Серия «Джетлаг»

Салат разбрюз, и я его не осуждаю. Сам добрался до него по кровавым следам из ягоды, уползшей с пирога. Думал, прибили кого.. Так и попал к столу, рожу скрививши от запахов.

А за столом дядя здоровый развалился. И, нимало не морщась, ложкой деревянной еду хавает. Всю подряд, с пирогом вприкуску. Я, говорю, извиняюсь, что трапезничать помешал, но вы не укажете направление, где здесь туалет? Я тут впервые и несколько заплутал.. Как он заржёт конём, ты, говорит, не первый, заблудшая душа! Только спросить надо правильно, ты ж в море. И лопает дальше, утираясь банным полотенцем.

Ага, смекаю, если в море (так-так, сканворды с работы, помогайте), то тогда гальюн! Гальюн где, мужик? И почему я в море, мать, э-э, мама дорогая?! Но он успел пихнуть меня во все рёбра своей мохнатой лапищей до того, как я язык прикусил. И я упал отчего-то на свою кровать, продолжая во сне хотеть посетить гальюн. Но его тяжёлый бас над ухом заставил перетерпеть.

Мужик рявкал, прям захлёбывался: "Ты чё, думаешь, такой круглый, больше никуда не скатишься? Научись с людьми разговаривать и помощи нормально просить! Тут планета с острыми краями, и на одном краю такие учителя, как я, стоят. И по закону таких шельм, как ты, жить учат!". А потом что-то буркнул, похоже было на "выесть бы тебе живот, да травиться неохота". И вроде замолчал. Но хрястнул напоследок по загривку. Да больно, как кожу содрал, вроде деранул чем-то...

Проснулся я поздно, в окно выглянул — ну да, море. Набузились вчера и яхту сняли. Пошёл до гальюна наконец, на дряблых ногах. У своих спрашиваю: кто увальня-садиста с собой взял? Да какого садиста, ты перебрал просто!..
Я к команде — мужик огромный, ел тут ночью, избил меня. Достал их, довёл. Капитан на ужине аж поклялся, что это его последний рейс с мажорами. Лучше, мол, в бурлаки, чем такая мука.. Короче, никто мужика не видел. А у меня на затылке — следы когтей, колея целая, и гематома от шеи до пуза.

Сошли на берег. Так этот медведь уже в порту, стоит себе коробейником, козинаками торгует.

Я подбежал — и купил все... Просто клыки его вблизи увидел.

Пришлось действовать решительно и быстро распихивать тело по частям. Нарядный купальный костюмчик спрятать в шкатулку с шитьём, малюсенькие сланцы сунуть на дно аквариума, в инсталляцию "песочный замок".. Само тельце, раздавленное моей изуверской ножищей 39-го размера, положить в папин рыбацкий сапог.

Я сломала "настоящую Барби", модельную игрушку маленькой дочки маминой начальницы. Пока девочка читала стихи гостям за столом, я сбежала в любимую кладовку и наступила на эту дорогую куклу. Ну как, как эта пляжная Барби, только купленная в Москве, очутилась в моей кладовке на полу?! Просто злой рок, думала я, глотая слёзы, необъяснимый в своей жестокости.

В коридоре послышались странные движения, будто кто-то трётся об стенки. Я нырнула за висящие пальто и плащи и тихо подкатила тумбу с аквариумом, закрывая нишу. В кладовку скользнули двое и начали оседать, не размыкая объятий.

Папин голос ласково спросил:
- Куда ты шла?
- За куклой, я тут её бросила. Надеялась, что вместе поищем.
- Девочка моя, - прошептал папа маминой начальнице так нежно, с таким любовным напевом, что стены этой каморки должны бы рухнуть!
Но они устояли. А я упала вперёд, на тумбу с аквариумом...

Это была просто стеклянная банка с колотым краем, списанная из хранителей сладковатых помидорок, закрываемых мамой. Золотые рыбки были пластмассовыми, снятыми с нитки-подвески. Натуральный аквариум в нашей квартирке нигде бы не поместился - не невесомый обман ведь.

