Поэт

Привет, товарищи. В начале сентября у меня был день рождения. У меня и у Янки Дягилевой, разумеется. Праздновать тут особо нехуя, ведь именно в этот день много лет назад началось всё это говно. Однако же, именно в этот омерзительно теплый осенний денек мне неожиданно довелось вспомнить трешовую жизнь тети Есении. Поведаю и вам.

Иногда рождаются такие подозрительные персонажи, которые словно не принадлежат никому – ни себе, ни людям. Без корней. Эдакие духовные барды, доброе пизданько, вся жизнь которых представляет собой бесконечную дорогу и чреду странных, малосвязных событий, порой страшных, порой необъяснимых. Спросят тебя о таком – «ну и что это за человек?», а ты и хуй его знает даже с чего начать. У него нет ни стержня, ни набора точных черт.

Таким бардом без корней и родилась Есения во время бомбежек и обстрелов. История умалчивает по какому городу или селу панически неслась ее мать, сжимая орущую Есению в мешковине, но ясно одно – она подкинула ее на порог более денежным людям, потому как младенец был уже третьим по счету и кормить его было нечем (как, впрочем, и первых двух). Когда Есении исполнилось 4 года, кровная мать чудесным образом ее то ли забрала, то ли выкрала обратно. Девочка была в ахуе от изменившихся обстоятельств, но зато узнала, что ее младшие сестра и брат умерли, а вот отец жив. Отец – худой и широкоплечий мужичонка – промышлял тем, что натягивал окна из бычьих пузырей, потому что со стеклами была напряженка. В пузырях он поднаторел как боженька и «стеклил» разбитые избы даже будучи глубоко подшофе. Мать аккуратно приторговывала телом, задрав землистые подолА, и на полшишечки попихиваясь за сараями с неимоверной скоростью. Таким образом, скромного заработка родителей хватало, чтобы не умереть от голода, но более ни на что. Тем грустнее было стекольщику смотреть на то, как его маленькая косоглазая дочь с пегими волосенками играется с бычьими пузырями. К 14-15 годам стало очевидно, что красавицы из Есении уже не выйдет. Рост остановился на полутора метрах в прыжке и в кепке, таз раздался, груди не выросло никакой, по-крестьянски короткие ноги загнулись колесом, левый глаз смотрел четко на нос, а на голове шелестели три пиздинки цвета дворовой собаки. Этот факт навел на родителей жуть – удачно сослать ее к богатенькому ебарьку не представлялось возможным. Это не отменяло веселого и общительного нрава Есении – она была очень доброй и любопытной, с блаженной припиздью, и во всем видела только хорошее. Однако ее личные качества особо никого не интересовали, поэтому Есению отдали учиться на медсестру, а сразу оттуда направили на зону работать по профессии.

Когда радостная и верящая в этот мир Есения переступила тюремный порог, с надеждой хлопая косым серым глазом, никто и подумать не мог, как всё закрутится. Она довольно быстро прижилась на своей первой в жизни работе и бегала толстопопым живчиком, ловко выполняя все обязанности и даже больше, всем улыбалась и со всеми дружила. К ней не было никаких вопросов несколько лет, ровно до той поры, пока ее не застали передающей наркотические препараты уголовнику, что сидел там свой не первый и уже окончательно внушительный срок. Так как терять ему было нечего, а Есения внезапно оказалась на 4 месяце беременности от него, он взял всё на себя. Есению просто уволили. Попивая дома чайную пыль, она искренне не могла понять, в чем ее проступок, ведь «любимому просто нужна была помощь, ему же так плохо там» и он отец ее ребенка. Уголовник казался ей хорошим любящим мужчиной, а его взятие вины на себя только добавляло ему ебливого шарма. Но, несмотря на все эти романтические страдания, было очевидным, что дождаться его невозможно – срок был с полжизни. Поэтому ее суетливый разум в овуляшечной дымке решил ужасное – нужно тут все продать и уехать за тридевять земель на поездах. И там начать новую жизнь. Но где взять денег? Тогда Есения заверила своих дремучих родителей в необходимости переезда и пообещала им, что на вырученные с продажи всего имущества деньги на новом месте они купят едваль не дворец. Въедут, так сказать, на белом хую в райские двери. Мол, она уже всё узнала, и так оно и будет.

