Белокурая, голубоглазая девочка лет пяти, в хорошеньком тёмно-синем платье и в таком же беретике с серебряной брошью, украшенной огромным красным агатом от сглаза, во все глаза смотрела на сидевшую на плече Тисли Блямс. Щёки девчонки пылали от смущения, она теребила свою громогласную маман за юбку, чтобы спросить почему фея голая, но та была занята разборками с перепутавшими багаж гоблинами.

- НОМЕР 2131 ПРОСЛЕДУЙТЕ НА ПЛОЩАДКУ НОМЕР 6! – разнеслось под сводами зала и пожилой мужчина с небольшим саквояжем, в шерстяном пальто с красными пуговицами и с тростью набалдашник которой был выполнен в виде гончей, с облегчением поднялся с лавки провожая неодобрительным взглядом орущую на носильщиков скандальную даму в тёмно-зелёном платье.

Всего пару мгновений он стоял на круглой каменной площадке прежде чем растворится в ударившем вверх столбе синего пламени.

Это люди перемещались по острову и континенту на поездах, кораблях и даже дирижаблях, а волшебники ценившие своё время, использовали порталы. Дорого конечно, но зато быстро и удобно. Не то чтобы простым людям запрещалось пользоваться порталом, просто мало было охотников потом неделю валяться на больничной койке.

Мысленно Тисли уже составил опросник для родственников Рейси, Вильсон, Богун и Белтон проживающих вне пределов Кронберга. Командировка его должна была продлиться дня три, не больше. Полицейский участок оставался на попечении Белкина и Келрокина Даина. Инспектор даже не заметил как в руках его оказался серебряный браслет с изображением Морганы подаренный самой старой узницей Бедлама.

- НОМЕР 2133 ПРОСЛЕДУЙТЕ НА ПЛОЩАДКУ НОМЕР 8!

Блямс довольно улыбнулась и приставив к своему носу руку с растопыренными пальцами показала нос малышке в беретике. Альберт Тисли же встал и направился к площадке портала украшенной жестяной табличкой с цифрой 8. Увидевшие инспектора гоблины (всё это время флегматично сносившие истерику женщины в тёмно-зелёном платье) как по команде стянули с головы кепки и поклонились ему вслед. Скандалистка замерла с открытым ртом и с удивлением проводила Тисли взглядом. Кто этот хмурый незнакомец, перед которым готовы были упасть на колени несносные гоблины, она, конечно, не знала, но готова была отдать многое, чтобы пользоваться вот таким уважением у зеленокожих мерзавцев. Эх, как бы ей тогда завидовала её лучшая подруга-зазнайка Пенни Сворд и дурочка Энни Клордберг, и даже баронесса Эйткен.

В паре шагов от площадки портала в грудь Тисли врезался синий бумажный журавль. Раз синий значит послание служебное, полицейское, раз журавль — значит дело серьёзное и не терпящее отлагательств. Развернув хитро сложенную птичку, он прочёл написанное рукой Армагеддона послание:

«Альберт, срочно возвращайся в участок. У нас большие проблемы. К нам нагрянул Данкуорт со своей сворой».

Ругнувшись, Тисли развернулся на пятках и направился к выходу из Порталов Зефира. Бенедикт Данкуорт это всегда серьёзно…

Гоблины снова стянули с голов кепки, а один из них, шустро подхватив с раздражением брошенный в мусорную корзину Тисли скомканный картонный билет, припустил бегом к кассам, расположенным у дальней стены зала. Инспектор не воспользовался порталом. Ему надо вернуть деньги.

* * *

Армагеддон встретил товарища, и по совместительству непосредственного начальника, возле фонтана. Чуть дальше особняком стояла группа горожан: крайне раздосадованный купец с сыном (своей точной копией только фунтов на сто легче), заплаканная женщина с обломками разбитого напополам переносного торгового лотка, серьёзная старушка, курившая сигарету через мундштук, пьянчужка с фингалом под глазом и в порванном сюртуке.

