Вельдхейм. Часть 12
Иван сидел за компьютером набирая очередное сообщение Алисе. Он долго подбирал слова, стирал и печатал вновь, боясь нарушить гармонию деловой переписки, возникшим его личностным интересом к собеседнице. В итоге, после получаса раздумий, опасений быть неправильно понятым, и сомнений в ее ответе, он написал коротко, без надежды: «У меня есть новые данные. Хочу обсудить их лично».
Она ответила через 15 минут: «Где и когда?»
Они встретились в нейтральном месте - тихой кофейне в одном из арбатских переулков. Он пришел раньше на 20 минут, и все это время, нервно переставляя сахарницу из одного края стола в другой, пытался мысленно представить начало их диалога. Она вошла точно в назначенное время - собранная, с острым, изучающим взглядом из-под очков, с плотной папкой под мышкой. Они были похожи на двух шпионов на явке.
Первые минуты говорили о деле, сухо, академично. Он еще раз, более подробно пересказал ей суть немецких архивов, не упоминая дневник Эриха Вебера. Она слушала, кивая, изредка задавая точные, пронзительные вопросы о деталях, которые упустили бы девяносто девять историков из ста. Ее интересовала механика удара, химический состав секретов, возможная структура покровов.
Потом он не выдержал. Он достал из портфеля копии страниц дневника Вебера и молча положил перед ней.
Алиса взяла листы и ее пальцы, тонкие и точные, побежали по строчкам. Она читала не так, как он - вживаясь в боль, она читала как ученый, видя за эмоциями только данные. Но даже ее невозмутимость дала трещину, когда она дошла до места: «...оно учится... оно играло с нами...». Она сняла очки, протерла их, и чуть дрожащей рукой снова надела.
- Это невероятно, - произнесла она, и в ее голосе впервые прозвучало нечто человеческое, не научное. - Это эмпирическое свидетельство высочайшего порядка. Паника, ужас - это понятно, но вот это... «оно учится»... Это меняет всё, это говорит о высшей нервной деятельности, о адаптивном поведении, это не просто зверь, это...
- Это разум, - тихо закончил за нее Иван. Она посмотрела на него, и в этот момент между ними что-то щелкнуло. Стена профессиональной сдержанности рухнула, они говорили уже не как исследователь и источник, а как два единственных человека в мире, которые видят один и тот же кошмарный сон наяву.
Они просидели в кофейне до закрытия. Перешли в его маленькую квартирку, заваленную книгами и копиями архивных дел. Они пили дешевое вино, разложив на полу карты Большого Бора, чертежи, распечатки. Он говорил об истории, о следах в документах. Она о биологии, о теоретических моделях, которые могли бы объяснить такое существо.
Он смотрел на нее, в ее светлые, ясные глаза, которые загорались огнем одержимости, когда она говорила о ферментах или кератиновых структурах. Он видел не красоту в обычном понимании, а красоту острого, отточенного ума, сфокусированного на одной цели. Она была его отражением, таким же одиноким фанатиком, запертым в границах своих фантазий, которые теперь, подтверждались холодной правотой документов.
Они стали встречаться регулярно. Их встречи всегда начинались с дела. С обмена новыми мыслями, с построения теорий, но постепенно эти встречи начали обрастать плотью человеческих отношений. Разговоры затягивались далеко за полночь. Они говорили не только о Большом Боре, они говорили о жизни, о своем одиночестве, о том, как странно - жить в мире, который считает тебя сумасшедшим за то, что ты видишь то на, что не обращают внимания другие, за то, что в итоге ты видишь правду.
Однажды поздно вечером, когда они в очередной раз сидели на полу среди разбросанных бумаг, Иван замолчал посреди фразы о тактике отряда «Йотун». Он смотрел на нее, она что-то чертила карандашом на полях карты, ее волосы упали на лоб, и она откинула их с легким раздражением. И он вдруг с абсолютной, ослепительной ясностью понял, что не просто нашел союзника, он нашел родственную душу. Единственную женщину, которая не смотрела на него с жалостью или насмешкой, которая видела ту же бездну, что и он, и смотрела в нее не со страхом, а с жадным, научным интересом. Его сердце, долгое время сжатое в комок одержимости и непонимания окружающих, вдруг болезненно и радостно расправилось. Это была любовь, нежная и жуткая, как сама их тайна, любовь двух людей, нашедших друг друга на краю пропасти.
- Алиса, - сказал он тихо. Она подняла на него глаза, все еще погруженная в свои расчеты. - Мы должны поехать туда, - сказал он. Это не выглядело просьбой или предложением, это была констатация факта, единственно возможное продолжение для них обоих.
Она не удивилась, не испугалась, она лишь внимательно посмотрела на него, оценивая не его эмоции, а решимость в его голосе. Потом ее взгляд скользнул по карте, по красным меткам, обозначавшим запретную зону.
- Да, - ответила она просто. - Конечно, должны.
В ее глазах горел тот же огонь, что и в его, не только научный азарт, не только одержимость, нечто большее…
Решение было принято без лишних слов. Они сидели молча, плечом к плечу, глядя на карту, которая была для них уже не куском бумаги, а билетом в их общее, страшное и прекрасное будущее. Они были больше чем влюбленными, они были единомышленниками или даже сообщниками. И предстоящая экспедиция была не просто научной поездкой, это было паломничество, как путешествие домой, к месту, где они вдвоем - ученый и историк, мужчина и женщина - наконец-то обретут смысл своего странного, одинокого существования.
Продолжение следует...
Предыдущие части: