в Европе от оспы ежегодно умирало порядка 400 тысяч человек, треть из которых на всю жизнь остались слепыми
Какой тупой вброс! 🤣🤣🤣
Я в шоке от таких постов! 🥶🥶🥶
После смерти, 2/3 умерших оставались видящими? 🫣😳🥳🥳🥳
Историк медицины Александр Поволоцкий рассказал про развитие анестезии в своем курсе лекций по истории военно-полевой хирургии. Ниже первое видео цикла, вот ссылка на весь плей-лист, и далее текстом его статья об истории обезболивания.
Въ большинствѣ хирургическихъ операцiй прежде, чѣмъ приступить къ самой операцiи, необходимо анестезировать больного, т.е. притупить его чувствительность. Это необходимо, вопервыхъ, для того, чтобы предотвратить страданiя больного, избавить его отъ той мучительно-невыносимой боли, которая должна быть во время операцiи и перед страхом которой нерѣдко не соглашаются больные на операцiю даже и въ томъ случаѣ, когда она вызывается жизненным показанiемъ; вовторыхъ, чтобы дать оператору возможность дѣйствовать неторопясь, безъ помѣхи со стороны больного и, въ настоящее время, когда мы владѣемъ способомъ совершенно обезкровить конечность, как бы на трупѣ.
(Курсъ оперативной хирургiи Профессора Московскаго Университета А. А. Боброва. Москва, 1894)
Если отбросить полулегендарные свидетельства (например, о "сонных губках"), то история обезболивания в Европе начинается с 1846 года - первых попыток использования серного эфира - и в 1847 году Пирогов впервые в мире применяет его для обезболивания в военно-полевой хирургии, при осаде Салты в Дагестане. Симпсон в том же году предлагает хлороформ. Когда для общего наркоза был предложен хлорэтил - я пока не понял.
А. Сидоров «Н. И. Пирогов оперирует раненого под эфирным наркозом», аул Салта, 1847
А в 1848 году Уэльс, один из пионеров анестезии закисью азота вскрыл себе вены за несколько дней до того, как Медицинское общество в Париже признало за ним честь открытия анестезирующего вещества для производства хирургических операций. То ли из-за отсутствия нужного количества газа, то ли из-за банального испуга пациента, он на первой публичной демонстрации получил репутацию шарлатана, пристрастился к морфию, в состоянии опьянения облил серной кислотой одежду двух уличных проституток и, не желая позора - покончил с собой.
Общий наркоз, бесспорно, явился первой революцией в анестезиологии - но у него были недостатки, самым серьезным из которых являлась смерть от сердечной или почечной недостаточности.
После изобретения полых игл (1853) начались попытки использовать различные вещества для местной анестезии - обезболивать лишь те участки тела, которые могут почувствовать боль при операции. До кокаина (1884 год, Коллер) единственным осмысленным результатом было то, что даже дистиллированная вода или физраствор, впрыснутые в ткань, способны до известной степени уменьшать чувствительность. Кстати говоря, обкалывание места операции физраствором уменьшает и кровотечение, за счет пережатия сосудов.
При всех сложностях кокаинового местного обезболивания, оно не имело таких побочных эффектов, как общее.
В 1885 году Корнинг впрыснул кокаин в позвоночник, ниже спинного мозга (у взрослых он доходит только до первого поясничного позвонка), получив хорошую анестезию для операций на нижней части живота и ниже.
Джеймс Леонард Корнинг (1855 – 1923), американский невролог.
В 1900 году Шнейдерлин и Корф предложили для общей анестезии вводить внутривенно смесь морфия со скополамином - однако, и нужная глубина усыпления не достигалась, и отравления скополамином представляли значительную опасность. Ко времени Второй Мировой войны смесь Киршнера, флебафин или Duna 13 (все морфий-скополаминовые) использовались как средства премедикации, вводного наркоза или обезболивающего. Они обладают также определенным противошоковым действием.
В 1904 году Кравков и Фёдоров предложили для общей анестезии вводимый внутривенно гедонал (снотворное средство из славного семейства барбитуратов). Однако, ввиду невозможности достаточно подробного и оперативного контроля состояния больного, гедоналовый наркоз не получил значительного распространения.
В 1905 году на замену ядовитому кокаину пришел новокаин, значительно более безопасный.
В 1918-1922 годах к средствам для ингаляционного наркоза добавили ацетиленовый и этиленовый наркозы.
В 1927 году для внутривенного наркоза использовали авертин (нарколан).
В 1932 году для внутривенного наркоза использовали эвипан (гексенал).
В 1934 году - циколпропан для ингаляционного.
Следующая революция в анестезии - применение миорелаксантов и переход к смесям обезболивающих узкого спектра действия - произошла уже после войны.
Говоря об обезболивании, нужно еще вспомнить обезболивание охлаждением. Простое, с минимумом побочных эффектов, оно, увы, почти ни для чего не годится. Хотя, обескровливание и обкладывание льдом конечности использовалось для ампутаций во время Великой Отечественной войны - обескровленная и охлажденная в течение нескольких часов конечность полностью теряет чувствительность, и такое обезболивание заодно надежно предупреждает шок.
Итак, рассмотрим поподробнее распространенные способы анестезии.
До 1910 года - исключительно масочная, да и потом вводимая в трахею трубка - изобретение сэра Магилла - достаточно медленно пробивала себе дорогу. Во всяком случае, в полевых госпиталях - маска.
Что же такое - маска для наркоза? Самый примитивный вариант (Эсмарх, 1877) - это проволочный каркас, обтянутый тканью, на ткань капали эфир, хлороформ или хлорэтил. Ткань служила испарителем. Именно с такой (или очень похожей на эсмархову) маской Амосов проводил свое первое общее обезболивание на фронте. Разумеется, такая маска не давала возможности точно дозировать наркоз, а испарение во все стороны приводило к тому, что "наркотизатор уже спит, а больной - ни в одном глазу" (наркотизатором раньше называли анестезиолога)
Маска для наркоза времён Великой отечественной войны.
В крупных больницах, особенно в богатых странах, с 1899 года используют все более и более совершенные аппараты с регулировкой подачи воздуха и обезболивающего средства, а с 1923 года - и с поглотителем углекислого газа. Впрочем, в подвижных госпиталях маска Эсмарха успешно провоевала до конца Второй Мировой.
Если в наличии нет специальной аппаратуры и средств хранения - то выбор для ингаляционной общей анестезии невелик. Хлорэтил, эфир, хлороформ.
Закись азота - негорючая, быстро действующая, безвредная для сердца, легких и печени, повышающая давление крови - была бы идеальным средством для наркоза на войне, если бы...
Если бы не сложность и громоздкость аппаратуры и необходимости специально обученного наркотизатора.
По инструкции, отмененной только 19 июля 1940 года, в СССР допускались к ведению общего наркоза только врачи. Неважно, какой специальности. Только с выходом "Положения о наркотизаторах", была введена программа ускоренного обучения среднего медицинского персонала ведению наркозов. Впрочем, планомерная подготовка кадров специалистов-наркотизаторов велась только в США и Англии. В Германии и Франции, проблема нехватки наркотизаторов также стояла чрезвычайно остро.
