Древняя Греция

Тёплый пыльный полдень – Италия, VIII век до нашей эры. На прибрежных холмах Тарквиний женщины-этруски спорят о цене алебастрового флакона с торговцем из далёкой Финикии. В городе Кумы умелый ремесленник капает оловянной слезой в расплавленную бронзу, с мечтами подороже продать будущий шлем греческому воину. А на крохотном Палатинском холме латинский земледелец торопливо загоняет скот во двор: угасающий дым от очага смешивается с запахом нового урожая проса – скромное поселение между рекой и болотами ещё даже не называют городом. А высоко в Апеннинах самнит-пастух, укрыв лицо шерстяным плащом, ожидает ясную погоду, чтобы провести быков через каменистый перевал на новые пастбища.

Сотни поселений, деревень, городов и портов, десятки языков и богов, тысячи разных племён, но какое из этих племён сможет создать не только государство, но и целую Империю?

Читая о Древней Италии, нельзя не заметить, что полуостров представлял из себя «стартап-площадку», где одни владели металлами, другие морскими путями, третьи горными крепостями. Почему же победил именно римский «проект» латинян – народа без флота, без рудников и без оазисов греческой культуры? Было ли это неизбежно, или история Европы могла протекать под этрусским штандартом?

Италия похожа на сапог, вытянутый к югу. Но за гладкой картой скрывается сложный рельеф, который на протяжении тысячелетий влиял на жизнь людей. С севера веером раскрывается Паданская равнина: густые туманы реки По и стекающие с Альп реки давали не только урожаи пшеницы и корма для скота, но и предоставляли коридор для кельтских племён, которые однажды нагрянут к самому Капитолию. Чуть южнее волнообразные Апеннины, эдакий «хребет-коридор», одновременно соединяющий и разъединяющий. Долины, словно скрытые карманы, укрывают пастушьи стоянки племени самнитов. Редкие проходы, такие как перевал Фурло на будущей Via Flaminia, позволяют торговым караванам пересекать путь между Тирренским и Адриатическим побережьями. Этот путь приходилось буквально прорубать в известняке. А на западе, в тёплом Лациумском коридоре между морем, Тибром и лавовыми холмами, земля мягче, зима короче, да и солончаков достаточно, чтобы кормить стада, — идеальное место для небольшой латинской общины, которая тогда ещё не знала, что станет Римом.

Разноязыкая компания, заселявшая этот ландшафт, напоминала шумный рынок задолго до появления первых форумов. На севере звучал Лепонтийский кельтский язык и, если верить некоторым лингвистам, – гибридный лигурский-кельский язык. Это спорная гипотеза, так как одни историки считают лигуров самостоятельным древним народом, а другие – кельтизированными автохтонами. В центре Италии доминировали умбрский и сабелльские говоры Оскско-Умбрской ветви, а по соседству – латино-фалискский говор, ещё едва различимый в VIII веке до нашей эры. На юге кричали голоса южноиталийских апулов и месапов, а вдоль побережья уже слышались греческий говор с Родоса и Пароса. И поныне самым загадочным языком остаётся этрусский – неиндоевропейский остров в море индоевропейских родственников. ДНК-исследования дали противоречивые результаты, и поэтому споры по поводу этрусков не стихают до сих пор.

Ладно, помимо языков, которые кропотливо реконструируют лингвисты, у нас еще есть и археологические культуры, своеобразные отпечатки быта древних жителей Апеннинского полуострова. В позднем бронзовом веке на севере по долинам реки По расцвели террамарские поселения. Они представляли из себя что-то вроде «островов» — жители строили свайные жилища, которые были окружены рвами. Вероятно, эти своеобразные каналы являлись не только источником воды, но и оборонительными сооружениями. Террамарцы занимались скотоводством, гончарным делом, ткачеством, выращивали пшеницу, ячмень, виноград и лён. У современных историков есть предположения, что у террамарцев уже были органы самоуправления.

Но когда климат стал более засушливым и каналы начали пересыхать, а реки становились мельче, часть террамарцев мигрировала на юг, образовав в XII-X вв. до н.э. культуру Протовилланова. В IX веке ей на смену приходит культура Вилланова. Первые железные клинки, строгая геометрия орнамента и погребальные биконические урны – всё это характерные черты будущих этрусков. Однако здесь мы ступаем на зыбкую почву догадок. Дело в том, что…

...Тем временем в Лациуме возникает латинская культура, которая, судя по всему, происходит из той же культуры Вилланова. Обожжённая глина в руках умелого мастера превращается в миниатюрные копии характерных хижин, в которых тогда проживали латиняне. В хижину-урну складывали прах умершего, это говорит нам о том, что даже такие маленькие разрозненные общины уже осмысляли свои «дома» как символы своего рода.

Уже к середине VIII века до нашей эры картина Италии выглядит пёстрой: на расстоянии дневного перехода соседствовали люди, которые не понимали речи друг друга, по-разному хоронили своих предков и чтили разных богов. Сегодня нам кажется, что подобный коктейль из различных культур — идеальный рецепт для постоянных войн и набегов. Но парадокс той Италии в том, что именно такое многообразие сыграло важную роль в будущем синтезе политического центра всего Средиземноморья. Потому что каждое племя, живущее в долинах, хранило свои технологии, каждое побережье — новый торговый контакт.

Ретроспектива позволяет нам сказать, что тогда в Италии проживали семь разных игроков, со своими богами, менталитетом и видением будущего. И без этих семи игроков судьба Рима могла сложиться иначе.

Начнём, пожалуй, с самых загадочных людей Апеннинского полуострова – этрусков.

Жители туманных и зелёных плодородных холмов Тосканы, у которых никогда не было единого государства. Их города-государства объединяла не кровь, а скорее общая «корпоративная культура», представляющая из себя конфедерацию двенадцати городов. Одни этруски плавили руду, получая бронзу, на холмах Вольтерры, пока жители Вульчи гнали торговые суда с пурпуром и оловом по Тирренскому морю. Один из самых сильных игроков на политической карте Италии VIII века, а визитной карточкой этрусков выступала городская урбанизация. Система колодцев, мощеные дороги, арочные каменные мосты, система дренажа – всё это Рим сперва увидел в Тарквиниях и Вейях, прежде чем построить свой Римский форум.

