А что же бесплатное? Случайная мелодия из распахнутого окна, от которой замирает сердце. Книга, оставленная кем-то на парковой скамейке, которая переворачивает твой мир. Разговор с безумцем на ночной улице, который дарит тебе идею на миллион. Улыбка незнакомки. Это все — чистый, незамутненный кайф. Прямая инъекция реальности в вену, без посредников, без счетов и без обязательств. Этому не нужно твое оправдание. Оно просто есть. Оно врывается в твою упорядоченную вселенную, где всё имеет цену, и устраивает там карнавал. Оно ничего не просит взамен, и потому оно бесценно.

Система же хочет, чтобы ты был должником. Чтобы каждый твой опыт был предоплачен. Чтобы ты не смотрел на звезды, а покупал подписку на планетарий. Чтобы ты не влюблялся, а платил за премиум-аккаунт. Они продают тебе упакованный в целлофан опыт, а вместе с ним — кандалы. Кандалы твоей собственной «рациональности». Ты заплатил — ты обязан получить удовольствие. Ты обязан быть счастливым. По графику. Согласно тарифному плану.

Так что да, они правы. Бесплатное не ценишь. Его не *оцениваешь*. Его проживаешь. А вот купленное дерьмо... о, его ты будешь ценить, холить и лелеять. Ты будешь вдыхать его миазмы и называть их парфюмом. Ты будешь убеждать себя, что это именно тот запах, о котором ты мечтал всю жизнь. Просто потому, что альтернатива — признать, что верховный бухгалтер этой реальности в очередной раз поимел тебя за твои же собственные деньги.

Жрите. Наслаждайтесь. А я пойду послушаю, как поет ветер в проводах. У него сегодня бесплатный концерт. И это охуенно.

Корпоративные жрецы, эти хуесосы в отглаженных рубашках, называют это «ассортиментом». А я называю это опухолью. Метастазы идентичности, расползшиеся по полкам. Они скупили пространство, вытеснили реальность. Где-то там, за пределами этого флуоресцентного ада, есть фермер, у которого три мешка охуительной картошки. Но ему сюда нельзя. Его картошка слишком настоящая, она портится, она не вписывается в матрицу вечного хранения. Здесь властвуют химические големы, порожденные в чанах и ретортах. Они могут лежать на полке год. Пять лет. Вечность. Они переживут нас всех и останутся молчаливыми памятниками нашему идиотизму.

И вот кассирша, с лицом выцветшей иконы, пробивает этот мусор. Ее движения — автоматный танец, выученный годами. Пик. Пик. Пик. Каждый «пик» — это гвоздь в крышку гроба твоего кошелька. Ты платишь не за еду. Ты платишь за аренду этого гигантского склада. За свет, который слепит тебе глаза. За зарплату мерчендайзера, который расставляет коробки по фэн-шую. За рекламный ролик, в котором счастливая семья жрет этот пластик и смеется. Ты оплачиваешь весь этот ебаный спектакль.

Они говорят: «Это удобно! Все в одном месте!» Удобно для кого? Для них! Они создали систему, в которой единственный выход — через кассу. Они построили лабиринт и убедили нас, что Минотавр в центре — это и есть наша цель. Потребительский рай? Нет. Это чистилище с программой лояльности. Ад с дисконтными картами.

И единственный способ взорвать этот концлагерь изнутри — это перестать. Просто. Перестать. Ходить. По. Этим. Ебаным. Рядам. Пускай эти башни из консервов покроются пылью. Пускай армии йогуртов с двенадцатимесячным сроком годности скиснут в своем пластиковом одиночестве. Пускай их бог изобилия сдохнет от голода в своем собственном храме.

Нам не нужны эти ангары, полные пластиковой еды. Дайте нам маленькую лавку, где пахнет хлебом, а не освежителем воздуха «альпийская свежесть». Где на прилавке — мясо, которое вчера еще бегало, а не лежало полгода в анабиозе. Где овощи пахнут землей, а не типографской краской. А всю эту химию, весь этот вечный, нетленный мусор — в вендинговые автоматы на окраинах промзон. Для тех, кто окончательно решил превратить свой организм в филиал химзавода.

