Проза

Наконец, когда все было проверено и предъявлено членам комиссий и прочим присутствующим, настала очередь последнего слова пооучателей техники. Предвидя некрасивую сцену, и немного волнуясь, Георгий подошел к пульту управления и сказал:

– Мне стало известно, что в пульте управления установкой функция аварийного перекрытия газа отключена, в то время как показатели на панели свидетельствуют об обратном. Таким образом в нештатной ситуации, оператор будет безуспешно нажимать на кнопку, перекрытия не произойдет, что вероятнее всего вызовет техногенную катастрофу. Ваш главный инженер нашел изящное техническое решение: вместо откровенного вредительства на производстве, он предпочел обратиться к современным технологиям и произвести вмешательство максимально аккуратно. Правда сам он конечно же не смог бы в одиночку обмануть систему управления, им руководили отличные специалисты.

– Что вы себе позволяете? Да кто вы такой? - громко начал возмущаться директор завода, нервно теребя галстук на глазах онемевшей свиты. – Как вы можете, я руковожу заводом более двадцати лет…

– Извините, если вы неправильно меня поняли.- ответил Георгий. – Я хотел сказать, что специалисты, руководившие Иваном Петровичем находятся за границей.

– Это просто смехотворно! Как вы можете это утверждать? Это невозможно проверить, не установив оборудование по месту назначения, и как минимум не протестировав его на месте да ещё и в сопоставимых условиях! Ваши аргументы не примет ни одна комиссия, ни один суд. - по уверенному голосу Ивана Петровича было ясно, что сдаваться он не собирается.-- Ну хорошо, даже если это так, поломки бывают, но ведь они могут появиться или выявиться в пределах гарантийного срока, это никоим образом не свидетельствует о том, что я какой-то террорист и шпион.

– Вы прекрасно знаете, что ваши слова действительно невозможно опровергнуть путем простой технической проверки прямо сейчас, однако к счастью аргументы в пользу вашего вредительства могу привести не только я. -парировал Георгий.

– В подтверждение слов уважаемого Георгия Александровича могу сказать, что примерно пятнадцать минут назад на даче Ивана Петровича были найдены компоненты блоков управления и отдельные листы с техническими решениями этой непростой задачи. - сказал выдвинувшись вперед человек "из органов", ранее неприметно стоявший сбоку от главного инженера завода. – А так же мы нашли свидетельства его незаконной финансовой деятельности. Поэтому, по всей видимости, приемку действительно придется отменить до момента окончания соответствующих проверок.

– Вы все лжете! У меня ничего такого на даче нет! Нигде нет! Вы ничего не докажете! - Иван Петрович перешел на крик. Однако его уже никто не слушал. Подъехала машина, из которой вышли люди в штатском, которые, показав документы, посадили его в машину и уехали. Уехал и расстроенный директор завода с приунывшей свитой. Радовались только коллеги Георгия, поздравляя его с разрешением сложной ситуации.

Несмотря на их приглашение, Георгий решил не отмечать с ними решение вопроса, а поспешить в апартаменты, чтобы рассказать Надежде Петровне последние новости. По пути он позвонил Василию, чтобы узнать, подробности о найденных в отношении Ивана Петровича уликах.

Посмеиваясь, Василий ответил, что конечно же никаких деталей и чертежей коллеги не нашли, никаких данных за неисправность оборудования нет, и что это было сказано исключительно для поддержания реноме Георгия среди коллег. А вот других доказательств финансовой нечистоплотности и неразборчивости в методах достижения личного обогащения главного инженера завода, нашлось предостаточно. Промышленный шпионаж в пользу другого государства специалист осуществлял уже несколько лет подряд. Василий также сказал, что сам лично вполне верит словам друга о возможной неисправности техники, и что в любом случае ее перепроверят, при этом не ограничиваясь стандартными процедурами.

Вернувшегося в квартиру Георгия встретила Надежда Петровна. Заметив его задумчивый расстроенный вид, она стала расспрашивать о произошедшем, чтобы выяснить причину. Георгий начал рассказывать, к каким неутешительным выводам в этой истории он только что пришел:

– Получается, что документов с какими-либо техническими решениями, подтверждающими вмешательство человека так и не нашли. Но тогда и информация про неисправность в принципе действительно может быть неверной. И причина может быть вовсе не та, которую подсказал мне темный дух, ведь документы, про которые он сказал мне, так и не нашли, значит он мог меня обмануть и в остальном? То есть оборудование на самом деле исправное, а авария произойдет вовсе по другой причине? Что же меня тогда зацепило? Аварию в будущем я видел довольно четко… И этот человек и вправду меня хотел из строя вывести, это мне не померещилось. Получается, мне просто повезло, что у него хоть что-то нашли?

– Георгий! Помните, что темные духи, бесы всегда стремились обмануть человека. Ваш дар не подвел вас, а вот сущность явно пыталась сбить с толку, предложив для откупа самую простую версию. Поэтому не переживайте так сильно, в отношении этого человека вы оказались правы, а оборудование… что ж, думаю и там что-то найдется, пусть и не та причина, которая была озвучена сегодня. Думаю, после сегодняшних открытий все будут помнить только то, что они произошли благодаря вам, а неточности и детали сотрутся из людской памяти. А повторная проверка техники действительно позволит быть всем уверенными в том, что ничего плохого не случится. Что касается пакостливого духа-обманщика, думаю, вы также найдете способ с ним посчитаться.

