Антиутопия под стук дождя.

Позавтракав, я достал книгу Евгения Замятина «Мы». Ирония судьбы: читать про зарегулированный мир «нумеров», будучи самому запертым в мирке размером два на полтора метра, откуда можно лишь наблюдать за проплывающими мимо гигантскими теплоходами, плывущими по своему графику.

Мерный стук капель по тенту оказался лучшим снотворным. Вскоре я снова провалился в сон, оставив героев книги наедине с их проблемами.

Палатка даёт течь.

Проснувшись через пару часов, я обнаружил, что моя нейлоновая крепость начала сдавать позиции. В точках крепления тента к внутренней части палатки предательски собирались капли и медленно просачивались внутрь. Не критично, но неприятно.

Сразу же сделал в путевом дневнике жирную пометку: «СРОЧНО. КУПИТЬ ВОДООТТАЛКИВАЮЩУЮ ПРОПИТКУ. ОБРАБОТАТЬ ШВЫ!». Любое путешествие — это ещё и беспощадный тест-драйв снаряжения. Теперь я точно знаю слабое место своей палатки и как его исправить. Полезный опыт!

Так и прошёл день: сон, чтение, наблюдение за речными судами сквозь приоткрытую молнию тента, снова сон. И бесконечный шум дождя за стенкой, который то становился сильнее, то стихал, но не прекращался ни на минуту.

Вечер. Солнце и тактический запас тепла.

К шести вечера ливень наконец-то выдохся. Но сниматься с места, когда до темноты пара часов, а всё снаряжение хоть выжимай — так себе идея. Прогноз погоды обнадёживал: впереди четыре солнечных дня. Так что я принял тактическое решение: ночь здесь, а утро посвятить операции «Большая просушка» и зарядке всех аккумуляторов. Стартую только в полной боевой готовности.

Вскоре тучи начали расходиться, где-то даже пробивались лучи солнца, освещая проходящие мимо теплоходы.

К восьми часам резко похолодало, а телефон безжалостно показывал, что ночью будет всего 12 градусов. Но на любую тактику врага есть своя контрмера. Заварив полный чайник сладкого чая, залил его в термос и поставил рядом со спальником. Это мой личный «аварийный обогреватель» и источник горячего напитка на случай, если ночью станет совсем зябко.

Укрывшись в палатке, продолжил чтение. К десяти вечера стало так холодно, что я плотнее завернулся в спальник, натянул капюшон и буквально превратился в кокон. Тактика сработала. Тепло вернулось, и под убаюкивающую тишину я мгновенно уснул.

Итоги дня:

• День вынужденного безделья успешно пережит. Путешествие — это не гонка. Иногда самый ценный ресурс, который можно пополнить, — это отдых.

• Снаряжение прошло стресс-тест. Палатка выдержала 12-часовой ливень, но выявила слабое место. Теперь я знаю, что нужно улучшить.

• Литературное погружение. Дочитал «Мы» Замятина. Есть о чём подумать.

• Стратегические запасы — это всё. Угличские закупки спасли от голода и уныния. Спасибо мне из прошлого!

• Главный герой вечера — термос. Пока вся моя высокотехнологичная снаряга ждёт просушки и зарядки, этот гаджет уже сделал своё дело. Заряжен горячим чаем и сахаром.

Засыпая, я и представить не мог, что на следующий день моя собственная лопата станет орудием разрушения, а я — полевым механиком, отчаянно пытающимся спасти свой каяк с помощью эпоксидки. И только после этого я смогу наконец добраться до Мышкина — города, где всем правят мыши, а лучшая рекомендация для десерта — это «выбор Регины Тодоренко».

Спасибо, что остаётесь со мной в этом путешествии! Если было интересно — вы знаете, что делать.

Продолжение следует!

На Госуслугах появится «Цифровой профиль молодого человека», в котором будет вся информация на граждан до 35 лет — профессия, образование и социальный статус человека. Реестр будет сопровождать каждого россиянина со школы до пенсии.

