Серия «Первый контакт»

Лена кивнула, их глаза встретились, и в этот момент между ними было что-то большее, чем просто молчание. Это была общая цель. Их шаги больше не были случайными, они двигались туда, где не было ничего, кроме возможных миров. И чем больше они шли, тем яснее становился мир вокруг. Образы становились четче, живее. Вот снова мелькнуло знакомое лицо — тот самый городской пейзаж, где она когда-то гуляла. Но на этот раз он был не просто воспоминанием, а чем-то осязаемым, чем-то, что они могли бы вернуть.

— Мы не в прошлом, — сказала Лена, и ее слова не были утверждением, но теперь они звучали как признание того, что все, что они видят, — это не воспоминания. Это мир, в котором они могут повлиять на будущее.

Сергей остановился, прислушиваясь к пульсации света, исходящей от нити.

— Мы здесь не для того, чтобы просто искать ответы. Мы здесь, чтобы изменить путь. И если мы не сделаем это сейчас, всё, что мы видим, исчезнет. Мы исчезнем.

Пейзаж начал искажаться, искажаться по-настоящему. Часть дороги, по которой они шли, стала исчезать, растворяться, как если бы их шаги стирали часть реальности. Но золотая нить продолжала пульсировать, ведя их, как свет в темном туннеле.

— Это не конец, — Лена вновь посмотрела на Сергея. — Это не просто путь домой. Это путь, который мы должны пройти, чтобы заново создать реальность. И этот путь есть только у нас.

Вдруг мир вокруг них стал сгущаться, как ткань, что медленно, но верно начала собираться воедино. Эти осколки, из которых состоял мир, начали приобретать черты реальности. Тени, призрачные фигуры, города, леса — всё это не было просто выдумкой. Это было здесь и сейчас, как если бы они были свидетелями мира, который только начинал создаваться.

Нить, золотая и пульсирующая, обвила их своими лучами. Она не просто вела их — она привела их к тому, что стало бы их новым миром. Лена и Сергей уже не чувствовали себя просто частью этого мира. Они стали его творцами.

— Мы идем дальше, — сказал Сергей, но теперь в его голосе была не только решимость, но и уверенность. — Не для того, чтобы вернуться, а для того, чтобы построить новый мир.

Лена взяла его за руку, и их пальцы сомкнулись, как две нити, которые нашли друг друга среди хаоса. Вместе они сделали шаг в будущее, не зная, что их ждет, но понимая, что этот шаг был не просто шагом — это было движение, которое они сами создали. Это был не просто поиск пути домой, а попытка создать новый смысл в этом расколотом мире, который был не готов к их присутствию, но который они могли бы изменить.

Лена медленно подняла руку, ощущая как пальцы теряют плотность, просвечивая сквозь туманную оболочку. Она посмотрела на Сергея, и в его глазах увидела собственное отражение – призрачное, мерцающее, словно пламя свечи, готовой погаснуть от дуновения небытия. Они распадались, растворялись в неопределенности, словно слезы в дожде.

– Мы… мы уходим, – прошептала она, и голос дрогнул, как тонкая струна, готовая оборваться.

Сергей резко встряхнул головой, отгоняя морок отчаяния. Нет, сдаваться сейчас, когда они так близко подошли к границе неизвестного, было невозможно. Даже в этом зыбком, раскалывающемся мире должна была оставаться лазейка, тончайшая нить, за которую можно ухватиться, чтобы не сорваться в бездну забвения.

– Нет, Лена, не уходим, – его голос звучал тверже, чем он чувствовал себя внутри. – Мы просто растворились в море возможностей. Но мы все еще здесь, как эхо в пустоте. И в этом может быть ключ.

Он сделал шаг вперед вслепую, в неизвестность, словно ныряя в ледяную воду. И в этот миг, кажется, что-то дрогнуло в небытии. Тишина хоть и не отступила, изменила свою фактуру, став более напряженной, наполненной скрытым дыханием. В ней запульсировали едва уловимые вибрации, словно шепот ветра в мертвом каньоне. И вместе с вибрациями начали проявляться тени форм.