– Дорогая, милая Надежда Петровна! - сказал Георгий вздохнув и начиная робко улыбаться, приободренный словами мудрой женщины. -- А ведь у меня для вас потрясающая новость! Простите, что я начал загружать вас своими проблемами, в то время, как начать нужно было с самого главного! Я на днях беседовал с одним человеком из администрации города, и он мне сказал, что ваш дом подлежит полной реконструкции. Фактически от него останется только фасад. Скоро вы сможете обрести покой и воссоединиться со своими близкими. Как только начнутся работы, я прослежу, чтобы вы непременно нашлись, имя не было утрачено, и были даны достойные похороны. Правда, я несколько огорчен, что могу более никогда вас не увидеть.

– Ах, милый Гошенька! Какая потрясающая новость! Неужели я снова увижу всех-всех своих родных и близких! Как должно быть они скучали обо мне все это время! А у меня для вас тоже есть сюрприз. На прощание я хотела бы сделать вам небольшой подарок. Пойдемте! - Надежда Петровна взмахнула рукой, приглашая его пройти за собой в гостинную. – Посмотрите Георгий! Видите эту замечательную печь? Она стоит здесь с самого основания дома и всегда верой и правдой служила жильцам. Под одним из изразцов на карнизе спрятаны золотые червонцы, так называемые “николашки”. Когда в 1919 в гражданскую войну, мой муж решил уехать на Дон, то замуровал там с десяток-другой монет. Конечно, мы прятали и драгоценности и некоторые вещи, но все они пропали. Обыски, ремонты, разные обстоятельства… и только печь, наша изразцовая печь в углу комнаты оставалась нетронутой. Конечно же в печь тоже лазили, простукивали плитки, но… раствор крепок. Я буду несказанно рада, если вы их заберете на память о нашем чудесном знакомстве. Прощайте, мой дорогой друг! Не поминайте лихом!

Ласково улыбаясь, Надежда Петровна удалилась сквозь стену, не утруждая себя проходом через дверной проем.

… Через несколько месяцев, прораб с бригадой строителей, задумчиво глядели на печь в квартире старого дома: под несколькими снятыми изразцами, в застывшем глиняном растворе, покрывавшем стену, очень четко были видны круглые отпечатки монет с выдавленным профилем и буквами. К их большому сожалению, самих монет на месте не оказалось.

Конец главы.

Про Шамана и другие произведения автора можно читать тут: https://proza.ru/login/page.html?list=

Помочь автору можно тут (значок рубля) или на прозе (номер карты).

— Елы-палы!.. — угрюмо прохрипел участковый, глядя на ребенка. — Щенка подбросили.

— Дядь Саш, ну ты как-то повежливее, что ли… — я не ожидал от него такой оценки пусть и маленького, но все же гражданина.

— Говорю как есть. Ох, Денис Денисыч, свалилось на нашу голову…

— Надо в полицию сообщить! — сорвалось у меня с языка, но тут я вспомнил, что единственные полицейские в радиусе тридцати километров — это мы с ним.

Ребенка занесли в дом. Меня тут же направили в магазин со странным списком: детская смесь, памперсы, молоко, яйца, суповой набор или мясо покровавистее, поводок, средство от блох.

Пока я ходил, дядя Саша пригласил сварщика Сарумянова, который за полдня и конфискованную у него же на прошлой неделе бутылку хреновухи сварил малышу кроватку-вольер из двенадцатимиллиметровой арматуры.

— А чего сразу не в яму? — набросился я на начальника.

Уж больно обидно мне стало за мелкого. Взгляд у него был такой притягательный и умный, словно у моего деда, который вечно от бабки в командировки убегал, а мне потом гостинцы привозил.

— Ночью все поймешь, — сказал дядя Саша и, выйдя за порог, пропал до конца дня.

Я все это время не отходил от малыша, но и не забывал создавать видимость бурной деятельности: подготовил ориентировки, обзвонил коллег из райцентра и соцслужбы на предмет неблагонадежных родителей, а заодно покормил подкидыша и сменил ему подгузник. За все это время ребенок больше ни разу не заплакал, а только и делал, что с любопытством наблюдал за мной, словно изучая повадки своего временного родителя.

Дядя Саша вернулся, когда уже смеркалось. Был при этом еще более молчаливым и мрачным, чем утром. В фуражке — листья, на рубашке — ветки и паутина, с уставных сапог комьями отлетает грязь, в руках — какая-то корзина, из которой, на удивление, пахнет чем-то вкусненьким.

Поставив ее на стол, дядя Саша устало рухнул на табурет и попросил чаю с баранками. Видя, в каком состоянии мой начальник, я не стал лезть с расспросами, а решил сам доложить о проделанной работе.

— В общем, никто пока ничего не знает, но будут еще проверять, — закончил я доклад. — Артёмку покормил, подгузник сменил, вместо сказки почитал ему нормативы по содержанию заключенных в спецприемнике.

— Кличку дал? — недовольно цыкнул дядя Саша.

— Имя, — поправил я его.

— Неважно. Не привязывайся лучше. Короче, к делу: волки ушли или спрятались…

— И что? — не понимал я сути проблемы. — Нам-то что до волков? Пусть этим лесничие или егеря занимаются, мы же с людьми работаем.

