Моя мать была религиозной женщиной
Моя мать была религиозной женщиной. Её вера была не просто частью её жизни — она и была её жизнью. Каждое утро она начинала с молитвы, и каждую ночь заканчивала тем же.
Иконы висели на всех стенах нашего дома, их золотые рамы поблёскивали в свете свечей, которые она зажигала даже днём. Она говорила, что Бог всегда наблюдает за нами, что Он слышит каждое наше слово, видит каждый поступок.
— Он защитит нас, — часто повторяла она, глядя на меня своими тёплыми, наполненными навязчивой любовью глазами.
Иногда я ловил себя на мысли, что её вера граничит с фанатизмом. Она могла часами стоять на коленях перед иконой, шепча молитвы, которые я не понимал. Eё голос всегда был таким тихим, что казалось, будто она говорит сама с собой.
Однажды я спросил её:
— А что, если Бог не слышит нас?
Она замерла, потом медленно повернулась ко мне. Её глаза стали чёрными, как ночь, и она прошептала:
— Тогда это не Бог.
В тот момент я почувствовал, как что-то холодное коснулось моей спины, хотя там никого не было. Я так испугался, что больше никогда не задавал ей вопросов о вере.
Мы жили в промышленном городе, где воздух был загажен дымом заводов, а земля казалась мёртвой. Это место было словно вырвано из времени — серое, холодное, безжизненное. Наш дом стоял на окраине города, рядом с заброшенным карьером. Люди избегали этого места, говоря, что там "что-то не так". Мать никогда не позволяла мне выходить за пределы двора.
— Там нечисто, — говорила она, крестясь.
Я не понимал, что она имеет в виду, но её голос был полон страха, и я знал, что лучше её не ослушиваться.
Что касается моего отца, он работал на одном из заводов — огромном монстре из стали и шума, который давал работу всему городу. Когда я был маленьким, он казался нормальным человеком — сильным, молчаливым, трудолюбивым. Но всё изменилось, когда мать стала слишком набожной. Он терпел её веру какое-то время, но потом начал меняться. Сначала он просто раздражался, когда она молилась. Потом начал кричать на неё, требуя прекратить "эту ерунду". Насколько я помню, он постепенно начал сходить с ума.
Когда мне было одиннадцать лет, он убил её. Я помню тот вечер до мельчайших деталей, потому что это был момент, когда моя жизнь перестала быть нормальной. Она сидела на коленях перед иконой, ее лицо было все в слезах. Она молилась вслух, а он стоял в дверях, сжимая кулаки. Его лицо было искажено яростью, но в его глазах была пустота, как будто он смотрел сквозь неё.
— Ты больше не будешь звать Его, — прошептал он.
Потом он ударил её. Она упала, и больше не встала. Её глаза остались открытыми, и в них было что-то неправильное. Они казались чёрными, но я увидел отражение в них, оно казалось каким-то искаженным, словно там отражалось что-то за пределами этой комнаты. Я смотрел ей в глаза не отрываясь, дрожа от страха и не понимая, что происходит. В это время соседи вызывали полицию, а отец лежал связанным на полу.
Суд признал несчастный случай. Только во взрослом возрасте я узнал, что завод заплатил кому-то, чтобы всё замяли. Но я был бы счастлив, если бы это было моей главной проблемой во взрослой жизни.
Итак, вернемся назад. После этого случая я остался жить с ним несмотря на то, что безумно его боялся. Я боялся его. Не просто боялся — я жил в постоянном страхе. Каждый раз, когда он смотрел на меня, я чувствовал, как его взгляд проникает внутрь меня, словно он мог видеть мои мысли. Иногда он подходил ко мне слишком близко, и я видел его глаза так близко, что вгоняло меня в полный ступор. Я не мог шевелиться от ужаса, как будто взгляд исходил не от человека, а от чего-то древнего, что наблюдало за мной издалека. Он часто говорил странные вещи: "Он наблюдает за нами", или "Они здесь". Я не понимал, о ком он говорит, но его слова вызывали у меня чувство, будто что-то огромное и невидимое стоит прямо за моей спиной, а иногда прикасается своей холодной рукой.