- Что им здесь надо? – широко шагая Тисли буквально взлетел по ступенькам крыльца Камденсмитского полицейского участка.

- А я знаю? – прыгал за ним следом Армагеддон нервно почёсывая согнутыми пальцами бороду на правой щеке. – Он приказал нам потерпевших выставить на улицу. Биртвистла из камеры освободил! Требовал кандалы снять, но я отказался!

- Зачем ты их вообще впустил?!

- Здрасте! Как я могу не впустить главу Городского совета города?! К тому же с ним Медуза и его орки! – видно было что Армагеддон крайне раздосадован и одновременно кипит от злости.

Тисли сейчас испытывал схожие чувства, но совсем по-другому поводу. Просто инспектор не любил когда его планы так бесцеремонно нарушались. Ну ладно было бы что-то серьёзное, а то опять эти досадные помехи…

Состояние старшего констебля заставило успокоится инспектора. Остановившись посередине крыльца, он легонько хлопнул гнома по плечу и без толики досады в голосе, произнёс:

- Успокойся Келрокин. Мы сейчас всё решим.

В тоне инспектора лязгнула сталь.

- Я рядом с ними чувствую себя словно в кучу дерьма наступил! – вздохнул гном до хруста сжав кулаки и конкретно не уточнив о ком он говорил. - Это вообще нормально?

- Если это касается Данкуорта, то да, - коротко бросил Тисли рывком распахивая выкрашенную в чёрный цвет деревянную входную дверь с позолоченными заклёпками.

Глава Городского совета Кронберга был выходцем из старой аристократической семьи, лжецом и жуликом обожавшим деньги. У него вроде как была безукоризненная репутация, но умные люди, коих справедливости ради было не так уж и много, знали, что пальцы Данкуорта запущенны во все карманы и во все жирные пироги Кронберга. Просто действовать он любил чужими руками. А ещё он содержал собственную газету, обожавшую воспевать его честность, неподкупность и преданность горожанам, и королевской семье. Хотя в Королевском дворце у него явно был покровитель.

Дорогу инспектору преградили выстроившиеся в шеренгу орки в сюртуках со значком Городского совета. За их спинами ещё трое орков шуровало в ящиках Эльзы, листали «Книгу регистрации преступлений и обращений граждан». Напротив них, у стены, стояли гномы. Констебли бросали на чужаков враждебные взгляды и всё это добром бы точно не закончилось, не прибудь вовремя Тисли. Особенно с кровожадным прищуром посматривали на остроухих племянники Армагеддона Огерблям и Шпаклифер.

- Где Эльза? – оглянулся по сторонам Тисли.

- Они её в камеру забросили! Вместо Биртвистла! - облизнул губы кончиком языка Огерблям наклонившись вперёд и согнув ноги в коленях словно вот-вот собирался броситься вперёд. – Она им книгу регистрации не отдавала.

Инспектор потемнел лицом, а Армагеддон так вообще покраснел словно рак. Кажется, тронь его сейчас, и загоришься.

- А ещё они Трулли выпустили. Того, что дочку купца в воскресенье снасильничал и чуть не задушил, - сверкнув золотыми зубами присоединился к брату Шпаклифер. – Типа сказали, что мы его задержали без ордера, а значит незаконно.

- ЧТО?! – громыхнул на весь участок инспектор и никто даже не заметил как волшебная палочка оказалась в его руках. В следующее мгновение с его губ сорвалось: «De concussione crassus!» и семеро орков одновременно просто рухнуло на пол сломанными куклами.

- ТИСЛИ! СТОЙ! – из кабинета Белкина с кипой документов в руках вылетел Медуза.

Так коллеги, за неуживчивый характер, многочисленные доносы и беспринципность прозвали инспектора Городской криминальной полиции Арчибальда Флойда, вечно бегавшего на посылках у Данкуорта.

