Жрецы

Мир индейцев Коста-Рики был буквально пропитан магией. Болезни, засухи, дожди, ураганы, наводнения и даже нападения диких зверей - все объяснялось колдовскими чарами, проклятиями и другими видами сверхъестественного воздействия.

Иллюстрация: Скульптуры духов-хранителей домашнего очага. Коста-Рика, побережье Карибского моря, 1000-1500 гг. н.э. Коллекция A-Gallery, Москва.

Естественно, что при таком воcприятии окружающей индейцев действительности из народа начинают выделяться люди, наделенные особым даром. Помимо узких специалистов, таких как целители или заклинатели дождя, появляются и колдуны широкого профиля - шаманы, которые могли и отвести проклятие, и указать на его источник, и даже контратаковать злого мага или духа.

Иллюстрация: Фигуры шаманов. Коста-Рика, побережье Карибского моря, 1000-1500 гг. н.э. Коллекция Museo Nacional de Costa Rica.

Однако могущество всех перечисленных не шло ни в какое сравнение с мощью верховных жрецов, которых индейцы таламанка называли усекарами и выделяли в отдельный клан усекла.

Выглядели могущественные маги как простые люди, хоть и отличались по происхождению: если обычные индейцы были сотворены из кукурузных зерен, то верховные жрецы были порождены ягуарами.

Иллюстрация: Метат в виде ягуара. Коста-Рика, побережье Карибского моря, 1000-1500 гг. н.э. Коллекция Dallas Museum of Art.

Жили усекары отдельным кланом либо поодиночке. Внешние браки были запрещены. Простым индейцам прикасаться, а иногда и вовсе приближаться к магам запрещалось.

Американский палеонтолог Вильям Мор Габб, живший в Коста-Рике в 1870-х гг., так описывает одного из последних верховных жрецов (перевод A-Gallery, Москва | www.a-gallery.ru):

Он был очень высокомерен и не желал общаться с иностранцами. Заявлял о наличии у него сверхъестественных способностей, часто беседовал с духами, для чего уединялся в пещере в нескольких милях от своего дома. Каждый раз после возвращения из пещеры он подолгу не разговаривал даже со своей семьей...
Он редко уходил из своего дома даже для того, чтобы навестить соседей. Жил он за счет сбора пожертвований и подарков. Пил он только какао, которое ему также подносили в виде даров. Если он входил в чей-либо дом и просил продать ему что-либо или даже просто чем-нибудь восхищался, ему это сразу же дарили, т.к. если этого не сделать, вещь все равно будет потеряна, как и благосклонность мага. Это правило распространялось не только на различные предметы, но и даже на домашний скот, будь то курица или свинья.
В случае какого-либо масштабного бедствия, например, эпидемии, неурожая или засухи, обратиться к жрецу мог лишь вождь. Он должен был лично посетить колдуна и просить защиты от злых духов. Если же к магу являлся простолюдин, то его просто игнорировали.

Считалось, что верховные жрецы были наделены магическими силами еще со времен сотворения мира. Если обычные шаманы или целители имели дело с проблемами отдельных людей, то усекары занимались глобальными вопросами. Они легко распознавали и уничтожали источники злой силы, которые представляли опасность для сообщества в целом. Они могли выступать как в качестве защитников, так и нападающих, используя атакующие заклинания, своеобразную черную магию.

Иллюстрация: Воин-жрец. Чирики, Коста-Рика, VIII-XI вв. н.э. Коллекция Metropolitan Museum of Art.

Могущество верховных жрецов хорошо проиллюстрировано в мифе о сотворении мира. Именно члены клана усекла вызвали великий потоп, дабы уничтожить злых духов. Так они исполняли волю верховного бога Сибо, повелевшего им защищать человечество.

Верховным жрецам были подвластны и звери, и птицы. Считалось, что они могут регулировать популяцию животных, чтобы птицы не вредили посевам, ягуары не уничтожали скот, а змеи не убивали людей. Маги также были единственными, кто мог сдержать мифических "водных ягуаров", превращая их в камни.