— Дак в том-то и закавыка, — глядя куда-то мимо меня, сказал дядя Саша. — С тех пор как этот спиногрыз у нас объявился, дело стало нашим.

— Дядь Саш, я ничего не понимаю. Или у вас тут в Безрадном нежеланных детей волкам скармливают? В чем суть? И что за корзина? — потянулся я к реквизиту.

— Вещдоки, — крякнул начальник, отодвигая корзину в сторону, — пирожки с ливером.

У меня аж слюнки потекли. Сам я за весь день только сухари ел да банку сайры умял в обед. Но дядя Саша наотрез отказался угостить меня даже самой маленькой уликой.

Вскоре кукушка на часах отрапортовала, что время — десять и пора включать сериал, а спустя еще немного времени солнце за окном окончательно закатилось за горизонт и на небе, словно чей-то хитрый глаз, появилась полная луна.

Вольер затрясся, заходил ходуном — это пацан, еще минуту назад беспомощный, как перевернутая черепаха, вдруг вскочил на четвереньки и начал обрастать шерстью — точь-в-точь как мой одноклассник Серж Агопян в девятом классе. Лицо у него вытянулось, вылезли молочные клыки, сразу штук тридцать. Все в нем изменилось, кроме взгляда.

— Дядя Саша, богом клянусь, я его только детской смесью кормил, — всполошился я, завидев эти фокусы в стиле «Сумерек».

— Это оборотень. Я тебе уже штук сто намеков сделал сегодня, — покачал головой начальник.

Артёмка между тем закончил метаморфозу и теперь скакал по клетке и пытался перегрызть прутья.

— Да что ж такое! — вытер я лоб рукавом. — Это получается, мне все ориентировки перепечатывать надо и менять надпись с «Найден ребенок» на «Нашлась собака»?

— Волк, — повторил дядя Саша. — Ничего переделывать не нужно, и так и так можно работать. Только клеить это в лесу надо, а там процентов десять от силы читать умеют. И телефоны, чтобы позвонить, только у мажоров вроде Лешего.

— Так а что с корзинкой? — не унимался я, чувствуя, как желудок сводит голодный спазм.

— Нашел на пеньке, думаю, что здесь есть связь. Поиски будем продолжать. А пока предлагаю тебе взять поводок и выгулять своего нового друга.

Этот приказ я исполнил не без радости, потому что с детства мечтал о собаке, но родители мне ее не покупали. Дальше было общежитие при институте, куда не то что с собакой, с дамой сердца пройти была целая проблема. А потом я переехал сюда. И вот желание осуществилось. Причем речь шла не о простом псе, а о настоящем волке.

Несмотря на звериную сущность, Артём был очень ласковым. Очевидно, человеческая часть в нем брала верх. Я с радостью провел для своего щенка небольшую экскурсию по мирно спящему Безрадному.

Утром Артёмка снова стал маленьким розовым карапузом, и дядя Саша предложил отвезти его к врачу.

— Так у нас же здесь нет педиатра, — напомнил я.

— Зато есть ветеринар, — парировал дядя Саша, — Юрий Аркадьевич.

— А он что, в волках разбирается? — мне не хотелось, чтобы моего нового друга осматривал дилетант.

— Он сам из их племени.

— Оборотень?! — загорелись у меня глаза.

— Одомашненный три поколения назад. Внуки его уже на сенбернаров похожи. Толковый мужик. Гуманист. Питается только собственными безнадежными пациентами, облегчает им участь, так сказать.

Я нехотя, но согласился.

Врач действительно оказался профессионалом. Нашел у Артёмки пару клещей, которых мы подцепили ночью, прописал препараты от глистов и правильную диету, а еще сказал, что его надо вернуть родителям или ближайшим родственникам в стаю.

— Разберемся, — сурово кивнул я, забирая Артёма домой.

Дядя Саша тем временем готовил снаряжение для нашей малочисленной бригады. Как обычно, в его арсенал входило пять видов оружия, включая арбалет и нунчаки, еще он заправил мотоцикл, приготовил харчи и нашел няньку. Артёма доверили почтальонше тете Кате, которая после пятерых собственных детей могла не то что из волка, из трансформаторной подстанции вырастить достойного человека.

Весь день мы колесили по лесу и окрестностям, опрашивая все живое и неживое, но никто ничего внятного сказать не мог даже под давлением и угрозами изгнания на тот свет. Вернулись мы ни с чем. Но не могу сказать, что я сильно огорчился. От дяди Саши я узнал, а позже проверил и сам, что полнолуние в Безрадном — еженощное, и это было просто чудесно.

Потянулись дни. Думаю, что в роли человека Артёмка развивался быстрее сверстников. Волчья ипостась явно помогала ему в этом. Довольно скоро мы наладили с ним невербальное общение. Артём понимал все мои просьбы и команды, почти не плакал, смеялся над моими шутками из интернета, которые дядя Саша клеймил как дегенеративный юмор.

Незаметно пролетело две недели. Мы гуляли по ночам, спали урывками, ходили в лес, где Артёмка пытался взять след родителей и учился охотиться на ежиков. У меня даже появилась скромная надежда, что когда он чуть подрастет, то станет третьим в нашей компании. А я со временем смогу получить корочку кинолога.

Все рухнуло в один прекрасный день. На порог к нам явилась какая-то суровая женщина. Под руку она держала весьма гиперактивную девочку в красном берете.