А США, еще в 1916 году, привезли в Европу не только массу оборудования и врачей-специалистов, но и построили во Франции заводы по производству закиси азота.
циклопропан, этилен и ацетилен для полевых госпиталей, прямо скажем, не слишком применимы. Давать наркоз циклопропаном, оперируя при свете керосиновой лампы - это даже не экстрим. Это прямая заявка на премию Дарвина.
эфир - одно из наиболее ходовых средств мирного времени. Эфир пригоден для коротких и длительных операций, относительно малотоксичен (вредно действует на печень в больших дозах, способен значительно ухудшить течение бронхита и привести к пневмонии).
Однако, эфир огнеопасен и взрывчат.
хлороформ к Второй Мировой войне был практически исключен из практики мирного времени. Он токсичен, особенно для сердца и печени, а наркотическая доза очень близка к токсической.
При эфирном наркозе у неопытного наркотизатора раненый плохо спит и мешает оперировать. При хлороформе раненый заснет обязательно, но может не проснуться.
Хлороформ совершенно не горюч и не взрывается.
Педантичный Пеис-Льюсден описывает общий наркоз в таком порядке: средства для наркоза, вспомогательные средств для наркоза, подготовление больного, действия наркотизатора, одеяние и положение больного во время наркоза, эфирный наркоз, признаки стадии глубокого усыпления, хлороформный наркоз, расстройства во время наркоза и устранение их (8 страниц), особые аппараты для наркоза, правильное составление протокола в случае смерти от наркоза...
хлорэтил безвреден для сердца, повышает кровяное давление, и менее ядовит по отношению к дыхательным путям, чем эфир; однако, он воспламеняется. Один из вариантов применения хлорэтила - вводный наркоз с переходом на эфирно-хлорэтиловую смесь или на чистый эфир.
Впрочем, Амосов свой первый опыт наркоза на войне описывает совершенно иначе.
Хлорэтил не подействовал - раненый был перевозбужден. Эфир не подействовал - маска была мала, лили очень осторожно. Хлороформ - подействовал, куда бы он делся...
жидкие наркозные смеси из хлороформа с эфиром, хлороформа с эфиром и хлорэтилом в разных пропорциях представляют собой попытки избежать вредных сторон действия разных препаратов и сохранить полезные.
авертин и эвипан (нарколан и гексенал - отечественные аналоги), средства для внутривенного наркоза, хороши минимумом побочных эффектов, но дозировка внутривенного введения для общего наркоза сложна. Собственно, расцвет внутривенных средств приходится на нынешнее время, с огромными возможностями оперативного мониторинга состояния больного. Пульса, дыхания и давления раз в пять минут для уверенного глубокого наркоза недостаточно. Эвипан и авертин во время Второй Мировой нашли применение в качестве вводного наркоза или вспомогательных средств. Кроме того, авертин с успехом использовался в качестве противосудорожного средства при лечении столбняка.
Огромным достоинством и в то же время крупнейшим недостатком местной анестезии является сохранение сознания оперируемого в течение всей операции - в зависимости от требований операции. При ранениях лица, не допускающих наложения маски, местная анестезия остается вообще единственным средством обезболивания, хотя бы и неполного.
Все виды местной и проводниковой анестезии не вызывают ни интоксикаций, ни повреждений сердца, легких, печени и почек, не требуют никаких специальных инструментов, техника их несложна. Неудивительно, что 55-60% операций военного времени были выполнены под местным обезболиванием.
Новокаиновая блокада ценна еще и тем, что представляет собой одновременно средство для лечения шока или выделения демаркационной линии при гангрене.
Спинальная анестезия - абсолютно расслабляет мышцы и полностью подавляет чувствительность, подбором препарата (перкаин/совкаин) можно добиться пятичасовой анестезии. Но она не годится для обезболивания выше уровня пупка, противопоказана при шоке или значительной кровопотери.
Проводниковая анестезия - это укол новокаином в нервный ствол, нервный узел или рядом с ними. Понятно, что такой укол требует предварительного обезболивания кожи и достаточно сложен (впрочем, для хорошего хирурга - уж всяко проще операции); кроме того, в некоторых случаях укол в районе выхода нервного узла из позвоночника может быть опасен.
Разработанный Реклю (1889) и Шлейхом (1892) метод инфильтрационной анестезии был развит Вишневским (1923) до анестезии тугим ползучим инфильтратом.
Александр Васильевич Вишневский. Почтовая марка СССР, 1964 год
Идея инфильтрационной анестезии - это заливка анестетиком "по площади", вернее, "по объему". Анестезируется кожа, потом делается подкожное впрыскивание, делается длинный желвак, потом, при необходимости, производится аналогичное впрыскивание в глубже лежащую ткань. Диффундируя в ткани, анестетик лишает чувствительности все нервы, проходящие по оперируемой области.
В области воспалительных инфильтратов, разумеется, такое обезболивание малоприменимо, и длительность обезболивания может оказаться недостаточной.
Вишневский усовершенствовал метод инфильтрационной анестезии, назвав его анестезией по методу ползучего инфильтрата.
Суть его в том, что место разреза обкалывается новокаином - очень слабым раствором под давлением. Потом, после того, как наступит обезболивание концов периферических нервов, следует рассечение и укол под апоневроз, через который новокаин сам пройти не сможет. Таким образом, шприц предшествует скальпелю. Вводятся большие объемы слабого раствора новокаина, но при разрезах большая часть его тут же вытекает.
При таком подходе, если врач не торопится и работает внимательно, обезболивание получается полное; операция длится, при глубоких разрезах, заметно дольше, чем при общем наркозе.
Тугая инфильтрация уменьшает кровотечение, а вот насчет удобств и неудобств ее - мнения расходятся. По одним авторам, искусственный отек тканей затрудняет их выделение и "смазывает" картину. По другим - наоборот, облегчает работу. Я подозреваю, что инфильтрат меняет картину тканей. При определенной привычке, такое изменение вполне может облегчить работу.
Обезболивание таким путем брюшной полости, или бедра, или ягодичных мышц, может оказаться очень длительным и сложным процессом, неприемлемо длительным и сложным для военного времени. Сам Вишневский довёл процент операций под местным обезболиванием до 98% в своей клинике - но это была клиника энтузиаста и в мирное время, когда, при плановых операциях, не возникало необходимости, например, в срочной полной ревизии кишок.
"Зона ранения широкая, направление оборванных мышц разнообразное, концы разорванных мышц часто уходят за пределы раны, наводнение обезболивающим раствором не помогает, а очень мешает различать погибшие ткани от здоровых; искать и удалять снаряд, куски одежды и костные отломки приходится порой на значительном отдалении. Все это ... явно проиворечит идее и смыслу местной анестезии" (Юдин, "Заметки по военно-полевой хирургии")
Цитирую "Указания по военно-полевой хирургии" 1944 года.
Выбор метода обезболивания необходимо индивидуализировать в зависимости от состояния раненого, характера операции, ее длительности, санитарно-тактической обстановки, квалификации хирурга и степени освоения хирургом и его помощником того или иного метода обезболивания.