Профиль разрабатывает Минцифры России, где уточнили, что это будет так называемое портфолио, которое составят из различных сведений о человеке: какие олимпиады выигрывал, где учился, какие знания получал, какие проекты реализовывал, в каких конкурсах участвовал, является ли он волонтёром, донором, наставником.


Количество реестров множится в геометрической прогрессии.

https://www.pnp.ru/social/cifrovoy-profil-molodogo-cheloveka...

Произошла война, «война между городом и деревней», которая, вероятна, из абстрактной (нежелание деревни кормить город) переросла в реальную и стала самой разрушительной за всю историю человечества. В какой-то момент было применено оружие массового поражения, оставшиеся люди (по крайней мере с их точки зрения) собрались в городе, где для преодоления проблем, вызванных резким спадом производственных сил начали устанавливать жесткие порядки. Для начала они начали применять методы Тейлора, призванные повысить производительность труда, эффективность одного отдельного рабочего, за счёт стандартизации процессов и, фактического превращения работника в инструмент, машину, призванную обслуживать машины. Далее вероятно, из страха перед человеческой иррациональностью, выжившие начали строить новое общество на научных началах.

Основными целями общества стало покорения голода и любви, которые, как известно правят миром, а также достижения всеобщего равенства, а в идеале тождественности, так как в этом случае нет поводов для зависти и конфликтов.

Разрушенная экономика, достаточно легко позволила сделать всех равными экономически, так как сложно требовать большего или чего-то особого, когда нет ничего вообще. Голод был побеждён с изобретением нефтяной пищи. Любовь была покорена провозглашением права каждого на каждого, что играло роль не только защиты от иррациональности, но и средство повышения рождаемости. А заодно был разрушен институт семьи (а вместе с ним, например, и институт наследства, который стимулировал бы обогащение с целью передачи накопленного потомкам), что вязалось с идеями научного построения общества, ведь в былые времена чтобы воспитывать детей нужно было или долгое время обучаться на педагога, или… просто родить ребёнка. В новом научном обществе это невозможно – если уж мы даже скот, для еды выращиваем по определённым правилам, то воспитание нового поколения тем более должно быть научно-обоснованно. Слава общественному воспитанию детей, слава – детоводству! (Ну и да, для освобождения рабочих рук и во избежание предвзятости, при первой возможности учителей заменили роботами, которые будут излагать весь материал объективно и беспристрастно).

Спустя несколько поколений из новшества это стало нормой.

Как видно, с задачами по описыванию генезиса мира и с задачами по описыванию устройства мира, «Мы», справляется хуже, чем отдельно «Когда спящий проснётся» с первой, а «Рассказ о грядущих днях» - со второй. Но при этом высказать претензии к проработке мира в целом я не могу: мир понятен, целен, прослеживается его генезис и логика событий приведших именно к таким решениям и таким обстоятельствам. Подробностей внутреннего устройства в целом хватает и главное демонстрируется конкретный (пусть и в некотором роде относительный – для жителей этого общества это норма) вред. Единственное чего действительно не хватает – больших подробностей о сути Двухсотлетней войны. Но в целом, за мироописание Замятин получает твёрдую 4.

Вопрос оценки романа ка художественного произведения вообще даже поднимать странно. Романом, как и «Когда спящий проснётся» Уэллса вдохновлялись многие последователи (Оруэлл, вообще позаимствовал сюжетную линию). Стиль автора пусть и на любителя, но точно оригинальный и заслуживает внимания. Да что уж там, многие читают «Мы» - первооткрывателем жанра.

Что касается того как роман справляются с тем что быть антиутопией, для чего опять возвращаемся к первой части:

Т.е. хорошей антиутопией я буду называть ту, которая:

1) Определяет происходящие во время её написания процессы, качественно описывает и критикует их возможное развитие. В идеале, если в истории можно будет найти достаточно приближенные к описываемым автором ситуации.

