Creepy Reddit

Главы: 1 • 2

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

~

Добраться до соседнего дома.

Я сунула медальон Чарли в карман джинсов и бросилась через дорогу, то и дело срываясь на бег. Может быть, она случайно выронила его? Сомнительно. В любом случае, я хотела все того же: добраться до соседнего дома. Позвонить Чарли. Узнать, где она (и почему ушла, ничего мне не сказав) В тот момент я даже подумывала позвонить в полицию, но…

Что я могла им сказать? Что я впустила в дом семью из пяти человек и они повесили картину на стену? Вряд ли полиция этим заинтересуется. Сначала дозвониться до Чарли, а потом уже думать.

Вьюга набирала обороты. Пока я тащилась по дороге до соседей, порыв ледяного ветра, мощным потоком стремящийся вниз, в лес в конце улицы, пронзил меня до самых костей. Лицо горело, зубы стучали, глаза слезились… Шикарно.

В конце концов я добралась до дома Харприт и Мигеля. Мятно-зеленого симпатичного бунгало с аккуратным заснеженным японским садом перед входом. Трижды резко постучала… Нет ответа. Я уже потянулась к звонку, но дверь все же распахнулась.

– Да? – Харприт, одетая в домашний халат, взъерошенная и заспанная, появилась на пороге. Погодите-ка, который сейчас час? Я опустила глаза на наручные часы: 6:58 утра. Суббота. Гадство.

– Привет, Харприт, прости, что беспокою тебя так рано.

Она смотрела на меня с легкой растерянностью, будто пыталась вспомнить и не могла. Справедливо, мы встречались-то всего разок, но…

– Ева, – напомнила я ей. – Я недавно переехала. Помнишь, вы звали нас на вечер игр?

Она улыбнулась:

– О, точно… Ева.

Но я не могла избавиться от ощущения, что она так и не поняла, кто я такая, и просто старалась быть вежливой. Либо так, либо моя тревожность опять взяла верх над разумом.

– Можно мне воспользоваться вашим телефоном? Мой сломан.

– Конечно… – Харприт порылась в кармане и протянула мне свой мобильный.

– Спасибо.

Я набрала номер Чарли. Три длинных гудка. Никакого ответа. Потянулась к кнопке вызова, чтобы набрать снова…

Чарли перезвонила. Слава Богу.

– Алло?

Я выдохнула с облегчением. Один только звук ее голоса наполнил меня теплом и надеждой.

– Чарли, где ты?

– С кем я говорю?

Я удивленно подняла бровь, но почти сразу вспомнила, что звоню с чужого номера.

– Это Ева. Мой телефон не включается. Я звоню от соседей.

– А? О, Ева… Тут очень шумно, говори громче. – Писк сканеров касс на заднем фоне, приглушенный гомон, механический шум… Все говорило о том, что она стояла в очереди в магазине.

Тысячи вопросов ураганом пронеслись в моей голове, но на волю я выпустила лишь один:

– Когда ты вернешься?

Долго, очень долгое молчание.

– Ева… – Чарли вздохнула. – Я… я не могу сейчас говорить. Мы можем обсудить это позже?

– Чарли, я просто… почему ты ушла и…

ПИК.

Она повесила трубку.

Ну, или звонок оборвался. Да, наверное, оборвался звонок. Из-за метели пропал сигнал, вот и все. Чарли никогда не сбросила бы твой звонок. Прекрати превращать все на свете в катастрофу!

Харприт оглянулась через плечо, а затем снова перевела на меня взгляд. Беспокойный взгляд.

Извиняюще улыбнувшись, я снова набрала номер Чарли. Звонок упал на голосовую почту.

– Чарли? Мне кажется, звонок оборвался. Я… я нашла твой твой медальон на подъездной дорожке, и… это семейство очень меня беспокоит. Возвращайся как сможешь, хорошо?

Я повесила трубку и вернула телефон. Харприт смотрела на меня с тревогой:

– Все… в поряде?

– Да, все хорошо… спасибо. – Часть меня хотела рассказать ей, что происходит, попросить остаться у них, пока не вернется Чарли, пока жуткое семейство не оставит мой дом… Но Харпер не лучилась гостеприимством, и я вряд ли могла ее за это винить. Думаю, люди, не имеющие проблем с установлением границ, не впускают так просто случайных незнакомцев в свои дома. Вот бы мне так.

По пути домой, я беспрестанно прокручивала разговор с Чарли в голове. Такое ощущение, что с ней что-то было не так. Ее голос, это отчужденное, отстраненное выражение. Может, я что-то не так сделала прошлой ночью? Может, на прошлой неделе…

ПРЕКРАТИ!

Не проваливайся в водоворот тревоги. Прекрати додумывать, что у других людей в голове. Сфокусируйся. Если бы Чарли что-то беспокоило, она бы сказала. Наверное, у нее просто похмелье. Наверное, она просто не в духе или чем-то озабочена. Я глубоко вдохнула и выдохнула. ЧБСЧ: Что бы сделала Чарли?

Чарли пошла бы домой и велела бы этим придуркам убираться к черту.

***

С новой целью в мыслях я побрела по снегу. И где-то на середине дороги заметила фигуру, полускрытую в снежных вихрях. Человек. Стоит в самом конце улицы, на границе леса. Спиной ко мне. Неподвижный. Одетый в белое платье или мантию, по крайней мере так это выглядело в моего места. Платье в разгар метели? Может быть, это пропавшая девочка?

– Дженни? – позвала я, но ветер проглотил мои слова. Попробовала еще раз, громче. Нет ответа.

А потом человек скрылся в лесу, исчезнув из виду.

Я нерешительно оглянулась на свой дом: вернуться или пойти за ребенком? На улице было очень холодно, я промерзла насквозь, несмотря на пальто. А в платье она может вообще замерзнуть до смерти.

Я шагнула вперед…

…образ с прошлой ночи промелькнул в голове. Сгорбленная фигура у подножия лестницы, медленно распрямляющаяся во весь рост. Воспоминание было таким внезапным, таким ярким – я как будто снова смотрела с площадки вниз. Я оглянулась на дом. На лес. Ночью тебя просто обманула игра теней. Ты справишься, Ева. Иди и найди этого ребенка. И чертово семейство уберется из твоего дома.

Пересилив себя, я пошла к лесу.

***

Старые деревья качались и стонали надо мной, пробирающейся по исчезающему следу. Фигура впереди скользнула за сучковатое дерево. Разве она брюнетка? Вроде бы у всех детей были светлые волосы. Может, снова игра света? Ускорившись, я побрела по извилистой тропинке следов, уводящих все глубже в лес… над обрывом… в небольшую расщелину и…

…исчезающих. Следы просто оборвались. Будто человек, за которым я шла, вдруг перестал существовать. Я остановилась, огляделась: деревья, ветки, снег… одни деревья. Выкрикнула имя девочки, но мне ответило лишь эхо. Отлично.

Пронзительный ветер пробрал меня насквозь. Где-то поблизости что-то оглушительно треснуло, а потом рухнуло на землю с душераздирающим грохотом. Сломалось дерево? В лесу становилось слишком опасно.

Больше выбирать было не из чего. Я повернула обратно к дому.

Прости, малыш.

***

Стряхивая снег в прихожей, я все никак не могла отделаться от сверхъестественной странности происходящего.

– Есть успехи? – Томас вышел из-за угла.

Я моргнула, не понимая, о чем он.

– Связалась с Чарли?

– А. Пришлось оставить ей сообщение.

Он кивнул.

Я как раз собиралась рассказать о том, что видела в лесу, когда…

…Дженни вошла в комнату. Я уставилась на нее, не находя слов.

Томас оглянулся:

– А, да. Она сдалась в конце концов.

На девочке была белая футболка и синий вельветовый комбинезон. Никакого платья. А это вызывало логичный вопрос: что за человек был снаружи? Я чуть было не заговорила об этом, но что-то внутри заставило меня не открывать рот. Лучше держать это при себе. Мое недоверие к семье, даже к моему собственному восприятию реальности росло с каждой секундой.

– В любом случае, – продолжил он. – Мы отправимся в путь, как только утихнет метель.

– Я… я думаю, что лучше отправиться сейчас.

– Знаю. Но мы без зимних шин, а моя жена волнуется.

Удивляя саму себя, я нажала еще сильнее:

– Я принесу цепи с чердака.

Томас мрачно улыбнулся:

– Мм… не уверен, что они подойдут к нашему грузовику.

– Они универсальные.

Немного помолчав, он сдался:

– Отлично. Значит, все получится. – Томас выдохнул с облегчением, которое можно было даже посчитать искренним. – Мы начнем собираться. Освободите комнаты в одиннадцать, верно? – Он улыбнулся мне, ожидая смеха.

Я непонимающе уставилась на него в ответ.

Его глупая улыбка испарилась.

– Пейдж? – крикнул он, удаляясь в гостиную.

Но Дженни задержалась, глядя на меня снизу вверх. В ее глазах плескалась глубокая печаль, будто она не хотела уходить. Бедная девочка. Краткого общения с ее родителями мне хватило, чтобы понять, что она чувствует. Я бы тоже спряталась в подвале.

Я сочувственно улыбнулась ей, но девочка опустила глаза и…

– …ДЖЕННИ! – Пейдж завопила из гостиной. – Иди помоги нам собираться. СЕЙЧАС ЖЕ.

Ребенок последний раз взглянул на меня, отвернулся и исчез в гостиной.

Цепи для шин, Ева. Цепи для шин. Я повернулась к лестнице и краем глаза заметила круглую дыру в гипсокартоне. Неровную, размером с кулак. Погодите, она уже была здесь, когда я уходила? Неужели грузчики повредили стену на прошлой неделе, а я до сих пор не заметила? Нет, такого не может быть. Я бы заметила. А Чарли 100% заметила бы. Она бы не пропустила дыру в стене и вызвала виновников все исправлять. Ладно. Вернемся к этому позже. Я уже собиралась идти дальше, когда…

…из дыры выполз муравей. Раздутый, как черт. Жирный ублюдок. Молниеносно он зигзагами пробежал по стене, соскользнул и шмякнулся на пол. Не теряя ни секунды, муравей промчался по паркету и скрылся в щели под входной дверью. Окей…

…Я почти физически ощущала, что он в панике убегает от чего-то. От чего?

Соберись, Ева. Цепи для шин.

***

Я опустила выдвижную лестницу. Встав на последнюю ступеньку, просунула голову на чердак. Ветхие деревянный пол. Никаких окон в крошечном закутке. Везде пыль. Это будет весело.

Я подтянулась с фонариком в руке. Как-то раз я уже была здесь, но так и не обследовала его полностью. Наклонные стенки крыши, низкие потолки, секции, узкие коридорчики. Странный чердак. Осторожно я вползла внутрь. Тишина. Если не считать возни семейства внизу.

Чарли говорила, что цепи для шин лежат в последней комнате слева. Поднявшись, я шагнула в узкий, не шире полуметра, длинный коридор. Ужасная теснота. Здесь, наверху, потрепанный скелет дома светился из-за ветхих стен: красноватые клоки изоляции, ржавые трубы, оборванные провода. Не дом, а жертва врачебной ошибки.

Петляя по коридору, я наткнулась на тонкую щель на стене. Четкий квадрат примерно метр на метр, на высоте живота. Дверца? Заглянула внутрь… Шахта кухонного лифта. Зачем? С какой целью делать подъем до чердака? Я посветила фонариком вниз: квадратный желоб уходил до самого подвала. Тележка лифта стояла внизу. Три этажа. Падать придется долго. Внезапно волосы у меня на затылке встали дыбом. Воспоминания о ночи в подвале вихрем пронеслись в голове…

…Неужели подниматься сюда было плохой идеей? Может, надо было напроситься к соседям? Может, нужно было…

…Ева. Сейчас это не имеет значения. Цепи для шин.

Наконец-то я добралась до конца коридора, завернула за угол и…

Дверь. Деревянная дверь, покрытая оливково-зеленой краской. И три замка. Незапертых. Дверь с засовами на чердаке? При других обстоятельствах духу бы моего здесь больше не было. Но я открыла дверь…

…Ослепительный свет.

Через круглое окно в дальней стене лился яркий солнечный свет.

Я выключила фонарик, шагнула вперед и огляделась. Комната была едва ли больше стенного шкафа. Вдоль стен громоздились кучами горы вещей – разношерстный хлам из ассортимента благотворительного магазина: лысые шины, старые книги, куча пустых рамок для фотографий, аквариум и…гранулированный корм для черепах? А прямо за ними акварельная картина с ярко-зеленой улыбающейся черепахой. Прежним владельцам дома, видимо, сильно нравились черепахи. Я понимаю, рептилии, конечно, крутые, но…

…И почему Чарли мне ничего об этом не говорила?