- Мetus, timor, terror, pavor! – отрывисто, чётко выговаривая каждое слово, произнёс Альберт и Медуза, всхлипнув, бросил бумаги, и давясь слезами забился под один из рабочих столов.

Он перестал быть похожим на человека, скорее напоминал трясшегося от ужаса испуганного зверька.

Следом за ним из кабинета, спрятав руки в карманы брюк, показался Белкин. С ухмылкой пожав плечами он как бы говорил Тисли: «Они бы и так ничего не нашли».

- Эльзу выпустить, за Трулли послать людей, начать приём граждан! НЕМЕДЛЕННО! – отдал приказ сотрудникам инспектор жестом позвав за собой Огербляма и Шпаклифера.

Когда Тисли открыл дверь в свой кабинет он увидел на своём месте, возле окна, улыбающегося Бенедикта Данкуорта. Широкое лицо с глубоко посаженными тёмными глазами, холёные бакенбарды, волосы до плеч, дорогой костюм-тройка и трость с золотым набалдашником.

- Что там за шум, Тисли? – улыбнулся он. – Надеюсь мои парни вам не помешали?

Конечно это была издёвка, но огня в пылающую внутри ярость инспектора она не добавила. Он и так горел, но огонь его было обжигающе холодным. С виду Тисли как всегда был абсолютно спокоен. Именно это всегда и вводило в заблуждение его противников.

Сидевший справа от него Биртвистл – пособник Макдаффина, бывшего короля Камденсмит издевательски расхохотался. Кандалов на его руках и ногах уже не было. Они, снятые, демонстративно лежали на столешнице подаренного купцами стола.

- Я же говорил инспектор, что в тюряжке мне киснуть недолго…. – пошатав во рту грязными руками зуб произнёс преступник.

- Reptans serpens!– бросил Тисли и кандалы змеями бросились на преступника.

Ручные кандалы обвились вокруг его шеи, а ножные вокруг правой руки, причём так жёстко, что верхняя конечность перекрутилась и хрустнула, выворачиваясь из сустава.

Биртвистл заорал, но вынырнувший из-за спины инспектора Шпаклифер ударом дубинки вырубил его. Вместе с братом они шустро вынесли преступника в коридор.

ХЛОП! - дверь тут же захлопнулась и одновременно с этим кресло вылетело из-под зада Данкуорта, да так, что он чуть-чуть не рухнул на пол.

- Что это значит? – спросил глава Городского совета (в голосе его не было страха, но былую уверенность он точно потерял). – Что ты себе позволяешь? Биртвистл уважаемый торговец…

Он был слишком важен, слишком высокомерен, слишком уверен в себе чтобы испугаться. Он просто не знал, что находится на чужой территории.

- Торговец? – спросил Тисли обходя стол и не спуская серо-голубых глаз с аристократа. – Этот торговец ранил троих моих людей и чуть не убил молодого парнишку только пару месяцев назад надевшего полицейский жетон.

- Наверное он защищался! – громко стукнул тростью по полу Бенедикт Данкуорт словно попытавшись придать себе уверенности.

Он сам того не заметил, что на два шага попятился назад.

- Он выстрелил ему в горло подкравшись со спины. А до этого перерезал горло беззащитному старику.

- Это ничего не значит! Надо разобраться! Я здесь именно за этим…

Договорить аристократ не успел потому что скорчился от сильной боли в висках и нахлынувшей тошноты. Только силой воли он сумел удержать внутри себя розовое вино, устрицы и великолепный эскалоп из свинины с кровью. Данкуорт был сильным магом и прекрасно знал, что с ним происходит. Тисли без его ведома читал его мысли. Он хотел было рассмеяться, дескать «придёт же в голову глупость, ведь это просто невозможно», но в этот момент браслет из редкого уникального красно-жёлтого металла на его левом запястье порвался и упал под ноги. Прямо на глазах у аристократа сильнейший амулет, эффективность которого была проверена лучшими профессорами Академии Пауля Бредберри начал плавится. Это просто не укладывалось в голове главы Городского совета. Это было просто НЕВОЗМОЖНО!

