Серия «ЧЕКПОИНТ»

Чем глубже я углублялся в этот подземный проход, тем сильнее он меня настораживал. На стенах начали появляться тонкие, едва заметные линии, светящиеся мягким синим. Они пульсировали, словно живые, медленно наполняясь светом и снова тускнея. Это дыхание подземелья было чужим и неестественным, а главное - оно жило в собственном ритме, не совпадающем ни с моим дыханием, ни с ударами сердца. Вдобавок к этому каждые несколько метров температура вокруг резко менялась. То меня обдавало сырой стужей, такой, что дыхание превращалось в пар и пальцы начинали неметь, то внезапно накатывал жар, будто я оказался слишком близко к мощной печи или к открытой топке. Эти перепады были слишком точными, словно их кто-то рассчитал и установил здесь намеренно.

Я свернул за очередной угол и замер. Впереди открылся грот - широкий, высокий, с неровными сводами, которые светились тем же синим, что и линии на стенах, но гораздо ярче, почти ослепительно. Свет, казалось, исходил не только от стен, но и от самого воздуха. Там же, в центре грота, словно висела едва заметная, прозрачная пелена. Она искажала картинку, как нагретый воздух над асфальтом, и придавала всему происходящему странную зыбкость. Я медленно двинулся вперёд, сжимая ружьё так, что побелели костяшки пальцев.

Стоило переступить невидимую границу, как мир вокруг изменился. Время будто провалилось в вязкую патоку. Каждый мой шаг растянулся до невозможности. Капля, сорвавшаяся со свода, зависла в воздухе, и я видел, как свет преломляется в её микроскопических пузырьках. Звуки исчезли, остался лишь глухой, едва ощутимый гул внутри головы. А затем, внезапно, меня пронзила резкая, нестерпимая боль. Она была такой чистой, такой бескомпромиссной, что я не смог даже вдохнуть.

Когда время вернулось в норму, я увидел, что с моим телом сделали эти несколько мгновений. Из ног торчали белые, разлохмаченные края костей, кожа и мышцы были разорваны, будто кто-то с силой вывернул их изнутри. Руки оказались повернуты в противоположную сторону, суставы неестественно выпирали, а связки, казалось, вот-вот окончательно порвутся. Кровь струйкой стекала по запястьям, капала на землю и тут же впитывалась в сухую, потрескавшуюся глину.

Я хотел закричать, но из горла вырвался только хрип. Перед глазами, прямо в пустоте, будто проявляясь из воздуха, всплыло системное уведомление:

[ЧЕКПОИНТ 3 ДОСТИГНУТ!]

Я ударился о каменный пол с глухим, почти влажным звуком - дыхание тут же перехватило, а из груди вырвался сдавленный, истерзанный крик. Боль пришла мгновенно, хлынула тяжелой волной, перекрывая зрение и слух, так что я едва соображал, где нахожусь и что со мной происходит. Всё тело словно превратилось в один сплошной, изломанный нерв, каждый сантиметр которого кто-то прижимал раскалёнными щипцами. Я даже не заметил, как мелькнуло уведомление о срабатывании третьего чекпоинта. В тот момент это было так же неважно, как погода на Луне.

Я пытался дышать - воздух входил рывками, с хрипом, словно лёгкие забились осколками стекла. Где-то позади раздался приглушённый звук шагов. Тяжёлые, размеренные, будто их обладатель не спешил и заранее знал, что я никуда не денусь. На стене передо мной качнулась тень - длинная, неестественная, с вытянутыми и как будто раздвоенными очертаниями. Я даже не успел поднять голову, как что-то массивное и жесткое врезалось в висок, погружая меня в тёплую, удушливую тьму.

[ПОПЫТКА 106: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

Я снова был здесь. В том же проклятом гроте, с той же невозможной болью, будто меня перемололи и сложили обратно, но криво, не туда и не так. Ноги торчали под неправильным углом, внизу из разодранной кожи виднелись белые обломки костей. Руки были вывернуты так, что кисти смотрели в обратную сторону. Сознание било тревогу, требовало выть, плеваться, биться, лишь бы избавиться от этого ощущения, но избавиться было невозможно.

- Какого хера?! Чекпоинт?! Здесь?! - мой голос сорвался на крик, каждое слово отдавалось в ребрах тупой пульсацией.

Из темноты послышался негромкий, но чёткий свист - весёлый, даже легкомысленный, будто кто-то шёл на прогулке в тёплый летний вечер. Звук приближался, шаги становились громче, и я, преодолевая омерзительную тяжесть в голове, поднял взгляд. Из полумрака вынырнула фигура. Длинный плащ, чёрный, как мокрый асфальт после дождя, и маска грустного клоуна.

- Ублюдок! - прохрипел я, рванув плечами, хотя это движение тут же отозвалось вспышкой боли.

Он склонил голову, словно рассматривая меня под новым углом, а затем сказал коротко и с какой-то странной, почти усталой интонацией:

- Десятка… хватит.

Удар по голове пришёл мгновенно. Всё снова провалилось.

[ПОПЫТКА 107: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

- Нет! Нет! Нет! - я закричал, едва успев почувствовать, как кости снова трещат под давлением невидимой силы. - Почему здесь?! Почему именно здесь?!

Но ответом был тот же свист, тот же размеренный шаг, тот же силуэт, приближающийся, как часовой механизм, который нельзя остановить. Я успел выдохнуть только одно «Как?!» - и очередной удар погрузил меня в черноту.

[ПОПЫТКА 110: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

[ПОПЫТКА 115: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

В этот раз он не стал поднимать руку. Просто сел рядом, словно мы были давними приятелями, случайно встретившимися на старом месте.

- Как тебе тут? Нравится? - спросил он, почти без эмоций, но с едва заметной интонацией насмешки. - Мне вот очень. Тут так весело.

- Кто ты?! Почему я здесь?! - слова срывались в крик, голос дрожал не только от боли, но и от бессильной ярости.

Он медленно наклонился, поднял лежащее рядом ружьё и осмотрел его с какой-то ленивой заинтересованностью.

- Ух ты… Какая милая игрушка, - протянул он, и кончик ствола легко качнулся в мою сторону. - Пять патронов… Думаю, ещё пять попыток тебе не повредят.

Выстрел разорвал воздух, и мир исчез.

И так - пять раз подряд.

[ПОПЫТКА 120: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

Вспышка - и я снова здесь. Но перед глазами вдруг вместо тёмного грота - тёплое летнее утро, солнце льётся мягким золотом, щекочет глаза, трава по пояс, а воздух пахнет нагретой землёй и чем-то сладковатым, как будто рядом поле с клевером. Мне лет шесть, не больше, я только недавно перестал бояться двухколёсного велосипеда, и сегодня - первый раз катаюсь без взрослых. Колёса глухо шуршат по тропинке, ветер обдувает щеки, и в груди распирает ощущение свободы, которое невозможно объяснить словами. И всё бы ничего… пока прямо из-под травы не вырастает серый, неровный камень. Я не успеваю даже испугаться - переднее колесо ударяется, руль дёргается в сторону, и я лечу вперёд, выронив из рук всё, кроме паники. Падение получается тяжёлым, но я почти сразу встаю, отряхиваю коленки и бегу к велосипеду, решив, что это просто синяк. Но руку… я чувствую странно. Я тянусь поднять байк, а левая кисть не слушается, болтается, будто чужая. И тут до меня доходит, что что-то очень не так. Крик вырывается сам, визгливый и пронзительный, срывающий голос. Я сижу прямо на земле, поджав ноги, и кричу, пока сквозь горячий воздух не доносится тяжёлое, сбивчивое дыхание деда, который бежит ко мне издалека.

И это воспоминание жжёт мозг не меньше, чем сломанные кости здесь и сейчас. Почему? Почему именно сейчас?!

Взгляд тянет вниз, и я вижу, как тень от маски снова вытягивается на стене грота. Он подходит, так же медленно, так же уверенно, и, остановившись в паре шагов, произносит:

- Знаешь, с тобой всё же скучно. Умираешь от одного чиха.

Он будто смакует каждое слово, но уже в следующую секунду начинает говорить совсем о другом.

- А ведь петля… она же не так проста, как кажется, - в его голосе появляется что-то почти профессорское, занудное, но от этого ещё более жуткое. - Смерть возвращает тебя к чекпоинту, да. Но память… память ты сохраняешь. Каждый раз. Всё, что ты видел, всё, что чувствовал, остаётся в твоём мозге. И знаешь, что это значит?

Он присаживается на корточки, чуть наклоняя голову, так что пустые, чёрные прорези глаз маски оказываются почти на уровне моих глаз.

- Мозг - орган пластичный. Нейропластичность, Марк, - он говорит моё имя, как будто облизывает его. - Новые связи формируются постоянно, а старые - ломаются. При травме, при боли, при страхе. Достаточно повторять стимул снова и снова, и вся твоя личность начнёт меняться. Гиппокамп перепишет воспоминания, миндалина будет всегда готова бить тревогу, а префронтальная кора перестанет различать, где реальность, а где… ну, мои маленькие игры.

Он замолкает на секунду, а затем уже с каким-то звериным наслаждением произносит:

- Тут, конечно, убить тебя нельзя. Но можно… легко… окунуть в БЕЗУМИЕ!

Последнее слово он выкрикивает так, что у меня звенит в ушах, и начинает смеяться. Смех резкий, обжигающий, как железо, заброшенное в костёр. А потом всё снова - удар, тьма, боль.

[ПОПЫТКА 125: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

[ПОПЫТКА 129: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

Я перестаю считать, сколько раз он убивает меня. В каждом цикле я возвращаюсь в ту же позу, с теми же переломанными руками и ногами, с тем же вывернутым криком, который уже почти не мой.

[ПОПЫТКА 142: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

И вдруг в голове, как капля в тёмной воде, всплывает ещё одно воспоминание. Я сижу на переднем сиденье дедовской «Волги», прижимая к себе сломанную руку, а за окном мелькают поля. Дед ведёт машину в город, чтобы там меня «привели в порядок». Я стону от боли, а он спокойно, не отрывая взгляда от дороги, говорит:

- Боль можно заглушить. Просто попробуй считать пылинки на приборной панели.

- Это же невозможно! - выдыхаю я сквозь слёзы.

- Да? - в его голосе мелькает улыбка. - Если правильно посчитаешь, после травмпункта куплю тебе огромный брикет мороженого.

Всю дорогу я смотрю на старый пластик панели, высчитывая тёмные точки, сбиваясь, начиная заново. Когда мы останавливаемся у больницы, я называю число, и дед, даже не глядя, кивает:

- Правильно.

А потом действительно покупает мороженое.

[ПОПЫТКА 158: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

Сорок девять камушков…

[ПОПЫТКА 163: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

Восемьдесят пять камушков…

[ПОПЫТКА 182: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 3]

Я считаю их каждую попытку. Каждый раз, когда он подходит. Каждый раз, когда ломает кости. Каждый раз, когда смеётся.

- Хватит уже играть! - голос, хлёсткий и раздражённый, раздался из глубины грота, отражаясь от влажных каменных стен, будто это сама пещера отчитывает непослушного ребёнка. - Ты и так потратил слишком много постоянной энергии. Я закончила, идём.

- Вечно ты всё портишь! - ответил второй голос, знакомый, хриплый, с едва заметной ухмылкой в каждом слове. - Дай хоть последний раз убью его!

- Я сказала, идём! - вторая реплика прозвучала холодно и безапелляционно, и после неё в гроте повисла тягучая тишина.

Фигура в плаще медленно поднялась, и, прежде чем уйти, наступила мне прямо на грудь, вдавив в каменный пол. Воздух мгновенно вырвался из лёгких, мир перед глазами затрясся и покрылся тёмными пятнами, а тело отозвалось надавленной болью во всех переломанных костях сразу. Я едва успел выдохнуть глухой стон, как тяжесть исчезла. Фигура скрылась в туннеле, оставив после себя лишь запах сырой ткани и металла.

Я попытался сфокусировать взгляд, но он уплывал, будто я смотрю сквозь мутное стекло, которое кто-то всё время шевелит. И тут из темноты вышла она. Девушка, в которой не было ни капли лишних движений. Её взгляд был прямым, холодным и при этом каким-то живым, но не сочувственным. Она села рядом, достала из кармана небольшой камень, сияющий красным мягким светом, и, держа его в ладони, сказала ровно и без намёка на жалость:

- У тебя ещё есть шанс. Нужно всего лишь добраться до него. Если не умрёшь, спасёшься. Но если не получится в этой попытке, камень исчезнет, и тогда петля для тебя… - она сделала короткую паузу, и я сам закончил эту фразу в голове.

Не дожидаясь ответа, она взмахнула рукой и бросила камень вперёд. Тот описал короткую дугу и упал примерно в десяти метрах от меня, зацепившись за неровность пола и отразив в стены красноватое свечение. Девушка поднялась и, не оглянувшись, ушла в глубину туннеля, её шаги затихли уже через несколько секунд, оставив меня одного с этим тускло мерцающим ориентиром.

Я уставился на него, и в голове начал складываться план. Не героический, не красивый, но единственный возможный. Десять метров в моём состоянии - это не дистанция для бега или даже для быстрого шага. Это маленькая бесконечность, которую можно преодолеть только медленно, сантиметр за сантиметром. План был прост: ползти. Разбить весь путь на крошечные участки, как когда-то дед заставил меня считать пылинки на приборной панели, чтобы отвлечь от боли. Тогда это сработало, и я надеялся, что сработает и сейчас.

Я перевёл дыхание и попробовал подтянуть к себе колени. Суставы и мышцы отозвались острой, рвущей болью, но я заставил их послушаться. Левой рукой я ухватился за острый выступ камня, подтянул корпус, повернув его так, чтобы не давить на особенно повреждённые участки. Каждое движение отдавалось во всём теле, будто кости внутри скребли друг о друга, но я гнал эту мысль прочь и сосредоточился на том, что видел перед собой. Локоть - вперёд, ладонь - зацепиться, плечо - подтянуть, таз - выровнять, снова вдох, снова движение.

Я перестал смотреть на камень, потому что понимал - если зафиксирую взгляд, начну чувствовать, как он будто бы не приближается, и это убьёт ритм. Вместо этого я концентрировался на земле под собой: трещина в камне, за которую можно зацепить пальцы; небольшой корень, торчащий из-под пола и служащий упором; острый камешек, об который сдиралась кожа, но который позволял зацепиться и потянуться вперёд.

С каждым толчком боль усиливалась, и я начал считать. Один… два… три… Это были не просто цифры, а камушки на дедовой приборной панели. Когда-то этот счёт отвёл меня от паники и позволил дождаться помощи, и я цеплялся за это воспоминание так же, как за камни под руками.