2) Создаёт грамотный и непротиворечивый мир, в котором понятно как такое мироустройство было создано, функционирует, поддерживается и воспроизводится.

3) Оказала серьёзное влияние на жанр и культуру в целом.

Для начала давайте обсудим темы критики. В прошлой части цикла, я говорил, что стоит привыкнуть к словам: «Перед нами критика капитализма». Так как антиутопия критикует настоящее, а большинство антиутопий написаны в эпоху капитализма, так что прямо или опосредованно они будут его критиковать.

Здесь это утверждение так же будет верно, но лишь отчасти и с большой спецификой, так как это критика капитализма лишь в той степени, в которой тейлоризм является продуктом и следствием капитализма. Вообще, чтобы быть объективным следует сразу обозначить три предмета критики, три тенденции, которые Замятин подверг беспощадной критике.

Тейлоризм. Как уже говорилось, основная тема работы Замятина – критика методов и идей Тейлора (настолько основная, что он прямо упоминается в тексте, чтобы никто не ошибся… не помогло). Абзацем выше я упомянул, что отчасти критика тейлоризма является критикой капитализма, но тут стоит отметить, что явление тейлоризма не является плоть от плоти капитализма. Да, наша история сложилась так, что эти идеи появились на данном этапе развития производственных отношений и общества в целом (так как именно на нём появляются крупные предприятия с большим количеством рабочих), но само появление этих идей видится органичным и неизбежным (появились бы объективные условия на более раннем этапе – тейлоризм, или его аналог, зародился бы раньше не появись они в то время, появились бы позже, не появись в капитализме, появились бы в любой другой поздней формации, о чём свидетельствует, например, упомянутая заинтересованность молодого СССР в повышении продуктивности труда). Тот же фордизм, похожий на тейлоризм, как брат, хоть и был, отчасти продолжением его идей, зародился относительно автономно, а всё потому, что идея повышения эффективности труда объективно должна была быть поднята, а оптимизация процесса труда – один из способов разрешения проблемы.

Таким образом, корректней, было бы сформулировать первый предмет критики Замятина не как тейлоризм, а как тейлоризм, как частный пример расчеловечивающих методы повышения продуктивности рабочих. Просто Тейлор был, если не первым, то одним из первых, кто начал эти иследования.

Сциентизм. В отличие от тецлоризма, не упоминается непосредственно в тексте, а потому найти его критику несколько сложнее. Однако, это верно лишь в том случае, если читатель не знаком с идеями сциентизма, хотя бы на уровне определения. В противном случае критика сциентизма становиться даже более очевидной чем критика, прямо упомянутого Тейлора, потому что всё общество Единого Государства построено на идеях сциентизма (Тут всё даже несколько интересней, так как, хоть Тейлор и не был сциентистом, его идеи «научной организации труда» вполне можно рассматривать как применение сциентизма в плоскости производственных отношений).

Мало того, что всё в жизни нумеров научно-обоснованно (время сна, количества жевательных движений, потребность в сексе для каждого индиивда), искусство и мораль должны адаптироваться под научную методологию (машинная музыка – яркий тому пример), так ещё и науки которым всё должно уподобляться вполне конкретные – физика (Резерфорд, ярый сциентист, был её апологетом), но главное математика (хоть и среди сциентистов было немало таких, кто выступал за полное перенесение математической методологии в другие, в том числе социальные науки, но в первую очередь, тут стоит отметить представителя философского направления, предшествовавшего сциентизму и ставшему, во многом, его предтечей – позитивста Огюста Конта, бывшего апологетом математики, немногим меньше чем Резерфорд – физики (Он утверждал, что в любом разделе естествознания есть столько настоящей науки, сколько в ней математики. Социальные науки он не трогал, но вопрос о том, являются ли естественные науки, такие как география и биология достаточно научными, исходя из этой логики – остаётся открытым).