За черепашьим аквариум я заметила картонный ящик. С надписью на боку черным карандашом: “ВЕЩИ ЧАРЛИ (ПОЖЕРТВОВАТЬ)”. Наклонившись, я убрала аквариум. Внутри коробки: несколько объективов для фотоаппарата, куча рулонов пленки и старый 35-миллиметровый Pentax. Камера Чарли.

Когда-то фотография была ее страстью. Я до сих пор помню тот день, когда ей организовали выставку в галерее. Центр Сиэтла заволокли темные тучи с моросящим дождем, но я никогда раньше не видела ее такой счастливой. Она даже выставила мою размытую фотографию. Ту, что сейчас покоилась в медальоне. Я была польщена, несмотря на то, что лица на ней было практически не разглядеть.

Чарли всегда хотела начать свое дело как фотограф. Но три года назад, после смерти отца, убрала камеру и больше никогда ее не касалась. Отец показал ей мир фотографии. Однажды я аккуратно завела об этом разговор, но она просто пожала плечами и сказала, что у нее просто нет на это времени. Так не похоже на Чарли. До того момента я не видела, чтобы она что-то бросала. Тем не менее, не мне ее судить. Я из тех людей, кто бросает все на свете, даже не начав. Нужен пример? За три месяца до начала первого семестра я бросила художественный колледж.

Накрыв коробку крышкой, я повернулась, чтобы осмотреть комнату…

…в дальнем углу. Груда цепей для шин. Наконец-то. Я подошла, наклонилась…

…снаружи дома хлопнула дверь. Я прислушалась. Тишина. А затем приглушенный хруст тяжелых шагов по заснеженному гравию. Чарли? Я подошла к круглому окошку. Прошагав по подъездной дорожке, Томас направился на улицу. Отошел примерно на метров на десять от дома… и яростно заорал. Какого хрена? Быстро замолчал, смущенно огляделся. А затем несколько раз встряхнул руками. Неужели они с Пейдж поссорились? Может быть… но по какому поводу?

Сунув руку в карман пальто, Томас вытащил пачку сигарет. Украдкой обернулся на дом. Все чисто. Прикурил, глубоко затянулся и немного расслабился. Тайная никотиновая зависимость. Проблемы с подавлением гнева. Еще два очка против идеального семейства. Может, та дыра в стене тоже его рук дело? Не оглядываясь больше, он сошел с подъездной дорожки, вышел на улицу и исчез за кромкой леса.

Кромкой леса, окружающей мой дом. С этого ракурса картинка показалась до жути знакомой. Старые, почти угрожающе нависшие стволы. Прямо как линия деревьев с той картины…

Позади раздался тяжелый механический скрежет. Я обернулась. Прислушалась. Где-то за углом – диссонирующий адский скрежет, будто длинные отросшие ногти царапают ржавый металл… Томительно. Утробно. Все громче и громче с каждой секундой.

Встревоженная, я решила подкрасться ближе к источнику звука, но прежде, чем успела сделать это, все внезапно стихло. С ступенчатым стуком, заставившим меня понять, что это было.

Кухонный лифт.

***

Сжимая фонарик потной ладонью, я выглянула из-за косяка. Пусто. Только длинный темный коридор.

Неужели снова девчонка? Решила спрятаться здесь на этот раз? Я обернулась на цепи для шин – черт, придется вернуться за ними позже. Шаг за шагом побрела вперед. С моего места невозможно было разглядеть шахту лифта… пока.

Часть меня вопила от ужаса. От уверенности, что внутри ржавого желоба меня ждет нечто страшное. Нечто притаилось там, чтобы затащить меня в подвал, увлечь, черт знает куда и…

…Стоп. Не проваливайся в водоворот тревоги. Глубокий вдох. Выдох. Это всего лишь ребенок, Ева. Все, что происходило до этого момента, можно логически объяснить.

…Да ну. А как насчет безумного шепота отца в подвале?

Да, даже это.

Картины над камином?

…И это тоже.

Фигуры у подножия лестницы?..

Да… Наверное?

Слегка осмелев, я сделал последний шаг. Вот он, кухонный лифт. Тележка поднята. Пуста. Хорошо. Кто-то просто поднял лифт снизу. Конечно. Тележку спокойно можно поднять снаружи. Лифт вообще-то для этого и предназначен. Облегченно вздохнув, я развернулась, чтобы уйти…

…Следы.

Следы ног в пыли. Длинные и узкие отпечатки ступней начинались от шахты лифта и шли по коридору. Прочь от меня. Через весь чердак. К единственному выходу.

Нехорошо.

Следы определенно не были похожи на детские. Может, я плохо соображала, но… они вообще были не похожи на человеческие.

Хватит с меня чердака.

Глубоко вздохнув, я подняла фонарик и направилась к лестнице в конце коридора. Добралась до угла и, как военный пехотинец, проверила коридор за поворотом. Чисто. Все хорошо. Просто доберись до выхода…

…Фонарик погас, оставив меня в темноте.

Серьезно?

Я несколько раз хлопнула по нему – мерцающий свет.

Вот дерьмо. Я смотрела достаточно много фильмов ужасов, чтобы понимать, что за гаснущим фонариком ничего хорошего не следует.

Ударила по корпусу еще раз. Сильнее.

На этот раз он испустил яркий, очень яркий свет. Вспышка будто озарила каждый уголок на чердаке, а потом…

Темнота.

Я щелкнула выключателем. Ничего. Еще раз ударила по корпусу. Ничего. Снова. Ничего. В приступе бессмысленной ярости я швырнула фонарик в темноту. Он отрикошетил от стены с глухим стуком и упал на пол.

Тишина.

Паника нарастала. Кто бы ни поднял сюда тележку лифта, он все еще оставался на чердаке. И я всерьез опасалась, что это был не ребенок. А вдруг это тот же человек, что был в моем подвале? А вдруг это…

…очередной нырок в водоворот тревоги остановил буквально луч надежды. В десятке метров от меня светился раскрытый чердачный люк.

Просто иди на свет.

Шаг за шагом я пошла вперед, используя светящийся проем как маяк.

Сосредоточься на дыхании. Вдох через нос. Выдох через рот. Иди осторожно, не споткнись на сучковатом полу…

…позади меня что-то шевельнулось. Дребезжащий, почти хрупкий звук. Мгновенно перейдя от паники к исступлению, я бросилась к выходу…

…нога зацепилась за половицу. Я грохнулась наземь, чуть не выбив зубы. На четвереньках бросилась к выходу… Почти дошла… Почти рядом…

Люк захлопнулся с властным БАМ.

Темнота.

Я крикнула тому, кто поднял лестницу, чтобы он снова опустил ее. Никакого ответа. Добравшись до люка, я лихорадочно шарила руками по испещренному занозаму полу. Ручка. Ручка. Где, мать ее, эта чертова ручка?! Что-нибудь. Что угодно! Холодный пот заливал глаза, сердце бешено колотилось, я едва дышала… Усилием воли я снова остановила себя. Успокойся. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Заземлись.

Сосредоточься на окружении.

Что ты чувствуешь?

Зрение:кромешная тьма.

Обоняние: затхлый воздух. Гниющее дерево.

Прикосновение: холодные влажные волосы, грубая древесина.

Звук: мое дыхание, вой ветра снаружи, скрипы и стоны старого дома…

…раскатистый гул позади меня – будто металлический цилиндр катится по твердой древесине. Я оглянулась через плечо. Темнота. А потом вдруг яркий свет. Фонарик. В нескольких метрах от меня, фонарик катился по ленивой дуге, и в сияющей полосе света серебрились густые облака пыли. Я, как загипнотизированная, не могла оторваться от него. Луч медленно освещал стены, алые клочья изоляции, а затем остановился прямо напротив узкого коридора. Мне казалось, что он пытается мне что-то показать, но… там ничего не было. Лишь пустой извилистый коридор. Я прищурилась…

И вот тогда увидела. Силуэт. Стоял в темноте прямо за границей света.

Человек, скрытый в тенях. Постепенно фигура становилась все более четкой.

Женщина. В грязно белом больничном халате. Высокая. Голова выбрита до крошечной черной щетины. Голубоватые вены пульсируют под бледной кожей. Закрывает лицо руками, как ребенок, играющий в прятки. Неподвижная. Я затаила дыхание на мгновение, растянувшееся на целую вечность…

…она шагнула вперед. Внезапно. Один шаркающий шаг. И снова застыла. Босые ноги вошли в полосу света – жутко отросшие грязные ногти. А потом… еще один быстрый шаг. Фонарик погас. Тьма снова укрыла нас. А за ней – медленные монотонные шаги. Будто грохочущий метроном. Только все быстрее и быстрее.

Бездонный ужас поднялся у меня из живота и захлестнул все существо. Но вместо крика вырвался лишь сдавленный хрип. Я даже не могла кричать. Отвернулась. Ударила кулаком по полу. Сильнее, еще сильнее. А шаги все приближались. Ближе. Ближе…

Наконец я смогла закричать. Громче, чем когда-либо кричала в жизни. Я звала на помощь, но не получала ответа. Только звук шагов. Все ближе и ближе. Они были уже рядом со мной…

…Лестница опустилась. Я полетела вниз и с размаху врезалась в пол. Головой.

Темнота.

***

Я очнулась с резким вздохом. Где я?! Голова разламывалась на части, кое-как брошенная на подушки дивана в гостиной. Слава богу. Я почти ожидала, что очнусь в пыточной камере с кляпом во рту.

Неподалеку у камина сидела Пейдж и вязала. Ее дети собирали на полу деревянный конструктор. Все еще светило солнце, но день клонился к закату.

– Ты в порядке? – Томас появился в поле зрения.

– Э-э.. – Я не знала, что сказать и все еще туго соображала. – Там… на чердаке кто-то есть.

Он задумчиво кивнул. Дети встревоженно уставились на меня.

– Почему бы вам не подняться наверх? – обратился к ним отец..

Собрав игрушки, дети гуськом вышли из комнаты.

С приклеенной к лицу улыбкой Томас подождал, пока они не скроются из виду, а затем сел напротив меня.

– Расскажи, что случилось.

– Там, там был человек. Там… – Я замолчала, пытаясь собрать мысли в кучу. – Мне кажется, что тот же человек был в подвале прошлой ночью, но…

Он мгновение помолчал, обдумывая мои слова.

– Как долго пустовал дом до вашего переезда?

– А?

– Когда съехали предыдущие владельцы?

– О… где-то полгода назад.

Он мрачно улыбнулся.

– Так долго? Это может быть сквоттер. Такое случается чаще, чем ты думаешь. Особенно здесь.

– Я не знаю…

– Что ж, она показалась тебе опасной?

Причудливый образ женщины, прячущей лицо за ладонями, будто играющей в прятки, мелькнул у меня в голове. Она как будто издевалась надо мной…

– Мы… Я должна позвонить в полицию.

Томас лишь покачал головой.

– Нет причин так резко реагировать, пока мы не проясним ситуацию. Пока не выясним, с кем имеем дело.

Я почти его не слышала. Мысли все еще были прикованы к чердаку. Кружили вокруг незначительной, но тревожащей, как шелуха от попкорна под десной, детали, которую я никак не могла поймать.

– Я поднимусь и посмотрю что там, хорошо?

– Не думаю, что это безопасно…

– Со мной все будет в порядке. – Томас поднялся и направился в прихожую.

– Не забудь цепи для шин, – бросила ему вслед Пейдж, даже не отрываясь от вязания.

Неопределенно хмыкнув, Томас исчез за углом.

***

ОНА

***

Прошло уже пять минут, а Томас все еще исследовал чердак. Почему так долго? Кто был там наверху? Его сестра Эбби?

…Ритмичный скрип прервал ход моих мыслей. Я подняла глаза.

Пейдж раскачивалась на кресле и вязала. На красном кресле-качалке, которой никогда не было в моем доме. Поймав мой взгляд, она остановилась.

Молчание растянулось на несколько неловких секунд.

– Отличное кресло, – сказала я многозначительно.

Она коротко улыбнулась.

– Томас притащил его… из грузовика. Это… Это полезно для моей спины. Я повредила позвоночник, когда была моложе. Раньше любила ездить на лошадях, даже почти прошла квалификацию на региональные соревнования…

Кого это волнует? Я откинулась на подушки и сложила руки на груди. Дрова в камине потрескивали и шипели, огонь понемногу угасал, превращая их в тлеющие угли.

Она вернулась к вязанию, не обращая внимания на мое молчание.

Учитывая прячущуюся леди на чердаке, я даже была отчасти рада, что семейство не уехало. Но теперь я совершенно им не верила. А что еще хуже – никак не могла понять, почему.

