История Веков

Большинство из нас последней каплей для отстранения А.Д. Меншикова от власти и ссылки его в сибирский город Берёзов считает присвоение им блюда с золотыми монетами, которое петербургские купцы хотели преподнести императору Петру Второму. Абсолютно достоверной эту историю считать нельзя.
На самом деле всё началось значительно раньше и происходило сложнее. Сам процесс был организован, как настоящее следствие.
Но вначале о том, что этому предшествовало.

Утром 8 сентября 1727 года 55-летний президент Военной коллегии, генералиссимус, светлейший князь Александр Данилович Меншиков, могущественнейший человек в России, нареченный тесть императора Петра II, получил царский указ о домашнем аресте. При объявлении указа Меншикову стало так дурно, что лекарь во избежание апоплексического удара вынужден был «отворить» ему кровь. В тот день была сломлена блистательная карьера Меншикова.

Придворная служба «безродного баловня судьбы», «полудержавного властелина» началась за сорок лет до этих событий. Именно тогда Франц Лефорт, фаворит молодого царя Петра I, приметил и взял в слуги бойкого паренька Алексашку Меншикова, торговца пирогами на московских улицах, сына дворцового конюха. С 1686 г. он служил денщиком у Петра I, оценившего его исключительную преданность и усердие. В ходе повседневного общения с царем и его окружением Меншиков приобрел практические навыки военной и государственной деятельности. Используя доверие Петра I, он начал оказывать существенное влияние на придворные и государственные дела. А Петр I смело выводил своего любимца «в люди», назначая его на ответственные административные и военные посты, жалуя чинами, титулами, деньгами, поместьями с десятками тысяч крепостных.
В 1703 г. Меншиков стал губернатором Ингерманландии (позднее она превратилась в Петербургскую губернию), руководил строительством Санкт-Петербурга и Кронштадта. В 1702 г. он получил графский титул, в 1704 г. его произвели в генерал-майоры. В 1706 г. по рекомендации царя австрийский император Иосиф I возвел Меншикова в сан князя «Священной Римской империи», а сам Петр I годом спустя пожаловал его титулом светлейшего князя (титул, равнозначный титулу герцога во Франции).

Обласканный царской милостью, Меншиков ревностно оправдывал делами пожалованные ему почести. В Полтавском сражении 27 июня (8 июля) 1709 г., командуя левым крылом русской армии, он разгромил корпус генерала Рооса, обеспечив тем самым общую победу в битве. За действия под Полтавой Меншиков был произведен Петром I в чин фельдмаршала. В 1709—1713 гг. Меншиков командовал русской армией в заграничных походах, освобождая земли Померании и Голштинии от шведских войск.
С 1714 г. занимался только делами внутреннего управления. Он ведал сбором общегосударственных доходов, управлял отвоеванными у Швеции землями (Прибалтика, Ижорская земля). При частых отъездах Петра I возглавлял правительство, с 1718 г. был президентом Военной коллегии.
На этих постах выявились в полной мере не только большие административные способности Меншикова, но и отрицательные стороны его натуры, прежде всего непомерное тщеславие и корыстолюбие. Не довольствуясь огромными окладами и доходами с владений (в которых у него было до 100 тыс. крепостных), он стал на путь сомнительного предпринимательства, наживался на казенных подрядах, беззастенчиво брал взятки, присваивал казенные суммы и частные владения. С 1714 г. (т.е., ещё при жизни Петра I) он постоянно находился под следствием за многочисленные злоупотребления и хищения, подвергался огромным денежным начетам. Лишь заступничество Петра I и его супруги Екатерины (сближению которой с Петром I способствовал Меншиков) спасало его от суда. Правда, за свои грехи он нередко подвергался побоям императорской тростью.

После смерти императора Меншиков, опираясь на гвардию, 28 января 1725 г. возвел на престол Екатерину I и стал фактически правителем России. В пору своего могущества Меншиков допустил ряд крупных ошибок, которыми воспользовались его противники из среды старой аристократии. Правда, он сумел занять первенствующее место в Верховном тайном совете, созданном в 1726 г. для ограничения его власти. Однако лагерь приверженцев Меншикова в этом совете фактически распался уже весной 1727 г., незадолго до смерти Екатерины I, когда решался вопрос о наследнике престола. Вопреки намерениям своих сторонников, желавших возвести на престол царевну Елизавету Петровну (дочь Петра I), Меншиков добился от умиравшей императрицы согласия на объявление наследником престола царевича Петра Алексеевича (внука Петра I) при условии его женитьбы на дочери князя Марии Меншиковой.