Я расколотила тогда банку, тумбой на колёсиках прижав мамину начальницу к стенке. Выкинула всю "ихнюю" Барби по частям, не без удовольствия.

Сказала этой дуре с размазанной помадой "дайте пройти" и вышла навстречу изумлённым гостям, орущей девочке и своей встревоженной маме.

Поздно ночью, когда все наскандалились и наревелись, я пустила своих рыбок в ванную. В последнее плавание. Я очень их любила, вот таких - грубо склеенных из золотистых полосок, с ленточками хвостов. (Сейчас посуда одноразовая эстетичнее..) Смотрела, как они, словно наша семья, распадаются в воде.

Зашёл прибитый, с опущенными плечами отец и без слов сунул мою голову в ванную. Совсем ненадолго, на несколько секунд.

И растворился, как мои рыбки, сам себя испугавшись, надеюсь.

Эти секунды должны были забыться, но я вспомнила именно их на море следующим летом. Да уже и не забывала, заработала талассофобию.

Стоит почувствовать глубину - у меня паника, которой там, в ванной, абсолютно не было.

Было понимание, что Золотой рыбки в этой сказке мне не достанется.

Досталась же такая забава — управлять чужими деньгами. Недолго, правда: активы отходили к обладателю через восемь месяцев.

Наследодатель крепился сколько мог, дожил до девяноста одного, но дальше уже не потянул. Увидел невзначай, как правнуки снимают видео, пародируя птиц, обрывающих рябину прямо с веток. Подростки в элитных шмотках, давящиеся ягодами на весь мир под оглушительный хохот настоящих ворон, подкосили немолодой организм. Прадед посмотрел на своих потомков ещё в онлайне, дизлайкнул их видосы, написал в сердцах "идиоты чёртовы, вас даже птицы дразнят!!" и прилёг от моральной усталости.

Короче, зашеймил юнцов и помер, оставив всё бездетному внуку-одиночке. Прочие наследники сразу включились в судебную тяжбу по оспариванию завещания, обещавшую стать бесконечной. И совершенно напрасной. Ибо их отец, дед и прадед был буржуазным евреем, с обострённым, как это часто бывает, чувством справедливости. Что не мешало ему стать пионером отсидок за валютные операции во времена, когда курс доллара ничего не значил для миллионов советских граждан. Наследство, в общем, он оставил охренительное, моя задача свелась к его сохранению до достижения внуком сорока лет.

Понятно, я не погнушался спросить у старика при жизни, зачем ждать полной зрелости преемника. Разве что.. А что?! Профессиональный пессимист, я полагал, что внук не совсем психически здоров, но зато в психике деда (и в компетентности его суждений) сомнений не было. Он оставался щепетильным финансистом до мозга костей и до последнего вздоха.

Однако старик послал меня с моим интересом, причём намеренно грубее, чем я того заслуживал. Больше я не лез в этот секретный фарватер. И потенциального обладателя капиталов не видел. Надеясь познакомиться с новым миллионером на похоронах старого, тоже обломился: внук себя не обнаружил. Прочая родня, топча венки, грызлась, не стесняясь толпы чужих людей. Я бежал оттуда, радуясь, что после меня делить ничего не придётся — сам справлюсь, всё просажу!

После выходных, на которых наследнику исполнилось сорок, я поехал к нему. За прошедшее время на меня не вышли ни он, ни представители стороны. Даже адрес мужчины был зашифрован и прилагался отдельным файлом к цифровой копии завещания. Открыть файл я смог только на другой день после дня рождения наследника. Честное слово (хоть это и казус, если его даёт частный консультант) я хотел сбросить это ярмо с шеи. И поскорее, очень уж искушали меня вверенные средства, лежащие без оборота.