– Прости за прошлый вечер, – почти выпалила Пейдж.

Озадаченно подняв бровь, я перевела на нее взгляд.

– То, что я сказала за ужином… было неуместно.

Я уставилась на нее, удивленная, но не заинтересованная.

– Я просто… – вздохнула она, – я не могу привыкнуть к тому, как быстро меняется мир в наши дни… – Пейдж замолчала, глядя в пол.

– …Я тоже, – сухо ответила я.

Мертвая тишина.

Томас вошел в комнату.

Я села, ожидая отчета. Но он просто взглянул на меня и пожал плечами.

– Ничего не нашел, – сказал отец почти извиняющимся тоном. – Кроме этого. – Он протянул мне мой фонарик.

– И никаких следов?

– М-м? Следы? …Нет.

Не может быть. Я сделала попытку подняться, но он положил руку мне на плечо, останавливая на полпути.

– Ева. – Глаза мужчины наполнились беспокойством, заставившим меня чувствовать себя жалко. – Все хорошо?

Я не ответила. Не знала, что сказать.

– Я знаю, ты едва нас знаешь, но… Ты можешь быть полностью откровенна. Чем мы можем помочь?

Вот уж нет, черт тебя дери. Что задумал этот парень?

Я стряхнула его руку и побрела в кухню. Достала стакан, наполнила водой из-под крана и выпила залпом. А потом с грохотом поставила на столешницу.

– Уезжайте.

Лицо Томаса чуть дернулось, будто что-то пошло не по плану. И тут же вернулось к псевдо-очаровательному выражению.

– Почему б нам вместе не подождать возвращения Чарли?

Едва сдерживая себя, я уже было открыла рот, чтобы ответить, но…

Стакан. Тот, что я только что поставила на стойку. Это был не мой стакан. Детский красный пластиковый стаканчик. Чужой стаканчик с бледно-голубой зубастой улыбающейся луной на боку… Чей это стакан?! И, что еще более важно, какого хрена он делал в моем шкафу?

– …Что-то не так? – поинтересовался Томас.

– Как долго я была в отключке?

Он неуверенно изучал меня.

Я посмотрела ему прямо в глаза:

– После того, как ударилась головой?

– О… десять… пятнадцать минут? – Он отвел глаза. – Максимум.

Откашлявшись, отец попробовал снова:

– Мы останемся здесь с тобой, пока не вернется Чарли. И позвоним в полицию с ее телефона. А после этого исчезнем с глаз твоих. Так пойдет?

– Угу, – пробормотала я, почти не слыша его. Все смотрела на жуткую чашку с оскалившейся луной и пыталась зацепиться за мысль, бьющуюся на грани сознания. Что-то…

…она.

Когда спросил меня о человеке на чердаке, Томас сказал: “Она показалась тебе опасной?” Но я не говорила ни слова о…

…пронзительный звон мобильного телефона вырвал меня из задумчивости. Повторяющийся. Монотонный. Стандартный рингтон.

Я озадаченно огляделась.

Звук шел от Пейдж. Пошарив в карманах, она вытащила раскладушку старой модели и выключила ее.

Оглушительная тишина заполнила комнату.

Я внимательно посмотрела на Томаса. Он смущенно отвел глаза. Вот тебе и “нет телефонов”.

– Я воспользуюсь? – сдержанно сказала я.

– Ой. Он… Он не… – Пейдж запнулась.– Нет связи… и я просто…

Не дожидаясь, пока она промямлит оговорки до конца, я подошла и выхватила телефон.

Пейдж вскочила на ноги, пытаясь вырвать его, но Томас осадил ее:

– Все в порядке, Пейдж. Не мешай ей.

Она притормозила, неуверенно посмотрела на мужа, а затем села. Умно, Пейдж. Потому что я сломала бы твою гребаную челюсть (несмотря на то, что не имела ни малейшего представления о том, как это сделать).

Набрать номер Чарли. Я вернулась на кухню. Раздались три длинных гудка, а затем…

…Слабо, почти не слышно, через вентиляционное отверстие в полу из подвала до меня донеслись искаженный звуки техно-кавера на пятую симфонию Бетховена.

Рингтон Чарли.