В условиях войскового и армейского районов могут быть применены: а) общее ингаляционное обезболивание (эфир, хлорэтил и их сочетание); б) местное инфильтрационное и проводниковое обезболивание (новокаин), а также сочетания местного и общего; в) неингаляционный наркоз (гексенал); г) спинномозговая анестезия.
Всякому виду обезболивания необходимо предпослать за 20 минут подкожное впрыскивание 1 см3 (иногда 2 см3) 1% морфина или 2% поантопона.
Значительная часть операций может быть произведена под местным обезболиванием при условии хорошего знакомства хирурга с техникой его и достаточно спокойного состояния раненого.
У раненых, сильно возбужденных в результате полученного ранения и боевой обстановки, лучше применять общее обезболивание
Местное обезболивание применяется при операциях на черепе, лице, челюстях, шее, при поверхностных и незначительных операциях на груди, животе, конечностях. При неполном местном обезболивании необходимо перейти на общее.
Я знаю, что термин "наркоз" в настоящее время выведен из официального употребления; но, в терминах второй половины XIX - первой половины XX века, местная - анестезия, а общий - наркоз. Хотя термин "общая анестезия" тоже использовался.
Александр Борисович Поволоцкий, "Военно-полевая медицина: первые сто лет"
Сегодня, в день медика, эта тема кажется особенно символичной.
Кэтрин Грейс Лох, женщина, благодаря которой появилась служба медсестёр в Индии
Март 1888 года. Десять английских "сестер милосердия" во главе с Кэтрин Грейс Лох сходят с трапа в Бомбее, невыносимая индийская жара обрушивается на них вместе с осознанием миссии: спасать жизни солдат Империи. Они — последовательницы Флоренс Найтингейл, но Индия 1888-го была далеко не Крымом... Вместо благодарности их ждет тройной вызов: тропический ад с эпидемиями и лихорадкой, патриархальная система армии и жесткие рамки класса. Врачи-мужчины встречают их не просто скепсисом, а неприкрытым неприятием; санитары игнорируют приказы "баб"; чиновники считают их дорогой "сомнительной выгодой".
Вы только представьте себе: чтобы дать умирающему солдату необходимое, но простое лекарство, нужно ждать врача часами, а за ослушание — проблемы можно организовать не только себе, но и больным! Кэтрин Лох и ее сестры мерзли в плохо оборудованных госпиталях, боролись с холерой, делали работу санитаров и отчаянно пытались доказать свою ценность. Их главная битва была не только с болезнями, но и с невидимыми стенами гендерных и классовых предрассудков, и колониальной бюрократии, не готовой принять женскую власть, даже если она была лишь у постели больного. И у этого были объективные, пусть и на тот момент, объяснения.
Идея, рожденная в Крыму не понравилась в Индии.
Истоки этой истории восходят к Крымской войне (1853-1856). Слишком большая смертность британских солдат от болезней, а не от ран, привлекла внимание Флоренс Найтингейл. Ее успех в организации женского ухода в госпитале Скутари стал неоспоримым доказательством: обученные медсестры действительно могут массово спасать жизни. Найтингейл начала использовать все возможные средства для того, чтобы «продавить» внедрение медсестер и в армейские госпитали метрополии, и в колонии. Однако в Индии ее предложения натолкнулись на стену сопротивления.
Главным аргументом против был... бюджет. Контролер военных расходов подсчитал в 1867 году: содержание 280 медсестер и трех старших сестер (Бомбей, Мадрас, Бенгалия) обойдется казне в огромные 30 000 фунтов стерлингов в год. Уважаемые читатели, этот период иногда называют «вершиной английского могущества», это примерно 0,04% годового бюджета страны, это даже не «значительная» доля бюджета любого министерства. Для британской Индии — сумма уже более существенная, сопоставимая примерно с годовым содержанием целого армейского полка. Однако, нужно понимать, что Индия «приносила» Короне просто чудовищные средства, и позволить такие расходы они, без сомнений, могли.
Однако, именно финансовая сторона и стала одним из самых первых барьеров для медсестёр. Кроме того, было ещё три важнейших фактора, которые мешали принять медсестёр.
В первую очередь дело в том, что британские солдаты в Индии — далеко не «облико морале», это представители низших слоёв общества, которые были склонны к пьянству, разного рода разврату. Присутствие женщин, которые с ними постоянно контактируют, да ещё и НАСТОЯЩИХ БРИТАНОК, (!) могло бросить тень на мужское достоинство колониальной власти.
Второй момент вытекал из первого. Солдат особо за людей не считали, а раз их не считают за людей, то зачем их лечить то, да ещё и не в военное, а в мирное время? Товарищи по оружию справятся лучше, чем какие-то чужие женщины (как-то двусмысленно). Кроме того, там уже есть санитары, как может быть, что женщина будет командовать мужчиной-санитаром? Это нарушает все устои армии.
Ну и третья причина была достаточно проста. Женщина, да ещё и из Британии, не должна была ухаживать за солдатами, у которых серьёзные венерические болезни. «Приличные» женщины так себя не ведут, и это развращает и женщину, и солдата. Последний аргумент кажется смехотворным, но, я не устану напоминать уважаемым читателям про принцип историзма — на события нужно смотреть глазами их современников. Для их современников социальный образ женщины — крайне важный аспект, который будет напрямую влиять на жизнь, на работу, на брак этих женщин.
Найтингейл, понимая консерватизм военных, шла на компромиссы, предлагая ограничить работу сестер только тяжелыми, неинфекционными случаями. Но даже это не помогло. После восстания сипаев 1857 года, когда неадекватность медицинской помощи стала очевидна, Королевская санитарная комиссия (1864) рекомендовала ввести обученных медсестер. Однако рекомендация легла под сукно почти на четверть века.
Рождение Индийской Сестринской Службы: Кэтрин Грейс Лох.
Перелом наступил лишь в 1880-х, когда в самой Британии Армейская сестринская служба уже доказала свою эффективность. Решающую роль сыграло влияние Леди Робертс, жены главнокомандующего британскими войсками в Индии. Она банально пролоббировала появление Индийской Сестринской Службы (INS).
21 марта 1888 года в Индию прибыли первые десять медсестёр, во главе с двумя Старшими Сестрами (есть вариант перевода «Леди Суперинтендант» или «Главные смотрительницы»). Одной из них была мисс Кэтрин Грейс Лох, которая долгое время будет возглавлять всю систему единолично.
Кэтрин была удивительной женщиной. Она — один из пионеров сестринского дела. Будучи представительницей весьма обеспеченной и знатной семьи, она прошла обучение и получила опыт работы медсестрой в мужском хирургическом отделении. В 1882 году она была назначена сестрой в госпиталь Святого Варфоломея, где шесть лет оттачивала свои навыки. Именно вместе со своими коллегами из госпиталя она отправилась в Индию. Во многом, благодаря её личности миссия достигла успеха. Когда-то, я напишу про неё отдельный лонгрид, а пока, давайте вернёмся к стоящим перед женщинами задачам.
Сестры направлялись только в "станционные госпитали" для британских солдат и офицеров. Индийские войска и семьи военнослужащих не могли получать помощь от сестринской службы. Задача перед женщинами стояла грандиозная: они должны были не только ухаживать за больными, но и обучать мужчин-санитаров основам ухода за больными. При этом реальной, а главное, признаваемой властью, власти медсёстры не обладали.
