Котенок был крошечный, самый последний из помета. Кошка сразу отказалась заниматься им, понюхала и брезгливо оттолкнула носом в сторону. Пять плотненьких и ровных котят присосались к ее теплому брюху, наминая его маленькими лапками. Три рыжих и два рыже-белых, хороших и перспективных мышиных ловцов. Черный тоненький детеныш остался за пределами жизни. Он пробовал вернуться к матери, но она все настойчивей и агрессивнее отталкивала его. Наконец он вытянулся и затих. Мать-кошка удовлетворённо закрыла глаза. Вот еще силы тратить, у нее и другие заботы есть. Целых пять!
- Ах, ты Глашка, злыдня! – выругалась на нее бабка. – Ну, гляди у меня, больше не приходи, в дом не пущу. Эх, бедолага, что с тобой делать-то? Ты кто хоть, парень или девка?
Бабка осторожно приподняла черного и заглянула в нужное место.
Она вздохнула и засунув котенка за пазуху, пошаркала к соседке, за козьим молоком. Не хорошо котятам коровье, а вот козье в самый раз будет.
Дома она соорудила из старой косынки люльку и носила черного детеныша на груди, в тепле, щедро кормя его с пальца козьим молоком и приговаривала:
- Ай, Глашка, ай, паскуда, своего дитенка оттолкнуть! А он-то жить хочет, вон как ест! Ну ешь-ешь маленький, авось обойдется, выживешь!
Черный котенок в подтверждение бабкиных слов жадно глотал молоко.
И верно, через несколько дней стало совершенно очевидно, что черный котенок крепко зацепился на этом свете. У него начали открываться глазки. Тоненькие лапки, покрытые темным пухом тянулись к бабке и накрепко держались за ветхую ткань косынки, будто бы звереныш усвоил, что здесь, на бабкиной груди и есть сосредоточение, центр его вселенной.
Между тем, с Глашкиным приплодом дела обстояли не очень. Один из рыжих, самый крупный, первенец, на третий день оказался мертвым. Глашка вытащила его из гнезда и притащила на порог, вопросительно глядя на бабку.
- А чего ты от меня хочешь? – спросила она – Бывает так! Иди-иди к остальным, нечего здесь стоять.
Бабка вздохнула и забрала рыжего, прикопать под кустом.
Четверо оставшихся котят бодро ползали по Глашке, а черный смирно сидел в косынке под бабкиной телогрейкой. Стоило его вытащить и оставить одного, как он начинал отчаянно пищать. Бабка ходила по своим делам с котом под телогрейкой, а соседи только диву давались, совсем умом тронулась, старая, котенка как ребенка нянчит. Деревенский заводила дед Петр не упускал случая поддеть бабку, что, вот де, божий дар жизни растратила впустую,ни мужа, ни детей не завела, а как костлявая под забором прогуливаться стала, то кошачьей жизнью отмаливается.
Еще через пару недель двух котят, которые потихоньку начали расползаться из сарая, утащили вороны. Глашка сидела у бабки на пороге и жалобно смотрела на дверь. Но бабка была неумолима.
А черный котенок рос. У него был прекрасный аппетит и спокойный нрав.
Соседки бабки перешептывались между собой. Зачем ей на старости лет понадобился этот заморыш? Сама одной ногой на кладбище, а туда же, котов приваживать. Нормальные-то люди загодя при жизни о домашней скотине заботятся, по соседям раздают, а эта полоумная наоборот. Одна из соседок, побойчей, напрямик и спросила, зачем, мол тебе этот звереныш, помрешь ведь не сегодня-завтра.
- Сама не знаю. Мой-то старый кот, Филька как помер, так думала и мне пора собираться. А тут такое дело! Знать, поживу еще! – виновато разводила руками бабка. Из – под телогрейки на соседок внимательно таращился начинающими желтеть глазами котенок.
- И откуда он такой взялся? – удивлялась соседка – Отродясь в округе черных котов у нас не бывало! Все рыжие да полосатые.
Кот становился все больше и тяжелее, носить его в косынке бабке было невмоготу. Вскоре он и сам это понял и переместился на бабкины плечи, разваливаясь на манер воротника, ни на минуту не покидая своей спасительницы. Деревенские охали и ахали, когда бабка с роскошным черным воротником поверх старого истертого ватника шла мимо в магазин. Дед Петр зубоскалил: «Что, старая, в молодости на пальто приличное не накопила, а на старости горжеткой обзавелась?» На деревню надвигалась жирная, богатая на орехи и грибы осень, сулившая за собой приход снежной зимы.