~

Оригинал (с) Polterkites

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Если вы вооружены и находитесь на станции метро Гленмонт — пристрелите меня, пожалуйста.
Выстрелите прямо в голову, в висок, немного под углом вниз. Нужно, чтобы пуля прошла по самому короткому пути сквозь мой мозг к гиппокампу. Если мне повезет, то я буду чувствовать, как пуля разрывает мой мозг, всего лишь несколько десятилетий.
Знаю, это звучит ужасно, но этим вы окажете мне огромную услугу. Умереть от выстрела КАК МОЖНО БЫСТРЕЕ — лучшее, что может случиться со мной сейчас.
Моё испытание началось около десяти тысяч лет назад, в 10:15 сегодня утром. Я подрабатываю, участвуя в клинических исследованиях лекарств. Я — так называемый “испытуемый”, который принимает неисследованные препараты, чтобы врачи могли изучить побочные эффекты. Один раз это было лекарство для почек, несколько раз - что-то от давления или для снижения холестерина. Сегодня утром мне сказали, что лекарство, которое я принял, - это какой-то ноотроп, улучшающий работу мозга.
За всё время я ни разу не чувствовал никакого эффекта от этих лекарств. Другими словами, ни от одного из лекарств, которое на мне испытывали, меня не вштыривало, не расслабляло, да вообще никак не действовало. Может быть, я всегда попадал в группу, на которой испытывают плацебо, но так или иначе, я ничего не чувствовал.
Сегодня всё было по-другому. Эта херня сработала. Мне дали таблетку в 10:15, а потом попросили подождать в приёмной, пока меня не позовут пройти несколько тестов. “Всего 30 минут”, сказала мне лаборантка. Я устроился на диванчике в приемной и пролистал пару статей из журнала “Psychology Today” с кофейного столика. Обратно в кабинет меня не приглашали, так что, закончив этот журнал, я взял “US News” и прочитал его от корки до корки. Потом я прочитал старый выпуск “Scientific American”. Да что они там делают так долго?
Я лениво посмотрел на настенные часы. Всего лишь 10:23. У меня получилось прочитать все три журнала за восемь минут. Помню, как тогда я подумал, что этот день будет длинным. Я был прав.
В приёмной стоял небольшой стеллаж со старыми книжками. Когда я встал, чтобы подойти к нему, казалось, мои ноги едва работают, не в том смысле, что они стали слабыми, а будто они стали медленными. Я целую минуту вставал с дивана и ещё две минуты шёл к стеллажу, хотя до него было всего два шага.
Из всех книг на полке я выбрал томик Моби Дика. С руками была та же проблема, что и с ногами: я тянулся к книге целую вечность и даже успел заскучать, пока ждал, что рука коснётся её обложки.
Я потащился обратно к дивану и упал на него, будто в замедленном действии. Это напоминало мне прыжки астронавтов на Луне в условиях низкой гравитации. Там я открыл Моби Дика (медленно) и начал читать с фразы “Зовите меня Измаил”. Я успел дойти до момента, где Ахаб кидает свою трубку в море (это, мать его, тридцатая глава), когда меня позвали на тесты.
Лаборантка спросила меня:
— Как вы себя чувствуете?
— Медленно.
— На самом деле, всё наоборот. Вам кажется, что мир вокруг медленный, потому что вы быстрый.
— Но как же мои ноги? Мои руки? Всё как будто в замедленном действии.
— Вам кажется, что ваше тело двигается медленно, потому что ваш мозг действует намного быстрее. Сейчас он работает в 10-20 раз быстрее обычного, так что вы мыслите и обрабатываете входящие сигналы с ускорением. Несмотря на это, движения вашего тела ограничены законами биомеханики. На самом деле, вы двигаетесь быстрее среднестатистического человека, — лаборант изобразила бегущего человека, — но ваш мозг настолько опережает действия, что даже ваше ускорение кажется вам очень медленным.
Я подумал про своё замедленное падение на диван. Даже если бы мои мускулы работали медленно, я бы всё равно подчинялся законам гравитации, но я даже падал медленно. Замедленные мышцы никак не могли объяснить, почему гравитация казалась слабее. Мой мозг работал в 10 раз активнее — поэтому я прочитал тридцать глав Моби Дика за 15 минут.
Я прошёл несколько тестов. Физические было особенно весело проходить: я жонглировал тремя мячиками, потом четырьмя, а потом и шестью. Это было легко, потому что все шесть мячиков двигались очень медленно. На самом деле это было даже скучновато, приходилось ждать, пока каждый мяч летит по своей траектории, чтобы подставить под него руку (всё ещё замедленно) и снова его подкинуть. Они подбрасывали в воздух кукурузные колечки, а я ловил их палочками для еды. Ещё они рассыпали горсть монет, а я посчитал общую сумму до того, как они коснулись земли.
Вот когнитивные тесты были уже не такими весёлыми, но познавательными. Найти слово в тексте из пятидесяти (три секунды). Пройти запутанный лабиринт на листе А1 (две секунды). Подробно ответить на вопросы по презентации, которую мне показали со скоростью 10 картинок в секунду (95% правильно).
Мне сказали, что я набрал больше 250 по шкале Кнопфа. Это превышает любой человеческий результат.
А потом меня отправили домой. Мне сказали, что действие лекарства пройдёт часа через два. “Вам покажется, что прошло несколько дней. Попробуйте использовать это себе на пользу — ответьте на рабочие е-мэйлы, пока вы в ускоренном режиме!”.
Поездка домой была просто ужасной. Всего три станции метро, что в настоящем времени занимало около 35 минут, но в моей новой, ускоренной реальности, это заняло несколько дней. Несколько дней. Да я только от кабинета и до лифта шёл около часа! Хотя я бежал как мог, законы биомеханики были сильнее меня. Я не могу заставить ноги двигаться со скоростью, соответствующей скорости моего мозга. Такой разрыв между телом и разумом не позволял мне правильно оценивать положение тела в пространстве, а соответственно, реагировать на окружающую обстановку. По сути, я стал неповоротливым гигантом. Я неверно рассчитал свою скорость и врезался в стену у лифта со всей силы. Несмотря на то, что я видел, на каком расстоянии от меня находится стена, я не смог вовремя остановить и отдернуть палец, нажимая на кнопку лифта, поэтому я ткнул в неё слишком сильно. Слишком. Было очень больно. Если бы мой мозг работал в нормальном режиме, я бы чувствовал боль секунд тридцать, но в моём состоянии, это длилось минут 30-40.
Поездка на лифте была отвратительной. Часа четыре — или пять — я спускался на семь этажей, разглядывая стены лифта.
Я добежал до метро — честно, это было даже весело. Несмотря на то, что я двигался супер-медленно для себя, я всё равно мог выбирать, куда ставить ноги, как двигать руками и как поворачиваться. Спустя два квартала я приспособился к этому дисбалансу между разумом и телом, а потом я словно протанцевал всю дорогу до метро, лавируя между людьми на тротуаре и уклоняясь от проезжающих машин с зазором всего в несколько дюймов (читай: минут).
Где-то час я спускался по эскалатору, бежал по платформе, а потом невероятно скучал все шесть минут, пока дожидался своего поезда. Конечно, в отличие от лифта, тут было на что посмотреть, но это успело мне наскучить. Надо было взять с собой тот томик Моби Дика.
Мой поезд с рёвом подъехал к станции. Обычный скрип тормозов метро, достаточно высокий, в моём скоростном восприятии превратился в длинный низкий звук, что-то вроде монотонного соло на тубе. На три октавы ниже стал звучать не только визг тормозов поезда метро, но и все остальные звуки, почти на грани неслышимого. Я не мог слышать голоса, они стали намного ниже воспринимаемого диапазона частот. Мне удалось услышать плач ребёнка в вагоне метро — её вопли замедлились так, что напоминали мне пение китов. Другие резкие звуки вроде гудков машин или дребезжания грузовиков, проезжающих по колдобинам, стали глухими раскатами отдалённого грома.
Ещё в центре исследований я мог разговаривать с сотрудниками и отчётливо слышать их, но сейчас это стало невозможным. Действие лекарства только усиливалось.
В этом чёртовом поезде я провёл несколько дней. Несколько. Дней. Слушая китовые песни кричащего младенца и соло на тубе тормозов. Несмотря на то, голоса вышли из диапазона воспринимаемых мной частот, запахи я чувствовал так же, как и раньше: я отлично чувствовал запах тел, вонь тормозов поезда, ароматы пердежа и другие замечательные запахи вагона метро.
Наконец я добрался до своей квартиры. Пробежка от порога до большой комнаты на всей скорости ощущалась как медленный спуск по водам ленивой реки.
Я был так рад наконец-то оказаться дома. Как минимум, тут было чем заняться. Я схватился за “Сто лет одиночества”, которую недавно начал, и дочитал её. Я листал страницы так быстро, что порвал часть из них, но несмотря на такую скорость, я всё равно листал больше, чем собственно читал. Прошло три минуты с моего возвращения.
Потом я залипал в интернете (господи, современные компьютеры включаются просто вечность), но интернет был раздражающе медленным. Новая страница грузилась около часа — а у меня уходила доля секунды, чтобы её прочитать. Сотни прочитанных статей из ленты — и ещё три минуты. Всего.
Я начал читать книги из своего списка “обязательно прочитать”, и прочитал две. Прошло ещё четыре минуты.
Может быть, если я посплю, эффект лекарства пройдет? Но к сожалению, часть мозга, отвечающая за восприятие, которую ускорило лекарство, не отвечала за сон. Несмотря на то, что я не спал несколько дней (как это ощущалось), моё тело всё ещё считало, что сейчас 1:25 дня, и оно не хотело спать.
Несмотря на это, я попробовал заставить себя уснуть: пошёл в спальню (неспешная 45-минутная прогулка через всю квартиру) и бросился на кровать (как перышко опустился на матрас), закрыл глаза и лежал часами (минут 10 реального времени), пока не сдался. Сон не шёл. Всё шло к тому, что несколько дней — или даже недель я буду заперт в этой замедленной тюрьме.
Так что я принял Золпидем*
От ощущения того, как таблетка и вода, которой я запил таблетку, двигаются внутри горла, меня тошнило. Мешающий дышать комок, как улитка ползущий вниз по пищеводу.
Я прочитал книжку. Прошло 10 минут. Прочитал вторую. Восемнадцать минут с момента приёма Золпидема. В ярости я швырнул книгу через всю комнату — она медленно и изящно пролетела по воздуху, как лист на ветру, и врезалась в стену с едва слышным долгим гулом — это был первый звук, который я услышал, казалось бы, за часы — а потом соскользнула на пол, утонув, как шлёпанец в воде. Гравитация явно не изменилась с утра, законы физики оставались прежними. Сошло с ума только моё восприятие времени, а это значит, что я могу измерять эффект лекарства, опираясь на скорость падающих вещей. Учитывая то, как долго книга скользила к полу, я понял: эффект лекарства всё ещё усиливался.
Я прочитал журнал. Включил телевизор. Разочарованно порассматривал каждый кадр видеоряда, словно слайд-шоу. Выключил телевизор.
Почитал ещё немного. Я прочитал первые два тома “Истории англоязычных народов” Черчилля — не то что бы лёгкое чтиво. На самом деле читалось отвратительно, но учитывая то, взять другую книгу с полки заняло бы несколько невыносимо скучных часов, просто сидеть и читать Черчилля было лучше. Ну или хотя бы ненамного хуже.
Прошло 35 минут с приёма Золпидема. Я лёг на диван, закрыв глаза. Время шло. Вдох — многочасовой процесс. Время шло. Выдох — ещё несколько часов.
Я. Не. Мог. Уснуть.
Нужен был новый план. Я решил пойти обратно в исследовательский центр, где мне дали это лекарство. Вдруг у них есть что-то, что может побороть такой побочный эффект. Ну или какое-нибудь снотворное, чтобы я просто проспал всё время, пока действие не пройдёт.
Я вышел из квартиры настолько быстро, насколько смог — несколько часов по моим ощущениям, и даже не стал закрывать дверь. Это бы заняло слишком много времени.
Вниз по лестнице (намного быстрее, чем на лифте, если бежать), через вестибюль и наконец-то наружу. Будто длинный день в офисе.
Вниз по улице, лавируя между прохожими. Наверное, им казалось, что я двигаюсь с нечеловеческой ловкостью. Первый пролёт лестницы, ведущей вниз в метро. Лестничная площадка. Ко второму пролёту. И вот тогда Золпидем подействовал.
Мне не захотелось спать. Совсем. Наоборот, наверное, действие Золпидема смешалось с действием того экспериментального лекарства, которое я принял утром. Я бежал по лестнице вниз, двигаясь замедленно, но всё равно ощущая движение, а потом — бац! — всё остановилось.
Скучный гул улицы, шум метро исчезли. Меня окружала идеальная тишина, подобной которой я никогда не слышал. До действия Золпидема моё ощущение времени замедлилось, наверное, раз в сто. А после — в тысячи раз. Каждая секунда длилась дни. Даже движение глаз, любая попытка перевести взгляд, ощущалась как медленное скольжение по полю зрения.
Весь день я учился ходить, бегать и прыгать с учётом того, что мой мозг работает в сотни раз быстрее тела, но после замедления, которое мне придал Золпидем, контроль над телом стал практически невозможен. Я упал с лестницы. Несмотря на то, что я замер посередине шага, я абсолютно не мог контролировать свои мышцы. Мысленно я командовал ноге двигаться вперёд — это занимало часы, а потом назад, если мне казалось, что я промахнусь мимо следующей ступеньки. Часы уходили на то, чтобы скорректировать то, насколько согнута моя щиколотка, и часы — на то, чтобы согнуть её по-другому, если с первого раза не получалось.
Несмотря на все мои попытки, я подвернул лодыжку на следующей ступеньке. Замедление ни капельки не смягчало боль. Несколько часов беспрерывной боли в подвёрнутой ноге. Должно быть, нервные сигналы о боли, которые поступают в мозг, работают не так, как нервы в ушах. Звуки растягивались во времени, понижаясь до невозможности их воспринять, а боль не менялась с течением времени. Прошло много часов возрастающего давления на подвёрнутую ногу, пока я переносил на неё вес. Часы нарастающей боли.
Я заваливался вперёд, не в силах контролировать своё медленное тело. Целые дни прошли, пока я скользил вниз, пытаясь развернуть корпус так, чтобы не удариться головой о землю. У меня получилось — я ударился плечом. Сначала я даже не почувствовал удара, но давление нарастало, как нарастала боль — час за часом. Плечо не выдержало и вылетело из сустава одним бесконечным рывком. Несколько дней спустя я остановился, свернувшись на земле и глядя в полоток. Плечо до сих пор болело так же сильно, как и в момент удара. У меня было достаточно времени, чтобы подумать обо всём на свете во время этого падения. Если каждая секунда длилась как день, каждая минута реального времени занимала годы. Даже если действие лекарства закончится через два-три часа, для меня этот кошмар будет длиться несколько веков.
К моменту, когда я упал на пол, у меня был план. Надо добраться до платформы и броситься под поезд.
Я попробовал встать на четвереньки, но переоценил силу, с которой нужно было повернуться, и перекатился на спину. Плечо болело уже несколько дней и просто молило о пощаде. Вторая попытка — я упал лицом вниз, пытаясь понять, как контролировать тело, которое двигается медленнее, чем растёт трава. Несколько недель бесплодных попыток — и я наконец встал на колени. Если мне удалось встать на четвереньки с таким трудом, без сомнения, идти или бежать мне не удастся. Так что я пополз — я пополз по станции метро, неделями наблюдая за недоумевающими людьми вокруг меня, прополз под турникетом и на эскалатор.
Эскалатор в час пик двигался со скоростью ледника, сползающего в море. Пока я спускался по нему, я рассматривал переполненную людьми платформу. На табличке, отслеживающей движение поездов, было написано, что следующий поезд прибудет через 20 минут. Двадцать минут — это целый год для меня. Мне придётся торчать на станции метро целый год, ожидая смерти. Я сполз с эскалатора, несколько дней разглядывая обеспокоенные лица офисных работников. Мне удалось доползти до скамейки и свернуться рядом с ней, пытаясь найти такое положение, чтобы не беспокоить больное плечо.
Но положение дел ухудшилось, насколько это было возможно.
Замедление на ступеньках было всего лишь началом взаимодействия экспериментального лекарства и Золпидема. А сейчас они начали взаимодействовать в полную силу. Я моргнул — и за этим последовали годы темноты. Слуха у меня уже не было, но моргая, я лишился и зрения. Годы абсолютной темноты и тишины, заполненные только болью в повреждённом плече.
Мой ускоренный мозг заполнял пустоту от сенсорной депривации как мог. Со мной говорили голоса, они пели на несуществующих языках. Узоры, лица, цвета мелькали перед моими закрытыми глазами. Я вспомнил всю свою жизнь — и придумал себе другую. Я забыл английский. Я впал в отчаяние. Молился Богу. Стал Богом. Я создал новую вселенную в своём воображении и оживил её. И так снова, и снова, и снова.
Глаза открывались с медлительностью тектонических плит. Недели — слабое мерцание, недели — проблеск света, недели — узкая щелочка, через которую я мог рассмотреть платформу метро: лодыжки пассажиров недалеко от меня и объявление на другой стене.
Я достал телефон из кармана — действие, которое заняло десятилетия. Как я могу описать эту невыносимую скуку? Даже боль в плече не сравнится с ней. Я подумал каждую мысль, которая могла бы прийти ко мне в голову, уже не по разу. Объявление на стене напротив не менялось и лодыжки людей не двигались. Совсем. Скука была настолько насыщенной, что казалось, её можно потрогать, как будто каменные и металлические обручи сжимали мой мозг. От этого невозможно было сбежать.
Что я мог поделать? Если я брошусь с платформы, не дождавшись поезда, который меня собьёт, я не умру. Я испытаю бесконечную боль, сильнее, чем от падения с лестницы, но скорее всего, кто-нибудь добренький спасёт меня до прибытия поезда, и я не смогу ничего сделать, когда поезд на самом деле появится.
Моё страдание будет бесконечным.
Значит, надо дождаться поезда, чтобы броситься прямо под него. Когда он собьёт меня, я буду чувствовать, как меня разрывают на части веками до того, как я умру и всё это наконец-то закончится. Я прожил сотни жизней у этой скамейки. Моя душа намного старше любого человека, кто когда-либо жил на Земле. Большая часть моей жизни — это вспышки боли в вывихнутом плече, лежание на платформе метро и наблюдение одного и того же: объявления и чьи-то ноги.
Этот пост — мой план Б. Моя последняя молитва. Моя авантюра. Несколько жизней я провёл, печатая этот пост, надеясь, что кто-нибудь прочитает его и убедится в том, что мои страдания надо прекратить. Кто-нибудь, кто сейчас на этой платформе. Кто-нибудь, кто найдет мужчину, лежащего около скамейки, который недавно полз вниз по эскалатору. Кто-нибудь, кто убьёт этого мужчину как можно быстрее. Выстрел в висок.
Если вы вооружены и находитесь на станции метро Гленмонт — пристрелите меня.

Вечер медленно, словно нехотя, опускался на город. Небо наливалось темнотой, пытаясь укрыть происходящее, как будто это могло хоть что-то изменить.

- Ну что, Мурка, вот и приходит конец этому всему, а? – он погладил доверчиво устроившуюся рядом трехцветную кошку. Мурка боднула его головой в ладонь и немигающее уставилась на закат своими диковинными глазами. Большой тревожно-медный шар солнца за день растратил все силы и сейчас светился в дежурном режиме, придавая всему вокруг мрачноватый апокалиптический вид. Закат отражался в кошачьих глазах целиком, и казалось, что в них – целый космос. А может, так оно и было. Они сидели на крыше рядышком, как прожившие жизнь старики, и молча провожали… День? Мир? Он устало щурил давно выцветшие глаза в сетке мелких морщин, и молча курил, выпуская ароматный дым в темнеющее небо. В единственном уцелевшем наушнике звучал блюз. Если мир все-таки разлетится на куски, он хотел бы, чтобы остался только блюз, музыка свободы.

Там, внизу, под ногами, закипала густым смрадным варевом особенная ночная жизнь, полная злобы и боли. Утратившие все человеческое люди боролись там за лишний кусок хлеба или бутылку чудом уцелевшего алкоголя. Как мало времени достаточно человеку, чтобы отринуть все то, что называется воспитанием и культурой. Какой малый повод нужен для этого, с какой готовностью человек изгоняет из себя человека.

- Отдай, тварь – раздался откуда-то справа злой свистящий шепот, затем резкий звук удара, долгий сиплый выдох и удаляющийся топот. Что и требовалось доказать.

Мурка лишь повернула голову в ту сторону, пару мгновении посмотрела изучающе, принюхалась и снова обратилась в небольшую изящную статую. Хороший закат гораздо важнее, уж это точно.

- И ничего не конец – после долгого молчания сказала Мурка своим особенным тягучим голосом с плавающими где-то на самой границе слышимости мурчащими бархатистыми нотками. – Все будет как прежде, вот увидишь.

