Япония — страна особого предназначения

Древнейшей и самой глубоко укоренённой религией японцев является синтоизм, что в переводе означает «путь богов». В отличие от пришедших с материка буддизма и конфуцианства, синтоизм — религия сугубо национальная, свойственная исключительно японскому народу. Пантеон синтоизма насчитывает более восьми миллионов ками — божеств, духов предков, рек, гор, озёр и покровителей различных ремёсел. Согласно синтоистским воззрениям, люди после смерти также могут становиться ками, поскольку происходят от них. Эта религия не требует обязательных молитв или чтения священных писаний — главное участие в храмовых ритуалах и празднествах. Церемонии здесь, как и в конфуцианстве, имеют ключевое значение. Каждая мелочь в быту, от приветствия до чаепития, превращается в полноценный ритуал. Гармония с природой — одна из главных целей человека. Именно поэтому в традиционном японском доме практически нет мебели, но почти всегда присутствует садик, лужайка или миниатюрное озеро с хаотично разложенными камнями — отражение дикой природы.

Долгое время синтоистские мифы и верования не были систематизированы. Однако в 702 году н.э. в своде законов «Тайхоре» синтоизм был утверждён как официальная идеология государства. В его основе — идея божественной природы власти японского императора, родословная которого восходит к богам. «В императорах живут боги, которые и управляют всеми их поступками», — так утверждает синтоизм. Отсюда и концепция непрерывной императорской династии. Философия синтоизма формирует и понятие кокутай — «тело государства», согласно которому в каждом японце живут божества, действующие через него. Это провозглашение особого духа японского народа и его превосходства над другими народами мира. Япония объявляется страной богов, перед которой все остальные государства должны преклониться — мирно или силой.

Влияние синтоизма сдерживали буддизм и конфуцианство, проникшие в Японию с материка. Однако в периоды угроз, таких как нашествие монголов при Хубилае в XIII веке или внутренние смуты эпохи Токугава Иэясу в 1603 году, синтоизм обретал силу. После революции Мэйдзи в 1868 году он стал официальной государственной идеологией, на которой была основана внутренняя и внешняя политика страны. Принципы божественного избрания Японии легли в основу её экспансионистской внешней политики, начавшейся с побед в японо-китайской (1894–1895 гг.) и русско-японской (1904–1905 гг.) войнах. В 1930-е годы, с приходом к власти профашистских партий, появилась концепция Великой Японии, в состав которой должны были войти Китай, советский Дальний Восток и страны Юго-Восточной Азии. С 1937 года Япония ведёт масштабную войну с Китаем, разгромив не только китайские войска, но и английские силы, их поддерживавшие. В течение следующих лет японская армия захватывает Филиппины, Малайзию, Сингапур, Бирму и другие территории.

Японские воины, обладавшие поразительной стойкостью и самопожертвованием, поражали весь мир. Они были готовы отдать жизнь по первому приказу командира. Их личные интересы исчезали перед лицом государственной задачи. Даже повседневный рацион отражал аскетизм: блюдо «Восходящее солнце» (горка варёного риса с кружочком моркови), чай и немного сакэ. Легендарными стали отряды камикадзе — пилотов-смертников, направлявших самолёты на вражеские корабли. Мало кто знает, что само понятие камикадзе происходит из синтоистской традиции.

Изначально термин «камикадзе», что означает «божественный ветер», относился к тайфунам, уничтожившим монгольский флот в 1274 и 1281 годах, спасая Японию от вторжения. Богиня солнца Аматэрасу, покровительница страны, якобы возложила защиту Японии на этих пилотов, ведомых «божественным ветром». Погибшие камикадзе почитались как божества, в их честь строились храмы и проводились ежегодные торжества 17 ноября, в которых участвовал сам император. Такое же возвеличивание ожидало всех, кто отдал жизнь за величие Японии. Уходя на смерть, японские воины были уверены, что уже стали ками.

После поражения Японии союзники добились отказа от синтоизма как государственной религии и прекращения государственного финансирования храмов. Тем не менее принципы синтоизма, впитанные с детства, остались в народном сознании. Безоговорочное подчинение начальству, строжайшая дисциплина и самоотверженный труд стали основой быстрого восстановления экономики. Вера в особую миссию своей нации вдохновляла людей забывать личные интересы ради служения идее Великой Японии. Японские работники были признаны одними из лучших в мире: они трудятся по 10 и более часов в день, нередко отказываясь от отпуска, который на многих предприятиях длится всего одну неделю. Работа становится смыслом жизни, вытесняя семью, хобби, спорт и даже отдых.

Этот феномен вызывает двойственные чувства. С одной стороны, перед нами — народ мечтателей, ценителей природы, романтики, создающие миниатюрные сады, путешествующие к Фудзияме ради одного только восхода солнца. С другой стороны — это нация-робот, трудящаяся с невероятной отдачей не ради личного счастья, а во имя идеализированной концепции — Великой Японии, призванной, если не подчинить себе, то хотя бы возглавить мир.