К сильным сторонам этрусков можно отнести технологии, финансы и торговые связи. К слабым – рыхлая федеративность: ни один из двенадцати этрусских полисов не возвышался над своими соседями, а потому не рождался единый кулак. Это и подкосило этрусков сначала в борьбе против кельтов, а после – и с римлянами.

Латины – народ, проживавший на плодородных вулканических почвах Лациума.

Их земля невелика, но сеть родовых объединений, так называемых курий (curiae), позволяла мелким хозяйствам действовать на общий лад: свадьбы, суды, ополчение – всё это делалось сообща. Принадлежность к курии фиксировала право голоса и долю в добыче. Сильной стороной латинов была способность быстро кооперироваться и хорошая почва. Однако слабая сторона была более явной – скудность ресурсов, и латинян было так мало, что они не могли позволить себе длительную войну без союзников.

Самниты – это суровые пастухи-горцы с Апеннинских гор.

Разобщённые, их конфедерация из четырёх племён обычно собиралась только, когда надо было заставить платить соседей за доступ к перевалу. В остальное время каждый клан жил автономно. В бою самниты делали ставку на мобильные манипулы – позднее именно этот строй заимствовали римляне. К плюсам самнитов можно отнести неприступный рельеф и ведение партизанских войн. Минусы – отсутствие выхода к морю и единой общности. Их конфедерация (хотя это слово сложно применить к общности самнитов) трещала по швам при первом разделе трофеев.

Умбры и сабины.

К сожалению, у нас не так уж и много информации об этих племенах, и мы до сих пор изучаем их через ретроспективу римлян. Над их долинами висели густые туманы, а над городами – густая сеть святилищ. По легенде, которую практически никак нельзя ни доказать, ни опровергнуть, именно сабиняне подарили Риму второго и четвертого царя. Возможно, в этих легендах мы видим религиозное влияние умбров и сабинян на римлян. Считается, что именно второй царь Рима из сабинян – Нума Помпилий, установил обряды и учредил жреческие коллегии понтификов, авгуров и весталок. К слабой стороне можно отнести их демографию. Сложно сказать, была ли их община равна латинской в период их борьбы. Но в конце концов они проиграли гонку вооружений и в итоге растворились в море латинов, оставив при этом острова из культов и обрядов.

Великая Греция (Magna Graecia) – речь идёт не о метрополии, а о колониях-мегаполисах греков на юге Италии.

От Сиракуз до Тарента, от Кротона и до Неаполя – здесь властвовали греки, чьи полисы не были ничуть не слабее их метрополий. Здесь чеканят первые серебряные драхмы Италии, швартуются финикийцы, а в театрах ставят Эсхила задолго до того, как римляне научились писать. К их сильной стороне можно отнести технологию, культуру и, конечно же, капитал. Крупнейший капитал в Средиземноморье, который через буквально несколько столетий начнёт соперничать с карфагено-финикийским. Слабая сторона – постоянная резня друг с другом и эгоцентричность. Каждый полис тянул одеяло на себя, и, соответственно, они не чувствовали себя единой территориальной единицей. Сиракузы поглощают Кротон, Тарент торгуется с Карфагеном, и никто не думает о всеобщей обороне. Впрочем, о ней они и не думали даже тогда, когда римский легионер постучался в их ворота.

Кельты Цизальпинской Галлии – северный пресс на всю Италию.

Племена Сенонов и Бойев рассматривали долину По как временный кемпинг на пути к новым полям, поэтому они не строили городов. Они показали Риму свою силу, разорив город в 390 году до н.э. Однако их кочевой образ жизни стал их слабостью: удержать захваченные земли, строить бюрократию и дороги кельты не спешили.

Иллирийцы и венеты – важные игроки на исторической карте Италии, однако к сожалению, о них часто забывают.

Иллирийские вожди владели узловыми бухтами Балкан и славились своим пиратством. Античные авторы жаловались на каботажников, которые постоянно нападали на торговые суда. Историки до сих пор спорят, насколько системной была эта «экономика грабежа», но ни один римский флот не считал своё обучение полным без учебной компании против Иллирии. Севернее расположились венеты, играя роль эдакой таможни на янтарном «шоссе» из Балтики. Их селения обменивали янтарь на италийское вино и коней. Сила обоих народов – контроль над логистикой, а слабость – раздробленность. Каждый залив жил по своим собственным законам, и крупный проект, вроде консолидации армии, оставался только мечтой.

Когда мы смотрим на карту современного Рима, то трудно поверить, что всё это когда-то начиналось с грубых хижин на холмах, которые раскинулись возле болот. Но именно здесь зародилась, пожалуй, самая влиятельная цивилизация Европы. Давайте посмотрим на то, как превратилось это крошечное поселение в гигантскую империю.

По версии Вергилия, и не того, который путешествовал по загробному миру, и не антагониста игры Devil May Cry, а по версии римского поэта I века до нашей эры, троянский герой Эней высадился в Лации примерно тогда, когда в Греции только начинали сочинять первые олимпийские списки. Его потомок Ромул спустя несколько поколений очертил плугом священные границы будущего Рима. Здесь историки расходятся во мнениях. Одни считают, что такая преемственность является поздней пиар-кампанией эпохи Августа, которая дарила Риму благородное божественное происхождение. Некоторые учёные считают, что культ Энея существовал в Лации и до Вергилия, просто без литературного оформления. Вообще, есть и вариант, что этот культ был занесён иммигрантами из Великой Греции, кто его знает.

Вообще, для римлян этот сюжет выполнял сразу несколько функций. Во-первых, таким образом этот миф определял их самоидентичность. История о беглецах из Трои вольно или невольно оправдывала, если можно так сказать, «иммиграционную политику» Рима, города, который всегда охотно впитывал чужаков. Во-вторых, миф об Энее служил политическим цементом. Прямое родство с богиней Венерой ставило римских правителей (или других определенных личностей), от Ромула до Юлия Цезаря, вне конкуренции соседних италийских племён. Да и в конце концов это был простой политический инструмент, который поднимал их статус в греческом культурном мире.

Оставим высокую поэзию и спустимся к лопатам археологов. Раскопки на Палатинском холме выявили круглые и овальные ямки – следы от шестов, которые поддерживали крыши хижин X-IX вв. до н.э. Это были дома в форме яйца, сделанные из смеси глины и соломы.У порога хижин обнаружили детские погребения, очевидно, что это было что-то вроде ритуала, который защищал жилище. Рядом были обнаружены могилы, в которых были захоронены урны, стилизованные под те же самые хижины. Уже в VIII веке появляются следы ремесла: осколки греческих амфор и финикийских бус указывают на то, что деревня уже была интегрирована в систему международной торговли задолго до появления флота.