Этот супермаркет — величайший обман. Мнимая забота, фальшивое удобство, добровольное рабство, к которому мы привыкли, как заключенный привыкает к своей камере. Но это не свобода выбора. Это паралич выбора в камере пыток, отделанной глянцевым пластиком.

Внезапно из-за угла выныривает существо. Оно улыбается — тридцать два зуба в идеальном оскале хищника. «Попробуйте наш новый аромат!» — шипит оно, протягивая тебе полоску бумаги, пахнущую химической атакой. Запах лоботомии, запах забвения. Я отшатываюсь, как от прокаженного. А оно уже окучивает следующую жертву, которая с благодарностью вдыхает этот концентрат лжи.

Эскалаторы, эти вечные лестницы Иакова, ведут не на небо, а на следующий круг того же самого ада, только с фудкортом. Здесь запахи смешиваются в единую симфонию апокалипсиса: пережаренное масло, синтетический сыр, корица и чей-то чужой пот. Люди сидят за пластиковыми столами, их лица освещены экранами смартфонов. Они поглощают пищу, не чувствуя ее вкуса, глядя в бездну цифрового небытия. Они здесь, но их нет. Тела заправляются топливом, пока души бороздят просторы инстаграма.

Стены начинают дышать. Вывески пульсируют, как вены на виске у эпилептика: КУПИ, ЖЕЛАЙ, СООТВЕТСТВУЙ, СДОХНИ, НО КУПИ. Мир расслаивается. Я вижу код. Матрицу из скидок и специальных предложений, невидимую решетку, наброшенную на сознание. Каждый шаг здесь — это движение по заранее прочерченной траектории, от одного триггера к другому. Это гигантский лабиринт, построенный не из стен, а из желаний. И выход из него не там, где табличка «ВЫХОД», а где-то в глубинах твоего атрофированного «Я».

Я бегу. Бегу мимо рядов с косметикой, этих баночек с эликсирами вечной молодости, сделанными из нефти и слез маркетологов. Мимо детских магазинов, где плюшевые монстры с пустыми глазами готовят новое поколение для этого же конвейера. Бежать. Наружу. К грязи, к дождю, к честному выхлопному газу — к чему угодно, что имеет подлинный вкус и запах.

Двери разъезжаются, и я вываливаюсь на улицу, жадно глотая настоящий, живой воздух. Оглядываюсь на стеклянный мавзолей, сверкающий в сумерках. Они называют это досугом. Терапией. Праздником. Но это кома. Блестящая, кондиционированная, хорошо продаваемая кома. А я, видимо, просто аллергик. На счастье.

Это не заговор в дымной комнате. Это экосистема. Самоподдерживающийся террариум, где одни рептилии греются под лампой, а другие служат для них питательным субстратом. Они не злые. Они просто голодные. Они смотрят на твои мечты, твою страсть, твою ярость, твою любовь – и видят лишь непереработанные калории. Твоя жизнь – их ланч.

И вот ты сидишь, обложенный гаджетами, как покойник цветами, и чувствуешь эту тянущую, сосущую боль в области души. Это не депрессия, дружок. Это фантомные боли по ампутированному смыслу. Информационное пространство вокруг – не библиотека и не агора. Это радиоактивные пустоши после ядерной бомбардировки духа. Повсюду разбросаны обглоданные кости великих идей, ржавые остовы былых ценностей и ядовитые лужицы быстрого дофамина. Выходить сюда без гермошлема – самоубийство. Хватать первое, что блестит, – значит сожрать кусок плутония, приняв его за леденец.

Как противостоять? Ха! Ты ищешь универсальный рецепт, волшебную таблетку, очередной лайфхак из топ-10? Ты уже отравлен. Ты хочешь, чтобы кто-то другой решил твою проблему. Нет. Противоядие не покупают. Его синтезируют. Внутри.