Даже европейцы опасались могущественных колдунов. В 1935 году мощное наводнение уничтожило склады, мосты и железные дороги United Fruit Company. Ответственность за природный катаклизм возложили на клан усекла. Существует мнение, что именно месть владельцев компании, объявившей охоту на жрецов, привела к исчезновению последних.

Стоит отметить, что убить верховного колдуна было не так просто. Даже будучи мертвым, он сохранял магические силы и мог уничтожить своих врагов. Так, убийство верховного жреца индейцами терибе привело к их поражению в войне против племени брибри.

Мертвого мага надлежало доставить и похоронить в тех местах, из которых он родом. При этом необходимо соблюдать все соответствующие правила. Если этого не сделать, то расплодятся змеи, придут ягуары и водные ягуары, наступит голод. Ровно теми же последствиями грозит любое оскорбление, нанесенное как живому, так и мертвому магу.

Источник: https://www.a-gallery.ru/post/costa-rica-high-priests-usekar

(окончание мини-цикла, предыдущая часть здесь)

Когда мы представляем себе жреца, в первую очередь в голове возникает картинка персонажа в ритуальном облачении, проводящего сложный ритуал. Это вполне верно; но важно понимать, что с очень давних времён такие персонажи существовали в двух разновидностях, и собственно жрецом был только один из них.

Зороастризм знает понятия заотар и раэтвишкар; христианство - иерей и диакон. Эти греческие слова, собственно, старше христианства; точно так же называли эти два типа священнослужителей и в классическом эллинизме. При этом исторически они были очень чётко разделены - но суть как раз в том, что в современной практике это разделение стало странным и неполным.

Иерей - "специалист по святости", жрец в собственном смысле этого слова - это, как я и писал выше, развитие идеи шамана, человек, находящийся в интенсивном контакте с божеством. Отсюда и идея "жреческого призвания", ничем, по сути, не отличающегося от шаманского, просто, может быть, более организованного - да и то, разные боги бывают, по-разному призывают. Жрец получает информацию от бога и преподаёт её верующим, пересказывает им смысл ритуалов, хранит в памяти огромное количество информации о обычаях и привычках потусторонних существ...

...и в определённый момент жестоко задалбывается всё это помнить наизусть. Именно чтоб с этим справиться, жрец изобретает письменность. Ну хорошо, возможно, письменность параллельно со жрецом изобретает царский бухгалтер - он тоже устал. Или они вместе её изобретают, когда после работы пьют в одной забегаловке просяное пиво и ругаются на правительство.

И именно тут появляется второй тип жреца - диакон, "служитель". Это человек, который не имел прямого контакта с божеством сам. Или имел, но фрагментарный и редкий, на том же уровне, что средний верующий как таковой - ведь в целом-то совершенно необязательно иметь прямое призвание, чтоб словить локальный мистический опыт. Факт в том, что диакон получает информацию о боге и его привычках не из общения с богом, а из писаного руководства по осуществлению обрядов. Какой-то иерей поговорил с божеством и написал книгу. Диакон её прочёл - и может повторить описанные в ней действия. И, поскольку у истоков-то текста стоял действительный жрец - обряд сработает, бог будет доволен.

Изобретение диаконата - это ещё один этап взрывного распространения веры и развития системы экклесии, религиозного сообщества. Почему? Да потому что теперь нам не нужно на каждый чих звать настоящего жреца и иметь своего жреца в каждой первой общине! Иереи теперь занимаются самыми важными вещами - особыми таинствами, верховными обрядами, природа которых темна и нерегулируема. Кроме того, в обязанность иереев продолжает входить правка священных текстов и написание новых по мере устаревания - а они устаревают, ведь бог - живое существо и тоже меняется со временем, меняются и его запросы.

Но всю, вообще всю повседневную религиозную деятельность можно оставить диаконам! Для диаконата не нужно особенного призвания, не нужно особенных талантов к вере, достаточно просто искреннего желания служить и усердной памяти. Очевидно, что таким образом штат жречества можно расширить вдесятеро. И до какого-то времени всё это оказывается крайне эволюционно выгодным.

