Голос-в-голове фыркает: А ты разбираешься в быте бомжей? Может, диссертацию напишешь?
К восемнадцатому этажу сердце хаотично скачет внутри грудной клетки. Фух, доползла.
Когда я в приватной беседе расспросила того сталкера с форума, он дал адрес и описал, судя по всему, эту дверь: слева на лестничной площадке, тёмно-красная, с выломанной ручкой. Сейчас она приоткрыта. И что это значит? Сталкер не закрыл за собой или мужчина из квартиры ушёл?
Голос-в-голове любезно подсказывает: Или это вообще не та квартира, не тот этаж, не тот дом, ты ошиблась, всё перепутала, а за этой дверью — ночлежка для уголовников, которые будут счастливы, что ты заглянула согреть их тёмной ночью.
Оглядываюсь на лестницу, уходящую выше, и прислушиваюсь. Только моё тяжёлое дыхание. Краем глаза замечаю движение в углу. Крыса? В тени не разобрать. Но больше ничего не происходит.
А если квартира всё же верная, но человек оттуда не ушёл? И очевидно, что это не тот, кого я ищу. Сидя дома, перед экраном компьютера, ещё можно было верить в чудеса, но сейчас, стоя на сумрачной лестнице, трудно убедить себя в благополучном исходе. Такого везения не бывает. Не у меня точно. Что, если сейчас я вломлюсь к какому-то бродяге, который взбесится, что из его жилья устроили проходной двор? Может, уйти, пока не поздно?
Голос-в-голове с готовностью подхватывает: Конечно, бросай эту тупую затею. Иди к полицейским, они вызовут такси. Дома примешь душ, перекусишь, ляжешь спать — тут-то я и расскажу в красках, какое ты ничтожество. Отец был прав, ты ни на что не годна. Ни одного дела не можешь довести до конца. Вот и сейчас — добралась уже, стоишь на пороге… Стоишь… Чтобы в итоге развернуться и уйти. Типичная Лета. Весь путь сюда был зря. С самого начала было ясно, что всё закончится пшиком. Как обычно.
Я жую губы, прикусывая побольнее. Всё-таки шанс есть. Пусть небольшой. Тихонько зайду, осмотрюсь и уйду. По крайней мере, я буду уверена, что сделала всё, что могла.
Голос тут же меняет тактику, подсовывая свои любимые картинки «что с тобой сделают в таком опасном месте», но я отмахиваюсь. Сегодня я везучая, в это и буду верить.
Вытаскиваю электрошокер, перехватываю удобнее и толкаю дверь. Однако, приоткрывшись немного, она стопорится. Чёрт, намертво! В коридоре квартиры не видно ни зги, через пару метров светлеет дверной проём — в комнату?
За окнами раздаётся приглушённый гул — равномерный, технический, — и это ещё больше подчёркивает тишину здесь, на лестнице. Я вдруг чувствую, насколько одинока — посреди этого дома, посреди Района, да и вообще.
Наверняка в квартире никого нет.
Выдохнув для храбрости, боком протискиваюсь в щель приоткрытой двери. Хоть какая-то польза от того, что я тощая.
Жду пару минут. Кажется, что грохот моего сердца слышно на всю квартиру. Однако из окружающей темноты меня никто не хватает. Вообще ничего не происходит. Уф…
Медленно, нащупывая каждый шаг, крадусь к светлому прямоугольнику. Под ногами предательски скрипит.
Выхожу в комнату. Вытянута горизонтально, вправо от входа. Слабый свет с улицы — два больших окна, закрашены светлой краской. Мебели нет, только какой-то мелкий хлам валяется. Пахнет затхлостью и совсем немного — человеческим жильём. Это явно не место обитания бездомного.
Дальняя стена справа тонет в сумраке. Кажется, там есть дверь в другое помещение. Позже проверю.