Парадоксы жизни медсестёр.
Первые «сестрички» оказались в максимально странной ситуации. С одной стороны они — однозначно и без сомнений «элита» имперской медицины. Медсёстрами были преимущественно молодые и незамужние леди из среднего класса Британии. Они и жили соответствующе — хорошие, просторные квартиры при госпиталях. Получали неплохое жалование. Рядовые сёстры получали от 175 рупий (для понимания — индийский солдат получал примерно 10 рупий), за 175 можно было купить не самый плохой дом в Индии. Кроме того, они имели весьма неплохой отпуск. У них были все «стандартные» английские развлечения — теннис, гольф, велосипедные прогулки, собственные лошади. Кроме того, повторюсь, они не были бедны на родине, они не всегда нуждались в этих деньгах и выполняли «патриотический долг», порой, совмещая его с «заманчивым приключением». Однако, нередко Индия разбивала их грёзы очень легко, как это было, к примеру, и с Джорджем Оруэллом.
Можно подумать — какого чёрта автор рассказывал нам о страдании этих женщин, если у них всё было хорошо? Дело в том, что «хорошо» было в специфической «золотой клетки хорошей англичанки». Вне — был индийский климат: невыносимая жара и жуткая влажность часто приводила к вечному врагу врачей — эпидемии. Холера, малярия, дизентерия, тропическая лихорадка — выбирай на свой вкус, если местные к этому приспособились, то европейцы страдали от всей души. Медсёстры болели весьма серьёзно, а особый абсурд бюрократии создал уникальную ситуацию — если медсестра уходила на больничный находясь в Индии, то она теряла весьма солидную часть зарплаты, которая выплачивалась не всегда в срок.
Кэтрин Лох прикладывала очень много сил, чтобы создать специальные «дома отдыха» для медсестёр, в горной и прохладной местности, пытаясь сохранить их здоровье. Колониальная администрация её долго «футболила», требуя, чтобы такие зоны создавались за счёт частных средств. Даже когда такие места создавались — они не пользовались популярностью, т. к. порой напоминали смесь казармы и исправительного дома, а не место отдыха, да и расположены они были далеко и от мест работы и жительства.
Проблемы профессиональной сферы.
Очень серьёзной проблемой стала перегруженность медсестёр. Их самым банальным образом было мало. В 1896 году на всю Индию их было всего 52. В небольших военных гарнизонах могло быть 2-4 сестры, которые должны были работать в три смены во время вспышки болезни. При этом, военные, без любых консультаций с Кэтрин Лох (несмотря на её официально серьёзную должность), могли совершенно спокойно перевести любую из медсестёр в любую точку огромной Индии. И плевать воякам было, что в этот момент идёт активное обучение санитаров, или что медсестра только акклиматизировалась в конкретном регионе, или что она ухаживает за сложным пациентом.
Одной из основных причин такого положения я бы назвал серьёзный просчёт высшего английского руководства. Медсёстрам не присваивали формальных воинских званий. Люди, знакомые с армейской службой согласятся — звание решает практически всё. Особенно в условиях мирного времени. Положение медсестёр между фельдшерами и санитарами было достаточно неопределённым, нельзя было по форме «я начальник — ты дурак» заставить подчинённых делать то, что делать нужно.
Санитары, которых набирали из рядовых солдат, периодически игнорировали приказы медсестёр, нередко были банально пьяны (т.к. пользовались обучением в санитары как способом отдохнуть в удобном месте). Но даже тогда, когда санитар действительно хотел научиться чему-то (т.к. формально, его обучение сводилось к нескольким лекциям от врача и практике уже под надзором этих самых сестёр), его в любой момент могли отозвать в свою часть, вне зависимости от обучения.
Фельдшеры, помощники врачей, оказались в очень странной ситуации, когда они, фактически, конкурировали с медсёстрами и не могли разделить обязанности полноценно.
Не лучше обстояло дело и с врачами. Многие врачи были очень молоды, они не работали с профессиональными медсёстрами в Британии (это период становления службы) и не совсем понимали, кто они. Ввиду молодости они воспринимали медсестёр как учениц без любых знаний или опыта, в то время как медсёстры обладали неплохим теоретическим пониманием проблемы, а многие — и практическим опытом.
Во многих ситуациях врачи категорически запрещали медсёстрам давать лекарства без прямого назначения врача даже в экстренных ситуациях, когда пациент мог умереть, а врач отсутствовал. Кэтрин Лох в своих мемуарах вспоминала один жуткий случай, когда врач, разъярённый действиями медсестры, изъял все лекарства из сестринского шкафа. Дело было в том, что медсестра дала больному препарат, который остановил острую диарею, которую вызывала.... назначенная врачом касторка. В ситуациях конфликтов между врачом и медсестрой жаловаться по линии администрации было нельзя — они прикрывали «своих», своими были, естественно, врачи.
Помните, я подчёркивал, что медсёстры достаточно часто были молодыми и незамужними?
В этом крылась ещё одна проблема. Поведение медсестёр должно было быть «безупречным», т.к. они были лицом новой службы. В 1900 году для них ввели обязательную униформу, которую нужно было носить в совершенно любой ситуации, выделяя медсестру во время любого светского мероприятия. Их одновременно и приглашали на офицерские балы и другие мероприятия, которые «достопочтенный англичанин» в Индии должен был посещать, и, одновременно, критиковали за то, что они посещают такие мероприятия. А не посещать они их не могли, потому что одним из требований для новой медсестры была рекомендация «дамы из общества», которая подтверждала, что кандидатка — леди безупречного происхождения и статуса. Получить таковую можно было лишь играя по правилам общества.
Но, несмотря на все эти, и многие другие проблемы, которые в материал одной заметки не впихнуть (а лонгриды почти не читают), медсёстры смогли добиться очень многого.
Самое главное — они показали собственную эффективность. В 1903 году организацию переименовали в Военную службу медсестер королевы Александры для Индии (QAMNSI) и увеличили количество, пусть рост и был постепенным. Сами медсёстры начали систематизировать свой опыт, структурировать его, вскоре были выпущены первые пособия. Одним из них, очень важным, стала книга Мэри Трумэн (1912-й год) под названием «Простые лекции по уходу для солдат в Индии» [Simple Lectures on Nursing for Soldiers in India (Allahabad: The Pioneer Press, 1912) — книга есть в общем доступе, можно ознакомиться]
Этот материал я хочу выделить отдельно — это практическое руководство для солдат, которое построено на личном опыте Мэри, она составила максимально доступные для рядового солдата инструкции о том, как ухаживать за больными сослуживцами в условиях ограниченной или полностью отсутствующей медицины.
Она отдельно описала базовый уход: вопросы гигиены, питания больных, принципы обработки ран и переломов. Отдельно раскрыла базовые медицинские знания, которые сможет принять необразованный солдат, например — список симптомов для типичных для той местности болезней. Там же содержались принципы использования базовых инструментов, правила приёма лекарств. Дополнялось это всё достаточно серьёзным упором на меры профилактики заболеваний и меры против распространения инфекций.
