Парфянский воин гордо возвышается над римлянином, в его руках — чаща. Раскалённая золотая струя стекает по сосуду прямо в рот сражённого полководца. Всю жизнь он шёл к этому моменту.
— Ты хотел золота? Пей.
Это последний глоток в жизни самого богатого человека в Риме, консула Марка Лициния Красса.
Это не сцена из исторического документа, а скорее легенда, родившаяся после смерти Красса. Так захотелось римлянам. А может быть, и всем нам.
Кто такой Марк Лициний Красс
Марк Лициний вошёл в историю как участник первого триумвирата. Он был полководцем и подавил восстание рабов во главе со Спартаком. Он был политиком, державшим в узде почти весь сенат благодаря беспроцентным займам. Он был оратором и соперником Помпея. А ещё Красс был очень богатым и алчным человеком. По крайней мере, так его описывал Цицерон.
Плутарх пишет, что полководца просто зарезали на переговорах, где римляне должны были подписать капитуляцию в неудачной войне с Парфией. Но есть и другая версия.Согласно Диону Кассию, парфяне поглумились над Крассом и залили ему в горло раскалённое золото. Именно эта версия пошла в народ и обросла мифами.
Почему легенда прижилась?
Жадность Марка Лициния Красса не абстракция, а буквально система наживы:
Он богател на проскрипциях — отнимал имущество у лиц, объявленных вне закона
Он скупал сгоревшую недвижимость, строил новую и продавал втридорога
Он подчинил сенат и чиновников, выдавая беспроцентные займы
Как на самом деле умер Красс?
Скорее всего, Красс пал от меча человека по имени Эксатр. Сурена, парфянский полководец, отправил его голову и руку царю Одору II. Но римлянам больше по нраву история, где золото не награда, а плата за алчность и корыстолюбие.
Почему версия про скучную смерть от меча не так популярна?
Марк Лициний Красс это архетип: человек, поглощённый страстью, умирает от неё же. Людям хочется верить в справедливость мира, в некое назидание свыше. Мифы часто рождаются там, где правда кажется слишком скучной. Так, смерть очередного римского полководца превратилась в притчу.
Марк Лици́ний Красс древнеримский полководец и политический деятель, консул 70 и 55 годов до н. э., участник первого триумвирата, один из богатейших людей своего времени.
Недавно упоминала о Парфянском походе Марка Лициния Красса (115/114-53 до н.э.), и вот так раз – обнаружила, что очередная прочитанная книга как раз об этом.
("Смерть Красса в битве при Каррах" (Cassell's Illustrated Universal History, vol. 3, 1882))
Если верить Плутарху, то ещё победитель понтийцев и армян Луций Лициний Лукулл (ок. 117-56 гг. до н.э.) планировал вторжение в Парфию, но судьба распорядилась иначе. Первым нарушил парфянские границы Гней Помпей, который вторгся в северную Месопотамию, но война тогда не случилась, т.к. Фраат III, сын царя Санатрука, о котором я рассказывала в прошлый раз (История нашего мира в художественной литературе. Часть 37.4. «Парфянин»), сделал вид, что ничего ужасного не случилось, и только сказал «Ай-я-яй, такие действия недопустимы, позор тебе, Гней Помпей» (ну или что-то вроде того, короче, выразил протест). После того, как Помпей отбыл в Рим, парфяне восстановили контроль над прихваченными ранее римлянами территориями. Потом уже, в 57-м до н.э., наместник Сирии Авл Габиний готовился к вторжению в Парфию под предлогом защиты права на престол царевича Митридата, который вместе со своим братом Ородом прославился отцеубийством, а потом ввязался в междуусобную борьбу за трон. И стоило римлянам уйти в Египет, где, по мнению римского руководства, они были нужнее, как Митридат растерял поддержку и стал заметно сдавать позиции.
В одной из прошлых заметок я уже упоминала о том, как самыми крутыми римскими полководцами того времени Юлием Цезарем, Гнеем Помпеем Великим и Марком Лицинием Крассом (был менее крут в плане военных побед, но зато очень богат) был заключен первый тайный триумвират (История нашего мира в художественной литературе. Часть 54. «Клеопатра», «Юлий Цезарь» и «Антоний и Клеопатра» Кстати, перечитывая, обнаружила там ошибочную дату((, которую уже не могу исправить). Тогда я подробно рассказывала о Цезаре, а теперь вот в центре внимания оказался Красс, которому слава не только товарищей, но и других прославленных генералов, очевидно, покоя не давала, потому что его-то все знали главным образом как того, кто подавил восстание Спартака.
Так что свой поход, под всё тем же предлогом помощи Митридату Парфянскому, он начал ещё в 55-м году до н.э., когда он и его легионы отплыли из Брундизия. Само вторжение произошло уже летом 54-го. Приличная часть городов просто сдавалась, поэтому довольно скоро Красс овладел приличной частью Месопотамии. Реальное сопротивление же оказала Зенодотия: Апполоний, градоначальник Зенодотии, сделал вид, что город сдался превосходящей римской армии (или правда сдался, а потом всё вышло случайно) и, как это было обычным делом, запросил гарнизон. Гарнизон, понятное дело, оставили. Почему нет? А армия Красса двинулась дальше. Оставленный легион же однажды ночью жестоко истребили. Что там на самом деле произошло, точно не ясно, как и то, в чем был смысл акции. Наверное, жители города таким образом надеялись выиграть время и подготовиться к последовавшей затем битву. Шансов у них, впрочем, всё равно не было почти никаких. Город пал, и был уничтожен, а его уцелевшие жители проданы в рабство.
(Карта Парфии и сопредельных стран и регионов)
Красс этой победой, правда, очень гордился. А зря. Митридат Парфянский был схвачен после взятия войсками противника Селевкии и казнён, а единым царём страны стал его брат под именем Орода II. Красс подумал-подумал и ушёл на зимовку в Сирию, чтобы продолжить боевые действия с наступлением весны. Вскоре к нему присоединился его сын Публий вместе со своими галльскими всадниками, но римлянам это не очень-то помогло. Как и заверения в готовности помочь от армянского царя Артавазда II, сына Тиграна Великого. Потому что Артавазда куда больше волновали его собственные дела (и он потом даже выдал свою сестру замуж за Пакора, сына и соправителя Орода II). А ещё за это дело взялся знаменитый парфянский полководец – Сурена. Вот он-то и нанёс римлянам сокрушительное поражение в битве при Каррах в мае 53-го года до н.э.