Династические замыслы Меншикова возбудили тревогу у его врагов — князя Д. М. Голицына и герцога Карла Голштинского (супруга Анны Петровны, дочери Петра I), которые активно старались подорвать его положение в Верховном тайном совете. Первым в их лагерь скрытно перешел опаснейший интриган, вице-канцлер А. И. Остерман. Не мог теперь Меншиков надеяться и на других членов совета: ни на осторожного канцлера графа Г. И. Головкина, ни на генерал-адмирала графа Ф. М. Апраксина. Не были прочной опорой Меншикова его застольные друзья — генералы А. Я. Волков, А. И. Шаховской, Ю. И. Фаминцын, тайный советник А. В. Макаров, - не имевшие большого веса в придворной политике.
Однако Меншиков не сознавал всей грозившей ему опасности. По-прежнему обладая огромной властью, он принимал внешнее поклонение своих недругов за их безусловную покорность и был ослеплен воздаваемыми ему Петром II почестями: 13 мая 1727 г. Меншиков получил чин генералиссимуса, 25 мая состоялось обручение его дочери Марии с 12-летним императором. Меншиков был уверен в прочности своего положения. Между тем его противники составили заговор, имевший целью подорвать влияние всесильного временщика на юного царя, а затем арестовать его и, предъявив обвинения в государственных преступлениях, расправиться с ним, его семьей и приверженцами. Заговор сплотил виднейших представителей родовой аристократии - князей Голицыных и Долгоруких с людьми из новой знати, бывшими приверженцами Меншикова, но вовремя угадавшими перемену политической ситуации при дворе.

Особенно коварную роль в заговоре играл Остерман, которого сам же Меншиков ранее назначил воспитателем к Петру II. Остерман умело настраивал не искушенного в политической игре мальчика-императора против светлейшего князя, указывая на его лихоимство, на умаление им авторитета и прерогатив самодержавной власти.
Огромное влияние на Петра II оказывали также князья А. Г. и И.А. Долгорукие. Они поощряли юного царя к охоте, пьянству, картежной игре, порочным увеселениям, всячески пытаясь помешать его общению с Меншиковым и его семьей.
Мало-помалу Меншиков стал замечать, что Петр II изменил к нему свое отношение. Император, действуя по указке своих многоопытных советников, явно уклонялся от деловых аудиенций, поспешно прерывал вынужденные беседы. Избегали встреч с Меншиковым и члены Верховного тайного совета. Лишь 4 сентября 1727 г. Меншиков решил выяснить свое положение, с трудом добившись приема у Петра II в царской резиденции в Петергофе. Встреча эта, длившаяся не более четверти часа, не оставляла сомнений в том, что над головой Меншикова сгустились грозовые тучи. 5 сентября он около часа с глазу на глаз беседовал с Остерманом, одним из главарей заговора. Разумеется, тот не сказал ничего определенного, однако Меншиков понял, что катастрофа близка и попытки предотвратить втайне подготовленный удар уже ни к чему не приведут.
Утром 8 сентября генерал С. А. Салтыков явился к Меншикову и зачитал ему приказ Петра II о домашнем аресте. В тот же день Петр II объявил Верховному тайному совету заранее подготовленный Остерманом указ о запрещении исполнять ранее отданные Меншиковым приказы и распоряжения. На заседании совета 9 сентября царь утвердил докладную записку Остермана, предусматривавшую ряд новых мер против Меншикова и его сторонников.
Петр II подписал указ о ссылке Меншикова с семьей, с лишением его всех чинов и орденов.
10 сентября Верховный тайный совет отдал распоряжение об опечатании документов канцелярии Меншикова, изъятии находившихся у него казенных сумм и драгоценных камней и запрещении упоминать в церковных службах имя бывшей невесты Петра II, Марии Меншиковой.

Рано утром 11 сентября из Петербурга вышел огромный обоз из сотни подвод, увозивший Меншикова, его семью и родственников его жены в ссылку. Однако осенняя непогода, разбитые дороги и длительные стоянки в пути из-за частых приступов горловой чахотки (так это тогда называлось) у Меншикова задерживали продвижение обоза. Лишь 3 ноября 1727 г. конвойная команда доставила Меншикова и его семью в Раненбург (ныне г. Чаплыгин, Липецкой области), где ссыльные были помещены в крепость под охраной команды из 180 солдат при 75 пушках.