Сначала это были размытые пятна холодного, спектрального света, пульсирующие словно далекие звезды сквозь туман. Затем они стали обретать очертания, словно воспоминания, проступающие сквозь пелену забвения. Вот мелькнул обрывок пейзажа – знакомый березовый лес, пронизанный золотыми лучами заката, каким он запомнился из их мира. За ним – кусочек городской улицы, шумной и живой, полной какофонии звуков и запахов горячего асфальта и выпечки. Потом – комната, уютная и теплая, с книжными стеллажами, до потолка заполненными томами, и ароматом дымящегося чаю, разлитым в воздухе. Все это было мимолетно, как видения во сне, как отголоски жизни, не имеющие твердой основы под собой.

Лена затаила дыхание, наблюдая за этим калейдоскопом призрачных образов. Они кружились вокруг них, словно вихрь осенних листьев, подхваченных невидимым торнадо. И в этих мерцающих обрывках, словно в осколках разбитого зеркала, мелькали отражения лиц. Знакомые и незнакомые. Лица друзей, врагов, случайных прохожих, лиц тех, кого они любили, и тех, кого старались забыть. И среди них их собственные лица. Не одно лицо, а множество. Моложе, старше, печальные, счастливые, уставшие, полные необузданной энергии. Каждая версия их самих, каждая несбывшаяся жизнь, каждый невыбранный путь.

– Это воспоминания о том, что было? – прошептала Лена, ощущая, как сердце сжимается от неясной тоски. – Или тени того, что могло быть?

– И то, и другое, – ответил Сергей, не отрывая взгляда от пляшущих теней. – Это эхо наших судеб. Всех судеб, которые мы могли прожить. И возможно тех что еще можем прожить.

Он протянул руку, словно пытаясь ухватить один из мерцающих фрагментов, удержать его от растворения в пустоте. Пальцы сомкнулись на чем-то неосязаемом, лишь холод пронзил кожу, но в этот момент в безмолвии прозвучал новый звук. Не смех. Другой звук. Низкий, вибрирующий, словно далекий колокол, звонящий в сердцевине небытия. И вместе со звуком фрагменты стали сгущаться, обретать четкость, словно проявляющаяся фотография. Пейзажи стали ярче, краски насыщеннее, лица выразительнее, словно выступающие из тумана. И среди этого калейдоскопа живых картин начали проступать нити.

Тончайшие, светящиеся нити, словно паутина из звездной пыли, соединяющие фрагменты реальности между собой. Они переплетались, образуя сложную, мерцающую ткань, заполняющую собой пустоту. Не нити судьбы, нет скорее – нити выбора, нити возможностей, нити связей между мирами. Лена не могла определить их природу, но ощущала интуитивно, что в этой светящейся паутине заключено что-то жизненно важное, ключ к их спасению или к окончательному забвению.

– Смотри, – тихо произнес Сергей, словно боясь нарушить хрупкое равновесие этого мира, указывая на одну из нитей, которая сияла особенно ярко, пульсируя золотым светом среди серебристого мерцания остальных. – Она ведет куда-то.

И действительно. Одна нить, толще и ярче остальных, словно золотая вена в ткани мира, тянулась вглубь пустоты, словно невидимый маяк, зовущий из темноты. Она пульсировала теплым, живым светом, притягивая взгляд, маня за собой, обещая ответы на невысказанные вопросы.

– Может быть это путь? – прошептала Лена, и в голосе прорезалась робкая искра надежды, словно первый луч солнца после долгой ночи. – Путь домой?

Сергей посмотрел на нее, и в его глазах отразилась ее собственная неуверенность, но уже не парализующий страх, а решимость, закаленная отчаянием. Они не знали, куда ведет эта нить. Может быть, в еще более темную и ужасную бездонность. Может быть, в хитроумную ловушку, расставленную неизвестными силами. Но стоять на месте, растворяясь в небытии, было равносильно смерти. Нужно было рискнуть, довериться интуиции, последовать за этой слабой, но единственной нитью надежды, в отчаянной попытке обрести путь обратно к жизни, или хотя бы новый смысл в этом расколотом мире призрачных возможностей.

