Делая приборку в катере (проект 371 бис "Адмиралтеец"), среди кипы бумаг технической документации обнаружил журнал ВМФ "Морской сборник" №6 за 2011 год.
В журнале обнаружил интереснейшую статью Константина Борисовича Стрельбицкого "Июнь 1941-го: моряки в обороне Бреста". Порывшись в интернете нашел форум, посвященный обсуждению этой статьи и решил выложить ее здесь.
Оборона Брестской крепости в первые дни и недели войны является ныне широко известной героической страницей Великой Отечественной. Важнейшая заслуга в её открытии принадлежит писателю-фронтовику Сергею Сергеевичу Смирнову, поиск которого на многие годы вперёд задал тон в изучении истории обороны Бреста горячим летом 1941-го…
…Собирая материалы по этому эпизоду начального периода войны, автор «Брестской крепости» сразу же установил, что здесь плечом к плечу сражались бойцы Красной Армии и военнослужащие различных структур НКВД. К сожалению, в сферу поиска С.С.Смирнова так и не попали представители ещё одного тогдашнего «силового» наркомата – Военно-Морского Флота: те, которых война застала в самом Бресте, и те, которые в первые её часы выступили по направлению к нему. Историческая справедливость требует пролить свет на этот фрагмент истории участия Советского ВМФ в минувшей войне…
…К 30-летию Великой Победы в издательстве Главного управления навигации и океанографии Министерства обороны СССР вышел в свет сборник воспоминаний «Гидрографы в Великой Отечественной войне 1941 – 1945». Благодаря своему небольшому тиражу и грифу «Для внутриведомственной продажи» эта книга до сих пор остаётся малоизвестной даже для историков флота, не говоря уже об исследователях обороны Бреста в 1941 году.
Поэтому практически вне их внимания остался интереснейшей фактологический материал по заявленной нами теме, содержащийся в воспоминаниях капитана 1-го ранга-инженера запаса Григория Фёдоровича Кузьмина.
В звании лейтенанта и в должности начальника гидрографической партии Гидрографического отдела Пинской военной флотилии (ПВФ) он встретил утро первого дня войны именно в Бресте, причём оказался там старшим, но далеко не единственным советским военным моряком:
«В партии имелось около десяти вольнонаёмных специалистов (геодезисты, нивелировщики, топографы и промерщики), остальные – прикомандированные старшины и матросы, – вспоминал Г.Ф.Кузьмин. – Всего около 80 человек». Он же объяснил своим читателям, почему сразу столько военных моряков встретили войну в Бресте: напомним, что он был «начальником гидрографической партии, которая к концу мая 1941 г. приступила к подготовке к съёмке и промеру реки Западный Буг. Река эта пограничная, оценивалась как вероятное направление действий флотилии. Никаких карт или сведений о навигационных условиях этой реки у нас не имелось. Фашистская Германия, оккупировавшая Польшу, долгое время не давала согласия на производство работ. Наконец весной 1941 г. на флотилию поступило сообщение из Москвы о благоприятном завершении переговоров, - вспоминал Г.Ф.Кузьмин. – К началу июня всё было готово к выходу на работы. … 11 июня партия прибыла в Брест и обосновалась у окраины города, на обоих берегах реки Мухавец, в нескольких километрах от её впадения в Западный Буг. Поблизости находилась Брестская крепость и коммутатор речной связи».
Неясно где они могли разместиться на обоих берегах р.Мухавец. Левый берег до крепости заболочен и там отсутствуют какие либо строения. Возможно партия поселилась в предместье Шпановичи (это сейчас почти центральная часть Бреста или в районе шлюза.
У гидрографов ПВФ сразу же начались обыкновенные, во многом рутинные «полевые работы», о которых их начальник вспоминал впоследствии кратко: «Производили нивелировку, прокладывали теодолитные ходы, намечали точки для постройки дополнительных геодезических знаков с целью сгущения сети триангуляции, устанавливали футштоки и вели наблюдения за колебаниями уровня воды, выполняли топографическую съёмку прибрежной полосы».
Так как все работы велись на советском берегу Западного Буга, непосредственно в пограничной полосе, то, как вспоминает Г.Ф.Кузьмин, ему «приходилось обращаться к пограничникам ежедневно… Командование гарнизона и старшие пограничные власти были готовы оказать нам любую помощь, без чего успешная работа была бы невозможной». В первый день войны эти контакты с «сухопутчиками» окажут морякам-пинцам неоценимую помощь, о чём мы ещё скажем ниже, а пока вернёмся к воспоминаниям Г.Ф.Кузьмина о последних мирных днях: «С первых дней пребывания в Бресте мы стали очевидцами учащавшихся нарушений советской границы немецкими самолётами. Помню, как отчаянно ругался капитан из штаба 17-го пограничного отряда. В его обязанности входило составление докладов по поводу этих нарушений, а он считал, что зарвавшихся фашистов давно пора проучить огнём, а не урезонивать дипломатическими нотами.