Но больше всего я боялся подвала. Подвал был местом, куда я никогда не заходил. Даже днём, когда солнце светило в окна, он казался тёмным, как будто поглощал весь свет. Дверь в подвал была старой, деревянной, с трещинами, через которые сочилась тьма. Я часто слышал странные звуки, исходящие оттуда: шорохи, скрипы, иногда даже шёпот. В детстве мне даже казалось, что подвал живой, что он наблюдает за мной.
Я старался держаться от него подальше, но иногда, когда я проходил мимо, я чувствовал, как что-то холодное, в какой-то мере даже привычное, касается моей спины, хотя рядом точно никого не было.
Однажды я попытался заглянуть внутрь, но свет фонарика не смог пробиться сквозь тьму. Она была такой плотной, что казалась материальной, как будто её можно было потрогать руками. Я быстро закрыл дверь и больше никогда не пытался войти.
Когда мне исполнилось 15, произошло то, что изменило всё. Однажды вечером отец привёл домой троих своих друзей. Они были такими же, как он: грубыми, молчаливыми, полными странной энергии. Они начали спорить о чём-то, что я не мог понять. Потом отец настойчиво предложил спуститься в подвал. Я услышал их шаги, потом смех, потом крики. А потом наступила тишина.
Я стоял в дверях своей комнаты, парализованный ужасом. Через некоторое время они вышли. Но они стали другими, этого нельзя было не заметить. Их лица были бледными, как будто кровь покинула их тела. Их глаза были чёрными, как ночь, и в них не было ни капли человечности. Они двигались медленно, как будто каждый шаг давался им с трудом. Они больше не разговаривали, только смотрели в разные стороны, словно сквозь стены. Я стоял и наблюдал за ними, стараясь не шевелиться. Страх сковывал мой разум. Иногда они подходили ко мне и смотрели на меня, изучали, я даже не знаю, на меня ли они смотрели, или сквозь меня.
Отец был последним, кто вышел из подвала и сразу направился ко мне. В руках он держал что-то странной формы — это был предмет, похожий на искривлённый кусок металла, покрытый странными символами. Они были выцарапаны или нарисованы, но каждый раз, когда я смотрел на них, они казались другими. Я пытался понять, что они значат, но чем дольше я смотрел, тем больше голова начинала кружиться, а в животе появлялось чувство тошноты. Символы были странными, неправильными — они не принадлежали ни одному алфавиту, который я знал. Их линии изгибались так, будто пытались убежать от самих себя. Некоторые из них напоминали глаза, другие — пасти, третьи — что-то, что я не мог даже описать.
— Если хоть слово кому скажешь, ты следующий, — прошептал он.
Его голос был тихим, но в нём была четкая угроза, которая заставила мою кровь застыть. Потом он наклонился ко мне, и его взгляд... застыл. Он просто смотрел на меня, не моргая, не двигаясь. Так он простоял несколько часов. И я тоже. Я не знал, что делать. Я боялся даже пошевелиться. Боялся настолько, что даже не осмелился отклониться назад. Его лицо было в нескольких сантиметрах от меня. В его глазах было что-то неправильное, что-то, чего я раньше никогда не замечал.
Это был не просто страх — это было осознание того, что он больше не человек. Его глаза были пустыми, как будто за ними не было ничего живого. Но в то же время в них было что-то ещё — что-то древнее, что-то, что наблюдало за мной издалека.
На следующее утро я проснулся и обнаружил, что символы появились на стенах моей комнаты. Они были нацарапаны углём, но я точно знал, что их там не было накануне. Я попытался стереть их, но они появлялись снова. Каждый раз они были разными, но всегда вызывали у меня то же чувство: головокружение, тошноту, страх. Я начал думать, что схожу с ума. Однажды ночью я услышал шёпот. Он исходил из-под пола, из стен, из самой земли. Слова были непонятными, но они вызывали у меня страх, как будто кто-то пытался предупредить меня о чём-то. Я пытался продолжать ходить в школу и жить нормальной жизнью, но это было тяжело. Я постоянно замечал, что люди вокруг меня вели себя странно. Их глаза иногда становились чёрными, как у отца. Они смотрели на меня так, будто знали, обо мне что-то, о чем я не могу и догадываться.