— Я слышала, что вы нашли мою корзину, — прозвучало скорее как обвинение, чем как вопрос.

— Нашли-нашли, я точно знаю, мне друзья рассказали, а я друзьям верю, они не обманывают, — тут же выступила бэк-вокалом девочка.

Когда дядя Саша получил детальное описание корзины и начинки (за что я его еще раз возненавидел, ведь там был не только ливер, но и яблоки, картошка, капустка, сыр сулугуни и грибы с курицей), то подтвердил, что корзина у нас. Но прежде, чем выдать ее хозяевам, попросил рассказать, при каких обстоятельствах была утеряна вещь.

— Сами мы из Дятлово. Машенька возвращалась из города от тетки. Я попросила внучку заскочить в булочную. После девяти у них скидки тридцать процентов.

— Скидки, огромные скидки, в том числе на печенье и корзиночки с черникой, — подтвердила девочка и трижды облизнулась.

«Что же это за бабушка, которая ради скидок ребенку велит до ночи не пойми где задерживаться», — не укладывалось у меня в голове.

— Машенька — самая умненькая в классе, сама на автобусе ездит, дорогу знает, всегда делает так, как велено, но тут ослушалась меня и решила сократить путь через ваш дурацкий лес. В итоге заплутала, а потом наткнулась на него! — продолжила женщина.

— Страшный, волосатый, вот с такими, — девочка показала руками, — финансовыми затруднениями волк.

— Что было дальше? — выпалил я в нетерпении и тут же поймал суровый взгляд начальника.

— Что-что, покусился этот гад на святое! — вскинула руки женщина.

— На ребенка?!

— На пирожки! Жаловаться начал на долги свои, на ипотеку, которую взял под малогабаритную нору, в общем, просил угостить в долг и сунул грязную лапу в корзину, — объяснила не по годам развитая и дотошная Машенька

— И что ты сделала? — спросил дядя Саша.

— Закричала, естественно, ну и перцовым баллончиком для надежности в глаз дала.

— А он?

— Сбежал.

— Помнишь куда? — дядя Саша взял ручку и приготовился записывать.

— Куда-то в сторону железной дороги, кажется, — пожала плечами Машенька. — Вы у друзей моих спросите, они точнее скажут.

— А кто твои друзья?

— Да птицы и мыши, — улыбнулась она, и в улыбке этой мне померещилось коварное злорадство. Ух, не повезет кому-то с женой и тещей…

Два дня у нас ушло на поиск переводчика с птичьего, потом был допрос, потом еще обзвон ближайших железнодорожных станций. Отца Артёма нашли спустя еще три недели в соседней области. Он уже успел устроиться курьером в какую-то ночную булочную, разносил на своих четырех заказы для тех, кому без разницы, волк или самокатчик, лишь бы заказ вовремя принесли, а днем подрабатывал грузчиком в супермаркете. Возобновил платежи по ипотеке и даже начал откладывать деньги.

Далее с его слов стало ясно следующее: девочку он не трогал, ничего непристойного не предлагал, пирожок хотел отнести сыну. Жена недавно ушла к какому-то породистому бульдогу, а с ней ушло все неприкрученное имущество. Мужа с сыном бросила, как старые и ненужные босоножки. С работой последнее время трудности были. Работал сутки через трое в кол-центре и часто выл в трубку по ночам. В итоге был уволен, а кушать хочется всем. Вот когда девочка завизжала, словно ужаленная, он и понял, что дело дрянь. И если его посадят за домогательства, то сына потом в приемник отправят или, еще хуже, на живодерню. Ничего приличнее, чем отнести его к нам на время, он не придумал.

— Вы же хорошие мужики, про вас весь лес так говорит, ну вот я и подумал, что вы не откажете ребенку… — оправдывался горе-отец, глядя стыдливо в пол.

В целом история подтвердилась. Девочка с бабушкой подписали отказ от претензий и, смерив нас всех надменными взглядами, ушли.

Артёма, которого, как оказалось, зовут дурацким именем Стас, надо было отдавать.

— Нормальное имя, — отругал меня дядя Саша за невоспитанность и хамство, когда я нехотя передавал своего друга отцу.

— Я полтора месяца ему подгузники менял и клещей вытаскивал! Хочу и буду возникать! — обиделся я. В душе у меня разрасталась дыра, и никакими благодарностями ее было не заполнить. — Соцопеки на вас на всех не хватает! — крикнул я в спину оборотню, когда тот покидал участок.

— Ты же понимаешь, что мы не могли его оставить? — сказал дядя Саша, когда мы остались вдвоем.

— Зато у нас был бы универсальный сотрудник и свой агент, — замечтался я и снова почувствовал укол грусти. — Но, думаю, мы с ним все равно будем поддерживать связь.

— Я не против. Свои люди везде нужны, да и волки тоже, — сказал товарищ лейтенант. — Ну что, отпразднуем?

— Только без горючего, у меня что-то настроения нет, — признался я.

— Без него. Вот, — дядя Саша притащил откуда-то корзину с беляшами, чебуреками и разной кондитеркой. — Не вещдоки, конечно, но тоже ничего. Иди, ставь чайник.

— Ого! — загорелись у меня глаза. — Откуда?

— Отец волчонка из города привез, говорит, что у него, как у сотрудника, там хорошие скидки.