(Марк Лициний Красс. Бюст хранится в Новой глиптотеке Карлсберга в Копенгагене)
В той битве погиб сын Марка Лициния Красса Публий, а вскоре после окончания сражения убит был и сам полководец. Если верить легендам, ему (или его трупу) парфяне залили в рот расплавленное золото. Символично, потому как Красс на Востоке успел прославиться своими вымогательствами и ненасытной жаждой наживы. Что касается остальных, то половина римского войска погибла, четверть бежала, а остальные попали в плен и были отправлены в Маргиану.
Победитель в той битве, Сурена, тоже после этого радовался недолго. Царь Ород проправил ещё пятнадцать лет, но конец его также славным не назовёшь. О том, что с ними случилось, и о других подробностях этого похода можно узнать из романа
«Месть Анахиты» Я.Х. Ильясова
Время действия: I век до н.э., ок. 56-52 до н.э. – основные события, а также ок. 19-го года до н.э. – время возвращения ранее пленных римлян на родину.
Место действия: Римская республика (современные Италия и Сирия), Парфия (современные Ирак, Иран (г. Ганзак), Туркменистан (г. Ниса)), государство Кангюй в области Шаш (современный Узбекистан).
Интересное из истории создания:
Явдат Хасанович Ильясов (1929-1982) – советский писатель башкирского происхождения, известный своими произведениями на темы древней и средневековой истории Средней Азии. И, хотя жизнь у него была очень сложной, уже в возрасте 19-ти лет он начал работу над своей первой книгой – романом «Тропа гнева», которая, впрочем, опубликована была лишь в 1956-м году.
(Часто можно увидеть другой его портрет, но мне понравился этот. Взяла из поста "К 80-летию со дня рождения Явдата Ильясова" в Livejournal, со статьей дочери писателя, И. Ильясовой)
С 1952-го года Ильясов работал заведующим отделом литературы и искусства, а также переводчиком и корреспондентом уфимской газеты «Ленинец», был литсотрудником в газетах «Ташкентская правда», «Комсомолец Узбекистана», «Физкультурник Узбекистана», и ещё заведующим отделом поэзии в журнале «Звезда Востока – сказывались детство и юность, проведенные в Узбекистане (писатель, к слову, год посещал узбекскую школу). Художественные произведения Ильясов писал преимущественно на русском языке, а публицистические – на башкирском, русском, татарском, узбекском языках. Самые известные из художественных произведений: «Тропа гнева» (1956), «Согдиана» (1959), «Пятнистая смерть» (1964), «Чёрная вдова» (1966), «Золотой истукан» (1973), «Месть Анахиты» (1984), «Заклинатель змей» (1979) и «Башня молчания» (1982).
Роман «Месть Анахиты» был переиздан в 2011-м году издательством «Вече» в рамках серии «Исторические приключения».
О чём:
Закончилась длительная борьба и с Понтом, и с Арменией. Почётный пенсионер Лукулл вел праздный образ жизни в Риме и устраивал свои знаменитые пиры. Как-то раз в гости к нему заскочил Красс и стал задавать какие-то странные вопросы, а потом, наконец, признался, что собирается идти в поход на Парфию, и потому просит совета о том, как правильно войну эту вести, чтобы победить и прославиться. Лукулл то насмешливо, то серьёзно давал ему понять, что идея-то так себе, но Красс и слушать не желал. Наконец, Лукулл вздохнул и предложил, раз так, хотя бы купить у него раба Эксатра, мол, он как раз из тех мест родом и, несомненно, будет очень полезен, тем более, что он не просто грамотен, а полиглот вдобавок. Красс согласился, но столь ценный раб довольно скоро стал его подбешивать, имея при себе всё то, что Красс так не любил (впрочем, неприязнь была взаимна, хотя до поры до времени не принимала острых форм). А ещё Эксатр имел при себе загадочное кольцо, и до некоторой степени был даже рад, что отправится в Месопотамию, потому как ему открывалась возможность, наконец, возвратить эту реликвию в храм Анахиты.
Очень скоро, несмотря ни на что, был объявлен набор рекрутов, и на службу вернулся старый центурион Корнелий, да ещё и молодого сына Фортуната с собой прихватил. Корнелий после всех годов службы являлся счастливым обладателем участка земли в один югер, т.е. переводя в понятные значения, около 25 соток. Многие в наше (да и в его время) могли бы ему позавидовать, но тут есть нюанс – и участок, и дом достались Корнелию от отца, и являлись не только всем его имуществом, но и главным источником пропитания, потому что он и члены его семьи сами обрабатывали эту землю для взращивания злаков и, возможно, овощей. Проще говоря, ничего весомого после долгих лет службы у Корнелия не оставалось, и он был одержим идеей – «вот бы нам ещё хотя бы пять югеров». Фортунат со смесью понимания, насмешки и печали относился к этой мании своего родителя, и явно недооценивал её силу. Именно поэтому война, в которую он оказался втянут, стала для него двойным потрясением.
А где-то там в Маргиане сидел сосланным за неосторожное высказывание в крепости Митридаткерт великий полководец Сурен, тот, кто, по сути, обеспечил парфянскую корону Ороду II, о чём царь никогда не забывал. Вот только хорошо или плохо это для Сурена?
Всем этим людям предстояло встретиться, и судьбы их тесным и самым непредсказуемым образом сплелись в Парфии, благодаря походу Красса. И хоть я немало рассказала в исторической части выше, дальше было много чего интересного и неожиданного.
(Анахита, культ которой, возможно, был связан также с культами таких богинь как Анаит и Атаргатис (Деркето) - это вообще древнеперсидское богиня, почитаемая в том числе как божество вод. Во всяком случае описание в романе отчасти похоже на то, что на фото)
Отрывок:
Хотя было много моментов, достойных цитирования, я решила всё-таки остановиться на этом:
«…Войско в четком строю начало переправу.
Пропустив девять когорт с сигнумами — знаками в виде раскрытой руки или какого-либо животного на древках, увешанных венками и лентами, Красс в повозке сам тронулся в путь.
С реки сошел туман. Течение унесло густую песчаную муть, поднятую войском, и сквозь неглубокую прозрачную воду стало видно, что там, где оно прошло, образовалось на дне широкое поперечное углубление, будто здесь протащили большой круглобокий корабль.
Возница оглянулся на хозяина. Красс не выспался, мерз и потому был раздражен.
— Я возьму левее? — спросил возница. — Чтобы не вымокнуть в яме. Вода сейчас… — Он зябко повел плечами. — Если мне скажут: «Там, на дне, пять монет, достанешь — будут твои», — не полезу.
— Осел! Кто заставит? Здоровье дороже денег…
Красс, нахохлившись, смотрел на дно. Пестрый галечник, желтый, красный и черный. Дно просвечивает сквозь стеклянную воду чешуйчатым бронзовым панцирем.