Оставалось уже меньше трёх метров, и я чувствовал, как тело начинает сдавать, а мышцы гудят, требуя остановиться. Но я снова вспомнил мороженое, которое дед купил мне тогда, и этот простой, почти детский образ вытеснил желание бросить всё. Последний метр был как сквозь вязкий слой боли, каждая секунда тянулась вечностью.

Я полз, пока пальцы не нащупали гладкую поверхность камня, тёплую и чуть пульсирующую, словно в ней билось сердце. Едва я коснулся его, что-то странное, чужое, но не враждебное, пробралось в глубину сознания, не словами, а ощущением, обрывком первобытного приказа. Оно не звучало, но я слышал его так ясно, будто кто-то прошептал прямо в ухо: Грызи.

Я замер, ошарашенный нелепостью этой мысли, но приказ повторился, уже резче, словно изнутри. Боль била по нервам так, что я готов был ухватиться за любую возможность избавиться от неё, и потому, не раздумывая, я схватил камень зубами. Я ожидал твёрдого минерала, хрустящего под эмалью, но вместо этого ощутил под зубами мягкую, податливую, почти живую ткань. Она уступала давлению, как перезрелый фрукт, и с каждым движением челюстей выделяла тёплую, чуть металлическую на вкус жидкость.

Я жевал, не думая, просто подчиняясь этому дикому импульсу, и внезапно понял, что боль уходит. Сначала она словно отступила на шаг, стала глухой и далёкой, а потом начала таять, растворяться в теле, оставляя после себя лёгкость и тепло. Дыхание выровнялось, пульс перестал грохотать в висках, а холодный пот высох на коже. Казалось, будто кто-то нажал невидимую кнопку и выключил мучения одним движением.

Глаза сами собой закрылись, веки стали тяжелыми, а мир начал медленно уплывать куда-то в сторону. Последнее, что я ощутил, — мягкое послевкусие камня во рту, как у странного, сладковато-металлического блюда, и нарастающая, вязкая темнота, тянущая меня вниз.

Когда я открыл глаза, вокруг был всё тот же грот, та же серая каменная поверхность под ладонями, тот же рассеянный свет от стен, но тело… оно было целым. Руки двигались свободно, ноги слушались, и ни одно движение не отзывалось той рвущей болью, что мучила меня все эти бесконечные попытки. Я дотронулся до лица, провёл ладонями по груди, по ногам — всё на месте, ничего не вывернуто, ничего не сломано.

Она стояла на краю моста, напротив меня, чуть пригнувшись, опираясь на передние лапы, выгибая позвоночник так, что ряды позвонков бугрились под тонкой, полупрозрачной кожей, словно зубья ржавой пилы. Мозг наружу - не метафора, а живая, пульсирующая реальность: серое, с красноватыми прожилками, оно подрагивало при каждом вдохе, а по влажной поверхности перекатывались капли чего-то маслянистого. Губ, как таковых, не было, и обнажённые челюсти тянулись в оскал, а между зубами, тонкими и изогнутыми, как ржавые гвозди, медленно перетекала вязкая слюна, капая на асфальт. Она провела языком по зубам - длинным, мясистым, гибким, как плеть, - и чуть покачала головой, будто решая, с какой стороны удобнее будет меня разорвать.

Я понимал, что в этот момент любая попытка бежать даст ей преимущество: скорость у таких созданий бешеная, а на открытой поверхности моста спрятаться негде. Один на один, без фланговых атак - уже подарок судьбы, учитывая, что секунду назад на моих плечах было сразу три таких ублюдка.

Я шагнул вперёд, перехватил молоток покрепче, чувствуя, как руки немного дрожат, и активировал «Адреналиновый рывок». Всё внутри словно щёлкнуло, и в тот же миг мир вокруг стал чуть медленнее - как будто кто-то незаметно приглушил реальность, оставив мне больше времени на движение. Я рванул к ней, целясь в голову, готовый вложить в удар всю силу, на которую сейчас было способно моё тело. Но тварь, как будто играя со мной, дёрнулась вбок, и прежде чем я успел изменить траекторию, из её пасти метнулся язык - влажный, с шершавой поверхностью, он обвил мою руку так крепко, что суставы и кости захотели пойти куда подальше, и с такой силой дёрнул, что я отлетел в сторону, не в силах удержаться на ногах.

Удар пришёлся в бок припаркованного внедорожника. Металл отозвался глухим, вибрирующим звуком, и я почувствовал, как в висках взорвался белый свет от резкой боли. Голова откинулась назад, и на секунду всё перед глазами поплыло. Молоток выскользнул из ладони и отлетел куда-то в сторону, описав ленивую дугу, прежде чем с исчезнуть в воде внизу. Я остался лежать, прижимая локоть к груди, и лишь рефлекторно поднял глаза - она шла на меня медленно, размеренно, без лишних рывков, будто смакуя каждое моё беспомощное движение. В её походке не было спешки, и именно это вызывало куда больший холод в позвоночнике, чем если бы она бросилась в атаку.

Я едва успел отдышаться, как взгляд сам собой провёл тщательную инспекцию ближайшего окружения - человек за рулём внедорожника уже не дышал: голова свисала, шея выгнулась под нелепым углом, губы посинели, а одежда в районе груди была пропитана кровью, высохшая плёнка которой блестела на солнце грязно-бордовыми пятнами. Рядом, на пассажирском сиденье, лежало охотничье ружьё, его длинный ствол казался светящимся от надежды, патронташ плотно прижат к коже приклада, и этот предмет, в отличие от всего остального вокруг, выглядел почти сакрально - инструмент, способный одним выстрелом превратить эту неправдоподобную игру в прозаическую стрельбу, а не в демонстрацию силы чьей-то уродливой биохимии.

Мысль о том, что если я доберусь до ружья, у меня вдруг появится шанс, выстроилась в голове мгновенно и абсолютно рационально: дробь пробьёт мозг, дробовик в упор даст то, чего у меня нет в ближнем бою - мгновенного завершения, а не затяжного мучительного домогательства языка-хлыста. Но затем включился хладнокровный расчёт - до двери внедорожника было метра пятнадцать, до ружья от двери ещё шаг, моя скорость - средняя, моя выносливость - подорвана прыжком, а у твари скорость реакции и дистанция выброса языка в разы превосходили всё, что я мог противопоставить простым бегом. Тот факт, что её главный инструмент был не зубы, а этот липкий, мускулистый шнур, который мог схватить и отбросить тебя, как тряпку, означал: бежать прямо - значит попасть в пасть до того, как успеешь выстрелить, значит, нужна хитрость, а не скорость.

Проанализировал её поведение на ходу - язык выстреливал по движущейся цели, хватал и резким рывком отбрасывал прочь, ей было важно не столько кусать, сколько удерживать и сминать, а значит, если подставить в поле её атаки цель, способную удержать, смотать или намотать язык, можно превратить его в её же петлю. План родился за доли секунды: не пытаться переиграть её в игру под название «реакция», а перевести её внимание на другой объект, заставив язык схватить и намотаться на вращающийся механизм.

Простота плана делала его хрупким и одновременно рабочим - одно неверное движение, один шаг по не тому вектору, и ПОПЫТКА, МАТЬ ЕЕ, НОМЕР КАКОЙ-ТО АКТИВИРОВАНА, но вариантов не было, и, сжав зубы, я прижался к днищу кузова, почувствовав холод металла под ладонями, и закатился под машину.

Как только я выскользнул из-под машины и бросился к строительным лесам, тварь с ревом обрушилась сверху, её лапы с грохотом врезались в крышу внедорожника, металл расплющился, скрипнул и разошёлся волной, словно тонкая жесть под давлением чудовищных когтей, но я уже не думал о крыше - я бежал к Камазу, где мерно вращалась бетономешалка, и в эти секунды каждая мысль моя была предельно прагматична: нужна труба, нужна приманка, нужна точность, и я схватил две длинные, тёмные металлические трубы, лежавшие рядом.

Первую бросил исключительно в подтверждение своей гипотезы… Язык твари выстрелил, как чёрная плеть, поймал трубу и с бешеной силой отшвырнул её в сторону.

- Отлично! Хоть у тебя мозг и больше моего, но пользоваться ты им явно не умеешь… Ну что, песик, поиграем?! - вырвалась сама собой, потому что в её реакции я увидел закономерность, а закономерность дала мне преимущество: язык действовал по шаблону, и если вовлечь его в динамику вращающегося барабана, то сила там не моя - там сила машины, которая способна намотать, удержать и разорвать. ФИЗИКА! Не думал, что она мне понадобится для убийства мутантов… но… ЛАДНО!

Кровь в венах забурлила от предельной концентрации, Я сорвался с места, сжимая трубу так, будто от её веса зависела моя жизнь - что, впрочем, было не так уж далеко от правды, - и, активировав «Адреналиновый рывок», почувствовал, как сердце бьётся в два раза быстрее, мышцы заливает жидким огнём, а мир вокруг растягивается, словно кто-то чуть ослабил плёнку на старой киноплёнке.

Камаз с мерно вращающейся цистерной стоял всего в десятке шагов, но каждое движение давалось с той предельной внимательностью, когда мозг выстраивает траектории, просчитывает углы и ожидает момент - именно тот, в который можно выдернуть победу из пасти смерти. Тварь, издавая низкий, вибрирующий изнутри рёв, бросилась следом, её когти рвали асфальт, оставляя глубокие царапины, язык то и дело слегка высовывался, предвосхищая удар.

Вскинул руку с трубой, имитируя бросок, и, затаив дыхание, начал отсчёт: «Три… два… один!» - и в тот же миг резко отскочил в сторону, позволив инстинкту твари сработать в полную силу. Язык, с шлепком пробив воздух, метнулся вперёд и врезался в стенку вращающейся цистерны, мгновенно прилипнув, а затем начал безжалостно наматываться на металл, утягивая тварь ближе. Та взревела, упёрлась лапами, дёрнулась назад, но силы машины были несопоставимы: барабан тянул, скручивал, рвал, и я видел, как мышцы на шее твари вздуваются от напряжения, а белые глаза становятся ещё шире от ярости и боли.

Я не стал тратить ни секунды на созерцание этого прекрасного момента - разворачиваясь на бегу, помчался к внедорожнику, сдёрнул с пассажирского сиденья охотничье ружьё, проверил патрон в стволе и, ощущая каждую жилку на прикладе, вернулся к Камазу. Тварь уже лежала на боку, язык был вырван и болтался в нескольких метрах, оставляя на земле жирные кровавые полосы, дыхание её превратилось в хриплый, рваный вой, но даже так она попыталась совершить последний прыжок. Всё это выглядело как в замедленной съемке: разорванная пасть, брызги слюны, когти, нацеленные мне в грудь - и тут же грохот выстрела, дробь, вонзившаяся прямо в мозг, отбросила её назад, а голова, словно марионеточная, бессильно мотнулась в сторону.

[ПРОТИВНИКИ УСТРАНЕНЫ: 39]
[Бонус к физической силе: +1.5%]
[Бонус к выносливости: +1%]
[Бонус к скорости реакции: +1.5%]
[Бонус к когнитивным способностям: +0.8%]

- Если бы не «Рефлексы Хищника» и «Крепкие кости»… - выдохнул я, позволяя ружью опуститься на асфальт, а коленям - чуть подогнуться, и пнул мёртвую тушу в бок. - …давно бы уже вернулся в начало… ДА, ублюдина!

Я проверил патроны так, словно этот простой жест мог прибавить мне сил или уверенности: пять штук. Не шесть, не восемь, а ровно пять, и в этих цифрах было всё - и мой запас шансов, и то, как быстро они могут закончиться, если я сделаю хоть одну ошибку. Камень в кармане пульсировал ровным, но нарастающим светом, вибрация от него отдавалась в костях запястья, а с каждым шагом казалось, что он всё настойчивее требует, чтобы я шёл именно в одном направлении. Мост впереди выглядел так, будто его строили сразу после конца света: ржавые остовы машин намертво застряли в пробке, асфальт был вспучен, куски бетона осыпались в воду, перила в некоторых местах и вовсе отсутствовали. Было ясно - на машине туда не прорвёшься. Пешком - единственный вариант.

- Ну, как говорится, с ружьём не так страшно… - пробормотал я, поднимая оружие чуть выше, словно это могло оттолкнуть от меня невидимые угрозы.

Шёл медленно, осторожно переставляя ноги и внимательно всматриваясь в каждую тень: плитка под ногами местами шаталась, где-то зияли трещины, а ветер, гуляющий по мосту, свистел в обломках арматуры так, что казалось, будто мост сам стонет под весом моих шагов. Камень же начал нагреваться. Сначала это был лёгкий жар, как от кружки с чаем, но через пару десятков метров он уже начал прожигать ткань кармана, а ещё чуть дальше - кожу. Я крепче сжал приклад, но ускориться не решался: спешка на таком мосту могла обернуться полётом вниз, а падать в эти мутные, тёмные воды мне не хотелось.

Стоило ступить на последний пролёт, как всё резко пошло наперекосяк. Камень стал таким горячим, что терпеть уже было невозможно. Я выхватил его из кармана, но обжёгся так, что рефлекторно выругался и швырнул его на асфальт. Он ударился, отскочил, как мяч, подскочил ещё раз, и тут раздался резкий хлопок, за которым последовал ослепительная вспышка. Свет ударил в глаза так, что всё вокруг на секунду исчезло в белизне, а в ушах будто кто-то разом выкрутил громкость до предела.

Я пошатнулся, еле удержав равновесие, и пару секунд просто стоял, пытаясь понять, что случилось. Мир постепенно вернулся, сначала приглушённый и мутный, потом всё яснее. На месте камня осталась лишь крошка тёмного стекла, дымящаяся в трещинках асфальта.

- Это ещё что за мексиканская пиротехника?! - выдохнул я, глядя на то, что ещё мгновение назад было моей единственной нитью к Лене.

Осознание накрыло тяжёлой волной: всё, что могло привести меня к ней, исчезло прямо у меня на глазах, превратившись в пепел и запах гари. Теперь я, как ёжик в тумане… Без ориентира, без плана, с пятью патронами и только собственной злостью, которая, впрочем, пока что держала меня на ногах лучше, чем любая другая мотивация.

Я прислушался, почти задержав дыхание, и впервые за последние… да кто его знает, сколько уже попыток, - не услышал этого тягучего и мерзкого гула, который всегда означал одно: всё, времени больше нет, сейчас что-то придёт за тобой. Тишина была странной, непривычной, даже давящей - словно город замер, выжидая, что я сделаю дальше. Это давало мне редкую роскошь - пару минут на то, чтобы собраться с мыслями, не отплясывая под музыку Системы.

Я опустился на край покорёженного от взрыва ограждения, ружьё лежало поперёк коленей, а взгляд сам собой уткнулся в серую рябь воды внизу. Камень… Почему он вдруг начал так бешено нагреваться? До этого он просто пульсировал, реагируя на направление, а потом - взрыв. Это было не похоже на случайность. Либо он достиг точки, в которой должен был сработать какой-то триггер, либо я сам, даже не понимая того, дотянулся до механизма, который был слишком сложен, чтобы угадать его правила.