Приехал за город в официальный коттеджный посёлок с единственным домом. Всё верно говорю: посёлок состоял из охраны, садовников, помощников по хозяйству и прочей свиты, обслуживающей один дом и гектар земли. Или два-три. С леском, озерцом, садами, беседками, лужайками, огородом с парниками... По территории сновали десятки людей, страшно занятых за свою хорошую зарплату. Они ухаживали за местом, как за памятником, потому что выглядело оно сказочно нетронутым. И никому не нужным.

В красивый дом на горке я попал после пяти или шести проверок личности, досмотров и обыска автомобиля. Ждал в столовой с розами, не зная чего, потом поднялся со своим льдистым, как айсберг, лимонадом — и плесканул стакан на розоволицего невысокого мужчину с брюшком. Он схватил меня за руку, судорожно прикладывая палец куда-то к носу, и потащил меня за собой по коридору.

В конце коридора была дверь прачечной (на двери висела табличка, будто в учреждениях), тревожный мужчина толкнул её и указал мне на вагонетку. Отдалённо похожую на те тележки, в каких возят кипы белья в гостиницах. Только эта тележка стояла на рельсах и в ней была скамья. Он усаживал меня туда, настаивая и вроде садясь рядом. Всё беззвучно, сплошь жесты и круглые просящие глаза за круглыми же очками. Я не знал, могу ли ударить его, вдруг он и есть преемник. Но возмущался я всё громче, конечно, и выражений не выбирал. Тут этот розовый поросёночек толкнул вагонетку. И я поехал сразу слишком быстро — потому что с горки под уклон.

Прямо через дверь, оказавшуюся напротив входной с вывеской "Прачечная", я, барахтаясь в тележке, въехал в ошеломительно холодную воду. В озеро, из которого всплыл на берег за домом.

Я уехал молча и на всех скоростях потому, что уверен: я видел в озере тех, кто не всплыл. Не знаю, скольких, но нескольких. Покрытых необычно гладким льдом, который образовывал конструкции вроде саркофагов.

Меня выпустили беспрепятственно, на территории не было ни души. На лужайке около КПП я на пару секунд тормознул перед шлагбаумом, пытаясь дышать и не желая уже здесь подыхать ни при каких раскладах, и замер, увидев, как из мальв выезжает великолепный паровозик с кучей вагончиков. Не детская игрушка, а прелестная поделка, достигающая моего бампера в высоту. Паровозик ходил, видимо, по титановым рельсам, да кто проверял? Те, кто здесь бывал, ездили в один конец.. Я выжал такой газ, что с хрустом смял всю эту красоту. Сдал назад и сшиб с разгона шлагбаум, застрявший обломком с крепежами в лобовом стекле.

Это я вынул, бросив машину в первом же гараже с бухими слесарями... Дожидаясь такси, прибухнул с ними "в честь понедельника". И пришёл к заключению, что старик узнал о моих махинациях с его активами, хотя я всё вернул тут же, как отбил и приумножил.

Но зачем он дал такое наследство безумному ребёнку, топящему людей?! Неужели чтобы я, мошенник и то, которое не тонет, оставался теневым держателем состояния, повязанный тайной и криминалом? Или так хотелось поквитаться со мной, что вся схема имела другой, конечный смысл?.. Где этот спятивший железнодорожник сорока годков разбирается с дедушкиными недругами.

Вроде давно тих омут — да ледяна водица, в чём пришлось мне убедиться. Стишки слабые, но точные.

Десятипудовый дядька с красным лицом и бородой "лопатой" в крошках еды, забивших каждый волосок, подтянул к себе свежий каравай. Одной рукой как бы приобнял хлеб, а после жёстко сдавил его, придушил до буханки и сгрёб в маленькую охапку, словно выжимая сок. Сильно пахнуло квасом, тестом, всей кислицей из вроде непропечённых дышащих пор, здоровых, как мои ноздри..