Александр Райн

Приглашаю всех в свой телеграм канал, где я не только публикую рассказы, но и делюсь новостями о выходе книг и литературных концертах https://t.me/RaynAlexandr

А потом жена неожиданно покинула этот мир навсегда…

Его взгляд упал на старый шаткий табурет.

— Может быть, пора, Надюша? — горько спросил он вслух. — Достаточно я настрадался, как по-твоему?

Ему никто не ответил.

Он посмотрел на остальные фотографии: дети, внуки, невестки, зятья.

Где они? Вспомнят ли о нём в этом году?

Руки тряслись и болели. Усилием воли старик поднял их вверх. От этого простого движения больно закололо в правой подмышке.

— Где-то там должно быть… — пробормотал он пересохшими губами, с усилием дотягиваясь ладонями до затылка.

Неловкие пальцы нащупали кусочек твёрдого металла в редких седых волосах. Старик потянул за него.

Зип-зип. 

Зи-и-и-и-ип.

Бегунок разъединил звенья молнии, и они поползли, раскрывая старую кожу.

Под ней — чёрные блестящие волосы. Старик потянул края в разные стороны.

Треск. Покров стал рваться.

Сквозь разрывы появлялась новая, свежая кожа, наполненная молодостью и живительной силой.

Старая тонкая обёртка упала под ноги.

И в самом деле — до этого в отражении был кто-то другой. Сейчас он стоял голым перед зеркалом и смеялся. Звонко. Чисто.

Вот же какой он — настоящий! Сильный, красивый и молодой — прямо как на фотографии позади.

Порывшись в шкафу, нашёл там свои джинсы с футболкой, лежавшие ещё со студенческой поры.

Хорошо, что ему хватило ума когда-то не выбросить их. Натянул их быстро, ловко.

Он подбежал к окну. Распахнул его настежь.

Лето выстрелило в комнату из тысячи орудий — звуков, ароматов, красок!

Запахи лип и сирени, шум велосипедов, лай собак, сотни голосов, смех…

— Эй, вы! Я тоже тут! — прокричал он случайным прохожим.

Он вскочил на подоконник и, подпрыгнув, полетел вниз.

Легко приземлился на асфальт, почувствовав, как ноги пружинят, как каждый сустав подхватывает движение — свободно, слаженно.

Он бежал босиком, куда глаза глядят, наслаждаясь солнечными лучами, ласкающими теплом каждую клеточку новой кожи. По двору, под ветками лип, между детскими качелями и пыльными автомобилями — в парк.

Красивая девушка в лёгком платье шла навстречу. Он улыбнулся ей, а она — ему. Он протянул руку — не спрашивая, не удивляясь — и она взяла её.

И случился у них летний танец. Под музыку ветра и птиц, вокруг старинных дубов кружились они, забыв про время.

Но солнце постепенно клонилось к закату, жаркий день уступил место прохладным летним сумеркам. Уже совсем скоро должно было наступить завтра.

И в его жизнь, конечно же, ворвутся шумной гурьбой дети и внуки, невестки, зятья. Маленькие кулачки будут стучать в дверь, большие руки — обнимать. Вымоют окна, приготовят праздничный стол, поздравят с ещё одним прошедшим годом.

И одиночество ненадолго спрячется, притаится в тёмном углу.

Как он мог забыть о них? Как он мог чувствовать себя кем-то другим — не их отцом и дедом, а тем юнцом с фотографии?

Он галантно попрощался с девушкой, поцеловав на прощание мягкую тыльную сторону её ладони. Она удивилась и воскликнула, что сейчас так никто не делает.

А старик улыбнулся. Хотел бы он ей сказать, что всего лишь желал подарить ей улыбку.

И у него получилось! Получилось добавить немного радости в этот мир.

Он вернулся тем же путём — через окно. Молча. С остатками ветра в голове.

Откуда-то прилетела вторая муха и села рядом с первой на край стакана. Что они представляют? Будто у них свидание на берегу озера?

Старик нашёл свою старую кожу, сложенную, как брошенное полотенце. Подправил слегка морщины, заштопал разрывы старой иглой. Спрятал джинсы и футболку обратно в шкаф до следующего лета, а сам надел свою привычную, удобную одежду.

Встал перед зеркалом.

Оттуда смотрел всё тот же старик. Сухой. Потемневший. Уставший. Но теперь — со следами смеха в уголках глаз. Незаметными, но настоящими.

Пусть он сам себя не узнаёт. Главное — чтобы узнавали они. Чтобы дети и внуки, невестки, зятья приезжали. Хотя бы раз в год.

Он ведь их так ждёт!

ТГ https://t.me/vadimberezinwriter

Автор: Вадим Березин

Редактор и корректор: Алексей Нагацкий

— Да о чём ты вообще? — крикнул он, чувствуя, как паника накатывает удушливой волной.

— Мы не могли иметь детей, — скороговоркой начала Марина Сергеевна, не отнимая ладоней от лица. — Я по больницам моталась, по бабкам, чего только не делала. Ваня уж и отчаялся, а я всё никак не смирялась.

— Мам, перестань, — Алексей шагнул к ней, но женщина дёрнула плечом, словно отталкивая.

— Дослушай, ради Христа, — выдохнула она. — Я тогда медсестрой в роддоме работала. Ох, Господи, будто вчера было... Привезли совсем девчонку, то ли студентку, то ли школу только закончила. Как же давно это было-то, боже ты мой...

