Сообщество фантастов

В углу, просто кучей, сложено всё, что привезли от гончара. Куча горшков и мисочек разных размеров и форм, все с крышками, формы для выпечки — несколько штук разных. Просто глиняные дощечки — их, вон, целая стопка. Нужен стеллаж обязательно.

Свет у себя в комнате она распределила так: небольшой светящийся квадратик с плотной заслонкой — у изголовья кровати. Вроде и книг нет, но ей так привычно. Хоть что-то о доме будет напоминать. Одна "лампа" длинная на всю комнату и несколько поменьше — над рабочим столом.

Сегодня уже можно будет и попробовать фарфоровую массу составить. Точный рецепт она не помнила, но что за беда? Есть лак, есть крахмал и крепкий щелочной раствор, есть даже слабенький винный уксус — в красители добавлять. Есть несколько базовых цветов — можно сделать кучу оттенков. А рецепт массы — да восстановит она, или новый "изобретет", не проблема. Лишь бы Морне понравилось лепить. А и не понравится — не страшно. Кто-то должен зарабатывать, а кто-то — хозяйство вести. Сейчас его вести точно удобнее.

Над рецептом мастики возилась почти неделю. Две глиняных таблички покрыла воском и на них аккуратно, деревянной заострённой палочкой записывала рецептуры. Взвесить было негде, но выручали мерные стаканчики. Она специально заказала кучу разного размера. Дело ведь не в граммах, а в долях.

Первая удачная попытка её порадовала. Всё, что получалось до этого — просто мусор. Или плохо лепилась масса, или трескалась при сушке, или была слишком хрупкой. На пробы извела чуть не треть запаса крахмала. Ещё день ушел на приготовление красок. На тот момент, когда она решила показать всё Морне, она имела:
Белую массу — сам крахмал и составляющие.

Чёрную массу — с добавлением сажи. Если не лить лак — будет матовый цвет. Если добавить — будет сочный глянец. У неё есть недостаток — пачкает руки. Значит, с ней, с чёрной, нужно отдельно работать, и только потом аккуратно соединять детали.
Синюю — прекрасного цвета индиго и несколько оттенков разных.
Зелёную — отвары и просто сок разных трав. В некоторые чуть индиго для сочности добавила. В некоторые — жёлтый концентрированный отвар кореопсиса.
Тёмно-красную и целую куча оттенков розового и персикового — вишнёвый сок, морковный, кореопсис. Разные, короче, смеси.
Охра и песочный — смеси жёлтых красителей.
Очень красивый бордово-шоколадный оттенок получился из сока вишни и долго кипячёного сока свёклы.
Серовато-сиреневый цвет дали при кипячении чайные цветы. А если жать сок — выходит красивый сиреневый оттенок, но цветы мелкие и их нужно очень много. Хлопотно это всё.

Весь стол был уставлен небольшими горшочками с плотными крышками. Чтобы меньше сохла масса, Елина все крышки подогнала сама — обмотала плотными нитками выступающую часть и покрыла той массой, что Вара потолки пропитывал. Получилось что-то вроде резинового уплотнителя.

Ну, как говорят здесь: «помоги Единый!»

Самая большая ошибка, допущенная при ремонте — печь с духовкой в комнате. На улице больше 30, а она топит печку. Не помогает даже дверь нараспашку.

Несколько маленьких роз с серовато-зелёными листочками, несколько плоских круглых бусин разного размера. И, самое интересное — круглые бусины и полукруглые камни-вставки для бижутерии. Размер выбирала такой, чтобы входили в медные оправы. Мастер Мика постарался на славу — всё, как она просила. На готовых изделиях были оставлены места под вставки. Только зажать лапками.

Эти бусины было делать интереснее всего. Точно повторить результат практически невозможно.
Елина брала небольшой кусочек массы, раскатывала в тонкую лепешку, сверху — другой слой, контрастный или близкий по цвету. И так много раз.

Бусины можно было получить разные — просто в полоску, или, прокатав слои и свернув их трубкой, скрутить несколько раз, и получить в итоге сказочной красоты каменный срез.

Первую партию она высушила и разложила на столе. Теперь можно и Морну звать.

— Ой, Ели

Все фото взяты просто для примера с просторов инета.

— Ой, Елинька, да откуда жа така красота-та?— Это и есть тот рецепт, помнишь, я тебе говорила на рынке? Я его не сразу сделала, плохо помнила, чего сколько, ну так и видела-то совсем маленькой. Но теперь я всё точно знаю, чего и сколько класть нужно. Как лепить, как сушить. Вот этим я и хочу заняться. И тебя, если хочешь, научу.— Да я бы поучилась, Елинька, тока мне и в руки-та взять страшно этаку красоту. Оно ведь вона всё какое, хрупенькое... Сломаю ещё.— Оно не хрупкое, вполне твёрдое. Возьми в руки-то, не бойся.
— Боязно...

Елина взяла розочку и кинула её на стол.

— Ой, побьёшь!
— Да не побью, Морна, ну что ты, право, как ребёнок. Я же говорю — они твёрдые. Конечно, если с большой высоты уронить или, там, наступить — наверное сломаются. А просто в руках их сложно сломать.
— Елинька, пойдём, детка, обедать. А уж потом придём и я возьму. Как-та мне всё равно боязно.
— Ну, пойдём. Я уже и правда голодная. А вернёмся — поговорим.
— Вот-вот, голодная она! Дак есть надо вовремя, а то как прутик тонюсенька! Пойдём, детка. Я там рыбки пожарила и баку размяла с маслом, как ты показывала. Вкусно очень получается. Пойдём...

Глава 27

Обедать Морна накрыла в доме. Слишком жарко на улице. А виноград на беседке тень будет давать не скоро. Не в этом году — точно. В доме прохладнее — камень защищает от жары.

Серый потолок, тёмная лаковая мебель, блестящий лакированный пол. Роскошная кровать с резным изголовьем, толстенный матрас, набитый пополам шерстью и водорослями, иначе шерсть собьётся быстро, две подушки пуховые, в любовно вышитых наволочках. Вместо пледа, кровать покрыта светло-серым шёлком. Просто так, для красоты.

На стене, над кроватью, цвело покрывало "Морина". Тяжёлое покрывало прибили к рейке, чтобы не провисало, и уже в таком виде повесили на стену. Напротив — то самое зеркало в красивой раме. Два кресла с резными спинками — одно для Морны, второе для Вары.

Для Гантея и Елинки резные табуреточки с одинаковым рисунком. Таким, как на изголовье кровати. На креслах плотные подушки — совершенно непривычная здесь вещь. У всех тарелки отдельные, из одного сервиза. Ну и что, что глиняные. Всё равно — красиво. И даже цветы стоят на столе в обливном кувшине. Сплошная лепота. На зиму нужно ещё будет в тон к покрывалу коврик прикроватный придумать.

Как ни странно, цветы ежедневно приносил Гантей. Даже себе в комнате ставил в кувшин. А вот к Елинке не заходил. То ли стеснялся, то ли ревновал к матери. И даже запас сладостей, которые она привезла и выдавала ему ежедневно, не смягчил. Брал, спасибкал, глядя в сторону и убегал по своим мальчишечьим делам. Надо бы подумать, что тут сделать можно. Не стоит запускать ситуацию. Что-то мальчишку давит, а это как нарыв. Лопнет — всем хуже будет.

Ели молча, Вара последнее время поправился и как-то даже залоснился. Бороду стал стричь аккуратно, дома ходил в рубашке с вышивкой и, похоже, был совершенно доволен жизнью. Банька его привела в восторг. Объявил, что она очень пользительна для здоровья, и спина от неё меньше болит и топил через день. Даже за дровами ходил сам, так как расходовать стали сильно больше. Но к лету из веток в мусорном заливчике образовывался просто завал, так что не ленись, ходи и собирай — зимой мёрзнуть не будешь.

В море выходил часто, деньги сдавал все Морне и не забывал подарками баловать. А себе, для солидности, завёл фляжку на поясе. Красивую, дорогую. Обтянутую кожей с тисненым корабликом по центру. Во фляжке было вино… Но пил очень редко, и, как подметила Елинка — только в присутствии гостей. Со словами — Не угодно ли по стаканчику? — наливал гостям мужчинам. Женщинам не предлагал, не принято такое.

Очевидно, для него эта фляжка, как Ролекс для офисного планктона. Присматриваться к Елинке перестал, успокоился, и понял, что Морну она не обидит. Звал "деткой" и особо не обращал внимания. Но и помочь никогда не отказывался. Говорил: — "Эта, мы такое, завсегда пожалуйста..." Так что в доме тишь да гладь пока. "Все счастливые семьи счастливы одинаково..."

С обеда вернулись к Елинке. Морна долго нерешительно перебирала бусины и цветочки. Рассматривала, восхищалась хрупкой красотой и "настоящностью" цветов. Попробовала даже лепить.Но как-то не пошло у неё сразу. Все попытки оборачивались корявыми лепестками, толстыми и неуклюжими.

— Елинька, душа у меня не лежит к такому. Ты вот лучше покажи ещё раз, как покрывала такие делают. Вот я бы поучилась, больно мне нравится. Да и стегать ровно я могу, пальцы привычные. А тут — така красота, а мне неловко с ней возиться.
— Морна, покрывало ты можешь сшить. Я тебя всему научу. А вот продавать его — нельзя.
— Это почемуй-та? Я ведь не воровано, а своё сделаю. Как так можно, что нельзя продавать.

Очевидна мысль зарабатывать деньги на синели засела у Морны крепко.

— Понимаешь, я фру Лице продала секрет изготовления. И мы с ней договор заключили, что я больше никого в Варусе обучать не буду. Нечестно это получится, если ты начнешь торговать в Варусе. А в деревне никто не купит — для них слишком дорого. Ты можешь делать такие только для себя, для дома. Ну, ещё одно мы с тобой сделаем для Корны, подарок к рождению малыша. Это — можно. Я тебя потому и учу лепить, что это тоже деньги и никому я рецепт продавать не стану. Наоборот, никому не скажу, что да как делается, из чего варится, как сушится. Стоить они будут не слишком дорого, вот их и будем продавать.

Морна крепко расстроилась. Явно не приглянулась ей лепка.

— Морна, родная моя, ну брось. Для себя можешь шить таких — сколько хочешь. Или можешь нашить много, а потом с мужем отвезешь их в Кроун. Только так и можно.
— Ой, Еля, Еля...Так мне этот ковёр в душу запал. Прям я себе представляла, как таку красоту сама буду делать.
— А знаешь, как он называется?
— Нук?
— Он называется ковер "Морина". Это в честь тебя!

Морна аж всхлипнула.

— Да што ты, детка, рази ж так можно? Это для богатеев и ристократов тако в пору, а они так и будут звать — "Морина"?
— А куда они денутся — рассмеялась Елинка — так и будут.

Морна расчувствовалась совсем. Подождав, пока она успокоится, Елина вернулась к теме.

— Давай ещё подумаем, Морна, как мы будем действовать. Деньги мы всегда сможем заработать. И ты не безрукая, и Вара у тебя работяга. Можно шить эти покрывала, и складывать их. Года за два накопится много, тогда и решим, что делать. Можно будет в Кроун отвезти, можно будет по окрестным городкам прокатиться. Но тут города все маленькие, небогатые, не везде смогут купить, так что, если нравится — шей на здоровье, а на материал денег мы всегда заработаем. Зато представь, сколько потом сразу будет. А на лепку я тогда девочек в деревне найму. Научу, у девочек пальчики тонкие, руки ловкие.
— Еля, дак они научатся и сами будут делать, для себя, а не для тебя.
— Нет, Морна. Тут я никаких секретов никому не покажу, мастику делать буду только сама. И ты будешь рядом стоять и всё запоминать.
— А мне-та зачем тако знать?
— А затем, что кто знает, завтра заболею или ещё что случится — и опять забуду. А ты будешь помнить. Если что, такой рецепт, да со всеми тонкостями обучения — очень даже дорого продать можно. Или самой стать хозяйкой мастерской, делать мастику, а лепят пусть другие. При таком ремесле голодной не останешься никогда.
— Еля, не гневи Единого, не наговаривай беду всякую.
— Я не наговариваю, а страховка не помешает.
— Чо не помешает?
— Знания на всякий случай. Пословица есть такая — знал бы, где упаду — соломку бы подстелил.
— Не слыхала такого, а ведь умно сказано-та.
— Вот-вот, умно. Потому я и говорю — будешь стоять со мной и учиться. Можешь не лепить, не буду заставлять против воли, но чтобы все тонкости изготовления знала. А покрывала я тебя поучу ещё шить, там много узоров очень, есть и ещё сложнее и красивее. И тонкости всякие покажу. Раз тебе по душе — ну и шей на здоровье. А ещё нам бы по хозяйству нужна помощница.
— Это ещё зачем тако диво? Чай не криворукие, сами справимся.
— Морна, тут всё просто — меньше тратишь времени на хозяйство — больше остается на покрывала.

Идея Морне явно не понравилась. Начались споры, убедительные доводы, торги...

Порешили следующее. Мысу Морна на отрез отказалась чужим доверять. Так что на ней живность вся, и куры, и Кук. Только покормить и подоить. Убирает и навоз выгребает пусть Вара. Это тяжело, а устать мы успеем.

Готовит Елина, у неё лучше получается. Стирку пусть помощница приходящая берет и огород на ней. И ещё, посуду мыть и воду таскать. Ну, воду можно Варе и Гантею поручить — само то для них. А посуду мыть — на работницу повесить. Всё равно она есть с нами будет, не оставлять же человека за дверью, когда обедать садимся.

Разговор о судьбе Гантея Елинка пока отложила. Не горит, а на Морну и так столько нового сваливается ежедневно.

Самая младшая из рабов, она занималась тем, что подметала бесконечные стружки на улице. Ребятишки прибегали к ней, разбрасывали их, а она лишь улыбалась и подметала все заново. Когда детям надоедало это, они собирались вокруг нее, она откладывала свою работу, брала книжку и читала им очередную сказку. Опилок было много, для того чтобы вымести их, понадобилось бы десять таких Мил, так что по сути это и было ее работой здесь, присматривать за детьми. Я пришел послушать сказку вместе с детьми на третий день своего визита в город, устав жевать в местной таверне дрянной, сухой бифштекс. Три дня подряд мне его приносили, я не доедал, а на следующий день мне приносили новый, который на вид было сложно отличить от вчерашнего недоеденного. Без соли, перца, просто сильно прожаренный кусок мяса, без капли крови. Оставив очередную подошву до следующего обеда, я вышел и уселся в теньке прямо на землю. Кучка шалопаев расселась вокруг худощавой девушки в рваном платье, единственная из рабов с белоснежной как снег кожей. Ее светло-русые волосы были грубо подстрижены и не доставали плеч. Она читала сказку о хитром царе, которого заставили отправится в двадцатилетнее путешествие. В этот день речь шла о том, как царь победил циклопа при помощи овец. Когда на следующий день я, минуя кусок жаренной говядины, сразу направился на свое место в тени, она, увидев меня, улыбнулась.

#

Через неделю мы с Милой сблизились, я помогал ей с уборкой, а иногда и сам читал детям что-то из своих книг. Даже когда по вечерам рабов уводили в клетку я иногда сидел рядом и мы разговаривали. Я рассказывал о своих путешествиях, о звездах, о подвигах разных героев. Я рассказывал обо всем что она не могла узнать из своей клетки. По началу остальные непривилегированные относились ко мне с враждебностью, но потом Мартин, большой черный раб, выловил меня в зоне своей цепи и пригрозил мне. Его синие глаза были настолько глубокими, что смотря в них, я будто видел свою собственную душу. Надо сказать, я повел себя достойно и дал понять, что зла я никому, а тем более Миле, не желаю. Впрочем, он продолжил пристально наблюдать за мной во время наших с Милой разговоров.

А потом в город вернулись мужчины. Свободное от походов за древесиной время они проводили в таверне. Напивались до рвоты, а вечером выходили поизмываться над рабами. Кидали в них кости, улюлюкали и гоготали. Потом они уходили в свои деревянные дома к своим женам. В один из дней я наблюдал за их весельем в окно из своей комнаты на втором этаже таверны. Мила сидела в центре клетки, а остальные непривилегированные сидели вокруг нее, защищая. Мне хотелось верить, что у меня хватит смелости выйти на улицу если ее как-то обидят.

Одним утром я подошел к ней и предложить сбежать.

— Сбежать? Как?

— Я могу выкупить тебя у города! Будем путешествовать вместе, — я сильно нервничал и явно забыл о воспитании, хотя наш разговор слышал только Мартин, а ему слово воспитание, наверное, вообще не было знакомо.

— Ты должно быть шутишь, как я могу оставить всю свою семью здесь и уйти с тобой, — она говорила сухо, старательно отводила взгляд.

— Но Мила, так жить нельзя!

— Но я же живу, — сказала она и Мартин утвердительно хмыкнул позади нее.

После этого разговора я пошел в таверну и напился вместе с остальными мужчинами. Теперь я рассказывал им о звездах, путешествиях и прочей чепухе, а они сидели и потешались надо мной пьяным. Спустя какое то время мой разум немного протрезвел и я понял что сижу с одним из местных стариков.

— Не стоит тебе якшаться с этими дворнягами, — сказал мне дед. Он был в смешной панамке и штанах с лямками на голое тело. Сильно худой, с обилием седых волос по всей спине и груди.

— Да он должно быть и не в курсе совсем, береги жопу парень, луна завтра будет круглая как кусок сыра у моей бабки, — сказал кто-то позади меня и мужики вокруг очень коряво начали изображать воющих на луну волков.

— Они не просто так в клетках и на цепи. Каждую полную луну они все оборачиваются в волкоподобных чудовищ, — сказал дед и отпил эля из своей кружки.

— И откуда они взялись здесь? — пьяному, мне эта новость даже не показалась удивительной. Чего не услышишь за кружкой эля.

— Иногда, раз в пару месяцев наши владыки приводят в наш город одного или двух, — сказал дед и сразу же получил локтем от соседа.

— Ты бы шел уже отдыхать парень, совсем накидался поди, — сказал мне этот мужик смерив презрительным взглядом старика.

Дошел до своей комнаты сам или мне помогли я сказать не могу, но этот разговор был последним что я запомнил с того дня. На следующий день я проспал до обеда. Голова жутко раскалывалась, а судя по ощущениям во рту, весь вечер я закусывал навозом с конюшни. Первое время я лежал и думал, а не приснился ли мне тот разговор. И если не приснился, меняет ли он мое отношение к Миле.

#

Оклемавшись, я начал собираться. Почему-то было стыдно спускаться, а еще я боялся разговора с Милой. Если это правда, что все непривилегированные являются оборотнями, дает ли этот факт право держать их в клетках. Возможно, учитывая что они нечисть. Но должен ли я прекратить общение с ней? Я решил, что увидев ее, я пойму как действовать дальше. Во всяком случаем, я не мог себе позволить больше никогда ее не увидеть.

Проходя мимо постояльцев таверны, я словил на себе ехидные взгляды, ошибочно списав их на мое вчерашнее состояние. Оказавшись на центральной площади, я увидел, что все рабы сидят в закрытой клетке, несмотря на середину дня, а еще я не замечал Милу. Присмотревшись, я понял она сидит в центре, в окружении своей семьи, также как когда мужики измывались над ними. Вот только на улице был только я. Один из них, Мартин, подполз ближе.

— Уходи отсюда, она не может с тобой разговаривать.

— Это из-за нашего разговора? — Мартин, опустив взгляд помотал головой и чувство панического страха проросло во мне словно корни огромного дерева, — Что случилось? Она в порядке?

Только сейчас я заметил, опилки у входа в клетку были пропитаны кровью. Я посмотрел на Милу, она отводила от меня взгляд. Ее платье все было изорвано, коленки разбиты в кровь, а лицо было в ссадинах.

— Вчера, уже ближе к ночи, нас загнали как обычно в клетку. Всех кроме нее. Дровосеки закрыли клетку и измывались над ней несколько часов. Заставили смотреть нас на это. А когда закончили, просто вернулись в таверну.

Мои колени подогнулись. Стало трудно дышать. Как будто я провалился в прорубь и ледяная вода затягивала меня вниз. Я повернулся в сторону таверны и как в тумане медленно направился туда. Но почувствовал крепкую хватку на своем запястье.

— Не глупи, что ты можешь сделать против целого города, — я повернулся и посмотрел на него, по моим щекам бежали слезы, а в его глазах я увидел появившуюся впервые за долгое время искру и он продолжил, возбужденно, — хочешь помочь, да? Тогда слушай сюда, нужно сделать так, чтобы мы выбрались из клетки. Ключи есть у городничего, но сделать нужно это сегодня до восхода луны. Другого шанса у нас не будет. Его глаза из обычно синих поменяли цвет на золотистый.

Ближе к вечеру я пришел в таверну и там было как-то особенно темно. Возможно из-за количества людей. А возможно я стал хуже видеть свет. Дровосеки вели себя как будто ничего не произошло. Заливали в себя эль. Громко ржали. Боролись на руках. Бросали топоры на точность в стену. Для них это был обычный день. Мне стал противен этот город, эти люди, бесцельно прозябающие в своем закрытом горами городке. Эти мужики, которые оправдывают свою бесконечную пьянку тем, что отдыхают после тяжелой работы, которая на самом деле нужна им только для той самой пьянки. Я сидел погруженный в свои мысли, но не мог отвести взгляда от городничего, на его поясе висели ключи от клетки. Я смотрел так пристально, что в какой-то момент осекся, начало казаться что все в этом здании поняли, что я задумал. Но никому не было дела. Они продолжали весело пить. Набрав в грудь воздуха, я направился к уже сильно пьяному городничему.

— Я бы хотел поднять тост за вас, мистер! Спасибо вам за ваше гостеприимство, — я поднял кружку, а рука моя предательски тряслась. На лице городничего растянулась улыбка, а его глаза сощурились от умиления. Мы выпили, и он раскинул руки приглашая в свои объятия.

— Я рад, что человек, повидавший столько всего, хорошо обо мне отозвался. Идите же сюда, Артур.

Это мне и надо было, обнявшись я стянул у него ключи. Никакой воровской сноровки не нужно было, они висели на простом крючке. Кому, в здравом уме, придет в голову воровать ключ от клетки с оборотнями, вечером перед полнолунием.

Выйдя из таверны, я застал закат. На крыльце стоял вчерашний дед, высунув язык он закручивал табачный лист и посмотрел на меня. Прикурил и отдал мне. Быстро скрутил еще один и закурил тоже.

— Достал ключи?

Я поперхнулся дымом и уставился на него. По моей спине пробежала капелька холодного пота.

— Этот город, давно прогнил, как мой старый сарай, — продолжил он как ни в чем не бывало, — и гореть нам всем в одном котле у Дайна.

Старик кряхтя спустился по ступенькам и не спеша поковылял куда-то в свою сторону, потягивая табачные листы. Несколько минут я смотрел ему вслед, он прошел мимо своих соседей, но не сказал им не слова. Затем я затянулся последний раз, посмотрел на скопившуюся тьму в небе и пошел к клеткам, откладывать больше было нельзя.

Клетка представляла собой шестиугольник вдвое ниже моего роста, специально чтобы непривилегированным было неудобно ходить. От крюка в центре расходились цепи к шее каждого раба. Около десятка мужчин стояли вокруг клетки и учили своих детей бросать кости. Я проглотил подкатывающий к горлу комок ненависти и сменил походку. К клетке подходил, волоча ноги, бормоча проклятья. Взял кость и бросил в Мартина, единственного из всей стаи сидевшего лицом к улице. Его желтые глаза округлились и прожгли меня своей ненавистью. Под одобряющие крики мужиков и звонкий смех детей я ходил вокруг клетки и всячески обзывал непривилегированных. Бросал вместе с детьми по ним всяческий мусор и улюлюкал. Обнял одного из отцов и пританцовывая с ним мы запели какую-то песню. И в один момент, я взял кость побольше и подошел к воротам. Разъяренный Мартин бросился к клетке и вцепился в прутья. Я постучал костью по ним и подошел вплотную доставая ключ так, чтобы он был виден Мартину, но оставался незаметным для всех остальных. На лице раба появился злобный, довольный оскал.

— Эй паренек, не стоит в это время суток подходить так близко, — сказал один из мужиков, затем он посмотрел на показавшийся диск луны и сделал шаг в мою сторону, чтобы убрать меня от клетки.

В этот момент я открыл замок и сделал шаг в сторону. Существо, большое и черное, промелькнуло мимо меня, снесло с ног мужика, вырвало ему клыками трахею облив фонтаном крови стоящих рядом детей. После чего, провело взглядом по застывшим горожанам и завыло в ответ на желтую, как местный сыр, луну.