Но дальше произошло нечто обратившее его в первобытный ужас. Данкуорт почувствовал, что цепочка с семейным амулетом на его груди порвалась. Амулетом, стоившим целое состояние.

- Catena аurea! – раздалось в кабинете и аристократ явственно почувствовал как шею его сжали тиски самого страшного проклятия этого мира. Проклятия, за которое дают пожизненное заключение в одиночной камере Бермалша. Проклятие, которое очень сложно наложить вот так, на ходу, одновременно читая его мысли.

- Т-ты не м-можешь! Эт-то н-не возможно! – обливаясь потом, заикаясь, произнёс рухнув на колени глава Городского совета.

Только сейчас он понял, что оказался в полной власти находящегося в опале инспектора занюханного полицейского участка располагающемся на окраинах столицы. И куда только подевалась его высокомерие и властность. Он многое бы отдал, чтобы просто не приезжать сюда.

- И тем не менее ты знаешь, что проклят, - негромко произнёс Тисли усаживаясь в своё кресло. - Проклятие уже стальным невидимым обручем сжимает твою шею.

Сглотнув, Данкуорт только трусливо кивнул. А затем ещё раз, будто боясь, что инспектор не увидел его ответа.

- Ч-что я д-должен сделать? Т-тисли т-тебе нужны д-деньги?

- Мне не нужны твои грязные деньги, - хладнокровно произнёс инспектор, пряча волшебную палочку в рукав.

- Т-тогда что?!

- Не смей вмешиваться в мои дела и в дела моего полицейского участка.

- И в-всё?! – с какой-то рабской радостью произнёс аристократ, только чудом удержавшись от того, чтобы на коленях приползти к инспектору.

- Всё.

Ладони Бенедикта Данкуорта закрыли лицо мокрое от слёз.

* * *

Аристократ пулей вылетел из участка, а вот для орков и Флойда пришлось вызвать паровой фургон. Сами идти они были пока не в состоянии. Причём Флойд когда его вытаскивали из-под стола обмочился и орал так будто его резали.

- Он хоть отойдёт? – спросил Армагеддон инспектора провожая из-под мохнатых бровей тяжёлым взглядом синих глаз, подпрыгивающий на мостовой транспорт.

Тем временем работа в участке шла своим чередом. Констебли вернулись на улицы, граждане в фойе жаловались на своих обидчиков требуя от стражей правопорядка принять срочные, незамедлительные меры.

- Отойдёт. Завтра или после завтра, - успокоил товарища Тисли разглядывая фонтан через окно.

Несколько ребятишек встав на колени на бортик брызгались друг в друга водой.

Блямс тем временем с интересом разглядывала вплавившийся в доски пола металл браслета Данкуорта. Даже пальчиком в него потыкала. Странно, но металл обжигал холодом.

- Значит отойдёт. Придёт в норму. Уже хорошо. Он конечно конченный говнюк, но мне его даже жалко стало, - хмыкнул позади гном.

Он хотел сказать ещё, что не осуждает товарища и даже наоборот. Просто беспокоится за него. Но не успел.

- Они попытаются освободить его. Устроить ему побег. Биртвистл заранее заплатил Данкуорту предвидя такой вариант. Даин, всё это было из-за денег. Из-за больших денег.

- Ах, так вот чего он засуетился!

- Да, к тому же мы нашли не все деньги Макдаффина. Есть ещё один тайник. Данкуорт считает, что он где-то здесь. В Камденсмит. Подозревает, что об этом что-то может знать Биртвистл.

- А он знает? – мускулистые руки гнома сплелись на груди.

- Нет, - помотал головой инспектор. - Он везде искал тайник и деньги бывшего босса, но так и не нашёл.