И вдруг, уже на середине речки, что-то блеснуло, там на дне. По-особому блеснуло. Знакомый блеск
— Стой!
Красс низко свесился через край повозки, всмотрелся в маленький круглый предмет, отливающий в изумительно ясной воде металлическим белым блеском. О, Красс знает в нем толк…
Он сразу забыл, что сказал перед этим вознице. Не отрывая глаз от правильного белого кружочка, так непохожего на продолговатую плоскую тусклую гальку, проконсул быстро сбросил плащ, развязал ремни сандалий.
Вода обожгла ему босые ноги. И впрямь холодна! Но теплый белый кружочек грел ему старое сердце. Красс наклонился, погрузил руку до плеча в студеную воду, осторожно, чтобы не упустить, подобрал монету.
Хм… Последнего римского чекана. Таких еще нет в ходу в провинциях. Монеты этого выпуска при себе имеет лишь Красс.
Он вспомнил, как позавчера выдал сирийцу-проводнику пять драхм задатка.
Значит… Что же это значит?
— Убери свою проклятую повозку! — взревел Красс. — Не загораживай свет.
Возница хлестнул лошадей и шарахнулся в сторону вместе с повозкой. И угодил-таки в яму. Но в ней оказалось не так уж глубоко. Во всяком случае, ног своих возница не промочил.
Вода доходила Крассу до колен. Он стоял в ней, выжидательно наклонившись и вытянув шею, весь звенящий от напряжения, как галл-рыбак на реке Пад, глушащий рыбу острогой.
Вот они. Вторая, третья, четвертая. Сиротливо лежат друг от друга поодаль, на дне ледяного потока. Бедняжки. Ваше место в человеческой теплой руке, в его кошельке.
И он крайне бережно, — не уронить бы и не потерять, — выудил свои монеты, вытер полою хитона и сунул их в сумку на поясе.
Сириец, похоже, был человеком себе на уме. Хорошо, что Красс уничтожил его. А то натворил бы он бед…
Где же пятая? Она где-то здесь. Может быть, запала ребром меж двух галек, и потому не видно ее. Красс осторожно, будто касаясь горячих углей костра, раздвигал стопой и разглаживал мелкие камни. Монета не показывалась.
Тогда он опустился на корточки, утопив зад в жгуче-холодной воде, затем встал на колени. И ползал на них, обдирая по дну и шаря вокруг себя рукой, кропотливо перебирая гальку.
Он так низко наклонился над водой, что она задевала ему кончик носа. Солдаты замыкающей когорты изумленно толпились на сыром берегу…
— Помочь? — предложил возница с завистью.
А-а, болван! «Не полезу»… Полезешь! В костер пылающий полезешь за монетой. Не то что в ледяную воду. Красс относился к деньгам с тем же трепетом, с каким житель Востока относится к хлебу. Деньги — пыль и прах и прочее? Не болтайте, поэты несчастные.
Нашлась! Ее забило быстрым течением под камень больше других и присыпало крупным черным песком. Он вцепился в монету скрюченными пальцами, как в живую скользкую рыбу…».
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Прежде всего, хочу выразить благодарность читателю под ником Gro3nyi, поскольку именно его отзывы о произведениях Ильясова, в том числе о романе «Месть Анахиты», сподвигли меня и прочитать, и написать-таки эту заметку.
Дело в том, что «Месть Анахиты» я присмотрела уже давно, но, когда дошла очередь до этого произведения, поняла, что мне его прочтение и освещение уже вроде как и не принципиально. Но, помня тот наш диалог, решила, что текст не очень большой, и прочитать всё же стоит. И не пожалела об этом.
Сюжет простроен отлично, мы как бы наблюдаем за событиями сразу с нескольких ракурсов, и видим происходящее с нескольких точек зрения, с разными акцентами. По-моему, круто это уже по этой причине. Кроме того, такое построение истории создает несколько линий, за каждой из которых по-своему интересно следить, и не знаешь точно, куда они тебя заведут, и как пересекутся. Хотя пересекутся они однозначно. Тип персонажей, каким представлен Сурен, мне, честно говоря, привлекательным не кажется, но вот за Эксатром и Фортунатом я следила с огромным интересом и волнением, да даже и мерзкий старикашка Красс – персонаж весьма колоритный. Уж как автор обыграл всё то, что о нём и его характере да мотивах было известно из древних исторических трудов.
Отдельно хочу отметить примечательный язык Ильясова, его манеру повествования. Что русский язык не был для него родным, я поняла уже по имени, но вот то, что он даже школу не успел окончить, для меня стало удивительным открытием. Хотя, быть может, именно это и сделало то, как он выражал свои мысли, и похожим на творчество других советских писателей, и непохожим одновременно. Язык его прост, но в то же время слог удивительно певуч и ритмичен, как будто поэму в прозе читаешь. Не знаю, как ему это удалось, но это делает его текст запоминающимся.
Что касается остального, то с исторической точки зрения всё изложено довольно точно, хотя с датами либо я не разобралась, либо в самом деле что-то не билось. Мистический флёр присутствует, но я бы не сказала, что он ярко выражен. Во всяком случае, в действительности акцент делался не столько на реальном проклятье Анахиты, столько на том, как воспринималось то, что могло им оказаться. Приём не нов, но оформлен органично.
В общем, мне книга понравилась. Прочитать её, на мой взгляд, стоит и потому что она хорошо написана, и потому что повествует о не самых широко освещенных в художественной литературе исторических событиях и локациях, к тому же это произведение отлично ложится в мою подборку и выступает как бы продолжением прошлых заметок и мостиком к следующей.