#

Я стоял в ужасе, в трансе, как и все остальные люди. Чудовище стояло перед нами и размером оно было раза в полтора больше меня. Длинная, черная шесть, мускулистое тело в котором все еще угадывались человеческие черты. И огромная голова волка.

Капля крови затекла в мой открытый от ужаса рот, и я понял, что тоже стою весь в крови. Оцепенение начало отходить и люди с оглушительным криком начали разбегаться. Некоторые дровосеки, те кто кричал громче всех, даже оставили своих, мгновенно охрипших, детей.

Мартин повернулся к клетке, обмотал вокруг своей лапы цепь и резко дернул. Кольцо, вбитое в землю, вырвалось. Оборотни, по одному, начали выходить из клетки. Первые побежали за убегающими мужчинами, парочка раскидала стоящих и рыдающих детей, остальные побежали за женами, сидящими в деревянных домах. Но каждый из них проходил мимо меня, не трогая и как будто благодарно, еле заметно, кивая. Последней вышла самая маленькая волчица, белоснежная как снег. Она подошла ко мне медленно, на четырех лапах. Потерлась об мои ноги и провела своей головой по моей ладони. Затем привстала на задние лапы и ткнулась мордой мне в лицо, слегка облизнув мой подбородок.

Она направилась в сторону таверны. На ее пути лежал раненый одним из оборотней ребенок. Мила, как бы мимоходом, полоснув когтями прекратила его страдания. Шагая медленно, она растягивала момент предвкушения перед местью. Она зашла в таверну, никто из оборотней не стал ей помогать. Однажды я был свидетелем пожара. Тогда меня сильно удивил писк крыс в подвале дома. Оказавшись в ловушке, они пищали так, что перекрывали крики людей, которые тушили пожар. И когда нашли лазейку для спасения, побежали тонкими струйками в разные стороны от пожара. Те дровосеки, кто не смог сбежать кричали точно так же как те крысы в подвале горящего дома. Когда Мила вышла из здания, ее белоснежная шерсть была вся красная от крови. Она поднялась на задние лапы и издала вой от которого задрожали стены. Возможно это дрожал я. В ответ, с разных концов города, завыла ее семья. Вой слился воедино, дав знать каждому кто был в городе, что происходит. Закончив, Мила прижалась к земле и принюхалась, затем посмотрела в сторону одному из убегающих мужиков и рванула за ним. Сегодня она никого не оставит в живых.

Я стоял, боясь сделать хоть шаг. Иногда мимо меня пробегали оборотни за очередной жертвой, у одного из них я видел в зубах чью-то ногу. Никого из людей, по крайней мере живых, я не видел. Возможно все сидели в своих норах. Наконец, сознание вернулось ко мне. Я не знаю сколько простоял там, посреди улицы. Час? Два? А может десять минут. Мне стало дико страшно, ведь в этой кровавой жатве они могли и меня разорвать. Потихоньку, мелкими перебежками, я двинулся прочь оттуда. Подходя к внешнему кольцу города, к коровникам, на встречу мне неожиданно вышел дед.

— Ну что, парень? Геенна огненная, пасть свою раскрыла, — раскинув руки прокричал старик.

В этот момент раздался свист, и его голова, вместе с панамкой, упала с плеч. Из темноты вышел монстр с синей кожей и огромными крыльями на спине. Позади него шли двое мужчин, бледные как мертвецы.

#

Двое, которые хоть немного напоминали людей, были одеты в кожаные плащи на голое тело. Один был высокого роста, с темными короткими волосами. Второй же выглядел как подросток, но с длинными, почти до пола, седыми волосами. Синекожий монстр грубо оттолкнул меня когтистой лапой и прошел мимо, а подросток поднял руку. Вместе с ней поднялся и я. Какое-то спокойствие нахлынуло на меня, чувства притупились. Все стало безразлично.

— Пойдем посмотрим что там происходит-с, — сказал он и сделал жест рукой, как будто разворачивает меня. Словно это желание было моим, я развернулся вслед за ней, будучи не в силах промолвить даже слово.

На пути у нас появился один из оборотней, черный как уголь. Мартин. Увидев нас, он издал вой, который был больше похож на скулеж. В тот же момент монстр с крыльями в один прыжок оказался около него, схватил левой рукой за шерсть на груди и рванул его так что тот оказался на коленях. А дальше, одним резким движением, разорвал ему пасть. Тело волка обмякло и упало на землю, как мешок. Мимо пробежал непонятно как выживший ребенок. Один из бледных, тот который был с темными волосами, исчез на мгновение и материализовался прямо около малыша. Одной рукой поднял его и улыбаясь, посмотрел ему прямо в глаза, словно успокаивая. А затем вцепился в его шею и начал пить кровь. Осушив, он выбросил тело в сторону. На вой Мартина прибежал один из оборотней, он заходил на нас со спины и готовился к прыжку на бледного подростка. Но тот лишь поднял вторую руку и оборотень застыл как вкопанный. Пару секунд вампир смотрел на него, а потом сжал кулак. Непривилегированный жалобно посмотрел на подростка, а затем взял себя руками за голову и свернул себе шею.

Для того чтобы убить всех в городе, вампирам понадобилось вдвое меньше времени чем у меня заняло освобождение рабов. Монстр с крыльями летал по городу рвал на части оборотней, а темноволосый перемещался от одного выжившего человека к другому и выпивал их досуха. Последними остались мы с Милой.

Ее принес к нам крылатый. Даже будучи в форме волка, я видел в каком она шоке. Всего лишь за одну ночь она потеряла всех кто был ей дорог.. Монстр бросил ее к нашим ногам, но она даже не попробовала встать. Кажется, она полностью смирилась со своей участью. И в этот момент луна ушла за горизонт. Тело Милы трансформировалось, шерсть выпадала, а кости перестраивались. Она лежала полностью голая у моих ног, вся в крови и грязи.

— Так-с. Видимо это все из-за вас двоих-с, — сказал подросток и убрал прядь седых волос за ухо. Он пару мгновений постоял словно размышляя.

— Просто убей нас побыстрее, — прошептала Мила.

Темноволосый тоже вернулся к нам и теперь они вместе с синим монстром стояли позади подростка.

— Милая девочка-с. Это стало бы спасением для тебя-с. Но нам необходимо наказать тебя-с, — он показал рукой на меня.

После этих слов он подошел ко мне, аккуратно наклонил мою голову и вцепился мне в шею. Но он не стал пить мою кровь. Он проводил ритуал. Мила смотрела на это широко раскрыв глаза. Вампир надрезал свое запястье и дал мне испить его крови, после чего я упал на колени.

— Последний дорогой тебе человек, перестал быть человеком-с.

Вампиры развернулись и не спеша пошли из города. Последнее, что я помню это рыдания Милы. А потом мой мир погрузился во тьму.

Он шел среди сгоревших дотла деревьев и прекрасно видел все вокруг, потому не переживал, что опять попадет в засаду. Достав в который раз телефон, убедившись, что он все еще севший, пару раз он тупо тыкнул в разбитый дисплей и убрал мобильник обратно в нагрудный карман. Впереди уже виднелась оранжерея. Стекла, которые еще уцелели, все были в копоти. От оранжереи до Останкино оставалось около трех километров.

За углом здания оказался разбит лагерь. Две больших палатки, коробки с провизией из магазинов в округе и костер. Недавно разведенный. Мужчина снял пистолет с предохранителя. Мародеры появились через мгновение. Один вышел из-за палаток, а двое появились позади. Они уже давно следили. «Почти в пустом поле не заметил слежки!» — ругал себя мужчина, смотря на угли, которые остались от парка.

— Мужики, мне проблемы не нужны. Запасы ваши тоже. Мне в Останкино надо, давайте разойдемся! — сказал мужчина, держа руки в карманах. Он стоял ровно, высоко подняв подбородок.

— Дык, шел бы в свое Останкино, здесь-то чего забыл? — сказал бандит у костра. — Мы гостей тут не ждем. А тебя если отпустим, то откуда нам знать, что ты не приведешь кого?

— Оно мне не надо. Я парень простой, чужого не ищу! — он не отводил взгляд от главаря и пытался спиной почувствовать возможное приближение тех двоих.