- Так вот почему он не убежал сразу и попался в наши руки.

- Именно. Но есть ещё что-то. Кто-то во дворце интересуется мной и нашими поисками Маятника.

Гном от услышанного присвистнул словно мальчишка.

- Ничего себе! Кто-то догадывается, что ты собрал нас, чтобы остановить самого опасного маньяка за всю нашу историю?

- Пока нет, но скоро догадается. Надо ускориться. Или быть как минимум на два шага впереди.

Один из мальчишек за окном поскользнулся на бортике и чуть не упал в фонтан. В последний момент его поймал за шиворот сержант Браснаклс.

- Да и ещё насчёт Биртвистла, - продолжил Тисли подставляя ладонь спикировавшей из-под потолка Блямс. - Послезавтра он будет уже не в нашей власти.

- Мне не надо объяснять, что случится если такая мразь окажется на улицах и сколько горожан ещё пострадает, - ещё больше нахмурился гном.

- Я знал, что на тебя можно положиться. Пусть погибнет у нас, во время побега.

Гном задумчиво пригладил рукой бороду и квадратный подбородок.

- Браснаклс имеет на него зуб… может он захочет…

- Никаких захочет! – резко возразил Тисли. - Никаких зубов и сведение счётов! Не надо втягивать в игры стариков молодых!

- Я ещё не старый! – вдруг рассмеялся гном.

Блямс в этот момент цыкнула и закатила на лоб глаза.

- Ты понимаешь о чём я.

- Понимаю, Альберт. Сделаю всё сам.

- Отлично.

Внутри участка раздался смех Эльзы и Белкина. К нему тут же присоединились гномы-констебли. Всё было в порядке. В этот раз беду удалось отвести в сторону. Вот только надолго ли.

- Что теперь будет? – спросил гном тут же пожалев.

- Что бы не было я с этим разберусь, - спокойно, будто и не совершив только что самое страшное в стране преступление произнёс инспектор.

- Кто бы сомневался! – ответил Армагеддон старательно пряча в усах и бороде улыбку. Уж он то Тисли знал, как облупленного.

Чтобы инспектор ни сделал, и кто бы что о нём ни говорил, гном понимал, что всё равно всегда пойдёт за ним.

Весь роман читаем здесь

Занесло меня на замедлетьюб, где обнаружил двух иноагентов-экстремистов, которые с важным видом обмусоливали тему

Я не вру, вот пруфы

Я так-то никогда не задумывался, какое мнение могли бы высказать Фейки про российскую армию.

(PS. на видео Латынина и Арестович, оба экстремисты и иноагенты)

В далёком южном лесу, где папоротники растут выше человеческого роста, а деревья так стары, что помнят времена, когда мир был совсем другим, жила маленькая фея по имени Лунария. Была она не больше детской ладони, с крылышками тонкими, как лепестки жасмина, и волосами, что переливались серебром при лунном свете. Но самое удивительное в ней было то, что она была феей светлячков.

Каждый вечер, когда солнце садилось за верхушки древних каури, Лунария начинала свою работу. Она пролетала над каждым листом, каждой веточкой, каждым уголком леса, где жили её подопечные — светлячки. Прикосновение её крылышек зажигало в них волшебный свет, тёплый и мягкий, словно звёздочки, спустившиеся с небес. Благодаря её заботе даже в самую тёмную ночь джунгли не погружались в абсолютную тьму, и путники не терялись, а звери находили дорогу к воде.

— Светитесь, мои дорогие, — нежно шептала фея, порхая от светлячка к светлячку. — Дарите миру свой свет, чтобы никто не остался в темноте.

И светлячки отвечали ей благодарным мерцанием, превращая лес в сказочный дворец, украшенный тысячами живых фонариков.