В начале первого тысячелетия Рим представлял собой ультимативную силу, которая могла покорить любое смежное государство. Или все же не любое? Парфянское царство возникло около 250 года до н. э. и охватывало части современного Таджикистана, Афганистана, Ирана, Пакистана, Ирака и Туркмении. Первоначально они были частью монархии Селевкидов (осколок державы Александра Великого), но со временем превратились в сверхдержаву античности. Римляне не рассматривали их как серьезных противников до первого крупного конфликта - с него и начнем. Парфянская экспедиция Красса, бесславно закончившаяся поражением в битве при Каррах в 53 г. до н.э. породила закономерный вопрос «а чем он вообще думал и на что рассчитывал?». Красс, как человек не обладавший машиной времени, мог анализировать только те события, которые предшествовали походу, а они вполне себе не предвещали ничего страшного. Александр Македонский прошел катком всю персидскую Империю (а она заметно превышала территорию парфян), имея под рукой всего около 35 тысяч человек. Позднее на осколках завоеванных территорий образовалось государство Селевкидов, успешно держащее в узде тех самых парфян. Правда до тех пор, пока сами же римляне не разгромили царя Селевкидов Антиоха при Магнезии в 190 г. до н.э. Другим опытом, на который мог опереться Красс, была относительно недавняя битва при Тигранакерте в 69 года до н. э., когда римляне разбили силы армянского царства. Несмотря на то, что армянское царство славилось катафрактами (тяжелая конница) битва закончилась для них довольно позорно: «Взойдя на холм и встав на такое место, которое отовсюду было хорошо видно, он вскричал: «Победа наша, наша, соратники!» С этими словами он повел солдат на броненосную конницу, наказав при этом не пускать больше в ход дротиков, но подходить к врагу вплотную и разить мечом в бедра и голени — единственные части тела, которые не закрывала броня. Впрочем, во всем этом не оказалось надобности: броненосные всадники не дождались нападения римлян, но с воплями обратились в постыднейшее бегство, врезавшись со своими отягощенными броней конями в строй своей же пехоты, прежде чем та успела принять какое-либо участие в сражении. Так без пролития крови было наголову разбито столь огромное войско. Тиграновы воины бежали, или, вернее, пытались бежать, — из-за густоты и глубины своих рядов они сами же себе не давали дороги, — и началась страшная резня. Тигран в начале битвы пустился в бегство в сопровождении немногих спутников» (Плутарх, Лукулл, 28)
Луций Лициний Лукулл
Если верны слова, которые Плутарх вложил в уста Красса, когда последний наблюдал голову своего сына на парфянских копьях, то именно на эти победы он и ориентировался «Не без про-лития крови низвергнул Лукулл Тиграна и Сципион Антиоха» (Плутарх, Красс, 26). Примерно аналогичные настроения царили в войске до встречи непосредственно с парфянской армией, которые ожидали увидеть знакомого врага, вроде армян: «Раньше они [римляне] были уверены, что парфяне ничем не отличаются ни от армян, ни от каппадокийцев, которых Лукулл бил и грабил, сколько хотел, считали, что самое трудное в этой войне — предстоящий долгий путь и преследование беглецов» (Плутарх, Красс, 18).
Теперь немного слов о цифрах, современные исследования справедливо критикуют данные римских источников, так Дмитрий Шкрабо анализируя битву при Магнезии, провел подсчет численности римских контингентов, переброшенных на войну с Антиохом получил в сущности примерно равную армию в 70 000 человек, что и у Селевкидского царя. Античная традиция говорит примерно о 30 000 у римлян при Магнезии. Относительно битвы при Тигранакерте римские авторы тоже не скупились на оценки, считая что 100 000 – 250 000 армян вполне достойный противник для сорокатысячной армии Лукулла. Напрашивается контраргумент, что у римского полководца всяко поболее информации было о реальном положении вещей, чем у нас, но всегда есть но. У римских аристократов не существовало чего бы то ни было, хотя бы отдаленно напоминающего современные военные училища, зато в программу классического образования знати вполне себе входило чтение литературных произведений о подвигах предков. Не было некоей глобальной карты, по которой можно было спланировать весь поход – римляне ориентировались на данные географов Александра Великого (как вы понимаете не самые актуальные). Хотя Вегеций и советовал идти по вражеской территории на основе неких рисунков и схем, сложно сказать, насколько они были наглядны (и были ли вообще). Ориентирование же на месте, осуществлялось с помощью найденных тут же проводников, что в общем-то и сыграло свою роль в разгроме римлян при Каррах в 53 г. до н.э.
С собой Красс взял около 35-40 тысяч воинов, из которых без малого 4 тысячи составляла конница и столько же легковооружённых, иначе говоря его армия была сравнима как с силами Александра Великого (тот располагал 4500 всадников). И в общем-то, исходя из предыдущих событий, такой армии должно было хватить для парфян. Должно было, не окажись они противником, сильно отличавшимся от всего с чем сталкивались римляне прежде.
Основу армии парфян составляли преимущественно конные лучники гиппотоксы и тяжеловооруженные всадники катафракты, набираемые из знати.
Конные лучники парфян
Пехота представляла собой крестьянское ополчение и представляла собой суслика, номинально есть, по факту говно и мало кто его видел. Это в общем-то уже сильно отличало их от персидской армии Ахеменидов, которая делала ставку на взаимодействие легкой пехоты и конницы. Единого стандарта вооружения катафрактов не было – явно активно использовались пластинчатые и кольчужные доспехи, полностью закрывающие всадника и коня. Наступательным вооружением выступало двуручное копье контос длиной около 4 метров и лук.
Парфянский царь Гирод, узнав о вторжении римлян, разделил свою армию на две части. Один корпус отсек армянское царство, в этот раз выступавшее на стороне Рима, другая часть во главе с Суреной отправилась встречать Красса. Армия Сурены существенно уступала римлянам, всего она составляла 11 тысяч воинов, из которых 10 000 составляли конные лучники и 1000 катафрактов. Дополнительно части Сурены были усилены тысячей верблюдов с запасом стрел и двумястами телегами с наложницами. Ход битвы лучше всего описан у Плутарха и Диона Кассия, за вычетом явных преувеличений события выглядят следующим образом: Красс выстроил свое войско в каре, распределив по когортам конницу, это говорит о его понимании того факта, что правильное сражение лоб в лоб его не ожидает. Парфяне по-видимому сначала думали атаковать катафрактами, но увидев плотный строй тяжелой пехоты, отказались от этой идеи, окружили римлян и начали осыпать их стрелами.
Римляне в свою очередь, ожидали пока те истощат запас стрел и перейдут в рукопашную, однако, увидев верблюдов нагруженных стрелами, решили контрактовать, что было поручено сыну Красса Крассу. Прорыв должен был осуществляться корпусом из 1300 всадников и 8 когорт тяжелой пехоты, в сумме это около 4000, возможно 5000 человек (зависит от комплектности выбранных частей). Парфяне увлекли молодого Красса за собой, отсекли от основных сил и перешли к уже знакомому обстрелу. Попытка контратаки силами галльских всадников бывших по сути легковооруженными была отражена катафрактами. Оставшиеся силы молодого Красса отступили к холму, где были засыпаны стрелами и добиты ударом катафрактов, в плен попало около 500 человек, остальные погибли. Примерно схожим образом развивались события возле оставшихся сил Красса старшего, который несколько приуныл, увидев голову сына, насаженную на пику. Парфяне методично расстреливали плотный строй римлян, купируя контратаки союзной конницы своими катафрактами. Ночью парфяне отошли (они не любили воевать в темноте), что дало возможность римлянам вернуться в лагерь. Бросив тяжелораненых в количестве 4000 человек (позднее перебиты парфянами), римляне начали отступление, в ходе которого вероятно погибло еще около 20 000 человек, а сам Красс был хитростью заманен к парфянам и убит (Дион Кассий сообщает, что в голову трупа влили раскаленное золото). Десять тысяч человек было взято в плен, остальные убиты или без вести пропали – армия Красса перестала существовать.