Далее мы отправимся в земли минаретов и голосов муэдзинов.

Судьба Людвига Баварского вела его по тонкой, едва уловимой для окружающих границе двух похожих внешне, но невероятно разных и противоречивых в своей сути миров.

В той вселенной, что принято считать реальной, Людвиг - наследный принц баварского королевства, неограниченный в возможностях и желаниях юноша, готовящийся взять власть в свои руки и реализовать наполненные тягой к прекрасному замыслы.

Реальный мир жесток к Людвигу. Он не церемонится с тонкой натурой трудного ребенка жизни и безжалостно сталкивает его с одиночеством, не покидающим даже во время отрадных прогулок по окрестным лесам замка Хоэншвангау.

Французский психиатр Бенедикт Морель, обследовавший юного принца, емко сформулировал отношение примитивного окружения к Людвигу во фразе: "Эти глаза предвещают безумие", записав ребенка в список тех, кто никогда не будет по достоинству оценен современниками.

Многие великие люди, оставшись непонятыми и непринятыми реальным миром, стремятся создать свой собственный, идеальный мир грез и призраков далекого прошлого. Молодой Людвиг не был исключением и черпал вдохновение из переплетающихся сюжетов английских сказок об Артуре и немецких эпосов о Лоэнгрине, ставшем героем одноименной оперы Вагнера.

Не исключено, что именно образ легендарного Монсальвата, замка, хранящего чашу Грааля и фигурирующего в опере «Парсифаль», послужил прототипом для проекта одного из самых грандиозных замков, возведенных по приказу Людвига Баварского.

Наследный принц верил, что Виттельсбахи имеют прямое отношение к рыцарям Лебединого ордена, служившего чаше Святого Грааля, в которую, согласно легенде, Иосиф Аримафейский собрал кровь Иисуса Христа.

Людвиг любил мечтать о том, что где-то неподалеку от родного Хоэншвангау скрывается тот самый замок Монсальват, ждущий своего открытия во время второго пришествия и напоминающий ему о небесном Иерусалиме, городе правды и справедливости.

Таков был личный, непорочный и светлый мир будущего короля Баварии. В нем он находил отраду и спасение от тягот той реальности, в которой ему предстояло заниматься примитивной политикой и окружать себя шайкой алчных подлецов, жаждущих власти и денег.

Едва молодой принц успел отпраздновать совершеннолетие, как на его плечи легла новая, предопределенная, но от того не менее неожиданная и тяжелая ноша всякого, кто имеет кровное право занять свое место на освободившемся троне.

Всего одна ночь разделяла тот день, когда благородный потомок Лоэнгрина узнал о смерти отца, Максимилиана, и то утреннее мгновение, когда будущий король отправился в государственный совет Баварии и, укутавшись в мантию из горностая, удерживаемую за дальние концы двумя слугами, вступил в распахнутые двери торжественного зала заседаний.

С этого момента мечтательный юноша по имени Людвиг стал не просто королем, а единственно истинным королем XIX века, годы жизни которого сравнимы разве что с музыкальными дорожками на грампластинке, звучащими в узких рамках между вечной тишиной и невнятным потрескиванием пыли.

Отождествляющий себя с благородным Парсифалем, стремящимся очистить свое сердце от злых помыслов, новый король Баварии видит свое предназначение в неустанном стремлении к созданию вечной красоты, в покровительстве гениям искусства и просвещении подданных своего королевства.

Первый указ Людвига требует доставить к нему на родину маэстро Рихарда Вагнера, чья музыка, по мнению монарха, способна приобщить его преданный народ к высокому и воплотить в жизнь детские грезы, пожалуй, самого верного поклонника композитора.

Фестивальный театр (Фестшпильхаус, ныне Рихард-Вагнер-Фестшпильхаус)

Дождавшись визита дорогого гостя, молодой король преклонился перед гением Вагнера и позволил ему навсегда распрощаться с ненавистными кредиторами, погасив его долги. Окружение Людвига не одобряло длительное финансирование композитора, однако монарх стоял на своем и довольно долго мирился с выходками "художника".

Недолгие и смутные годы совместной работы вышеупомянутых личностей, омраченные непотребным образом жизни маэстро, предоставили возможность состояться премьерам оперы "Тристан" и циклу опер "Кольцо Нибелунгов", последняя из которых была поставлена в совершенно новом театре, построенном по инициативе Вагнера в Байройте.

Влюбленному в творчество композитора, Людвигу было суждено разочароваться в личности музыкального гения и, предвосхищая вопросы потомков об искренности и бескорыстности королевских помыслов, намекающих на желание монарха прославиться за счет близости с великими людьми, выставить наглого Вагнера за дверь, не желая более терпеть его далекую от рыцарских идеалов натуру.