Геология дала неожиданные, но приятные результаты. Почти все холмы Рима были образованы из туфа – лёгкой, но прочной вулканической породы. Это объясняет, почему жители рано начали копать цистерны и вырубать погреба. Туф позволял строить быстрее, чем, скажем, в каменистой Аттике.

В сути «легендарной» эпопеи Рима эпохи царей (753 – 509 гг.) заключалось возвышение Рима как города. Как государство Италики, Рим возвысился намного позже. Именно эпоха царей подарила городу большинство «вечных» конструкций, большинство которых пришло от этрусков. Достаточно взглянуть на первую мостовую форума, сводчатую Клоака Максима (Большая Клоака) или храм Юпитера на Капитолии: в них читается этрусская любовь к монументальности и, конечно же, технический приём арочного перекрытия.

Но вклад этрусков в Рим заметен не только в камне. Белая шерстяная тога с пурпурным кантом, фасции ликторов и даже латинский алфавит – всё это «импортные» элементы, и ни о каком импортозамещении не могло идти и речи. Некоторые учёные видят в этрусском влиянии полноценную культурную колонизацию, другие же говорят о взаимном обмене, подчёркивая, что латинские элиты сами желали быть похожими на этрусков. Этрусские технологии и греческая мифология, Рим – это результат грамотного синтеза и симбиоза.

- Стратегическое положение

Рим возник не где-нибудь, а на естественном «узле связи» Центральной Италии. Между Капитолием и Палатином река Тибр образует своеобразный остров-перекресток: здесь ее можно было перейти вброд. Позже здесь был построен деревянный мост (Pons Sublicius), один из первых мостов Рима, приписываемый царю Анку Марцию. От этого брода дальше расходились дороги – в первую очередь, так называемая Соляная дорога (Via Salaria), по которой сабиняне путешествовали к устью Тибра. А у самого устья Тибра, в Остии, лежали соляные болота. Римляне считали их своими по праву и уже в VII веке до нашей эры защищали колонией-фортом. Таким образом, получается, что Рим был построен на мосту, дороге и складе одновременно. Такое географическое расположение города давало очевидные плюсы.

- Институциональная власть

В связи с их иммиграционной политикой возникает очевидный вопрос: а как римляне смогли управлять стремительно растущей толпой разнородных жителей? Римляне придумали сеть личных связей «патрон-клиент». Это не бюрократия, а гибкая социальная прошивка, где за услугу платят лояльностью. Параллельно римляне ввели эдакий облегчённый вариант гражданства – города-союзники получали право собственности и брака, но без политического голоса в Риме. Самым смелым шагом стали реформы Сервия Туллия: перепись по имущественным разрядам превратила войско в политическое собрание – центуриатные комиции, где вес голоса зависел не от рода, а от вклада в оборону.

- Военная организация

Наверняка вы все слышали про самнитские войны. Так вот, после тяжёлых поражений в горах Самния римляне выкинули на свалку истории громоздкую фалангу и подсмотрели у самнитов «фалангу с шарнирами» — манипулярный строй. Разреженные «квадраты» из воинов (манипулы) могли сгибаться, пропускать товарищей назад и втягивать чужую фалангу в разрывы. Конечно, все эти военные действия были приправлены щепоткой религиозности, например ритуал devotio, когда полководец клялся пожертвовать своей жизнью божествам подземного мира в обмен на победу. Кстати говоря, аквила (орёл легиона) воспринимался как религиозный символ, который был непосредственно связан с Юпитером. Сами понимаете, что в средние века такие аквилы будут называться хоругвью, правда там уже и изображён будет не символ легиона, а лик Христа.

- Дипломатия

Самое интересное, когда в 496 году до н.э. в рамках Первой латинской войны римляне одержали победу над латинской лигой, они не стали подавлять латинов, а подписали с ними Кассиев договор (Foedus Cassianum) – договор о взаимной обороне и равном распределении добычи. Это было началом дипломатической сети римлян, которую они через несколько лет накинут на всю Италию. Так выстраивалась цепь альянсов, которая дешевле собственной армии и надёжнее полной аннексии – ведь союзник сам охраняет свои границы ради общего дела. Res Publica.

- Экономика.

Как бы не хотелось воину, но кормит его не война, а земля. Закон Лициния-Секстия (Licinia-Sextia lex) 367 до н. э. ввёл «потолок» частного землевладения, верхушка Рима не могла владеть более чем 500 югерами земли (1 югер — это около 2500 квадратных метров). Позже захват плодородной Кампании и земель Самния дал тысячи югеров для ветеранов-колонистов. Современные историки спорят, сколько именно было конфискаций, но совпадение роста аграрного фонда с самнитскими войнами очевидно. Рабский труд на этих участках обеспечил экспорт зерна и скота, а значит, и средства на новые кампании. Пусть это и прозвучит цинично, но экономика империй никогда не бывает гуманной.

- Идеология предков.

«Мы так делали всегда» — магическая формула mos maiorum, непререкаемый авторитет предков, задававший рамки любой реформе. Нам кажется, что это было довольно консервативным элементом Рима, но на самом деле внутренняя политика этой республики была куда более гибкой. К этому добавлялся контракт с богами pax deorum: соблюдай обряды — и порядок мира будет на твоей стороне. Я помолился богу — бог мне сделает то-то, то-то. Всё довольно просто.

В результате даже политическая оппозиция спорила не о цели, а о том, угодно ли эта реформа богам и предкам. Такой моральный ориентир давал обществу редкий сплав прагматизма и консервативной миссии: расширяться, но не предавать традиционные ценности.

- Умение учиться у врагов.

Римляне без зазрения совести копировали всё полезное. Свой щит – scutum – они переняли у самнитов и приспособились к манипулярной тактике. Изначально для войны на море они наняли греческих союзников и даже переняли греческую терминологию, а против карфагенян они использовали… их же собственные корабли. Они построили свой флот по подобию выброшенной на берег квинквиремы, скопировали её, и таким образом появилось римское адмиралтейство и легендарный трап – ворон. Даже широко известный сегодня религиозный обряд «Триумф» несёт в себе этрусские корни. Получается, что Рим не изобретал с нуля, а собирал, улучшал и стандартизировал. Но всё же основное в Риме, простите за тавтологию, было римским – его институциональная эластичность и внутреннеполитическое взаимодействие. С патрициями, плебеями, союзниками.