Если первый вариант - значит, я был на верном пути, и то, что случилось, это часть плана, пусть и чёртовски криво спроектированного. Но если второй… Тогда всё, что я сейчас делаю, - это бег по замкнутому кругу, только с новыми декорациями и всё теми же финальными титрами в виде моей смерти.

Может, нужно просто продолжить идти туда, куда он вёл? Даже без него - направление примерно понятно. Но если камень взорвался, значит, та штука, что была в нём, уже сработала… и теперь мне придётся разбираться с последствиями, не имея ни малейшего понятия, что именно она сделала. Или… может, это была ловушка? Приманка, заманивающая меня в нужное Системе место.

Я потер виски и тихо выругался. Решений было два: идти вперёд, рискуя угодить в засаду, или искать другой способ, который, возможно, вообще не существует. А сидеть и ждать, пока за мной придут - худший из вариантов.

- Ладно… - пробормотал я, чувствуя, как уголки губ кривятся в кривой ухмылке, - доверюсь хрен знает какой технологии… и пойду, куда она меня вела.

Поднялся, перехватил ружьё так, чтобы приклад лег в плечо, а ствол смотрел вперёд, и медленно сделал несколько шагов. Ветер гнал по мосту обрывки бумаги и пепел, а где-то внизу, под металлическими пролётами, в воде всё еще плескались две твари. Я двигался туда, где недавно раскололся и взорвался камень - единственная зацепка, которая, как оказалось, решила уйти из моей жизни с грохотом.

И вот, когда я уже миновал обугленную полосу асфальта, по которому ещё тянулся едва заметный дымок, земля под ногами вдруг ощутимо дрогнула, словно в глубине что-то проснулось и потянулось навстречу. Я только успел перехватить ружьё покрепче и сделать короткий вдох, как глухой, вязкий треск пронзил тишину. Асфальт пошёл трещинами, проваливаясь внутрь, и в следующее мгновение опора под моими ногами исчезла.

- Да твою ж… - выдохнул я, но слова утонули в реве рушащегося покрытия.

Тело ушло вниз, в темноту, а холодный воздух обжёг кожу, когда я, сбитый с ног, начал падать, чувствуя, как ружьё выскальзывает из рук, а в груди растёт то самое мерзкое чувство - будто Система только что выдернула у меня коврик из-под ног и довольно ухмыляется где-то в стороне.

- ДА ИДИ ТЫ НААааааааааааа

- Что она хотела сказать? Петля это… Чёрт! - слова вырвались сами, вместе с горькой злостью, от которой скулы свело. - Надо её найти! Сейчас!

Я бросился к машине, но пробежав всего пару десятков метров, резко остановился. Что-то, краем глаза, зацепило сознание. Чуть в стороне, там, где ещё недавно мы стояли с Леной, асфальт был исполосован алыми пятнами, уже подсохшими, но всё ещё насыщенно-бордовыми. Кровь. Её кровь. Вокруг - валялись гильзы, блестя тусклым, холодным металлом, а рядом, в пыли, виднелись отпечатки обуви и следы скольжения, как от упавшего тела.

- Нет… - я подошёл ближе, присел, глядя на это пятно, и внутри меня всё сжалось. - Это невозможно… Она умерла, петля перезапустилась… но почему? Почему здесь это осталось?!

Я стоял, уставившись в эту лужу, и пытался ухватить хоть какую-то логику. Петля всегда откатывала всё назад - события, предметы, даже сами трупы исчезали, будто их и не было. А теперь - вот оно, передо мной: доказательство, что та смерть… она не была «аннулирована». Это как если бы кто-то взял и вырезал кусок реальности из прошлого и вживил его в новый цикл. И тогда в голове начали всплывать обрывки - длинный чёрный плащ, маска клоуна с опущенными уголками губ, холодный блеск автоматного ствола, и сразу после - он. Гул. И туман, из которого вынырнула сущность, мгновенно оказавшись рядом, как будто кто-то направил её, приказал появиться именно в тот момент, чтобы завершить начатое.

Я попытался связать всё в одну цепочку. Если убийца и сущность действовали так слаженно, значит, это не совпадение. Может быть, ими кто-то управляет? Не просто Система, а… что-то или кто-то, стоящий выше, способный вмешиваться в петлю напрямую. Ведь по логике, Система - это механизм, пусть и со своими правилами, но если кто-то может оставлять «следы» между циклами, значит, он действует вне этих правил. Возможно, сущности - всего лишь инструменты. Вопрос в другом: чьи это руки держат поводок? Я перебирал варианты - может, это ошибка в самой Системе, сбой, что-то вроде глюка, но тогда следы крови исчезли бы в следующем откате. Нет, это слишком целенаправленно. Это выглядело как сообщение. Или предупреждение. Или угроза.

Я почувствовал, как внутри закипает смесь тревоги и злости. Всё это - игра, в которую меня втянули, и кто-то, чёрт побери, смотрит, как я бьюсь, и улыбается в своей маске, будь она реальной или нет. И ещё этот момент… Лена знала. Она собиралась сказать мне что-то важное о петле. Если эти двое - клоун и сущность - действуют вместе, возможно, их цель как раз и была в том, чтобы не дать ей договорить. Это уже не просто случайность. Это план.

Гул, накатывающий волной из ниоткуда, разорвал моё раздумье, как острый осколок режет натянутую ткань. Он был уже не просто звуком - давлением, вибрацией, низким и вязким, будто по асфальту катился невидимый валун, от которого содрогались невидимые пружины в груди. В голове щёлкнуло простое, почти рефлекторное решение - я не смогу сейчас разобраться во всех этих догадках, но могу попробовать найти Лену. И если есть хоть какой-то шанс, что она жива в этом цикле, нужно действовать сразу, пока всё вокруг снова не разверзлось в очередной хаос. Я рванул к машине, не оглядываясь на застывшую лужу крови - её образ всё равно прожигал мозг, будто я оставил за собой кусок собственной вины.

Двигатель завёлся с первого раза, сухо кашлянув, и я резко вдавил педаль в пол, чувствуя, как колёса срываются в короткий пробукс на щебне. Решение было простое и единственно возможное - ехать к её квартире, к тому самому месту, где мы впервые столкнулись, когда весь этот ад только начинался. Если в этом цикле она жива и Система ещё не стянула к ней очередную петлю, то, возможно, именно там я смогу её перехватить.

Поначалу всё шло привычно: пустые улицы, мёртвые витрины, разметка на дорогах, выцветшая до едва заметных призраков линий. Но спустя пару кварталов я неожиданно оказался в другом «слое» города. Здесь шли обычные люди - да, немного, но они были: кто-то нёс пакеты из магазина, кто-то вел ребёнка за руку, двое подростков переговаривались на углу, облокотившись на забор. Всё это выглядело… ненормально нормальным, будто кто-то взял кадры из семейного фильма и вставил его в этот изуродованный хронологией мир. Их лица были живыми, в движениях - никакой той напряжённости, к которой я привык у тех, кто выживает. И, что ещё более странно, никто не обращал на меня внимания, как будто моя машина была просто фоном их привычного дня.

Но стоило мне пересечь один-единственный перекрёсток, как город снова вымер. Ни одного человека. Ни следа того островка жизни. Магазины, что миг назад светились изнутри, теперь зияли пустотой, как выбитые глазницы. На дороге - мусор, шуршащий от порывов ветра. Фонари перекошены, их лампы разбиты, а в воздухе снова стояла та самая вязкая тишина, в которой любой звук казался чужеродным. Я невольно подумал, что этот город - как лоскутное одеяло, сшитое из разных кусков времени и состояний, и кто-то, не особенно заботясь о стыках, просто накинул его на реальность.

Когда я свернул на улицу, где был дом Лены, меня ударило чувство, будто я смотрю на старую, почерневшую фотографию. Детская площадка, где в прошлый раз смеялись дети, теперь выглядела так, будто её бросили десятки лет назад: качели повисли на ржавых цепях, сиденья расколоты, краска облезла, облупленные металлические балки торчали под разными углами, будто их пытались вырвать, но бросили. Карусель, некогда яркая, теперь была перекошена, и один из её секторов сломан, словно кто-то пытался выломать его тяжелым инструментом или зубами. Песочница представляла собой яму с гнилыми досками по краям, а песок давно превратился в серую пыль, на которой кое-где виднелись отпечатки - человеческие или нет, я не стал проверять.

Деревья, что росли вдоль тротуара, стояли сухими, без единого листа, их кора местами почернела, а ветви, вытянувшиеся к дому, напоминали скрюченную лапу, тянущуюся к окнам. Фасад самого дома почернел и местами покрылся рыхлой коркой, словно его обжигали медленным, затяжным пламенем, не убивающим, но калечащим. Из некоторых окон свисали остатки штор, выгоревших до цвета грязного холста, а другие зияли пустотой, как выбитые зубы в старом черепе. Подъездная дверь была распахнута, и одна петля, удерживающая её, хрипела на ветру, издавая мерзкий, рваный скрип.

Я остановил машину прямо у крыльца и, не тратя ни секунды, выскочил наружу. Воздух здесь был тяжелым, отдавал затхлостью и сыростью, как в старом подвале, куда годами никто не спускался. Каждое моё движение отдавалось гулким эхом от стен, и этот звук казался слишком громким в этой мёртвой тишине. Подъезд встретил меня полумраком, запахом плесени и прогнивших досок. Лампочка под потолком висела на перекрученном проводе и медленно раскачивалась, издавая еле слышный металлический скрип, но света не давала - стекло было залеплено чем-то тёмным изнутри.

Я начал подниматься по лестнице, каждый шаг отдавался в пустоте гулким ударом. Перила были липкими на ощупь, покрытыми тонким слоем пыли и какой-то маслянистой плёнки, оставлявшей следы на пальцах. Стены, когда-то крашеные в унылый беж, теперь облезли, и под отслоившейся краской проступал серый бетон с пятнами ржавых потёков. На пролётах валялся мусор - куски штукатурки, чьи-то ботинки без подошв, потрескавшиеся пластиковые бутылки. И всё это было мёртвым, застывшим, как будто здесь время не просто остановилось, а было вырезано из самого потока.

Наконец, я оказался перед дверью её квартиры. Она была приоткрыта, и замок болтался, словно его вырвали, а потом воткнули обратно, не заботясь о защёлке. Я сжал рукоять молотка так, что побелели пальцы, и толкнул дверь ногой, заходя внутрь.

Дверь в квартиру Лены была распахнута так, будто её открывали в панике, а потом забыли закрыть - петли натужно поскрипывали при каждом моём шаге внутрь, словно недовольный сторож, которому не по нраву гости. Молоток в руке казался слишком лёгким, почти игрушечным, на фоне того ощущения, что за каждым углом, за каждой дверью меня может ждать что угодно - от пустоты до новой пасти с кислотой. Я двинулся вперёд, осторожно, но быстро, скользя взглядом по комнатам. Гостиная выглядела так, словно по ней прошёлся ураган: диван разодран, подушки выпотрошены, обивка разодрана когтями или ножом; журнальный стол перевёрнут, а его стеклянная столешница лежала в осколках, блеск которых приглушал толстый слой пыли. Я зашёл в спальню - там царила та же картина. Кровать без матраса, шкаф распахнут, одежда валяется в хаотичных кучах, но среди всего этого хаоса не было ни единого предмета, который бы подсказал, что Лена всё ещё здесь. Ни следа её присутствия - только ощущение, что кто-то намеренно стёр все «личные» следы, оставив голые стены и разорванные вещи, как пустую декорацию.

Я вернулся в коридор, пройдя мимо ванной - внутри зеркало разбито, осколки в раковине и на полу, кран сорван, и тонкая струйка воды с мерзким звуком капает в тёмное пятно в углу. Запах сырости и чего-то прогорклого стоял здесь густо, липким слоем оседая на нёбе. Наконец я оказался на кухне. Здесь разруха была скромнее, но, возможно, только из-за того, что ломать было особо нечего: старый облупленный стол, пара стульев, раковина, в которой застыли комки чего-то неразборчивого, и холодильник, покрытый вмятинами и старыми наклейками. Я сел за стол, положил молоток рядом и обхватил голову руками. Мысли ворочались тяжело, словно их приходилось вытаскивать из вязкой тины: где её искать, если даже здесь, в месте, которое по логике петли должно быть точкой отсчёта для её текущего цикла, нет ничего? Если всё стерто - значит ли это, что её здесь уже нет? Или наоборот, что Система пытается скрыть от меня путь?

Я ловил себя на том, что злость и бессилие начали перекрывать логику. Пальцы сжались в кулаки сами собой. И прежде, чем я успел остановиться, кулак со всего размаха врезался в дверцу холодильника. Металл прогнулся с глухим звуком, и дверца, чуть дрогнув, медленно открылась. Холодного воздуха оттуда не было - компрессор, похоже, уже давно умер. Зато внутри, среди пустых полок, стояла аккуратно упакованная коробка, обёрнутая в яркую подарочную бумагу, перевязанная золотистой лентой. Она выглядела настолько чужеродно в этом месте, что мозг сначала просто отказался её воспринимать - как если бы на месте разбитого окна вдруг оказалась идеально чистая стеклянная витрина с тортом внутри.

Я потянулся к ней, чувствуя, как нарастает странное, тянущее изнутри предчувствие, смешанное с опаской. Пальцы коснулись ленты, и в этот момент мир разорвал оглушительный удар - такой, что пол под ногами пошёл рябью, а в уши врезался раскат, словно на кухне взорвался целый склад боеприпасов.

И в следующий миг я уже стоял на потрескавшемся асфальте автостоянки, в той самой точке, где недавно валялся мёртвый пёс.

[ПОПЫТКА 105: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 2]

Внутри меня что-то сорвалось, и я заорал так, что голос надорвался на втором слове, - в этом крике была и ярость, и отчаяние, и какое-то бессильное желание, чтобы кто-то, пусть даже сама эта проклятая Система, услышал и ответил. «Почему?! Почему я заслужил это?!» - слова вылетели сами собой, и я едва не швырнул молоток в стену соседнего здания. Казалось, ещё немного - и я начну рвать всё вокруг, просто чтобы хоть как-то выплеснуть эту накапливавшуюся злость, этот яд бессмысленного повторения.

Я с трудом перевёл дыхание, чувствуя, как сердце грохочет в груди, и вдруг заметил, что из внутреннего кармана куртки что-то выскользнуло. Небольшой камень - тот самый, что я подобрал после того, как завалил пса. Он ударился о землю, звонко щёлкнул и покатился к краю стоянки, а потом отскочил прямо в небольшое тёмное пятно на асфальте. Лужа. Та самая, которая была под телом Лены. Мой взгляд застыл на этой картине, и в следующую секунду камень начал светиться - сначала слабо, а затем всё ярче, при этом лёгкая, но ощутимая вибрация пробежала по моим пальцам, когда я поднял его. Свет чуть потускнел, когда я повернулся в сторону, но стоило снова направить камень на лужу, как он засиял сильнее.