– Идем, – сказал Сергей, протягивая Лене руку. В его голосе звучала не только уверенность, но и какая-то новая, непоколебимая сила, рожденная на грани отчаяния и надежды. – Посмотрим, куда она нас выведет.

Лена вложила свою холодную ладонь в его теплую руку. Их пальцы сплелись, словно две нити, нашедшие друг друга в хаосе раскола. И вместе, держась за эту хрупкую, мерцающую связь, они сделали шаг вперед, в неизведанное, следуя за золотой нитью выбора, ведущей их сквозь лабиринт забвения и возрождения, в надежде обрести целостность в мире, разорванном на миллионы осколков судеб. Путь был неясен и полон неведомых опасностей, но в этом новом мире, где реальность раскололась на бесконечное множество вариантов, это был единственный шанс найти себя заново, или навсегда раствориться в безбрежном океане "что если".

Тишину нарушил слабый, но чёткий звук — тихий смех. Это было детское пение, как в том мире, где их мучили «дети вероятностей», но теперь оно было не более чем эхом забытого времени. Смех в котором не было радости, а только пустота.

— Что это? — спросил Сергей, его взгляд скользил по пустоте, пытаясь найти источник звука.

Лена прижала ладонь к груди, будто пытаясь уловить что-то, что ускользало.

— Это... — она замолчала, глаза её сузились, взгляд был тревожным. — Это мы. Всё что было, и всё что могло бы быть. Эти дети мы не уничтожили их. Мы лишь изменили их облик, пересекли грань между мирами.

Сергей ощутил, как что-то в нём сжалось. Понимание пришло слишком поздно. Эти «дети», «другие версии» — это были они сами. И каждый выбор, каждое действие — приводило к новым возможным версиям себя, которые продолжали существовать где-то в параллельных реальностях.

— Но что это значит? — спросил он, зная, что ответ всё равно не будет понятен. — Если мы уничтожили «Феникса», что происходит с этими мирами?

— Мы стали частью их. — Лена наклонила голову. — Каждая версия нас они больше не отделены. Мы разрушили разделение, и теперь каждый выбор, каждое "что если" существует одновременно.

Сергей ощутил, как его собственная реальность начинает шататься. Было ощущение, что его тело распадается, что он и есть всего лишь возможная версия себя, которая могла бы быть или не быть. Он — это лишь один из бесконечных вариантов.

Внезапно смех стих. Пустота поглотила его, оставив тишину, которая всё больше начинала давить на психику. Стены исчезли, а пространство вокруг них становилось всё более зыбким. Задумывались ли они когда-нибудь, что последствия их решений могут быть такими? Что они уничтожили «Феникса», но в этом процессе разрушили саму ткань реальности?

Лена посмотрела на него с таким выражением, как будто сама не могла понять, куда её ведёт этот новый мир. Тот, который не поддавался логике, а только существовал в вечной неопределённости.

— Сергей что теперь? — спросила она, её голос был полон усталости.

— Мы должны найти путь обратно. — Он пытался вернуть уверенность в голос. — Возможно, есть другой способ. Не все выборы приведут к разрушению. Мы всё равно должны искать.

Но в его голосе не было уверенности. Тишина продолжала сжимать пространство, делая всё вокруг неясным и зыбким. Реальность теряла свою чёткость, и каждый новый шаг, каждое новое слово казались такими же эфемерными, как и этот мир.

— Но — Лена подняла на него глаза, полные сомнения. – Мы же хотели спасти мир. Изменить его к лучшему.

— Ценой чего? — Сергей указал на термитную шашку. – Ценой бесконечных смертей? Ценой превращения в монстров? Мы уже видели, к чему это приводит.

Детское пение за стенами усилилось. Оно было странно умиротворяющим, но в то же время в нем слышались нотки безумия. Сергей почувствовал, как реальность вокруг начинает подрагивать, словно тонкая пленка натянутой на барабан кожи.

— Они зовут нас, — прошептала Лена, её зрачки расширились, звездочки в них превратились в крошечные вихри. – Они ждут.