Для начала нужна тотальная, безжалостная брезгливость. Развивай в себе духовного аристократа, которого тошнит от дешёвки. Тебе предлагают очередной хайп? Посмотри на него, как на кучу дерьма, украшенную блёстками. Тебе впаривают «уникальную возможность»? Услышь в этом скрип дверцы душегубки. Тебе показывают «тренд»? Увидь в нём стадо, бегущее к пропасти.

А потом приходит время для великого заклинания. Сакральной мантры экзистенциальной самообороны. Она проста, как удар кастетом, и эффективна, как гильотина. Когда очередная химера тянет к тебе свои липкие щупальца из экрана, из динамика, из уст доброжелателя, ты собираешь всю волю в кулак, смотришь ей в её пустые цифровые глаза и чеканишь:

«Стоп. Нет. Иди на хуй».

Не вежливо. Не с извинениями. А с холодной яростью того, кто защищает свой последний клочок суверенной территории – свой череп. «Стоп» – ты прерываешь поток дерьма. «Нет» – ты утверждаешь свою границу. «Иди на хуй» – ты отправляешь источник угрозы в метафизическое небытие, откуда он и выполз. Повторять до наступления внутренней тишины.

А что делать в этой тишине? В своем бункере? О, это самое интересное. Ты становишься алхимиком. Ты прекращаешь жрать комбикорм, который тебе насыпают в кормушку, и начинаешь готовить сам. Ты берешь крупицы подлинного – обрывок старой книги, звук дождя, воспоминание о настоящем чувстве, взгляд честного человека – и в тиглях своего молчания начинаешь выплавлять собственные смыслы. Собственные метафоры. Собственных богов и собственных демонов.

Это и есть высший акт бунта. Не на площади с плакатом, а в катакомбах своего сознания. Перестать быть потребителем реальности и стать её творцом. Пускай твой мирок будет крошечным, пускай он умещается в ореховой скорлупе, но он будет твоим. Живым. Настоящим.

И когда Пастухи в очередной раз будут проводить инвентаризацию своего стада, они посмотрят на твой номер и увидят лишь слепящую пустоту. Сбой в системе. Неучтенную единицу. Они не смогут забрать твою энергию, потому что ты перенаправил её внутрь, на создание вселенной, в которую им нет входа.

Мир снаружи не изменится. Пустоши останутся пустошами. Но ты больше не беззащитная жертва радиации. Ты – сталкер. Ты выходишь на охоту за нужным, забираешь своё и возвращаешься в свой бункер, где горит твой собственный, сука, огонь. И этого более чем достаточно.

Потом идет фастфуд. Алхимический триумф пищевой инженерии. Котлета, которая никогда не знала мяса, булочка, что не зачерствеет и после ядерной войны. Это не пища для выживания. Это ритуальное подношение божеству лени. Ты закидываешь в себя эту дрянь и чувствуешь не сытость, а тяжесть. Тяжесть в желудке, тяжесть в мыслях. Зверь внутри тебя давится этой синтетической блевотиной и засыпает.

А когда сахар и трансжиры не справляются, в ход идет тяжелая артиллерия. Дешевое пиво, превращающее мужиков в скукоженных, брюхатых слизней, обсуждающих футбол с яростью гладиаторов, но боящихся попросить прибавку к зарплате. Бесконечный поток развлечений — сериалы, тиктоки, видосики с котиками. Цифровой сома, который впрыскивается прямо в глазные яблоки. Зачем думать о несправедливости мира, если можно посмотреть еще одну серию про драконов или смешных идиотов? Зачем подозревать соседа, если можно с ним сраться в комментариях под постом про политику?

Они убили в тебе охотника и заменили его на собирателя лайков.

Твои трагедии — это царапина на новой машине. Это остывший латте. Это разрядившийся телефон. Ты плачешь над выдуманными смертями на экране, потому что смерть в реальном мире вызывает у тебя паническую атаку и недержание. Ты стал веганом не из-за любви к животным, а из-за страха перед кровью. Ты мягок, податлив, толерантен ко всему, кроме правды. Ты — идеальный гражданин, идеальный потребитель, идеальный компост для будущих поколений таких же беззубых травоядных.