Я провёл им в воздухе, и догадка оформилась чётко - это, похоже, что-то вроде примитивного, но надёжного навигатора. Он реагировал на… след. Возможно, на её кровь. Возможно, на что-то ещё, что я пока не понимал, но после этого касания он явно «привязался» к ней. И если уж Система оставила мне такую улику, я намерен был использовать её до конца. Потому что других вариантов у меня всё равно не было.

Я побежал к машине, уже чувствуя под пальцами холод металла дверной ручки, но взгляд сам собой дёрнулся вверх - что-то было на крыше торгового центра. Темная, изломанная тень, сперва похожая на клок сорванного брезента, шевельнулась и в следующую секунду, одним чудовищно мощным толчком, спрыгнула вниз. За ней - вторая, третья. Они приземлились мягко, пружинисто, как огромные кошки, и тут же распластались в жутких, почти паучьих позах, упершись длинными, сухожильными конечностями в асфальт.

Всё в их облике, от вздувшихся мышц до судорожно подёргивающихся языков, говорило, что они были созданы исключительно для одной задачи - догонять и рвать. Мозг у них торчал наружу, защищённый лишь тонкой полупрозрачной мембраной, через которую пульсировали толстые жилы, а рты были разодраны до ушей и утыканы неровными, но острыми, как бритва, зубами. Языки, блестящие от слизи, болтались в воздухе, почти касаясь асфальта, и время от времени дёргались, как змея перед броском.

Они двинулись ко мне синхронно, и я, судорожно сжав молоток, мгновенно понял: это не тот случай, когда можно выстоять в ближнем бою. Один молоток против трёх… да я бы даже не успел замахнуться. Поэтому я сделал единственное, что имело смысл: рванул в кабину, захлопнул дверь, провернул ключ в замке зажигания так, что тот едва не сломался, и вдавил педаль газа в пол.

Двигатель заорал, колёса взвизгнули, оставляя на асфальте черные полосы, и «Газель» сорвалась с места, прыгая на кочках. Я вывел её на дорогу, и тут камень в кармане начал вибрировать так сильно, что это ощущение пробивало сквозь слой ткани - словно он был живым и отчаянно рвался вперёд. Это было хорошим знаком: я ехал туда, куда нужно… если только доживу.

В зеркало заднего вида я увидел, что твари не просто не отстают - они сокращают дистанцию, перебирая лапами с неестественной скоростью, то и дело перепрыгивая через обломки машин. Одна из них, рывком, почти без усилия, взлетела на крышу. Металл жалобно заскрипел под её весом, а потом начался грохот - когти с визгом рвали обшивку, выдирая целые полосы. Машина вздрагивала, как от ударов кувалды. Я начал крутить руль из стороны в сторону, надеясь сбросить пассажирку, но эта тварь вцепилась намертво, прижимаясь к крыше брюхом, и только ускорила свои движения.

Вторая, не отставая, запрыгнула сбоку, и в следующую секунду правая дверь вырвалась из петель с таким звуком, будто кто-то разорвал толстую ткань. Из зияющего проёма на меня дохнуло смесью вони гнили и крови. Я среагировал чисто на рефлексах: руль вправо, до упора, и «Газель» всей боковой массой впечаталась в кузов стоявшего у обочины грузовика. Удар был такой силы, что я даже почувствовал, как тварь сминается между металлом, но - никакого уведомления.

- Да вы издеваетесь! - рявкнул я, не отрывая взгляда от дороги. - Что вы, бессмертные, что ли?!

Ответа не последовало, только резкий удар сзади - это третья, догнав, впилась когтями в задние колёса, и через мгновение послышался хлопок, потом ещё один. Машину повело, руль забился в руках, «Газель» начало бросать из стороны в сторону. Я всеми силами держал её на дороге, но понимал, что долго так не протяну.

И тут впереди показался мост. У меня остался один шанс, и он был таким же безумным, как и всё, что происходило в этой петле.

- Только бы дотянуть! - выкрикнул я, вдавив педаль газа до упора.

Стрелка спидометра дернулась к пределу, двигатель выл, как загнанный зверь. Я направил машину прямо в металлическое ограждение моста, чувствуя, как твари на крыше и сбоку перемещаются, будто предчувствуя удар.

В последний момент, за секунду до столкновения, я бросил руль, выдернул ремень и вылетел из кабины в сторону, чувствуя, как тело срывается в полёте. В тот же миг «Газель» пробила ограждение и, скрежеща металлом, полетела вниз, а за ней, вместе с лохмотьями крыши, сорвались две из трёх тварей.

Я приземлился на спину, скатившись к бетонной опоре, и, перекатившись на бок, увидел, как машина врезалась в воду с глухим, плотным всплеском, под которым, надеюсь, раздавило хотя бы кого-то из этих тварей. Но проверять было некогда - третья всё ещё была на свободе.

Пейзаж за окнами вызывал странную смесь тревоги и холодного интереса. Полусгоревшие дома стояли ровной шеренгой, словно зубы после брекетов, витрины магазинов зияли пустотой, с разбитых стёкол свисали паутины трещин. На обочинах валялись искорёженные автомобили: одни ржавели, покрытые густой пылью, как старые экспонаты, другие были вывернуты взрывами, будто игрушки, побывавшие в руках ребёнка-маньяка. Иногда я замечал силуэты мутантов - они мелькали в переулках, на крышах, за разбитыми витринами, но, что удивительно, никто не бросался ко мне, никто не шипел и не рвался в атаку. Они лишь замерли в тени, наблюдая, и в их позах было что-то настороженное, как у стай дворовых собак, чутко прислушивающихся к звуку цепи там, где их хозяин выпускал бойца в кольцо. Эта тишина со стороны тварей навела меня на мысль, что, возможно, впереди обосновался кто-то или что-то, что держит под контролем всю эту территорию, - хозяин, которому местные твари платят молчаливую дань страхом.

И чем ближе я приближался к источнику этого гула-рыка, тем сильнее становились следы его присутствия: стены домов обваливались, словно кто-то в ярости проходился по ним ударом за ударом; на дороге зияли проломы, в которых темнела вода; асфальт был изрезан, как будто по нему волокли нечто тяжёлое с когтями, способными прорезать камень.

Лена говорила, что сущность может принимать разные формы. Что-то мне подсказывает… сейчас я смогу в этом убедиться и почувствовать на собственной шкуре…

Я свернул за угол, и открывшаяся картина заставила меня машинально сбросить скорость.

Автостоянка за старым торговым центром лежала передо мной, как застывшее кладбище металла. Половина машин была сгоревшей, их кузова почернели и скукожились, будто игрушечные модели, пережившие огонь, половина же - покрыта толстой шкурой ржавчины, с обвалившимися бамперами и пустыми глазницами фар. Здесь и там из-под капотов торчали скрученные в странные узлы детали, и в каждом таком изломе была какая-то злая, почти преднамеренная сила.

В центре стоял огромный, когда-то, вероятно, крепкий вольер из металлической сетки и стальных труб, теперь же - искорёженный, с проломами, словно его кто-то разорвал изнутри. Мелкая ячейка сетки была порвана в десятках мест, а стальные прутья выгнуты, как мягкая проволока, местами даже скручены в спирали. На асфальте вокруг виднелись глубокие борозды когтей, каждая - толщиной с палец, и вмятины, будто туда били огромной челюстью.

Я заглушил мотор, и в тишине стало слышно: тяжёлое, медленное дыхание, прерываемое редким, влажным хрустом, будто кто-то перемалывал кости, не торопясь, смакуя процесс. Где-то в глубине развалин шевельнулась тень, и всё во мне подсказало - сущность рядом!

Уже собирался выйти из машины, когда рык изменился - стал ниже, в нём появилась какая-то хриплая, надрывная нота, от которой захотелось инстинктивно пригнуться, как перед низколетящим самолётом на пляже Май Кхао. Гул теперь не только давил на уши, он вибрировал в груди, как если бы кто-то приложил к моему сердцу работающий мотор.

И тогда, из-за груды брошенных машин, сначала медленно, почти не спеша, выдвинулась тень, а затем и он - огромный пес. Ростом он был почти с лошадь, и эта высота только подчёркивала неправильность его строения. Мускулы, перетянутые под кожей, будто в спазме, шли слоями, перекручивались, выпирали, как корни дерева, выдернутые штормом. В отдельных местах мускулатуру прорезали тусклые металлические пластины и штыри - импланты, вросшие в тело не ровно, а под углами, словно кто-то вбивал их в мясо кувалдой. Кожа на этих участках была багровой, натянутой, с рваными краями, из которых сочилась тёмная густая жидкость.

Глаза… белые, полностью лишённые зрачков. Он не видел меня в привычном смысле, но чувствовал - так же точно, как акула чувствует кровь в океане. Пасть деформирована до ужаса: нижняя челюсть раздвоена, и каждая половина двигалась отдельно, открывая два ряда зубов, покрытых чёрно-зелёной слизью, которая падала каплями на асфальт, оставляя в нём дымящиеся кратеры.

Он издал новый рык - и вибрация прошла по земле, как от тяжёлого бульдозера, и я почувствовал её подошвами ботинок.

[Обнаружена АНОМАЛИЯ. Класс: Невозможно идентифицировать.]
[Рекомендуемое действие: «:№%!?:№!.]

Моё первое желание было самым… правильным! Развернуться, вдавить педаль газа так, чтобы они достала до АДА и уехать, пока этот милый песик не перешёл к активным действиям. Но вторая мысль была ещё более настойчивой: если это место - чекпоинт, то я не смогу его избежать. И лучше сейчас, с хорошим навыком и хоть какой-то уверенностью в победе.

Я взял молоток, вышел из машины и, не делая резких движений, начал смещаться в сторону, прикидывая, как проверить его реакцию, не попав под первую же атаку.

Пёс двинулся первым. Не быстро - скорее, как хищник, уверенный, что жертва от него не уйдёт. Голова наклонена, раздвоенная челюсть приоткрыта, из неё тонкой струйкой тянулась дымящаяся слюна. Я поднял с земли кусок кирпича и бросил его в сторону от себя.

Реакция была мгновенной: Пес сорвался с места и пролетел метров десять в одном прыжке. Лапы с треском врезались в бетон, оставив глубокие, идеально ровные трещины, и я вдруг понял, что прямой удар такого зверя - это не просто перелом, это билет в мясорубку!

Подобрал ещё один обломок и швырнул его в противоположную сторону - снова молниеносная реакция, но теперь прыжок был ещё длиннее, с разворотом в воздухе, как у кошки, точно вычисляющей траекторию. И это был не хаотичный бросок, а расчётливое движение. Пес идеально ориентируется в пространстве.

Я выждал пару секунд, вглядываясь в серые просветы между покосившимися кузовами, и, когда из-за одной груды машин мелькнула тень, пальцы сами сжались крепче на рукояти молотка. Тварь шла в открытую. Мое сердце бешено билось, но медлить было нельзя!

Не стал ждать, пока пес приблизится настолько, что мой череп можно будет сбить одним рывком. Выдохнул, перенеся вес на переднюю ногу, и активировал навык. Мир дернулся. Нет - не я ускорился, а всё вокруг, казалось, стало чересчур медленным, будто я смотрел на него сквозь плотную воду, и каждое моё движение теперь разрезало этот вязкий слой, оставляя за собой пустоту.

Я рванул прямо к нему, чувствуя, как мышцы ноют от резкого всплеска сил, и вмазал молотком по передней лапе, туда, где обычно у собаки проходит сустав. Удар был точный, с той амплитудой, на которую я был способен, но звук, который последовал, был не хрустом кости, а звонким металлическим «дзинь» - кожа и мышцы здесь были как слой армированного кабеля, переплетённого с пластинами имплантов.

Пёс дёрнулся, развернувшись, и я, не теряя темпа, ударил по морде, в ту область, где раздвоенная челюсть соединялась с черепом. Глухой, вязкий удар, и снова - никакого эффекта, кроме злости в белых глазах. Он отшатнулся, но не от боли - скорее, чтобы подготовиться в контратаке. И тут я понял, что будет дальше… СПОЙЛЕР?! Ничего хорошего…

Рёв сорвался в короткий рык, а затем его пасти раскрылись шире, чем казалось возможным, и из обеих половин нижней челюсти вырвались вязкие комки чёрно-зелёной слизи. Они пролетели в воздухе, оставляя за собой тянущиеся нити, и, когда ударились о капот ближайшей машины, металл зашипел, мгновенно покрываясь дырами. Запах жжёного железа и химии ударил в нос, и я понял, что одно такое попадание - и от меня останется лужа.

Отскочив за брошенный внедорожник, я заметил краем глаза кое-что, что заставило мозг быстро перебрать десятки вариантов, прежде чем сложить их в один - рабочий. У края стоянки стоял старый грузовик-цистерна, на бортах облупившейся краской всё ещё виднелась надпись «ОГНЕОПАСНО». Даже на расстоянии чувствовалось лёгкое амбре бензина. Если эта туша врежется в бак…

Я выглянул из-за укрытия и снова увидел его - он уже медленно приближался, пригнув голову, а лапы оставляли на бетоне кроваво-серые пятна. Всё. План был прост, как смертный приговор: сыграть в корриду. Говорят, её очень любил Хемингуэй. Интересно… как бы он оценил мою задумку…

Я вышел в открытую, держа молоток опущенным, и встал так, чтобы грузовик был прямо за моей спиной. Пёс остановился, склонил голову, улавливая мой запах, и в следующую секунду рванул. Это был не бег - это была артиллерийская болванка, выпущенная с расстояния в десять метров.

Всё снова замедлилось. Я видел, как раздвоенная челюсть раскрывается, как каждая мышца на его морде напрягается, готовясь к удару, и в последний момент, когда его передние лапы уже коснулись зоны удара, я рванул в сторону, скользя подошвами по пыли.

Он не успел скорректировать траекторию. Псина врезалась в цистерну так, что металл вмялся внутрь, и от удара по асфальту разлетелись мелкие камешки. Глухой треск пошёл по баку, и тёмная струя бензина хлынула на землю, мгновенно пропитывая бетон. Пёс поднялся, тряхнув головой, и сделал шаг ко мне.

Я выхватил из кармана зажигалку, поджёг первый попавшийся обрывок ткани и метнул его на лужу. Огонь, жадный и быстрый, прошёл по пятну, как живое существо, и в следующую секунду бензин вспыхнул стеной, охватив лапы и брюхо Пса.