— Кто они? — спросил Сергей, хотя уже знал ответ.

— Дети — Лена запнулась. – Дети вероятностей. Те кто не родился. Те кто мог родиться.

Сергей вспомнил глаза-звезды, пальцы-крючья, жижу, из которой они появлялись. Он вспомнил бесконечные версии себя, Лены, Макарова, запертые в вечной петле.

— Мы не должны им отвечать, — сказал он твердо. – Мы должны разорвать этот круг.

Он протянул Лене термитную шашку.

— Уничтожь его, — сказал он. – Уничтожь «Феникс». И тогда возможно у нас появится шанс.

Лена колебалась. Её рука потянулась к шашке, но замерла в воздухе.

— А если это единственный способ? — в её голосе звучало отчаяние. – Если без «Феникса» мы не сможем.

— Мы не знаем, — перебил её Сергей. – Мы не знаем, что будет. Но мы знаем, что уже было. И я не хочу повторения.

Он вложил шашку в её руку.

— Выбор за тобой, Лена, — сказал он. – Всегда был за тобой.

Лена посмотрела на шашку, затем на прототип «Феникса», затем на Сергея. В её глазах боролись сомнение, страх, надежда, и та самая искорка безумия, которая привела её к созданию артефакта.

Детское пение достигло крещендо. Стены комнаты начали вибрировать. Сергей почувствовал, как его собственное тело теряет четкость очертаний, словно он распадается на пиксели.

Лена сжала шашку так, что побелели костяшки пальцев.

— Я — начала она, но запнулась.

Она закрыла глаза. Звездочки в её зрачках погасли.

А потом она улыбнулась.

— Я устала выбирать, — сказала она тихо, но твердо.

И бросила термитную шашку на прототип «Феникса».

Взрыва не последовало. Вместо этого артефакт вспыхнул ослепительно-белым светом, который заполнил комнату, поглощая всё – Лену, Сергея, стены, пение детей.

А потом снова наступила тьма. Но на этот раз она была иной. Не пустой, не давящей, а спокойной.

Как будто кто-то наконец, выключил колыбельную.

— Ты видишь? — прошептала она. — Ты уже убивал меня. И себя. И это ничего не меняет.

Сергей сжал нож до хруста в костяшках. Артефакт вместо сердца бился чаще, синхронизируясь с мерцанием жил Морозовой. Он почувствовал, как реальность натянута на него, как паутина, — каждое движение рвёт нити, создавая новые миры-паразиты.

— Тогда зачем этот цирк? — выдохнул он, указывая лезвием на Макарова. Тень за спиной Лены замерла, её щупальца закрутились в спираль, напоминая разломы под бункером.

— Чтобы ты осознал, — ответила Морозова. — «Феникс» не ключ и не вирус. Это зеркало. Оно отражает суть того, кто к нему прикоснётся. Ты хотел спасти всех — и породил чуму. Я хотела власть над реальностью — и стала рабой собственных алгоритмов.

Она сделала шаг вперёд, и её тело начало рассыпаться, обнажая сияющий скелет из света. За ней, в разломе пола, Сергей увидел бесконечные версии себя: одни стреляли в Лену, другие обнимали, третьи сливались с щупальцами Макарова. Все они вели к одному — к петле, где пламя пожирало всё снова и снова.

Артефакт в груди вдруг взвыл, и Сергей рухнул на колени. Боль, наконец, настигла его — не физическая, а что-то глубже. Он чувствовал, как миры-паразиты цепляются за его душу, высасывая из неё надежду.

— Что сделать? — прошипел он, пытаясь удержаться в границах собственного тела.

— Перестать выбирать, — голос Морозовой звучал уже изнутри его черепа. — Стать нулём. Пустотой. Только тогда...

Её слова заглушил рёв. Стены бункера рухнули, открыв пейзаж кошмара: город, скрученный в спираль, небо из глаз, реку, где вместо воды текли термитные слёзы. В центре этого безумия парил Феникс — огненная птица, в когтях которой бились три фигуры. Сергей узнал их: Макаров, Лена и... он сам.