И ещё бросалось в глаза исключительно пристальное внимание к нам немцев. Стоило кому-нибудь из нас выйти к реке или подняться на сторожевую вышку для рекогносцировки местности, как тут же к противоположному берегу подъезжала легковая автомашина с офицерами, которые, маскируясь кустарником, вели наблюдение до тех пор, пока мы не удалялись». Навсегда запомнились офицеру-гидрографу события последнего мирного дня: «21 июня провели рекогносцировку на участке в несколько десятков километров вверх и вниз по реке. Сопровождавший нас начальник Брестской пограничной комендатуры был поражён тем, что наше появление не вызвало ожидавшегося переполоха, казалось, будто граница, как он выразился, вымерла. Это обстоятельство очень озадачило и даже встревожило капитана, тем не менее он пообещал сходить с нами в более дальний рекогносцировочный поход по реке на следующий день, 22 июня». Однако, «завтра была война»…
О первом дне Великой Отечественной в Бресте Григорий Фёдорович Кузьмин оставил поистине бесценные свои воспоминания, текст которых ещё ожидает своего анализа со стороны исследователей обороны Бреста, и поэтому мы перепечатываем его здесь полностью: «На рассвете мы проснулись от гула канонады. Быстро одевшись, я побежал на коммутатор. Но связь уже была нарушена, телефонистка плакала, на вопросы не отвечала. Взвиваются зелёные ракеты, поблизости рвётся снаряд. Догадка о том, что началась война, стала переходить в уверенность. Приказываю готовить имущество и материалы к эвакуации. На грузовике мчусь в погранотряд. Начальник погранотряда – майор Кузнецов очень озабочен, ничего определённого не говорит, но обещает выдать винтовки. Еду обратно. Уже довольно светло, над крышами проносятся немецкие самолёты, разбрасывают листовки. Приостанавливаюсь, чтобы подобрать одну. Из толпы возбуждённых горожан протягивают несколько штук, все одинаковые. Читаю на ходу. Запомнилась примитивность текста, топорность языка. Вернувшись на базу партии, тороплю со сборами. Видим – вдоль берега идут немецкие автоматчики. Обстреливают нас. Но обошлось без потерь. Прибегаем в погранотряд и сообщаем об автоматчиках. Нам дают несколько винтовок. Штабные подразделения погранотряда и мы вместе с ними поспешно выстроились и в 5 ч. утра под командование майора Кузнецова вышли из расположения части. На северо-восточной окраине Бреста отряд занял оборону и в течение нескольких часов сдерживал наступление немцев. Однако напор намного превосходящих сил противника, отсутствие поддержки с флангов вынудили нас отойти. Как только мы вышли в поле, налетели «мессершмитты». Гонялись они чуть ли не за каждым человеком. Омерзительное это состояние, когда идёт на тебя самолёт, бьёт и бьёт из пулемёта и видишь уже физиономию стервятника, а сделать ничего не можешь. Чистая случайность, что никто из партии не погиб. После ухода «мессеров» опять собрались вместе. К вечеру подошли к городу Кобрин, что в 40 км от Бреста. Остановили проходящий буксир и на нём к утру 23 июня прибыли в расположение отряда кораблей флотилии, которые спешно пришли для огневой поддержки войск. Командовавший отрядом начальник штаба флотилии капитан 2 ранга Г.И.Брахтман был обрадован нашему возвращению и поспешил доложить об этом командующему флотилией, который беспокоился о нашей судьбе».
Как известно, к началу войны в Тереспольском укреплении на Западном острове на базе Окружной школы младшего начальствующего состава Пограничных войск НКВД Белорусской ССР были развёрнуты внештатные курсы шофёров, которые возглавлял старший помощник начальника отделения Отдела тыла Управления погранвойск старший лейтенант Ф.М. Мельников. Его жена Татьяна Григорьевна Мельникова впоследствии вспоминала о первых часах войны, в частности, следующее: «…добежали до конюшни и спрятались с бойцами – человек 12… Был морячок с катера. Знал мужа. Его ранило в руку, рука распухла…». Бывший вместе с ней их сын Борис Фёдорович Мельников вспоминал об этом эпизоде следующим образом: «…Мы вместе с группой раненых солдат бросились от моста к конюшням, что были расположены слева от моста [Прим. Л.Г.Бибик – Мост с Тереспольского укрепления в Цитадель]. Помню в этой группе бежал моряк (на нём была морская форма), он обслуживал два небольших катера, которые обычно стояли возле моста. Моряк был ранен в левую руку, пуля, очевидно, засела в кости, так как рука сильно распухла и посинела. Он бежал, придерживая здоровой рукой раненую». Напомним, что Т.С.Кобец был по своей штатной должности командиром отделения мотористов, и направление его в Брест для обслуживания неких катеров было, таким образом, абсолютно объяснимо. Таким образом, упомянутый в воспоминаниях обоих Мельниковых моряк – это, без сомнения, именно он.