Выхожу на середину комнаты, в пятно света из окна. Пол выложен широкими деревянными досками. Потёки и наплывы краски на стёклах. Окна целые, из-за этого в помещении тепло.
Очередная половица под ногой скрипит. Поворачиваюсь к противоположной стене. На ней темнеет большой прямоугольник — как будто след от картины. Здесь мебели тоже нет. Делаю шаг вперёд…
В следующую секунду я больно падаю на колени, утыкаюсь лбом в пол, а правая рука вывернута за спину так, что шокер уже выпал из пальцев. Над головой раздаётся мужской — низкий и хриплый, будто спросонок, — голос без вопросительных интонаций:
Сердце колотится о грудную клетку так сильно, что, кажется, вот-вот разобьётся. Как и все мои благие намерения.
Непроизвольно напрягаю руку, но горячая, лихорадочно-жаркая ладонь мужчины не позволяет двинуться даже на миллиметр. От боли и обиды хочется скулить.
Думай, Лета! Понятно, что это не он. Хотя в нашу прошлую и единственную встречу он не разговаривал, но и так ясно, что для военного робота этот голос слишком уж… сексуальный.
Голос-в-голове издевательски мурлычет: Ой, к чему же мы пришли? В заброшенной квартире, наедине с огромным мужиком, без всякой связи. Никто не узнает, что с тобой случилось. Как думаешь, он сразу тебя убьёт или начнёт с чего-то более интересного? Позовёт друзей? А через пару дней развлечений они продадут тебя на чёрном рынке.
Я морщусь, пытаясь сдержать слёзы. Ну да, он может сделать со мной что угодно — в самом буквальном смысле. Электронный браслет предусмотрительно не взяла — я же умная, — и у золотых граждан есть право на неприкосновенность частной жизни, так что отслеживание по чипу тоже выключено. Никто не может узнать, где я. Проклятье, зачем только я полезла в это всё?! Хотела помочь, чёртова идиотка! Мне бы кто помог…
Мужчина двигает мою руку ещё немного вверх и повторяет более раздражённо:
Боги, можно я просто распластаюсь на полу и буду рыдать от ужаса? Может, он сжалится?..
Однако Голос-в-голове холодно заявляет: Это не поможет, ты же знаешь.
Да, знаю. Слёзы ни разу в жизни мне не помогли. Они, наоборот, или разозлят его, или раззадорят — проверить, до каких пределов получится меня довести.
Нужно ответить как можно спокойнее. Может, есть шанс.
— Извини... Я искала… одного человека. Друга.
Пыль щекочет нос. Если я чихну с заломленной рукой, то сломаю её сама себе.
В голосе мужчины по-прежнему нет эмоций:
От боли хочется сжать зубы, но я стараюсь говорить разборчиво:
— Да... Я понимаю. Может... ты меня отпустишь?
Пара секунд — и горячая ладонь исчезает.
В первое мгновение попытка вытащить руку из-за спины вызывает настолько сильную боль, словно там вывих. Но он и правда меня отпустил!
Я оборачиваюсь. Мужчина за моей спиной поднимается во весь рост — твою ж мать! да он и правда огромный! — и отступает к стене справа. Быстро и тихо, ни одна половица не скрипнула. Видимо, он хорошо знает эту квартиру.
Опускается на пол рядом со стеной, посередине между окном и дверным проёмом, ведущим в коридор. Густая тень скрывает мужчину почти полностью, ясно только, что на нём тёмная футболка с короткими рукавами — руки такие же светлые, как шея и лицо.
А я продолжаю стоять на коленях и пялиться на него. Так, Лета, хватит спать!
Теперь уже правой рукой можно двигать, хотя плечо болит сильно, поэтому шокер с пола я подхватываю левой. Неловко поднимаюсь.
И я понимаю, что нужно уйти — нет, убежать — прямо сейчас... И не смотреть на него, не стоит бесить мужика, способного сломать мне руку одним движением... Но если бы я умела поступать разумно, то не оказалась бы здесь.