Арестовав Меншикова, Верховный тайный совет не предъявил ему формального обвинения с указанием конкретных преступлений. Арест и последующая ссылка в Раненбург явились предварительной мерой пресечения, обеспечившей свободу расследования и установления виновности свергнутого временщика. В ходе расследования «верховникам» нужно было собрать такие документальные улики, которые позволили бы представить свершившийся акт политической борьбы как законное юридическое обоснование действий против Меншикова. Улики должны были оказаться настолько очевидными, чтобы поставить также вопрос о конфискации имущества опального князя, в чем были заинтересованы и особы царствующего дома, и «верховники», и сановники более мелкого пошиба.

Неожиданный финал блистательной фортуны Меншикова породил и в России и за рубежом массу различных слухов о причинах постигшей его опалы. Эти слухи приобретали порой беспочвенный или неумеренный характер, особенно в зарубежной прессе, но правительство Петра II не спешило с опубликованием официальной версии. К середине декабря 1727 г. был вчерне закончен первый этап следствия, в ходе которого удалось собрать частью достоверный, а частью сфальсифицированный материал для обвинения Меншикова в государственных и уголовных преступлениях. Верховный тайный совет подготовил два проекта манифеста, в которых обобщил обвинения, выдвинутые против князя. Окончательный вариант проекта манифеста «О винах князя Меншикова» обсуждался на заседании Верховного тайного совета 19 декабря.

Расследование дела Меншикова шло по трем главным направлениям. Первое было связано с установлением его политических преступлений — проступков и замыслов против царствующей династии. В этом отношении состав преступлений был очевиден, и следователи не проводили углубленных изысканий, тем более что это было по ряду причин нежелательно как для Петра II, так и для «верховников», способствовавших в свое время возвышению Меншикова.
Второе направление сосредоточилось на сборе материалов об уголовных преступлениях Меншикова, об ущербе, причиненном им государственной казне, частным владениям и капиталам путем хищений, вымогательств, подлогов и взяток.
Осенью определилось третье направление расследования, построенное на фальшивых обвинениях Меншикова в государственной измене, в передаче шведским властям секретнейшей политической и военной информации о России. Материалы обвинения были сфабрикованы русским посланником в Стокгольме графом Н. Ф. Головиным при активной поддержке Остермана. Узнав о ссылке Меншикова, Головин в донесении к Петру П от 29 сентября 1727 г. писал, что по полученным им агентурным сведениям представители антирусской группы в шведском правительстве сожалеют о падении Меншикова. Донесение Головина позволяло (при получении более подробных «фактов» об «измене» Меншикова) направить затянувшееся следствие по кратчайшему пути и давало в руки заинтересованных лиц важный материал для немедленной расправы с «государственным изменником». На заседании Верховного тайного совета 13 октября было решено направить Головину предписание о сборе новых фактов относительно «измены» Меншикова.

В донесении от 20 октября Головин сообщал, что «надежный и верный приятель» объявил ему о письме Меншикова к шведскому сенатору Дибену от 1725 г., в котором говорилось о том, чтобы Швеция безбоязненно подписывала Ганноверский союзный трактат, несмотря на противодействие русского правительства. Далее Головин констатировал, что Меншиков многократно информировал шведского посла в Петербурге барона Цедеркрейца «о происхождении дел» при русском дворе (о чем, в частности, говорится якобы в реляциях и частных письмах Цедеркрейца) и что Меншиков получил от шведского посла за шпионские сообщения 5 тыс. червонцев в английской валюте. Без какой-либо дополнительной проверки домыслы Головина и его осведомителей легли в основу нового следствия по обвинению Меншикова в «государственной измене».

12 ноября Верховный тайный совет вынес решение об отправлении в Раненбург президента Доимочной канцелярии И. II. Плещеева для производства нового дознания по делу Меншикова, вручив ему допросные пункты, касающиеся «измены» князя и его обвинений в расхищении государственной казны. Плещееву было предписано допросить Меншикова «с принуждением и угрозами, что ежели он подлинно о том о всем, как у него происходило, не объявит, то с ним инако поступлено будет».
Верховный тайный совет утвердил два экземпляра допросных пунктов для следствия по делу Меншикова в Раненбурге. Первый экземпляр содержал пять вопросов, касающихся «изменнических» сношений Меншикова с государственными деятелями Швеции, а также вымогательства Меншиковым 80 тыс. руб. и других сумм у герцога Голштинского и его супруги царевны Анны Петровны. Второй экземпляр допросных пунктов содержал восемь вопросов, связанных со служебными преступлениями Меншикова корыстного свойства: присвоением казенных денег, невозвращением полученных сумм, неплатежом в казну различных сборов.