Он начал метаться, пытаясь сбить пламя, но бензин держал хватку крепче любой цепи. Огонь лизал его изуродованное тело, бегал по металлическим пластинам, просачивался в складки кожи, заставляя воздух наполняться смесью вони расплавленного пластика и палёной плоти. Я продолжал обходить его по дуге, держа в уме, что любое замешательство с моей стороны - и он вырвется, превратит меня в ещё один расплавленный кусок декора на этой стоянке.

В этот момент гул внутри бака перерос в низкий рокот, и я понял - он вот-вот рванёт. Удар был смертоносным, если бы не рывок, я бы уже начал новую попытку: глухой, плотный хлопок, мгновенно превратившийся в оскаленный рёв взрыва. Цистерна разошлась на части, разрываясь облаком огня и осколков, и пса подбросило в воздух, будто гигантский кулак выбросил его на встречу кирпичной стене торгового центра. Он впечатался в неё с таким треском, что целый пласт кладки пошёл трещинами.

Он дёрнулся, пытаясь подняться, но я уже знал - сейчас мой ХОД! Как по заказу мне подвернулся длинный, острый кусок арматуры, кончик которого был зазубрен, как клык.

Мир снова потянулся в вязкое замедление, мышцы взорвались скоростью, и я рванул к нему, сжимая арматуру обеими руками. Его белые глаза, лишённые зрачков, были неподвижны, но я знал, что он меня чувствует. Одним движением я вонзил стальной клин прямо в центр, между этих мёртвых глазниц. Раздался мерзкий хруст, за которым последовал пронзительный, утробный рёв - звук, в котором смешались боль, ярость и что-то вроде обречённости.

Пёс дёрнулся ещё раз, а затем всё стихло. Он обмяк, завалился на бок, и по земле прокатилось глухое эхо падения.

[ПРОТИВНИКИ УСТРАНЕНЫ: 38]
[НОВЫЙ ПАССИВНЫЙ НАВЫК: Устойчивость к токсинам I]
Вы получаете 20% сопротивления к ядам и кислотам.
[ЧЕКПОИНТ 2 ДОСТИГНУТ!]

Я, запыхавшись, поднял голову и, не сдержавшись, заорал в пустоту:
- Ну что, сука, слышишь?! Два чекпоинта! Скоро я сам к тебе приду! И засуну эту сраную петлю тебе в жопу!

Смех вырвался сам, хриплый, с надрывом, и я только тогда заметил, что руки всё ещё дрожат. Наклонившись, я подцепил ногой валявшийся рядом камень - такой же, как у Лены: тёмный, с пульсирующими трещинами, будто в нём билось крошечное чужое сердце.

И в этот момент - шаг. Тихий, но отчётливый, как щелчок капкана.

Я резко обернулся, подняв молоток в боевой хватке, готовый снести голову любому, кто решит проверить мою реакцию. Но вместо когтей и оскала - знакомое лицо. Лена стояла, чуть наклонив голову, в её взгляде было то, что я не видел раньше - лёгкая тень улыбки.

- А я смотрю, ты тут хорошо проводишь время, - сказала она, и в голосе её смешались насмешка и что-то вроде… одобрения.

Пламя на туше мёртвого пса уже угасало, и над стоянкой повисла вязкая тишина, прерываемая только потрескиванием обгоревшего металла. Я сжал камень в кулаке и обернулся к Лене, которая стояла так, будто всё это было обычным вечерним спектаклем.

- Ты тут откуда взялась? - спросил я, не опуская молотка. - Не могу сказать, что не рад тебя видеть, но почему, чёрт возьми, ты не помогла?!

- Нужно было посмотреть, на что ты способен, - её голос был спокоен, ровен, как у врача, объявляющего диагноз.

- И как тебе? Билет в первый ряд, спецэффекты в комплекте, - я кивнул на обугленную цистерну и расплавленные куски металла.

- Лучше, чем я ожидала, - Лена подошла к туше пса и коснулась обгоревшей лапы. - Ты достиг второго чекпоинта так быстро… Мне потребовалось на это несколько недель.

- Отчасти мне просто повезло, - пожал я плечами. - Но раз уж мы снова встретились, у меня есть парочка вопросов. Я был в своём… памятном месте. Но там ничего. Только флешбек из детства, который заставил меня всё это снова пережить…

- А потом появился гул, но уже не такой, как обычно? - она подняла на меня взгляд.

Я кивнул, и в её глазах мелькнула тень понимания.

- Памятные места - это лишь триггер, который запускает цепочку, - тихо сказала она. - Я и сама до конца не понимаю, как именно это работает. Думаю, дело в силе эмоций… чем больнее воспоминание, тем сильнее реакция.

- Получается, сначала нужно посетить такое место, снова прожить всё это, а потом Система выдаст тебе метку нового чекпоинта?

- Примерно так… - она замялась, словно решая, стоит ли продолжать.

- Ладно, тогда нам надо…

- Марк, - перебила она меня, и в её голосе впервые прозвучало что-то, похожее на волнение. - Думаю, я нашла выход из петли.

- Чего?! - я шагнул ближе. - Где? Как? И ПОЧЕМУ ТЫ ВСЁ ЭТО ВРЕМЯ МОЛЧАЛА?!

- На самом деле петля… - начала Лена, но договорить не успела.

За нашими спинами раздалась короткая автоматная очередь, и пули, звеня, вошли в её тело, пробивая плоть и кости. Она дёрнулась, как тряпичная кукла, и её глаза закатились. Я успел подхватить её, прежде чем она завалилась на бок, и почувствовал, как её кровь, ещё горячая, растекается по моим рукам.

- ПЕТЛЯ ЧТО? ЧТО ПЕТЛЯ?! – я кричал, как ненормальный, но Лена уже не слышала.

Я поднял голову и увидел его - силуэт в длинном чёрном плаще, лицо скрыто маской с печальной, почти карикатурной гримасой клоуна. Он шёл прочь, не спеша, будто знал, что догнать его я не смогу.

- СТОЙ! ТВАРЬ! - я рванул вперёд, активируя навык, но в тот же миг за спиной взревел гул - тот самый, который предвещал только худшее.

Что-то острое, холодное, прошило меня насквозь. Воздух вышел из лёгких, и мир потемнел. Перед тем как упасть, я услышал знакомый смех - вязкий, чужой, и увидел, как туман собирается в фигуру сущности. Она склонилась надо мной, и её силуэт был последним, что я запомнил, прежде чем провалиться в пустоту.

[ПОПЫТКА 104: АКТИВИРОВАНА]

[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 2]

[ПРОТИВНИКИ УСТРАНЕНЫ: 11]

[НОВЫЙ АКТИВНЫЙ НАВЫК: "Адреналиновый рывок"] — в течение 10 секунд после активации скорость передвижения и сила ударов увеличены на 40%. При первом ударе создает «Ударную волну», которая отталкивает ближайших противников. Перезарядка: 20 секунд.

— О, вот это интересно, — усмехаюсь я, не сбавляя скорость. — Суперсила на время… как бонус в старых шутерах. Только вот, чую, мне она понадобится не для пробежки по парку.

Дорога до школы оказалась пугающе тихой. Город будто выдохся после судной ночной: витрины магазинов пустые, несколько алкашей спят на лавочке, даже ветер казался уставшим, лениво шевеля обрывки афиш на стенах. Машина шуршала по асфальту, и в этой звенящей тишине каждый поворот руля, каждый щелчок поворотника отдавался громче, чем хотелось.

И вот, впереди показался знакомый квартал. Серый девятиэтажный дом на углу, облупленная остановка, радом с которой знак с остатками надписи «ШКОЛА № 42»… А за ней — должно быть здание, которое я помню до мелочей: облезлый фасад, ободранные деревянные двери, запах спортзала и пыльных коридоров, где мы с одноклассниками гонялись друг за другом между уроками.

Но вместо этого — я врезался взглядом в груду железа и бетона. Стройка. Чёртова стройка. РЕНОВАЦИЯ?! НЕТ! УЕБАЦИЯ ПРЯМО В САМЫЙ УДАЧНЫЙ МОМЕНТ!

Громадный котлован, обнесённый ржавым забором, внутри — торчащие из земли сваи, кучи песка и гравия. Пара башенных кранов медленно вращают стрелы, как усталые часовые механизмы. И ни следа от моей школы. Даже пустого фундамента. Словно кто-то взял ластик и стёр кусок моего прошлого, а на его место поставил безликий серый каркас будущего.

Я заглушил двигатель и пару секунд просто сидел, вцепившись в руль.

— Но чего я точно не ожидал… — пробормотал я вслух, чувствуя, как скулы сводит, — так это вместо своей старой школы, где мы пили пиво с трудовиком, увидеть чёртову стройку.

Жизнь любит издеваться. Это я понял давно. Но сейчас это был удар ниже пояса, а я не китайский мастер «гну пруты горлом» или «бей по яйцам, я их умею прятать»…

Я вышел из машины, прошёл вдоль забора, пока не наткнулся на узкий проход, где сетка была разодрана. Пролез внутрь, спрыгнул с бетонной плиты — и пошёл туда, где когда-то была та самая площадка за школой. Место, которое я всегда называл своим.

Но сейчас там была пустота.

Только спрессованный гравий и несколько ящиков с инструментами, брошенных рабочими. Даже намёка на старые качели, на облупленные лавки, на кусты под кодовым названием «ПЕРЕКУР», за которыми мы прятались от посторонних взглядов... Всё стёрто.

Я стоял на том самом месте — ну, на том, что от него осталось, — и чувствовал, как воспоминания обрушиваются без спроса, как вода из прорванной дамбы.

Площадка за школой. Конец весны. Воздух тёплый, пахнет тополиным пухом, дешевыми сигаретами и чем-то сладким — кажется, кто-то жрал «Барбарис» из ларька у остановки. Краска на качелях облупилась, на лавке чьей-то нож вырезал «СЛАВА+МАРИНА=ЛЮБОВЬ». Мы тогда называли это место «тихим углом», хотя оно было тихим только для тех, кто умел держать язык за зубами.

Я помню, как дрожали руки. Не от страха — от какого-то липкого, непривычного чувства, которое лезло в горло, мешало нормально дышать. Я выдохнул, подошёл к ней. Лена… нет, не та Лена, а другая, школьная. Светлые волосы, собранные в хвост, серые глаза, которые всегда чуть прищурены, как будто она кого-то высматривает. Она стояла, облокотившись на лавку, и лениво листала что-то в телефоне.

— Слушай… — начал я, и голос сразу предательски дрогнул. — Мне нужно тебе сказать… ну, кое-что.

Она подняла взгляд, в котором было ровно столько интереса, сколько у учителя ОБЖ на контрольной по химии.

— Я… короче… — я сглотнул, чувствуя, как ком в горле превращается в камень. — Мне ты нравишься. Очень.

Три секунды тишины. Потом — смех. Громкий, резкий, как удар перчаткой по лицу.

Я не сразу понял, что это смех не от неловкости. Она смеялась так, как смеются, когда видят что-то глупое, нелепое и совершенно несерьёзное. И тут, из-за качелей, вынырнули её подруги. У одной в руках телефон. Красная лампочка записи горела, как приговор.

— О боже, ты это сняла? — визгнула одна.
— Конечно! — вторая едва держалась от смеха. — Это просто золото!

Я стоял, не в силах двинуться. Уши горели, сердце било так, что в глазах рябило, ноги налились свинцом.

— Марк, ты серьёзно? — сквозь смех произнесла она, прижимая телефон к уху, как будто боялась пропустить ещё что-то «смешное». — Ты реально думал, что…

Я не дал ей договорить. Развернулся и ушёл, слыша за спиной визг и хохот. Но хуже всего было не это. Хуже всего — на следующий день, когда я вошёл в школу и понял, что теперь все знают. Видео разлетелось по чатам, а я… я просто перестал смотреть людям в глаза.

Воспоминание растворилось, и я снова оказался на стройке. Те же бетонные блоки, те же брошенные ящики. Но во мне уже кипело.

Я пнул ближайший набор инструментов, так что гаечные ключи и молотки разлетелись по гравию с металлическим звоном.

— И ЧТО?! — рявкнул я в пустоту, в небо, в невидимые уши этой чёртовой Системы, если они у нее, конечно, есть... — ЭТОГО НЕДОСТАТОЧНО?!

Голос эхом отразился от кранов и плит. А потом тишина… сменилась звуками шагов.

Шаги. Много шагов. Сначала они были где-то далеко, глухо отдаваясь в бетонных перекрытиях, но с каждой секундой приближались, превращаясь в мерный, тяжёлый гул, будто сама стройка ожила и пошла на меня. Я развернулся — и увидел первые силуэты.

Из-за кучи кирпича вышел первый. Шлем на нём был треснут, осколок визора болтался на ремешке, из-под него текла мутная жидкость, капая на серый бетон. Куртка строительной формы с нашивкой «ТехноГрад» была разодрана, обнажая чёрную, сыпучую, словно из пепла, плоть. За ним показались ещё двое — один с арматурой в руках, другой с крюком, как у любимого всеми школьниками персонажа Dota 2. И все они двигались одинаково: чуть согнувшись вперёд, с подрагивающими головами, как куклы на сломанной шарнирной подвеске.

Я оглянулся — и понял, что они окружили меня. Слева, справа, из-за недостроенной стены, из пролома в заборе. Десятки. Бывшие рабочие. Теперь — просто ещё один тип местной фауны.
[ОКРУЖЕНИЕ: 27 ПРОТИВНИКОВ]
[РЕКОМЕНДУЕМО: БЕГСТВО!]

- А не пошла бы ты?! – закричал я. Внутри все кипело и единственное, чего мне сейчас действительно хотелось… КРУШИТЬ! Новый навык подходил для этого просто идеально!

Мир вокруг будто на долю секунды погрузился в слоумо. Я рванул вперёд, сокращая дистанцию до ближайшего мутанта, и в последний момент, вложив всю силу в, ударил плечом под рёбра. Ударная волна разлетелась вокруг, снося ещё двоих позади него, а сам он полетел в груду металлических труб. Звон и глухой хруст — и минус один.

Не теряя темпа, я схватил с земли армантуру, которая ещё секунду назад принадлежала одному из мутантов, но, думаю, он не обидится… Ведь я ему её верну! ХОТЬ И ЗАСУНУ ПРЯМО В ГОЛОВУ! Металл врезался в висок хозяину арматуру, тот качнулся, а я уже был рядом — удар ногой в колено, хруст, и тело сложилось, как сломанный стул для летней веранды кафе.

Но их было слишком много. Справа на меня уже наступали сразу четверо. Один замахнулся острым прутом — я успел нырнуть под удар, схватил его за запястье, провернул и направил собственное оружие ему в лицо. Прут вошёл в глазницу с глухим чмоканьем. Остальные трое, не замедляясь, шли на сближение.