— Мост рушится, мост горит... — запели дети с глазами-звёздами, материализуясь из чёрной жижи. Они окружили Сергея, их пальцы-крючья впивались в его кожу.

Выбор. Всегда выбор.*

Но что, если его нет?

Сергей посмотрел на нож, затем на Лену. Её сияющий скелет теперь напоминал карту — линии жил пересекались в точках, помеченных цифрами: 12%, 50%, 90%. *Процент завершения.*

И тогда он понял.

Он вонзил лезвие не в Лену и не в себя. Он ударил *в пол*, в эпицентр разлома.

Нож вошёл в пустоту, и всё замерло.

— Что ты сделал?! — закричала Морозова, но её голос тонул в нарастающем гуле.

— Ничего, — улыбнулся Сергей. — Я просто перестал играть по вашим правилам.

Артефакт в его груди взорвался светом. Лезвие ножа треснуло, выпуская волну энергии, которая ударила по жилам Лены и щупальцам Макарова. Реальность начала схлопываться, как вселенная в чёрной дыре.

— Ты уничтожишь всё! — проревел Макаров, его форма расплываясь в дым.

— Нет, — Сергей закрыл глаза, чувствуя, как артефакт переписывает его клетки. — Я даю нам шанс начать *до* выбора.

Последнее, что он увидел, — Лену. Не монстра, не учёного, а девушку из прошлого. Она плакала.

А потом тьма поглотила всё.

...

Сергей очнулся в комнате с белыми стенами. На запястье — часы, показывающие 12:00. На столе перед ним — прототип «Феникса», целый, без шрамов. Дверь скрипнула.

— Сергей? — голос Лены, настоящей, дрожал. — Ты... как ты здесь оказался?

Она стояла на пороге в белом халате, без сияющих жил, без шрамов. Но в её глазах он увидел проблеск — крошечную звёздочку, мерцающую в глубине зрачка.

Начало.

— Я пришёл остановить тебя, — сказал он и достал из кармана термитную шашку. На этот раз без детонатора.

Лена замерла. Где-то вдали, за стенами, запели дети.

Но теперь мелодия звучала иначе.

Стены задрожали. Из вентиляции хлынула чёрная жижа, формируя фигуры — дети с глазами-звёздами. Они шагали в унисон, напевая: «Мост рушится, мост горит...»

— Протокол «Урожай» — единственный выход, — Сергей выхватил из ящика термитную шашку. Но Морозова засмеялась:

— Ты уже сжёг нас однажды. Смотри.

Она щёлкнула пальцами. Лаборатория растворилась. Они стояли в шахте, где три года назад Макаров активировал термит. Но теперь пламя было синим, а в дыму метались две Лены: одна кричала, вторая улыбалась, её пальцы удлинялись в щупальца.

— Каждое решение рождает миры-паразиты, — прошептала Морозова. — Ты хотел спасти меня? Теперь спасай их всех.

Сергей нажал на детонатор. Взрыв разорвал шахту, но пламя обошло его стороной, сливаясь в огненного Феникса. Птица клюнула ему в грудь, вырвав сердце — но боли не было. Вместо сердца теперь пульсировал артефакт, которого не должно существовать.

— Ты стал мостом, — голос Макарова прозвучал из пламени. Его тень махнула рукой, и реальность сколлапсировала.

Сергей очнулся прикованным к капсуле в бункере. На руке — свежий шрам «Феникс». Напротив стояла Морозова, но её кожа отслаивалась, обнажая сияющую сеть жил.

— Добро пожаловать в петлю, — она наклонилась, и в зрачках Сергея отразились миллионы глаз. — Теперь ты наш якорь.

За её спиной возникла фигура с лицом Макарова и телом из щупалец. Он протянул Сергею нож:

— Выбор остаётся. Убей её. Убей себя. Или...

Пол прогнулся, поглощая слова. Сергей схватил лезвие.

— Где ты? — крикнул он, но звук утонул в гуле.