В том же лесу жила птица киви по имени Нокта. Была она необычной птицей — большой, как курица, с длинным тонким клювом и крылышками такими маленькими, что летать на них было невозможно. Всю жизнь проводила она на земле, разыскивая червячков и личинок в опавших листьях. Оперение у неё было коричневое и невзрачное, и никто никогда не называл Нокту красивой.

Каждую ночь, бродя по лесу в поисках пищи, Нокта видела волшебное свечение светлячков и чувствовала, как сердце её наполняется завистью, горькой и жгучей, как полынь.

— Почему им так повезло? — бормотала она себе под нос, ковыряя клювом в земле. — Почему они могут светиться, а я всегда остаюсь в тени? Почему у них есть фея-покровительница, а обо мне никто не заботится?

Зависть росла в её сердце день ото дня, как ядовитый плющ, обвивающий ствол дерева. Нокта стала замечать каждую мелочь: как светлячки танцуют в воздухе, как их свет отражается в капельках росы, как лесные звери останавливаются полюбоваться их красотой.

— Если бы не было феи, — думала Нокта, — светлячки не смогли бы светиться. Тогда все увидели бы, что они обычные жучки, а не волшебные создания.

И однажды тёмной дождливой ночью, когда ветер гнул ветви деревьев и шумел в листве зловещие песни, Нокта решилась на ужасное дело. Она знала, где живёт Лунария — в дупле старого тотара, самого древнего дерева в лесу. Туда она и направилась, переваливаясь на своих коротких лапах.

Лунария как раз собиралась на свой ночной обход, когда услышала тяжёлые шаги у входа в дупло.

— Кто там? — спросила она мелодичным голоском, выглядывая наружу.

— Это я, Нокта, — ответила птица, стараясь сделать голос как можно дружелюбнее. — Можно мне войти? У меня к тебе дело.

Лунария, добрая по натуре, впустила киви в своё жилище. Дупло было уютно обставлено мебелью из ореховой скорлупы, а на стенах висели гирлянды из высушенных цветов.

— Чем могу помочь? — спросила фея, приглашая гостью присесть на мягкую подушечку из мха.

— Я хотела попросить тебя об одолжении, — начала Нокта, и в голосе её прозвучало что-то странное. — Не могла бы ты... ну, как бы это сказать... дать мне немного света? Мне так надоело быть невзрачной!

Лунария внимательно посмотрела на птицу. Её опыт феи подсказывал, что за этими словами скрывается что-то большее, чем простая просьба.

— Дорогая Нокта, — мягко сказала она, — каждое создание прекрасно по-своему. У тебя есть свои дары: острое зрение в темноте, чуткий слух, умение находить пищу там, где другие ничего не видят. Зачем тебе чужой свет?

Но Нокта не хотела слушать мудрые слова. Зависть ослепила её настолько, что она видела только одно — светлячков, купающихся в лучах восхищения.

— Значит, ты мне откажешь? — спросила она, и глаза её сверкнули недобро.

— Я не могу дать тебе то, что тебе не принадлежит, — ответила фея. — Но я могу помочь тебе увидеть твою собственную красоту.

Тогда Нокта показала свою истинную сущность. Быстрым движением она схватила фею своим длинным клювом, словно червячка, и проглотила прежде, чем та успела что-либо сделать.

В тот же миг лес погрузился в абсолютную тьму. Светлячки, лишившись своей покровительницы, потеряли способность светиться. Они ползали по листьям и веткам, растерянные и испуганные, не понимая, что произошло.

Нокта же почувствовала, как внутри неё разливается странное тепло. Её оперение начало мерцать слабым зеленоватым светом — это была магия феи, пытающаяся найти выход. Но свет этот был холодным и неприятным, совсем не похожим на тёплое сияние светлячков.

— Наконец-то! — воскликнула она, любуясь своим отражением в луже. — Теперь все будут восхищаться мной!

Но радость её была недолгой. К утру лес превратился в страшное место. Без света светлячков звери сбивались с тропинок и попадали в болота, птицы не могли найти свои гнёзда, а цветы начали увядать, потому что ночные бабочки не могли их найти для опыления.