Самое важное — это язык книги. Автор не пыталась написать академический труд или полноценный учебник — лишь сборник советов, которые может применить типичный солдат с минимальной подготовкой. Сам факт издания данной книги уже серьёзно говорит о результатах систематизации работы, а главное о том, что опыт медсестёр стал признаваться в войсках и в колониальной системе в целом. Медсёстры активно участвовали в Месопотамской кампании в рамках Первой мировой войны.
Однако, к сожалению, даже в этом моменте ключевые проблемы преодолеть так и не получилось. В 1920-м году был опубликован отчёт Комитета по реорганизации медицинских служб в Индии. Штаты всё ещё был крайне малы — в этом году было всего 91 медсестра на Индию, хоть в какой-то момент и казалось, что их количество резко увеличится. В армии так и не появилась вменяемая система управления медицинской сферой, в которую были бы органично вписаны медсёстры. Одной из самых больших бед стало то, что медсёстры стали чудовищно отставать от достижений активно развивающейся медицины — им просто не создавали условия для профессиональной подготовки. Среди санитаров становилось всё больше индийцев из низших каст, которые вообще не получали никакой подготовки из-за специфики индийского общества. Не смогли преодолеть медсёстры ещё один важный барьер — они так и продолжили работать только в госпиталях для британских военнослужащих мужского пола. Для индийского солдата или для детей и жён военных деятельность профессиональных медсестёр оставалось недоступной, даже несмотря на то, что место медсестёр там занимали или неподготовленные местные, или акушерки, без профильных навыков.
Однако, зарождение сестринской службы в Индии состоялось, впереди было немало сложностей, но это — сложности развития, развития, в том числе, и большого общества, а не маленькой организации медсестёр, которые отправились в далёкую Индию, не до конца понимая, что их ждёт, но точно зная, что они делают благое дело. Вполне вероятно, что всего этого не было бы, если бы не Кэтрин Лох, с её первым «медицинским» десантом.
P.S. Ранее текст был опубликован в историческом сообществе Катехизис Катарсиса, он же Cat.Cat, давно известный на Пикабу, у нас там много интересного.
P.P.S. Уважаемые читатели, на пикабу очень специфичная ситуация с показом старых постов, если вам понравился этот материал предлагаю посмотреть иные мои тексты, все ссылки ведут на пикабу, а не в телеграмм-канал:
Серия о литературе, посвящённой Северу: Исповедь чукотского жителя; Гостеприимная Арктика; Экспедиция «Жаннетты»; Синсё-мару: как японец открыл Россию и создал книгу про это
Серия истории археологии: Марселино Санс де Саутуола – археолог, которому не верили; Эмиль Картальяк - человек, который принизил и возвысил Марселино Саутуола.
Серия "История личности": Дмитрий Ильин, герой Чесменского сражения; Безумный, храбрый и слепой король Иоганн Люксембургский!
Серия "История кулинарии": Форикол: карательный норвежский деликатес.; Деликатесы кухни древнего Рима: история и практика
Научпоп: Ампутация глазных стебельков заставляет креветок размножаться: как это работает?
"Узнав, что доктор еще не вставал, Левин из разных планов, представлявшихся ему, остановился на следующем: Кузьме ехать с запиской к другому доктору, а самому ехать в аптеку за опиумом, а если, когда он вернется, доктор еще не встанет, то, подкупив лакея или насильно, если тот не согласится, будить доктора во что бы то ни стало.
В аптеке худощавый провизор с тем же равнодушием, с каким лакей чистил стекла, печатал облаткой порошки для дожидавшегося кучера и отказал в опиуме. Стараясь не торопиться и не горячиться, назвав имена доктора и акушерки и объяснив, для чего нужен опиум, Левин стал убеждать его. Провизор спросил по-немецки совета, отпустить ли, и, получив из-за перегородки согласие, достал пузырек, воронку, медленно отлил из большого в маленький, наклеил ярлычок, запечатал, несмотря на просьбы Левина не делать этого, и хотел еще завертывать." Анна Каренина — Часть VII - Глава XIV
Теперь Инет полон публикаций на тему была или не была Анна Каренина наркоманкой, не под действием ли опиума она бросилась под поезд - ведь для наркоманов обычно покончить жизнь самоубийством, сигая вниз головой. Да, конечно, с позиции сегодняшнего дня Каренина была наркоманкой, как и легендарная императрица Австро-Венгрии Сисси: кто был в музее "Сисси" в Вене, тот видел большую коробку императрицы с наркотиками и шприцем, которые она возила с собой в своих многочисленных путешествиях.
Лев Толстой в своём романе не описывал судьбу наркоманки, он вообще понятия не имел, что такое наркомания. В то время "везде, и в Европе, и на Востоке, опиум либо пили (растворяя его в воде или спиртных напитках — в Европе такой раствор назывался laudanum), либо глотали сухим небольшими порциями. Непосредственный эффект от такого употребления сравним с тем, что даёт умеренная доза лёгкого наркотика вроде марихуаны, то есть он был скорее расслабляющим и тонизирующим, чем опьяняющим средством."
реальная газетная реклама того времени.
О разрушительном действии наркотика на организм, эффекте привыкания до конца XIX века никто не задумывался. Европейские врачи применяли опиум для лечения едва ли не всех болезней — диареи, дизентерии, астмы, ревматизма, диабета, малярии, холеры, лихорадки, бронхита, бессонницы — и просто для снятия болей любого происхождения. Часто за болезнь принимали наркотическую ломку, но врачи, прописывая больному новую дозу опиума, этого не понимали и радовались, что лекарство так хорошо помогает. Всевозможные успокоительные капли на основе опиума продавались в обычных аптеках. В одну Англию в первой половине XIX века ежегодно ввозилось до 20 т опиума, причём абсолютно легально. Общество волновала проблема пьянства, и по сравнению с дешёвым джином опиум казался совершенно безобидным, даже полезным продуктом. Так, в 1830 году агроном-любитель из Эдинбурга получил престижную сельскохозяйственную премию за успехи в выращивании опийного мака в Шотландии.
Пик употребления опиума в Европе пришелся на конец XIX века. В СССР опийная настойка (желудочное средство) выпускалась до 1952 года. В настоящее время производятся только лекарственные препараты на базе очищенных алкалоидов мака, а также их полусинтетических производных.
Лев Толстой,если вы не в курсе.
Полагаю, что Толстой интуитивно отразил в поведении Карениной последствия приёма опиума. Наивно полагать, что в то время опиум и героин не вызывали зависимости и разрушения личности. Возможно, именно поэтому героиня его романа спонтанно кончает жизнь таким страшным способом - кидаясь под поезд. Вполне вероятно, что Толстой читал «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум» — автобиографическую книгу Томаса Де Квинси о его склонности к наркотикам (опиум и алкоголь). Книга вышла в 1821 году и получила широкую известность. Анонимный русский перевод вышел в 1834 году как «сочинение Матюрэна».