Кстати Тихон Семёнович Кобец - не погиб в первый день войны, как считалось ранее, а смог вернуться на родину, на Украину, где и прожил до 80 лет, то есть 1994 года. Это было выяснено уже после публикации статьи. Нашлись его родственники.
В тех же данных, полученных от Л.Г.Бибик, мы находим ещё целый ряд упоминаний о катерах в Бресте. Так курсант уже упоминавшихся выше курсов шофёров Михаил Иванович Мясников писал, что «до войны наше отделение было прикреплено к Тютюнику. Потом получили 3 катера и Тютюник ушёл туда». Там же находим выдержку из воспоминаний самого Ивана Фёдоровича Тютюника, к началу войны в звании сержанта командовавшего автомобильным отделением транспортной роты 17-го Краснознамённого Брестского пограничного отряда Пограничных войск НКВД Белорусской ССР. Вот, что он вспоминал впоследствии: «…катеров было 11 штук. Я был командиром катеров. Моряк был из Пинской [военной] флотилии как инструктор по вождению на воде, какие знаки, какие сигналы по правилам движения на воде. 24.06.[1941] мы заканчивали курс подготовки. Нам была поставлена задача: отработать маневренность, причал [ ивание ] к берегу и отчаливание от берега, и мы занимались отработкой целый месяц. От завода был представитель, и я принимал катера и спускали на реку…». Таким образом, из вышесказанного можно сделать вывод о том, что катера в количестве 11 штук прибыли в Брест в первой половине мая и тогда же были спущены на воду реки Мухаевец, после чего на ней и на Западном Буге проходило обучение пограничников плаванию на них, планировавшееся до 24 июня 1941 года. Для этого из ближайшего оперативного объединения Советского Военно-Морского Флота, каковым являлась ПВФ, в 17-й погранотряд в Брест с флотилии был командирован «моряк-инструктор», кем был уже неоднократно упоминаемый нами выше Т.С.Кобец.
В музейной экспозиции Мемориального комплекса «Брестская крепость-герой» выставлена составленная в 1977 году Л.Г.Олешко «Схема расположения служб на Западном острове», на которой под номером «17» обозначена «Стоянка катеров». Судя по этой схеме, она находилась на реке Западный Буг несколько выше Терепольского моста. Однако известные нам к настоящему времени немецкие фотографии Брестской крепости конца июня – июля 1941 года не просто документально подтверждают наличие в крепости катеров, но и указывают реальное место их дислокации на момент начала агрессии. Первая из этих фотографий была сделана, очевидно, непосредственно в ходе боёв за крепость (на снимке запечатлены ещё дымящиеся развалины), и на ней ясно видны советские катера, находящиеся в полузатопленном состоянии у противоположного берега в реки, в районе бывшей польской «Сапёрной пристани». Очевидно, что до нападения противника они находились не просто на плаву, а, возможно, частично были вытащенные (носами) на берег. На снимке ясно просматриваются корпуса 7 катеров, по меньшей мере, один из которых имеет минимальные повреждения и находится на плаву практически без крена.
На другом снимке, сделанном с немецкого самолёта при облёте крепости уже явно после окончания боёв за неё, нам так же хорошо видна эта стоянка катеров, но уже с некоторыми изменениями: во-первых, больший обзор снимка позволяет нам предположить наличие чуть выше пристани по течению затопленных остатков ещё 2 катеров, а, во-вторых, в положении катеров у берега произошли некоторые изменения.
Ещё больше они заметны на третьем имеющемся в нашем распоряжении снимке, сделанном вновь с Тереспольского моста, откуда видны корпуса уже лишь 3 катеров (и, возможно – фрагмент четвёртого). Эти изменения мы можем объяснить либо тем, что немцы проявили к советским катерам определённый интерес, либо тем, что, скорее, их повреждённые деревянные корпуса под воздействием поступающей в них воды постепенно меняли своё положение. Но самое главное, что из этих трёх фотографий можно сделать однозначный вывод о том, какие именно это были катера.