Позднее в 40 г. до н.э. Вентидий Басс смог взять реванш, разбив армию парфян, численностью 20 000 при Гиндаре, но увы дальнейшие события развивались не столь радужно.
В 36 году до н. э. Марк Антоний решил вернуть орлов легионов Красса, а заодно и римское величие. Обычно это военное мероприятие удостаивается короткой характеристики «неудачный поход», что дает не самое ясное предположение о том, что произошло. А случилось следующее, против Парфии Антоний собрал армию, насчитывающую 60 000 римских пехотинцев, 10 000 испанской и кельтской конницы, плюс союзнические силы насчитывающие 30 000 человек (включающие корпус армянским всадников), что давало в сумме астрономические 100 000 человек. И хотя армянские силы откололись от Антония, свалив домой, он все еще обладал колоссальными силами. По итогу похода от стрел и болезней погибло 24000 человек (20000 пехотинцев и 4000 всадников). Потеря 30 % войска примерно соответствует тяжелому поражению в битве. Чуть ниже я объясню, почему так получилось. Как вы понимаете, Марк Антоний, обладая неимоверно большими ресурсами, нежели Красс, также ничего не смог сделать, хотя и знал уже своего врага.
Реального успеха римляне добились в дипломатических баталиях – переговорами Цезарь Август (сам он себя именовал Цезарь, но никак не Октавиан) добился возвращения знамен легионов Красса и подтверждение римского протектората над Арменией. В течение первого века нашей эры Армения стала ареной битвы за влияние, а в 113-114 годах Траян, судя по всему, решил закрыть вопрос наглухо. Суммарные экспедиционные силы составляли около 80-100 тысяч человек, чего должно было хватить с горкой для появление парфянской провинции под крылом Рима. И в целом все шло достаточно хорошо – римляне традиционно для начала войны сменили армянского царя на собственного ставленника и, беря один город за другим, дошли аж до столицы Парфии Ктесифона, захватив и его. Дальнейшее развитие событий было довольно закономерным – тылы встали на рога, вспыхнули восстания в Месопотамии, Иудее, Палестине и Сирии. Парфяне развернули партизанскую войну, с переменным успехом атакуя позиции римлян.
Хотя Траян видимо, и был полон решимости воевать с парфянами до конца, но умер от болезни в 117 году, передав власть Адриану. Нередко можно встретить удивление, что Адриан фактически отказался от завоеванного Траяном, отдав парфянам все отбитые земли, уйдя за Евфрат и убрав гарнизоны из Армении. Хотя ничего удивительного тут нет, если понимать, что завоеванными эти земли отнюдь не были, но об этом ниже.
Пожалуй, наибольших успехов в войне с парфянами добился Септимий Север в 195-199 гг., который хотя как и Траян безуспешно уперся в Хатру, так и не взяв ее, но все же сумел присоединить к Риму большие территория, включая северную Месопотамию.
Очередную «окончательную» победу в 214 году пошел одерживать Каракалла, правда заканчивал эту войну уже префект претория Макрин. По итогу мягко говоря не самой успешной для римлян битвы у Нисибиса 217 г. был заключен мирный договор по которому захваченные Империей города отходили обратно парфянам, а римляне выплачивали колоссальную контрибуцию.
Насладиться победой парфянская династия особенно не успела – Аршакидов сменили Сасаниды, которые впрочем, охотно включились в битву с Римом. Для понимания из 428 лет истории Сасанидского Ирана почти 140 лет они воевали с Римом, а итоговую точку в этом противостоянии поставили арабы.
А вот теперь давайте разбираться, думаю, многих интересует ряд вопросов. Во-первых, как вообще римляне, полагавшиеся преимущественно на тяжелую пехоту могли воевать с конными лучниками, во-вторых, как так вышло, что Александр Великий прошел навылет с меньшими силами через много большую Империю, а римляне обрушивая сотни тысяч на персов, так и не смогли добиться окончательной победы. Дело в том, что мы обычно изучаем историю битв, что создает ошибочное мнение, что задача армии вторгнувшись на чужую территорию найти там вражескую армию и разбить в решительном сражении. Сражение суть просто инструмент войны и политики, цель которой навязать свою волю неприятелю, для чего совсем не обязательно устраивать генеральное сражение.
Римский тяжеловооруженный пехотинец был достаточно ультимативной силой в ближнем бою, как метко заметил Майкл Бишоп лучшим способом противодействия римскому мечу было не попадать под его удар, что и делали парфяне предпочитая засыпать легионеров стрелами с безопасного расстояния.