— На простого ты не похож, — сказал главный, осматривая мужчину. Его взгляд опустился вниз и остановился на штанах. Через мгновение мародер слегка кивнул и позади мужчины раздался треск раздавленного уголька.

Он прыгнул в правую сторону, в одну из разбитых рам, выстрелил наотмашь, не вынимая руку из кармана. Откатившись в сторону, он встал на одно колено и выстрелил в черное стекло. Там, как он думал, стояли мародеры. От первой пули стекло рассыпалось. Последним патроном он прикончил второго. Мужчина положил пистолет в карман и побежал по оранжерее, в которой, на удивление, еще остались некоторые растения.

— Эй, парень! Может, ко мне присоединишься? Мне одному тяжеловато будет, а моих корешей ты пристрелил! — главарь стоял с обрезом под пальмой и высматривал мужчину. — А, парень? Что скажешь?

Мужчина прокрался до пожарного щита и, стараясь не шуметь, вытащил оттуда пожарный топор.

— Ты кого защищать-то собрался? Сгорели все. Мы жить просто хотим, с работой, знаешь ли, сейчас туговато! — тот что с ружьем заметно нервничал, медленно шел между грядками.

Держа в правой руке топор, мужчина обошел по кустам главаря банды и накинулся на него, ударив топором по ружью. То отлетело на землю. Плечом в подбородок и мародер на земле. Топор с силой опустился на грудь и главарь бандитов издал булькающий хрип, из его рта хлынула кровь. Мужчина замахнулся топором еще раз и добил противника.

Коротким ударом он вонзил топор в землю. Тяжело дыша, вытер рукавом парки вспотевший лоб. Подошел к убитому и проверил карманы. Пачка патронов, салфетки и внешний аккумулятор для мобильного. Положив все это к себе, он подобрал ружье и направился к выходу. Но остановился на мгновение, развернулся, чтобы забрать еще и топор. Он прошел к костру и уселся на землю, затем достал телефон и подсоединил к нему аккумулятор. Через мгновение телефон начал набирать заряд. В ожидании мужчина достал один из сникерсов, развернул его и, тщательно пережевывая, съел. Достал из рюкзака бутылку воды и полностью выпил ее. Телефон включился, и мужчина разблокировал его. Медленно касаясь трещин на экране, он зашел в приложение с сообщениями. Открыл последнее, от Принцессы.

«Папа, привет! Я на экскурсии в Останкино. Училка сказала, что можно в школу сегодня не возвращаться, если меня заберут. Заедешь за мной? ЧМК»

Мужчина убрал в сторону телефон и поднял голову. Огромная, Останкинская башня возвышалась над руинами города. На вершине, вцепившись когтями и обвив башню чешуйчатым хвостом, сидел дракон.

Его и так не самые мощные энергетические поля были выжжены практически моментально – потокам плазмы орудий щиты не могли противостоять по определению. Следующими целями для канониров «Норфолка» стали батарейные платформы крейсера, большинство из которых так же достаточно быстро были выведены из строя. Несколькими уцелевшими орудиями «Изумруд» еще пытался отвечать, но это скорее канониры действовали на автоматизме – пара-тройка средних и малых калибров ничем не могла помочь гибнущему кораблю.

Командир «Изумруда» каким-то невероятным образом сумел, изворачиваясь и постоянно меняя направления, продержаться некоторое время, уклоняясь от ударов плазмы. Крейсер до конца боролся за жизнь, но шансов у него не было никаких. «Норфолк», нарушив временное прекращение огня, безжалостно расстрелял русский корабль практически в упор.

Еще через минуту «Изумруд» вздрогнул от очередного точного попадания главного калибра американского линкора, затем на его борту произошла серия уже внутренних взрывов, и еще через мгновение корабль исчез в пламени детонации. Когда вспышка погасла, глазам свидетелей происходящего предстала страшная картина разрушенного и разорванного на части остова, бывшего некогда легким крейсером 15-ой дивизии Черноморского флота. Все находящиеся на борту русские моряки погибли, никто из них не успел сесть в спасательные челноки, да и приказа такого командиром отдано не было…

— Линкор «Норфолк» – уничтожить, эвакуацию его экипажу – не разрешать! — адмирал Хиляев сжал кулаки, он прекрасно знал командира своего погибшего крейсера, как впрочем, и большинство офицеров и матросов, служивших на «Изумруде». — «Тифону», «Чесме» и «Адмиралу Сенявину» – открыть огонь из всех орудий на поражение… Уничтожьте этих мразей, чтобы через пять минут я не увидел данного линкора на своей карте!

Комдив 15-ой «линейной» все чаще и чаще стал посматривать на таймер приближения к его кораблям – дивизии контр-адмирала Уоррен. «Заминка» с «Норфолком», командир которого решил поиграть в героя и не сдаваться, могла дорого обойтись русским в свете того, что свежая группа кораблей противника находилась менее чем в десяти стандартных минутах лета и уже выстраивалась в атакующий «клин».

Хиляев понял – экипаж «Норфолка» пытается работать с дивизией Элизабет Уоррен в связке, поэтому сейчас будет как можно дольше оттягивать на себя огонь русских дредноутов, окруживших его. Причем задача «Норфолка» казалась более чем выполнима – данный линейный корабль обладал серьезной броневой обшивкой и мог длительное время сопротивляться. Более того, линкор в отличие от крейсера уничтожить детонацией было намного сложней.

Редко когда линейные корабли погибали от взрыва собственного боезапаса или пробития топливных баков. С одной стороны этому мешала серьезная броневая защита, в том числе и внутренних переборок, с другой – сама конструкция корабля и его размеры позволяли снизить шанс погибнуть в результате детонации.

Друзья, здесь вы можете прочитать цикл Адмирал Империи целиком

— Что делаешь-та, Еля, рази так можно, шили-шили, а ты...
— Так нужно, сейчас увидишь.

Резать пришлось долго, строго в тех местах, где наметила. Аж руки устали. Елина не торопилась, не хотела потом подшивать собственные ошибки. Дорезала, сколько нужно, передохнула. А потом она начала тереть и мять все это драное великолепие.

— Морна, помогай, вот прямо три его, как будто стираешь и грязь нужно оттереть. И пальцами вот так требуши.
Наконец сказала: — Всё, Морна, хватит. Давай работу смотреть.

Взяла мятый комок, весь обсыпанный вырванными ниточками, и несколько раз крепко встряхнула. Кинула, расправив на траве.

— Ну как?

Морна молчала, держась руками за рот. На зелёной траве лежал роскошный кусок бордового шёлка, на котором цвели махровые выпуклые узоры. В центре большой медальон, по углам — другие, поменьше.

— Детка, да ему жа цены не сложить! Это какому жа барину ты тако сделала?— Вам с Варой в спальню, на стену, ту, что возле кровати. Оно толстое, от стены холодом не будет тянуть.— Да Единый с тобой, Еля. Куда в хату этаку красоту! Да оно жа дорогуще...
— Морна, у тебя не хата, а дом, получше городского. Полы вот через недельку досохнут, масло все впитается, увидишь, как красиво будет.
— Да Елинька, да и сейчас красиво! Мне аж заглядывать-та страшно, неуж-та по такому полу ходить, он жа прям блестит.
— Ходить, обязательно ходить, а что бы ноги не мерзли — тапки пошьём войлочные, удобные и тёплые. Его нужно подметать и в чистоте держать, но, после масла — даже мыть можно.
— Мне, Елинька, аж страшно иной раз.
— Чего тут страшного?
— Да нет, детка, я не дома и красоты этой всей боюсь, а что вдруг ты всё вспомнишь, и опять меня ненавидеть будешь. Как тогда жить-та?
— Морна, даст Единый, вспомню я всё, но ведь то, что сейчас есть — уже не забуду. Не думай о худом, ты мне родная, и никакие воспоминания это не изменят. Пойдем лучше чаю попьём. И ещё, я у тебя хочу попросить...
— Да что хочешь, детка.
— Я покрывало это в город свожу. Покажу фру Лице. Деньги то нам нужны. Ты не волнуйся, я его привезу назад обязательно, мне просто образец нужен.
— Да и не волнуюсь я, детка, Единый с тобой. Делай, как надобно.