С того момента, как Вагнер был выслан из Баварии, прошел год, относительно спокойный и постепенный, заполненный множеством государственных дел и забот, на фоне которых конфликт между бывшими единомышленниками быстро покинул заголовки газет.

Описанный мной период тишины можно считать так называемым затишьем перед бурей, предвещающим более масштабные и радикальные изменения уже не личного, а государственного характера.

В 1866 году Людвигу пришлось, вопреки собственному желанию, выполнить союзнические обязательства перед Австрией и вступить в совершенно необязательную войну против Пруссии.

Закономерное поражение баварской армии наложило на королевство груз репараций в размере 30 млн марок и положило начало необратимому процессу объединения германских земель, который, в свою очередь, вызывал у раздосадованного Людвига серьезные опасения.

После окончания Австро-прусской войны стало очевидно, что независимости большинства германских земель вскоре придет конец. Грезивший мечтами о великой империи, Отто фон Бисмарк, стремился к созданию единого государства, объединенного вокруг главенствующей Пруссии.

Людвиг тоже был сторонником объединения, однако в его картине мира будущее Германии заключалось в союзе суверенных и равноправных государств, не подчиняющихся централизованной власти одного из регионов.

В 1870 году началась Франко-прусская война, в которой Бавария выступила на стороне победителей и, сама того не понимая, обеспечила себе прямое попадание в состав новоиспеченной Германской империи под руководством прусского короля Вильгельма.

Впавший в отчаяние Людвиг понимал, что его мечты о равноправной Германии разрушены, а дальнейшая судьба Баварии зависит от того, сможет ли он поступиться собственными принципами и добровольно ограничить себя во власти.

Ему предстояло стать последним в первом из родов, отказавшись от права возглавлять государство, принадлежавшее Виттельсбахам на протяжении 7 веков. Людвиг должен был лицемерно просить ненавидевшего его Вильгельма принять в дар Баварию в обмен на возможность стать частью империи и получить от Пруссии дополнительные финансы.

Король видел в этом поступке скрытую капитуляцию, добровольную сдачу в рабство, однако знал, что отказ от подписания прошения приведет его королевство к войне, разрухе и неминуемому поражению под давлением нового альянса.

Оставшись королем Баварии, Людвиг не только спас свое государство, но и даровал ему ряд выдающихся привилегий, выражающихся в праве сохранить определенную автономию и получить щедрое финансирование из столицы империи.

Однако сам монарх находился в ужасном состоянии, не компенсируемом никакими привилегиями и правами. Людвиг окончательно замкнулся в себе и отстранился от дел государства до такой степени, что баварским чиновникам приходилось неделями бегать за королем и просить его о подписании нужных им бумажек.

Оказываемое на Людвига давление в совокупности с давним потреблением хлороформа, лечившего монарха от хронической зубной боли, нанесли по психике потомка Лоэнгрина серьезнейший удар, который, по показанием многих современников, привел короля к помешательству.

Освободив себе массу свободного времени, Людвиг с головой погрузился в строительство самых знаменитых и, пожалуй, самых красивых замков Европы. Оставшуюся любовь к жизни король посвящал тому, чем болел с самого детства, - искусству и эстетике.

Поистине безграничные возможности позволяли не стесняться в роскоши и возводить грандиозные по своему масштабу и красоте сооружения. Жаль, что в то время никто и думать не мог о том, какую ценность они приобретут спустя многие годы и во сколько раз окупится их строительство.

Замки обходились баварскому бюджету в круглую сумму, что, конечно, раздражало тех, кому эти деньги, по их мнению, были нужнее. Траты Людвига изрядно мешали правительству Баварии, поэтому вопрос о его свержении быстро встал на повестку дня.

Новоиспеченные заговорщики ловко воспользовались слухами о помешательстве короля и без всяких медицинских обследований заявили о неспособности Людвига самостоятельно править Баварией...

13 июня 1886 года, спустя сутки после насильственного заключения в клинику замка Берг, единственно истинный король XIX века отправился на совместную прогулку с профессором Алоизом фон Гудденом, заранее позаботившимся о том, что бы отставить санитаров, опекавших Людвига.

В этот же день, спустя 4 часа, достойнейший предок рыцарей Лебединого ордена, обретет покой в водах личного Авалона, подобного тому, что покоит тело легендарного короля Артура. Сопровождавший Людвига профессор так же будет обнаружен на поверхности озера Штрансберг.

Интересно, что всего через неделю после этого события должна была состояться первая экспертиза вменяемости короля, которая могла пролить свет на заговор чиновников и вернуть монарха на трон.

Спасибо за прочтение...

Буду благодарен, если кто-либо из прочитавших вздумает поддержать мое "творчество" - 2200701049444059. (Я искренне стараюсь над статьями, поэтому не стыжусь подобных вставок.)