А Вечный Голод — он никуда не делся. Он просто спит. Он — проклятье, которое ты променял на комфорт. Он — дар, от которого ты отказался ради скидки на вторую пиццу. Иногда он просыпается. Ночью. В 3:17. Ты лежишь, смотришь в потолок, и ледяные пальцы страха сжимают твое разжиревшее сердце. Это он. Он шепчет тебе, что ты все проебал. Что твоя жизнь — это симуляция сытости в мягком гробу из ипотечной квартиры.

Большинство снова закинутся снотворным, сериалом или ночным дожором. Заглушат этот шепот.

Но некоторые... некоторые услышат. И этот шепот покажется им слаще любой музыки. Они почувствуют этот древний, священный оскал внутри. И улыбнутся в темноте. Потому что быть голодным в мире сытых — это единственная оставшаяся форма аристократизма.

Так что давай, доедай свой круассан. Запей его кофейком. Добро пожаловать в пустыню реального. Пора снова учиться охотиться. И первая дичь — это ты сам. Тот, сытый. Убей его. И почувствуй, наконец, этот прекрасный, сводящий с ума Голод.

А над всем этим парит Левиафан. Государство. Оно не щекочет. Оно действует как суровый господин из БДСМ-клуба. Оно вводит новые правила игры, новые рамки, новые налоги. Оно нежно сжимает твое финансовое горло, напоминая, кто здесь главный. «Ты можешь играть в свои игры, маленький потребитель, – шепчет его холодный голос, – но только в той песочнице, которую я для тебя построил. И не забывай платить за вход». Это не стимуляция, это калибровка боли. Приучение к тому, что твой бюджет принадлежит не только тебе.

Но самый чистый, самый дистиллированный ужас этой системы – это мошенники. Они – санитары этого больного леса. В них нет ни капли лицемерия маркетологов или государственной важности. Они – чистое, незамутненное либидо системы, ее животное начало. Они не играют в прелюдии. Они просто берут тебя, переворачивают и имеют. Грубо, насухо, под одобрительное молчание тех, кто должен был тебя защищать. Твой банк потом пришлет тебе сочувственное письмо, а сотовый оператор предложит новую услугу «защиты от спама» за 99 рублей в месяц. Они – соучастники, вуайеристы, которые продают билеты на твое изнасилование, а потом торгуют пластырями у выхода. Один неверный клик, один доверчивый ответ – и твой нежный, заласканный маркетологами бюджет познает всю грубость реальности.

И вот мы здесь. В этом гигантском зоопарке, где статус особи определяется не силой или умом, а размером и цветом задницы. О да, ты все правильно понял. Мы – павианы новой эры. Наш бюджет, наша кредитная история, наше портфолио – это и есть наша задница. Всю жизнь мы подвергаем ее стимуляциям: вот укол ипотеки, вот припарка автокредита, вот горячий компресс нового айфона. И чем больше стимулов она видела, чем больше кредитов переварила, чем больше брендов на себя приняла – тем она больше, ярче, багровее.

Посмотри вокруг. Вот идет самец с огромным, налитым кровью седалищем – он только что закрыл сделку по слиянию и поглощению. А вон самка, ее зад пылает алым огнем лимитированной сумочки и отпуска на Мальдивах. Они карабкаются по социальной лестнице, демонстрируя друг другу свои воспаленные, измученные стимуляцией бюджеты. Это и есть высшее достижение, венец творения, апофеоз эволюции – Человек Потребляющий, с огромной, красной, вечно зудящей финансовой сракой.

Иногда, в три часа ночи, когда действие последнего энергетика сходит на нет, я смотрю в зеркало и пытаюсь разглядеть отблеск этого проклятого сияния на себе. Я ощупываю свой кошелек, как раковую опухоль. И понимаю, что вся эта херня – не сон. Это и есть та самая реальность, которую мы заслужили. Реальность, где главная мечта – отрастить задницу побольше, чтобы тебя заметили в стае. А потом придет кто-то – маркетолог, государство или простой уличный мошенник – и простимулирует ее еще раз. Просто потому, что может. Такая вот горькая, зудящая правда. Теперь передай-ка мне тот грейпфрут. Нужно чем-то сбить эту кислоту во рту.