Делаю пару шагов в направлении коридора — и снова не могу удержаться от взгляда в его сторону. Я и сама знаю, что люблю нарываться.
Во всяком случае, он не причинил мне вреда. Значит, я обязана предупредить его об опасности.
— Тебе тоже лучше уйти. Сюда идут шавки.
— Кто, — отсутствие эмоций в его голосе снова скрадывает и вопросительную интонацию.
Странно. Если он не знает речной терминологии, значит, не местный. Тогда что он здесь делает?
— Полицейские. Облава. То есть внеплановая проверка.
Он не только остаётся на месте, но даже расслабленно вытягивает ногу. Ботинок — тёмный и с виду тяжёлый — попадает в область тусклого света, падающего из закрашенного окна.
Одно короткое слово на выдохе, но звучит оно так роскошно-возбуждающе, что вся моя кровь стекает в низ живота густой лавой, между ног разливается тепло, а клитор приятно пульсирует. Никогда не думала, что способна возбудиться от одного лишь голоса. Или это из-за адреналина? Я читала, что стресс может действовать вот так странно.
Ладно. Нужно уходить. Интересно, это и есть тот мужчина, о котором говорил сталкер? Ботинки похожи на военные. Может, он сам из полиции или каких-то спецслужб, потому и не боится проверки? Следит здесь за кем-то? Но почему он спал прямо на полу? И, кроме того, не видно никакого оборудования. Он просто здесь один.
Хоть я и ползу как можно медленнее, но коридор неумолимо приближается. Вот уже и дверной проём.
Голос-в-голове заговорщицки шипит: Не уходи! Где ты ещё найдёшь мужика с таким голосом! Я хочу ещё его послушать, ну пожалуйста!
Оглядываюсь на мужчину, переминаюсь с ноги на ногу, потираю правое запястье — оно тоже болит, хотя и слабее, чем плечо, — но в конце концов решаюсь:
Я делаю шаг в темноту коридора, но снова оборачиваюсь на сидящего мужчину и замираю, разглядывая его и кусая губы.
В его неторопливых словах слышна усталость:
— Вряд ли я могу быть тебе полезен.
Голос-в-голове бормочет с придыханием: Ох, как бы он был полезен, если бы стягивал с тебя трусы, шепча на ушко всякие пошлости. Мне прям жарко стало… Вот бы увидеть его лицо…
Прочистив горло, отвечаю мужчине как можно спокойнее:
— Вообще-то я думала, может, тебе нужна помощь?
— Ты — хочешь помочь — мне?
Чёрт, с этим его ровным тоном не понять, какие эмоции стоят за этой фразой — удивление, насмешка или даже презрение? Что означает это подчёркнутое «мне»? Считает себя ахуенно крутым мужиком, которому девчонка типа меня может только мешать?
— Ну, мало ли. Ты из полиции? — я оглядываю его фигуру. С таким ростом и телосложением — вполне разумное предположение.
— Ты меня не узнала? — мужчина молчит несколько секунд. — Тогда почему предупредила о проверке?
Он меня знает? Откуда? Видел на улице или в магазине? Надо же, запомнил. Это приятно. Хотя, скорее всего, с кем-то путает, я не настолько интересная, чтобы мужчины на улице обращали внимание.
Я для приличия колеблюсь, но, чёрт, и так ясно, что не хочу уходить. Так что я быстро возвращаюсь в комнату и опускаюсь на колено напротив мужчины.
— Подумала, вдруг это для тебя важно. А мы встречались? Нет, я, может, и вспомнила бы, если бы увидела тебя, — я улыбаюсь. — Здесь слишком темно.
Голос-в-голове бормочет сквозь зубы: Лета, хватит лыбиться… Сколько раз тебе говорили, а ты опять так делаешь. Это выглядит тупо и сразу выдаёт, что ты волнуешься.
Да знаю я! Отец только и повторял: «Алетейя, ты выглядишь умственно отсталой, сделай нормальное лицо». Но я всё равно улыбаюсь, когда нервничаю, а то даже начинаю хихикать, шутить тупые шутки... В общем, веду себя как дура.
Мужчина протягивает ладонь — крупная тяжёлая кисть, длинные пальцы — и я с опаской кладу в неё шокер. Щелчок фонарика, голубоватый свет вспыхивает на уровне его шеи и выхватывает из темноты лицо: тяжёлая челюсть, заросшая щетиной, прямой нос, резкие скулы, светлые глаза… Лицо довольно грубое, и вправду похож на полицейского или военного. Может, видела где-то на улице, не помню...
Но тут он наклоняет голову, и на правое плечо ложатся длинные волосы — оказывается, они собраны в высокий хвост. У меня в голове картинка щёлкает, встав на место, и я изумлённо выпаливаю:
Голос-в-голове страдальчески морщится: Лета, что ты несёшь?! Это мужик с ахуенно сексуальным голосом, и любая нормальная девушка уже начала бы срывать с себя одежду. Но ты — решила обозвать его роботом? Да уж, отличный способ познакомиться, он запомнит этот идиотизм.
Ну да, сейчас-то всё очевидно: он действует сам по себе, поддерживает диалог… Даже экспериментальная модель, более продвинутая, чем стандартные роботы — предсказуемые, функциональные, нуждающиеся в командах людей, — не будет настолько похожа на человека.
Да это даже внешне понятно: он выглядит уставшим и небритым пару недель. С какой стати я вообще решила, что тот мужчина, который помог мне два года назад, является роботом? Ну, я не нашла его фотографии ни в списке постояльцев гостиницы, ни в списке сотрудников военной базы… Но это ничего не доказывает, у него мог быть гостевой пропуск. И да, у него хорошая физическая подготовка и быстрая реакция, но это, наверное, обычно для военных, я просто не сталкивалась и не знаю. По ходу, я снова феерично облажалась. Тупица. Ещё и ляпнула эту чушь прямо ему в лицо. Но что он делает здесь, в заброшенной квартире?
— Нет, то есть… — я нервно хихикаю. — Извини. Я просто… Ну, я видела тебя недолго и подумала…
Он выключает фонарик и возвращает мне пистолет.
— Я не понимаю. Что именно ты подумала?
— Ну… — от неловкости я принимаюсь запихивать шокер в кобуру, не обращая внимания на боль в плече. — Там было сообщение о пропавших роботах, и я почему-то решила, что ты один из них.
— Если в этом сообщении говорилось о боевых андроидах серии четыреста одиннадцать, то я один из них.
Я изумлённо пялюсь в темноту, скрывающую его лицо. Серьёзно?!
— Но тогда… Почему ты не уходишь? Полиция скоро будет здесь.
— Какое тебе дело до этого? И почему ты не уходишь? Когда я скажу полицейским, что я такое, — полагаю, они будут стрелять на поражение.
— Так какого хера ты тут сидишь?!
Его голос звучит по-прежнему равнодушно:
— А где я, по-твоему, должен сидеть?
Ну да. Очевидно, ему некуда идти.
— Слушай, я… — щёки становятся горячими, но я всё-таки решаюсь: — На самом деле я здесь потому, что искала тебя.
— Ну… Ты мне жизнь спас. Хочу вернуть долг.
— Я только что сказал, что я боевой андроид. Если вдруг ты не расслышала. У тебя не может быть долга передо мной.
— Почему? Ты мне помог. Значит, я должна помочь тебе. Разве не так?
— Это социальные правила. Для людей. А я — не человек.
Я окидываю взглядом его тело в приглушённом свете уличных фонарей. Вполне человеческое. Я бы даже сказала, сексуальное — вот это сочетание массивности с расслабленной позой… А если добавить его голос… Ну, лицо не совсем в моём вкусе, не люблю я морды кирпичом и всю эту суровую брутальность, но в целом…
Голос-в-голове бормочет: Так что, раздеваться-то будешь?
