Таверна "На краю вселенной"

Кристалл взорвался. Мир рассыпался на осколки, и Демон рухнул в лабиринт зеркал. В каждом отражении — он, но разный. В одном — чудовище с клыками, в другом — человек с пустыми глазницами, в третьем — ребёнок, сжимающий окровавленный нож. Зеркала сдвигались, зажимая его в ловушку.

— Выбери себя, — загремели отражения хором. — Или мы выберем за тебя.

Демон ударил кулаком в ближайшее зеркало. Треск. Кровь. Из разбитого стекла вырвалась тень и вцепилась ему в горло.

— Ты боишься правды, — прошипела она его же голосом. — Что, если «Гештальт» — это не враг? Что, если он — единственный способ удержать мир от распада?

Внезапно зеркала задрожали. Через трещины хлынула смола, сковывая ноги. Лиса материализовалась в центре лабиринта, её маска треснула, обнажив лицо — точную копию его собственного.

— Время кончилось, — она подняла руку, и смола взметнулась, обвивая Демона. — Стань частью целого.

Его тень застонала, рванулась вперёд, но смола уже покрывала грудь, шею, подбородок. И тогда Демон вдохнул. Чёрное пламя вырвалось изнутри, поглощая смолу, зеркала, саму Лису. Её крик слился с рёвом огня.

— Ты уничтожишь всё! — успела выкрикнуть она, рассыпаясь в пепел.

Огонь погас. Демон стоял среди руин лабиринта, его тень колыхалась, как живой плащ. В руке он сжимал осколок маски Лисы, который медленно превращался в песок.

— Теперь ты носитель, — произнёс Безликий, и в его голосе впервые прозвучал страх. — Вирус в твоей крови. Ты станешь новым Гештальтом или его могилой.

Демон взглянул в небо, где вместо звёзд мерцали тысячи таких же кристаллов, как его уничтоженный. Где-то там — другие носители. Другие пешки.

— Нет, — он разжал ладонь, и песок унёс ветер. — Я старюсь огнём.

Он шагнул вперёд, и пространство разорвалось, открывая портал в город, погребённый под пеплом. Его тень, больше не молчаливая, зашептала первое предсказание:

— Они уже ждут. И среди них — тот, кто знает твоё настоящее имя.

Гудок поезда оглушил станцию. Вагон «Мосметростроя», подъезжавший к платформе, скрипел будто кости старика. За мутными окнами мелькали силуэты — 23 человека, застывших в одном положении, как манекены. Их руки были прижаты к стеклам, оставляя жирные отпечатки.

— Они не люди, — Сорокин схватил его за предплечье, и Волков почувствовал, как спираль на их шрамах синхронно заныла. — Это коконы. ОНО не зло, Волков. ОНО — голод, ищущий форму. Вплело их в ткань времени, чтобы прорваться в ваш век. Он одернул рукав, скрывая черные прожилки, ползущие к локтю.

Тоннель, 1956 год

Они шли вдоль рельсов, обходя рабочих с кирками, чьи лица сливались в серое пятно, если присмотреться. Волков наступил на лужу, но вместо воды под ботинком хлюпнула теплая слизь.

— Здесь время — не линия, — Сорокин вытер со лба черную жидкость, сочившуюся вместо пота. — Это паутина. А мы — мухи. Он споткнулся, и на секунду его тень на стене превратилась в клубок щупалец.

На стене тоннеля пульсировала спираль. В её центре клубилась масса, напоминающая сгусток волос, проволоки и жил. Сорокин достал револьвер:

— Компас может разорвать узор, но нужен выстрел изнутри аномалии. Серебро в пулях — не металл. Это застывшая временная петля. Он протянул оружие. На рукояти виднелась гравировка: «М. Волков, 1942».

Грохот. Щупальца, похожие на сплющенные вагоны метро, вырвались из спирали. Рабочий рядом взвыл — его рука скрутилась в проволочный жгут, обнажая кости, похожие на пружины. Волков почувствовал, как его собственный шрам начал жечь, словно раскаленная игла.

— Беги! — Сорокин толкнул его к вагону, и Волков заметил, как пальто на спине мужчины порвалось, обнажив ребра-спирали. Из-под кожи торчали медные провода, как жилы робота.

Вагон-призрак

Внутри пахло ржавчиной и миндалем — запахом цианида. Пассажиры сидели, уставившись в одну точку. Их груди вздымались в такт пульсации света, будто они дышали временем. На полу валялись газеты с датой «17 октября 1956», но буквы расползались, как мокрые чернила.

— Выстрели в узел, пока ОНО не… — Сорокин замолчал. Его зрачки сузились в вертикальные щели, как у змеи. Голос стал глухим, будто доносился из глубин тоннеля.

