замечаний относительно чего-то атомного или специального почтового ящика в связи с Томском. Это привело к обнаружению и допросу нескольких военнопленных, которые в разное время находились в этом районе, прежде чем вернуться в Западную Германию в 1954 году, а также нескольких этнических немцев, которые были возвращены в 1956 году. Однако все полученные к настоящему времени доказательства, которые можно было бы конкретно указать, содержались всего в трех отчетах и анализе меховой шапки.
Самый последний из этих отчетов был от этнического немца, который утверждал, что работал в Томске в 1955 году кузнецом. В ходе допроса этот немец рассказал офицеру Армии США, что местные жители в шутку предлагали назвать город "Атомск". Он не знал конкретно ни об одном атомном объекте, но слышал о секретном подземном заводе и поселении под названием "Колонна [Трудовой отряд] 5", расположенном к северо-востоку от железнодорожной станции Томск II.
Другой вернувшийся этнический немец сообщил в ходе допроса британскому офицеру, что слышал о промышленном предприятии, занимающемся "производством наполнителей для атомного оружия", известном местным жителям как "Почтовый ящик". В Томске II он видел большое здание, все окна которого были закрыты решетками. Здание украшала большая вывеска "Информационное бюро, отдел кадров, Почтовый ящик". Он знал о двух относительно небольших участках, принадлежащих этому предприятию, один на востоке, а другой на северо-востоке от Томска.
При повторном допросе этот человек упомянул, что ездил на север от Томска II на автобусе, принадлежащем "Почтовому ящику", когда навещал своего друга в психиатрической больнице, расположенной на южной окраине запретной зоны. Он сообщил, что видел железнодорожные составы, въезжающие в запретную зону и перевозящие уголь, древесину и строительные материалы. Он также слышал, что люди, работающие там, получали высокую заработную плату и имели льготы при распределении продуктов питания и т.д. Он упомянул, что видел в шести-восьми километрах к северу от Томска II три больших дымящих черным дымом трубы.
Офицер, проводивший допрос, отметил, что источник обладал очень плохой памятью, по-видимому, страдал от какого-то психического расстройства и был одержим планами эмигрировать в Канаду. Очевидно, ни один из этих двух отчетов не внушал доверия относительно существования крупного атомного объекта в районе Томска, не говоря уже о его точном местоположении.
История вернувшегося немецкого военнопленного, который в 1949 году работал портным на небольшой фабрике в двенадцати километрах к северу от Томска, к северо-западу от Белобородово, казалась гораздо более убедительной. Допрошенный представителями ВВС, он сообщил, что в апреле или мае 1949 года около 12 000 заключенных прошли через банные и дезинфекционные сооружения Белобородовского лагеря для военнопленных и были направлены на работу в охраняемую зону между его фабрикой и деревней Иглаково, в нескольких километрах к северу и западу вдоль реки Томь. Портной, очевидно гордящийся своими профессиональными навыками и репутацией, сказал, что многие военные офицеры из строительного штаба, ответственного за этот проект, приходили в его ателье, чтобы подогнать форму.
Этот военный строительный отряд прибыл вместе с семьями из Таллина, где они только что завершили другой крупный проект. Во главе стоял советский генерал, прибывший в апреле со своим штабом. Интересно, что с точки зрения ответственности МВД за ядерные объекты, охрана подчинялась другим органам и не жила и не общалась с офицерами строительного штаба. Русский бригадир портного сказал ему, что огороженная зона должна стать атомной электростанцией.
Применяя метод экологического отбора проб, сотрудник ЦРУ Джон Р. Крейг получил в 1956 году меховую шапку от одного из этнических немцев, недавно проживавших в Томске. Анализ шапки, проведенный АФТАК* при содействии лабораторий Атомной энергетической комиссии, дал окончательный результат: на ее внешней поверхности содержалось 50 частей на миллиард урана, который был слегка, но определенно обогащен изотопом U-235. Поскольку U-236 обнаружен не был, уран не был продуктом радиоактивных осадков и не проходил через реактор. Дополнительные анализы на плутоний, радиоактивный йод и разделенные изотопы лития также дали отрицательный результат.
Обогащение урана-235 стало доказательством разделения изотопов урана-235 в районе Томска. Возможность производства компонентов для ядерных боеголовок рассматривалась как альтернатива, но масштабы этого атомного предприятия казались для этого слишком большими. Доказательства противоречили тому, что это был реактор с сопутствующим химическим заводом или разделительным заводом изотопов лития. Я определил свою цель как завод по разделению урана-235 и сосредоточился на месте, где, по словам немецкого портного, работало 12 000 заключенных. Решение было принято.