Неприятный мужик. Неопрятный. В мохнатом халате полосами (как после бани, где, однако, он не мылся, а парился для разгона крови), косматый, потный и неумытый. Отпустив спрессованный хлеб, он дал ему вдохнуть и взял заново другой рукой, вся пятерня на которой была увечной и страшной — без ногтей и верхней фаланги. Но в широченную лапу с этими укороченными раздвинутыми култышками он уместил целую ковригу ситного. Под мои бормотания, уже не посмеиваясь и не понукая ("ну, дальше, дальше плети, отрок"), отломил от ковриги огромную горбушку и съел её в два укуса. Всё, мощно рыгнув, сказал, уткнувшись лицом в самую мякину остатнего пружинистого хлеба, улажена беда твоя, иди, отрок.. Ради такого молодца без соли съел!! И грозно хохотнул, только не как чумазый разбойник из семейного фэнтези (чем грязней, тем веселей) — а как обожравшийся упырь из физически мерзкого ужастика, жахнув кулачиной об столешницу.

Я выкатился в коридор, себя не помня и ощущая жар с ознобом сразу. Ища дверь, выход, хоть щёлочку: втиснуться для побега.. Но на пути моём стояла прислужка этого дядьки, маленькая старушка — с мышонка размером. Может, не старушка, просто не накрашена и одета серенько, не знаю.. Только я и с ней бекал-мекал так же, как в той людоедской комнате, пока она мягко, словно больному, не прошептала мне на ухо: "Дяде Заеде ничего за услугу не надо, окромя обещанного. Ты уж помни, мальчик, что обещал, иначе и твой век дядя заест. Мы хлебушка-то много печём".

Это правда была. Я потому и квартиру угадал запросто, ну для начала подъезд: хлебом оттуда до угла улицы пахло. А уже около подъезда узнал про ковриги ситного (никак понять не мог про "ситный", значение слова..), что к вечеру целиком Заедой употребляются. В иной день не по одному караваю уходит... Если с особой просьбой пришёл, какая колдуну по нраву, — то и не посолит Заеда, так хлебца сомнёт: вкусно ему, с лихвой солёно от слёзок твоих пролитых.

Наслушался я, значит, просительниц этих, которых прислужка-мышонок называла "прошенками". Соображал сперва плохо от их разговоров: язык вроде русский, а слова все незнакомые, старые какие-то, а у меня даже бабушка моложе отца и так не разговаривает.. Попозже привык, сам стал так балаболить. Зато чувство внутри незнакомое росло мимо сознания: куда надо я попал, куда мне было надо. И сбежать сейчас отсюда будет ещё тупее, чем прийти сюда.

Домой с околотков и дворов, какими шёл к новостройкам, я принёс столько грязи на дорогих кроссовках, что они слились с чёрными джинсами. Стал протирать, собрав к просмотру всю семью. Мама своими воплями ("смотрите скорей, что он делает!!") отклеила папу от дивана, подняла кота, перебудила рыбок в аквариуме. Черепаха выползла сама и, в шоках от увиденного, сплюнула жёваный капустный лист на мамины ноги. Собравшиеся возвышенно взирали на меня, впервые делающего что-то полезное руками и по доброй воле, словно на ребёнка, вышедшего однажды утром из своей комнаты, как из детства, неловким усатым парнем, разыскивающим куртку, потому что перерос вешалку.. Они все смотрели на меня округлившимися влюблёнными глазами, рыбки взволновались до мятежа в подводном гроте, выпихнув оттуда на радостях улиток, и даже кот сдерживался, не фыркая в папину сторону: "Пацан в кого-то косоручкой вышел, иронично, не правда ли?". Отец, отвернувшись от возможных издёвок кота, уставился на меня, как прикованный, и вышел из оцепенения лишь по звонку телефона...