Алексей оперся о холодильник, не чувствуя, как магнитик с видом Крыма впивается ему в ладонь. Его начало мутить.

— Она от тебя отказалась сразу, — продолжала Марина Сергеевна, вытирая слёзы краем фартука. — Даже не глянула. Вера её звали. Фамилию я уж и не помню, врать не стану. Соколова, кажется.

— Ты бредишь, — прошептал Алексей.

— Бумаги все есть, если не веришь, — женщина встала, пошатываясь, и прошла к старому серванту. — Вот, смотри.

Она достала из нижнего ящика потрёпанную деревянную шкатулку, которую Алексей помнил с детства. Мать всегда хранила там какие-то документы и открытки. Дрожащими руками она вынула пожелтевшие листы.

— Свидетельство о рождении твоё первое, — она протянула бумагу. — Вот, смотри. И документы на усыновление.

Алексей взял листок, но буквы прыгали перед глазами. Он смог разобрать только имя: Вера Николаевна Соколова, 18 лет. Откуда-то из Орла.

— Это неправда, — он швырнул бумаги на стол. — Это всё ложь!

— Лёшенька, — Марина Сергеевна шагнула к нему, протягивая руки. — Сыночек...

— Не смей! — рявкнул он, отшатнувшись. — Не смей меня так называть! Тридцать лет вранья! Тридцать!

Он повернулся и вылетел из кухни, натыкаясь на стены. В прихожей схватил куртку, не попадая в рукава. За спиной слышались причитания Марины Сергеевны, но он не оборачивался.

Только оказавшись на улице, он глотнул холодный осенний воздух. Колени тряслись так, что он едва добрёл до старой скамейки возле подъезда. На той самой скамейке они с отцом часто сидели вечерами, когда Алексей приезжал в гости. Отец курил свои «Яву», а Алексей рассказывал о работе, о жене, о детях...

Дети. Господи, а что теперь говорить детям? Максимке девять, Анютке шесть. Как им объяснить, что их бабушка на самом деле...

Телефон в кармане завибрировал. Наташа. Алексей выключил его, не отвечая. Не мог он сейчас разговаривать. Не мог ничего объяснять.

Он поднялся и пошёл к машине. Руки ходили ходуном, когда он пытался вставить ключ в замок зажигания. Наконец, двигатель зарычал, и Алексей вдавил газ, не разбирая дороги.

Сам не понял, как оказался на старой плотине, где они с отцом рыбачили каждое лето. Отец... Папа... Такой настоящий, родной. Как он мог лгать столько лет?

Алексей заглушил мотор и вышел из машины. Ноги сами понесли его к воде. Ночная река чернела внизу, холодная и равнодушная.

«А был ли хоть один человек, который не врал мне?» — мысль царапнула сознание.

Телефон он всё-таки включил, когда озяб до костей. Двадцать три пропущенных от Наташи, восемь от Марины Сергеевны.

Пальцы окоченели так, что он с трудом набрал номер своего друга Димки.

— Лёха, ты где пропал? — раздался обеспокоенный голос. — Тебя Наташка обыскалась!

— Димон, можно я к тебе? — голос Алексея сел до хрипоты. — Переночевать?

— Случилось чего? — насторожился Дмитрий.

— Расскажу при встрече, — Алексей сглотнул комок в горле. — Жду адрес.

Димка скинул сообщение, и Алексей снова завёл машину. Навигатор показывал полтора часа езды. Хорошо, далеко. Подальше от всего этого безумия.

Он гнал по ночному шоссе, вжимая педаль газа до упора. Обрывки мыслей метались в голове, не складываясь в единую картину. Вспомнилось вдруг, как в детстве он сломал руку, упав с качелей. Отец — нет, не отец, чужой мужик — нёс его на руках до самой больницы, потому что скорая не могла пробиться через весенний паводок. Как же тогда болела рука... Но ещё больше болело сейчас.

Дмитрий ждал его на крыльце, кутаясь в старую куртку.

— Ну ты даёшь, — покачал головой друг, разглядывая осунувшееся лицо Алексея. — На тебе лица нет. Давай, заходи, замёрз небось.

В квартире пахло жареной картошкой и немытой посудой. Типичная берлога холостяка. Они с Димкой когда-то вместе снимали такую же, ещё до свадьбы Алексея.

— Рассказывай, что стряслось, — Дмитрий плеснул в стаканы коньяк и подвинул один Алексею. — С Наташкой поругался?

— Хуже, — Алексей залпом опрокинул стакан, закашлялся. — Димон, я приёмыш.

Дмитрий поперхнулся.

— Чего?

— Сегодня узнал, — Алексей вертел в руках пустой стакан. — Мать призналась после похорон. Оказывается, отец давно хотел рассказать, а она боялась.

— Погоди, — Дмитрий потёр лоб. — То есть тётя Марина тебе не мать?

— Выходит, что так, — Алексей криво усмехнулся. — Прикинь, тридцатник разменял, а только сейчас узнал, что всю жизнь мне врали.

Дмитрий молча налил ещё коньяка.

— И что теперь?

— А хрен его знает, — Алексей покрутил стакан. — Я сбежал оттуда, как ошпаренный. Даже Наташке не позвонил. Поеду искать настоящую мамашу, наверное.

— Зачем? — удивился Дмитрий. — Она же отказалась от тебя.

— А ты бы не хотел знать, почему от тебя отказались? — огрызнулся Алексей. — Почему выкинули, как котёнка?

Дмитрий замолчал, разглядывая друга.

— Лёх, а может, это и к лучшему? — осторожно сказал он. — Ну, что тебя усыновили. Ты же сам говорил, что у вас хорошая семья была.

— Была, — эхом отозвался Алексей. — Теперь-то я не знаю, что у меня было.

Они пили до глубокой ночи. Алексей говорил, захлёбываясь словами и коньяком вперемешку. Дмитрий слушал, изредка вставляя короткие реплики.

— Знаешь, что обиднее всего? — Алексей опрокинул очередной стакан. — Я ведь всегда гордился, что похож на отца. Все говорили — одно лицо. Брови, глаза, походка... А оказывается, просто совпадение. Или самовнушение.

— Может, тебе стоит вернуться и поговорить с тётей Мариной? — предложил Дмитрий. — Она-то тебя как сына любит, это факт.

— Не могу я сейчас, — Алексей помотал головой. — Как подумаю, что тридцать лет в глаза врали...

— Не врали они, — вздохнул Дмитрий. — Просто не говорили всей правды. Разница есть.

— Для тебя, может, и есть, — буркнул Алексей. — А для меня... Я уже не знаю, кто я такой, понимаешь?

Дмитрий понимающе кивнул.

— Ладно, давай спать, — он поднялся, пошатываясь. — Утро вечера мудренее.

Алексей проворочался всю ночь на продавленном диване. В голове крутились обрывки воспоминаний: вот отец учит его кататься на велосипеде, вот мать штопает разорванные штаны, вот они все вместе лепят пельмени на Новый год...

Когда за окном начало светать, он наконец уснул тяжёлым, беспокойным сном. Проснулся от звонка — Дмитрий названивал с работы.

— Лёх, ты как там? — голос друга звучал обеспокоенно. — Я тебе завтрак оставил на столе. Ключи брось под коврик, если уйдёшь, ладно?

— Угу, — промычал Алексей. — Спасибо, Дим.

— Наташке позвони, — напомнил друг. — Она с ума сходит.

Алексей пообещал и отключился. Голова раскалывалась, во рту пересохло. Он доплёлся до кухни, выпил стакан воды и уставился на оставленную Дмитрием яичницу. Кусок в горло не лез.

Телефон снова зазвонил. Наташа.

— Да, — хрипло ответил он.

— Лёша, что происходит? — голос жены дрожал от волнения. — Где ты? Почему не отвечал? Мы с детьми с ума сходим!

— Я у Димки, — он потёр лицо свободной рукой. — Всё нормально, Наташ. Мне просто... нужно было подумать.

— О чём? — растерянно спросила она. — Что случилось?

— Я потом объясню, — Алексей не представлял, как рассказать ей обо всём. — Мне нужно кое-что сделать. Вернусь — поговорим.

— Лёша, ты меня пугаешь, — голос Наташи задрожал сильнее. — Это из-за смерти папы? Тебе плохо?

— Не только, — уклончиво ответил он. — Наташ, пожалуйста, дай мне время. Я позвоню.

Он положил трубку, не дожидаясь ответа. Ещё один звонок — Марина Сергеевна. Палец завис над кнопкой «отклонить», но в последний момент Алексей всё же ответил.

— Алёшенька! — отчаянный крик в трубке заставил его поморщиться. — Сынок, вернись, пожалуйста! Давай поговорим!

— Не могу я сейчас, — он стиснул зубы. — Мне нужно время.

— Лёшенька, я всё объясню, — голос женщины прерывался от рыданий. — Мы тебя любим, всегда любили! Ты наш сын, самый родной, самый...

— Я перезвоню, — оборвал он и отключился.

Приняв душ и выпив крепкого кофе, Алексей немного пришёл в себя. Нужно было решать, что делать дальше. Искать эту Веру Соколову? Но как? Прошло тридцать лет, она могла сменить фамилию, уехать из страны, умереть, в конце концов.

Он вспомнил пожелтевшую бумагу. Вера Соколова из Орла. Восемнадцать лет. Сейчас ей должно быть около пятидесяти, если жива. Не такая уж и старая.

Алексей взял телефон и набрал номер справочной Орла.

— Здравствуйте, — сказал он, когда оператор ответил. — Мне нужно найти человека. Вера Николаевна Соколова, примерно пятидесяти лет. Возможно, проживает в вашем городе.

— К сожалению, мы не можем предоставить такую информацию, — ответил вежливый голос. — Это конфиденциальные данные.

— Но это моя мать, — слова обожгли язык. — Я ищу свою мать.

— Обратитесь в паспортный стол или органы загс, — посоветовал оператор. — Там вам помогут, если предоставите документы, подтверждающие родство.

Алексей поблагодарил и повесил трубку. Документы... Нужно вернуться к Марине Сергеевне и забрать ту пожелтевшую бумагу. И ещё... чёрт, нужно объясниться с Наташей. Не может же он просто исчезнуть.

Он набрал номер жены.

— Наташ, я еду домой, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Нам нужно поговорить.

— Что происходит, Лёша? — в её голосе сквозило неприкрытое беспокойство.