Замятин критикуя сциентизм, утверждал, что построить государство на принципах одного лишь сциентизма – можно, но это не та утопия, что представители этого общества себе представляют.

Я не уверен как корректней всего назвать третий предмет критики. Пусть будет «технологический детерминизм», причём жёсткий. Подобные идеи витали в обществе давно и оформились в начале 20 века. Суть данного подхода заключается в том, что технические средства производства (машины, механизмы, компьютеры, работы и т.д.), а также научно обоснованные технологические знания представляют собой решающий фактор, однозначно определяющий все стороны общественной жизни, характер и направление социального развития.

Выделяется два крайних течения технологического детерминизма, это технологический эвдемонизм (согласно которому, прогресс в технике и технологии автоматически устраняет социальные противоречия, классовую борьбу, неравномерное распределение богатства, культуры) и технологический алармизм (видящий лишь негативные последствия этого прогресса, то есть усиление социально-экономических противоречий, рост насилия над личностью, дегуманизацию общественной жизни и др.).

Именно технологический эвдемонизм, присущий некоторым течениям социалистов критикует Замятин. Всё устройство Единого государства кричит о том, что одним лишь техническим прогрессом нельзя построить общество, если духовной сферой, надстройкой не заниматься, то она сама собой не вырастет. Напротив, подобный подход приведёт к обнищанию духовной сферы.

Вопрос критики революции тут задевается весьма поверхностно и на мой взгляд сводиться в основном к моральному вопросу: не станьте хуже тех с кем боретесь. Также можно зацепиться за фразу: «нет последней революции» - что сложно расценивать иначе чем предупреждение о том, что социальные процессы никогда не прекращаются и если вы вдруг возомнили что наступил конец истории – вы мало того что ошиблись, вы уже проиграли. Но в целом эта тема весьма вторична и вся революция – лишь фон для происходящих событий.

Последним, что стоит упомянуть – это тот факт, что многие утверждают, будто роман был задуман как пародия на утопию, написанную идеологами Пролеткульта А.Богдановым и А.Гастевым. Главной идеей пролеткультовской утопии провозглашалось глобальное переустройство мира на основе «уничтожения в человеке души и чувства любви».

Нюанс в том, что нигде не упоминается название этой утопии; я не смог найти у этих авторов совместных работ; Гастев, вообще писал в основном стихи и статьи, а у Богданова есть единственная утопия роман «Красная звезда», который никак не соотноситься с описанием, критикуемой утопии. Так, что мной это воспринимается как вброс.

Как видим три основные темы критики были крайне актуальны в то время: тейлоризм активно рассматривается не только предпринимателями, но и на государственном уровне, сцинетизм полностью сформирован и находиться на пике, ровно как и технологический детерминизм.

Мир произведения, как я уже отметил – непротиворечив, а вклад в развитие жанра и культуры в целом – настолько велик, что его многие даже переоценивают.

Итоги.

Как и Уэллс Замятин подошёл к рассматриваемому вопросу не только с этической и моральной точки зрения, но и рассмотрел материальные основы, хотя и уделил этому на порядок меньше времени. Более того, стоит отметить, что о действительно сделал большой упор на персонажей, что сместило акценты с мира, который тем не менее можно и нужно замечать и изучать.

Я уже много раз говорил, что лучшие антиутопии – те в которых и персонажи внутри мира и читатель видят плюсы и тут этих плюсов не только больше чем в работах Уэллса, возможно их даже слишком много. Но этому есть серьёзное объяснение, которое достаточно для снятия претензий: «Мы» - единственная из классических антиутопий, показавших антиутопию в становлении. Мир «Мы» кажется не таким уж плохим, потому что это лишь этап становления и действительно, по первой в этом можно будет найти плюсы, но итог мы видим – мир «человекообразных тракторов»,

Как и в прошлый раз это был тяжёлый текст, следующий обещает быть не легче. А потому, если я где-то что-то упустил или выразился сумбурно и у вас остались вопросы – милости прошу в комментарии, также можете предполагать, какая работа будет рассмотрена следующая в цикле (Это ни разу не байт на активность в комментариях). А я пойду писать следующее эссе, как и в прошлый раз, скорее всего, возьму небольшой перерыв в цикле и напишу парочку небольших простеньких эссе на отвлечённые темы.