— Ты уже часть ЭТОГО, — Волков навел пистолет. Стрелка компаса показывала на его собственный шрам. В ушах зазвенело, как будто кто-то кричал на частоте за гранью слуха.

— Да. И единственный способ остановить меня — дать ОНО то чего оно хочет. Нового носителя. Он ухмыльнулся, и зубы у него оказались острыми, как у крысы.

Выстрел. Серебряный след пули разрезал спираль, но черная масса ринулась к Волкову, обвивая шрам. Боль пронзила тело — не физическую, а как будто кто-то вырывал из него воспоминания. Сорокин, рассыпаясь в пепел, прошипел:

— Теперь ты — Узел. Найди то, что украл твой дед… Его последние слова слились с гудком поезда.

Возвращение

— Добро пожаловать в 2023, — голос Лазаря звучал как наложение тысячи шепотов из вагона-призрака. Экран голопроектора мигнул, и Волков увидел в нем свое отражение — глаза светились багровым.

По рации кричала Петрова:

— Алексей! Образцы они двигаются к твоему местоположению. Как стая! На заднем фоне послышался лязг металла.

Волков поднял треснувший компас. Стрелка, содрогаясь, замерла на дате: «17 октября 1956». Его шрам теперь повторял спираль Сорокина. Под кожей что-то шевелилось. Где-то в тоннеле прозвучал гудок — точно такой же, как в 1956-м. Стены вокруг начали медленно скручиваться, как бумага в огне.

— Что с остальными? — спросил Константин, пятясь к люку.

— Они… внизу. — Петров дёрнулся, и из его рта вырвалась струя чёрной жидкости. — Оно впитывает нас… как губка. Ты… последний…

Константин рванул рукоять люка. Ржавчина впилась в ладонь, но створка не поддавалась.

— Помоги! — крикнул он.

Петров замер, потом резко выпрямился. Его пальцы с хрустом впились в бетон, оставляя борозды.

— Не… могу… — простонал он. — Беги… через ангар…

Субстанция под ногами Константина вздыбилась. Он отпрыгнул, едва избежав щупальца, вырвавшегося из трещины. Ангар — там был аварийный выход. Но путь вниз вёл через лабораторию, где «оно» уже хозяйничало.

— Почему ты ещё жив? — Константин прижался спиной к трубе, ощущая, как металл леденит кожу сквозь рубашку.

— Свет… — Петров указал на фонарь на своём поясе. — Бьёт током… отпугивает…

Константин выхватил фонарь из дрожащих рук лаборанта. Нажал кнопку — луч света рассек тьму, и субстанция отпрянула, зашипев, как масло на сковороде.

— Бежим! — крикнул он, но Петров уже падал вниз, его тело обволакивали чёрные нити.

Спуск в лабораторию оказался кошмаром. Воздух был густым от сладковато-гнилостного запаха. Стены шевелились, покрытые блестящей плёнкой. Константин прижимал фонарь к груди, луч дрожал, отмечая путь. На втором этаже он споткнулся о что-то мягкое — тело в белом халате. Лицо было неузнаваемо, словно его вывернули наизнанку.

— 02:15 — прошептал он, глядя на часы. 45 минут до рассвета. До того, как заражённая вода хлынет в московский водопровод.

Вдруг стена перед ним взорвалась. Чёрная волна хлынула в коридор. Константин прыгнул в боковой проход, прижав фонарь к щупальцу, тянущемуся к его ноге. Субстанция взвыла, отползая, но за углом уже слышалось бульканье — ещё одна волна.

— Через хранилище! — мелькнула мысль. Там были баллоны с азотом. Может, холод остановит это?

Он ворвался в комнату, захлопнув дверь. Щупальца бились в металл, оставляя вмятины. Константин схватил баллон, сорвал клапан. Белый газ с рёвом вырвался наружу, и субстанция замрёзла на мгновение, покрываясь инеем.

— Работает — он побежал дальше, но пол под ним прогнулся. Трещина. Из неё выползли десятки чёрных нитей, обвивая его лодыжки.

Фонарь выпал из руки, свет погас.

— Нет! — Константин вцепился в край пролома, чувствуя, как щупальца жгут кожу сквозь брюки.

И тут где-то внизу грохнул взрыв. Стены содрогнулись, и в разлом ворвался луч прожектора.

— Константин! — крикнул голос снизу. — Прыгай!

Он не видел, куда. Но прыгнул.

На земле его поймали чьи-то руки. Солдат в противогазе, с нашивкой «Гранит-1», тащил его к БТРу, изрыгающему огонь из пулемёта.

— Вы… вовремя… — пробормотал Константин.

— Не совсем, — солдат указал на восток.