Загружая пожитки в поезд, они еще не испытывали сильных сомнений (а зря). Но когда доехали до славного города Александрова – 101й километр - все стало на свои места. С учетом всех льгот, их скромных грошей хватило лишь на двухкомнатную халупу в бараке на отшибе, черном, как моя жизнь. А так как срать и родить - нельзя погодить, то в новые ужасающие условия они въезжали с новеньким младенцем на руках, а также водкой и депрессией. Новорожденного назвали Артем. Мальчик разительно отличался от своей матери, был черноволосым, смуглым и кареглазым, однако Есения в Артеме души не чаяла, он напоминал ей ее первого и единственного тюремного любовника, и она баловала его баранками и ворованными яблочками, читала сказки и защищала его от соседских детей. Довольно быстро оба ее родителя начали крепко выпивать, и Есения уже чуть было не разуверилась в этом мире, претерпевая пьяные драки, кричащего Артемку и полное беспросветное одиночество.

Но однажды семенящую по сельской дорожке грустную Есению окликнул веселый алкоголик, возделывавший какой-то смехотворный клочок земли рядом с покошенной кибиткой. Его звали Арсентий. Их имена так созвучны, что даже неудобно повествовать. Но я не могу заменить его имя, потому как оно говорит о нем все. Вот как звучит слово «Арсентий» - таким он и был. Простодушным рубаха-парнем, но правда чернобровым, а не в веснушках, как представляется. Бродил он вольно и воровато, руки в брюки, и пил страшенными запоями. Никто не знает, правда ли ему понравилась сомнительной красоты Есения, или просто нужна была ради огорода и женских рук в доме. Как бы то ни было, он принял ее с сыном к себе, хоть и жениться не обещал. И так и не женился, даже когда она родила от него дочку Аленушку. Жизнь с Арсентием казалась Есении даром богов, его имя не сходило с ее языка. Она наваривала ему всевозможные варева, штопала белье, наглаживала, ковырялась на грядках, а его регулярные запои с вышвыриванием всей семьи на мороз казались ей легким бризом. И так и была блаженная Есения счастлива, пока однажды не нашла его мертвым в огороде с ножом в боку. Его убили за карточные долги дружки по пьянке. Есения и тут не впала в отчаяние, добро перевернув это событие как «он был единственным приличным человеком, а друзья его убили из зависти». И сделала ставку на сына Артема, мол, мамин помощник, еще чуть подрастет и из нищеты ее выведет.

И Артем подрос. И сразу же стал фигурантом группового изнасилования – вместе с восемью такими же пацанами они выебали и искалечили девушку. Она сошла с ума, а он женился на ней. От этих событий Есения вдруг впала в окончательную прелесть – мир вокруг стал казаться ей еще добрее, интереснее и разнообразнее, она расположилась к каждому встречному, преисполнилась нежностью к каждой травиночке. А поэтому отдала Аленушку своим спившимся родителям и стала ездить, куда Бог пошлет.

А посылал он ее везде. Какое-то время она прибилась к геологам и археологам и колесила с ними по стране с никому неизвестными целями. Надела песочную панамку с веревочкой, научилась разбираться в почвах и лихо хуярила под гитару рвущие сердце мотивы «Альпинистка моя! Гуттаперчевая!», пригубливая из фляжки у костра. Ее не было чуть меньше года, а по возвращении ее невозможно было отличить от страстного археолога – даже косящий глаз в тему. Попутно за прошедший год она умудрилась написать сборник детских стихов. Сняв археологическое облачение, Есения сменила его на литературное и начала посещать поэтические вечера в шалях и серьгах. Она бегала по авторским вечерам с таким рвением, что успела познакомиться со всеми, с кем только можно, крепко внедрившись в круги поэтов-песенников. Фоткалась с Робертом Рождественским. И ни в одной тусовке – хоть с археологами, хоть с литераторами – никто не мог понять кто она и откуда. Она успешно приживалась везде, и ей даже давали деньги и делали ее своей хорошей подругой, не зная о ней ни малейшей правды. Попутно или, может, от радости, но она запела не хуже оперной певицы. Что дало ей лишний повод колесить с писателями и певцами – где удастся примкнуть. Она добралась даже до Пугачевой, если глянуть архив. Потом она случайно отсосала старому парашютисту, и после этого Есении пришлось совершить несколько экстремальных прыжков, во время которых из нее окончательно выдуло остатки здравого смысла, не говоря о тронутых сединой трех волосинках. А потом она примазалась к обществу слепых и поехала с ними на реабилитацию на Черное море, где ее в гостинице случайно потрахал (возможно, перепутал) слепой сын какой-то агрессивной старушки, и та ударила Есению клюкой по голове, что было сил. Скорая помощь с любопытством узнала, что Есения, в общем-то, и сама медсестра, а у них нехватка рук. Из огня да в полымя, Есения вскоре перекочевала от слепых к врачам.