Отправив 13 декабря Плещеева в Раненбург, Верховный тайный совет на заседании 19 декабря снова вернулся к рассмотрению дела Меншикова. На этом заседании Петр II, исходя, видимо, из рекомендаций Остермана и Долгоруких, приказал конфисковать вотчины и поместья Меншикова, оставив ему на пропитание «Ораниенбург и к тому в прибавку, чтоб всех было до тысячи дворов».
Таким образом, еще до начала нового следствия значительная часть владений Меншикова перешла в дворцовое ведомство. Арестованные 13 декабря и содержавшиеся в Петропавловской крепости секретари Меншикова Ф. Вист, С. А. Вульф и А. Яковлев были 30 декабря допрошены следственной комиссией Верховного тайного совета. В своих показаниях они решительно отрицали наличие враждебной интересам России корреспонденции в бумагах Меншикова и не дали следствию никаких данных к изобличению их бывшего шефа в «измене». Не было, очевидно, обнаружено никаких документов, компрометирующих Меншикова, и в его канцелярии, в которой с 23 сентября работала специальная комиссия в составе обер-секретарей В. Степанова, А. Маслова и И. Юрьева.

Таким образом, документальных улик по главному против Меншикова обвинению в «измене» не удалось выявить ни при просмотре канцелярии опального князя, ни при допросе его бывших секретарей. В этих условиях Верховному тайному совету важно было установить, как отнесется к предъявленным обвинениям сам Меншиков, не проговорится ли он в чем-либо Плещееву при допросах, испугавшись возможных пыток? Плещеев приехал в Раненбург 5 января 1728 года. В тот же день он опечатал корреспонденцию Меншикова. При этом Меншиков предусмотрел основной пункт обвинения, неосторожно заявив следователям, что «он де знает, чего больше ищите, что от чюжестранных карашподентов писем, которых де у него нет, и он с ними карашподенции тайно не имел». Следователь счел необходимым внести в протокол это неосмотрительно сделанное Меншиковым заявление.

6 января 1728 г. Плещеев приступил к допросу Меншикова по главному обвинению — в «государственной измене». Меншиков решительно отрицал три первых пункта обвинения. По четвертому пункту, касающемуся вымогательства Меншиковым 80 тыс. руб. у Карла (герцога Голштинского) и его супруги, он сообщил, что эти деньги были добровольно обещаны ему герцогской четой через голштинского министра графа Бассевича за хлопоты по утверждению завещания («тестамента») Екатерины I. Фактически же он, Меншиков, 80 тыс. руб. так якобы и не получил. Специально исследовавший этот вопрос историк В. Н. Нечаев признает (правда, с некоторыми оговорками) справедливость данного показания Меншикова.
8 января Плещеев еще раз попытался добиться признаний Меншикова относительно его «изменнических сношений» со шведским правительством и посланником Швеции в Петербурге Цедеркрейцем. Однако и на этот раз обвиняемый доказал, что при всем его корыстолюбии он не мог пойти на сделанные ему в свое время выгодные предложения со стороны шведских дипломатов потому, что речь шла о государственных интересах России.
Вообще следует отметить, что ни следствие в Раненбурге, ни проводившиеся одновременно с ним розыски компрометирующих материалов в бумагах канцелярии Меншикова в Петербурге не дали документальных фактов, изобличающих Меншикова в «изменнических» сношениях со Швецией. Улики по главному обвинению против Меншикова в «измене» сводились в основном к донесениям Н. Ф. Головина, сфабрикованным в своекорыстных, карьеристских целях, в порядке прислужничества перед победившей дворцовой группировкой.

8 января следственная комиссия приступила к допросу Меншикова и по второй группе допросных пунктов, касавшихся преступлений корыстного свойства. Общая сумма начета на Меншикова составляла около 110 тыс. руб., 1 000 ефимков (в данном случае - серебряная монета достоинством в 1 рубль) и 100 червонцев золотом. В своих показаниях по этим пунктам обвинения Меншиков признался лишь в том, что не возвратил в казну 100 червонцев золотом. Большинство же обвинений он аргументированно отвел, ссылаясь на документы верховной власти и на таких свидетелей, как Остерман, граф Левенвольд и кабинет-секретарь А. В. Макаров.
Обстоятельные объяснения Меншикова существенно поколебали силу предъявленных ему обвинений в корыстных преступлениях. По существу, он не смог оправдаться в сумме, не превышавшей 20 тыс. руб., огромной в принципе (в настоящее время это больше 1 миллиона долларов США ), но ничтожно малой для Меншикова. Провал обвинения по этим статьям объяснялся, по-видимому, тем, что следствие, наспех подбирая материалы, не успело собрать серьезные документальные улики.