С другой стороны, римская армия с большим количеством легковооруженных воинов и союзной конницы могла относительно свободно перемещаться по вражеской территории, отгоняя лучников. В стратегическом отношении ситуации патовой не была – римская армия шла по вражеским землям, беря (зачастую без боя) подконтрольные парфянам города, а вот это уже было их проблемой, которую избеганием сражения было не решить. Но почему же тогда Рим так и не смог уничтожить парфян? Здесь нам нужно опуститься на промежуточную ступень между стратегией и тактикой – это уровень оперативного мастерства, вот здесь у римлян были серьезные проблемы. Дело в том, что проход римской армии по какой-то территории не означал ее автоматического подчинения, стоило легионам скрыться из видимости, земли позади превращались в кучу мелких очагов сопротивления. С другой стороны, парфяне предпочитали направлять свой удар не на легионы (за исключением случаев, когда могли окружить и перестрелять их), а на их линии снабжения. Так добыча еды для Антония превратилась в настоящий ад, поскольку его фуражиры подвергались постоянным ударам летучих отрядов парфян. Адриан, получивший Империю в наследство от Траяна в придачу заимел отнюдь не завоеванные территории, а войну перешедшую в партизанскую стадию. Тогда как черт возьми, смог это сделать Александр Македонский? Нередко на этот вопрос отвечают классическим гуманитарным отмазом «Персия была ослабленным колоссом на глиняных ногах». Парфия же видимо, была образцом стабильности, где очередной победитель римлян мог считать большим успехом, если его тут же не убьют очередные заговорщики, а гражданская война носила вообще хронический характер. Я в принципе, понимаю сложности историков, для которых война представляет собой черный ящик, в котором решительно непонятно что происходит, но дать объяснение победе одной стороны нужно. Суть в том, что Александр вел в Персии две войны, одна из них нам хорошо знакома – это сражения при Гранике, Иссе и Гавгамелах, другая же и была причиной подчинения обширных территорий. Александр разбивал свою армию на автономные летучие боевые соединения, которые рассыпались по многочисленной территории, давя локальные очаги сопротивления, разгромив их, он передавал землю в подчинение своим офицерам, которые добивали остатки. Его отнюдь не встречали гостеприимным хрустом персидской лепёшки. Он имел абсолютно те же проблемы, что были у Траяна, Антония или любого другого римского Императора – стоило Александру выйти из Бактрии, как там вспыхнули восстания. С теми же самыми конными лучниками, что попортили кровь римлянам. К сожалению, для восставших такая «малая война» была родной стихией македонянина, который с невероятной скоростью (по 50 км в сутки) бросался на каждый очаг сопротивления, устраивая массовый террор в восставших регионах (Диодор пишет о 120 000 перебитых жителях, что является явным преувеличением, но дает представление о масштабах террора). Для понимания, как выглядела один эпизод кампании Александра
Координированное наступление армии Александра Македонского на западном побережье Малой Азии в 334 г. до н.э., приводится по диссертации "ПОЛКОВОДЧЕСКОЕ ИСКУССТВО АЛЕКСАНДРА МАКЕДОНСКОГО: ИСПОЛЬЗОВАНИЕ АВТОНОМНЫХ БОЕВЫХ СОЕДИНЕНИЙ", Клейменов А.А., стр. 531
Ирония в том, что война с помощью автономных боевых соединений не была чужда и римлянам – легион по своей сути и был таким самодостаточным соединением и раздельные удары мобильных групп активно использовались в той галльской войне. Разница была в том, что македонская армия создавалась «от конницы», которая до Филиппа и была ударной силой. Армия Александра хотя и была относительно немногочисленной, но пехота и конница составляла в ней единое целое. В римских же войсках многочисленная конница была по большей части союзными частями, которые не были полностью инкорпорированы внутрь военной машины, оставаясь отдельными подразделениями со своими собственными командирами. Они вполне подходили для вспомогательных задач, но сложные спецоперации им уже доверить было нельзя. Как следствие, разделение войск на части было огромным риском, нередко заканчивающимся гибелью этого корпуса. А без разделения армии на части давить каждый очаг сопротивления было невозможно. Поэтому когда мы говорим про то, что Адриан сдал все достижения Траяна нужно понимать, что ему как раз для сохранения эти земель требовалось бы гасить очаги сопротивления, разделив армию. Со временем римляне, конечно, начали наращивать свои конные войска (а сасаниды, сменившие парфян наоборот пытались набирать пехоту), увы одновременно с этим шло и увядание римской Империи, которая даже находясь на пике могущества не смогла сломить персов.
Предупреждение @Cat.Cat: автор использует ненормативную лексику, луркояз и вольный речевой стиль. Если вас это смущает, немедленно прекратите чтение.
Вчера я пояснял за то, почему Красс не был идиотом, каким его иногда любят выставлять. Сегодня я расскажу зачем он вообще влез в Парфию и обосрался там.
Но прежде надо развеять совсем уж тупой миф, что Красс был никудышным воякой. Ога. Мужик с молодости воевал, во время гражданки между Марием и Суллой, встал на сторону последнего. Именно действия Красса привели к победе в битве у Коллинских ворот и взятию Рима, что поставило жирный крест на попытках марианцев дать отпор. Позже, когда в Италии разгорится восстание Спартака, то именно Крассу сенат поручит подавить его. Причем в этот момент все боеспособные легионы были на востоке у Помпея. Поэтому Крассу пришлось за свой счёт превращать набранные отряды милиций в боеспособную армию, которая перемелет основные силы восставших. Помпею, прибывшему по просьбе Красса, останется только добить выживших. Эта ситуация отлично показывает, что Красс был не только неплохим военным, но и годным организатором. Так что, если вам кто-то скажет, что Красс был хреновым военачальником, то смело можете плевать в лицо этой сенатской подстилке.
А теперь к парфянскому вопросу. Собственно, чтобы понять зачем Красс туда сунулся, надо понимать расклады в триумвирате на момент его отбытия на восток. И начну я сразу с шокирующей для многих информации, что Первый триумвират никогда не планировался существовать больше года. По сути за время консульства Цезаря в 59 году до н.э. все цели сотрудничества были выполнены: все решения Помпея на Востоке были утверждены, утверждена раздача земли его ветеранам, Цезарь получил в управление Галлию, которую предстояло ещё завоевать, а Красс фармил шекели, покупал лояльность, двигал вверх своих протеже… в общем делал все то же, что и прежде. К 58 году никаких оснований для продолжения сотрудничества попросту не было, более того, если Цезарь и Красс могли и дальше извлекать прибыль, то Помпей более ничего не приобретал.
Но тут в неизбежный распад триумвирата вмешалась сенатская оппозиция. Катон и ко, после того, как Цезарь начал выполнять все хотелки Помпея, словили такой пiдрыв пердака, что начали в открытую заявлять, что Помпей устроил переворот и хочет установить тиранию. Что характерно, сенаторы верили в это, поэтому начали активно копротивляться. Дело дошло до организации самого натурального заговора с целью убийства "потенциального Палпатина" (заговор Веттия). В заговоре этом оказались замазаны чуть ли не все ключевые представители сенатской верхушки, а среди участников и "случайных" срывателей заговора оказались люди Красса. Он вам не сенат от такого выпал в осадок и был вынужден продолжить сотрудничество с единственными людьми, которые не обещали его политически, а то и реально, убить. Чисто из соображений собственной безопасности.
Красс и Цезарь не могли не радоваться такому развитию событий, так как пока сенат воевал с Помпеем они могли свободно мутить свои делишки. Тем более, что Красс и Цезарь набрасывали говна на вентилятор, стимулируя конфликт. Так наиболее успешным в этом плане набросом можно считать выдвижение на первый план Клодия, который начал атаковать и Помпея, и сенат. Это был успех, Помпей оставался союзником, просто потому что, без Красса и Цезаря его вполне могли и убить. Тем не менее к 56 году стало ясно, что Помпея все больше тяготит этот союз, а потому при участии Цезаря был проведён съезд в Лукке, где триумвиры согласовали планы на вторую пятилетку.
Основным итогом съезда стал договор о совместном консульстве Помпея и Красса в 55 году, прям как в старые-добрые. Тем не менее наиболее важным было другое - и Красс и Помпей получали на 54 год проконсульский империй для управления провинциями. Важно это стало из-за усиления Цезаря благодаря успешной войне в Галлии: теперь у него были верные войска, а у Красса и Помпея нет, и он мог попытаться с помощью своих солдат перевернуть доску для римских политических шахмат. Теперь же и у Красса и у Помпея будут свои легионы, уравновешивая Цезаря и еще более умаляя власть сената.