Хуже всего было то, что холодный свет Нокты пугал лесных жителей. Увидев её мерцающее оперение, они в ужасе разбегались, считая её призраком или злым духом.

— Не бойтесь меня! — кричала Нокта. — Посмотрите, какая я красивая!

Но никто не хотел её слушать. Даже другие киви избегали её, чувствуя, что с их соплеменницей произошло что-то ужасное.

Дни шли, а лес всё больше погружался в хаос. Светлячки слабели без магии своей покровительницы, многие из них уже не могли даже ползать. Звери голодали, потому что не могли охотиться в кромешной тьме. Растения болели без ночного опыления.

Внутри Нокты фея Лунария не сдавалась. Находясь в желудке птицы, она продолжала творить добро, как только могла. Она согревала киви изнутри, когда той было холодно, помогала переваривать грубую пищу, даже пыталась смягчить её жестокое сердце. Но Нокта не замечала этих благодеяний, думая только о том, почему её красота никого не восхищает.

Прошла неделя, и Нокта поняла, что что-то идёт не так. Свет внутри неё стал тускнеть, а сама она чувствовала себя всё хуже и хуже. Ей было тошно, болел живот, а самое страшное — она начала понимать, что натворила.

Однажды ночью, проходя мимо засыхающего куста, где раньше жила семья светлячков, она услышала слабый писк. Там, едва держась за веточку, висел маленький светлячок — последний из своего рода в этой части леса.

— Пожалуйста, — прошептал он едва слышно, — верни нам нашу фею. Мы умираем без неё, а лес погибает без нашего света.

В эту минуту сердце Нокты пронзила боль — не физическая, а душевная. Она вдруг увидела себя со стороны: эгоистичной, жестокой птицей, которая погубила целый лес ради собственного тщеславия.

— Что я наделала? — прошептала она, и слёзы покатились по её клюву. — Что я наделала?

Раскаяние было таким сильным, что Нокта не могла больше держать фею внутри себя. Она чувствовала, как магия Лунарии борется с её желудком, требуя освобождения. И тогда Нокта сделала то, что казалось невозможным — она силой воли заставила себя изрыгнуть проглоченную фею.

Лунария появилась из клюва киви крошечной, ослабевшей, но живой. Её крылышки были помяты, а серебряные волосы потускнели, но в глазах по-прежнему светилась доброта.

— Лунария! — воскликнула Нокта, осторожно поднимая фею на крыло. — Прости меня! Я не хотела... то есть, хотела, но теперь понимаю, как была неправа!

Фея слабо улыбнулась.

— Я знаю, — прошептала она. — Всё это время, находясь внутри тебя, я чувствовала, как твоё сердце меняется. Зависть — это болезнь, Нокта, но от неё можно вылечиться.

— Но я всё погубила! — плакала киви. — Лес умирает, светлячки гибнут, а всё из-за меня!

— Ещё не поздно всё исправить, — сказала Лунария, постепенно приходя в себя. — Но мне понадобится твоя помощь. Одной мне не справиться — я слишком ослабела.

— Я сделаю всё, что ты скажешь! — горячо воскликнула Нокта.

Тогда фея объяснила ей свой план. Чтобы вернуть светлячкам способность светиться, нужно было собрать их всех в одном месте и передать им новый заряд магии. Но для этого требовался помощник, который мог бы быстро бегать по лесу и собирать ослабевших светлячков.

— Ты будешь моим помощником, — сказала Лунария. — У тебя отличное ночное зрение и быстрые ноги. Никто лучше тебя не справится с этой задачей.

И они начали работать. Нокта бегала по всему лесу, осторожно собирая в свой клюв (теперь для спасения, а не для поедания) слабых светлячков и принося их к подножию старого тотара. Лунария тем временем готовила волшебное заклинание, собирая остатки своих сил.

