Как дед Яков на богомолье ходил
Деревенские рассказы
Было Якову годов семнадцать, когда собрался он с другими богомольцами в город Киев, в Киево-Печерскую лавру, святым мощам поклониться, со старцами побеседовать, коли Бог даст, да и просто исполнить давнюю свою мечту. Мальчонкой ещё, глядя на проходивших через их деревню странников с котомками, останавливающихся, бывало, в их избе на ночлег, решил он, что во что бы то ни стало сходит и он однажды в Киев ко святым местам.
И вот наступил такой день, снарядился Яков в путь. А долго ли оно? Как бабушка его старенькая говорит:
— Нищему одеться — только подпоясаться.
Лапти обул, рубаху чистую с собою завернул, это чтобы, значится, на святой-то земле переодеться, в котомку заплечную каравай положил, матушкой испеченный, луковицу, да несколько картофелин. От маменьки с тятенькой благословение получил в путь-дорогу, да и подбился к идущим мимо паломникам. Так и пошли.
Ладно. День идут, другой, путь неблизкой, почти три тыщи вёрст. Да всё пешком. Обычай такой благочестивый, чтоб всю дорогу своими ноженьками пройти, вот как. Только уж хворым да старикам послабление было, где на подвозе, где и попутчики понесут…
С Яковом вместе семеро человек шло, трое мужиков, двое баб, да двое ребятишек, мальчишек лет десяти. Яков восьмой. Шли неспешно, день с молитвы начинали, завтракали, чем Бог пошлёт — сухариком ли с водой из ручья, яичком ли, коли кто подаст, хлебом с луковичкой. Затем снаряжались в путь, мимо лесов да деревень, мимо озёр да полей, мимо лугов да перелесков…
А чтобы идти веселее было, песни поют да псалмы. А мальчонки-то оба на дудочке ещё умеют, подыгрывают. Ноги сами бегут. Где дождичек настигнет, под деревьями обождут, где жарко невмоготу станет — в речке искупнутся, а время скорёхонько катится, ровно колесо — день да ночь, сутки прочь. Идут наши страннички. Вечером старались поближе к жилью человеческому прибиться, до села какого али до деревни добраться, возле людей не так боязно, как в лесу, в те времена разбойники на дорогах орудовали.
Коли попадёшься им, последнее снимут. У голого да нищего и то найдут, что забрать. Ничем не брезговали. Потому и старались паломники хоть под забором, да всё ж таки не на дороге ночевать. Встречались и добрые хозяева, кто на ночлег пускали в избу, не брезговали путниками. В то время странников привечали, ведь за ними ангелы шли.
В ту ночь остановились Яков с попутчиками в одном постоялом дворе, хозяева пустили за копеечку, мол, много не возьмём. Ну, согласились богомольцы. Ночь пришла, уснули все сном крепким, безмятежным. И Яков уснул. И снится ему вдруг женщина прекрасная, в чудесном голубом одеянии, платье на ней длинное, небесного цвета, а сверху вроде как плаща какого, голова капюшоном прикрыта.
Расшита одежда её каменьями драгоценными, и блестят они так, что глазам больно. Подходит та женщина к Якову и рукой машет, мол, идём, идём со мной! А Яков смутился, думает:
— Да куда же мне идти-то с такой богатой царицей? Верно не меня она зовёт.
А женщина не унимается, машет настойчиво Якову рукой, зовёт за собой и дальше показывает, вроде как вдаль куда-то. Ничего Яков не поймёт, что она от него хочет? Может подсобить чего надобно? Тут женщина ближе подошла, да как махнёт рукой перед самым лицом Якова, да так нетерпеливо, что он проснулся. Проснулся, сел на лавке и думает:
— Что это было? То ли сон, то ли явь? Чудо какое-то.
Одно понятно — знак это был.
— Уходить отсюда надо! — осенило его неожиданно.
Принялся он попутчиков своих тормошить, те не поймут ничего, самый сладкий сон перед рассветом, а сейчас как раз за окном только-только зорька алая стала заниматься, на востоке полоска неба заалела, ветерок утренний чуть подул. Трудно людям ото сна отойти, ведь устали они за предыдущий-то день.
— Что случилось? — спрашивают они Якова, не поймут ничего спросонья, — Зачем нам так рано вставать, ведь ещё поспать можно.