Я дам им одну спокойную неделю, ещё семь суток счастливых галлюцинаций. Больше не смогу вынести эти сны, в которых Заеда зовёт меня, шевеля обрубками пальцев, вынутых из ноздреватого хлеба... А потом вместо школы начну ходить на службу к жуткому дядьке, помогать в пекарне хлеб заготавливать для других "прошенок", которых всё больше.. (Надо продержаться полгода, хотя дома особых проблем не жду: не до меня им скоро будет.) Такой зарок я дал в том, другом доме — уважать просьбы других.

До начала службы у Заеды я покажу маме папин телефон. Где девушка моих лет получает всё то же, что и она: шубку жене и ей, ювелирку обеим, свежие "яблочки" на два экземпляра... (Цветов без конкуренции: супружнице букетик, ей охапку, для фоточек нужней, которые она по-хамски выкладывает в серии "Подарочки от зайчЕка".) Узнал случайно — и обиделся за мать, она ведь почти вдвое моложе отца. А та, значит, втрое, всё мало ему!..

Вертел это в голове долго, гадко вертел, не находя ответа, как поступить правильно. Но понял потом, что не в ответе смысл, а в вопросе. И задал его отцу, который сказал, что это прям, братка, какой-то Вопрос Вопросыч, хо-хо-хо. Он показался мне тогда жалким неумным старикашкой. Не бодрым и моложавым удальцом, а молодящимся ничтожеством в сползающем автозагаре и с ужимками, рассчитанными на темноту, от "плечевой" шлюхи-пенсионерки. (Я многое знаю вообще-то по жизни, не всегда и не всем демонстрирую просто.) Призраком моего настоящего папы стал мне видеться этот человек, гнилым духом в отцовских костюмах от портного и с его лицом, выбриваемым "для озорных глаз" до синевы.

Ответ же я, лол, знал сразу! Придётся мстить, даже и не ради мамы. А за всю хорошечную картинку, где она, я, кот, рыбки, черепаха дёргались от радости не сами по себе, а как бы в живой рамке, в сделанной отцом гифке. Зависящей от его выбора настроек: фильтра, эффектов, скорости... Так и заедал он ложью наш век, как горбушку Бородинского вприкуску брал в ресторанах к "русским трактирным щам".

Про того, кто мстит за неправедно заеденный чужой век, про дядю Заеду, услышал тоже будто в собственной голове. Так плавно влилась туда эта информация.. Бабуси какие-то, одна другой глуше, громко трепались в холле торгового центра, у магазина продуктового, а я туда — вот это уже постирония! — в пекарню забегал. Я и к деталям прислушался, и адрес в телефон забил. Говорили они ещё, что тем Заеда отказывает, кто сам ручки марать не готов, кто ждёт, что дядька всё за них сделает.. А так свой век назад не откупишь, Заеда за это не в ответе. Вот оттого я и решил показать матери телефон отца, разрушить всё сам. И Заеда, хоть какой он колдунский колдун, ни в чём, получается, не виноват.

У бабушки, какая младше отца, альбом есть с напечатанными снимками. Там свадебные фотки родителей подписаны "Ласточка и ОН". Не потому, что папа Олег Нестерович, а потому что имя, под которым действует настоящее зло, лучше лишний раз не называть. И это объяснил мне дядя Заеда, стуча культями по столу после рюмашки и наливаясь краской..

Отец же потерпел полный крах в новых отношениях за полгода, а уж испёк (мы очень смеялись с Заедой и мышкой-старушкой) для своей "отроковицы" какой-то идиотский свадебный паровозик из розовых пряничков. Где-то в интернетах наткнулся на рецепт, он же вечно молодой — ни один тренд без юбки, даже кулинарки, не пропустит.

Хо-хо-хо, братка, ну что, тебе, кажись, Ответ Ответыч велели передать!