Кхм! Лета, хватит мечтать, времени мало.
Деловито продолжаю, надеясь, что мужчина — нет, это же робот — не обратил внимания на паузу в моей речи:
— По-моему, это неважно. Ты мне помог. И мне кажется, я могла бы помочь тебе.
Голос-в-голове фыркает: Что за презрительная интонация?! Ты его искала, носилась по Району, рисковала жизнью, в конце концов… А ему плевать?!
Я агрессивно повышаю тон:
— Хорошо, — он вздыхает так тяжело, словно успел устать от жизни дважды. — Как именно помочь?
Так, а вот теперь нужно не облажаться и сформулировать всё кратко и понятно. Я кусаю губы, лихорадочно соображая.
— Если ты робот, значит, у тебя есть система? Ну, которая с доступом через порт? Армейская?
Армейский вариант уж наверняка должен иметь усиленную защиту, это нехорошо… Однако мужчина отвечает:
— Ты уверен? Слишком большое везение, чтобы быть правдой.
— Уверен. Это связано со спецификой нашей серии.
Но это же замечательно! Стандартная система потому так и называется, что идёт в единственном варианте, её ставят всем — и роботам, и большинству людей. Технология отработана, производство налажено, работает без сбоев, так и чего заморачиваться с разными версиями?
Стандартную систему точно можно взломать, значит, мой план осуществим. И мне, конечно, хочется с ходу озвучить и сам план, и предложение пожить в моей квартире — боги, он ведь спас мне жизнь, я никогда не смогу оплатить этот долг! — однако я знаю, что должна быть осмотрительной. С этим у меня проблемы. Нет, прежде чем звать к себе военного робота, который по официальной версии слетел с катушек, нужно с ним хотя бы поговорить.
— Ты давно здесь? — я рассеянно оглядываю комнату.
Разговаривать с человеком, у которого тень вместо лица, некомфортно — словно он в укрытии, а я сижу перед ним голая. Надо было сесть не напротив него, в свете окна, а рядом, возле стены. Но теперь уже поздно.
О чём спросить? Думай, Лета, думай! Полиция уже близко, а я туплю. Как назло, моему организму вот именно сейчас захотелось — помимо секса — спать, есть и курить.
— Днём здесь был человек… — я пытаюсь поймать мысль, которая прячется за этими словами, но она ускользает от сонного сознания.
Через несколько секунд молчания робот, видимо, решает меня поторопить:
— Я его видел. Что дальше?
Голос-в-голове пренебрежительно фыркает: Ты выглядишь отменной тупицей.
— В смысле, он говорил, что ты спал... — и тут до меня доходит, что именно я должна спросить. — Тогда почему ты ничего не сделал? Не начал выкручивать ему руки, как мне?!
Ну да, логично. Но я всё равно скептически кривлюсь.
— Думаешь, я могла бы напасть на тебя? Ты в два раза крупнее.
Ну конечно. Он же военный робот! Лета, может, ну его к чёрту? А что, если ты выведешь его на улицы города, а он кого-нибудь убьёт — по привычке?
Я облизываю губы и, решившись, выпаливаю самый важный, хоть и ужасно нетактичный вопрос:
— Сколько людей ты убил с нашей прошлой встречи?
О-о... Настолько хорошо, что даже не верится в такую удачу! Надеюсь, дальше всё пойдёт в таком же ключе.
— Почему никого не убил? Например, этого парня?
В груди предостерегающе колет игла страха, но ладно, я зашла слишком далеко, чтобы отступать. Так что я киваю — спокойно и рассудительно.