Он и не удивился совсем, словно разговоры с кошкой такое уж привычное дело. Потянулся с видимым удовольствием, подтянул к себе поближе видавший виды рюкзак, покопался немного и выудил из него пакетик с кошачьим кормом. Вскрыл его и осторожно вывалил содержимое в неглубокую пластиковую миску. Мурка старательно делала вид, будто ее это вовсе не касается, но нервно подергивавшийся кончик хвоста выдавал ее с головой. Наконец она не выдержала, поднялась, потянулась с не меньшим удовольствием, выгнув дугой спину, и подошла поближе. Принюхалась.

- Опять говядина? Неужели не было ничего повкуснее?

- А это не тебе, это мой ужин – он беззлобно усмехнулся. – А ты иди вон, голубей лови. Или мышей каких.

Мурка посмотрела на него со странной смесью недоверия и отвращения, еще раз обнюхала несостоявшийся ужин и молча вернулась на свое место. Солнце опустилось еще немного, и сумерки приобрели зловещий красноватый оттенок.

- Мур, ну я же пошутил – он потянулся было погладить ее по спинке, но она ощерилась в беззвучном шипении, и он отдернул руку.

- Мууур, ты только посмотри, какая вкуснятина – принялся он увещевать своенравную красавицу. – Между прочим, именно этот корм производили из нежнейшей телячьей вырезки. Специально для тебя – он осторожно придвинул к ней миску, но Мурка и глазом не повела. Помолчали.

- В который уже раз провожаю солнце – внезапно заговорила кошка. – А привыкнуть к его мрачному величию никак не могу. Все время кажется, будто завтра не наступит, будет вечная ночь.

- А что тебе? Ты в темноте видишь лучше, чем при свете. Ничего не теряешь.

- Вы, люди, совсем забыли, что такое солнце. Оно – ваша жизнь.

- И ничего мы не забыли. Просто…

- Просто вы все почти потеряли. Прямо сейчас теряете. Слышишь?

Она чутко повела ушами, безошибочно определяя направление, откуда вдруг донеслись яростные крики и частая стрельба.

- Что вы делаете? Зачем вы создавали свой мир?

- Мы жили в нем и радовались – мрачно буркнул он.

- Радовались? Вы? – она презрительно фыркнула. - Вы не умеете радоваться, вообще. Чего бы вы ни добивались, вам всегда мало. Вам гораздо проще найти повод для войны, чем для радости.

- Ну не скажи. Взять, к примеру, художников. Да они, закончив картину, готовы в пляс пуститься! А музыканты? А писатели и поэты?

- Художники не начинают войны. Да и сколько их, тех художников?

- Поешь, Мур, чего голодом сидеть, а?

- Всегда вы так. Как что не по вам, так сразу тему меняете. Но правда редко бывает приятной. Так вот, о солнце. Ты говоришь, что я ничего не потеряю, если солнце вдруг не взойдет. Почему? Только потому, что я вижу в темноте?

- Нуууу – он в задумчивости поскреб поросший седой щетиной подбородок.

- Умение видеть в темноте это всего лишь умение. А вот солнце... Никто не может безнаказанно смотреть на него. – Мурка задумчиво посмотрела на него. – Вы ведь тоже умеете видеть ночью, но все равно радуетесь каждому дню. Весь мир радуется восходу солнца.

Он лишь согласно кивнул и снова взялся было за рюкзак, но в этот момент Мурка громко прошипела:

- Смотри!

Он повернул голову на закат как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как солнце, ярко блеснув напоследок, упало за стоящие стеной дома. Все вокруг на мгновение стихло, и в этот момент Мурка спросила зачарованно:

- Чувствуешь?

- Что? – он насторожился.

- Ужас. В тот самый миг, когда солнце исчезает, откуда-то вдруг начинает тянуть жутким холодом Это ночь приходит, каждый раз как маленькая смерть. Неужели не чувствуешь?

- Кругом и так смерть – он мрачно усмехнулся.

Мурка дернула хвостом и принялась за ужин. Он решил, что самое время и ему немного поесть, и следующие несколько минут на крыше царила тишина, нарушаемая лишь далекими выстрелами и воем сигнализации очередной разграбленной машины.

- Ты так и не ответил на вопрос – умываясь, заговорила Мурка.

- На какой? – он улегся на спину и лениво курил, глядя в небо.

- Зачем вы все это создавали? Вы ведь построили для себя целый мир… Зачем?

- Мы хотели жить среди красоты, комфортно жить, понимаешь?

Мурка посмотрела на него долгим взглядом:

- И где теперь эта красота?

Он промолчал.

- Вы разрушаете все, что создаете. Зачем?

Молчание.

- Человек – венец природы. Ха! – она презрительно дернула хвостом. – Вы словно неразумные дети, ломаете все, до чего только можете дотянуться. Да вы и сами себя разрушаете всю вашу историю.

- Тебе-то откуда знать?

- Ты мало того, что грубиян, так еще и неуч. Наша цивилизация подревнее вашей будет.

- Цивилизаааация? – он даже привстал. – Великая кошачья цивилизация? Ну ты, Мурка, даешь. И что ваша цивилизация создала?

- Наша цивилизация ничего не разрушила. Разве мало?

- Пожалуй, немало. Но недостаточно для того, чтобы называться цивилизацией. Вы просто наши домашние любимцы.

- О, это вечное человеческое самомнение – Мурка широко зевнула. – А, между прочим, еще нужно разобраться, кто чей любимец.

- Да? – он посмотрел на нее с хитрым прищуром. – Аргументируй.

- Вы нас кормите?

- Конечно.

- Даете нам крышу над головой?

- Обязательно.

- Лечите, если мы болеем?

- Точно.

- И что взамен?

Над погрузившейся в кромешную темноту крышей повисла пауза. Через некоторое время Мурка снисходительно произнесла:

- Не мучайся. Взамен вы получаете ровным счетом ничего. Мы даем вам право сбя гладить, и только. Мне кажется, мы вас поработили.

Он расхохотался в голос, и эхо его хохота забилось между стенами мертвых домов, осыпаясь на грязный асфальт.

- Вот за что я тебя люблю, Мурка, так это за непоколебимую самоуверенность – с трудом сказал он, отсмеявшись. – Поработители.

Она посмотрела на него словно на умалишенного, но ничего не ответила. Просто молча перебралась к нему поближе, свернулась калачиком у него под боком и, сладко зевнув, сказала:

- Спать пора, ночь уже. А ночью страшно. Но когда спишь, не так страшно. Ложись, так и быть, погрею тебя немного.

Нагревшаяся за день крыша отдавала тепло постепенно, и они лежали, глядя в усыпанное звездами небо. Им оставалось только надеяться, что утром взойдет солнце…

Главы: 1

Новые переводы в понедельник, среду и пятницу, заходите на огонек

~

Семейство уютно расположилось у камина в гостиной.

– Посмотрим, кто кого перетерпит, – сказал Томас. Его жена ответила легким кивком.

Все еще до конца не оправившись от испуга, я в одиночестве побрела в прихожую. Почему они совершенно не беспокоятся о пропавшем ребенке? Что за хрень произошла в подвале? И, что намного более важно, куда запропастилась Чарли? Она должна была приехать домой еще час назад. Я вытащила телефон из кармана…

…парадная дверь распахнулась. Чарли вошла в дом.

– Я опоздала. На дорогах просто жесть. И становится все хуже. – Она нервно отряхивала снег с плечей. – Что там за грузовик стоит?

– Какой грузовик?

– Грузовик припаркован в конце…

Как будто отвечая на ее вопрос, в прихожую вышел отец семейства.

Чарли озадаченно взглянула на него.

– Это Томас, – вмешалась я. – Он вырос в этом доме. Приехал показать семье это место, и…

– …И теперь наша дочь решила поиграть в прятки в подвале, – продолжил Томас извиняющимся тоном.

– О, правда? Мой брат тоже так делал. – Чарли протянула руку для рукопожатия. – Меня зовут Чарли. Чарли Бастиен.

И они обменялись крепким рукопожатием.

Чарли всегда была моей противоположностью по части эмоций. Расслабленная в любой ситуации. Уверенная в себе. Общительная, доверчивая и прямая. И отлично устанавливала границы.

– Есть тут какие-нибудь потайные комнаты или страшные истории о привидениях, о которых нам стоит знать?

Томас смущенно кашлянул.

– В этом доме нет привидений, – улыбнулся он. – Но в любом случае… не будем портить вам вечер. Она сдастся в любую минуту, ни разу еще не было, чтобы Дженни продержалась долго. Мы, наверное, подождем в грузовике, чтобы вам не мешать.

Чарли усмехнулась:

– Сидеть в грузовике? Может, лучше присоединитесь к нам за ужином?

– Я… Думаю, мы будем в порядке. Мы плотно пообедали.

– Только пообедали? Давайте, оставайтесь. Ева всегда готовит на целый полк.

Томас ответил холодной улыбкой, всем видом показывая, что не хочет навязываться.

Часть меня хотела схватить Чарли за руку, сказать ей, что не нужно его уговаривать, но… промолчала. Она не видела, как он шептал в пустом подвале. И на самом деле… может быть, я просто слишком близко приняла это к сердцу? И поэтому отношусь к нему предвзято?

– Хорошо, – смягчился он. – Но только если это не создаст проблем.

– Иначе я бы и не предлагала.

***

Дрова в камине потрескивали. Снаружи завывал ветер. Старый дом скрипел и стонал, заполняя тишину. Все мы, кроме пропавшей девочки, сидели теперь за обеденным столом.

– Быть может, ребенок пойдет на запах еды и сдастся, – сказала Чарли, потянувшись за штопором.

Тихо посмеиваясь под нос, Томас взял вилку…

– …Томас! – прошипела Пейдж, его жена.

Он тут же отложил вилку и откашлялся:

– Не возражаете, если мы прочитаем короткую молитву перед едой?

Чарли быстро взглянула на меня.

– Не хочу создавать неудобств, в конце концов, это ваш дом.

– Все в порядке, – отозвалась я.

Он благодарно улыбнулся. Семейство склонило головы и закрыло глаза.

Я никогда не видела в молитвах ничего такого. Может быть, потому, что выросла в религиозной семье. Я все еще ценю постулаты, которые слышала с детства, но помню, что за каждым из них стоит что-то, заставлявшее меня раз от раза сомневаться в том, кто я есть.

Пейдж начала:

– Мы хотели бы поблагодарить Еву и Чарли, хозяев этого дома за то, что они пригласили нас разделить с ними трапезу…

…Учитывая, насколько традиционной была эта семья, я ожидала, что молитву будет читать Томас.

Но он просто сидел, тупо глядя широко раскрытыми глазами на скатерть перед собой. Такой отстраненный, почти неуместный. Был ли он вообще религиозен? Там, в подвале, он же даже чертыхался…

–...Мы бы хотели поблагодарить Бога за наше здоровье, нашу семью и наших друзей. Мы благодарим тебя за то, что позволил нам начать все сначала в перипетиях жизни. Аминь.

– Аминь. – Слова сами вырвались. Старый рефлекс, внезапно возродившийся из пепла. Чарли снова быстро глянула на меня. На этот раз с легкой ухмылкой. Я смущенно отвела глаза.

– Итак, вы переезжаете, да? – Пробка вылетела из горлышка с задорным хлопком. Чарли налила себе вина. – Что вас к этому побудило?

– Нужно было начать все сначала.

– Куда?

– О, на юг штата…

– Это жаркое, кстати, очень вкусное, – вмешалась Пейдж, глядя на Чарли. – Очень, очень вкусное.

– Не меня надо благодарить, Ева сегодня шеф. – Чарли подняла бутылку. – Вина?

Томас покачал головой.

– Мы не пьем.

– Очень мудрое решение. – Чарли взглянула на мальчиков, сидящих напротив: – Слушайте своих умных родителей, детки.

Пейдж улыбнулась, открыла было рот, чтобы что-то сказать…

…ДУ-ДУ-ДУ-ДУУУУН

Техно-кавер на пятую симфонию Бетховена взорвал столовую. Чарли вытащила телефон:

– Пардон. – Она отключила звук, но тут же подняла телефон и показала мне уведомление. – Вот черт.

ОПАСНЫЕ УСЛОВИЯ ВОЖДЕНИЯ ВДОЛЬ СЪЕЗДА НОМЕР ПЯТЬ.

РЕКОМЕНДУЕТСЯ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЗИМНИЕ ШИНЫ.

– М-м? – Томас.

– Дороги становятся все хуже. – Чарли убрала телефон. – Девочка скоро выйдет, да?