Москва XVI века была лабиринтом изо льда и паранойи, где реальность пульсировала, как вскрытая вена. Россия Ивана IV напоминала книгу, написанную ножом: страницы из обожжённой кожи, буквы — из костей еретиков. Зимние метели выли, как плач по невинным, а лето пахло гнилью — от кипящих котлов с маслом и тел на кольях, «обшитых медведно» для устрашения. В этом мире врач был не лекарем, а криптографом, расшифровывающим знаки смерти. Иван Грозный, мастер превращать страх в архитектуру, нашёл идеального соавтора — доктора Бомелия.
🔸Доктор Елисей Бомелий: между наукой и интригой. Елисей Бомелий (Eliseus Bommeli) — голландец, изгнанный Европой за слишком искусное знание ядов, стал алхимиком при дворе: смешивал науку с колдовством, диагнозы — с доносами. Бомелий, чей разум Европа сочла слишком острым, идеально вписался в московский сюжет. Его знание ядов, как ключ от потайной двери, открыло ему путь к трону. Но ключ всегда можно повернуть и обратно… Его инструменты? Стеклянные пузырьки с мочой невест, серебряные ложки, чернеющие от «правды», и вечное подозрение, витавшее гуще дыма от пыточных костров.
🔸Любовь по рецепту: алхимия мочи. Когда царь искал третью жену, малая дворцовая канцелярия собрала список благородных девушек, а «дохтур» Бомелий устроил шабаш рациональности: качество невест проверял через мочевое гадание. Стеклянные пузырьки передавались ему, как будто бы он был некромантом, читающим судьбу по цвету жидкости. Жёлто-янтарная — здоровье. Мутная — болезни. Тёмная — смерть. Марфа Собакина прошла тест — её урина была прекрасна и сияла, как слеза ангела. Через две недели царица «сохла», словно берёза, подпитанная солью.
🔸Смерть Марфы Собакиной: внезапность, подозрения и яд. По источникам, после свадебных торжеств она начала «сохнуть» — терять силы, худеть и бледнеть. Царь был вне себя. Опричники разорвали генеалогическое древо Собакиных, оставив лишь пепел и монашеский клобук. Бомелий же изучал труп, словно древний манускрипт, но ни один документ не сохранил его заключения. В XVI веке диагностика отравления строилась на внешних признаках: тошнота, рвота, диарея, синеватые пятна на коже, металлический запах изо рта, почерневший язык. Проба серебряной ложкой тоже применялась: если металл чернел — считалось, что там был яд. Учитывая опыт Бомелия, он мог отличить болезнь от намеренного убийства. В общем вскрытия и масс-спектроскопии не понадобилось, всё чётко установили и так. Но в эпоху, где серебряная ложка лгала чаще, чем палач, истина была не диагнозом, а декорацией.
🔸Игра в прятки с плахой. Сам «дохтур» стал жертвой царского сюжета. Его обвинили в измене. На дыбе он признал всё: связи с Польшей, колдовство, даже разговоры с ветром. Его зажарили, как поросёнка, на вертеле, превратив казнь в перформанс: обугленная плоть — финальный аккорд симфонии безумия на Болотной площади.
🔸Эпилог: диагноз — реальность. Смерть Марфы так и осталась текстом без перевода. Отравление? Болезнь? Или просто царь, уставший от сюжета, переписал его ножом? Сегодня Бомелий кажется персонажем из квеста, где медицина пересекается с магией, а правда всегда в дозировке. Что он видел в моче Марфы? В XVI веке невозможно было доказать отравление. Не было ни анализов, ни экспертиз, ни понимания болезней. Только наблюдение, страх и вера в знаки.
❓Давайте ванговать?
Был ли Бомелий гением интриг или заложником системы? Действительно ли Марфа Собакина была отравлена? Или это была болезнь? Или просто несчастный случай?
https://t.me/gippofem
Знакомо ли вам имя Джеймса Мариона Симса?
Его называют «отцом современной гинекологии», а изобретенные им зеркала Симса до сих пор лежат почти в каждом гинекологическом кабинете. Так ли безупречен его вклад? История Джеймса Мариона Симса — это история прорывов, оплаченных страданиями.
Путь к успеху: прорыв через боль
Можно лишь представить, насколько примитивной была медицина XIX века. Наука только развивалась, многие состояния и патологии, понятные нам сейчас, были загадкой тех времен. Люди, с неизвестными науке заболеваниями были вынуждены умирать в страданиях.
Ректо-вагинальные или пузырно-вагинальные фистулы — частое осложнение родов того времени, представляют из себя ход (отверстие) между влагалищем и прямой кишкой и/или мочевым пузырем. Нелеченная фистула способна превратить жизнь женщины в ад. А до середины XIX века никто и понятия не имел, что из себя представляет эта патология, и, уж тем более, как ее лечить.
Так было до тех пор пока доктор Симс не заинтересовался данным осложнением. Нет учителя лучше, чем опыт.
Так его пациентками стали десятки порабощенных женщин, страдавших от этой патологии. Экспериментируя, Симс разработал хирургические методы и создал знаменитые зеркала, позволившие визуализировать влагалище и шейку матки. После десятков неудачных операций он добился успеха, и многие женщины действительно были излечены. А портрет Симса до сих пор встречается в учебниках по гинекологии, его приборами пользуются гинекологи разных стран.
Темная сторона прогресса
Однако за этими достижениями стоит шокирующая правда: Симс проводил операции без анестезии, хотя в то время, разные варианты анестезии уже были в ходу. Он считал, что чернокожие женщины не чувствуют боль так же остро, как белые — миф, оправдывавший расовую несправедливость. А его «подопытными» были чернокожие рабыни, сначала он закупал женщин с определенными патологиями, но затем совершенствовал навыки и на здоровых. Истории неизвестно насколько много женщин прошли через десятки мучительных процедур, став безмолвными героинями медицинской истории.
Наследие Симса: между благом и этикой
Зеркала Симса и его методы спасли м спасают миллионы женщин от фистул и других патологий. Но цена этого прогресса была чудовищной.
История Симса напоминает: даже великие открытия могут быть омрачены несправедливостью. А медицина — уникальная наука, где для блага человечества и сохранения жизней, приходилось жертвовать здоровыми людьми, забыв о гуманности и человечности.
Мы всегда помним имена первооткрывателей, разработчиков и создателей, но за их спинами очень часто стояли безмолвные герои, кто, конечно, не хотел ими становиться, но обстоятельства сложились иначе. И именно через кровь, боль и смерть было сделано множество медицинских открытий.
(Пост написан с опорой на исторические источники; некоторые факты остаются предметом дискуссий.)
В 1816 году Рене Лаэннек осматривал молодую девицу из высшего света. Задача сложная: нужно было послушать сердце так, чтобы не смутить стеснительную особу. До 19 века аускультация проводилась бесхитростно: врач прислонялся ухом к груди пациента и выслушивал сердцебиение. Рене применил посредника: свернул лист бумаги в трубку, приложил к вздымающейся груди пациентки и понял... что так слышно гораздо лучше! Родился первый стетоскоп. Затем Лаэннек изготовил трубку из дерева, чтобы слушать других пациентов. В труде «De l’auscultation médiate» он описал звуки, характерные для пневмонии, туберкулёза, пороков сердца.
Как обстоят дела с аускультацией сегодня?