За всю жизнь я мало имела дел с роботами. В доме отца все слуги были людьми. В гостях у одноклассниц я видела нескольких домработников, а однажды Эрика — пожалуй, лучшая из моих якобы-подружек, хотя тоже себе на уме — втихаря скопировала у матери каталог секс-роботов, и мы провели увлекательный час, хихикая и обсуждая, какую модель каждая из нас предпочла бы. В общем, я не спец, однако мне казалось, что роботы не должны говорить о том, чего хотят или не хотят. Как он может «не хотеть» убивать?
— И что это значит? Нет прямого приказа? Это нерационально?
— Предполагаю, во время последней модификации моего физического носителя параметры были настроены неверно, и теперь моя операционная система содержит ошибки, но я не знаю, какие именно. В любом случае, я не хочу никого убивать, — в его голосе появляются рычащие нотки, — не буду этого делать, и у тебя нет никаких рычагов воздействия, чтобы меня заставить.
От этой неожиданной агрессии я тоже повышаю голос:
— Вообще-то я и не собиралась! Мне вовсе не нужно никого убивать.
В сумраке заметно, что он снова наклонил голову к правому плечу. Что за странная манера? Тон вновь спокойный:
— А что тебе нужно? Материал? Но для этого следовало бы застрелить меня, — он взмахивает пальцами в направлении окна, — или хотя бы организовать группу захвата. То, что ты пришла сюда в одиночку, больше похоже на попытку самоубийства.
— Или, — я задумчиво поднимаю взгляд, — на попытку тебе помочь.
— Помочь роботу? Версия про самоубийство кажется более правдоподобной.
— Ладно, это не важно! Вернёмся к тому, что ты не хочешь убивать. Меня это устраивает. Но что, если ты выйдешь на улицу? Множество людей вокруг... — я провожу ладонью в воздухе, словно рисуя перед ним эту картину. — Соблазн... В тебе проснутся кровожадные алгоритмы...
— Кажется, ты меня с кем-то путаешь, — он хмыкает совсем по-человечески. — Таких алгоритмов у меня точно нет — я ведь тебя не убил. И думаю, что от количества людей это не зависит.
Я прищуриваюсь с подозрением.
— Как насчёт навязчивого желания разоружить всех встречных полицейских? Или сломать руку любому, кто достанет зубочистку в твоём присутствии?
— Я могу себя контролировать.
— Мм... — я саркастично поджимаю губы. — То есть ты только со слабыми девушками так себя ведёшь?
— Твою руку я не сломал. Даже не вывихнул.
Пару секунд я прислушиваюсь к ощущениям. Кажется, мышцы всё же потянул, но боль слабая — по сравнению с тем, чего я ожидала, когда он заломил мне руку.
В этот момент в прихожей раздаётся грохот, я вскакиваю на ноги — и перед моим лицом клацают длинные зубы полицейской ищейки.
В следующую секунду пёс рычит придушенно и словно бы с недоумением, а я осознаю, что он висит в воздухе: робот одной рукой держит его под мышкой, а второй — зажимает пасть. На фоне огромного волкодава, бьющего воздух бронированными лапами, даже этот двухметровый мужик кажется не столь впечатляющим.
Робот опускает пса на пол, седлает его, зажав бёдрами, а освободившейся рукой срывает с его головы шлем. Бросает мне под ноги.
— Нужен разряд. В камеру.
Ищейка извивается всем телом и дёргает головой, пытаясь освободить пасть.
Я подвисаю на мгновение, но затем выхватываю шокер из кобуры — о, даже рука не болит — и тычу в камеру на шлеме. Противный звук разряда, и красная лампочка гаснет. Пёс замирает, смотрит на меня настороженно.
— Слева от тебя у стены лежат вещи, — робот тяжело переводит дыхание. — Там есть верёвка. Принеси, пожалуйста.
Бросаюсь в указанном направлении. Куча хлама в углу. А, вот.
Возвращаюсь. Робот по-прежнему сидит верхом на ищейке, перехватив руками пасть и передние лапы.
Голос-в-голове рявкает: Так, Лета, ты сможешь! Другого варианта нет, и ты должна справиться!