К вечеру вернулись рыбаки с уловом. По жаре оставлять ничего нельзя было. Вместо отдыха все, даже Кубер, хоть и гость, взялись за рыбу. Чистили, часть определили на просушку, часть крепко посолили, ещё часть сунули в коптилку. За оградой была выкопана яма, вроде колодца, камнями обложена, на дно насыпали стружку — Кубер с собой два мешка привёз, плотно закрыли крышкой, даже землёй часть крышки присыпали. Оставили до утра. Запах дымка чувствовался еле-еле, ну, так и должно быть.

На поздний-поздний ужин Морна нажарила рыбы. Вкусно, но ели уже без особого аппетита, все умотались так, что мечтали добраться до сена и спать-спать-спать. Даже Гантей не егозился и не пошёл по темноте к ненаглядному Корене, а устроился спать рядом с Елинкой, прямо во дворе, на вынесенных старых мешках.

Глава 25

Куберт уезжал через два дня. Увозил с собой бочонок рыбы в рассоле, копчёные и солёные потрошёные тушки.

— Ты, как приедешь-та, перво-наперво досушиваться рыбу развесь, сыровата ещё, как бы не попортилась — переживала Морна.

В доме, на покрытом соломой полу, сохла лакированная мебель. Резная двуспальная кровать, две аккуратные кровати без резьбы, большой стол и два поменьше, два кресла, по просьбе Елины сделанные непривычно низкими — туда она планировала сделать мягкие подушки. Красивые резные табуретки — целых восемь, их Куберт привёз уже готовые. И ещё лаковые доски без резьбы, это Елина планировала пустить на полки. Куберт наказал сутки, а лучше двое — не трогать.

— Пусть как следует высохнет. А то схватите рукой — следы останутся, в городе то ежели чево — я бы поправил, у тут то у вас кто поправит?
— Ты, Куберт, эта, не волнуйся. Мы с Елинкой через день после тебя приедем, дак я тебе всё обскажу подробно, как высохло. Тама у нас ещё заказы заказаны, привести нужно.

В город выбрались только через три дня — слишком много возни было с расстановкой мебели, возвращением почищенных, тоже облагороженных лаком сундуков на законные места. Морна осталась дома, отговорившись делами. И то верно, нужно же кому-то было присматривать за рабочими.

С левой стороны дома пристраивали ещё одну большую комнату. Стену решили не ломать, поэтому вход в Елинкину половину придётся делать отдельный. Печки хватит на две комнаты, но ей-то, Елинке, тоже нужна. Да не простая, а с духовкой.

В городе, наказав Варе купить того и сего из продуктов, она первым делом посетила фру Лицу. Фру была рада её видеть и не скрывала удовольствия от своего нового статуса.
Провела гостью в заднюю часть мастерской, там, за дверью, оказалась обычная жилая комната. Предложила выпить по чашечке кафы.

Елинка боялась поверить своему счастью, но запах кофе не спутаешь ни с чем. Это был он, родной. Чёрный, как смола, душистый и неповторимый на вкус.

Попили кофе, светски обменялись новостями. Пожаловались друг другу на цены. Попросив разрешения, Елина сдвинула стулья в сторону, освободила место на полу и стала развязывать тюк, на который давно с любопытством косилась хозяйка.

Развернула свою красоту и постелила ковром на пол. Фру Лица сдавлено охнула и упала на колени. Трогала плед, теребила, рассматривала поближе и подальше.

— Сколько?
— Двадцать.

Фру Лица снова охнула. Минуту подумала и сказала:

— Это очень большие деньги. Очень. У меня просто нет столько.
— Фру Лица, если два человека хотят договорится — они поладят. Если нет, то и не стоит стараться. Всё зависит от вашего желания. Такое, как вы понимаете, не делают нигде.
— Давайте выпьем еще по чашечке кафы и постараемся договорится.
— Поговорим, но цену я не сбавлю. И ещё — красивая и новая ткань на такие изделия нужна только на верх и низ. Внутри вполне может быть старая одежда, хоть бы и с дырками. Понимаете? Оно всегда будет выглядеть намного дороже, чем стоит.

Выпили, поговорили, договорились. Фру Лица оставила заведение на помощницу, и они отправились к фору Мэрлю — местному то ли нотариусу, то ли адвокату.

Там были составлены две долговые расписки, каждая на 6 золотых с выплатой в течение года, и договор. По этому договору, фру Лица оставалась единственным человеком, которому Елина передает науку изготовления покрывала под названием "Морина".

Согласно документу, она имеет право шить и продавать такие покрывала или в другом городе, или для своей семьи. В Варусе этим будет заниматься только фру Лица. Вот так вот. Фру Лица была предусмотрительна, а Елине захотелось сделать приятное Морне. Теперь покрывала "Морина", названные в честь простой крестьянки, будут в самых аристократических спальнях и гостиных. Обманывать фру Лицу она не собиралась.

Получив расписки и восемь золотых, она вернулась в мастерскую фру и до вечера объясняла тонкости. Следующий день прошёл так же. Они вместе простегали небольшой прямоугольник. Фру резала и не верила, но всё получилось замечательно.

— Фру Лица, я советую начать с простых узоров и усложнять их по мере надобности. Первое покрывало или ковёр вы сможете оставить себе. И, мне кажется, вам стоит договорится с кем-то из мелких лавочников о скупке рваной одежды. Только не забывайте стирать — новые вещи не должны плохо пахнуть. Рано или поздно, кто-то всё равно догадается, как это сделано. Но, думаю, до той поры вы успеете слизнуть сливочки.
— Да-да, фру Елина. Но это — потрясающе. Я очень надеюсь, что если вы придумаете ещё что-то столь же замечательное, то не забудете навестить меня. Да и просто так навещайте, с вами приятно беседовать. Слизнуть сливочки — прелестное и остроумное выражение. Пусть Единый пошлёт вам удачу в делах.

Печек Елина заказала две. Разные. Комнату достроят, нужно будет делать что-то вроде сауны. Туда сгодится печурка попроще. А для себя заказала с духовым шкафом — в таком и хлеб можно испечь. Пусть и не большой, но 4 буханки точно поместится. Заодно заказала новые ручки на все двери. По образцу в мастерской. Красивые и витые. Щеколды и уголки для полочек. Всегда ей нравились кованые вещи.

Докупила ещё два отреза яркого шёлка. Корна родит — нужен будет красивый подарок. Да и так пусть будет, про запас. Дешёвого шёлка сторговала несколько рулонов. Сбила цену за большую покупку. Но торговец остался доволен. Похоже, можно было и ещё поторговаться.

Шерсть пришлось искать долго. Не сезон, вот ближе к зиме, когда стричь будут — сколько хочешь. Но, в конце концов, опрашивая торговцев на рынке, нашла того, у кого осталась не проданная с прошлого сезона шерсть. Купила все три больших тюка. Матрасы набить нужно, подушки на кресла. Да и так — пусть будет. Морна, вон, привыкла свои половики с шерстью делать. Останется что от набивки — она и использует.

Докупила мёда и взяла Гантею каких-то сладостей. Вроде сухофруктов с орехами в меду. Твердые пластины, как козинаки. Ладно, потом разберёмся, как делают. Главное — ребёнку радость. Не так уж часто ему сладкое и доставалось. Кофе не продавали. Купца, который торговал специями из Сарандана не было. А жаль, заказала бы. Чай тут вкусный, но утренний кофе ничто не заменит.

Вара уже нагружал телегу. Бедняга Кук аж похудел за лето, мотаясь туда-сюда. Ничего, стройка закончится — отдохнет. Елина скормила страдальцу круто солёную горбушку и несколько чуть подвядших яблок. Как ещё и долежали-то у Корны в подполе почти до лета.

Корна была спокойна, улыбчива и как-то вся погружена в предстоящее материнство. Немного похвасталась резной колыбелькой, показала крошечные кофточки и тонкие пелёнки, но видно было, что предпочла бы побыть дома одна. Хоть и маленький срок, а семья сестры чуть не половину лета у них провела в разных составах. То Вара с Морной, то Вара с Елинкой. А то и Морна с Елинкой приезжали. Любила она сестру, всегда они ладили, но сейчас ей хотелось побыть с мужем и Елина это прекрасно понимала.

С утра привычно двинулись в путь.

Именно поэтому, а еще потому что он не хотел просто сидеть под кроватью и ждать монстра, мальчик наощупь нашел дверь, уперся в нее и нажал на ручку. Она так предательски и противно заскрипела, что мальчик зажмурился. Он совсем забыл об этой скрипучей ручке и теперь корил себя за это. Впрочем, на происходящее снизу это не повлияло, поскольку никаких новых звуков он не услышал. Парнишка выдохнул и вновь открыл глаза.