- Что сказать в итоге?

Да особо и ничего. Нам сложно подобрать тот самый ключик, который открыл бы перед нами причины римского успеха. Пожалуй, главной причиной является соединять несоединимое – жесткий «обычай предков» с институциональной гибкостью, религиозный трепет с технологическим прагматизмом. Задумайтесь, пока мы до сих пор рассуждаем о том, где та тонкая грань между традицией и инновацией, Тибр продолжает течь через всё тот же город, который был построен несколько тысячелетий назад.

На самом деле, большая часть богатой истории Римской республики – это серия эдаких «контрольных точек», в которых судьба города-гегемона могла повернуть совсем иначе. Давайте пройдемся по этим ключевым точкам и посмотрим, как эти жуткие кризисы позволили возвыситься Риму над всем миром.

Первый кризис случился в 509 году до нашей эры. Напомню, что, по сообщению античных источников, сын последнего царя – Секст Тарквиний был пленён красотой добродетельной римской матроны Лукреции и взял её силой. Лукреция рассказала обо всём своему мужу, а после этого заколола себя на его глазах. Произошёл самый настоящий политический триллер: народ изгоняет монарха и изобретает республику с ежегодной ротацией консулов. Именно это стало причиной раздробления власти на множество мелких шестерёнок: сенат, магистратуры, народные собрания.

Следующей важной вехой в истории Рима стал конфликт с этрусским городом Вейи, точнее, его десятилетняя осада. Именно во время осады в 406 (или 404) году до н.э. римским солдатам начали выплачивать регулярное жалование. В 396 году римляне смогли прорыть в мягком туфе туннель под осаждённым городом. Итогом осады стало взятие города и триумф Марка Фурия Камилла. Но. На самом деле римляне не только удвоили свою территорию и избавились от своего извечного соперника. Они получили опыт и выход к богатым землям к северу от Тибра. Но римляне недолго радовались, следующее событие должно было испытать молодую республику на прочность.

Через несколько лет на горизонте появляются галлы-сеноны. Битва при Аллии оканчивается крупным поражением римлян, в считанные дни галльские варвары попадают в Рим, где их вождь Бренн бросает свой меч на гири и произносит знаменитое «Vae victis!». Горе побеждённым. Рим был на грани уничтожения. После такого унижения от галлов в экстренном порядке возводятся стены Сервия, легионы получают новое вооружение. Травма коллективной памяти о галльском нашествии несомненна – многие античные авторы считают, что это была катастрофа, угрожавшая основам Римского государства.

Следующим кризисом можно считать Самнитские войны (343 – 290 гг. до н.э.). Это достаточно продолжительный конфликт за центральную Италию, где римляне также подверглись унижению со стороны самнитов. В Кавдинском ущелье римляне попали в засаду и сдались в плен при одном условии. Что они пройдут унизительный обряд, по которому каждый попавший в плен воин без оружия и воинских отличий проходил через сооружение из трёх копий. Долгая партизанская война кончается победой Рима, которая открывает коридор к богатым южно-итальянским равнинам и гарантирует постоянный приток союзных контингентов.

На передышку у римлян было только десять лет. Затем на сцене появляется ближневосточная звезда – царь Эпира Пирр с боевыми слонами и греческой фалангой. Победы Пирра скорее были эффектными, нежели эффективными. Рим продемонстрировал свой главный секрет благодаря своей умелой внутренней политике: ресурсную базу. Пока легендарный эллинский царь терял кадровых бойцов, республика призывала всё новые и новые легионы. Не хочу использовать так уже опостылевший «закидали мясом», но в итоге Пирр уплывает домой ни с чем.

Ну а дальше начинается «Пуническая Санта-Барбара», которая продлится чуть больше столетия. Итальянская сухопутная военная кампания медленно переходит в морскую: конфликт с Карфагеном за Сицилию. Римляне начинают без флота, но трофейная карфагенская квинквирема становится образцом, по которому клепают сотни кораблей. Итогом Первой Пунической войны (264-241 гг. до н.э.) становится первая заморская провинция, Сицилия, и главное: психологический прорыв за пределы полуострова. С этого момента Рим становится не только гегемоном Италики, но и важным игроком Средиземноморья. Ну а дальше, я думаю, все знают… Ганнибал у ворот. Битва при Каннах. Карфаген должен быть разрушен.

Если мы ответили на вопросу почему Рим, стоило бы ответить и на другой вопрос. Почему не… Давайте пройдемся по главным кандидатам на роль хозяина Италики и увидеть, где просчитались главные соперники Рима.

Этрурия. Италия будущего.

Да, именно так и будет выглядеть Италия будущего. Мощёные улицы, канализация, медные вывески лавок, шахты меди и железа. Урбанизм сделал этрусков богаче и технологичнее Рима, но всю эту систему связывала лишь ежегодная встреча двенадцати этрусских городов-государств в святилище Вольсинии – без единой казны, без общего войска.

А потом пришли галлы. После их вторжения в IV веке до н.э. этруски потеряли контроль над богатой Паданской низменностью и большей частью Адриатики. Торговые пути сместились или же по ним стало идти меньше товара, демография дала трещины из-за кровопролитных войн с галлами, а некоторые города и вовсе начали платить Риму за безопасность. Ни один из них не смог мобилизовать соседей на общую оборону.

Самний.

Самниты запечатлены в веках своей храбростью, стоит вспомнить засады в горных теснинах и их победы над римлянами при Кавдинском ущелье, Латуле и Камарине. Их социальный строй был по-спартански суров: сельская знать, ополчение землевладельцев и жёсткий культ верности племени. Проблема заключалась в географии. Самний лежит в сердце южных Апеннин, среди ущелий и плоскогорий. Земля скудна, выход к морю перекрывают соседние племена, соответственно, ни о какой торговле не могло идти и речи.

Они объединялись только «по случаю», например против Рима, но каждая победа тут же раскалывала самнитов вопросом о том, какая деревня сколько получит добычи. В итоге три Самнитские войны истощили ресурс горцев, а их разобщенность дала Риму шанс разбить их по частям.

Южные греки.