В толчее у фруктов, где оставили свежий хлеб, так и не довезённый до своей полки, удачно схватила брошенку. Полный пакет мандаринов, собранный кем-то ну прям для меня. И оставленный в ящике с бурыми в чёрный крап помидорами... Обычно я так не делаю, но народ, оголодавший после январских, душил необыкновенно. Да и душнил через край, препираясь друг с другом, с кассирами, дёргая всемогущую Галю с отменой поминутно. А тут ещё один мужик кокнул главный мем этой зимы — золотые яйца. Держась за минералку, будто за библейский посох, выронил из рук три коробки. Оплатил как миленький, не охнул, бессловесно. И буквально все посмотрели на него с уважением...

Выбрасывая дома покупки в пародии на магазную ленту, сверялась с чеком, хмуря брови. Когда, спохватившись в тревоге за морщинки, бровки развела, лобик разгладила, то увидела топающий по столу бумажный пакет. Мандарины от него уже разбежались, так что пакет, логично, ходил пустым. Сам по себе и по моему столу. Нелогично.. Я признала поражение морщин перед возможным инфарктом и принялась активно орать с нехорошо изумлённым лицом. Пакет, преисполнившись сочувствия (или акустического ужаса), откинулся. Передо мной, держащей дуршлаг и рукавицу для духовки, предстала небольшая черепаха. Вся серая, нежно-жемчужная под кухонным абажуром, с задранной мордочкой, дорожащей каждой своей морщинкой. И с удивительными влажно-серыми глазами, перлами редких раковин.

Я орать и психически устала, и связки уже не те, всё-таки в школе давно не работаю, практики не хватает. Отложив дуршлаг, проверив (точно ли теперь он пустой или там ещё кобра с факиром, но портала в цирк не нашла) пакет в жаропрочной варежке, я общипала второй вязкой рукой салат, купленный в горшке. Перенесла вспотевшей варежкой животное, скрывшееся внутрь, на подоконник, под лаковый пейзаж из полной луны на ясно-морозном небе. Положила листья перед панцирем, казавшимся без рожицы и ножек совсем декоративным. И вышла в комнату, чтоб не смущать гостя, уже под смачное чавканье, воображая, что напишу в Книгу жалоб и предложений. Предлагаю, мол, обмен: у меня черепашка в мандаринах, у кого кролик в капусте или хомяк в кураге?

На стрессе у меня активизировались отделы мозга, отвечающие за знания о черепахах.. Ничтожные крупицы информации были не более странными, чем сама ситуация. Черепашки-ниндзя, поедающие пиццу, смешивались с пляжами слоновьих черепах. Ну, мы не на Галапагоссах всё же, эта хотя бы мелкая, там мандаринов было-то на два кило.. А вдруг, прошибло меня, она вообще водоплавающая, может, хоть раковину набрать? Не, скоропалительный вывод! Надо сперва сфотографировать и поискать, что за особа-особь лопает сейчас мой салат.

В кухне, знакомый звук, с грохотом подвинули стул! К себе, вынув из-под стола. Я приготовилась заорать на бегу, набрала уж воздуха, да так обомлела, что чуть не лопнула. За столом сидел ничуть не одетый мужчина. С прежним чавканьем он трескал колбасу, откусывая от двух батонов сразу: колбасного и хлебного... Повернул ко мне лицо вождя или гуру, с точёными морщинами и пергаментной кожей, поднял печальные серые глаза родниковой прозрачности. И сказал. Членораздельно, по-русски, с распевным нажимом на "О":
— Не волнуйтесь! Полнолуние просто, а я оборотень наоборот. Превращаюсь в человека из черепахи.. Нонсенс, конечно.. Я до утра побуду у вас? А утром вы передайте меня моему человеку, я дам адрес. Я покушаю ещё, можно? Колбаса замечательная!

Он обожрал весь дом. Выдул самовар чая. Я подавала еду бесконечно. Он благодарил, икал и ойкал-рассказывал, завернувшись в плед... Утром я отвезла его в террариум в родном пакете из-под мандаринов. И отдала в собственные руки его человеку...

Шла пешком домой, игноря телефон и морщины между слезящимися глазами, всё повторяя про себя:
— А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля…»*

*Анна Ахматова "Сероглазый король", 1910