10 января Плещеев отправил в Верховный тайный совет донесение, в котором сообщал, что Меншиков в ходе следствия решительно отвергал важнейшие пункты обвинения («государственная измена»), признавая себя виновным лишь по некоторым второстепенным допросным пунктам, касающимся проступков корыстного свойства.
Это донесение рассматривалось на заседании совета 16 января. Петр II, присутствовавший на заседании, согласился с мнением «верховников» о ссылке Меншикова в один из отдаленных восточных городов: «в Вятку или в иной, которой отдаленной, и содержать при нем караул не так великой».
Этим повелением судьба Меншикова, казалось, была уже решена, но Верховный тайный совет (куда 3 февраля были назначены князья А. Г. и В. Л. Долгорукие) не спешил выполнять распоряжение императора. «Верховники» были заняты более важным для них лично делом: они усиленно хлопотали о царских милостях в связи с предстоящей коронацией Петра II. Коронация состоялась 25 февраля, вслед за ней начались бесконечные празднества, занявшие почти весь март 1728 года.
И если о самом Меншикове на время забыли, то не забыли продолжать начатую ранее работу по переписи и конфискации его имущества. В течение 1727 г. и последующих лет у Меншикова было конфисковано 6 городов (Ямбург, Копорье, Раненбург, Почеп, Ямполь, Батурин), 1023 села и деревни с 21 070 дворами и 30 133 душами мужского пола. Большая часть конфискованных владений и изъятых денежных сумм была передана государственной казне и дворцовому ведомству. Немало поживились при дележе меншиковского имущества члены царской семьи и «верховники».

К решению судьбы Меншикова Верховный тайный совет возвратился в конце марта 1728 года. Поводом к этому послужило подмётное письмо, найденное 24 марта у Спасской башни Московского Кремля. Письмо это, судя по официальной версии, было наполнено «всякими плутовскими и лживыми внушениями, доброхотствуя и заступая за бывшего князя Меншикова» и «с ведома его, Меншикова, или еще и по его научению писано». В результате проведенного розыска не было обнаружено ни автора письма, ни его сообщников. Однако властям удалось узнать о попытках свояченицы Меншикова А. М. Колычевой облегчить участь Д. М. Меншиковой и ее детей путем подкупа лиц, вхожих к царице Евдокии Лопухиной, матери царевича Алексея Петровича и бабушки Петра II.

Но еще до начала расследования по делу А. М. Колычевой Верховный тайный совет вынес окончательное решение по делу Меншикова и его семьи. На заседании совета 27 марта 1728 г. сначала было решено сослать Меншикова в Пустозерский острог с женой, сыном Александром и дочерью Александрой, а старшую дочь Марию — в Горицкий девичий монастырь на Белоозеро.
В окончательном протоколе совета, подписанном 4 апреля, местом ссылки для всей семьи Меншикова был назначен город Березов в Сибири.
В перемене решения относительно Марии Меншиковой была выражена, очевидно, последняя милость Петра II к своей бывшей невесте, которой он предоставил возможность следовать в ссылку вместе с семьей и избавил ее от монашеской скуфьи. Политические враги Меншикова, опираясь на Петра II, актом от 4 апреля завершили окончательную расправу над некогда всесильным временщиком.

16 апреля 1728 г. из Раненбурга вышел обоз, отвозивший Меншикова и его семью в сибирскую ссылку. 10 мая у села Верхний Услон под Казанью Меншиков похоронил умершую в пути жену. 15 июля ссыльных доставили в Тобольск. И, наконец, 17 июля Меншиковы прибыли к месту ссылки. Ссыльных поместили в одной из казарм местного острога.

Картина В. И. Сурикова «Меншиков в Березове» верно передает ту обстановку и то состояние духа, в которых находились Меншиков и его дети в дни ссылки.
Меншиков прожил в сибирской ссылке менее полутора лет. Скончался он 12 ноября 1729 г. и был погребен у алтаря выстроенной собственными руками деревянной церкви. Полтора месяца спустя умерла Мария Меншикова. Донесения об их смерти дошли до Петербурга уже тогда, когда самого Петра II не было в живых: он скончался от оспы 19 января 1730 г., в день, назначенный для его свадьбы с княжной Екатериной Долгорукой.
Справедливости ради следует отметить, что незадолго до смерти Петр II, испытывая, очевидно, угрызения совести и сознавая несправедливость своего решения по меншиковскому делу, отдал распоряжение о возвращении детей Меншикова из ссылки. Они вернулись из Сибири в Петербург в 1730 г., и им была возвращена некоторая часть конфискованного имущества их отца.