Великая Греция, в лице Тарента, Кротона, Регия и других полисов, сияла то демократией, то тиранией. Каждый из этих городов был самостоятельной единицей, что их и подвело. В эпоху Греко-пунических войн эллины тратили силы на спор с Карфагеном за Сицилию, а не на внутреннюю координацию. Когда Рим постучал в их ворота, города взывали к наёмникам, вроде того же Пирра, но это было всего лишь временным решением. Победить римские легионы могла только широкая сеть человеческих ресурсов и лояльностей, а её не возникало. Торговые полисы думали только лишь о своём богатстве и благополучии, не задумываясь о коллективной безопасности.

Когда римляне закончили собирание паззла Италии, на полуострове уже не было «этрусков», «самнитов» или «луканов» — по крайней мере в правовом смысле. Остались граждане Рима (cives), италики с неполными правами и союзники. Но за сухой формулой скрывались глубокие перемены в языке, социальном пейзаже и даже пантеоне богов. Но об этом как-нибудь в другой раз.

К IV веку н. э. Италия говорила по-латыни, ездила по мощёным дорогам, торговала через Остийский порт и молилась в храмах с латинскими табличками. Но под слоем универсализма можно разглядеть странные топонимы Тосканы, местные праздники «Виналии», манипулярный строй и богов, мигрировавших под другими именами из Греции. Рим не уничтожил своих соседей – он переплавил их в новую идентичность.

Он будет приглашён сюда из Потока времени в момент наивысшего могущества Афин за всю историю их существования, когда Перикл расширяет сферу афинского влияния и готовится к войне со Спартой.

Он, естественно, не знает, чем закончатся его планы, но присутствующим я напомню, что Пелопонне́сская война между Афинами и Спартой началась в 1-й год 87-й Олимпиады (431 год до н.э.). Благодаря правильно выбранной стратегии Перикла афиняне смогли противостоять спартанцам, но начавшаяся в городе эпидемия чумы  спутала все планы Стратега.

В обстановке наступившего хаоса он начал терять своё влияние в полисе и умер в 3-й год 87-й Олимпиады (в 429 году до н.э.), также став жертвой эпидемии. С его смертью закончился Периклов век, период наивысшего расцвета Древней Греции.

Ещё раз предлагаю присутствующим сохранять максимальное спокойствие и соблюдать тишину, поскольку всё происходящее, начиная с телепортации из Потока времени, и так будет для Перикла очень серьёзным стрессом.
Сообщаю, что диалог будет вестись на древнегреческом языке. Дарья Алексеевна (супруга Героя «Эры Справедливости», прим. автора) будет переводить его на русский, а автопереводчики - с русского на все языки мира.

В зале появляется мужчина средних лет в классическом древнегреческом хитоне, с золотыми украшениями на нём, говорящими о его высоком социальном статусе.

Далее диалог:

Я – Приветствую тебя, Стратег Афин! Присаживайся. Думаю, ты удивлён тому, что с тобой происходит. Ничего не опасайся: как я тебе уже сообщил, когда приглашал сюда, в мир будущего, тебе здесь не только ничего не угрожает, а наоборот, присутствующие относятся к тебе с большим уважением.

Мир, в который ты попал – это мир земной, но он старше твоего мира на две с половиной тысячи лет. Хочу тебя сразу предупредить, я не бог и ничего общего ни с чем божественным не имею, как и остальные присутствующие здесь люди.

А то, что тебе кажется чудом, начиная с твоего перемещения сюда, основано только на очень серьёзных научных знаниях, человечество за эти тысячелетия стало значительно умнее.

Я пригласил тебя, чтобы поговорить о том, что не совсем понятно нам сегодня в твоей деятельности, в твоей биографии, в истории Древней Эллады. Знание всего этого позволит человечеству лучше понять свою историю, историю становления демократии, активным приверженцем которой являешься ты, будучи при этом выходцем из одной из высокопоставленных аристократических семей Афин.

К сожалению, у нас нет времени подробно обсудить всё, что нас интересует. Поэтому я задам тебе только несколько вопросов по наиболее интересным темам.

Он – Ты говоришь, что ты не бог, но разве кто-то другой, кроме бога мог мгновенно перенести меня в совсем другое место, да ещё и в такое далёкое будущее? Подскажи мне, как к тебе обращаться?

Я – Перикл, перед тобой мы беседовали с другим, очень хорошим человеком. Он сам решил называть меня игемоном. Слово это греческого происхождения, означает, как тебе известно, что-то вроде «начальник», поэтому называй меня так и ты.

И вот мой первый вопрос: «Почему ты, будучи членом аристократической семьи Алкмеонидов, решил стать демократом, представителем простых людей?».

Он – Игемон! Моя судьба и карьера сложились очень непросто, не всегда я был искренним и честным в моих поступках и  не стал бы сейчас откровенничать об этом, если бы не понимал, что пытаться обманывать тебя нельзя, да похоже, и невозможно.

Моё детство прошло в тревожной обстановке 71-й – 72-й Олимпиады (497 – 492 гг. до н.э.), когда извне усиливалась персидская угроза, а в самой Элладе обострялась борьба различных политических группировок. По инициативе вождя народной группировки – будущего героя морской битвы при Салами́не, великого Фемистокла, были подвергнуты остраки́зму мой отец и дядя. Эти события оставили тяжёлый след в моей душе, боязнь остракизма осталась у меня до сих пор. В тот период я, естественно, состоял в группировке аристократов.

В конце 75-й Олимпиады (481 год до н.э.)  отец и дядя досрочно вернулись из изгнания. Фемистоклу была создана оппозиция, состоявшая из трёх аристократических родов — Алкмеонидов, Филаидов и Кериков.

Ведущую роль в этом союзе играл Филаид Кимон. Он добился  изгнания Фемистокла, лидера демократической группировки, и стал главным политическим деятелем Афин. Я входил в его окружение. Но я не был его искренним сторонником. Меня постоянно подавлял его авторитет, его возраст (я был тогда ещё очень молодым человеком). Это, а также происхождение из считавшегося проклятым рода Алкмеонидов, и то, что меня считали похожим на моего прадеда Писистра́та, который был тираном Афин, не нравилось афинянам, ненавидевшим тиранию. Я понимал, что, находясь в группировке Кимона, никогда не достигну каких-либо значимых высот. Поэтому я решил перейти в народную группировку и выступить против Кимона, вождя аристократической группировки, сторонником демократии, получив тем самым поддержку народа. Добившись изгнания Кимона в 3-й год 76-й Олимпиады (477 год до н.э.), я стал одним из самых влиятельных политиков в Афинах, стал проводить реформы для демократизации афинского полиса.