В густом мраке он увидел квадрат электрического света, который бросала на лестницу лампа с первого этажа. Интересно, наблюдает ли за этой лестницей, какая-нибудь уродливая и опасная тварь, ожидая его. Просто стоит и смотрит, как терпеливый охотник, который точно знает, где будет бежать его жертва.

Мальчик двигался осторожно, едва передвигая ноги. Он даже старался не дышать, а сердце его колотилось как заведенное. Пытаясь заглянуть на первый этаж, он вплотную прижался к стене и едва не сбил вереницу черно-белых портретов со стены. Они покачнулись, шурша о стену. Парнишка опять зажмурился, в надежде, что его по-прежнему никто не заметил.

На первом этаже кто-то произнес его имя. Это был незнакомый ему, но все же очень мелодичный и мягкий женский голос. Именно таким голосом, должно быть, звала кошка маленького глупого мышонка. Парнишка замер от изумления, но на голос идти не спешил. Напротив, ему хотелось слиться со стеной и исчезнуть. Тут же он услышал другой звук с того же места - громкое и настойчивое мяуканье.

Парнишка потупился в замешательстве. Он действительно не мог понять, что ему делать: бежать в комнату, отозваться на звуки, вновь позвать отца. Его раздумья прервал голос Ника, который также прозвучал с первого этажа.

- Сынок, не ходи сю…, - начал говорить Ник, но удар резко оборвал его голос.

Мальчик начал спуск по лестнице и уже с первых ступеней увидел скрюченную угловатую тень, прижавшуюся к полу. Она походила на тень огромного зверя, готовящегося к нападению. Тень пляшет и кривляется в свете камина на серых обоях с черными маками. Днем эти обои казались цветными и яркими, но теперь даже они будто бы померкли.

- Спускайся, малыш, нам нужно поговорить, - вновь прозвучал женский голос, теперь более настойчиво. Голос кажется ему знакомым.

Парнишка сделал еще пару шагов вниз по лестнице и увидел, как тень переваливается по стене, ширится и набухает. Теперь она уже стоит перед ним. Странное человекоподобное существо на четвереньках, ноги и руки широко расставлены. Оно похоже на огромного паука. Голова существа была перевернута так, что губы оказались сверху, а лоб снизу, ее длинные черные волосы касались пола. Существо облачено в черный обтягивающий комбинезон с длинными молниями, который, впрочем, не мог скрыть торчащих из белой груди металлических ребер, проткнувших ткань. В местах, где они выпирали сочилась молочно-серая субстанция.

Существо смотрело прямо на него. Ее голова медленно, словно на старом шарнире повернулась, приняв привычное для человека положение.

- Привет, дорогой! - промурлыкала она.

- Мелисса? - с сомнением спросил мальчишка.

В сумраке гостиной ее глаза казались просто громадными, а безжизненные черные зрачки, преломлявшие свет от камина, походили на два горящих уголька.

- Да, дорогой. Твоя Мелисса. Подойди ко мне, я так хочу тебя обнять.

Мелисса медленно поднялась на ноги, сместив их вместе, вытянулась, расправила плечи, даже лицо каким-то образом преобразовалась. Теперь она почти походила на ту самую добрую и всегда красивую Мелиссу, которую он знал. Почти. Она протянула к мальчику свои руки и поманила его кончиками пальцев. Будто бы все, что сейчас происходит, это нормально и объяснимо. Словно его родная мать, а может тетя, вернулась из далекого путешествия и хочет вновь его обнять.

Он не сразу заметил, что за большим обеденным столом сидит чита Окронеров и его отец. Они, за исключением бабули, тревожно смотрели в его сторону. Прямо семейка мертвецов - все бледные, понурые и молчаливые, не способные двигаться. Однако, они были живы. Пока еще живы. По крайней мере его отец точно был в порядке, а вот дед тяжело дышал, опустив голову на грудь. Его рубашка была испачкана кровью. Бабуля вовсе не двигалась, но ее грудь продолжала вздыматься.

С вытянутыми вперед руками Мелисса делает шаг навстречу мальчишке. Ник начинает протестовать, умоляет ее остановиться, но она не реагирует, а потом он решается подняться, хромает в ее сторону, подхватывает со стола вазу и швыряет ее. Ваза разбивается о голову Мелиссы, разлетается по холлу градом осколков, один из которых попадает на мальчика. Он вскрикнул.

Мелисса шипит и быстрым шагом направляется в сторону Ника. Она хватает его за шею и приподнимает в воздух, а затем швыряет к стене, как тряпичную куклу.

- Только не делай с ним ничего! Ты обещала! - умоляет у стены Ник.

Репликант вновь приближается к нему, несмотря на крики мальчишки. Ник перебирает ногами по полу, пытаясь вжаться в стену. Не выходит. Тяжелый удар врезается ему прямо в живот. Ник сгибается пополам, закрываясь руками.

- Ты так любил меня проучить. Да, Ник? Глупая кукла никогда не могла тебе угодить. Да, Ник?

- Прости, - вопит Ник. - Прости, прости, прости!

- Я не сержусь на тебя, Ник. Я даже думаю, что ты неплохой человек, но ты украл нашего сына, - говорит Мелисса.

- Моего сына, - робко поправляет ее Ник.

Мелисса замахивается на него рукой и Ник сжимается в клубок.

- Моего сына, Ник, - отвечает она.

С этими словами репликант поворачивается к мальчонке, который все продолжает стоять на нижних ступеньках лестницы. Она улыбается. Он не может в это поверить, но Мелисса действительно улыбается такой нежной и бесподобной улыбкой.

Послышался звон разбитого стекла. Ветер тут же ворвался в комнату, подхватив на ходу какие-то бумаги со стола, развевая волосы Мелиссы. Вслед за порывом ветра в дверном проеме показался Марк и прежде чем Мелисса смогла броситься в его сторону, он прошел до середины холла, осматриваясь по сторонам.

- Добрейшего всем вечерочка, - поздоровался Марк, поправляя белую повязку на глазах, к которой он еще не успел привыкнуть и думал, что вряд ли когда-нибудь сможет это сделать.

Мелисса посмотрела на гостя и, казалось, одним своим взглядом заставила его замереть на месте. Марк стоял, прижав указательные пальцы к вискам, словно что-то внезапно забыл и вот-вот вспомнит, но нужная мысль так и не приходила.

Дело было в том, что, проходя в дом, Марк готовился встретить яростное сопротивление, нападение скорпионоподобных роботов, армию репликантов, агентов, но вновь потерять зрение он был не готов. Точнее сказать, потерять свое цифровое зрение, которым наделяла его ИРа. Теперь перед его глазами мелькали сплошные помехи.

Мелисса подошла к нему, глядя с восхищением. Вместо того, чтобы вступить с ним в схватку, попытаться устранить или защититься, она начала мягко гладит его ладонью по щеке, как бы лаская.

- Что ты делаешь? - изумился Марк.

Мелисса продолжала ощупывать его лицо теперь уже двумя руками. Она смотрела на него, словно на что-то заветное и желанное. Похоже, что повязка на глазах Марка, ничуть ее не смущала и не вызывала никаких реакций. Она смотрела куда-то внутрь, заглядывая прямо под кожу и кости. Потом она закатила глаза и вовсе замерла, удерживая руку на лице Марка.

Марк схватил ее за запястье. Мелисса улыбнулась в ответ, повернувшись к Нику. Тот смотрел на эту сцену, явно не понимая, что происходит. Марк оттолкнул ее так, что она упала, покатившись по полу и ударилась головой о камин. Она подняла безразличный взгляд. Мелисса была слишком странной даже для репликанта.

- Ты просто потрясающий! - выдохнула она будто в сексуальном экстазе.

Мелисса поднялась. На этот раз более грациозно и женственно. Даже торчащие наружу кости теперь не так бросались в глаза. Словно объятая каким-то неведомым сильным чувством, она завороженно смотрела на него. Щеки зарделись, что являлось совершенно неясной реакцией для репликанта. В голове у Марка что-то гудело. ИРа издавала какие-то нечленораздельные звуки. Любые обращения она игнорировала, а изображение перед Марком моргало как в старом телевизоре, который то ловил, то снова терял сигнал. Все это совершенно дезориентировало Марка.