Итоги съезда в Лукке наглядно
Правда у Красса имелась и еще одна цель. Он довольно прочно чувствовал себя в высокой политике, контролируя значительную часть сенаторов. Но игнорировать благосклонность плебса было большой ошибкой. А римский плебс очень любил завоевателей. Раньше его героем был Помпей, теперь Цезарь. Крассу тоже нужны были политические очки среди низов. Рано или поздно триумвират все равно распался бы и в неминуемой борьбе после этого победил бы тот, кто сумел за предшествующее время сколотить наибольшую группу поддержки. Оставался вопрос лишь в том с кем из соседей Рима воевать. Рим уже дошёл почти до самых пределов цивилизации. Дальше экспансия была возможна лишь в Испании, но победы над иберами ценились слабо и доходов приносили немного, в Галлии и Германии, но там Цезарь, на Балканах, но фракийцы еще большие бомжи, чем иберы. Оставался восток, но там Рим уже и так скушал все, что плохо лежало.
Тем не менее у Красса был план, который позволил бы и рыбку съесть, и при этом даже и не воевать. Египет вот уже столетие был под римским протекторатом и всё это время в нем творился какой-то перманентный хаос из-за проблем с престолонаследием - тот случай, когда наследников престола слишком много. Красс намеревался ввести в Египет пару легионов, объявить о его присоединении к Риму, подавить пару восстаний и отправить в сенат торжественное письмо о присоединении еще одной провинции к Республике. При минимальных усилиях эту победу можно было конвертировать в обожание плебса, например хлебными раздачами. Так как провинции консулы тянули по жребию, то существовала небольшая вероятность, что восток снова достанется Помпею. Но все обошлось, хотя Помпей был готов обменяться с Крассом, разумно считая, что лучше иметь войска поближе к Риму, а Испания она совсем рядом.
Весь 55 год Красс готовился к походу против Египта, но в том же году наместник Сирии Авл Габиний совершенно без спросу вторгся в Египет и захватил его. И вот тогда у Красса уже не осталось выбора. Он слишком много говорил о военном походе, чтобы взять и отменить его: слишком велика была бы потеря лица. Худшее, что мог сделать римский политик это показать собственную слабость. Поэтому фарш было уже не провернуть назад и воевать нужно. Проблема была в том, что единственным достойным врагом против которого теперь он мог выступить была Парфия. И это была даже не проблема, а ПРОБЛЕМИЩЕ.
Отношения Рима с Парфией до похода Красса были напряжённым соседством: обе сверхдержавы имели свои интересы в буферных царствах между ними, обе не желали усиления друг друга и смещения баланса сил, обе находились в неустойчивом равновесии. Впервые Рим серьезно столкнулся с Парфией во время восточного похода Помпея. Тогда великий полководец провёл жёсткие переговоры с парфянами, после которых обе державы решили не вступать в прямой конфликт. Но вот прокси-войны за влияние в буферных царствах никто не запрещал. Приз в виде плодороднейшего и богатейшего Междуречья был, конечно, соблазнителен, но в Риме хорошо понимали, что эта война потребует значительных сил, возможно, что вообще всех имеющихся.
Тогда на что вообще рассчитывал Красс-то? На разлад внутри Парфии - как раз за два года до похода в стране произошла небольшая гражданка. На эффект неожиданности - Красс толком никому не объяснял с кем он собирается воевать, но надо было быть конечно идиотом, чтобы не понять. И наконец на римское безумие - план войны был очень дерзким: Красс сходу вломился в Междуречье в направлении столицы Парфии. Если бы ему удалось выполнить план, то одно лишь разграбление богатейших областей Парфии давало ему массу политических очков.
Но план оказался слишком авантюрным, а в армии было слишком много его недоброжелателей. Поражение Красса и его смерть запустили цепную реакцию внутри триумвирата, приведшие к взрыву гражданской войны. Оно же привело к тому, что конфликт между Римом и Парфией оформился в цепочку взаимных претензий и обид, где каждый ход одной из сторон неминуемо вызывал ответку другой, так как пойти на уступки означало проявить слабость. Чтобы победить Парфию окончательно нужно было нанести ей сокрушительное поражение, но на это Красс был способен вряд ли. Когда тактические цели навязывают стратегию войны это никогда к хорошему не приводит.
Красс допустил ошибку. Потому что внутренняя политика диктовала ему необходимость эту ошибку совершить. Военная удача переменчива, но Фортуна благоволит только смелым. Поэтому эта ошибка была неизбежной. Ошибка, которая определила историю мира на столетия.
Предупреждение @Cat.Cat: автор использует ненормативную лексику, луркояз и вольный речевой стиль. Если вас это смущает, немедленно прекратите чтение.
Есть мнение, что Красс был идиотом, тамушт полез на парфян и сдох. Типа, если он такой умный, почему такой мёртвый? Сейчас я на примере формирования Первого триумвирата поясню почему Красс не был идиотом, и кто таки им был. А Парфию оставим на сладкое - на завтра.
Каноничная версия создания Первого триумвирата звучит так. Цезарь вернулся из Испании и хотел получить триумф за победы над иберами и консульство на следующий год. Сенат дерзкому салату пояснил, что, во-первых, ты кто такой, во-вторых, можно что-то одно - либо триумф, либо консульство, в-третьих, консульство мы тебе не дадим получить. Человек и салат обиделся, увидел, что в это же время сенат обижает Помпея за его действия во время покорения Востока. Два одиночества встретились, но Цезарь понял, что продавить сенат силёнок всё равно не хватит, а потому стукнулся к Крассу, которого сенат тоже обижал. Дальше они сообразили на троих, Цезарь получил консульство и понеслась.
Первый триумвират в лицах - Помпей, Красс, Цезарь
Так вот, я считаю, что это всё херня. Фанаты Цезаря, лучше отойдите от мониторов, но в 60 году до н.э., когда и происходили описанные события, лучший друг 23 кинжалов был никем. Дерзким, но никем. Проблема была в том, что все влияние Цезаря ограничивалось верой его кредиторов в способность расплатиться с ними, так как вот чего уж у него хватало в избытке кроме амбиций, так это долгов. Формально, он конечно был лидером популяров, ну или самым ярким политиком из них, но популяры большую часть времени сидели под шконкой и ждали, что их сейчас будут бить. Благо за примерами далеко ходить не надо: Сулла за 20 лет до вырезал под корень всех популяров, а остатки тех, кто ничего не понял, дочистили после смерти диктатора при участии Помпея. Новая постсулланская власть явно давала всем понять, что будет при попытке открывать рот громче необходимого. Поэтому ни о каком влиянии популяров говорить не приходилось.