Когда все светлячки были собраны, фея взлетела в воздух и начала танцевать свой магический танец. Но сил у неё хватило только на половину заклинания, и она начала падать.

Тогда произошло чудо. Нокта поймала падающую фею и подняла её высоко над головой.

— Используй мою силу! — крикнула она. — Я отдаю тебе всё, что у меня есть!

И свет, который Нокта получила, проглотив фею — тот самый холодный, завистливый свет — начал превращаться во что-то другое. Под воздействием её искреннего раскаяния и желания помочь, он стал тёплым и добрым.

Лунария, питаясь этой энергией, завершила заклинание. Волшебная искра прошла через всех собранных светлячков, и они снова засияли — ярче, чем когда-либо прежде.

Лес ожил. Звери вышли из своих укрытий, птицы запели, цветы распустились даже в ночной тьме. Светлячки поднялись в воздух и начали свой извечный танец света, превращая лесную ночь в сказку.

Но самое удивительное произошло с Ноктой. Отдав свой украденный свет для спасения леса, она не стала прежней невзрачной птицей. Вместо этого её оперение приобрело особую красоту — не яркую, кричащую, а тихую и благородную. Каждое пёрышко переливалось тёмно-коричневыми и золотистыми оттенками, словно кора древнего дерева в лунном свете. А главное — её глаза начали светиться мягким, мудрым светом.

— Ты прекрасна, — сказала ей Лунария. — Не внешне — хотя и внешне тоже. Ты прекрасна душой. А это самая настоящая красота.

— Но ведь я причинила столько зла... — начала было Нокта.

— Зло можно исправить добром, — прервала её фея. — А способность признать ошибку и исправить её — это великий дар. Не каждый им обладает.

С тех пор Нокта стала помощником феи светлячков. Каждую ночь она обходила лес, проверяя, не нужна ли кому-нибудь помощь. Она спасала заблудившихся зверят, помогала найти потерянные гнёзда, предупреждала об опасности. А лесные жители, которые раньше её боялись, теперь с радостью встречали киви с добрыми, светящимися глазами.

Лунария же, оправившись от своих испытаний, снова заботилась о светлячках. Но теперь её магия стала ещё сильнее, потому что она была подкреплена дружбой и благодарностью Нокты.

Иногда, в особенно тёмные ночи, когда тучи закрывали луну и звёзды, жители леса могли увидеть удивительное зрелище: маленькую серебряную фею, танцующую в воздухе среди светлячков, и большую коричневую птицу на земле, глаза которой светились не хуже любой звезды. И все понимали, что это не просто фея и птица, а настоящие друзья, которые научились видеть красоту не только в свете, но и в добрых поступках.

А светлячки по-прежнему каждую ночь озаряли лес своим волшебным сиянием, и благодаря их свету даже в самую тёмную пору ночи джунгли не погружались в абсолютную тьму. Только теперь они светили не только для красоты, но и в память о том, что даже самые тёмные поступки можно искупить искренним раскаянием и добрыми делами.

И если кто-нибудь спросит, где взять силы для добрых дел, светлячки ответят своим мерцанием: «Посмотри в своё сердце — там всегда есть свет. Главное — не дать ему погаснуть от зависти и злости, а питать его любовью и состраданием. Тогда ты будешь светить не хуже любой звезды.»

Так закончилась эта история о том, что истинная красота не в том, чтобы затмить других, а в том, чтобы помочь им засиять ярче. И что даже из самой тёмной ночи души можно найти дорогу к свету — стоит только по-настоящему этого захотеть.

В этот раз не сочные гоблинши. ::)

Все знают, что четырехлистный клевер приносит удачу. Но кроме этого, согласно фольклору, он разрушает созданные феями иллюзии и позволяет увидеть их истинный облик. А еще, найденный вовремя листик поможет покинуть кольцо фейри, даже против их воли. В общем, очень полезный амулет, который стоит иметь при себе.