Тень зашевелилась. Из неё поднялся Макаров, но не тот, что прежде. Его тело состояло из обломков: стальная балка торчала из груди, как часть скелета, шрамы на висках светились, рисуя руны, которые Сергей видел когда-то в отчётах Морозовой. «Коды сингулярности», — мелькнуло в памяти.

— Мы в разломе, — Макаров сделал шаг, и пол под ним вздулся волной. — Там, где время — петля, а материя — глина. Она пыталась предупредить тебя. — Он указал на капсулу.

Морозова теперь двигалась за стеклом. Её чёрные звёзды-зрачки следили за Сергеем, а синие прожилки на руках тянулись к нему, пробивая стекло. Оно треснуло с тихим звоном.

— Она здесь везде, — прошептал Сергей, чувствуя, как артефакт тянет его к капсуле.

— Не она. То, что её носит, — Макаров схватил его за плечо. Его пальцы обожгли холодом. — «Феникс» должен разорвать петлю. Но ты не понял: чтобы убить паразита, нужно сжечь и носителя.

Сергей отшатнулся. В ушах зазвучал голос Морозовой, но искажённый, наложенный на себя тысячу раз: «Серёга… прости… останови…»

— Враньё! — он рванулся к капсуле, но пол под ним прогнулся, выбросив вверх столб света. Сергей провалился сквозь него — и упал в другое место.

Дождь. Асфальт. Трупный запах гниющих проводов. Он стоял на Красной площади, но вместо мавзолея зияла чёрная воронка. Здания вокруг были покрыты биомассой — живыми, пульсирующими щупальцами. На башне Кремля сидело существо с телом ребёнка и лицом Морозовой, его пальцы превращались в провода, впиваясь в небо.

— Это было будущее, — сказал Макаров, возникший рядом. Его голос дрожал. — Если бы я не активировал протокол «Урожай» тогда, в шахте.

Сергей вспомнил. Три года назад. Взрыв метана, паника, а потом Макаров с термитом в руках: «Либо мы, либо оно». Они сожгли шахту вместе с теми, кто уже был заражён. Среди воплей Сергей услышал детский плач.

— Ты стёр Лену свою дочь? — Сергея затрясло.

Макаров не ответил. Его шрамы вспыхнули, и реальность снова рухнула.

Теперь они стояли в лаборатории. Морозова в белом халате запускала прототип. На экране — 99,8%. Она повернулась, улыбаясь: «Серёга, это оно! Мы можем перенаправить цепь через резонанс!»

— Она думала, что контролирует сеть, — Макаров появился за её спиной, призрачный. — Но сеть контролировала её. Эти дети с чёрными глазами они как антенны.

Экран треснул. Из него хлынула чёрная жидкость, обвивая Морозову. Она закричала, но голос стал тем самым серебристым смехом.

Сергей проснулся. Нет, это не сон. Он снова в разломе. Капсула разбита. Морозова стоит перед ним, её пальцы касаются его груди.

— Ты якорь, — её голос звучал из всех точек пространства. — Ты держишь дверь в моём сердце.

Синие прожилки поползли по его руке от артефакта. Боль была невыносимой, но Сергей не отпускал.

— Что уничтожить? — выдохнул он.

— Всё, — прошептала она, и вдруг её глаза стали нормальными — карими, полными слёз. На мгновение. — Нас.

Макаров закричал где-то сзади. Сергей обернулся и увидел, как тени глаз с небес спускаются, сливаясь в чудовищный рот.

— Выбор, — сказал Макаров, вставая рядом. Его стальная балка светилась раскалённым добела. — Я не успел тогда. Ты успеешь.

Сергей взглянул на Морозову. Она кивнула.

Он разжал пальцы. Артефакт «Феникс», теперь часть его руки, взорвался красным светом.

Первым рассыпался Макаров. Потом Морозова, шепчущая «спасибо». Потом боль — будто вырывают душу.

И наконец тьма.

Он очнулся в подвале. На стене календарь: 12 марта 2023 года. Дата, когда всё началось. На столе — голограмма Морозовой: «Прототип готов. Жду тебя».

Сергей поднял дрожащие руки. Ни артефакта, ни шрамов. Только память.

И тихий смех за спиной.