Не хочешь – не верь. В рамках логики мира, всё реалистично. Мир прописан достаточно, чтобы создать непротиворечивую и полноценную картину становления, развития, функционирования и воспроизводства мира.

Мир прописан достаточно, чтобы создать непротиворечивую и полноценную картину становления, развития, функционирования и воспроизводства мира. Читайте книгу. Хотя вы говорите, что прочитали дважды, но так и не поняли, что за война и Благодетель. Видимо не судьба. Да вы даже что такое Интеграл не поняли!

ЧТО? Какой труп R? В книге его судьба нераскрыта. Какой вопрос «Кто я?»? Это критика сциентизма и тейлоризма.

Позаботятся, но в основном – не так какой окрас рецензент этому придаёт – к врачу сводят, на больничный.

Нет, Благодетель не носитель идей вообще! Он такой же винтик системы.

Замятин прописал мир достаточно, чтобы создать непротиворечивую и полноценную картину становления, развития, функционирования и воспроизводства мира. Дата вообще ничего не сыграет.

Не родоначальник антиутопии и уж точно не утопии, чёрт да за несколько столетий до этого была работа «Утопия»!

Совпадений? Ну да, как так получилось? Оруэлл же не признавал вдохновение романом Замятина? Не скопировал весь сюжетный костяк?

В целом согласен, поверх этого добавлю, что нам это кажется проблемой в основном из-за разницы культур – перед нами просто другая цивилизация, например в Древнем Риме называли людей числительными и нормально.

Это не «идеальный социализм», а тейлоризм и сциентизм, и то до конца произведения не идеальный. Более того, то что он в конце книги был разрушен дикарями, т.е. что мефи одолели ЕГ в конце книги – ложь. Вопрос повис в воздухе, но что-то мне подсказывает – бубзянки не победят. Просто авиация уничтожит.

Тут стоит сказать несколько слов и про первые абзацы, мысль пришла только сейчас: 1) а почему чтение антиутопии должно быть приятным? 2) история не показывает, что любовь побеждает тоталитаризм, там даже наличие любви под вопросом; 3) почему суфражистки (в целом прогрессивное движение, которое даже можно назвать успешным) и парижские баррикады (Парижская Коммуна – вооружённая борьба, проигравшая коалиции нескольких стран) стоят в одной строчке с летом любви и детьми цветов, а более того противостоят, например, политике (при этом в контексте борьбы с тоталитаризмом, к которой не имеют отношения ни суфражистки, ни Парижская Коммуна, ни «Мы»)?

Более того, тут врёт уже сам рецензент: в «Мы», любовь подорвала не идеальный строй, а одного индивида, склонного к этому подрыву (что нам продемонстрировали в сцене с музыкой), а со строем боролись попыткой захвата «Интеграла» и по своей сути террористическим актом с подрывом стены. Это если забыть о том, что «Мы» не про борьбу с тоталитаризмом.

Выводы – это отдельная песня. Ни одно из перечисленных произведений не является «ремейком» «Мы», они все затрагивают разные темы и не взаимозаменяемы. Утверждение о том, что эта тема не стоит толстых романов – некорректно, так как: 1) все эти романы, не очень и большие; 2) не рецензенту это решать (в своём утверждении он претендует на объективность); 3) темы этих работ разные.

Совет посмотреть «Бразилию» - дурость. Фильм и на мой взгляд хороший, но он не заменяет ни один из перечисленных романов, даже «1984», которым вдохновлялся.