А Яков на своём стоит — уходить надо отсюда и поскорее. Торопит их. А вид у него как есть блаженный сделался, людям аж не по себе стало, с вечера парень как парень был, а сейчас глаза горят, как у лихорадочного. Что ты станешь делать! Ну, пойдём, коли так. Да надо хоть хозяв-то поблагодарить за постой.
— Нет! — отвечает Яков, — Быстрее уходить надо, никому не сказывайтесь.
А про женщину ту, что из сна, молчит.
Вышли потихоньку со двора, Яков за собой всех ведёт. Отошли уж далече, двор тот постоялой за поворотом остался, и тут слышат — топот. Кони скачут вдалеке. Огляделся Яков по сторонам, видит — мостик впереди деревянный, под мостом речушка протекает, а по берегам её заросли ивовые.
— Давайте под мост, родные! — торопит Яков странников.
Только под тот мост-то засели, как выскочили из-за поворота трое всадников на конях быстрых. Туда-сюда метнулись, и встали на мосту. А там дорога, надобно сказать, надвое разделялась — одна шла через мостик в лес, другая в чистое поле, степь даже.
— Не могли они в степь далеко уйти, увидели бы мы! — говорит один другим, — А там не видать никого.
— Значит лесом пошли, — отвечает ему второй.
— Поехали туда, авось нагоним! — отозвался третий.
Ну, и ускакали они в лес, а путники наши так и остались под мостком сидеть, ни живы-ни мертвы со страху, теперь уж поняли они, что дело тут нечисто. Молчат, и ждут только, чем дело кончится. Спустя какое-то время вернулись всадники, снова встали на мосту и давай балакать:
— Да куда ж они подевались-то? — злится один.
— Как сквозь землю провалились, — рычит второй.
— Видать, ничего мы с них не поимеем, — сплюнул наземь третий, — А у того, что с бородой, видел я, денежки-то были при себе, в портке замотаны. Э-ех, упустили! Ну, что будешь делать, ворочаем домой.
Сказали так, и ускакали назад, только пыль подняли. А богомольцы наши так и сидели под мостом, покуда окончательно не рассвело, да народ мимо не потянулся. Тогда только и решились они выйти из своего укрытия, да путь продолжить.
— И как только ты, Яков, беду почуял? — спрашивают.
А Яков снова про женщину молчит.
К вечеру следующего дня дошли они до небольшой деревеньки, тут пустила их на ночлег бабушка одна, что на краю деревни жила в небольшой избушке. Накормила она путников, да спать уложила, а перед сном разговор завели в сумерках — откуда идут, да куда путь держат. Вот и спрашивает их та бабушка:
— А где вы, миленькие, вчерашню-то ночь ночевали?
— Так вот, бабушка, — отвечают, — На том-то постоялом дворе, незадорого нас пустили, за копеечку.
Как услыхала старушка те слова, так руками всплеснула:
— Родненькие мои, да как вы оттудась живые-то ушли?
— А что там, бабонька?
— Дак ить там разбойники орудуют, берут хозява те постояльцев на постой, да высматривают, что у их есть доброго с собой — деньги ли, одёжа ли, ишшо ли кака ценность, а ночью, как постояльцы уснут, нападают на двор разбойники и убивают всех. Да только разбойники те не случайные, это сродственники хозяев. Так они по сговору дела тёмные делают. А несчастных людей опосля находят то в лесу, то в реке, то в логу, то ещё где и без голов.
А Яков опять молчит про женщину в голубом…
Вот и остались позади почти три тыщи вёрст. Когда до Киева уж совсем недалече осталось, решили до конца дойти без ночлежек, и вот на рассвете показались на горизонте золотые маковки церквей, дома белокаменные, площади широкие, град великий. Дошли богомольцы! Переоделись в чистые рубахи, да умылись в роднике, и пошли в долгожданный Киев.
А лишь только добрались, да в храм первый вошли, и увидел Яков ЕЁ… Прямо напротив входа икона во весь рост, а на ней Пресвятая Царица Небесная, Богородица, в том самом голубом одеянии, в котором она Якову являлась.
Упал тут Яков на колени, заливаясь слезами, и поведал всё своим спутникам, и те тоже диву дались и возрадовались, вознесли хвалу Господу и Матери Его Пречистой, и всем святым за чудесное своё спасение. Слава Богу за всё! Ходят по земле богомольцы и благословенны они, ибо сам Христос посреди них.