Речь идёт о стандартных советских речных полуглиссерах типа «НКЛ-27». Проект этого служебно-разъездного катера на основе предшествующего ему туристско-прогулочного был разработан к 1934 году под руководством инженера Д.Т.Карпова в Москве в Центральном конструкторском бюро Главлесмаша Народного комиссариата лесной промышленности Союза ССР и поэтому получил шифр «НКЛ» (от сокращённого «Наркомлес»). Он был принят в Регистре СССР в категории «Р» (речные суда) как «пассажирский катер с деревянным корпусом для служебных перевозок на внутренних водных путях».
Открытый корпус безреданного катера полуглиссирующего типа (отсюда его краткое название – полуглиссер) изготовлялся целиком из древесины: набор – из ясеня и сосны, днище и обшивка – из 10-мм – 12-мм сосны, а палуба – из 5-мм фанеры. Габаритные размеры катера (для движения по реке и для перевозки по железной дороге) составляли 7,00 х 1,68 х 0,55 м (высота борта – 0,76 м), фактически же размерения «НКЛ-27» были несколько меньшими - 6,49 х 1,63 х 0,27 м. При полном водоизмещении в 1,45 т и наличие на борту 6 человек (рулевой-моторист и 5 пассажиров) скорость полного хода катера достигала 35 км/час, при которой на одной заправке бензина он мог пройти 250 км.
В качестве главного двигателя на катер устанавливался карбюраторный автомобильный бензиновый мотор ГАЗ-ММ мощностью 50 л.с., с помощь реверсивной муфты вращавший гребной винт фиксированного шага. Полубалансирный подвесной руль приводился в действие ручной румпельной рулевой машинкой со штуртросовой проводкой. Катер имел бесштоковый речной якорь-верп, футшток, 4 световых сигнально-отличительных фонаря (топовый, кормовый и два – зелёный и красный – бортовых), а так же автомобильную фару в качестве курсового прожектора; из штатного противопожарного оборудования на борту имелось 2 пожарных ведра, 2 огнетушителя и кошма.
НКЛ-27 — катер-полуглиссер. На его базе была создана модификация ПГ-117. Катера ПГ-117 использовались Днепровской военной флотилией
Полуглиссер НКЛ-27 предназначен для разведки реки, для связи и для выполнения вспомогательных работ при устройстве переправ.
Полуглиссер НКЛ-27 входит в группу моторных средств понтонного парка Н2П (Н2П-41, Н2П-45).
Полуглиссера «НКЛ-27» нашли широкое признание у советских военных как ещё до начала войны, так уже и в ходе неё. В ходе боевых действий они широко применялись на реках для связи, разведки рек и их берегов, промера глубин, патрульной службы, перевозки раненых, а так же в качестве десантно-высадочных плавучих средств. В инженерных войсках Красной Армии «НКЛ-27» применялся для выполнения вспомогательных работ при устройстве переправ, входя, в частности, в группы моторных средств основного предвоенного советского понтонного парка Н2П.
Простота конструкции «НКЛ-27» позволяла различным небольшим судостроительным предприятиям страны ещё перед войной выпускать эти глиссера крупными сериями. Так известно, что в первом полугодии 1941 года только военным промышленностью было поставлено в целом 30 единиц полуглиссеров «НКЛ-27», из которых треть, как мы теперь знаем, оказалась к 22 июня 1941 года в Бресте.
Свой рассказ о «брестских» катерах, встретивших утро первого дня войны на границе с Германией, мы считаем необходимым завершить следующим историческим фактом: точно такие же полуглиссеры «НКЛ-27» из состава советской Днепровской военной флотилии закончили Великую Отечественную в мае 1945 года на реке Шпрее, став, таким образом, единственными кораблями Советского ВМФ, принявшими участие в битве за Берлин!»
Мое мнение: на форуме развернулась активная дискуссия на тему принадлежности катеров и их предназначение. В целом пришли к выводу, что базирование катеров в крепости, возле курсов шоферов, было вызвано необходимостью подготовки мотористов. Катера при этом предназначались для пограничных застав или отрядов, обеспечивающих охрану границы по р.Западный Буг.
Есть еще один момент. Как мы видим из описания катеров, они входят в группу моторных средств понтонных парков. В каких случаях применяются понтонные парки я думаю объяснять не надо. Особенно на пограничных реках. В группу моторных средств понтонного парка Н2П входило 3 буксирно-моторных катера и 3 полуглиссера.
Следующим постом выложу тему участия Пинской военной флотилии в первые дни войны, а также ее состав.