Глубоко вдохнув для храбрости, бросаюсь к псу, который рычит сквозь зубы и выгибается, стараясь освободиться, но при виде меня снова затихает. Опустившись на колено, я показываю ищейке шокер и демонстративно кладу его на пол рядом.
Руки дрожат от страха, да и вообще я не знаток морских узлов, но — я обязана! Связываю лапы и начинаю их обматывать. Хотя я стараюсь делать всё аккуратно, но из-за спешки то и дело задеваю голые руки робота — в слабом свете окна видно, что на нём футболка с характерным узором камуфляжных пятен. И снова — мне кажется, или он очень горячий?
Голос-в-голове восторженно мурлычет: Ахуенно горячий... Ты только послушай, как он дышит... И его лицо так близко... Как будто вот-вот вспыхнет искра, и вы наброситесь друг на друга, срывая одежду, — конечно, если бы не эта псина посередине. Она вот всё портит.
Когда я заканчиваю со своей частью, робот перехватывает у меня верёвку и сноровисто заматывает пасть ищейки.
Тем временем я пытаюсь попасть шокером в кобуру, лихорадочно прикидывая, сколько осталось минут до прихода полиции. Совершенно некогда вести себя разумно, так что я бормочу:
— Так что? Ты обещаешь не создавать проблем?
— Сам факт взаимодействия со мной создаст проблемы любому человеку, — робот тоже шепчет торопливо, уже обматывая задние лапы ищейки.
— Кроме этого! Обещаешь никого не убивать? Не лезть к полиции?..
Робот пропускает конец верёвки через петлю на передних лапах и отпускает связанного пса. Тот брыкается и раздражённо рычит, но освободиться не может — во всяком случае, пока. И, между прочим, робот его тоже не убил.
Хватаю робота за горячую руку и тяну к окну, подальше от ищейки. Приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо, теперь различимое в тусклом свете окна.
— Как я сказал, моя операционная система содержит ошибки. Также есть физические повреждения.
— Какие? — я окидываю его торопливым взглядом. — Ай, некогда! Можно починить?
— При наличии материалов и оборудования.
— Отлично! Так ты согласен?
— Ты ничего не предложила.
Чёрт! Почему мы потратили столько времени на разговоры не пойми о чём?!
— Эм... Так... Если есть стандартная система, значит, её можно взломать. И изменить данные. Запишем телохранителем. Просто новый робот и всё.
— Зачем тебе сломанная вещь?
До меня не сразу доходит, что этот мужчина с сексуальным голосом говорит о себе. Что за ненужные вопросы!
Я указываю на извивающуюся на полу ищейку.
— Ты предпочтёшь сдаться полиции?
Он тоже смотрит в ту сторону.
— Если тебя устраивает — можно попробовать.
— Отлично. Карта, — дёргаю вверх одежду на животе, отрываю прилипший к коже влажный от пота свёрток. — Адрес: Вторая Поперечная, пятьдесят восемь, я тебя там встречу. Люк канализации здесь рядом. Кстати, а ты сможешь добраться — с повреждениями? Тут, не знаю... Не так близко…
— Отлично, — я бросаюсь к выходу из комнаты. — Тогда давай. Провожу тебя до люка...
Робот не отвечает, лишь за спиной раздаётся щелчок.
В тёмной прихожей понимаю, что что-то не так. Оглядываюсь. Его нет. Что за нахрен!
Выскакиваю обратно в комнату. Чёртова псина уже освободила одну лапу из мотка и теперь пытается стянуть верёвку с морды!
Взгляд цепляется за что-то странное: слишком яркий свет. И холодный воздух. Рама с закрашенными стёклами распахнута. Серьёзно?!
Ладно, настолько крутой робот может сам о себе позаботиться. А вот мне точно стоит уйти, пока волкодав не освободился.
/конец главы и конец отрывка из романа, на этом пока всё/