Я затем всегда позиционировал себя как выразителя интересов всего народа, в противоположность Фукидиду, опиравшемуся на аристократию, добившись остракизма и для него.

После изгнания Фукидида я фактически встал во главе Афин, будучи самым влиятельным и авторитетным политиком. А эпоха наивысшего расцвета демократии была и эпохой преобладания одного государственного деятеля.

Ты, игемон, назвал меня Стратегом, но афиняне всегда выбирают 10 Стратегов, и я, вроде бы, всего лишь один из них. Но фактически я даже не первый среди равных, а первый и единственный, а моё слово – закон для Афин и всего союза полисов Эллады.

Я – Твои действия нам понятны. Получается, что ты перешёл в демократическую группировку из соображений, скажем так, карьерных, а не из-за приверженности демократии и справедливости. Кроме того, ты не рассказал нам об Эфиа́льте, лидере демократической группировки до тебя, которого убили по твоему указанию. Не рассказал и о том, что когда вновь начались войны со Спартой, ты, из практических соображений, вернул из изгнания Кимона, которого туда и отправил?

Он – Увы, игемон, и то, и другое – правда. В своё оправдание могу сказать только то, что так поступали и другие политики и тираны полисов Эллады. Но после прихода к власти карьерными соображениями я уже не руководствовался никогда. Всё делалось для афинской демократии, для расцвета моей родины.

Я – Ладно, Перикл. Я пригласил тебя не для того, чтобы устраивать здесь судилище. Но хочу, чтобы ты понял, со мной следует быть абсолютно искренним. Теперь мой следующий вопрос: Расскажи нам об Аспа́зии.

Перикл краснеет, а затем бледнеет.

Он – Игемон, ты знаешь об Аспазии?

Я – Перикл, об Аспазии у нас знает каждый ученик 6-го класса, изучавший историю Древнего мира. Правда, нет единого мнения, кем она тебе приходится. Именно об этом я тебя спрашиваю.

Он – Игемон! Встреча с ней была для меня настоящим чудом. Я был женат, у меня было два сына, - самая обычная семья. Правда, к жене я уже давно охладел и жил с ней только потому, что публичному деятелю следовало быть женатым.

Аспазия появилась в Афинах с подругами в 1-й год 81-й Олимпиады (455 год до н.э.), сняла дом и стала устраивать приёмы для местной знати, философов и учёных. Мне о ней рассказал мой друг, философ Сократ, который восторгался и её внешностью, и умом.  Встреча с ней произвела на меня неизгладимое впечатление. Я снова, как в молодости, почувствовал вкус к жизни. Ответившая взаимностью, девушка стала для меня не просто любовницей, а другом, советником, соратником. Правда, роль возлюбленной, пусть даже и столь значительного в Афинах человека, как я, стала Аспазию тяготить, но жениться на ней я не мог (браки с иностранками в Афинах жестоко карались, а она была родом из Малой Азии, из Милета). Единственное, что я смог для неё сделать -  развелся с женой, чувства к которой уже давным-давно остыли, и взял Аспазию в дом. Но даже в такой ситуации мои сторонники уважали Аспазию, обращались к ней, как к моей законной супруге. Сам же я всегда называл её женой и оказывал соответствующие почести.

В 3-й год 83-й Олимпиады (446 год до н.э.) Аспазия сопровождала меня в военной компании, после чего мои противники заявили, что это она, как моя советчица, виновна в развязывании боевых действий, и на её совести смерти многих жителей Афин.

Упрекали её и в том, что она занимается сводничеством благородных замужних дам и отрицает богов. По этой причине состоялся даже суд Ареопага. Мне стоило больших трудов спасти её от смерти.

В 4-й год 83-й Олимпиады (447 год до н.э.) в Афины пришла чума, унесшая жизни множества людей, в том числе и обоих моих законных сыновей от первого брака. Я настоял, чтобы народное собрание официально признало моего сына от Аспазии моим наследником. С этого момента  Аспазия, как мать моего законного наследника, стала моей законной супругой.

Я – Мы поняли, Перикл и от души поздравляем тебя с тем, что ты встретил в жизни настоящую любовь! Ты не поверишь, но и сегодня подобное происходит не часто (мысленно прошу Дашу не переводить того, что я сейчас скажу).

Мне в этом плане тоже очень повезло. Обрати внимание на девушку, которая переводит наш с тобой разговор на современный язык. Это моя любимая супруга, зовут её Дарья!

А теперь мой последний и, думаю, приятный для тебя вопрос: расскажи нам о том, как ты занимался строительством Парфено́на, Пропиле́й, как тебе помогал в этом Фи́дий, другие скульпторы и архитекторы Эллады?

Он - В 3-й год 85-й Олимпиады (437 год до н.э.) наши союзники фокидяне захватили Дельфы – самое священное место для всех эллинов. Спартанцы пришли с войском и снова отдали Дельфы дельфийскому жречеству. Но после того, как спартанцы вернулись на Пелопоннес, в Фоки́ду вступила афинская армия под моим командованием и вернула Дельфы Фокиде. На этом Вторая Священная война закончилась и был подписан Каллиев мир.

Я внёс в Народное собрание предложение о том, чтобы все эллины, где бы они ни жили, послали на общий съезд в Афины уполномоченных для совещания об эллинских храмах, сожжённых варварами, о жертвах, которые они должны принести богам за спасение Эллады, о безопасном мореплавании и о мире. То есть, я предлагал созвать общегреческий конгресс и обсудить на нём вопросы послевоенного устройства. Но из-за противодействия Спарты конгресс не состоялся.

Тогда в 4-й год 85-й Олимпиады (438 год до н.э.) я предложил начать восстанавливать храмы в Афинах. Надзор я взял на себя, а главным архитектором был Фидий. Программа реконструкции Акрополя реализуется уже больше десятилетия и пока не закончена.

Мы с Фидием изначально задумывали её, как новое чудо света, чтобы ничего подобного не было ни у кого на Земле. На западном подъёме на Акрополь воздвигнуты Пропилеи — крытая колоннада из мрамора, представляющая собой монументальные ворота в Акрополь. Они строились под руководством архитектора Мнесикла.