*AFTAC — это ключевой центр ВВС США, ныне ответственный за технические аспекты мониторинга ядерных договоров. Он использует различные научные методы для обнаружения и анализа ядерных событий, чтобы убедиться, что другие страны соблюдают свои обязательства по ограничению ядерного оружия.
В конце августа 1957 года были проведены полеты – быстро, чтобы свести к минимуму возможное противодействие, и многие из них охватывали как можно большую полезную площадь. Здесь мы не можем рассмотреть все результаты, но приведем некоторые из наиболее выдающихся.
Один из полетов планировался вокруг Сталинска* в Кузнецком бассейне и Алма-Аты в Киргизской ССР в качестве основных целей. Между тем, Семипалатинский полигон был главной целью, но уверенность в его местоположении была настолько низкой, что города Семипалатинск и Караганда были сделаны промежуточными пунктами, а траектория полета между ними была скорректирована, чтобы попасть в широту и долготу моего сейсмического центра. Упоминание полигона было исключено из плана полета по соображениям безопасности («Зачем выдавать информацию, если это не обязательно?»). Сомневаюсь, что кто-то серьезно задумывался об опасности полета в зону ядерных испытаний.
Координаты оказались верными. 22 августа 1957 года U-2 пролетел прямо над полигоном, и пилот испытал настоящий восторг. Он много раз летал над нашим полигоне в Неваде, и он узнал то, что видел. Более того, он увидел, что зона испытаний была очищена, и они были готовы к взрыву.
На самом деле, Джо 36* был взорван четыре часа спустя; это была бомба мощностью полмегатонны. Пилот сфотографировал ее и самолет-носитель на земле, когда пролетал над аэродромом Семипалатинска и связанным с ним заводом по сборке ядерного оружия.
Ядерный боеприпас, который он с опаской заметил на вышке на полигоне, был предназначен для маломощного устройства, которое должно было быть взорвано только 13 сентября.
*Джо 36 (Joe 36) — вероятно кодовое название, которое американская разведка присвоила советской атомной бомбе или одному из испытательных образцов.
В ходе той же миссии на северном берегу озера Балхаш был сфотографирован ранее неизвестный хорошо спланированный современный поселок с населением 20 000 человек. Оказалось, это штаб-квартира полигона Сары Шаган, на котором испытывали противоракеты. Это было настоящей находкой. Также был заснят урановый завод в Каджи-Сае, недалеко от западного конца (а не восточного, как я думал) озера Иссык-Куль, к югу от Алма-Аты, что подтвердило наличие у русских крупных современных урановых заводов. Урановые рудники Быстровки были засняты, но на пленке их не обнаружили еще год.
Полет, целью которого было разведать горнодобывающий участок Додоново близ Красноярска, провалился из-за плотной облачности – явление слишком частое в разведке.
Урановый металлургический завод в Новосибирске оказался довольно крупным предприятием, включая, вероятно, крупный завод по разделению изотопов лития, который тогда строился между цехом по переработке урановой руды и тепловой электростанцией.
Выдающаяся цель, Томский атомный объект, была сфотографирована 21 августа в ясную погоду. Местоположение, указанное портным, оказалось верным. Говорят, Аллен Даллес, услышав эту новость, воскликнул от радости: "Вы хотите сказать, что вы действительно знали, что что-то атомное происходит там, в сибирской глуши!"
Как резюмируется в отчете о миссии, установка занимает площадь неправильной формы около 40 квадратных миль на правом берегу реки Томь. Ни один атомный комплекс на западе не может сравниться по масштабу процессов, происходящих здесь. Деревни Иглаково и Белобородово входят в жилую и административную зону вдоль реки. На западной окраине участка расположена крупная тепловая электростанция мощностью около 400 мегаватт, которая проходит дальнейшую модернизацию. Дополнительная энергия поступает от ГРЭС-2 в Томске и за счет подключения к Кузбасской энергосистеме. Восточнее этой электростанции расположены секции подачи топлива и обработки, а также газодиффузионные установки. Одна из газодиффузионных секций находится в стадии завершения строительства. В восточной части расположен реакторный участок. Один из двух реакторов, похоже, находится на завершающей стадии строительства. Зона технического обслуживания и строительства расположена к северу от этих участков. На северо-восточной окраине находится незавершенная зона химической переработки плутония. Свалка отходов в виде грязевого озера расположена на северной окраине комплекса за ограждением, которое окружает всю установку. К ней ведет железнодорожная ветка от Томска.