А вот потом случается великий перелом, суть которого, если говорить брутально, в том, что диаконат захватывает власть.

В какой-то момент - в какой-то протяжённый, континиальный момент - диаконы решают, что иереи в сущности не так уж нужны. С обязанностью переписывать и учить тексты они прекрасно справляются и без них. Естественно, это не означает, что диаконы прям вот врываются в верховный храм со словами "караул устал". Скорее это выглядит как постепенный переход доверия верующих от иереев к диаконам; постепенное повышение значимости диаконата - и возникновение определённого практически недоверия, если не опасения, к людям с призванием изначальных иереев.

Почему это происходит? Да потому, как мне кажется, что экклесия, основанная на диаконах, гораздо стабильнее, прочнее и постояннее, чем экклесия, которую продолжают возглавлять иереи. Понимаете, это же какой постоянный риск! Вдруг что-то изменилось, бог потребовал чего-то нового, прежние обряды вдруг перестали действовать, какие-то божества поссорились или помирились между собой, сам бог вдруг решил, что он теперь хочет быть немного другим - и картинка изменилась качественно, что-то случилось на той стороне - а всю практику надо менять на этой. А мы ведь помним, что обрядовая практика не в последнюю очередь нужна людям как раз как основа стабильности и постоянства мира, страховка от тревожности. Куда удобнее в таком случае объявить священный текст неизменным каноном, учение - вневременным, бога - пребывающим вне любого изменения, и с этого момента стать уверенным, что на ближайшие как минимум века вы гарантированно обеспечены социальной поддержкой со стороны веры. Поэтому этот переворот происходил и происходит снова и снова, в разных частях мироздания и в принципиально разных религиях.

Диаконы становятся единственными жрецами - и присваивают себе само имя иерея. С этого момента жрец - это всего лишь высшая ступень иерархии служителей. В бога он технически может при этом вообще не верить, никто уже не в состоянии это верифицировать или наоборот. И сама иерархия немедленно начинает усложняться, она становится гораздо социально-понятнее, уподобляется армейской или чиновной; потому что исчезает критерий мистического опыта, по сути уравнивающего любых его носителей между собой. И соответственно снижаются или вовсе исчезают сами по себе требования к религиозной восприимчивости верующих. Вера становится из личного переживания общественной добродетелью.

Греческая религия окончательно пережила этот перелом ко временам Сократа; зороастризм - к началу правления Сасанидов; иудаизм ко временам Второго Храма; христианство - к Никейскому Собору. Каждая новая религия проходит, как мне кажется, этот путь всё быстрее, потому что ещё и ловит соответствующий мем от соседей.

Но, товарищи. Одно большое "но". В этом уравнении присутствует ещё один фактор - собственно сам бог.

Неважно в данном случае, как мы воспринимаем феномен божественного. Считаем ли мы, что с той стороны существует и действует некое подлинное существо - или предполагаем, что это некая химера, явление нашего мозга. Хоть, как Докинз тот же, считайте это паразитными мемами. Факт тем не менее в том, что чем бы ни была эта штука, имеет ли она действительную или мнимую природу - на человеческое восприятие она воздействие оказывает вполне реальное. И лучшее свидетельство тому то, как в устаканившихся, пронизанных формальной религиозностью любого рода обществах снова и снова рождаются люди с опытом и призванием подлинного иерея. Люди, которые взрывают контекст; которые внезапно начинают понимать, что в тексте-то написано одно, а вот богу это не соответствует, он на самом деле хочет другого - и более того, требует другого прямо сейчас, а его не слышат.

Путей у таких персонажей два. Это может быть ересиарх, основатель нового учения любого рода вплоть до принципиально новой религии. И это может быть реформатор, преобразователь, реорганизатор текущей модели. Во втором качестве он может быть для "своей" религии даже чертовски полезен - он даёт ей новую жизнь на какое-то время, организует ей разряд тока в сердце. Каким из этих путей он пойдёт - зависит не только от него, но и от того, как отреагирует на него система, и найдётся ли кто-то умный достаточно среди руководящих к этому моменту общиной диаконов. Франциска Ассизского отделяет от Пьера Вальдо буквально волос.