– Конечно. Ей просто нужно дать немного пространства.

– Ну, похоже, сегодня она собирается прятаться до последнего. У вас, ребята, есть зимняя резина?

– О, я и раньше водил траки круглый год. С нами все будет в порядке.

Чарли схватила солонку:

– На чердаке есть цепи для шин.

– Не нужно, все будет хорошо, – настаивал Томас.

Пейдж взглянула на него с беспокойством в глазах:

– Уверен, что стоит рисковать?

Усердно пережевывая жаркое, отец семейства лишь слегка пожал плечами.

И Пейдж тут же сменила тему, игнорируя безразличие мужа:

– Вы женаты?

– ...Мы?

Она кивнула.

– Нет. – Чарли едва сдерживала смех.

Пейдж снова кивнула, как бы говоря: “Чего и следовало ожидать”.

– Вы религиозны? – Теперь она смотрела прямо на меня.

– Что? Я? Нет. Не совсем. Точнее, раньше была.

– Я спрашиваю только потому, что заметила библию в гостиной.

– О, это… Подарок от моих родителей. Мы вместе ходили в церковь.

Натянуто улыбаясь, Пейдж воткнула вилку в кусок мяса и принялась пилить его ножом.

– А что насчет них?

– Кого? – Этот разговор все больше походил на допрос.

– Ваших родителей. Они все еще посещают церковь?

– Да.

– Конфессия?

– Лютеране.

– И они в курсе? – Глаза женщины метнулись от меня к Чарли и обратно.

– В курсе чего?

Пейдж взглянула на своих детей, будто от следующих слов их невинные души навсегда рисковали быть испорчены.

– Знают ли они о вас и вашей подруге и вашем… образе жизни?

– Знают. – Образе жизни?

– И они принимают это?

Это был очень, очень неловкий диалог, и я уже хотела ответить…

– А что насчет ваших? – Чарли, моя спасительница, снова вмешалась.

– …М-м? – Пейдж перевела на нее взгляд.

– Ваших родителей. Они знают о вашем образе жизни?

Пейдж нахмурила брови.

– Не понимаю, к чему вы клоните, – сказала она многозначительно.

– Пейдж, – прервал жену Томас. – Достаточно.

Мать долго сверлила взглядом Чарли, но и та не отводила взгляда. Пейдж сдалась первая и вернулась к еде.

Вся моя жизнь – поэма об избегании конфликтов. И я выдохнула с облегчением, когда Томас прервал разговор. Но Чарли, о, Чарли – нет. Она закусила удила, готовая к гребаной битве. Если бы меня не было за столом, она не замолчала бы, пока Мария Магдалина не зарыдала.

– Мне просто было любопытно, – пробормотала Пейдж.

Мощный порыв ветра ударил в окна. Огни замигали.

Томас обернулся через плечо.

– Надеюсь, электричество не пропадет. Когда я жил здесь, обрывы случались постоянно. – Бедняга изо всех сил старался сменить тему.

Остаток трапезы мы провели в томительном молчании.

***

Стол был убран. Кухня чиста.

Я наклонилась, подбрасывая растопку в камин. Снаружи бушевала метель, ветер швырял комья снега во всех направлениях.

Томас уже несколько раз спускался в подвал, но Дженни так и не было видно. Я все еще с трудом могла принять, почему он и Пейдж спокойно относились к этому. Хотя “спокойно” не то слово. Скорее, апатично.

– Ева? – Томас вошел в гостиную.

– Да?

– Вы не знаете, есть тут мотель поблизости?

– Хм, нет, если честно. Вряд ли здесь найдется что-то похожее.

В воздухе повисло ожидание, будто он хотел услышать от меня еще что-нибудь. И я продолжила.

– Ну… в худшем случае вы можете переночевать здесь. – И пожалела о своих словах в ту же минуту, как только они слетели с языка.

Но ведь их дочь все еще была где-то в доме. Что мне оставалось? Отправить их в метель, неизвестно куда, без ребенка?

– Вы уверены? Мы бы не хотели навязываться. Мы можем переночевать в траке. Вы так много сделали для нас.

– Нет… все в порядке.

– Что ж. Тогда спасибо вам, Ева. Уверен, что Дженни скоро появится, но, если вдруг все затянется… Это очень много значит для нас. Мы готовы вам все компенсировать.

– Все в порядке.

***

Естественно, Дженни так и не вышла. И примерно через час семейство наконец-то отправилось спать. Мальчики удалились в гостевую комнату наверху. Томас и Пейдж – в две соседние спальни. Они были женаты, но не спали в одной комнате. Упс. Мне почти стало жаль их.

Оставшись наедине, мы с Чарли сидели укутавшись в одно одеяло на диване в гостиной. Камин наполнял комнату мягким теплом. Чарли подхватила бутылку вина с кофейного столика, отметив молоток и кучку гнутых гвоздей.

– Вынула гвозди, – объяснила я.

– Над камином? – Она посмотрела на пустую стену.

– Да.

– Что-о? Я же собиралась повесить там наше распятие.

– Прекрати. – Я не смогла удержаться от улыбки.

Чарли откинулась на спинку дивана, вкручивая штопор в пробку.

– Ты немного на взводе сегодня. Что-то случилось? Ну, кроме наших новых соседей.

– Я просто… что-то в них не так.

– Соглашусь. Но разве не со всеми нами что-то не так?

Вино полилось в стакан.

– Знаю, просто…

– Мне нужны подробности.

– До того, как ты приехала, мы с Томасом были в подвале, искали девочку и…

Чарли поставила бутылку и теперь внимательно смотрела на меня. Раньше она любила повторять, что я слишком остро реагирую, но в последнее время активно работала над умением сопереживать и слушать. И эти усилия я очень ценила.

– Я была в винном погребе. Услышала шаги, а когда оглянулась, увидела отца… Томаса… он стоял в проеме. Спиной ко мне. Перекрывая выход. Я раза три окликнула его, но он так и не ответил… стоял и шептался с кем-то по имени Эбби. Так вроде бы звали его сестру? Но в коридоре никого не было. А потом он просто… очнулся.

– То есть он стоял в дверном проеме и шептал? Может быть, разговаривал с дочерью?

– Нет… ее зовут Дженни. Не знаю. – Я вздохнула, капитулируя. – Может, я просто снова остро реагирую? Что ты о них думаешь?

– О семейке?

– Да.

Чарли щедро отхлебнула вина:

– Для меня, если отбросить фанатичность, – она протянула мне бокал вина, – они выглядят вполне непримечательными. По крайней мере, не думаю, что они собираются убить нас во сне.

Когда она наклонилась, я заметила, как у нее на шее что-то блеснуло. Что-то, чего до этого там не было. Я пригляделась. Новая подвеска: тонкая серебряная цепочка с овальным медальоном.

– Что это?

– Подвеска.

Я закатила глаза. Чарли, развернувшись ко мне, раскрыла медальон и подняла повыше.

Фотография внутри. Моя фотография. Размытое фото, где я прячу лицо за поднятой рукой. Я сразу вспомнила этот момент.

Когда мы только начали встречаться, Чарли все шутила, что количество моих фото уходит в минус. Я стеснялась камеры. И все еще стесняюсь. И однажды Чарли с 35-миллиметровым "Пентаксом" в руках подкралась ко мне сзади, но я в последнюю минуту заметила ее и закрыла лицо рукой. Почти получилось.

Чарли защелкнула медальон.

– Единственное существующее фото Евы Палмер.

– Где ты его взяла?

– Сегодня в городе. Немного сопливо, да?

– Нет… Я думаю, это мило.

Чарли никогда не была особо сентиментальной, но я та еще размазня. Так что медальон оказался очень приятным сюрпризом.

Наши глаза встретились, мы долго не отрывали друг от друга взгляда, а потом…

…Томас вошел в гостиную. Пошатываясь и протирая глаза. Посмотрел вниз и застыл, увидев нас. Удивленный.

– Привет, – сказала Чарли.

– …не возражаете, если я присяду?

– Располагайтесь, – смягчилась я.

Зевая во весь рот, он добрел до кресла у камина и тяжело опустился в него, сонно оглядывая комнату. Мерцающие тени плясали у него на лице. Глаза наполнялись воспоминаниями.

Долгое тягостное молчание повисло между нами. И он наконец заговорил.

– Мои родители… нас заставляли стоять вон в том углу. – Томас указал на другой конец комнаты. – Называли его тихим уголком. – Посмеиваясь, он откинулся на спинку кресла. Заметил на столике бутылку вина… – Можно?

– Дерзай, – отозвалась Чарли.

Наклонившись вперед, он схватил мой стакан и щедро плеснул вина. Вот тебе и “мы не пьем”.

– Проблемы со сном?

Бутылка стукнула о столешницу. Томас кивнул и сделал глоток.

– Ваша девочка скоро выйдет, – заверила его Чарли.

Он снова кивнул, отстраненно.

– Они даже не наши. – Теперь глаза Томаса были прикованы к огню. – Дети бездельника-шурина моей жены. Мы их усыновили.

Неловкое молчание.

– Это… вы молодцы. – Осторожно вставила я.

– Ну, меня никто особо и не спрашивал. – Он пожал плечами, отпил еще вина и отвернулся от огня. – Простите за комментарии жены за столом. – Мрачная улыбка вползла на его лицо. – Я никогда не был так одержим личной жизнью других людей. И почти уверен, что у Иисуса есть поводы для беспокойства поважнее.

Мы с Чарли кивнули, благодаря его за усилия. Как минимум, было видно, что он хотел как лучше.

Залпом проглотив остатки вина, он поставил бокал на стол.

– В любом случае, я зря вас побеспокоил. – Томас уже начал вставать…

– …Раньше этим вечером, – начала я, – вы хотели что-то мне сказать.

Мужчина озадаченно уставился на меня.

– Прежде, чем ваша дочь начала “игру”, вы спросили, не замечала ли я что-нибудь…

– О. – Осознание осветило его лицо. – Это просто глупость. – Он махнул рукой. – Не обращайте внимания.

Томас развернулся, собираясь уйти…

– …Погодите, – вклинилась Чарли, – теперь и мне интересно.

Он вздохнул:

– Просто… Странные вещи происходили здесь, когда я был ребенком. Вот и все.

– Какие странные вещи? – Чарли никогда не верила в привидения, но обожала страшные истории. Как и я.

– Ну, я… Не думаю, что здесь водятся привидения, – Томас сделал паузу, раздумывая, стоит ли продолжать. Снова сел. Глубоко вздохнул. – Мы жили здесь уже где-то три года, когда моя сестра начала верить, что дом… менялся. Она просыпалась и не узнавала собственную комнату. Говорила странные вещи, что стены другого цвета, например. Что мебель сдвигалась со своих мест… Но только она могла видеть это. Для всех остальных, включая и меня, этот дом был ровно таким же, как и всегда. – Он сделал паузу, потирая костяшками квадратный подбородок. – Мама и папа говорили ей, что это просто кошмары, бред, но потом… она начала забывать лица. Люди, которых она знала всю жизнь, вдруг стали чужими. – Томас вздохнул с сожалением. – Родители никогда не водили ее к врачам – они в такое не верили. Только в молитву. Мы пытались лечить ее полгода или около того, а потом она просто… исчезла.

Томас замолчал на время. Его глаза метались туда-сюда по дальней стене.

– Однажды зимой она просто исчезла посреди ночи. Полиция искала ее три дня. И не нашла никаких следов. – Он снова покачал головой. – Но где-то через неделю появился свидетель. Он сказал, что видел в ту ночь молодую девушку у реки, стоявшую на мосту Кеттл. Полиция решила, что она просто спрыгнула. Дело закрыто, верно? Родители приняли это, но я просто… – Он нахмурился, тщательно выбирая слова. – Это прозвучит странно, но я все задаюсь вопросом, была ли она когда-нибудь вообще….

Снова повисла тишина.

– Несмотря на все поиски, команды водолазов так ничего и не нашли, и я просто… – Томас снова замолчал, а затем посмотрел на нас: – Вот и все. – закончил он с мрачной окончательностью, глазами извиняясь за невеселый рассказ.

– Мне очень жаль. – Чарли отозвалась первой.

Он слегка пожал плечами и отвернулся к огню.

– Я думал, что вернувшись сюда смогу почувствовать завершенность, но… – Томас замолчал. Приглушенный вой ветра, скрипы и стоны старого дома заполнили тишину.

Я не знала, что сказать.

Томас поднял глаза на пустую стену над каминной полкой. Его лицо слегка дернулось.

– …В любом случае, я должен вернуться в комнату. – Он поднялся. – Спокойной ночи.

– …Спокойной ночи.

Он вышел из гостиной и поднялся наверх.