Проскрипции Суллы
Чего уж там, Цезарь в 63 году смог с помощью лютейших взяток избраться на пожизненную должность Верховного понтифика, которая, по идее, должна была сделать одну лишь мысль поднять на него руку святотатством. В тот же год его чуть не грохнули на выходе из сената за то, что он смел высказываться против внесудебных расправ над участниками заговора Катилины. От смерти Цезаря тогда спас сенатор Курион, укрыв своей тогой. Политический климат, как вы понимаете, в Риме в тот момент был такой себе. Поэтому Салат очень вовремя свалил в Испанию бить непокорных иберов, а мог и ножичек под ребро словить раньше времени.
Собственно, вернувшись из Испании, Цезарь имел чуток верных солдат, чуток меньше долгов, минимум влияния внутри сената, но зато кучу гонора. Зачем было Помпею идти на союз с ним - неясно. Помпей вот уж кем не был, так популяром. Мужик только перешёл зенит своей славы, у него куча верных легионеров, которые видят, как его щемит сенат, обширные связи среди сенаторов. Проще говоря к миллиардеру с Рублёвки приходит инфоцыган Вася и предлагает слияние корпы Помпея с его пабликом в ВК. Ну вы поняли. Зачем было в этот союз вступать Крассу, у которого, согласно распространённой в умах граждан версии, был жесточайший конфликт с Помпеем, вообще не ясно.
А дело тут в том, что весь Первый триумвират это дело рук Красса. Следите за руками. В ходе проскрипций Суллы Красс сильно поднялся в финансовом плане, став одним из богатейших людей Рима. Вместо того, чтобы сычевать и проедать деньги, как Лукулл, он пустил их в оборот, создав ряд прибыльных бизнесов, от которых, правда, был небольшой душок. На свободные деньги после смерти Суллы Красс начал потихоньку скупать сенаторов. Кому выплатил долги, кому, наоборот, в долг дал, кому вопросик помог обкашлять. В общем, доход от бизнеса пустил в покупку политического капитала. Гениальный ход, честно говоря, особенно для римлян.
Типичный римский сенатор
Так как скупал он в основном мелких и начинающих политиков, т.е. еще и работал с приличным горизонтом планирования, то рост его влияния был скрыт от глаз крупняка, занявшегося пределом власти в Республике. И так уж вышло, что, скупая политиков, он в большинстве своем приобретал если и не популяров, то людей близких им по взглядам: мелкие римские рода, провинциалы, всадники. И их интересы Красс, занимая политические должности, продвигал. То снова всадников в суды введет, то народных трибунов вернуть поможет, а потом и вовсе за включение обладателей латинского гражданства в провинциях в состав римлян будет выступать. И все это не будучи популяром, о чем вы вообще? Я же просто друзьям помогаю. Да и вообще, это нужно сделать для мира в Республике. Важным было то, что Красс действовал всегда аккуратно и формально вообще даже не был инициатором реформ, да и на власть оптиматов не покушался. А тем временем сети Красса уже опутывают большинство политиков неоптиматов.
Лица сенаторов, когда Красс отказался помогать топить Помпея
Красс мог почти не вмешиваться в политику в открытую, так как за него это делали его "друзья" по долговым обязательствам. Цезарь был как раз из таких вот друзей Красса, став лицом популяров, тогда как мозгом был Красс. Чувствуете масштаб личности? Это еще что. Всем было известно, что Помпей и Красс друг друга на дух не переносили. Началось это еще при Сулле из-за якобы зависти Красса к успехам Помпея, а прогремело на весь Рим во время их совместного консульства 70 года. Никто после этого момента не сомневался, что Красс готов сделать все, лишь бы насолить Помпею. И вот наступает такой момент. Помпей возвращается с востока, Катон и ко решают устроить показательную порку своего лучшего военачальника, чтобы все понимали кто тут власть. Крассу предлагают поучаствовать в качестве приглашенной звезды, но он пожелал удачи, хорошего настроения и продолжил получать гешефты и покупать лояльность.
А это уже реакция Сената после того, как Цезарь стал консулом и начал продвигать законы в пользу Помпея
Почему? Да потому, что сенат сам вел Помпея в руки Красса, доведя первого до такого отчаяния, что Помпей был готов вообще на всё, чтобы не потерять лицо. Господа оптиматы лишь глумились над ним и продолжали закапывать, а Красс отбросил свои обиды, слухи о которых мог сам и подогревать. Цезарь нужен был Крассу как исполнитель, Помпей, как зиц-председатель концессии, а Красс продолжил бы стричь купоны, находясь в тени и снимая сливки, при этом ничем не рискуя. Так и произошло. Сенат, когда Помпей и Цезарь на деньги Красса прогнули его, посчитал, что это Помпей тут переворот мутит. Цезаря, как самостоятельную фигуру, вообще никто не воспринимал, пока он не вынудил своего соконсула Бибула не отсвечивать до конца консулата. А Красс… собственно, всего, чего хотел, добился: деньги крутятся, законы мутятся.
Марк Лициний Красс спокойно относился к Золоту — без подобострастия, а Золото его, прямо-таки вожделело.
Деньги — лишь средство достижения власти и славы, считал Красс.
Когда Помпей Великий "стянул" из под носа у Красса лавры с победы над Спартаком, Золото решило подослать к Марку лекаря — Витрувия:
— Десятую часть грамма золотого порошка перрорально с нутом за ужином, — выписал медик рецепт, — преКрассно тонизирует селезенку и поставки пшеницы из Египта в Остию.
Красс сопротивляться лечению не стал, и действительно: поставки зерна стали бесперебойными, да и селезенка не беспокоила.
— Костный порошок Гая Мария — чемпиона Рима по выдвижению на должность консула, подействует на достижение власти столь же благотворно, как золотая диета на мое финансовое положение?
— Только "золотая диета", — настоял Витрувий, — и в качестве сеанса с психологом, можно попрактиковаться в общении с Гаем Юлием Цезарем — племянником Мария, и Помпеем — для настроя военного фарта.
Красс, беспрекословно следовал указаниям лекаря: вскоре он был избран консулом, собрал войска побольше, чем у Помпея, и двинул их на Восток — в Парфию.
Парфяне слыхали о "золотой диете" Красса, и решили ее усовершествовать.
— Не люблю врачей. — проворчал Красс за секунду до того, как десяток парфянских медиков заставили его принять кружку "расплавленного золота" перррорально.
— Эх, дозировку нужно увеличивать постепенно! — Расстроенно махнуло рукой Золото, глядя на предсмертные корчи любимца, и вяло поплелось на северо-восток, где, по слухам, народец покрепче...и пожаднее.