На площади поставлена колоссальная статуя Афины-Защитницы работы самого Фидия. В южной части Акрополя построен храм Афины - Парфенон, который по размерам немного уступает храму Зевса Олимпийского в Олимпии, но по изяществу и создаваемому им впечатлению ему нет равных во всей Элладе (я добавляю: и не только в Элладе). Его построили архитекторы Калликрат и Иктин, которых привёл Фидий, а я с ним ещё спорил, не слишком ли они мо́лоды для такой серьёзной работы. Но он был в них уверен, и не ошибся. Постройка Парфенона и Пропилей началась в 4-й год 85-й Олимпиады (436 год до н.э.) и 1-й год 86-й Олимпиады (435 год до н.э.) соответственно, а закончилась к началу 87-й Олимпиады (431 году до .н.э). Вне Акрополя построен храм Гефеста, другие сооружения.

Я – Спасибо, Перикл, за рассказ. Ещё раз хочу сказать: – Парфенону нет равных на всём свете, и ты, как организатор такой беспрецедентной стройки, имеешь полное право этим гордиться.
К сожалению, нам с тобой пора прощаться. Я не предупредил тебя заранее, но, возвратившись домой, ты полностью забудешь всё, что с тобой произошло. Не обижайся, но иначе поступить я не могу, для этого есть очень серьёзные причины. Могу только ещё раз подтвердить, что ты – один из самых выдающихся деятелей Древней Эллады, а я буквально перед встречей с тобой пожелал одному твоему земляку, нынешнему руководителю Эллады, постараться быть кое в чём похожим на тебя.

Прощай!»…

Воспеты эти события были поэтами, прежде всего, великими Гомером и Гесиодом, не позднее восьмого – седьмого веков до н.э. и аэды (народные греческие сказители), даже рассказывая о делах давно минувших дней, давали им свои нравственные оценки.

Отметим, что поэма «Теого́ния» (О происхождении богов) Гесиода сделала древнегреческие мифы самыми знаменитыми (разве, что, за исключением библейских) мифами о творении. Мало того, древние греки верили, что это Музы, дочери Зевса и богини Памяти – Мнемозины, научили пастуха Гесиода песням о богах.

Знакомясь с этими поэмами (в том числе и с теми, которые до наших дней не дошли, но сохранились в пересказах более поздних авторов), и зная, когда они примерно возникли, можно составить довольно ясное представление о нравственных законах, царивших на территории Ойкумены от начала времён и до первых веков первого тысячелетия до н.э.

Поговорим о богах.

История греческих богов (а точнее, первого поколения бессмертных и их детей-титанов) началась с того, что некоторые из них самозародились «во вселенной». Это были, прежде всего, Хаос, олицетворявший состояние мира до возникновения чего бы то ни было; следом за ним - богиня земли Гея; далее Та́ртар, который одновременно и глубочайшая бездна под царством мёртвых, и существо с длиннющей шеей, в три ряда окружённой ночью; и «между вечными всеми богами прекраснейший, - Эрос» бог Любви. Для характеристики этой «великолепной четвёрки» учёные применяют термин «первопотенция». Эрос, таким образом, согласно Гесиоду, был одним из самых первых существ (или начал) во вселенной.

«Сладкоистомный – у всех он богов и людей земнородных
Душу в груди покоряет и всех рассужденья лишает…»

После его появления боги прекратили самозарождаться. Правда, некоторое время они, не успев почувствовать всей власти Эроса, производили детей в одиночку, без участия второго партнёра.

Так из Хаоса вполне невинным образом родилась Чёрная Ночь (Ню́кта) и угрюмый Эре́б (тоже преисподняя, но не такая глубокая, как Та́ртар). И эти «непорочные зачатия» произошли за несколько тысяч лет до появления христианства!
А затем эти брат и сестра положили начало новым веяниям, «в любви сочетавшись», - по-видимому, это был первый половой акт в греческой вселенной. Их детьми стали сияющий День – богиня Гемера (у греков день – женского рода) и Эфир – воплощение света и воздуха.

Поначалу боги не брезговали близкородственными связями, да и какая у них была альтернатива?! Гея, родив «ни к кому не всходивши на ложе, шумное море бесплодное» и нимф, позднее вступила в брак с одним из своих сыновей – Ураном (Звёздным небом), который и стал отцом её будущих детей. Древние греки называли его «Отцом богов».

Связь их была весьма плодотворной – за короткое время были произведены на свет горы и моря (море, вроде бы, уже было рождено Геей раньше, и даже без участия второго партнёра, но не будем слишком строги к фантазиям древних греков и примем всё это, как данность. К тому же по одной из версий, море, рождённое Геей без участия партнёра, было бесплодным в отличие от произведённого на свет вместе с Ураном). Произвели они на свет также шесть титанов и шесть титанид, циклопов и сторуких пятидесятиголовых великанов (гекатонхейров).

Эти последние получились настолько безобразными, что Уран затолкал их обратно в чрево матери и не выпускал наружу, чтобы не оскорблять свой взор. Интимной жизни супругов это нисколько не мешало. Уран демонстрировал завидную половую активность, ничуть не интересуясь, каково при этом приходится его матери-жене Гее. Новые зачатия следовали одно за другим. Таким образом он довёл Гею до такого состояния, что она прокляла тот день, когда ей пришло в голову породить Урана и тем более выйти за него замуж.

Неизвестно, сколько ещё существ и явлений природы вследствие этого союза явилось бы на свет, если бы не младший сын Геи, титан Кро́нос, горячо любивший свою мать и сильно  переживавший за то, что ей приходилось терпеть от мужа. Он спрятался в засаде,  подкараулил отца и:

…неожиданно левую руку
Сын протянул из засады, а правой, схвативши огромный
Серп острозубый, отсёк у родителя милого быстро
Член детородный и бросил назад его сильным размахом…

(Гесиод. Теогония).

«Родитель милый» Уран-Небо отпал от Геи-Земли, истёк кровью и умер (по другой версии был низвергнут Кроносом в Тартар), причём из капель его крови, упавших на землю, возникли богини мести Эринии.

Таким образом, в результате этой драмы небо отделилось от земли.

Все мы знаем, что богиня любви и красоты Афродита (от греческого а́фрос - пена) была рождена у берегов Кипра из морской пены. Но далеко не всем известно, что эта пена была взбита из крови и спермы, вытекших из отсечённого полового члена Урана и попавших в море.