Чарли выждала, когда мужчина точно уйдет:

– Какого хрена это было?

И правда.

***

Вскоре после и мы отправились в постель. Чарли хватило и пяти минут, но после истории Томаса я долго лежала без сна, уставившись в оштукатуренный потолок. Зачем он привел сюда семью, учитывая то, что здесь происходило? Как он мог спать, когда его дочь бродила неизвестно где? Эти вопросы не шли у меня из головы. Но наконец, через пару часов, я все же провалилась в сон.

***

Лязг вдалеке разбудил меня.

Я села. Прислушалась. Тиканье часов. Дыхание Чарли. Ладно, все хорошо. Я встала с дивана, вытянула руки и яростно потрясла ладонями. Наверное, история отца задела меня за живое.

Как бы то ни было, мне нужен был стакан воды.

***

Потягивая тепловатую воду из-под крана внизу на кухне, я все размышляла о сюрреалистичности происходящего. Когда глупая девчонка наконец появится?

На той стороне гостиной дверь в подвала зияла черным пустым проемом. Открыта. Может быть, она наконец-то сдалась?

Я поставила высокий стакан, подошла к подвалу и посмотрела вниз с верхней ступеньки. Непроглядная тьма. Нет, спасибо. Я уже собиралась закрыть дверь…

…маленький силуэт проявился во тьме у подножия лестницы. Неподвижный. Размером с ребенка. Окутанная тенями пропавшая Дженни.

Присев на корточки, чтобы казаться менее угрожающей, будто выманиваю приблудного кота, я позвала почти шепотом:

– Привет, Дженни… Твои родители очень волнуются. Как думаешь, может, сейчас самое время вернуться наверх?

Она наклонила голову, но осталась стоять как статуя. Теперь я видела огоньки в ее глазах – маленькие пятнышки отраженного лунного света. Молчание длилось и длилось, пока…Пока я кое-что не поняла.

Она не моргала.

Прошло уже десять… а может, и двадцать секунд, а они ни разу не моргнула. Ни разу. Какого черта?

А затем… словно уловив момент осознания, фигура медленно начала распрямляться. Нет, это был не ребенок. Оно просто сидело, скрючившись. Но теперь, стоя в полный рост у подножия лестницы, человек в моем подвале был под два метра ростом.

Одним стремительным движением я вскочила и захлопнула дверь. И бегом побежала наверх в спальню.

Нет, блядь, спасибо.

***

– Чарли. – Я тряхнула ее за плечо. – Проснись!

– Что? – сонно пробормотала она.

– В подвале кто-то есть.

Чарли сонно моргнула.

– Ну да, ребенок.

– Нет. Взрослый.

– С чего ты взяла? – Она покачала головой и неохотно села в кровати.

– Видела. На лестнице. Оно было большим.

Чарли вздохнула. Я понимала: она хотела бы мне поверить, но просто устала. В ее защиту скажу, что я частенько ужасно волновалась о вещах, которые на поверку оказывались пустяками.

– Было темно? – Чарли пыталась казаться терпеливой. Тщетно.

– Да, но…

– …Ева. Я устала и все еще немного пьяна. Мы можем поговорить об этом утром?

– Чарли, я знаю, что видела.

– Знаю. Я верю тебе, но недостаточно, чтобы идти осматривать подвал в три ночи.

– Я… – Я не хотела просто забывать об этом, но терпение Чарли было на исходе. Она едва соображала. – Ладно… – отступила я. Может, она права. Может, это была лишь игра света. Может, моя паранойя снова взяла надо мной верх, но…

Чарли легла обратно и снова задремала. Я села рядом, не спуская глаз с приоткрытой двери…

А потом наконец заснула.

***

Теплый солнечный луч пробился сквозь шторы, лаская мое лицо. Я открыла глаза. Чарли рядом не было.

Потянувшись, я выползла из кровати, зевая. Странности вчерашнего дня казались незначительными в ярком свете утра. Будто тающие воспоминания о ночном кошмаре.

В коридоре воздух был пропитан манящими ароматами: яичница, кофе, бекон. Единственное, что Чарли умела готовить.

***

Я спустилась вниз и побрела на кухню, но моей девушки нигде не было видно. Зато у плиты стоял Томас, напевая веселую мелодию, и поджаривал яичницу. Все семейство, кроме пропавшего ребенка, расположилось за обеденным столом. В растерянности я остановилась на пороге.

Томас поприветствовал меня улыбкой:

– Доброе утро, Ева! Какую яичницу предпочитаешь?

– Где Чарли?

– Кто?

– Моя девушка.

– А. Она сказала, что вроде бы хочет забрать генератор из города. Для подвала.

Я не удержалась от скептического выражения. Молча уйти и ничего мне не сказать? Совсем не в духе Чарли.

– Она не хотела тебя будить, – продолжил Томас. – Все в порядке?

– Да… нормально, – ответила я.

Но на деле во мне бурлила тревога. Отступив за угол, я вытащила телефон. Надо ей позвонить. Разблокировала экран…

Никакой реакции.

Я снова вдавила кнопку включения. И снова никакой реакции. Аккумулятор разрядился? Вернувшись в спальню, я подключила телефон к кабелю. Никакой реакции. Продула зарядное гнездо... Нет. Сброс к заводским настройкам… Нет. Но я определенно заряжала телефон ночью! Неужели Чарли отключила его и поставила свой? Возможно…

Как бы то ни было, я оставила телефон на зарядке на случай, если он все же решит заработать снова. И спустилась вниз.

Томас уже присоединился к жене и детям за столом.

– Можно одолжить ваш телефон?

С полным ртом яичницы он взглянул на меня. Сглотнул. И ответил:

– У меня нет телефона.

Недоуменно моргнув, я обратилась к Пейдж:

– А ваш?

Она только покачала головой.

– У нас нет телефонов.

Современная семья из пяти человек и ни одного телефона. Пожалуй, из всех странностей последних дней это поражало больше всего. Что здесь происходит? Расстроенная и сбитая с толку, я побрела в прихожую. Придется позвонить от соседей.

И на полпути через гостиную вдруг затормозила…

…над камином, ровно в том месте, откуда вчера я вытаскивала гвозди, висела картина. Незнакомая картина. Большое полотно, изображающее кромку деревьев – узкая полоска луга перед темной зеленой стеной леса. Смутно знакомый пейзаж. Картина выглядела старой, почти угрожающей…

Я бросила взгляд на кофейный столик. Молоток исчез. Неужели Чарли решила так надо мной подшутить? Может быть, но… это было слишком даже для нее.

С упавшим сердцем я добралась до входной двери. Нужно звонить Чарли. Сейчас же.

Я накинула пальто и вышла из дома. И на пути к подъездной дорожке наступила каблуком сапога на что-то с жалобным хрустом. Подняла ногу, чтобы посмотреть… В снегу блеснул маленький яркий овал…

Медальон Чарли.

~

Оригинал (с) Polterkites

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Люди на моем пороге выглядели вполне нормально.

Вполне нормально для семьи из ситкома в стиле 1950-х годов. Высокий красивый отец семейства. Миниатюрная блондинка-жена. Позади трое голубоглазых детишек выстроились в ряд по росту: девочка и два мальчика. Типичная семья из тех, что приходят в церковь пораньше, чтобы занять первый ряд.

– Здравствуйте, мисс, – начал отец, – прошу прощения, что беспокоим вас так поздно.

– Эм… чем могу вам помочь?

– Я вырос в этом доме.

– О. Здорово.

Он прочистил горло.

– Не возражаете, если мы проведем детям небольшую экскурсию?

– Типа… внутри дома?

Он кивнул.

– Да, покажем им, где вырос их отец. Если это вас не затруднит.

– О, я… я не уверена. Моя девушка вот-вот вернется домой и…

Мать поморщилась при слове “девушка”, будто я плюнула ей в лицо. Я притворилась, что не заметила этого.

– Это займет всего десять, максимум пятнадцать минут, – улыбнулся отец.

– Ну, я… просто… мы все еще в процессе переезда, и здесь небольшой беспорядок и…

– Не слова больше! – Он поднял руки, капитулируя, и отступил назад. – Это была спонтанная идея, и… спасибо вам, в любом случае.

На лицах детей синхронно всплыло выражение легкого разочарования.

– В следующий раз мы предупредим вас заранее. Может быть, снова будем в этих местах через год-другой.

Семейство развернулось и отправилось обратно к машине по заснеженной подъездной дорожке. И вот тогда, наблюдая за их удаляющимися спинами, мое внутреннее, пытающееся угодить всем и сразу “я” пошло в атаку. Как по свистку.

– Постойте! Пятнадцать минут, да?

Отец оглянулся через плечо:

– Максимум.

***

Мы с Чарли только что переехали.

Урвали двухэтажный дом в конце тихой улицы в пригороде по убийственной цене. А вокруг холмы и старый лес. “Дом мечты для Барби в готическом стиле”, – пошутила Чарли. Его нужно было привести в порядок, но этим мы и занимались: ремонтировали старые дома, продавали их и двигались дальше. Прибыльное дело, если все сделать правильно.

Здесь нам повезло и с соседями. Молодая супружеская пара из дома напротив – Харприт и Мигель – даже пригласили нас собраться на следующей неделе на вечер настольных игр. Настоящий вечер игр. Две супружеские пары, играющие в настолки, – разве не так выглядит мечта об идеальной жизни в пригороде? Мы с Чарли, конечно, еще не были женаты, но уже говорили об этом. И по какой-то странной причине, этот дом делал наши планы будто чуть более реалистичными.

Как бы то ни было, в тот пятничный вечер я была дома одна, когда мучительно идеальная семья появилась на нашем пороге.

***

Я шла за ними по коридору второго этажа.

– Раньше эта комната была выкрашена в синий, – говорил отец, указывая на гостевую комнату с зелеными стенами. Он шагнул вперед, и вся семья послушно последовала за ним. – Эта комната, – он толкнул приоткрытую дверь, – раньше была библиотекой.

А теперь здесь просто кладовка. Точнее, была кладовка, пока мы не придумали, что с ней сделать.

И мужчина так и продолжил шагать по моему коридору, то и дело выдавая очередной краткий обыденный комментарий. А потом остановился как вкопанный, будто вспомнив что-то… обернулся… и озадаченно уставился на стену.

– А куда делся кухонный лифт?

– Что?

Он положил ладонь на стену:

– Раньше здесь была шахта кухонного лифта.

– Я… я не знаю.

Отец скользнул рукой вниз по стене, пока что-то не нащупал. Наклонился вперед. Прищурился. Под обоями обнаружился небольшой квадратный выступ… Ручка?

– Хм. – Он отступил назад. – Похоже, кто-то его закрыл. Здесь раньше был кухонный лифт, – продолжил он, обращаясь к детям. – Он спускался до самого подвала.

Дети уставились на него в замешательстве.

– Он был похож на маленький лифт. Мы использовали его, чтобы спускать белье в прачечную.

Дети кивнули.

Мать взглянула на наручные часы, а затем скрестила руки на груди. Вся поза демонстрировала нетерпение.

Отец двинулся дальше, уводя семейство вглубь моего дома. Остановился у закрытой двери последней комнаты на этаже. Протянул руку. Замер.

– Раньше здесь жила ваша тетя Эбигейл, – тихо сказал он, изучая дверь, будто печальную картину. Странное напряжение повисло в воздухе.

Я вдруг поняла, что им нужно побыть наедине. Кашлянула.

– Продолжайте осматриваться, не стесняйтесь. Я буду внизу, если вам что-то понадобится.

Отец оглянулся на меня и благодарно улыбнулся.

***

Я стояла на первом этаже у камина с молотком в руке. Вытаскивала ржавые гвозди из стены. Судя по прямоугольникам на выцветших обоях, раньше здесь висело несколько небольших картин. Только почему-то висели они криво, все сдвинуты слишком далеко вправо. Стоило мне выдернуть последний гвоздь, за моей спиной семейство вошло в гостиную.

Отец направился к двери в подвал.

– Здесь ваши бабушка и дедушка измеряли наш рост. – Он провел рукой по гладкой белой дверной раме. – Сейчас все закрашено.

Потянулся к ручке. Заперто. Отец обернулся ко мне, уже было открыл рот, собираясь заговорить…

…на кухне запищал таймер духовки.

– Секундочку. – Я опустила молоток и пошла выключать духовку.

Отец подмигнул мне:

– Можно нам спуститься в подвал? – Он все еще держался за ручку двери.

– Да… нет. – Я покачала головой. – Извините, там ремонт. Повсюду валяются инструменты, там небезопасно. – Открыв духовку, я вытащила дымящееся жаркое.

– Мы будем осторожны.