Я отступил к куче кирпича, схватил первый попавшийся — и запустил в того, что шёл первым. Камень врезался в челюсть, выбив последние зубы, а я, используя заминку, метнулся к бетонной стойке, где висел ремень с инструментами. Выхватил молоток. Тяжёлый, строительный, с массивной головкой.

Первый — удар в висок. Второй — в затылок. Третий попытался схватить меня за горло, но я ушёл в сторону, и его руки вцепились в воздух. Резко развернулся и вогнал молоток прямо в рот, раздаваясь мерзким, вязким звуком, когда зубы и челюсть пошли крошкой.

Слева уже приближались новые. Человек десять.
— Да что вы, блин, тут размножаетесь?! ДЕМОГРАФИЮ поднимаете?! — выдохнул я, чувствуя, как адреналин растекается по телу.

Навык перезарядился, о чем мне любезно сообщило уведомление Системы. Дубль, мать его, два! МОТОР! Влетел в середину группы, сбивая сразу троих, а четвёртому в прыжке врезал коленом в лицо. Услышал треск костей и ощутил, как меня отбрасывает назад, но устоял, ухватившись за ржавый каркас строительных лесов.

Мутанты, что были позади, кинулись вперёд, но я ухватил ближайшую доску, что болталась на креплении, вырвал её и замахнулся. Первая голова — хруст, вторая — влажный плеск. Доска треснула, но осталась цела, и я отбивался ею, как копьём, пронзая гниющую плоть и вытаскивая обратно с усилием.

Трое из них попытались взять меня в клещи — я пятился, чувствуя, как спина упирается в бетонный блок. Нужен был манёвр. В последний момент я спрыгнул в сторону, а один из них, промахнувшись, врезался прямо в выступ арматуры, насаживаясь на него с жутким чавканьем. Он ещё пару секунд дёргался, будто не верил, что всё уже закончилось, и медленно осел, хрипя и булькая.

Я выпрямился, вытирая тыльной стороной ладони пот и кровь, и вдруг заметил — чуть левее, за металлическим ограждением, у самого края площадки стояла бетономешалка. Не просто пустая бочка на колёсах, а полновесный монстр на колёсной базе с цистерной, явно гружённой свежим цементом.

И в этот момент в голове щёлкнуло. Не просто убить. Сделать это красиво. И сразу всех.

— Ну что, — прошептал я, — давайте поиграем в «загонщика».

Я сделал пару шагов назад, намеренно показывая им спину. Мутанты зашипели, ускоряясь, поднимая тучи пыли. Их было ещё много — пятнадцать? двадцать? Чёрт с ним, хватит для моего плана. Я петлял между опорами строительных лесов, обрушивая на бегу пару досок, чтобы замедлить их, но не остановить. Нужно было, чтобы вся стая шла за мной, жадно, бездумно.

Котлован показался впереди — чёрная пасть глубиной метров в пять, с торчащими из дна железными прутьями и залитыми дождевой водой лужами. Отлично. Я специально замедлился, изображая усталость, и нырнул на край котлована, остановившись у самого обрыва.

— Ну? — выкрикнул я. — Чего ждёте? ОБЕД ПОДАН!

Первые трое рванули на меня. В последний момент я использовал «Адреналиновый рывок», но в этот раз, чтобы быстро обогнуть преследующую меня стаю и нанести один, тот самый важный удар! БИНГО! Никто из мутантов не успел среагировать, а я со всей силы засадил последнему пинком прямо под зад. Они падали, не крича — только с тупым, мясным звуком удара о дно. Ударная волна сделала своё дело!

Девять. Десять. Двенадцать тел уже барахтались внизу, но я не остановился — подзывал их жестами, орал, как безумный, чтобы последние в стае рванули на меня и разделили судьбу первых. Ещё мгновение — и весь котлован был забит ими, как гниющими мешками с мясом.

Теперь — финал. Занавес!

Я метнулся к бетономешалке, сдёрнул с рычага блокировку и изо всех сил толкнул её к краю. Машина заскрипела, колёса прокрутились на пыли, но она поехала. Я разогнал её и, когда передние колёса миновали край, дёрнул клапан сброса.

Серый, густой поток вырвался с тяжёлым, влажным звуком, и полетел вниз. Мутанты взвились в панике, некоторые пытались карабкаться по стенам, но цемент шёл сплошной массой, заливая, поглощая, замуровывая их в вязкий кокон. Их движения замедлялись, рёвы превращались в приглушённые бульки, пока, наконец, в котловане не осталось ничего, кроме серой, ровной поверхности, в которой кое-где пузырился ещё живой ужас.

Я стоял, опираясь на рычаг, и смотрел, как последние пузырьки исчезают.

[ПРОТИВНИКИ УСТРАНЕНЫ: 38]
[НОВЫЙ ПАССИВНЫЙ НАВЫК: «ИНСТИНКТ ВЫЖИВАЛЬЩИКА» — повышает восприятие угроз и позволяет быстрее находить тактические преимущества в окружении]

Я выдохнул, вытирая ладонью лицо. Внутри не было ни эйфории, ни торжества — только спокойная, вязкая уверенность. Система дала мне новый инструмент, а значит, теперь у меня больше шансов пережить следующую волну.

— Ладно, — пробормотал я, глядя на ровную, залитую поверхность внизу, — посмотрим, что ты придумаешь в следующий раз.

Я отошёл от края котлована, медленно, чувствуя, как мышцы в ногах дрожат от перенапряжения. Воздух был густым от пыли и цементной крошки, оседавшей на волосы, кожу, забивавшей дыхание. Пришлось пару раз откашляться, чтобы лёгкие снова начали работать в нормальном режиме.

Вокруг — тишина. Та самая, густая, как тёплый воск, в которой даже далёкие звуки города казались вырезанными из реальности. Я сел на обломок бетонной плиты, прислонился спиной к холодной арматурине и позволил себе просто… ничего не делать.

[ИНСТИНКТ ВЫЖИВАЛЬЩИКА: АКТИВИРОВАН]
Забавно, но с активацией нового навыка я прямо физически ощущал разницу. Вроде бы всё так же: та же стройка, те же кучи мусора, тот же котлован, но теперь мой мозг, как натренированный хищник, автоматически выстраивал схемы отхода, отмечал потенциальные укрытия, запоминал места, где можно найти оружие. Ненавязчиво. На уровне фона.

— Значит, «памятные места»… — пробормотал я, уставившись на ту точку, где когда-то была школьная площадка. — Моя школа — в небытие, «место памяти» залито цементом вместе с мутантами, а чекпоинта как не было, так и нет. Отлично. Просто прекрасно.

Я прокрутил в голове последние минуты боя. Количество. Динамика. Расположение. Всё указывало на одно: стаи становятся организованнее. Эти бывшие рабочие не просто ломились вперёд, они пытались прижать меня с флангов. Если так пойдёт дальше, к четвёртому или пятому чекпоинту я получу не разрозненные группы тупых тварей, а полноценные отряды с тактикой и распределением ролей.

И ещё… Лена. Пять чекпоинтов. Пять. Я только начал, а уже вляпался в мясорубку, где каждый шаг может стать последним. Если она права, и Система выбирает точки по эмоциональной насыщенности, значит, впереди меня ждут не просто схватки. Меня ждёт весь мой личный ад, собранный по кусочкам.

Я поднялся, бросил последний взгляд на котлован. Серое, ровное зеркало цемента отражало мутное небо. Не осталось ни звука, ни запаха, ни шевеления. Казалось, что всё кончено. Но я уже знал — в этой петле ничего не кончается по-настоящему.

— Ладно, — сказал я сам себе, поправляя ремень, — ищем следующее место. И, Система… — я посмотрел в сторону пустоты, где когда-то стояла школа, — а иди ты!

Я вышел со стройки, перешагнув через проржавевший забор, и на секунду мне даже показалось, что всё закончилось. Улица встретила меня привычным мертвенным безветрием, с выцветшими афишами на стенах и редкими машинами, припаркованными так, будто владельцы ушли за хлебом… и не вернулись уже несколько лет.

Сделал пару шагов — и замер.

Гул.
Но не тот, вязкий и нарастающий, который я уже ненавидел каждой клеткой. Этот был другим. Низким. Глухим. Он не просто вибрировал в костях — он отзывался где-то в животе, как голод, как предчувствие. А через секунду гул изменился, из него прорезался рык. Нечеловеческий. Протяжный, хриплый, будто рвущий само пространство впереди.

Я сжал в руке молоток, оставшийся после боя. Металл был холодным, рукоять влажной от пота. Сердце колотилось, но не от страха — от чего-то… другого.

И вдруг понял.

Это оно. Не место — зов. Что-то внутри кричало, направляло меня вперёд, будто каждая жилка в теле знала, куда нужно идти. Я почти видел эту точку — не глазами, а каким-то внутренним зрением, как если бы невидимая нить тянулась от меня прямо туда.

— Чекпоинт… — прошептал я.

Я сделал шаг в сторону звука. Рык повторился, теперь ближе, насыщеннее, с металлическим оттенком, словно хищник скрежетал клыками о сталь. И с каждым его эхом всё внутри меня твердило одно:

Там. Следующий чекпоинт ждёт именно там.

- Ладно, - пробормотал я, потерев виски. - Теперь об этом. Ты сказала, что находишься в петле год. Я же здесь - всего месяц. Но мы каким-то образом встретились. Это что, новый баг? Или сбой? И ещё... этот камень. Что это вообще было?

Лена чуть наклонила голову, её пальцы стучали по кружке с каким-то мерзким зелёным чаем. Потом она заговорила, не глядя на меня:

- Год назад. Была поздняя осень. Я ехала домой с работы. Всё было... плохо. Очень плохо. Ощущение, что всё трещит по швам. Уволили. Родители... ушли почти одновременно. Парень сбежал, оставив записку, что не готов к серьёзным отношениям. Было ощущение, что я растворяюсь. Что даже смерть - это уже не трагедия, а, скорее, способ сбросить давление. Я зажала педаль газа и направила машину в дерево. Видела, как оно приближается, как фары выхватывают его кору, как воздух становится плотным... И в этот момент, буквально за несколько секунд до удара, появилось уведомление. [Попытка 1: АКТИВИРОВАНА.]

Она замолчала. Я не перебивал

- Я выжила. Шатаясь, с рассечённым лбом, с пальцами, дрожащими так, будто по ним пустили ток, выбралась наружу. А дальше… всё пошло, как в бреду. Помню, как пешком добралась до дома. Тогда я не обратила на это внимания, но по пути не встретила ни одного человека. Приняла душ, хотела заснуть, но внутри было какое-то странно чувство, будто чей-то голос кричал: БЕГИ! Я не знала от кого, но ноги сами вели меня прочь из дома. Было ощущение, что всё вокруг меня меняется. Но не сразу. Медленно. Как будто кто-то разворачивал реальность, пласт за пластом.

Она вздохнула. Тихо, с паузой.

- Я пробежала несколько километров, пока силы окончательно не оставили меня. Впереди было кафе с вывеской «24/7». Мне нужно было место, чтобы отдохнуть, я зашла. На полу - труп женщины. Я сначала подумала, что она просто упала. А потом она зашевелилась. Неестественно, будто внутри неё двигалось что-то чужое. Я не могла отвести взгляд, тело оцепенело, даже закричать не получилось. Она встала, а потом резко бросилась на меня, а дальше… попытка 2… активирована…

Лена подняла взгляд. В глазах не было ни ужаса, ни отрешённости - только усталость, слепленная с памятью, словно засохшая кровь на бинтах.

- Потом пошли дни повторов, каждый раз я возвращалась в момент аварии. Я умирала. То от когтей мутантов, то от сущности, то из-за глупых ошибок. И каждый раз, до того, как смерть приходила, я слышала гул.

Я напрягся. Стоило только услышать про этот мерзкий гул, как внутри всё сжалось.

- Значит, она и за тобой охотится…

Лена кивнула.

- Да. Сначала гул был лёгкий, как гудение трансформатора. Едва уловимое. Он всегда появлялся за несколько минут до того, как появлялась... она. Или он. Или оно. Сущность. Ты не видишь её сразу. Сначала гул. Потом тень. Потом искажение. Воздух становится плотнее. Звук - вязким, как патока. Цвета - тускнеют.

Я прикрыл глаза. Пытаясь переварить всё это - нет, даже не переварить, а хотя бы выделить в мозге место, в котором этот новый пласт реальности может уместиться. Я вспомнил свой гул.

- Значит, - я медленно разлепил губы, - эта тварь… эта сущность. Она, как триггер?

Лена пожала плечами.

Я провёл рукой по лицу. Всё тело ныло - от информации, от перегрузки, от попытки собрать из этого пазла хоть какую-то чёткую картину. Но он упрямо складывался в абстрактное искусство…

И всё же, в этом была логика. Жестокая, чуждая человеческой, но логика. Если гул - сигнал, а сущность - средство возврата, то, может, мы действительно всего лишь переменные в алгоритме? А смерть - триггер?

- Лена, - медленно выдохнул я, - сколько раз ты умирала?

Она посмотрела в сторону. И ответила без пафоса. Просто тихо, почти шёпотом.

- Сейчас у меня 607 попытка…

- Подожди... - я приподнялся, осмотревшись вокруг. - То есть... получается, сущностей несколько?

Лена ответила не сразу - как будто взвешивала каждое слово, боясь, что знание само по себе может навлечь беду.

- Их... много, и они не одинаковые. Иногда - дым. Иногда - тень. Иногда... они принимают облик кого-то знакомого. Я видела одну в теле моей матери. Слышала, как она звала меня по имени.

- Но ты же… или мы… уничтожили одну из этих сущностей. И сразу после этого запустился Чекпоинт. - Я мотнул головой, оглядывая обстановку, словно ища подвоха среди висящих на кухне полотенец и полупустой кружки на столе. - Да и сейчас... мы просто сидим тут, на кухне. Вокруг обычные люди, за окном - солнце, и даже гул этот сраный, не слышен!

Лена молча смотрела на меня, будто взвешивая: насколько глубоко я вообще погрузился в это дерьмо, и есть ли смысл открывать мне следующую страницу.

- Чекпоинт - это всего лишь контрольная точка, - наконец сказала она, голосом ровным, почти нейтральным. - У тебя сейчас первый, да?

Я молча кивнул, чуть опустив голову. Первый. И уже ощущение, будто меня таскают по кругу, как дохлого кота по мокрому асфальту.

- У меня уже пятый, - спокойно продолжила она. - Не знаю, заметил ты или нет, но после каждого чекпоинта твари становятся сильнее.

- Не только заметил… но и прочувствовал всем телом, - пробормотал я, проводя пальцами по лице, недавно залитому кислотой. - Особенно их кислотный поцелуй. Местный способ обнимашек.

Лена даже не улыбнулась.

- До встречи с тобой я верила, что где-то есть финальная точка. Что стоит дойти до нужного чекпоинта, победить нужное количество сущностей, и система… отпустит. Освободит. Перезапустит. Или, чёрт побери, хотя бы объяснит, за что весь этот театр.