…Член же отца детородный, отсечённый острым железом,
По морю долгое время носился, и белая пена
Взбилась вокруг от нетленного члена. И девушка в пене
В той зародилась. …Её Афродитой (Пенорождённой),
Боги и люди зовут за то, что родилась из пены…

(Гесиод. Теогония)

Следовательно, Афродита – дочь Урана и одна из древнейших богинь греческого Пантеона. О ней великий римский писатель Тит Лукреций Кар сказал: «Ты одна управляешь вселенной».

Читатели, наверное, уже заметили, что те выхолощенные мифы Древней Греции советских времён, в которых сексуальная сторона либо вообще исключена, либо приведена в чинно-благородное состояние, сильно отличаются от тех, которые в действительности сочинили древние греки с их буйной фантазией и ярко выраженным либидо.

У детей Геи и Урана, в том числе Кроноса и Реи, уже имелось немало женихов и невест, поскольку боги не дремали и, понукаемые Эросом, успели родить множество детей, которые, в свою очередь, также подхватывали эстафету деторождения. Тем не менее, выбор Кроноса пал на его родную сестру Рею, которую древние греки называют «Мать богов».

Оскопив отца, Кронос стал верховным богом. Но, помня о своём поведении по отношению к отцу, полагал, что его дети могут сотворить что-нибудь подобное с ним самим. Поэтому он одного за другим глотал собственных детей, которых они  с Реей производили весьма продуктивно. Попутно, приняв облик жеребца, он соблазнил нимфу Филиру, у которой в результате родился сын – кентавр Хирон, один из самых симпатичных персонажей древнегреческих мифов.

В конце концов Рея не смогла далее терпеть такое варварство, как глотание её детей и в очередной раз подсунула Кроносу вместо родившегося ребёнка камень, обёрнутый в пелёнку, который Кронос тут же и проглотил, не подавившись. Спасённым ребёнком оказался Зевс, который вырос, сверг отца, заставил его отрыгнуть всех проглоченных детей, оскопил его, чтобы не нарушать добрый семейный обычай, сослал в Тартар, а сам стал верховным греческим божеством.

Для законного брака Зевс тоже избрал свою же сестру Геру, а для любовной связи – другую сестру, Деме́тру – богиню плодородия (ею он, правда, не ограничился и его гиперактивность в сексуальной сфере была главной причиной постоянных скандалов с женой).

Дочь Зевса и Деметры, Персефо́на, в свою очередь, стала жертвой, а потом и активной участницей инцеста. Сначала её похитил (с разрешения отца) её родной дядя (и по отцу и по матери), старший брат Зевса, владыка подземного мира, Аи́д (Га́дес).

Её мать, Деметра,  очень переживала разлуку с дочкой, и поэтому Зевс распорядился, чтобы Персефона часть времени проводила с Аидом-Гадесом в его подземных владениях (и тогда на земле по воле тоскующей Деметры наступала зима), а вторую половину – с матерью, (и тогда на земле по воле радостной Деметры наступали весна и лето). Здесь можно провести почти прямую параллель этого брака с очень популярным сегодня в Европе так называемым «гостевым браком».

Но на  этом сексуальные приключения Персефоны  не закончились. После того, как  брак с Аидом был узаконен, её соблазнил ни много, ни мало, её же отец, великий Зевс. Юная богиня родила от него сына Диони́са-Загре́я (Саба́сия).

А потом, вступив с ним (собственным сыном, братом и племянником в одном лице) в кровосмесительную связь, родила Иа́кха-Диониса и Ко́ру-Персефону…

На этом небольшом примере хочется показать, как из данного щекотливого положения выкручивались советские редакторы древнегреческих мифов. А они, не мудрствуя лукаво, представили Персефону и Кору как одно лицо, а, значит, ничего из того, что написано в двух предыдущих абзацах, просто не было!

Есть в истории, связанной с Персефоной, одна странность: как уже упоминалось выше, одним из главных достоинств богов, в отличие от людей, являлась их  запредельная плодовитость, что наглядно демонстрируют нам и Зевс, и большинство других богов Эллады. А вот у Аида-Гадеса детей от Персефоны не было, так же, как их не было и у Гефеста от Афродиты. И это притом, что обе богини были вполне плодовиты и незаконнорожденных детей имели немало. Эта ситуация мне непонятна, но объяснения её у того же Гесиода нет.

Великий Зевс не обделял своим вниманием и других, как божественных, так и земных, представительниц прекрасного пола. По версии, отличной от вышеизложенной, Дионис (бог виноделия) родился от связи Зевса с царевной Семе́лой, от связи с нимфой Майей родился Гермес, от связи с титанидой Лато́ной (богиней лета) – близнецы Аполлон и Артемида. После посещения Зевсом тиринфской царицы Алкме́ны (здесь Зевс принял облик её мужа, царя  Амфитрио́на) родился величайший герой Древней Греции Геракл.
К фиванской царевне Данае, которую отец спрятал в неприступной башне, Зевс проник в виде золотого дождя, от которого Даная и забеременела. В результате у неё родился другой великий герой – Персей. От царевны Европы, которую Зевс похитил, приняв облик прекрасного быка, родились три сына: Ми́нос, Радама́нт и Сарпедо́н, которые считались одними из мудрейших людей в мире, а после смерти стали судьями в подземном царстве.

Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, что Зевс был не только верховным Богом, но и верховным развратником Олимпа, который не останавливался ни перед чем и добивался объекта своей страсти любой ценой, в том числе – принимая другие обличья для соблазнения Богинь и смертных красавиц.
В мифах Древней Греции Зевс превращался в пастуха, сатира, жеребца, змея, муравья, быка, орла, кукушку (кукушонка), лебедя, голубя, падал в лоно Данаи золотым дождём, принимал огненное обличье.

Но его женой была Гера, которая активно мстила ему за измены: Калли́сто - она превратила в медведицу, Эхо - прокляла, Лато́не пыталась  помешать родить ребенка от Зевса, запретив Гее принимать роженицу на суше. Помог Латоне брат Зевса Посейдон, подняв своим трезубцем ком земли со дна моря и превратив его в плавучий остров Де́лос, на котором у Латоны родились близнецы: Аполлон и Артемида.
При этом сама Гера родила четверых детей не от Зевса.

Согласно греческим источникам, у Зевса было более 20 любовниц, 2 любовника, около 100 детей. Ничего не скажешь – времени товарищ зря не терял.

В дальнейшем постараюсь написать в этом ключе ещё одну статью о героях и обычных людях этого периода истории Древней Греции.