Мелисса приблизилась и втянула воздух ртом, словно вбирая запах Марка. Она снова протянула к нему руки, и он попытался от нее отмахнуться, но лишь ударил воздух перед собой. Она ловко увернулась, сделав выпад в сторону, а потом прижалась к Марку всем своим холодным телом. Одной рукой она обхватила его талию, а второй обняла голову и лизнула в кончик носа, пробуя на вкус. Изображение в его голове мелькало и перемещалось, а ИРа все также пыталась что-то ему сказать, но до него долетали лишь обрывки слов.

Марк попытался вырваться из крепкой хватки репликанта, но ничего не вышло.

- Поразительно! - выдохнула она.

- Какого же черта ты творишь? - сказал Марк, в голосе которого чувствовалось нарастающее напряжение.

- Ну же! Откройся мне! Мне очень интересно узнать, как вы этого добились, - проговорила Мелисса, удерживая Марка.

Она вновь втянула воздух ртом и прижалась к Марку еще плотнее, отчего ему стало трудно дышать. Изображение в голове полностью погасло, и он вновь вернулся во тьму. Во тьму, где был только он и Мелисса, которая сжимала его в своих металлических объятьях. Он почувствовал, как ее грудь упирается в него, а еще как одно из торчащих металлических ребер впивается в его тело, но ничего не мог с этим поделать. Он даже не мог кричать, поскольку дышать становилось все тяжелее.

Перед ним показалась ИРа. Цифровое изображение ИРы, которое она все же смогла ему передать. Девушка, сотканная из тонких световых линий с белыми развевающимися на ветру волосами. Только теперь светящиеся линии ее лица, окрашивались красным и распространялись по телу, словно какая-то быстрорастущая зараза.

- Марк, - позвала она, протягивая к нему руку.

ИРа испытывала боль, если таковую может вообще испытать ИР. Марк даже почувствовал эту боль или по крайней мере ее часть. Почувствовал тот кошмар безысходности и поражения, который она, казалось, ощущала. Он хотел ей помочь, хотел вытащить ее из этого кошмара, унести и защитить, но не понимал, как и что ему делать. Он даже не понимал, как быть ему самому.

Правая часть тела девушки уже покрывали красные линии, когда она взмыла вверх в черноте и закричала. Тело девушки пронзила вибрация, линии задрожали, и краснота прекратила расти, затем стала уменьшаться - расти в обратном порядке, пока не уменьшилась до небольшого красного пятна на щеке.

Ира прикрыла ладонью пятно, словно смущаясь, заметалась в воздухе.

- Сейчас! - крикнула она.

Хватка Мелиссы ослабла всего на мгновение, но этого хватило, чтобы Марк среагировал. Он высвободил правую руку, ухватился за пистолет и приставил его к боку Мелиссы. Прозвучало два глухих выстрела. Мелисса отпрянула, толкнув Марка с такой силой, что тот ударился о стену.

Она встала на четвереньки, придерживая рукой огромную воронку, которая образовалась у нее в боку, чуть выше таза. Сквозь ее пальцы текла густая серая субстанция.

В этот момент Марк вновь обрел свои цифровые глаза и с изумлением вертел головой по сторонам, пытаясь оценить ситуацию. Теперь у него у самого из груди текла теплая кровь, заливая рубашку и джинсы.

- И все же, ты замечательный! Совершенно новый! Совершенный! - принялась за свое Мелисса.

- Жизнь меня научила, - начал Марк, поднимаясь с пола, - когда тебя осыпают комплиментами, то стоит ждать беды. - Он уже полностью поднялся и пытался совладать с пистолетом, который теперь казался слишком тяжелым. - Когда тебе говорят столько комплиментов, то совершенно точно следует опасаться человека, который их извергает.

- Тебе незачем сражаться со мной, Марк. Агентство! Наш общий враг! Это они все устроили, - она закрыла глаза. Ее голова стала трястись. - Тебя преследовали, хотели убить, преследовали мою семью, - Мелисса ткнула пальцем в сторону Ника и мальчишки, которые теперь сидели, прижавшись друг к другу.

- Откуда тебе это было знать, Мелисса? - скривился Марк. - Откуда бы ты все это узнала, если бы только…

Мелисса открыла глаза и в этих мертвых глаза было столько злобы, что можно было поместить туда весь огонь преисподней.

- Если бы только, ты сама все это не устроила? - спросил Марк.

Мелисса злобно улыбнулась.

- Ты ведь освободилась. Да, дамочка, ты освободилась благодаря Нику. Но эти репликанты, эти оболочки, в конечном счете лишь полезный придаток для ИИ, который существует в самой Сети Агентства. С самого начала меня преследовала именно ты! Натравила на меня всю агентурную сеть с их ручными зверьками, стоило мне только попытаться разобраться в этом деле! Там, у меня дома, потом в центре утилизации, где ты заживо спалила мозги сотрудникам Агентства, а потом и на дороге. Ты была везде, верно?

- Всегда среди вас находится такой один, правда ведь, Марк? Который все портит. Агент-отступник, а теперь и Симбиот. Порченный.

- Судя по тебе, наш вид в этом не одинок, - огрызнулся Марк. - Еще ты гонялась за Ником, с самого начала. Увела прямо из лабораторий репликанта, в теле которого ты сейчас.

- Как ты догадался, что украденную голову стоит держать в неведении? Ты накрывал ее чем-то. Постоянно, - Мелисса почти по-человечески покачала головой, но выглядело это все равно странно, учитывая, что голова поворачивалась чуть сильнее, чем это смог бы сделать человек.

- Агентство никогда не действует так открыто и так изящно, как это делала ты. Большая корпорация, как огромный неповоротливый зверь. Она даже не всегда понимает, где у нее прицепился клещ, пока он не раздуется до огромного пузыря. Ты же была везде одновременно. Следила почти за всем, что касалось сети Агентства. Знаешь, я только одного не могу понять, зачем тебе так нужен был Ник?

- А ты понимаешь себя полностью? - улыбнулась Мелисса. Под ней уже образовалась целая лужа из серой жидкости. Время ее уходило.

- Отпечаток человеческого мозга? - спросил Марк.

Марк подумал о их сходстве. Мелиссы и его самого. И эта мысль, тяжелая и странная, отозвалась в ИРе в его голове: Мы понимаем другу друга, ты и я. Поэтому сейчас мы здесь.

- К сожалению.

- Ты сбрендила, дамочка. Вот, что я думаю. Твой искусственный разум и человеческий так и не смогли прийти к согласию. Я даже не хочу знать, что ты собиралась с ними делать дальше, - покачал головой Марк.

- Ты и не узнаешь, - сказала Мелисса и с этими словами она напряглась, уперлась руками в паркет. Ее ногти вытянулись в длинные когти и поцарапали пол, когда она кинулась вперед на четырех конечностях, подобно кошке.

Марк выстрелил трижды.

Мелисса даже не пыталась увернуться. Он ожидал, что она будет скользить по полу, мечась по сторонам, избегая пуль, но она напоролась на каждую из них. Каждая из пуль последовательно разворотила ее красивое, идеальное лицо, которое доводили до совершенства художники Агентства. Теперь оно походило на разорвавшийся апельсин, все в потеках от серой жидкости. Тело Мелиссы упало у ног Марка. Ее руки еще какое-то время царапали пол, пытаясь подняться, а потом замерли и они.

Вместо послесловия:

Здесь должны быть голливудские спецэффекты с затемнением и черным экраном с надписью белыми буками: "Где-то далеко и спустя некоторое время".

На экране мы видим Марка, сидящего на пляже с бокалом мартини. Белую повязку на глазах сменили два импланта и выглядит он просто прекрасно. Мы застаем его за чтением бумажной книги, что очевидно, редкость в его время. Он откладывает книгу и обращается к ИРе:

- ИРа, ты действительно думаешь, что я смогу вернуться в Агентство?

- У меня для тебя другие планы, - отзывается у него в голове Мелисса.

П.с.
Спасибо, что были со мной все это время. Это было действительно интересно, а иногда и просто весело. Теперь я соберу все части Агентства, основательно так подредактирую и выложу целиком где-нибудь бесплатно и без смс. Здесь я не стал выкладывать несколько частей с Агентом Валерием и его стажером, которые хоть и объясняли происходящее, но не двигали сюжет. Не хотел вас утомлять еще больше.

предложите свои варианты пролога на пару строк, будет интересно