Она сделала паузу. В этот момент скрипнула труба под раковиной, словно подчеркивая напряжение.

- Но если ты… если ты появился здесь позже, чем я, но находишься всё ещё в первом цикле… Это ломает все мои представления. Всё, что я успела выстроить. Всё, что мне удалось выяснить. - Она встала, подошла к своему рюкзаку, расстегнула молнию и вытащила несколько камней. Они были размером с ладонь, тёмные, с трещинами, в которых медленно пульсировало мягкое синеватое свечение. - Эти штуки остаются после того, как ты уничтожаешь сущность. Я их собираю. Они… реагируют. На что-то. В основном - на мутантов. Начинают слегка вибрировать. Иногда - светятся.

Она положила один из камней на стол, и тот тихо задрожал, будто в нем билось сердце. Или что-то его имитировало.

- Когда я приближалась к больнице… они сбесились. Все сразу. - Она показала, как тряслись камни в её ладонях. - И тогда я поняла, что что-то происходит. Я пробралась внутрь. Осторожно. Тихо. Подозревая, что вот-вот всё схлопнется. И тогда я увидела тебя. Сначала подумала, что ты - просто новый элемент петли. Один из тех, кто, стоит мне приблизиться, начинает мутацию. Но… потом я увидела, как сущность охотится на тебя.

Я не знал, что ответить. Мысли в голове крутились, как ошалевшие осы, и каждая жалила в отдельное место. Но ничего не складывалось в полноценную картину. И всё это - на фоне реальности, которая с каждой попыткой становилась всё опасней…

И тут - гул.

Он ворвался в комнату, как сирена в морг - сперва тихий, вибрационный, почти неуловимый, как фон. Но уже через пару секунд стал ощущаться в костях, в зубах, в лёгких. Давление поднималось, словно в меня вживляли компрессор.

- Начинается, - коротко сказала Лена. Она уже застёгивала рюкзак и накидывала куртку. - Мне нужно бежать.

- Что?! - Я вскочил. - Но мы же справились в прошлый раз! Мы можем просто ещё раз всадить в эту хрень заряд!

- Не выйдет. Сейчас она слишком сильна. Ты сам видел, что происходит после чекпоинтов. Это прогрессия. Усиление. И если я останусь, не выдержу. Ни оружие, ни стены не помогут.

- Да, но я… как мне найти свой следующий чекпоинт?!

Она уже стояла у двери. Повернулась на ходу, тень от неё вытянулась вдоль пола, как клеймо.

- Памятные места! - крикнула она. - Места, которые значат для тебя больше, чем просто координаты! Где ты что-то потерял, что-то начал… или кого-то встретил. Они связаны с тобой. С твоей линией! Именно в них система оставляет точки фиксации!

Я сорвался с места, хотел броситься за ней, но гул… усилился. До предела. До состояния, когда ты не просто слышишь его - ты разрываешься от него изнутри. Голова зазвенела, глаза были готовы вылезти из орбит, из ушей потекла кровь. Я упал на пол, вцепившись в деревянный край стола, ногти впивались в его лак, а позвоночник выгнулся в дугу, как у человека, который испытывает на себе метаморфозу Чужого.

И в следующую секунду…

…всё исчезло.

[ПОПЫТКА 103: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 1]

Я вновь оказался здесь. Тот же коридор, та же серая плитка под ногами, облупленные стены с разводами сырости, знакомый запах пыли, йода и чего-то древнего, прелого, навсегда въевшегося в бетон - и всё это уже не вызывало паники или раздражения, только усталость. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА РАБОТУ! Снова…

Я не пошёл вперёд. Не рванул, не побежал спасать остатки своей жизни. Нет. Я просто… сел у стены, прижавшись к прохладной плитке затылком, будто в надежде, что температура бетона хоть как-то остудит пульсирующую за грудиной тревогу.

- Памятные места... - пробормотал я вполголоса, будто пытаясь вслух привязать слова к реальности, - места, которые имеют значение. Значение для меня.

Что это вообще может значить? Места силы? Психологической точки отсчёта? Или Система работает на основе эмоционального резонанса - как будто каждая вспышка чувств, каждый эпизод боли, радости, потери или отчаяния оставляет в мире что-то вроде следа. Как если бы ты прожёг дыру в плёнке - и теперь там можно зацепиться, вставить якорь, точку перезапуска.

Если это действительно так... тогда, может, Чекпоинты - это не награда за продвижение, не уровень в игре, не милость Системы. А просто побочный эффект твоего внутреннего надлома. Каждая сильная эмоция, каждый момент, в который ты действительно не знал, как жить дальше - мог оставить шрам, заметный только для неё, этой чертовой петли. Как гвоздь в дорожной резине: маленький, но фатальный. И именно туда она возвращает тебя, потому что только там ты по-настоящему... реальный?

Лена сказала, что у неё уже пять чекпоинтов. Пять таких мест. Пять моментов, где она была сломлена настолько, что сама реальность решила - здесь её можно зафиксировать.

Я попытался перебрать в памяти, какие места были значимы для меня. Не с точки зрения логики, не как «удобный пункт назначения», а эмоционально. Где я в последний раз кричал в пустоту? Где чувствовал, что всё кончено? Где умирал… и при этом оставался жив?

На ум сразу пришло одно место – площадка за школой. Именно там я впервые испытал… И тут я услышал шаги.

Не сразу - сначала был только глухой звук, как будто по кафельному полу тянули мешок с костями. Потом - ещё один. Второй. С другого конца.

Они шли неспешно, будто знали, что время - на их стороне, что их не интересует результат, потому что он уже предрешён. Один тянул за собой раздутую ногу, оставляя на плитке жирные следы, как будто сапожище был пропитан каким-то липким маслом. Второй держал голову неровно, под углом, словно шея у него была сломана, но это, похоже, никак не мешало ему двигаться - только придавало ещё более жуткий вид.

И всё бы ничего - я бы уже начал суетиться, перебирать варианты: бросок к ближайшей двери, манёвр через стойку медсестры, побег с заманиванием за угол и резкий контрудар... Но тут я заметил кое-что, что в корне изменило расклад.

Из уголков их пастей медленно, вязко тянулись тонкие струйки жёлто-зелёной слизи. Кислота. Та самая, что жгла мне лицо, ту самую, что оставляла чёрные кратеры на коже, та самая, от которой всё внутри сокращалось, потому что в прошлый раз я почувствовал, как умираю именно внутренне.

И вот тут, среди паники, разгорелся огонёк.

- Знаете, - пробормотал я себе под нос, медленно поднимаясь, - только сейчас вдруг вспомнил старое кино про ковбоев…

Я вышел в центр коридора, встал между ними, вытянул руки в стороны, медленно, театрально, будто был на съёмках вестерна, а не в цикличном аду. Мутанты приближались с разных сторон, и на секунду мне даже показалось, что они понимают, что я делаю. Или, может, просто реагируют на движение.

- Там, в финале, главный герой сделал один трюк. Простой, безумно простой… но смелый. И чёртовски точный, - я улыбнулся, чуть склонив голову, - Эй! Вы меня слышите, слюнявые ублюдки?

Пальцы сложились в форму пистолетов, я резко повёл руками в стороны, будто «стрелял» из воображаемого револьвера, и замер, держа воображаемую прицельную линию ровно по их уродливым мордам.

И они отреагировали.

Медленно, с неестественной синхронностью, их рты приоткрылись, как клапаны биологических орудий, обнажая зубы, покрытые слизью, и чёрную полость глотки. Я знал, что сейчас произойдёт - они плюнут, как в прошлый раз. В этот раз одновременно. Проблема в том, что я стоял точно между ними. Но это была не проблема. Это было решение.

В момент, когда их шеи рванулись вперёд, когда я уже почти видел, как под давлением воздух выталкивает ядовитую жижу, я оттолкнулся от пола и резко ушёл в сторону, прижавшись к стене. Звук шипения, вспышка, и вопль. Точнее - два. Один гортанный, вывернутый изнутри. Второй - срывающийся на визг.

Я оттолкнулся от стены, и на плитке передо мной корчились два тела. Полуобугленные, жадно дёргающие конечностями, будто сами не понимали, что случилось. Один пытался ползти, оставляя за собой длинный кроваво-кислотный след. Второй уже просто содрогался в предсмертных судорогах, грудная клетка у него лопнула - не выдержала нагрузки, слишком много повреждений, слишком быстро.

Спустя ещё несколько секунд - они затихли.

[ПРОТИВНИКИ УСТРАНЕНЫ: 9]
[Бонус к физической силе: +1%]
[Бонус к скорости реакций: +1.3%]

Я отряхнул ладони от пыли и осколков, подошёл к ближайшему мутанту. Его тело уже начинало тлеть. Я не стал брезговать - пнул его носком ботинка, проверяя на движение. Без реакции.

- Не только вы становитесь опасней, - гордо произнес я.

Я почувствовал, как внутри разливается знакомое ощущение - не эйфория и не гордость, а скорее устойчивая решимость. Мой организм запомнил этот бой, мышцы запомнили тайминг, а мозг превратил это в тактику. И в следующий раз я буду быстрее. Сильнее. Жёстче

- А теперь пора бы навестить свою старую школу!

— С тобой всё хорошо? — спросила она, немного смягчившись в голосе.

— А? Да! Да, всё супер. Просто… ну, пока не до конца понимаю, что, чёрт возьми, происходит, — пробормотал я, отводя взгляд, будто школьник, спалившийся на списывании. Глаза случайно упали на устройство, которое она держала в руках. Металлическое, футуристичное, с кабелями, катушками и чем-то, что напоминало привидение-уловитель из старого фильма. — Это что… это оно? — кивнул я на устройство. Потом спохватился. — Стоп, нет, всё не так! Сначала знакомство. Я Марк.

— Лена, — спокойно ответила она, опуская пушку на лавку.

Я внимательно смотрел на неё. Её кожа была чистой, без следов от инородных предметов, без кровоподтеков, глаза — ясные, движения — уверенные. Она не выглядела как человек, проваливший месячный курс ада, полного повторений, боли и лезвий, торчащих из груди. Она держалась… по-другому. И это настораживало…

— Слушай, — начал я осторожно, — ты первый человек, с которым я заговорил, и он после этого не попытался перегрызть мне глотку. Да и вообще, по твоему виду и по этой пушке… можно сказать, что ты довольно неплохо адаптировалась к этой... петле. Как ты дошла до уничтожения этой дымовой твари? Всего за месяц...

— Что ты сейчас сказал?! — её голос резко взвился, как стекло, ломающееся на холоде. Она метнулась ко мне.

— Эм... комплимент твоей находчивости?

— МЕСЯЦ?!

— Ну, да. Примерно месяц, судя по моим подсчётам. Я, конечно, не швейцарские часы, но примерно считать умею… Что не так?

— Нет... Нет... НЕТ! — Лена резко отвернулась и начала судорожно рыться в рюкзаке. — Этого не может быть...

— Эй! Да что с тобой?! Что происходит?

Она вытащила из сумки странный камень — будто кусок обсидиана с трещинами, светящимися тусклым синим светом. Протянула ко мне:

— Руку. Быстро. Просто… дай руку!

Я медленно протянул ладонь — уже не столько настороженно, сколько просто охренев от происходящего. Она положила камень на мою ладонь, и тот тут же мигнул ярче… а потом потускнел. Лена выронила его, как обожжённую спираль, и отступила на шаг.

— Нет... Это невозможно...

— ДА МОЖЕТ УЖЕ КТО-ТО ОБЪЯСНИТ МНЕ, ЧТО ПРОИСХОДИТ?!

Она смотрела на меня, будто впервые увидела нечто невозможное. Голос стал хриплым:

— Девяносто девятая попытка... Ты и правда здесь всего месяц...

— Ну я же сразу сказал. В чём проблема?

— Я тут уже год...

Я замер. Мир вокруг, казалось, чуть… чуть… Ладно, помните сцену из «Сияния», где Джек Николсон выламывает ту самую дверь с чертовски сияющей улыбкой? Вот, сейчас жизнь… сделала со мной тоже самое… Но не успел я в достаточной мере насладиться полным ахуеванием, как пришёл он — гул. Гул, но в этот раз он был раз в сто сильнее!

Я рухнул на колени, прижав руки к вискам, из ушей заструилась кровь. Лена подскочила ко мне, кричала что-то, но слова искажались, будто она говорила через какой-то барьер.

— КОГДА ОЧНЕШЬСЯ, ИДИ ПО ЭТОМУ АДРЕСУ!

Все вокруг начинает трястись. она суёт мне в руки бумажку. Я вижу улицу, дом, квартиру. Уверен, это нечто важное. Я киваю, хоть уже практически ничего не понимаю.

Голова будто разламывается изнутри, а потом — вспышка боли. Сердце пронзает сталь. Я смотрю вниз — нож, аккуратно, точно. Я поднимаю глаза — Лена отряхивает клинок о штанину и, не оборачиваясь, уходит по коридору, растворяясь в мелькающем свету.

[Попытка 100: АКТИВИРОВАНА]

[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 1]

Сознание возвращается медленно. Руки дрожат, перед глазами все тускло, но зрение постепенно восстанавливается, пропуская в череп тусклый, мигающий свет коридорной лампы — да, той самой, что висит над дверью моего кабинета, с чуть обуглённым плафоном и грязным следом насекомого внутри. Я лежу на холодной плитке, слышу, как капает вода вдалеке, ощущаю, как под лопатками — ноющая боль, под кожей — знакомое напряжение, а в груди, несмотря на всё, возникает чувство… облегчения…

Я медленно поднимаюсь, сгибая тело, будто боюсь, что оно всё ещё может рассыпаться на куски. И только осознав до конца, где нахожусь, позволил себе короткий, сухой смешок, в котором было больше изнеможения, чем веселья.

— Чёрт, я даже буду скучать по тому таксисту, — выдыхаю я, качнувшись в сторону стены. — Чекпоинт…

Слово звучит в пустом коридоре почти торжественно, будто имя старого друга, которого не видел тысячу лет. Я опускаю взгляд на свои руки — кожа целая, кости не торчат, да и ножа в горле не ощущаю... Говорю уже тише, почти с благоговением:

— Точка сохранения… как в видеоиграх. Дошёл, зафиксировался, получил безопасное место возрождения. Ну что же… не так уж и плохо, как для мира, где тебе регулярно вскрывают глотку.

Перед глазами, как по команде, возникает знакомое полупрозрачное окно HUD — с лёгким мерцанием, которое, чёрт возьми, даже радует глаз:

[СОХРАНЁННЫЕ НАВЫКИ]:
«Рефлексы Хищника»
«Крепкие кости»

— Ещё и навыки остались… — ухмыляюсь я, стряхивая с плеч пыль. — Ладно… даже в бочке дерьма иногда попадается ложка мёда. Главное в это верить…

Снова в голове всплывает лицо блондинки — Лена, её крик, бумажка с адресом, и… нож. Прямо в сердце. Я хмыкаю, прикладывая ладонь к груди, где всё ещё ощущается фантомная боль.