Я пытался уехать из города, но что-то всегда мешало. Автобусы ломались, поезда задерживались, машины отказывались заводиться. Каждый раз, когда я пытался уйти, что-то возвращало меня обратно. Я начал понимать, что это место держит меня здесь. Оно не отпускает.
Прошло несколько дней после той ночи, когда отец и его друзья спустились в подвал. Я старался держаться подальше от него, но однажды вечером я услышал, как он снова открывает дверь в подвал. Я видел, как он спускается туда, держа в руках тот самый предмет. Дверь за ним закрылась, и больше я его не видел. Я ждал несколько дней, но он так и не вернулся. В доме стало тихо, слишком тихо. Как будто окружающий шум заводов тоже притих и притаился, как будто в страхе ожидая чего-то.
Наконец, я не выдержал. Я решил спуститься в подвал. Я знал, что это опасно, но я должен был узнать, что случилось с отцом. Я взял фонарик и медленно спустился по скрипучим ступенькам. Воздух в подвале был холодным и затхлым, как будто здесь давно никто не бывал. На стенах были те же символы, что я видел на предмете и в своей комнате. Они были нацарапаны углём, но теперь они двигались. Они ползли по стенам, как живые, извиваясь и изгибаясь. Каждый раз, когда я пытался сосредоточиться на них, они менялись, словно насмехаясь над моей попыткой понять их смысл. Это было похоже на попытку ухватить дым — чем сильнее ты стараешься, тем быстрее он ускользает.
В центре подвала был люк. Он был старым, заржавевшим, но я смог его открыть. Под ним была пещера. Я спустился вниз и увидел копию того самого предмета, который держал отец. Он был огромным, гораздо больше, чем тот, который я видел раньше. Его форма была искривлённой, как будто она не принадлежала этому миру. На нём были те же символы, и они тоже двигались. Они ползли по поверхности, как живые, но их движения казались неестественными, словно они происходили одновременно во всех направлениях. Я чувствовал, как мой разум начинает распадаться, пытаясь осмыслить то, что я видел.
Я прикоснулся к нему, и мир вокруг меня исчез. Я оказался в бесконечной пустоте, наполненной существами, которые наблюдали за мной. Они были здесь всегда, но мы были слишком слабы, чтобы их увидеть. Эти существа не были частью нашего мира. Они пришли из другой реальности, многомерной и совершенно непостижимой для человеческого разума. Их формы были такими, что мой мозг отказывался их воспринимать. Иногда они казались огромными, иногда крошечными, иногда вообще не имели формы. Они двигались не так, как всё в нашем мире — их движения были одновременно плавными и резкими, словно они существовали сразу в нескольких измерениях. Их "глаза" (если это можно было так назвать) смотрели на меня, но не так, как смотрят люди. Это было не просто наблюдение — это было проникновение. Они видели меня насквозь, знали каждую мою мысль, трогали каждое воспоминание, каждую тень страха, которая жила во мне.
И тогда я понял: мой отец был лишь оболочкой для одного из них. Они использовали его, чтобы проникнуть в наш мир. А мать... мать была права. Она знала, что что-то не так. Её молитвы, её иконы — всё это было попыткой защитить нас. Но её вера только разозлила их. Они выбрали её первой, потому что она была ближе всех к истине. А отец... отец просто сошёл с ума, пытаясь противостоять тому, что он не мог понять.
Никто бы ни смог понять…
Эти существа не были злыми в том смысле, в каком мы понимаем зло. Они были просто... другими. Их намерения были настолько чуждыми, что мы даже не могли их осознать. Мы были для них чем-то вроде муравьёв, которых можно заметить, но не понять. Они не хотели причинить нам вред, но их присутствие само по себе разрушало всё, к чему они прикасались. Наш мир был слишком хрупким, чтобы выдержать их многомерную природу. Каждый их шаг, каждый их взгляд оставлял трещины в самой ткани нашей реальности.