– И света там тоже нет. – Я поставила жаркое на стол.

– Не работает освещение?

– Еще нет.

На короткое, едва уловимое мгновение его лицо дернулось. А затем, улыбнувшись во весь рот, он отпустил ручку.

– Хорошо, не страшно.

Я еще ни разу не спускалась туда, но, по словам Чарли, подвал был “дерьмовым”. Слепленное из разных кусков архитектурное чудовище Франкенштейна, больше похожее на лабиринт с кучей помещений, пристроенных в беспорядке за последние десятилетия. Согласно местной легенде, архитектор дома был слегка эксцентричным (мягко говоря).

– Ладно, банда, пойдем отсюда, – сказал отец. – Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством. – Жестом он пригласил семейство проследовать в прихожую. А как только они вышли, побрел обратно ко мне на кухню.

– Еще раз спасибо, что позволили нам осмотреться. Это много значило для детей.

– Без проблем. – Не похоже, чтобы это хоть что-то значило для детей, но я оставила мысли при себе.

Притормозив на краю кухни, он оглянулся на семейство, будто желая убедиться, что они достаточно далеко, чтобы ничего не слышать. И, удовлетворенный результатом, с любопытством повернулся ко мне:

– Это… это немного странный вопрос, но вы когда-нибудь замечали что-нибудь… –

Шум в прихожей прервал его. – Извините. – Он отправился на разведку.

Заинтригованная, я последовала за ним.

У входной двери двое мальчишек спорили, не обращая внимания на пытающуюся успокоить их мать.

– Где Дженни?.. – спросил отец.

Нет ответа. Мальчишки продолжали спорить.

– Где Дженни? – прогремел он, и внезапная властность в голосе мужчины поразила меня.

Мгновенно повисла тишина. Дженни нигде не было видно.

– Она только что была здесь, – сказала мать.

– Дженни? – позвал отец. Тишина. Он вздохнул, потирая виски, и повернулся ко мне. – Я… Простите. Дженни, наша младшенькая, любит прятаться.

– Прятаться?

– Ну, знаете, спонтанные прятки. Мы пытались это как-то скорректировать, но…

– …Дженни? – звала мать на фоне.

– Мы найдем ее, достаточно легко, я думаю, – продолжил отец. – Боже, как неловко. – покачал он головой, краснея.

– Нет… нет, все в порядке.

Он моментально отвернулся.

– Дженни?! Выходи сейчас же. – Скрываемое раздражение в его голосе все же прорывалось на поверхность.

Пока семейство обыскивало дом, я выглянула в окно. Пошел снег. Пока легкий. Где Чарли? Она уж полчаса как должна быть дома. Я достала телефон… два пропущенных. Оба от нее. Ну конечно. Я перезвонила… Три гудка… Голосовая почта.

– Чарли, привет. Телефон был выключен. Перезвони мне, когда… – …Свист сверху. Один из мальчиков что-то нашел. – Перезвони мне, когда сможешь. Езжай осторожно.

Я убрала телефон и поспешила наверх.

Семейство стояло сбившись в кучу посреди коридора. Лицом к стене. Шагнув вперед, я выглянула из-за плеча матери… Лоскут обоев был оторван. Висел на стене, как бледный язык. Ржавая металлическая дверь кухонного лифта чуть приоткрыта. А вот самого лифта не было. Твою мать. Это могло означать только одно.

Дженни пряталась в подвале.

***

С фонариками в руках мы с отцом спускались по темной лестнице. Вот вам и “нельзя входить в подвал”.

Остальное семейство настороженно толпилось в проеме за нами.

У подножия лестницы отец огляделся и фыркнул. Свет его фонарика скользил по шатким полкам, старым балкам и тенетам паутины. Здесь, внизу, он казался встревоженным, почти нервным, будто это место навевало плохие воспоминания.

– Вы хорошо ориентируетесь в подвале? – спросил он.

– Не особо. Чарли лучше знает, где тут что.

– Чарли?

– Моя девушка.

– Ах да. Мне кажется, я не расслышал ваше имя, кстати говоря.

– Ева.

– Отличное имя. Меня зовут Томас. А мою жену Пейдж. А детей можете звать просто “головная боль один, два и три”. – Он лукаво взглянул на меня, явно ожидая смеха. Я выдавила вежливый смешок.

Присев на корточки, Томас посветил на пол.

– Она сейчас, наверное, в режиме “черта-с-два-найдешь”. Давайте разделимся. Так сможем охватить больше помещений.

Я скептически нахмурилась.

– Главное, ведите себя тихо. – Томас оттолкнулся рукой от колена, поднимаясь. – Если увидите Дженни, попытайтесь схватить ее, иначе она просто убежит и спрячется где-нибудь еще. Она очень быстрая. – По напряжению в его голосе стало ясно, что он уже слишком много раз делал это.

– Вы уверены? Схватить девочку?

– Все нормально. Это часть игры. – Томас посмотрел направо: – Я пойду туда. Вы не против пойти в ту сторону? – Он кивнул налево.

– Конечно, – ответила я, все еще до конца не уверенная в его плане. Томас повернулся и исчез за углом.

А я двинулась налево. В пустой, длинный коридор. Жуткий коридор. Через силу поплелась вперед. Вот отстой.

А Чарли была права. Этот подвал и правда дерьмовый. Куча укромных уголков, комнатушек и карманов.

Я завернула за очередной угол, фонарик осветил комнату, похожую на гараж. Почти пустую, за исключением ряда металлических стеллажей. И вешалки для одежды в самом дальнем углу. Рядом с дюжиной пустых рамок для фотографий на стене. Холодный сквозняк обдал меня с головы до пят. Дрожа, я шагнула вперед…

…глухой стук по бетонному полу. До смерти испуганная, я повернулась посмотреть… жестяная банка. Гребаная жестяная банка катилась из другого конца комнаты, щедро посыпая пол россыпью ржавых гвоздей и шурупов. Ну отлично. Теперь этот глупый детеныш наступит в темноте на гвоздь, получит столбняк, и ее родители подадут на нас в суд.

Я подошла, положила фонарик на пол и начала сгребать гвозди обратно в банку. И пока делала это, тихо ругаясь под нос, фонарик покатился. Черт бы побрал неровные полы! Я выставила ногу, чтобы придержать его…

…что-то мелькнуло в луче света, привлекая мое внимание. Точнее сотни чего-то.

Муравьи.

Вереница черных муравьев маршировала вдоль дальней стены. Ну, прекрасно. Добавим борьбу с вредителями в список непредвиденных расходов. Расстроенная, я подхватила фонарик и поплелась к месту бедствия. Муравьи заворачивали за угол, глубже в подвал. И все как один маршировали в одном направлении.

Это вообще нормально для муравьев? Разве они обычно не бегут в обе стороны? Смутные факты из документального фильма по Nat Geo промелькнули у меня в голове. Пожав плечами, я пошла по следу. За углом оказался еще один длинный коридор. Совершенно непривлекательный длинный коридор. Река муравьев настойчиво текла в темноту. Я почти слышала, как их маленькие ножки постукивают по бетону. Куда они так спешат?

Подгоняемая любопытством, я поползла вперед. И где-то на середине коридора увидела, что дорожка муравьев резко сворачивает. В самодельный винный погреб. Я вошла внутрь.

Каменный пол. Сводчатые потолки. Старинные балки. Пустые стеллажи для бочек. Все в этой комнате было окутано почти средневековым духом. Муравьи текли по прямой к самой дальней стене и там исчезали из виду.

Я подошла и присела на корточки. Вредители убегали в трещину в нижней части стены. Что там, на другой стороне? Подняв фонарик я…

…два быстрых шага по бетону.

Я резко обернулась. Примерно в шести метрах у входа в погреб стоял отец. Спиной ко мне. Странно вытянувшись. Руки плотно прижаты к бокам. Фонарик светит в пол. Неподвижный.

– Эй?.. – позвала я.

Нет ответа.

Я встала и огляделась. Всего один выход. И он закрыл его для меня.

– Томас?..

Тишина.

Его же зовут Томас, верно? Откашлявшись, я шагнула вперед, чувствуя, как страх растет в животе. Уже собиралась снова позвать его…

– Что ты делаешь здесь, Эбби? Мы повсюду искали тебя… – Тихий шепот. Он говорил с пустым коридором.

– Томас?

Нет ответа. Он просто стоял неподвижно и продолжал бормотать, разговаривая с пустотой:

– Я не знаю, как долго мы еще сможем делать это. Я думал, ты согласна.

Я подошла ближе, осторожно протянула руку и коснулась плеча мужчины…

– …БОЖЕ МОЙ! – Томас резко обернулся, схватившись за грудь. – Вы… вы подкрались так тихо… – Он едва переводил дыхание.

– Я…

Взяв себя в руки он усмехнулся:

– Чуть не довели меня до сердечного приступа.

– Я звала вас раза три… с кем вы разговаривали?

– Что? – Он уставился на меня в явном недоумении.

– Вы бормотали шепотом.

Томас только пожал плечами.

Встревоженная, я оглянулась через плечо. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как последний муравей проскальзывает в щель.

– Как успехи?

Я покачала головой, обернувшись.

– У меня так же. Мельком увидел ее, но я же говорил, она быстрая. В любом случае, давайте подниматься. Дженни скоро испугается темного подвала и поднимет белый флаг.

Я согласно кивнула.

Единственное, чего я сейчас хотела, – убраться из чертового подвала.

~

Оригинал (с) Polterkites

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я начал работать на горячей линии экстрасенсов три дня назад. Нет, я не экстрасенс, но у меня хорошо подвешен язык, а это были легкие деньги.

Пока не позвонила девушка по имени «Клэр».

Звонок прозвучал в районе 10 вечера, когда я, развалившись на диване в своей старенькой пижаме, пересматривал «Фрейзера». Судя по голосу, Клэр была еще подростком.

– Чувствую, что ты звонишь мне, потому что стоишь на распутье, – сказал я каким-то жутким, мистическим голосом, жонглируя сотовым телефоном в одной руке и кусочком пиццы в другой.

– Я…

– Вижу, вижу, что замешан возлюбленный!

– Вау. Да. Вы угадали.

Ха. Естественно. Всегда замешан "возлюбленный".

– Ну, мой парень, – она понизила голос, – мне кажется, надо с ним расстаться.

– Тебя это беспокоит, – я продолжал наматывать на палец расплавленный сыр, – ты думаешь об этом ночи напролёт.

– Да, именно. Знаете, он такой…

Клэр замолчала. Когда через несколько секунд продолжения не последовало – меня осенило: неужели она ожидает, что я закончу предложение за неё?

– Невнимательный.

– Темпераментный, – уточнила девушка, и наши голоса прозвучали в один момент.

Похоже, она не заметила. Выдохнув и откусив еще кусок пиццы, я продолжил:

– Вииииижу. Дааа. Темпараментный. Бьюсь об заклад, его аура очень бурная.

– Да, он… – Тук-тук-тук – на том конце постучали в дверь.

– Подождите, - сказала Клэр, – кто-то пришел.

– Конечно.

Возникла пауза.

– Это он! Я перезвоню чуть позже. Можно ли воспользоваться специальным предложением «5 минут за 1 доллар», если звонок прервется? У нас вроде осталось еще две.

Я открыл было рот, чтобы сказать, что, конечно, можно воспользоваться этим предложением, но вылетели совершенно другие слова.

– Не открывай дверь!

Пауза. Шорох, будто она перешла в другой конец комнаты.

– Что?

Что за черт? Иногда я говорил невпопад, если был занят или устал. Сглотнув, я медленно открыл рот, чтобы ответить.

– Не открывай эту долбаную дверь!

Слова буквально вырвались из меня с криком. Я подпрыгнул, сердце колотилось в груди. Это будто был не мой собственный голос: хриплый, истеричный, пронзительный.

– Эм… Что с вами такое? – ожила трубка на том конце провода.

Я сделал еще один вдох – и сразу закашлялся, горло чесалось, саднило и болело. Нащупал стакан с колой на журнальном столике и осушил его в один глоток.

– Извини… я, я не знаю, что произошло. – Наконец-то мои собственные слова, но голос оставался хриплым и странным, как будто до этого кричал три часа подряд.

Тук-тук-тук.

Снова стук, теперь громче и настойчивее. Шорох шагов, звон металла и тишина…

– Клэр? Клэр, ты еще здесь?

Пауза.

– Позвоните 911. – Из динамика раздался ее испуганный голос.

– Что? – Моя рука потянулась к домашнему телефону, – Клэр, ты в порядке?

Шепот был еле слышным.

– Я вижу его в глазок. И он…у него пистолет…

~

Оригинал (с) RobertMort

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Галина Клапоцкая специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.