ЗА КУЛИСАМИ КИНО.

Как делался „Доктор Мабузо".

В широких кругах посетителей кинематографов еще до сих пор не могут себе уяснить, как делается технически та или другая сцена в фильме. Все еще приходится выслушивать вопросы о том, как .сделан" дождь, как „устроена" битва и т. д.
В особенности много возникало таких вопросов после постановки фильмы „Мабузо", „сделанной" действительно замечательно чисто и давшей, главным образом, во второй части, много поводов для расспросов. Сейчас эта фильма идет в России, и думается, вызовет там тоже много недоумений и сомнений в том, что все показанное в ней не является трюком, а было, в действительности, с большим трудом, с стараниями и энергией, инсценировано в ателье.
Мне пришлось присутствовать на большинстве съемок „доктора Мабузо" и я видел с начала до конца все подробности инсценировки.

Здесь я буду говорить о битве и о революционной сцене, пожалуй, самых захватывающих местах второй части. Съемки происходили в ателье Иофа в Иоганнистале. Это, после бывшего аэропланного гаража в Стакене, самое большое ателье в окрестностях Берлина. Оно, собственно говоря, состоит из трех ателье, помещающихся в одном доме. Но ввиду грандиозности съемки на этот раз были сразу заняты все три помещения. За четыре дня начали строить декорации. Все ателье в длину было превращено в улицу с большими домами, магазинами и т.д. Улица вымощена искусственными булыжниками, представляющими собой маленькие доски, приклеенные к материи, которую раскладывают на полу. Было приглашено несколько десятков статистов, изображавших полицию. Их обмундировали, дали в руки ружья и ручные гранаты. Как водится, декорации не были окончены и съемка началась только в два часа дня. Режиссер Фритц Ланг— с перевязанным глазом, обожженным за два месяца до этого упавшим из юпитера углем, волновался и сердился. Технический директор „Деклы" Остермейер бегал взад и вперед, суетился и не знал что с собой начать. Нервность передается в ателье удивительно быстро. Делать нечего, а ни присесть, ни почитать не хочется. Все бегут. Все движется. И бежишь вместе со всеми. Наконец, часа в два — съемка. Статистами приглашены исключительно люди, владеющие оружием или бывшие на военной службе. Им дали приказ штурмовать дом, в котором находится Мабузо со своими сообщниками. Зажглись юпитера. Ланг объяснил сцену. Смирно! Съемка! И начался кромешный ад, продолжавшийся с двух часов этого дня до восьми часов вечера на третий день. Для успокоения неверящих в „настоящую" стрельбу в фильме, могу сказать, что стреляли очень "по настоящему “. Ружья стреляли, ручные гранаты бросались и разрывались, при чем не по-бутафорски. Было несколько несчастных случаев. Многие на день— два ослепли. Свет был такой нестерпимый, что вблизи юпитеров невозможно было стоять. И все покрывал голос режиссера, подбодрявшего измученных статистов на новые "штурмы" и новые „геройства". Из эпизодов этих дней мне особенно хочется отметить один. Ланг захотел достигнуть большого сценического эффекта. К одному из домов была приделана дощечка с надписью "Доктор Мабузо". По режиссерскому замыслу у дощечки должен был стоять полицейский, а в дощечку попадать пули одна за другой так, чтобы совершенно изрешетить ее. Стрелять взялся Ланг. Но оставалось самое трудное. Найти охотника стоять под выстрелами. Было сделано предложение статистам, но желающих не оказалось. Тогда пришлось „пожертвовать* собой кому нибудь из директоров или служащих „Деклы". Смельчак нашелся в лице директора О., который бесстрашно встал "под пули" и простоял пока дощечка не представила из себя сплошное решето.

Конечно, были устроены маленькие приспособления. дававшие директору уверенность, что ни одна пуля в него не попадает... но факт остается фактом. Ружья стреляли, пули попадали, а человек из мяса и костей стоял рядом с дощечкой. По неизвестной мне причине эта сцена в фильму не вошла. Из этого трехдневного ада вышла прекрасная сцена, естественная и жизненная. После, когда мы смотрели ее в кинематографе — мы удивлялись, как из хаоса, который царил в Иоганнистале, вышла сцена боя, произведшая на всех глубочайшее впечатление.

Вторая, замечательно сделанная сцена, была совсем актуальна. Те, кто видели "Мабузо", помнят, быть может, то место, где Мабузо переодевается в русского революционера и при помощи этого заставляет вывести из кареты своего арестованного сообщника, которого он же потом и убивает. С утра в Иоганнисталь начали прибывать толпы статистов, которые после переодевания превратились в рабочих, работниц, проституток и т. п. Была построена целая анфилада узких улиц, причем одна нз них, спускаясь сверху вниз, сливалась с главной улицей, в том месте, где находился ресторан. В ресторане разместили всех статистов, и так как большинство из них составляли безработные русские, вскоре послышались русские песни, зазвучал „Стенька Разин" и „Пожалей же меня..." Мабузо (Клейн Рогге) сидит за столом. Вбегает его товарищ (Шлетто). Кричит, что арестован известный революционер Гутер. Мабузо вскакивает на стол и начинает уговаривать посетителей кабака спасти Гутера. Все выскакивают из трактира на улицу. В это время въезжает карета с арестованным (конечно не Гутером, а товарищем Мабузо)... Толпа требует, чтобы ей показали арестанта. Возница повинуется. Показывается голова арестанта. Мабузо стреляет в него. Тот падает. Мабузо убегает! Вот содержание этой сцены, из-за которой нас продержали в ателье в течение 8—10 часов. Сначала не было полицейской кареты. Наконец, когда она прибыла, то никто не умел впрячь в нее лошадей. Началась репетиция. Эти репетиции происходили не приувеличивая в течение пяти часов. Никак не могла быть достигнута нужная сыгранность. В особенности не нравился Лангу тот момент, когда толпа под влиянием Мабузо выскакивает из харчевни и бросается на карету. И действительно. Дверца узкая. Народу — не меньше сотни. И вот, когда все эти люди бросались по следам Мабузо через стулья, столы-то неизбежно происходило падение, вызывавшее хохот и шутки и портившее всю сцену. Но. наконец, все готово. Начинается съемка. Все сидят, курят, разговаривают. Вбегает помощник Мабузо. Мабузо на столе. Все выскакивают. И вместо того, чтобы броситься в одну сторону, как один человек, бросаются в другую. Эга сцена повторялась без конца. Думается, что из испорченной пленки можно было бы сделать хорошую одноактную фильму. Но в конце концов затруднения были преодолены и вышла прекрасная картина. Нужно заметить, что режиссер Ланг умел высасывать из каждого статиста все, что можно. И если Мабузо пользовался большим успехом, то не благодаря посредственным артистам, игравшим в нем, а именно Лангу, проникшемуся фильмой и доведшему ее с огромными трудностями до благополучного конца.

Евгений Мандель

Берлин.

"Огонёк" №5 за 1923 г.