На горизонте, сквозь дым, пробивались первые лучи солнца. А вместе с ними — чёрные струи, ползущие к реке.

— Она не сосуд, — прошептал он, но капсула вдруг завибрировала, и сквозь стекло прорвался звук — будто тысяча шёпотов слились в рычание.

— Она уже мост, — Макаров прикоснулся к капсуле, и стекло покрылось инеем. — Семена проросли. Артефакт — не ключ. Это якорь, который держит врата приоткрытыми. И если ты активируешь его…

Гудение перешло в вой. Из динамиков на потолке вырвалась сирена, а по стенам поползли трещины, словно невидимый великан сжимал бункер в кулаке.

— …врата захлопнутся. Но цепь разорвётся только там, где началась, — Макаров повернулся, и Сергей увидел, как сквозь его грудь просвечивает стальная балка — призрак травмы из другого времени. — В её сердце. И в твоём.

Сергей почувствовал, как артефакт пульсирует в такт его сердцебиению. Надпись «Феникс» на поверхности замигала красным — точь-в-точь как в тот день, когда сканер в лаборатории выдал 99,8% совпадения с его ДНК. «Резонансный проводник», — сказала тогда Морозова, и в её глазах мелькнул страх.

— Нет, — Макаров вдруг схватил его за запястье. Хватка была ледяной. — Ты не понял. Это не жертва. Это стирание. Как я стёр Лену. Как она… — Он замолчал, и на секунду в его глазах вспыхнуло что-то человеческое — боль, глубже любой физической раны.

Где-то снизу, сквозь толщу бетона, донёсся рёв. Звук от которого заложило уши — будто само пространство рвали на куски. Сергей взглянул на капсулу. Синие прожилки на руках Морозовой теперь светились, а её губы шевелились, повторяя беззвучно: «Прости».

— Я готов, — сказал он, но это была ложь. Готовности не было — только ярость к тем, кто обрек их на этот выбор. Его палец нажал на центральный кристалл артефакта.

Мир взорвался белизной. Последнее, что он услышал — не рёв портала, а смех. Тонкий, серебристый, как у ребёнка. Или это плакала Морозова?

— Здесь, — Лена остановилась у двери с потускневшей табличкой «Архив. Доступ по пропускам уровня 3». — Если мы правы, то доказательства должны быть...

Её голос сорвался, когда дверь со скрипом поддалась. Внутри пахло озоном и старыми микроплёнками. На столе в центре комнаты лежала папка с пометкой «Эксперимент Δ-12. Совершенно секретно».

В глазах Демона вспыхнуло пламя. Ясность накрыла волной: уничтожить Лису, разорвать «Гештальт» — не выход. Спасение мира начиналось с него самого.

Он поднял руку, и пространство содрогнулось, затрещав, как тонкий лёд. Тень зашевелилась, а сознание разрывалось на осколки. Но теперь это не было болью — только освобождением. Не выбирать, а объединить. Шаг вперёд — и вселенная сжалась. Звёзды, вспышки света, абстрактные формы — всё впиталось в него. Демон протянул руку, и тень стала плотью, продолжением его воли.

— Ты готов? — спросил Безликий, и его слова обволакивали разум, как туман.

— Да, — ответил Демон, не колеблясь.

Тень слилась с ним, как две реки в океане. Тишина. Боль, страх, сомнения — всё это осталось позади. Теперь его выбор касался лишь одного: принять тьму внутри.

Он шагнул в бездну. Исчезло всё — кроме тени. Демон стоял в эпицентре пустоты, лицом к лицу с собственной сущностью. Впервые за века — не бежал.

— Лаборатория ждёт, — тихо произнёс Смирнов, потянувшись к телу.

— Не трогай! — крикнул Волков, бросившись вперёд, но уже было поздно.

Прикосновение пальца лейтенанта к смоле вызвало странное замедление времени: мир будто застывал на мгновение, а затем Смирнов заорал не своим голосом, а как будто сотней голосов одновременно. Его тень оторвалась от пола медленно, но неумолимо обвилась вокруг тела, словно живая, и оно обрушилось, как тряпичная кукла. Тень, оставляя за собой тонкие чёрные капли, начала медленно ползти по стене.

Пауза в которой на фоне слышался лишь собственный пульс Волкова, сменялась холодным приказом:

— Лазарь, инициируй карантин.

Волков выхватил пистолет с серебряным стволом — реликвию доставшуюся ему от деда, и приготовился к дальнейшим действиям.

— Система заблокирована, — вновь заговорил ИИ, но теперь голос его был менее механичным и больше напоминал древнюю заповедь: «И тьма воцарится в сосудах»

На стене за спиной капитана постепенно проступили фосфоресцирующие буквы:

«Сорокин ждёт у вагона-призрака. Он знает, как разорвать спираль».