Когда начало холодать по ночам, двух последних рыжих котят, некстати разыгравшихся на дороге, задавил трактор. Осиротевшая Глашка окончательно переселилась на крыльцо к бабке, по вечерам истошно, почти по собачьи, воя. Бабка свое слово держала крепко. В дом ее не пускала, только дважды в день выставляла миски с кормежкой.
В доме бабка лежала на кровати, а на ее впалой груди развалился вальяжно черный кот, выпуская рулады из своих недр, убаюкивая бабку и вселяя в нее странную успокоенность, что рано помирать, что все еще будет хорошо.
Осень отгремела золотом, урожаями и последним солнышком, постепенно становясь холодной и бесприютной, как бабкина жизнь.
Вскоре на бабкину соседку, что держала коз, напала непонятная хворь. В один момент слегла. Врач по скорой к ней приезжал, а помочь так и не смог. Промучилась несколько дней и всё. Схоронили ее. Бабка с котом на плечах пришла проводить. Соседки перешептывались. Вот ведь как! Насколько моложе бабки, а первая ушла. Бабка стояла на холодном ветру, согреваемая нежным плотным телом кота и искренне переживала. Соседку было жаль. А умирать-то не хотелось. Кот уткнулся носом в ухо и настойчиво урчал: « Не врррремя, не врррремя!» На следующее утро бабка обнаружила у себя спереди надо лбом широкую густую темную прядь среди реденьких седых волос.
Пришла лохматая и густоснежная зима, до которой бабка уж и не чаяла дожить. А вот дожила и даже ноги болеть перестали! Давление ее тоже давно не мучило, как и головные боли. Кот грел шею и приносил облегчение. Бабка вдруг поняла, что носить его мохнатую массу на плечах ей совсем не тяжко.
На Святки случился в деревне страшный пожар. Три дома со всем имуществом враз вспыхнули как спички. Люди, коровы, лошади, птица домашняя, все моментально пеплом пошло. Ни одна живая душа не спаслась. Пожарных и вызывать не стали. Из райцентра по такому снегу и не успели бы приехать. Остались в деревне шесть жилых домов и бабка на отшибе. Пожар начисто отделил ее дом от остальных. Три пепелища с одиноко устремившимися в небо печными трубами, а уж потом маленький серый бабкин домишко, такой же одинокий и отринутый от деревенской общины, как и она сама. После пожара пропала Глашка, может в нем и сгинула.
А у бабки перестали болеть суставы, разогнулась спина. Она самостоятельно чистила дорожки от навалившего за ночь снега, бодро размахивая лопатой. Кот спрыгнул на утоптанный снег и вился у ног бабки, радуясь то ли снегу, толи бабкиной самостоятельностью.
В засыпанную снегом деревню ударили морозы. Бабка и припомнить не могла за свою жизнь, чтоб такие морозы тут бывали. Она сама колола дрова, сама носила их в дом и топила печь. Кот медовыми глазами поглядывал в горящий в печке огонь и многозначительно молчал.
На Масленицу пришла беда - волки ребятишек загрызли из семьи одной. Бабка пошла, было, на похороны, ребятишек проводить, да на нее косо засмотрели. Дед Петр так и сказал ей, без обиняков, иди отсюда со своим отродьем, нечего тебе тут делать.
Обидно стало бабке. Слезы на глаза вступили, так и пошла по улице, а кот покрепче вокруг шеи завернулся и урчит « Не рррастррравайся, не рррастррравайся!»
Ушла бабка к себе, а на кладбище казус случился. Дед Петр, что бабку выгонял, помогал с гробами, суетился, поскользнулся да в могилу свежую упал и шею себе свернул. Насмерть.
После этого случая вышла бабка в магазин, а ее не узнать. Идет ровно, спина прямая, руки с розовыми ногтями почти молодые, на плечах котище возлежит роскошный. А когда заговорила, божечки! Во всегда беззубом рту зубы новые сияют! Из-под платка волосы темные! Нечистая сила!! Ведьма бабка, точно ведьма!
С того дня бабку обходить стали. К пышной зеленой весне кое-кто и вовсе из деревни съехал, нечистое место там стало по словам жителей. Тем только и спасся. Оставшиеся жители один за другим все жители вольно или невольно с жизнью расстались. Осталась в деревне одна бабка с котом и ни одной живой души.
Засинело высоким куполом ночное июньское небо, закачались тяжелые березовые сережки кистями, затрещали соловьи.
- Ну, что, придется и мне съезжать. Одной то мне тут без интереса, родни у меня нет. Никого нет, кроме тебя. – размышляла она перед сном. Кот, развернувшись в огромную меховую полость покрывал ее от упругой груди и до ровных красивых коленей.
« Норррмально, норррмально» гудел он, насылая сон и уверяя, что все будет хорошо, вот и она дождалась своего нового лета.
