Не весь гражданский активизм полезен обществу, некоторые общественные движения своей деятельностью наносят вред стране, в которой они функционируют.
Один из типов опасных общественных организаций — это псевдосоциальные движения, являющиеся скрытым инструмент влияния на государственную политику страны другим государством. Т.е. свою деятельность они ведут за счет и в интересах чужого государства, потому они и псевдо, что лоббируют чужие интересы, не интересы своих сторонников. Часто эти движения выступают с идеями сепаратизма, призывают к отделению части территории от своей страны.
Тут стоит заметить, что сейчас большинство подобных движений в России имеют статус иноагента, ничего личного, просто так обозначают те общественные организации, которые получают иностранную финансовую поддержку. Принятый только в 2012 г. в России закон о регистрации иноагентов был почти полностью скопирован с аналогичного закона в США, принятого в 1938 г.
Почему же это несёт угрозу государству, ведь во всём мире принято поддерживать право народов на самоопределение? Во-первых, нужно различать, как рекомендуют «развитые» страны поступать по этому вопросу остальному миру и то, как он действуют сами. Да, развалу или отделению территорий от больших стран (СССР, Индия — Пакистан-Бангладеш, Китай-Тайвань и прочее) страны запада «аплодируют», но вот почему-то сами не спешат дробиться: Европа в конце ХХ в. объединилась в союз, а США не спешат отпускать из федерации бывшие мексиканские штаты. Логика проста — чем больше у вашего государства земли, современного вооружения, населения, доли в мировых рынках — тем более вы влиятельны на уровне мира. Поэтому держаться разным национальностям и этносам под «зонтиком» одного государства выгодно.
Что делать, чтобы ослабить другие страны — ваши конкуренты? Конечно, всячески приветствовать их распад, желательно болезненный, когда рвутся не только экономические и логистические, но и дружественные связи.
При развале СССР достаточно легко было предложить населению и элитам союзных республик причину отделения, было несколько составляющих: национальность, особенности религии, «свои» природные богатства. И для национальных республик, входящих в состав Российской Федерации, активисты подготовили завлекательные программы отделения от «центра» по тем же методичкам, что и для бывших союзных республик. Что сказать, качественная работа, и, видимо, отлично работающая социальная методика!
Но дальше они столкнулись с проблемой остальных областей России, особенно имеющих большие ресурсы в виде выхода в море или природных ископаемых. С одной стороны — не менять же отлично работающую на советских людях методику, а с другой стороны — как же по национальности русские будут отделяться от России — «Московии»?
И решение было найдено! Социальная инновация заключалась в том, чтобы найти на местах какую-то исчезнувшую или исчезающую историческую идентичность и убедить обычных русских жителей городов в принадлежности к этому этносу.
Архангельский историк Д. Семушин, занимавшийся вопросом поморов называет типичный процесс возникновения агрессивной группы этнического меньшинства этноконструированием в искусственно создаваемых группах. Предоставленную западными социотехнологами идею о новых этносах начали «бурно и хлопотливо, как унитаз по ночам» тиражировать представители интеллигенции, журналисты, историки, писатели во многих областях России. Так и появились на русских землях различные поморы, ингерманландцы, уральцы, сибиряки, малороссы, кубанцы и т.д. Читая статьи об элитарности того или иного этноса удивляешься, насколько они написаны «под копирку», предложу, что некоторые писали это за деньги, но большинство интеллигентов на самом деле верили в свою «избранность».
«Там, гд
е в XVII — начале XX века проживали настоящие поморы, в историческом Поморье на Поморском берегу Белого моря, всероссийские переписи 2002 и 2010 годов их не обнаруживают. В то же время в городах Архангельске, Северодвинске, Новодвинске предпринимаются попытки создать новую поморскую городскую идентичность, не имеющую реальной связи с исторической [...]. „Поморское возрождение“ и „поморы“ в Архангельске, на самом деле есть городское этносепаратистское движение, состоящее, в основном, из представителей местной интеллигенции, неумело маскирующих себя под настоящих исторических поморов [...]
Схема „поморского возрождения“, если очистить её от словесной шелухи, довольно проста: 1. Поморы — не русские. 2. Поморы — это малочисленный коренной народ „Российского“ Севера. 3. У поморов много общего с норвежцами, таким же коренным народом Севера. 4. Поморам надо возрождать и крепить связи с норвежцами, которые существовали ранее в XVII I-XIX веках [...]
О пятом пункте, о возможном выходе из состава Российской Федерации, никто, разумеется, открыто не говорит, но он подразумевается, для чего, собственно, и кружится в Архангельске с середины девяностых годов прошлого века весь этот „поморский хоровод“.