Пока происходила вся эта котовасия, Артем времени не терял. Он связался с девушкой, и они сперва задушили, а потом и разрезали на куски ее сестру. И Артем пошел раскидывать мешочки с человечиной по помойкам. Неизвестно, насколько быстро их бы поймали при идеальных условиях, но они наивно пошли сдавать в скупку снятое с трупа, и их быстро загребли. На суде Есения не поверила сыну, кричащему «мама, не верь ни одному их слову, я ни в чем не виноват!». Поэтому она бросила все и пошла в церковь за него молиться. Но попала не в обычную, а в сектантскую, по совету знакомой. Там ее, знаемо, приняли с распростертыми.

Сама церковь скорее напоминала участок с домами, завешанными символикой, где Есения кропотливо выращивала овощи для питания своего братства. Главарь общины время от времени наркоманил и прелюбодействовал с духовными сестрами – они буквально высасывали из него все дурное, поэтому Есения, осознавая важность момента, нет-нет да подменяла его на службах, когда он выйти не мог. Она быстро внедрилась и освоила все положения секты. Туда-сюда и ей уже выдали рясу и звание. В то же самое время, пока Есения почти уже мироточила, ее дочка Аленка торговала своими детско-подростковыми косточками на трассе. Но она грешница, тут ничего не попишешь, можно только пожалеть. И ее жалели.. разномастные водители. На все лады.

Орден расцвел с появлением Есении, особенно его красочная ширма. Все дома были перекрашены, ландшафтный дизайн поражал великолепием, все цвело, пахло и спорилось. Поэтому когда в гости приехали представители родственного культа, они спросили – а кто же создал эти райские кущи? Сестры указали на Есению, которая сразу скромно прорекламировала себя, сказав, что в ее руках и из гнилого семени вырастет сам цвет экзотики и в ландшафтном дизайне она мастак. Высокопоставленный гость пригласил ее заняться его собственным особняком, а точнее участком. Она, сорвав церковный обвес, с радостью поехала в другой город уже под видом дизайнера. И всё ожидаемо получилось. Он передал ее контакты еще кому-то, а тот - еще. Лавэ потекло в Есенины руки, как из рога изобилия. Не удивлюсь, если она выпустила книгу по дизайну ландшафтов, просто я об этом еще не знаю.

Поэтому…никогда не отчаивайтесь и ничего не исключайте, друзья :)

До новых встреч :*

“Боль неразделенной любви”

О, как жестока ты, любовь неразделенная,

Как ранит сердце ложь моя, безумная.

В глазах твоих я видел свет, но обманул,

И в тени своих грехов я утонул.

Ты верила словам моим, как в чудо,

Но я разрушил все, что было свято.

Теперь в ночи один я плачу горько,

И в сердце боль, как рана, не заживет.

Прошли года, и осознал я, грешный,

Что потерял тебя, любовь моя безбрежная.

Но поздно понял я, что был неправ,

И в сердце пустота, как вечный ад.

Воспоминания о тебе, как тени,

Преследуют меня в ночной тиши.

И каждый день, как вечность, без тебя,

И каждый миг, как пытка, без любви.

Я врал себе, что смогу забыть,

Но каждый раз, как вижу свет зари,

Твой образ вновь встает передо мной,

И сердце рвется в клочья от тоски.

Ты стала призраком в моей душе,

Твоей улыбки свет мне не забыть.

И каждый день я проклинаю ложь,

Что разлучила нас, не дать любить.

Пс, я прошу оценить стих, подвергать сильной критике не стоит. Я пишу лишь для себя, а тут решил поделиться. Если вам понравилось стихотворение прожмите ^ буду благодарен😌👍