— Остался один вопрос, главный, чёрт побери, вопрос: КАКОГО ХРЕНА ОНА МНЕ НОЖ В СЕРДЦЕ ВСАДИЛА?! — бросаю в пустоту. — Что, понятие "разбитое сердце" теперь буквальное? Весело, мать твою.

Но веселье быстро испаряется — с первой волной гула. Низкий, резонирующий, от которого мелкие мышцы дрожат сами по себе. Я резко поднимаю голову. Он… не один. Гул идёт сразу с двух сторон, и в этом ощущается что-то абсолютно неправильное, как будто мир откололся от своей логики и начал строить новую, более злобную версию.

— Не-не-не, — бормочу я и уже бегу к лестнице. — Всё же так хорошо начиналось! Адрес… точно, адрес!

В голове всплывает бумажка — улица, дом, квартира. Да этого места не так далеко. Отлично, теперь это мой единственный внятный план на ближайшие десять минут жизни.

— Повезло, что я когда-то подрабатывал фельдшером, — выдыхаю я, перепрыгивая через две ступеньки. — Почти все улицы в городе знаю, на парковке должны быть машины скорой… осталось найти чёртовы ключи.

Влетаю на первый этаж, впрыгиваю в комнату отдыха персонала, не тратя ни секунды на проверку — просто с плеча врезаюсь в дверь, которая с грохотом отлетает, ударяется о стену и замирает в полуоткрытом положении. Внутри — типичный разгром: столы опрокинуты, диван разодран, термос с кофе на полу, стены в разводах крови и грязи. Ни души. Лишь тишина, такая густая, что кажется — вот-вот задушит.

Я кидаюсь к столу, пригибаюсь, заглядываю под него, шарю руками — и вот она, связка! Белый брелок с выцветшими цифрами: 03–125. Есть контакт. Протягиваю руку, чтобы схватить её…

И тогда — он.

Позади — глухой рык. Не просто звук — вибрация, проникающая под кожу. Я резко разворачиваюсь, но уже поздно: фигура в рваном врачебном халате — высокая, иссохшая, с торчащими суставами, и лицом, которое перестало быть человеческим. Половина черепа расколота, как гнилое яблоко, а изо рта — длинные потоки зеленоватой слизи, густой, вонючей, капающей на пол и с шипением разъедающей линолеум, оставляя в нём чёрные, курящиеся дыры.

Он прыгает — рывок, и я падаю вместе с ним, выставляя руку и стараясь удержать его морду на расстоянии от моей шеи. Локтем пытаюсь его оттолкнуть, но силы неравны: он наваливается всем телом, выдавливая воздух из лёгких, рвёт когтями одежду, рычит, а я уже лихорадочно шарю свободной рукой в поисках ножа, своего ножа, моего спасения… но вместо холодной рукояти — пусто.

— ДА ТЫ ИЗДЕВАЕШЬСЯ?! — ору я, в ярости и отчаянии. — Она забрала мой нож!

Мутант снова открывает пасть. Она разъезжается шире, чем должна, как будто челюсть вывихнулась, а внутри — жёлто-зелёный пузырь, пульсирующий, дрожащий, будто он живой. Он плюёт. Прямо в лицо.

Жидкость касается кожи, и я тут же ощущаю, как пламя — настоящее, раскалённое — вспыхивает на щеке, на шее, на предплечье. Кислота. Кожа трещит, разрушается, боль — такая, что я не могу даже закричать. Мутант опускает голову, и в следующий миг его зубы вгрызаются в мою глотку. Всё кончается в хрипе, в сдавленном, булькающем звуке, в последней вспышке ослепительного ужаса.

[ПОПЫТКА 101: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 1]

Ночь, улица, фонарь, аптека? Нет. Хер там плавал. Коридор, боль, ненависть и плафон с мухой Всё тот же. Я вскакиваю, как только сознание окончательно возвращается ко мне, и, не задумываясь, со всей дури бью кулаком в стену. Хруст костяшек, но перелома нет.

— Сука… — выдыхаю я, тяжело, со скрипом в горле. — Не знаю, где найду силы, чтобы при следующей встрече с этой милой блондиночкой не проломить ей голову об кафель. Хотя... это сейчас даже не самая большая проблема. Эти ублюдки... они изменились. Стали сильнее. Быстрее. Злее. Прямо с того момента, как я достиг чекпоинта. Раньше я мог раскидать троих, не особо запыхавшись, но этот — он превосходил их всех. И ещё эта проклятая кислота...

Я закусываю губу, чувствуя, как на языке вкус крови — хоть какая-то постоянная в этой долбаной реальности.

— Ладно. Дубль два. Вернее… сто первый.

Не тратя время на раздумья, бегу вниз. Но не как в прошлый раз. Сейчас я — не истероид в панике, а существо, загнанное, но знающее, как откусить руку охотнику. На стене — красный, тяжёлый, как кирпич, огнетушитель. Хватаю его. Металл холодит ладони, вес — приятный, внушительный. Ощущается, как оружие. Как шанс.

Спускаюсь, врываюсь в комнату персонала, но на этот раз не бегу к столу. Я прижимаюсь к стене рядом с дверным проёмом. Затаился. Жду. Слышу, как где-то вдалеке капает вода, как жалобно пищит неисправный потолочный светильник, как в коридоре, с тяжёлым эхом, начинают звучать шаги.

— В прошлый раз я был увлечён поисками… — шепчу себе, пальцы крепче сжимаются на рукояти огнетушителя. — А сейчас... сейчас я увлечён только твоей смертью, мразь.

Морда показывается первой. Всё та же — провал вместо половины головы, долбаенное, гнилое яблоко, зелёная дрянь, капающая с нижней челюсти. Я не жду. Вылетаю с воплем:

— СДОХНИ, СУКА! НИКОГДА НЕ ЛЮБИЛ АЙФОНЫ!

Прикладываю огнетушитель ему прямиком в лицо. С глухим чавкающим звуком верхняя часть черепа отлетает в сторону, как крышка консервной банки, и мутант падает, но... из обрубленной шеи, словно из фонтана, вырывается струя кислотной слизи, густой, плотной, как слайм для рук. Она бьёт мне прямо в грудь и плечо, прожигает плоть до мышц. Боль такая, что голос просто отключается — горло сжалось, словно в петле, а тело горит.

Пятясь назад, я спотыкаюсь, падаю, и мой висок с хрустом встречается с углом перевёрнутого стола. Мир темнеет.

[ПОПЫТКА 102: АКТИВИРОВАНА]
[ЛОКАЦИЯ: Чекпоинт 1]

Я открываю глаза, тяжело дыша. Кровь стучит в ушах, мышцы гудят, и вся суть бытия сводится к одному простому выводу:

— Меняем тактику… Насилие? НАХУЙ. Только пацифизм.

Через минуту я уже снова на первом этаже. На этот раз я не крадусь, не останавливаюсь, не слушаю. Влетаю в дверь комнаты персонала с ноги, вырываю её с петлями, хватаю ключи — брелок, номер, вот он — и, не теряя ни секунды, прыгаю к окну, разбиваю стекло локтем. Легкие порезы? ПЛЕВАТЬ! Я на улице!

Холодный воздух бьёт в лицо, пахнет гарью, железом, чем-то мерзким, что впиталось в асфальт. Я бегу, цепляясь за капот ближайшей машины, нажимаю брелок — пищит старая «газелька» с красным крестом. Идеально. Завожу, двигатель ревёт, коробка передач сопротивляется, как старый ослик, но врубает нужную скорость. Я давлю газ в пол и сношу двух тварей на выезде. Их тела разлетаются, как мешки с мусором, вместе с частью ворот.

[ПРОТИВНИКИ УСТРАНЕНЫ: 9]

— Ну, формально… Я всё ещё пацифист. Их убил отечественный автопром. А я так... посредник.

Дорога уводит меня прочь от больничного комплекса. Сперва — пусто. Ни людей, ни машин, ни движения. Но по мере того, как километры остаются позади, и я приближаюсь к нужному адресу, всё начинает меняться. Светофоры работают. Люди идут по тротуарам. Магазины открыты. Кто-то курит у подъезда, смеётся, разговаривает по телефону. Абсолютная... нормальность.

Я цепенею, сжав руль так, будто он — последний якорь в реальности.

— Как это, блядь, возможно? — выдыхаю я.

И тут меня понесло с философию…

Временные петли, теории суперпозиции, многоуровневые реальности — всё это звучало как чушь или способ скоротать время в комнате раздумий, пока не оказался внутри одной из них. Но если моя смерть действительно возвращает меня к фиксированной точке, значит, этот мир функционирует по своим, строго заданным законам. Локальные ячейки — как зоны в видеоиграх, каждая из которых синхронизирована с событием, триггером, взаимодействием. Возможно, сама петля — это не вся реальность, а только определённая её часть. Патч, впаянный в матрицу пространства-времени. А всё остальное… всё остальное идёт дальше. Продолжается. И если это правда, то тогда я… не в мире, а внутри его фрагмента. Специфической, зацикленной симуляции. Город живёт — вне петли. А я… я сижу в её сердце. Блуждаю по венам. Но почему? Почему именно я?

Может быть, это не просто петля, а изолированный слой в системе, где «проверка» идёт отдельно от основного потока. Как тестовое пространство. Как… антивирусная зона. Где ошибки и «аномалии» — вроде меня — проходят испытание. Я, словно переменная, которую система пытается вычислить, подогнать под правильный ответ. Но… я не поддаюсь. Я живу. Я сопротивляюсь. И, похоже, это нарушает баланс.

Или, может, всё ещё хуже. Может, петля — это результат, а не причина. Возможно, я уже умер, но система, отчаянно пытаясь стабилизировать контур, запускает симуляцию снова и снова, пока не добьётся «идеального» исхода.

Я смотрю на проезжающих мимо людей. Они улыбаются, ругаются, живут. И, судя по всему, ни одна из их реалий не потревожена зомби, кислотой, сущностями в тумане.

— Всегда подозревал, что моя жизнь — баг. Как еще можно объяснить мою зарплату?

Я сжимаю руль крепче.

Её слова не выходили из головы. «Год». Один. Целый. Гребаный. Год. Как такое возможно? Я здесь месяц. Ну, может, чуть больше. Да, дни сливаются, особенно когда они заканчиваются ножом в груди, перегрызенной глоткой, и прочими прелестями средневековой любви, но всё равно — не год. Не могу представить, что со мной было бы за год… Мозг и так уже отказывается воспринимать смерть как нечто финальное.

И вот она. Лена. Не с обгрызенными ногтями. Не в обносках, не в шоке. Уверенная, спокойная. С каким-то артефактом в рюкзаке и оружием, будто собранным в подвале Илона Маска. И с истерикой в голосе, когда услышала слово «месяц».

Что, если… наш цикл — не один? Что, если таких, как я, — десятки, сотни? Каждый заперт в своей линии, как файл в папке, но мы… иногда касаемся друг друга. Пересекаемся. Она прошла свои сотни попыток — а я свои девяносто девять. Вопрос не в том, сколько времени прошло. А в том, где оно прошло. У неё свой маршрут, своя структура времени, своя реальность. Может, мы оба во временных пузырях, вращающихся вокруг точки разлома.

Год для неё — месяц для меня. Или… она вышла из цикла? Оказалась за его пределами и теперь видит всё снаружи, как оператор наблюдения за крысами в лабиринте.

Ещё вариант. Жуткий. Возможно, я — не первый Марк. Не второй. Я — сто первый. Или тысячный. И всё, что вижу сейчас, — лишь новый виток спирали, где Лена уже знает ответы, а я снова задаю те же самые вопросы.

Я смотрю вперёд, на дорогу. Машина трясётся на ухабах, а город за окном — всё такой же. Вроде живой, но будто… не тот. Как копия фотографии, переснятая сто раз подряд.

Я приближаюсь к месту, куда она хотела, чтобы я пришёл. И, чёрт побери, если после всего этого там окажется секта любителей астрологии, я просто сожгу эту квартиру к херам.

Торможу. Передо мной обычный двор. Даже чересчур обычный. Подозрительно нормальный. Детская площадка, пара качелей, песочница, в которой копошатся дети, визжа и споря о какой-то ерунде. Два деда на лавке — один в майке с надписью: «Сочи 2003», второй — с лицом, как у карпа, глушат тёплое пиво из бутылок и обсуждают погоду или политику. Жизнь. Реальная. Как будто всё, что было до этого — просто бред. Сон. Больничный кошмар на фоне передозировки снотворного.

Я выхожу из машины. Воздух тёплый, душный. Где-то пахнет жареным луком и пылью. Из-под сиденья я вытаскиваю молоток — тяжёлый, ржавый по краям. Мелочь, но всё лучше, чем идти с голыми руками. Особенно в квартире, где обитает милая блондинка, умеющая убивать одним ударом…

Пара шагов — и я у подъезда. Дверь не заперта, щёлкает замок, но механизм давно раздолбан. Внутри пахнет сыростью, краской и куревом. Панель звонков изрисована — «Зина шлюха», «Макс — лох», «Руки прочь от моей мамки» — как обычно. Всё привычно. До жути.

Лифт, конечно, не работает. Я поднимаюсь по лестнице, осторожно, как будто каждое движение может активировать ловушку. Прячу молоток за спиной. Навстречу с грохотом выбегают несколько пацанов лет десяти, один с мячом, второй орёт что-то про "не считается, был от штанги", третий чуть не врезается в меня. Я пропускаю их молча, глядя им в спины. Нормальность или ещё один слой фальши.

Я поднимаюсь на восьмой этаж. В коридоре — приглушённый свет, стены покрашены в зелёный и белый, кое-где облупившиеся. Пахнет как-то слишком… по-домашнему. Как будто здесь не происходило ничего страшного. Ни убийств. Ни кислотных душей. Ни сущностей, вылезающих из стен.

— Квартира 269… — шепчу я, останавливаясь перед нужной дверью.

Молоток в руке, холодный, тяжёлый. Я медленно приближаюсь, прислоняю ухо к дереву, стараясь уловить хоть малейший звук. Ничего. Пустота.

Щелчок.

Ручка поворачивается, как будто сама по себе, и дверь передо мной медленно приоткрывается. Свет из коридора на мгновение ослепляет, и тут я вижу её лицо. Лена. Та самая, которая вытянула меня из пасти сущности… и воткнула мне нож в сердце. Спокойная. Уверенная. Даже не удивлённая. В её руках — два ножа. Один с узким, чуть изогнутым лезвием, другой — с массивным, коротким клинком, больше похожим на охотничий.

И вот что она говорит, даже не моргнув:

— Каким из них я тебя убила?