Первая часть утверждения в отчасти верна, но Замятин всё же критиковал свою реальность и весьма предметно. С тейком про то что в СССР антиутопии воспринимались с подозрением я вынужден согласиться, хотя бы исходя из судьбы самого романа «Мы». Последняя часть про абсурдность лозунгов – неверна, «Мы» - это критика тейлоризма и сциентизма, весьма конкретных идей, первая из которых вообще не связана с построением идеального общества, а вторая весьма сильно отличается от большинства утопичных учений, так как опирается не на мораль и более того отвергает её.

Чушь. Это критика тейлоризма и сциентизма. Замятин – революционер и большевик с 1905 года, можно предположить, что у него были вопросы к практике, и они были – он их прямо озвучивал, но не к теории. А вопросы к практике не перекликаются с романом.

Не первый, хоть и раньше этих двух. Сравнивать можно, было бы желание и что сказать.

Мда, что иронично – именно Замятин из них инженер. Но если предметно, как раз Оруэлл в основном давит на эмоции, вместо описания конкретных причин, следствий и вреда от событий и устройства.

Какой гражданской позиции? Антитейлоризм?

С точки зрения мира – позаимствовал не много, а сточки зрения сюжета – почти всё.

Что интересно, комментарий противопоставляется большинству отзывов о проработанности мира.

Первая строчка – поток сознания.

Вторая и дальше – ложь (почти всё), устои ЕГ не рушились, а Д в них не сомневался ни на секунду. Замятин писал не о революции, а об тейлоризме и сциентизме, а также оппонировал социалистам, утверждавшим, что духовное подтянется за материальным. Объединяет не только жанр, но и сюжетный костяк. С точки зрения построения и описания мира «Мы» намного превосходит «1984».

Не на тему социализма, а на тему сциентизма и тейлоризма, а также влажных фантазий тех социалистов, в основном, британских, которые считали, что повышение материальной базы приведёт к автоматическому развитию духовной стороны общества. И, возможно, СССР не пошёл по этой стези, в том числе, из-за этого романа.

Нет, бездушным он стал после Операции, а до этого былотносительно неплохим.

К СССР и её истории роман не имеет отношение, и вполне достоин называться классикой, хотя бы за вклад в развитие жанра. Не позволяйте своим политическим предпочтениям затмевать ваш взор.

О_о  Антиутопия. Или, по вашему мнению «1984» - утопия, причём боле приятная чем «Мы»?

Нет, Оруэлл написал страшилку, гораздо больше отдалённую от реальности чем «Мы».

Какая задача? Что за иксовость?

Он раскрывал тему тейлоризма и сциентизма. Спорно. Чушь, «Мы» точно реалистичней чем «1984».

Ага. Значит «1984» для любителей дерьмовой еды по талонам и переписывания истории? Почему предмет критики должен нравиться читателям антиутопии?

Люди не утратили индивидуальность. Хранители – не политическая полиция и контроль не неусыпный.

Или рецензент некорректно выразился или врёт: книжечка не на все нумера, просто вы можете заявить, что в этот раз пойдёте к этому нумеру.

А вот с расписанием ложь – есть свободное время, мало, но есть, а значит уже не всё регламентируется. И да, для того чтобы думать отдельное время не нужно, желательно, удобно, но не обязательно.

Опять или некорректная формулировка, или ложь. Рецензент указывает, что в день Единогласия выбирают из одного кандидата – Благодетеля – а все несогласные взойдут на Машину Благодетеля (аппарат для казни). Из этой формулировки следует, что в день Единогласия могут быть несогласные, что ложь. Единственный раз это было в рамках событий книги, до этого это было немыслимо. Хотя действительно иногда находились несогласные с режимом, которых казнили, но к дню Единогласия — это отношения не имело. Таким образом или автор рецензии некорректно выразился или прямо врёт.