Эхокардиография - точный метод оценки работы и строения сердца. Чувствительность стетоскопа в выявлении сужения аортального клапа составляет около 70–75%, тогда как ЭхоКГ достоверно выявляет стеноз в 95–100%.
Но слушать через трубки всё еще полезно:
• при первом контакте с пациентом. Помогает определить, куда маршрутизировать пациента. Шумы, обнаруженные при выслушивании, часто становятся поводом для УЗИ сердца.
• когда нужно сию минуту исключить некоторые осложнения (отёк легких, отрыв створки митрального клапана и другие экстренные состояния).
В идеале, кардиолог и хорошо «слушает», и смотрит ЭхоКГ. Описывать шумы и тоны десятью характеристиками, как раньше, необходимости нет. К тому же восприятие звуков субъективно.
Фонендоскопы сейчас сильно отличаются от изобретения Лаэннека, как устройством, так и ценой. Кардиологический Littman стоит около 27 тысяч рублей. Мой желтый Riester RiRAP (на фото), который служит мне верой и правдой с института, как стоил 7 тысяч в 2012 году, так стоит и сейчас (получается, подешевел). Кто-то понтуется омегой и ролексами, а кардиологи: Littman-ом и KaWe.
3 декабря 1967 года в госпитале Грут Шут, Кейптаун (ЮАР) проведена первая в истории медицины операция по пересадке сердца; ее провел профессор Кристиан Барнард, трансплантировав сердце смертельно раненой 25-летней женщины 55-летнему больному.
Сердце погибшей накануне в автокатастрофе 25-летней Денизы Дарваль с согласия ее семьи было пересажено 54-летнему Луису Вашканскому, страдавшему неизлечимым сердечным заболеванием и диабетом. Барнарду помогал его брат Мариус, а также медицинская бригада из тридцати человек. Операция длилась примерно пять часов.
Кристиан Нетлинг Барнард (Christiaan Neethling Barnard) — южноафриканский кардиохирург, хирург-трансплантолог и общественный деятель. 3 декабря 1967 года выполнил первую в мире пересадку сердца от человека человеку.
Кристиан Нетлинг Барнард
Родился он в семье священника в небольшом городке Бофорт-Уэст на юге ЮАР. Его отец Адам Барнард возглавлял религиозную миссию, а мать работала учительницей и играла на церковном органе. В семье было четверо сыновей, один из которых умер в возрасте пяти лет от порока сердца. Возможно, именно это определило судьбу Кристиана, хотя он никогда в этом не признавался. На вопросы журналистов он обычно отвечал, что выбрал карьеру врача из-за денег: слышал, что врачи много зарабатывают. Вопрос заработка действительно стоял остро — семья была бедной, и Кристиану приходилось пешком ходить в университет, расположенный в пяти милях от дома.
Мы жили бедно, – вспоминал Барнард, – у нас никогда не было ботинок, даже зимой мы ходили босиком. Я много лет подряд носил одни и те же брюки. Каждый год на них ставили заплатки».
Родным языком Кристиана был африкаанс, английский он выучил потом.
Вспоминая студенческие годы, проведенные на медицинском факультете университета Кейптауна, Барнард признается, что не был в числе выдающихся студентов, хотя много и добросовестно работал. В 1946 году он получил диплом врача и женился на очаровательной медсестре Алейте Лоув. Чтобы купить ей обручальное кольцо, жениху пришлось продать с трудом купленный подержанный автомобиль.
Учился в Кейптаунском (1940—1945) и Миннесотском (1955—1958) университетах на медицинских факультетах.
После окончания Кейптаунского университета стажировался в госпитале Гроот Шур в Кейптауне, после чего работал врачом общей практики в сельском городе Сирес (Западно-Капская провинция). В 1951 году вернулся в Кейптаун, где одновременно работал в городской больнице и в медицинском департаменте Госпиталя Гроот-Шур в качестве регистратора. Окончил магистратуру Кейптаунского университета, получив степень магистра медицины в 1953 году. В том же году получил докторскую степень в области медицины в том же университете за свою диссертацию «Лечение туберкулезного менингита».
госпиталь Гроот Шур в Кейптауне
Вскоре после этого провёл эксперименты на собаках, исследуя кишечную атрезию. После девяти месяцев и 43 попыток смог вылечить это состояние, удалив кусочек кишечника с недостаточным кровоснабжением. Его техника спасла жизни десятков младенцев в Южной Африке и была принята хирургами в Великобритании и США.
С 1955 по 1958 год работал и учился в США. В 1958 году получил степень магистра наук в области хирургии за диссертацию «Аортальный клапан — проблемы изготовления и тестирования протезного клапана». Это трехлетнее пребывание в США стало важным этапом в биографии Барнарда, где он был аспирантом в университете штата Миннесота, специализируясь в кардиохирургии. Он попал в группу хирургов, которые впервые стали практиковать операции на открытом сердце. Именно тогда у Барнарда зародилась идея трансплантации сердца.
Вернувшись в 1958 году в Кейптаун, он создает хирургическое отделение в Госпитале Гроот Шур, где были сделаны первые в Африке операции на открытом сердце. Одновременно Барнард открыл отделение в соседней больнице Красного Креста "Сити-парк", где оперировал детей с врожденными пороками сердца. В то время он применил новинку в хирургии — искусственный сердечный клапан.
Одновременно Барнард готовился к достижению своей честолюбивой цели — пересадке сердца человеку. Технология трансплантации отрабатывалась в лаборатории на животных. Почти ежегодно он отправлялся в зарубежные поездки, чтобы изучить опыт коллег. Приезжал он и в Москву, где в то время проводил уникальные эксперименты гениальный хирург и одержимый ученый Владимир Демихов.
В 1951 году Владимир Демихов (советский и российский биолог и учёный-экспериментатор, один из основоположников трансплантологии, доктор биологических наук.) впервые в мире пересадил собаке донорское сердце. В те же годы им были выполнены оригинальные работы по пересадке сердца и легких у собак методом полной и одновременной замены.
Владимир Петрович Демихов
Южноафриканский хирург часто повторял, что искусству трансплантации сердца он учился у советского ученого-экспериментатора Владимира Демихова, и называл его «отцом мировой трансплантологии».
Демихов первым провел в эксперименте пересадку печени, в 1962 году впервые в мире осуществил у собак успешную пересадку сердца вместе с легкими. Барнард дважды, в 1960-м и 1963-м, приезжал к нему в Москву. Первая в мире монография Демихова по трансплантологии «Пересадка жизненно важных органов в эксперименте» (1960 год) сразу была переведена и издана в Нью-Йорке, Берлине и Мадриде.
Барнард всегда подчеркивал, что решился на операцию по пересадке сердца человеку только после того, как побывал в Москве и своими глазами увидел работу Владимира Демихова. Вернувшись из СССР, он забросил клиническую практику на шесть лет. Практически не выходя из операционной, Барнард отрабатывал на животных технику пересадки сердца. И в 1967 году провел первую пересадку сердца человеку.
Владимир Оноприев в своих воспоминаниях написал следующее:
В частности, я узнал, каким благодарным учеником оказался Кристиан Бернард. Накануне той первой в мире операции по пересадке сердца он звонит Демихову через пол земного шара. Прилетев (уже после знаменитой операции) в очередной раз в Москву, оглядев ряды встречающих чиновников и воскликнул:
«Простите, но я не вижу здесь моего учителя, господина Демихова. Где он?»