Сейчас мне 30. Я работаю учёным, но это лишь прикрытие. Я ищу способ узнать больше и остановить их. Каждую ночь я слышу их зов. Иногда он доносится из-под пола, иногда из стен, а иногда прямо из моего собственного разума. Это не голоса в привычном смысле — это скорее ощущение, будто что-то огромное и невидимое стоит рядом, шепча на языке, который мой мозг отказывается расшифровывать. Иногда я вижу их отражения в зеркале. Они наблюдают за мной, ждут, пока я стану достаточно слабым, чтобы поглотить меня. Я не знаю, смогу ли я их остановить. Возможно ли это в принципе? Иногда я смотрю в зеркало и вижу, что мои глаза становятся чёрными. Но я продолжаю бороться.
И если есть бог, который за нами наблюдает, то мы его никогда не сможем понять. Он не является создателем этого мира. Он лишь наблюдатель, который смотрит, как мы медленно сходим с ума, пытаясь постичь то, что нам не дано постичь. Мы можем лишь догадываться о его существовании, но даже эти догадки — лишь тени, отброшенные нашим собственным ограничением в восприятии реальности. Эти существа из другой реальности — они ещё более древние, ещё более непостижимые. Они существуют вне времени, вне пространства, вне всего, что мы можем осмыслить. Их присутствие здесь — это вторжение, которое мы не в силах остановить.
Я начал замечать, что символы, которые раньше появлялись только на стенах моей комнаты, теперь следуют за мной повсюду. Они возникают на полу в моей квартире, на окнах, на зеркалах. Иногда я просыпаюсь ночью и вижу, как они ползут по потолку, словно живые. Я пытался сфотографировать их, но на фотографиях ничего не видно. Кажется, они существуют только для меня. Или, может быть, они всегда были там, а я просто начал их замечать.
Однажды ночью я услышал шаги за дверью. Они были медленными, тяжёлыми, как будто кто-то ходил взад-вперёд. Я знал, что в квартире никого нет, но шаги не прекращались. Потом я услышал шёпот. Он был таким громким, что казалось, будто он исходит изнутри моей головы. Слова были непонятными, но одно я расслышал ясно: "Приди к нам". Я закрыл уши руками, но это не помогло. Шёпот становился всё громче, пока не заполнил собой весь мир. Я упал на пол, крича, но мой крик растворился в этой бесконечной тьме.
Когда я очнулся, я обнаружил, что лежу на полу в подвале. Не знаю, как я туда попал. Последнее, что я помню, — это шаги за дверью. Вокруг меня были те же символы, что я видел в детстве, но теперь они двигались быстрее, словно торопились закончить что-то. В центре подвала был тот самый предмет, который я видел в руках отца. Он светился тусклым, мерцающим светом, как будто пульсировал в такт с чем-то огромным и далёким. Я попытался встать, но мои ноги отказывались слушаться. Я чувствовал, как что-то холодное и липкое касается моей кожи, хотя вокруг никого не было.
— Ты готов, — прошептал голос.
Он был не внутри меня и не снаружи. Он был повсюду. Я почувствовал, как что-то начинает заполнять меня, как будто тьма проникает в каждую клетку моего тела. Я хотел кричать, но мой голос исчез. Мой разум начал распадаться, как будто его разрывали на части. Я увидел их — тех самых существ, которых видел в пустоте. Они были здесь, вокруг меня, внутри меня. Я чувствовал, как они разрывают мою душу на куски, превращая её в ничто.
А потом всё прекратилось. Резко.
Я очнулся на полу в своей квартире. Было утро, и солнце светило в окно. На первый взгляд всё казалось нормальным. Но когда я поднялся, я увидел своё отражение в зеркале. Мои глаза были чёрными, как ночь. Я попытался закричать, но из моего рта вырвался только шёпот: "Приди к нам.".
Теперь я знаю правду. Никто не может спастись. Никто не может понять. Мы лишь муравьи, наблюдающие за тем, как гигантский сапог накрывает нас. Видим, но не понимаем. Бог, если он существует, не защитит нас. Он лишь наблюдает, как мы медленно растворяемся в бездне своего ограниченного безумия.
И тогда я понял: это не конец. Это только начало неизмеримой бесконечности.