Описание того, что раскрывал Замятин – также странное, илирецензент не понял про что книга, или врёт. То, что он перечислил относиться скорее к «1984», вот где было и обожествление вождя, и жестокость, как самоцель (все помнят, что цель пытки – пытка?). Но вот да, у Оруэлла, про жертвенность не было, правда и у Замятина, единственный пример жертвенности – это, внезапно, не добропорядочный нумер, а I, которая, до последнего не называла своих сообщников, не поддавшись пыткам. Но она к тоталитарному ЕГ отношения не имеет.

К слову, я так понимаю, то что в скобках это цитата, или её вольное изложение? Если да, то: 1) он её переврал, Замятин писал: «самая трудная и высокая любовь – это жестокость» (и в некоторой части с этим можно согласиться); 2) эту фразу произносит Ю – один из тех персонажей, отношение к которому Замятина можно определить – оно негативное, внимание вопрос: как следует оценивать слова, высказанные персонажем, к которому у автора негативное отношение?

Второй раз эта фраза прозвучала из уст Благодетеля: «Даже тогда – дикий, лохматый – он [человек] понимал: истинная, алгебраическая любовь к человечеству – непременный признак истины – её жестокость». Опять же, цитата звучит совершенно по-другому (Относиться вообще к рассуждениям о христианском Боге) и опять же, отчасти с этим можно согласиться – любовь, зачастую жестока.

Роман был у нас запрещён даром – это большая ошибка наших цензоров, мало того, что из-за запрета теперь куча людей думает, что это критика СССР (Сталинского, сука, в 1920-х...), несмотря на прямое упоминание Тейлора, так и вся проблема решалась по сути, просьбой добавить в текст авторское послесловие или вступительное слово, где Замятин бы в формате «для тупых», проговорил бы предмет критики.

С тезиса о том, что роман написан до сталинского режима, но очень напоминает его критику. Пророчество? Я просто в шоке. Я даже не знаю, как это комментировать. Это критика Тейлоризма, сциентизма и отдельных социалистов, предполагающих, что духовная сфера сама вырастет следом за материальной, потому на неё можно забить. Комментарий же рецензента, напоминает кал змеи с пчелиным ядом, хотя представляет собой текст. Обсёр?

Далее да, авторская позиция читается, без всяких послесловий, которые один из комментаторов требовал.

Д и I – не Адам и Ева. Любовь между ними, как обоюдное явление – под вопросом.

Фух. Это было долго и сложно. Остальные комментария я тоже прочитал, но они пустые (или субъективщина, или изложение фактов, или короткая реприза не требующая внимания).

Разумеется, есть и полноценные рецензии, на «Мы», но я сосредоточился на коротких отзывах с ФантЛаба, так как в них концентрированно выражено как положительные, так и отрицательные впечатления, а благодаря их малому объёму есть возможность показать что одни и те же мотивы повторяются во всех впечатления: критика стиля за сухость, похвала стилю за неординарность, утверждение что Замятин не выражает позицию по противостоянию, коммунизм, запрет, вопрос того что революционеры не лучше ЕГ, сравнение с «1984» и «ОДНМ», невозможность сравнения с «1984» и «ОДНМ», и полное игнорирование упоминания предмета критики в книге – это повторяется постоянно создавая некую медиану общественного восприятия романа. Я считаю, что это достаточно интересно и показательно, хотя я вряд ли захочу повторять такой перфоманс. А самое показательное в этом срезе – тот факт, что на более чем сто рецензий только 1 человек вспомнил про Тейлора и тейлоризм, прямо упомянутый в тексте и никто не увидел в работе критику сциентизма, вместо этого из раза в раз повторялось о критике абстрактного тоталитаризма (который некоторые из рецензентов там и не увидели, но считают что это именно критика тоталитаризма), или критику социализма, коммунизма и революции (от революционера и большевика (достаточно радикальной политической силы России стыка 19 и 20 веков)).