Офис "Сферы-13", архивный отдел, 11:03

Доктор Петрова внимательно изучала рентгеновский снимок. Линии, напоминающие микроскопические спирали, были видны на костях пропавших диггеров, как если бы их ДНК превратилась в извилистую проволоку.

— Боже — прошептала она, приближая лупу к изображению. Спирали казалось двигались, будто стремясь передать послание из прошлого.

На столе вдруг зазвонил телефон. Экран уведомил:

«Объект Сорокин А.И. обнаружен. Координаты: станция "Лубянка", платформа №3».

Дата съёмки — сегодня, 10:29. На фотографии в час пик толпа людей, но среди них выделялся худощавый мужчина в пальто-реглане. Лицо было слегка размыто, однако на ладони отчётливо виднелся шрам-спираль, символ, который, по легенде, принадлежал самому Сорокину, погибшему в 1956 году.

Тоннель

В другом конце служебного коридора Волков отступал, выстреливая серебряными пулями в движущуюся тень. Тень, будто живое существо, шипела, распадаясь на чёрные нити, но тут же собиралась воедино.

— Лазарь, дай инструкции, как уничтожить эту сущность! — отчаянно кричал он.

— Анализ дневника Сорокина завершён. Образец реагирует на страх. Рекомендую подачу высокочастотного сигнала, — спокойно отвечал ИИ.

— Говори яснее!

— Включите компас!

В ответ медный диск компаса зажёгся, и стрелка завихрилась, издавая визг от которого начали гаснуть лампы. Тень заорала в унисон с визгом, и спустя несколько долгих секунд она распалась, как пыль на ветру.

Наступила тишина, нарушаемая лишь звуком собственного дыхания.

— Лазарь? — прошептал Волков, оглядываясь вокруг.

На стене вновь появились фосфоресцирующие символы:

«Сорокин ждёт у вагона-призрака. Он знает, как разорвать спираль».

В этот момент раздался голос по рации:

— Капитан! Это Петрова. Мы обнаружили его. Он жив, но…

— Говорите, Петрова!

— Его ДНК напоминает ДНК трупов 56-го года. Он просит ваш компас. Слова звучат так: «Время кончается».

Волков взглянул на фотографию, где парень в красном шарфе стоял у вагона с табличкой «1956». За стеклом силуэт, едва различимый, казался лицом Сорокина.

Рапорт о происшествии (расширенная версия)

1. Образец тени-агента: сохраняет память жертвы; уязвим при резонансе около 19.56 Гц.

2. Шрам-спираль Волкова: излучает слабый радиационный фон; совпадение с символикой «Чёрного рассвета» — 98.7%.

3. Вагон-призрак: фиксируется исключительно камерами с плёночной записью. Последний раз обнаружен в депо "Измайлово" в 03:00. Внутри — 23 тепловых сигнатуры, все около 19.56°C.

Из архивной аудиозаписи в лаборатории слышались слова:

— Вы… вы же уже умерли!

За ним последовал мужской кашель и тихий голос:

— Оно забирает нас по спирали — из прошлого в настоящее. Волков должен найти точку разрыва.

Звук разбитого стекла сменился хриплым голосом:

— Скажите ему дед соврал. Он не нашёл компас. Он украл у Него.

На обратной стороне старого фото Сорокина была написана записка:

«Алексей, если ты читаешь это, значит моя жертва не была напрасной. Оно — не просто существо, оно — зеркало. Чем больше страха, тем реальнее Оно становится. Компас проведёт тебя в 1956-й. Разорви петлю.

P.S. Твой дед в последний момент не решился. Не повторяй его ошибку.

Сорокин»

Переход во времени

Стена тоннеля вдруг стала полупрозрачной, и за ней, в дымчатом мареве, мелькнула платформа из 1956 года: женщины в элегантных шляпках, плакаты с лозунгами «Слава Труду!» и даже силуэты людей, чей взгляд был полон надежды и тревоги. Среди толпы выделялся молодой мужчина, похожий на Волкова, но с чертами, напоминающими лицо его предка. Тот кричал, указывая на зону, где сгущалась чёрная субстанция.

— Лазарь, что здесь происходит? — спросил Волков, чувствуя, как мир вокруг него начал меняться.

— Вы находитесь в узле временной аномалии, — ответил ИИ, голос его теперь звучал мягче, но с неизбежной серьезностью. — Контакт с прошлым может быть опасен, но компас подскажет вам путь к точке разрыва.

Без дальнейших раздумий Волков шагнул прямо в стену. Воздух вокруг завихрился, превращаясь в спираль, увлекая его в прошлое, где где-то в глубине тоннеля раздался гудок метро 1956 года, будто зовя его дальше по нитям времени.