На самом деле, один реактор уже работал, а два других находились в стадии строительства. В конечном итоге эти последние будут производить побочную электроэнергию. Газодиффузионная установка по разделению изотопа урана-235 с четырьмя действующими зданиями и пятым строящимся была примерно одной шестой размера аналогичной установки в Ок-Ридже*, которая потребляла около 2000 мегаватт электроэнергии.
Фотография, конечно, не могла дать нам точных данных о том, как долго каждая установка уже работала или когда начнет работать, а также о том, как ее называли русские. К счастью, весной 1958 года мы смогли поговорить с перебежчиком, который с июля 1955 года по февраль 1956 года служил солдатом в строительном батальоне, работавшем на этом объекте. Он разрешил многие наши вопросы о временных рамках и предоставил имена и идентификационные данные. Общий адрес всего комплекса был Почтовый ящик 5, Томск. Новый город, построенный рядом, назывался Березки, что означает "Березовые рощи", и в то время город действительно был окружен березовым лесом, так как русские любят такие леса. Белобородово, по-видимому, было расширено и стало городом строителей Чекист (Томск 19), вероятно, в честь связи с МВД, а Иглаково стало Кузминкой (Томск 17). Руководителем был генерал-майор Царевский, который в 1930-х годах построил стальной город Нижний Тагил на Урале.
Таким образом, из смутных указаний и расплывчатых слухов, подтвержденных меховой шапкой и указаниями портного, постепенно вырисовывалась картина этого важного атомного объекта.
* Ок-Ридж (англ. Oak Ridge) — город в штате Теннесси, США.
В 2006 году в некрологе The Washington Post приведены краткие биографические сведения о Лоунхаупте.
Генри С. Лоуэнхаупт, 87 лет, специалист ЦРУ по ядерной разведке, проработавший в агентстве 60 лет, умер от застойной сердечной недостаточности 27 февраля 2006 у себя дома в Спрингфилде.
Когда Центральное разведывательное управление отмечало свою 50-ю годовщину в 1997 году, г-н Лоуэнхаупт был удостоен чести быть одним из 50 его первопроходцев. Он и другие награжденные получили медальоны от директора ЦРУ Джорджа Дж. Тенета, который отметил достижения, которые варьировались от «закладывания основы для замечательных достижений в области тайного сбора до анализа разведданных об оружии, которые внесли значительный вклад в национальную политику контроля над вооружениями».
Лоуэнхаупт родился в Хартфорде, Коннектикут, и окончил Йельский университет. Он был техническим сержантом в Корпусе контрразведки армии с 1944 по 1946 год и был назначен на Манхэттенский проект.
Он был гражданским в 1946 году, когда присоединился к Центральной разведывательной группе, предшественнику ЦРУ. Он был в штате с момента создания ЦРУ в 1947 году до 1990 года. Затем он продолжил работать по контракту в качестве консультанта до начала этого года.
Он также был автором нескольких статей в журнале ЦРУ «Исследования в области разведки».
В статье, опубликованной в 1968 году под названием «Миссия в Березовые леса через семь палаток и Новую Сибирь», он вспоминал свой первый непосредственный опыт разведывательных операций, работая над ядерными целями для миссий U-2 в 1957 году. В то время он был аналитиком и отвечал за разработку сводок по всем атомным целям в Средней Азии и Сибири. Его главной целью был секретный атомный город, известный как Почтовый ящик, Томск, в Центральной Сибири, писал он.
Он не потерял чувства юмора, выполняя эту сложную задачу. «Программа U-2 все еще находилась под чрезвычайными мерами безопасности», — писал он, «и я занимался нацеливанием в Голубой комнате, небольшой защищенной зоне в центре, вдали от моего обычного стола. Психологически мы были готовы не только к безопасности, но и к хитрости: Голубая комната на самом деле была окрашена в светло-зеленый цвет».
После выхода на пенсию в 1990 году ЦРУ признало «новаторскую и дальновидную работу г-на Лоуэнхаупта по разработке показателей для распознавания иностранных ядерных объектов и видов деятельности».
«Его руководство в области ядерной разведки — на протяжении 50 лет государственной карьеры — обеспечивало США разведданными, имеющими решающее значение для оценки советских и китайских разработок ядерного оружия».
Он получил Медаль ЦРУ за разведку и премию Шермана Кента, названную в честь человека, которого считают отцом анализа разведданных США.
Г-н Лоуэнхаупт был членом Американской ассоциации содействия развитию науки и Братства епископальной церкви Святого Андрея Первозванного в Александрии.
Его жена Сара Кётиц Левенгаупт, на которой он женился в 1946 году, умерла в 2000 году.
Среди выживших двое детей: Белинда Коллинз из Рестона и Эрик Лоуэнхаупт из Сан-Диего, брат и двое внуков.