— Дома объясню, — он глубоко вдохнул. — Это сложно.

Дома Наташа встретила его с красными от слёз глазами. Дети были у соседки — она отправила их, чтобы поговорить без свидетелей.

— Лёш, ты меня до смерти напугал, — она обняла его, прижимаясь всем телом. — Я уж не знала, что думать.

Он неловко обнял её в ответ. Как рассказать? С чего начать?

— Присядь, — он кивнул на диван. — Я узнал кое-что... в общем, это меня огорошило.

Наташа послушно села, не сводя с него встревоженных глаз.

— Вчера мама... Марина Сергеевна, — он запнулся, — сказала мне, что я приёмный.

Наташа ахнула, прижав ладонь ко рту.

— Как это?

— Вот так, — он пожал плечами. — Оказывается, меня усыновили в роддоме. Моя настоящая мать от меня отказалась.

Наташа молчала, переваривая информацию.

— И что теперь? — спросила она наконец.

— Не знаю, — честно ответил Алексей. — Я в полной растерянности.

— Поговори с Мариной Сергеевной, — осторожно предложила Наташа. — Она, наверное, сама не своя.

— Да мне сейчас не до её переживаний! — вспылил Алексей. — Она мне тридцать лет врала!

— Лёша, — Наташа взяла его за руку. — Она тебя вырастила. Она любит тебя. Какая разница, родной ты или приёмный?

Алексей дёрнул рукой.

— Ты не понимаешь, — буркнул он. — Для тебя, может, и нет разницы. А для меня есть.

Наташа вздохнула.

— И что ты хочешь делать?

— Найти её, — решительно сказал Алексей. — Мою настоящую мать. Я хочу знать, почему она отказалась от меня. Почему не захотела меня растить.

— А если она не захочет с тобой встречаться? — тихо спросила Наташа. — Если она уже забыла о тебе?

Алексей поморщился, как от зубной боли.

— Значит, так тому и быть, — он стиснул кулаки. — Но я должен попытаться.

Наташа помолчала, потом спросила:

— А как же дети? Что им говорить?

— Пока ничего, — Алексей встал и прошёлся по комнате. — Сначала я должен сам во всём разобраться.

Он остановился у окна, глядя на детскую площадку внизу. Там играли чужие дети, и среди них не было его Максимки и Анютки.

— Я поеду к маме, — сказал он, не оборачиваясь. — Заберу документы.

— Хочешь, я с тобой? — предложила Наташа.

— Нет, — он покачал головой. — Я сам.

По дороге к родительскому дому — язык не поворачивался назвать его по-другому — Алексей пытался собраться с мыслями. Злость понемногу утихала, уступая место тупой боли и растерянности.

Марина Сергеевна открыла дверь мгновенно, словно стояла за ней все это время. Глаза у неё были опухшие от слёз, лицо осунулось.

— Алёшенька, — прошептала она, пропуская его в дом. — Сыночек...

— Мне нужны документы, — сказал он, стараясь не смотреть ей в глаза. — Те, что ты вчера показывала.

Она кивнула и пошла в комнату. Вернулась с той же шкатулкой.

— Вот, — она протянула ему бумаги. — Здесь всё, что у меня есть.

Алексей взял документы и наконец заставил себя посмотреть на женщину, которую всю жизнь считал матерью.

— Зачем? — спросил он. — Зачем вы это сделали?

— Потому что любили тебя, — просто ответила она. — С первого взгляда полюбили.

Алексей отвёл глаза.

— Я не об этом, — сказал он. — Зачем вы молчали? Почему не сказали мне правду раньше?

Марина Сергеевна тяжело опустилась на стул.

— Сначала ты был маленький, — тихо проговорила она. — Потом боялись, что уйдёшь от нас, разлюбишь. А потом... потом уже поздно было. Чем дальше, тем страшнее было признаваться.

Алексей молчал, сжимая в руках пожелтевшие бумаги.

— Ты для нас всегда был сыном, — продолжала она. — Родным, единственным. Иван тебя обожал. До последнего дня гордился тобой.

— Мне нужно найти её, — сказал Алексей, не реагируя на её слова. — Я должен знать, почему она так поступила.

— Я понимаю, — кивнула Марина Сергеевна. — Только... не исчезай, ладно? Что бы ты ни решил, как бы ни сложилось — я всегда буду ждать тебя.

Алексей кивнул, не доверяя своему голосу. Он сунул бумаги в карман и пошёл к выходу.

— Лёша, — окликнула его Марина Сергеевна. — Я люблю тебя, сынок. Что бы ни случилось — помни об этом.

Он замер на секунду, но не обернулся.

— Я позвоню, — сказал он и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

В машине он развернул свидетельство о рождении. Вера Николаевна Соколова, 18 лет, город Орёл. Не густо. Но для начала поисков сойдёт.

Он завёл мотор и выехал со двора. Предстоял долгий путь — и не только до Орла. Он не знал, найдёт ли он эту женщину. Не знал, захочет ли она с ним встретиться. Не знал, какой будет их встреча, если она состоится.

Но он точно знал одно: рано или поздно ему придётся вернуться. К Наташе, к детям, к этой старой женщине с опухшими от слёз глазами, которая тридцать лет называла его сыном.

Потому что, как ни крути, именно они были его настоящей семьёй. И это никакими документами не перечеркнуть.

Больше историй на Дзене