В СССР первая пересадка сердца была проведена значительно позже, в 1987 году. В СССР не было донорских центров. Валерий Шумаков все двадцать лет после операции в ЮАР вместе с коллегами пытался доказать, что смерть головного мозга — это смерть человека, и что в таком случае она должна стать достаточным основанием для изъятия органов для спасения других жизней. В 1987 году здравый смысл восторжествовал, и за смерть в СССР начали принимать смерть мозга.
12 марта 1987 года двадцатипятилетняя Александра Шалькова с кардиомиопатией стала первой в СССР пациенткой, которая подверглась трансплантации сердца. Девушка прожила более восьми лет. «Думаю, она могла бы жить и сегодня. Но Шура однажды не приняла в срок положенную таблетку для подавления реакции отторжения. Ее погубила обычная неосторожность. Такое, к сожалению, случается. Не каждый организм человека может принять вживленный орган», — рассказывал Валерий Шумаков.
Три года профессор Барнард и его помощники отрабатывали методику и технику предстоящей операции. В группу входили более 20 человек – не только опытнейшие кардиохирурги, но и кардиологи, биохимики, иммунологи, анестезиологи, реаниматоры, бактериологи, опытнейшие операционные сестры и технический персонал. Они осуществили свыше 200 пересадок почек на обезьянах и свыше 60 пересадок сердца на собаках.
Только после этого профессор Барнард предложил 55-летнему Луису Вашканскому, который уже более двух месяцев лежал в кардиоотделении госпиталя, стать первым человеком с пересаженным сердцем. Пациент, перенесший уже три инфаркта миокарда, страдал неизлечимой болезнью – прогрессирующим коронаросклерозом и аневризмой левого желудочка сердца. Он согласился, у него просто не было другого шанса.
Луис Вашканский
Донорское сердце, с разрешения родных, получили у 25-летней Дениз Анн Дарваль, погибшей в автокатастрофе накануне вечером как раз неподалеку от госпиталя. 3 декабря 1967 года в 2.32 ночи две бригады кардиохирургов приступили к делу. Тело пациента охладили до 21,5 С°. В 5.43 утра операция была завершена, а через несколько минут новое сердце Вашканского начало биться самостоятельно.
Это был триумф! В то утро Кристиан Барнард стал всемирно знаменитым.
Однако вскоре радость была омрачена: через 18 дней пациент умер от пневмонии. Но второй больной, Филипп Блайберг, прожил после операции уже 19 месяцев. Следующие двое – по году, а пятый и шестой – 13 лет и 24 года. В период с декабря 1967 года по ноябрь 1974 им были проведены 10 трансплантаций сердца и 1 трансплантация сердца и лёгких (в 1971 году). Из этих 10 пациентов 4 человека жили дольше 18 месяцев.
Внезапно обрушившаяся на Барнарда слава полностью изменила его жизнь. Мальчика из небольшого южноафриканского городка стали принимать короли и шейхи, президенты и премьеры, с ним искали встречи звезды кино и прочие знаменитости, в том числе папа римский. Окруженный кинозвездами, среди которых были София Лорен и Джина Лоллобриджида, Барнард и сам стал настоящей кинозвездой. Красивый, веселый, общительный и весьма неравнодушный к женщинам доктор стал завсегдатаем ночных клубов и светских приемов, тратил большую часть времени на зарубежные поездки и церемонии награждения. В музее, устроенном в его честь в родном городе, хранятся 133 его награды, полученные в разных странах, и огромное количество ценных подарков.
Столь интенсивная светская жизнь не оставляла Барнарду времени на семью. Последовал развод. Но вскоре он женился на 19-летней красавице Барбаре Золнер, любимице прессы, постоянно красовавшейся на обложках журналов мод. Ему было 48, он находился в зените славы.
Барбара Золнер и Кристиан Барнард
Замашки капризной примадонны, появившиеся у Барнарда, не могли не раздражать его коллег, менее избалованных вниманием и известностью. У многих из них он вызывал зависть и ненависть. Однако мало кто знал, что в своих зарубежных турне он не только получал награды и давал интервью, но и бесплатно оперировал сотни пациентов.
В 1982 году его второй брак тоже распался: казалось, Барбара устала от беспорядочной жизни, которую они вели. Барнард отчаянно пытался спасти семью, даже опубликовал в крупнейшей южноафриканской газете открытое письмо к своей жене, полное признаний и раскаяния. Однако бывшая супруга осталась непреклонной, и они расстались.
В третий раз Барнард женился через шесть лет. Ему было 66, его избранница, фотомодель Карин Зетцкорн, вполне могла бы быть его внучкой. Молодая жена родила Барнарду двоих детей, но в 1999 году ушла от него, объяснив это тем, что не хочет навсегда остаться всего лишь женой великого хирурга, а желает добиться чего-то в жизни самостоятельно.
Истории его браков, разводов и многочисленных любовных похождений долгие годы заполняли страницы светской хроники. Журналисты не постеснялись вынести на всеобщее обсуждение даже трагическое самоубийство его сына от первого брака. Барнард, всегда охотно дававший интервью, и в этом случае отвечал достаточно откровенно, сказав, что чувствует себя отчасти виновным в смерти сына:
Я был так занят, так много ездил, что не уделял сыну достаточно внимания. Если бы я мог подольше бывать с ним, возможно, это спасло бы его от самоубийства.
В 1983-м, за пять лет до пенсии, неожиданно для всех Кристиан Барнард прекратил хирургическую практику – стала накапливаться хроническая усталость хирурга, мучили артрит пальцев и старая астма. В последние годы жизни Барнард с тревогой наблюдал изменения, происходящие в мировой медицине. Более всего он возмущался новым типом врача-технократа, который лечит на основе высоких технологий, но забывает при этом о возможности человеческих отношений с больным. Профессор часто замечал, что медицина сегодня – это таблетки, инъекции, операции, технократия в белых халатах и… счета за лечение.
В 1999 году основал фонд «Сердце мира» имени Кристиана Барнарда, который проводит благотворительные акции по всему миру. Деньги для фонда зарабатывал сам, перечисляя средства от продажи экологически чистых продуктов и издавая свои книги. Главная цель которого — помощь детям и матерям из стран с низким уровнем жизни, в основном из Африки и Азии. Одной из первых акций стала финансовая помощь детской клинике Института онкологии в Минске для пострадавших от аварии на Чернобыльской АЭС
Барнард никогда особенно не стеснялся того образа жизни, который вел. Напротив, он им гордился:
Может быть, это была одна из причин многих моих неприятностей, поскольку я не вел себя как подобает именитому профессору. Я любил вечеринки и женское общество. Если бы мне предложили на выбор Нобелевскую премию или красивую женщину, я выбрал бы женщину.
В мае 2001 года, за три месяца до смерти, профессор Барнард приехал в Москву, чтобы представить русским читателям свою последнюю книгу «50 путей к здоровому сердцу». А в начале сентября того же года он скончался от сердечного приступа. Ему было 78 лет.