В 2000-х годах в Архангельске „поморы“ (а точнее — группа активистов) заявили о своих претензиях на территорию, ресурсы и культурный приоритет. Конструирование поморского этноса как особого псевдо-финно-угорского сообщества преследует как политические, так и экономические цели. Сегодня поморский „бренд“ активно используется и лидерами поморского движения, и местными властями, и интеллектуалами для сугубо прагматических целей. Главная из них — получение официального статуса коренного малочисленного народа и включение „поморов“ в Перечень коренных малочисленных народов РФ».
Ионин Л.Г., Восстание меньшинств, М.- СПб, «Университетская книга», 2013 г., с.190-191.
В другом регионе России, в Санкт-Петербурге 2000-х гг., началось конструирование региональной идентичности, привязанной к термину «Ингрия», обозначавшего в XVII в. провинцию Шведского королевства. В отличие от ингерманландских финнов, «новые ингерманландцы» отрицают этническую составляющую, ссылаясь просто на принадлежность региона к европейской цивилизации ещё до основания города на Неве Петром I. Журналист газеты «Невское время» П. Виноградов описывает типичную картину процесса реэтнизации:
«Я имею в
виду не финский субэтнос, в период шведского владычества вытеснивший отсюда часть русского и обрусевшего населения, а странное общественное движение, имеющееся на политической карте Петербурга. В нем участвуют в том числе и отдельные потомки ингерманландских финнов, но этническим его назвать невозможно. Первая странность: национальный состав этой группы в массе своей весьма далек от традиционного населения региона. [...] Следующая странность в целях, кои довольно размыты. Разные группки (иногда их объединяют расплывчатым наименованием „краеведы“) по-разному видят будущее „Ингрии“ — от полного отделения от „Московии“ до широкой автономии»
Исследователь другого нового этноса «сибиряк» А.Сушко в своей статье ёмко описывает умонастроения интеллигенции, «мы-то против распада России, но Москва сама виновата в сепаратистских настроениях регионов, ведь...» и далее перечисляются те же тезисы, которые озвучивали все отделившиеся регионы. Этих тезисов всего три — такая небольшая многоходовка — и, ещё раз, они стандартны для каждого региона:
— природные богатства и средства их добычи на нашей территории только наши (а не общие);
— доходы в общий бюджет перечислять не будем, сколько сами заработали, столько на себя потратим (лозунг «Хватит кормить Москву»);
— за века нахождения в русской колонизации в нашем регионе сформировалась идентичность с особой духовностью.
Будьте осторожны, если при общении с человеком он рассуждает этими лозунгами, ничего полезного эта коммуникация Вам не предвещает!
«Несмотря
на затухание сибирского сепаратизма к концу ХХ в., в начале ХХI в. он вновь активизировался и вышел на политическую арену.[...]
Во-первых, основной предпосылкой для развития сепаратизма в Сибири, на взгляд его сторонников, является несправедливое распределение доходов от эксплуатации природных богатств между Москвой и регионами Сибири. [...]
Во-вторых, [...] Современные российские власти своей политикой игнорирования элементарных потребностей сибирского населения, создали новые предпосылки для активизации интеллектуалов с лозунгами о сибирской самостоятельности. [...]
В-третьих, за три века русской колонизации Сибири в регионе сформировалась культурная идентичность местного населения. Некоторые жители Сибири считают себя в первую очередь «сибиряками», а не «россиянами» или «русскими».
Сушко Алексей Владимирович. «Исторические идеи и политические практики сибирского сепаратизма» Вестник Томского государственного университета, № 426, 2018, с. 192-206.
Итак, подведём выводы об опасности на разных уровнях псевдосоциальных движений, несущих идею о новых сконструированных этносах.
1. На уровне интеллигента или обычного гражданина риск участия в подобных активностях — это прямое или косвенное использование этих людей (или лично Вас) как ресурс социального давления на Вашу страну другим государством. По истечении четверти века видны последствия: никто из представителей Запада не выполнил данных обещаний отделившимся территориям.
2. На уровне региона местная «элита», заигрывая с активистами этих опасных движений, должна понять, что даже если на её территории находятся ценные природные ископаемые, при отделении от большой страны, хватит ли вооружения и населения, чтобы эти богатства не захватило другое более мощное государство?
3. На уровне страны России нужно признать ошибку бесконтрольного участия в нашей политической жизни других государств. К сожалению, Россия снова провела на себе очередной жестокий социальный эксперимент. Данные / динамику / методики этого эксперимента нужно тщательно собирать и анализировать, и не только для предотвращения очередных манипуляций с Запада. Считаю, что нам нужно начать самим конструировать новые этносы, такие как «техасец», «аляскочукча» и, в конце концов, кому-то уже «хватит кормить Вашингтон».
Видео по теме: ОПАСНЫЕ и БЕСПОЛЕЗНЫЕ #ОБЩЕСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ
Дополнительные источники:
Крылов Павел Валентинович «Спор за ингерманландское наследство»: конструирование ингерманландской идентичности традиционная финно-угорская культура и неоингерманландский оксидентализм в Санкт-Петербурге и Ленинградской области // Международный журнал исследований культуры. 2012. № 1 (6).