Но чаще всего среда всё-таки начинает интенсивно сопротивляться - и вытесняет ещё не до конца даже осознающего себя собою жреца вовне. И, если он остаётся жив и несломлен - так и возникают новые веры.

Мне кажется, что этим, и именно этим, и определяется проблема "кризиса религии". Мне кажется, что любая новая религия, которая возникает или пытается возникнуть, должна в первую очередь осознавать необходимость сохранения живой мистики как процесса и отслеживать, сохраняется ли в ней иерейское начало. Тем более сейчас, когда письменность и кодификация веры в тексте доступна нам по умолчанию.

Отсюда

(продолжение мини-цикла, первая часть здесь)

Понятие жертвы - непростая штука. Оно на самом деле, конечно же, гораздо старше любой развитой религии - в сущности, следы практик жертвоприношений вообще есть тот самый первый маркер, по которому мы определяем, что у первобытных людей была религия как таковая. Но очевидно, что именно с возникновением организованных религий жертвоприношения вышли на качественно новый уровень, и стали центральной частью культовой практики на всю Античность.

Зачем же нужна жертва и кому именно она нужна?

Здесь тоже, как мне кажется, есть два основных подхода.

Во-первых, жертвы - это пища богов.

Давайте не забывать, что понятие независимого всемогущего божества - это очень, очень поздняя штука. По-хорошему говоря, первой религией, в полной мере заявившей бога абсолютом, который может иметь могущество без помощи и содействия людей, было христианство (ну, хотя, пожалуй, такие идеи были уже и в прото-христианском фарисейском иудаизме). До этого бог, даже очень могущественный, всё равно всегда существовал в пространстве, населённом иными силами, с которыми тем или иным образом мог состязаться; и человек здесь мог оказать своему божеству солидную помощь. Даже в зороастризме - монотеистической религии спасения в принципе-то - бог добра питался человеческими действиями, приобретая тем самым дополнительные возможности в борьбе с равносильным ему изначально богом зла. Что уж говорить о любых вариантах политеизма. Здесь "подкормить" своего бога совершенно определённо означало расширить его сферу влияния, дать ему дополнительные точки проявления, организовать тем самым себе самому его поддержку там, где раньше это было невозможно. Основав новую колонию, греки "приманивали" родного бога на запах жертвенного очага, создавали для него новый центр проявления - и утверждали тем самым над новой землёй свою власть.

И то, что бог принципиально крупнее и значимей, чем шаманский дух конкретного болота, качественно ситуации не меняло. Просто его теперь кормят больше людей; в сущности, это что-то типа самоподдерживающейся системы. Чем больше людей кормят потустороннее существо - тем оно сильнее; и вот оно начинает действовать через жрецов и организованный культ; и ещё больше людей начинают его кормить; и оно становится ещё сильнее... взболтать, повторить.

Но есть и второй аспект. На самом деле жертва - это ещё и важный способ подтвердить свою лояльность богу и свою эмоциональную связь с ним. Подарок богу, жест дружбы и почтения - или вассального повиновения, тут уж как у вас с ним сложилось. Есть масса примеров, где жертва просто доставляет богу удовольствие, радость - и тем самым жертвователь становится для него тоже в чём-то ценнее. В этом смысле понятие "жертва" может здорово расширяться. Жертвой может стать не просто какой-то сожжённый на алтаре предмет, а действие, поступок, работа - что угодно, что а) очевидно приятно божеству, б) ритуально посвящено тобою ему. В этом смысле какие-нибудь греческие врачи, бесплатно леча нищего, говорили "Жертвую этот труд Асклепию"; а жрицы Иштар жертвовали своей богине секс; а воины посвящали Аресу или Ирсиррам свои сражения и свою боевую ярость; etc etc etc.

Чем сильнее развивается культ, чем он становится сложнее - тем более второй тип жертвы вытесняет первый. Здесь можно видеть некоторую интеллектуализацию веры... а можно просто предположить, что как следует наеевшееся божество просто начинает нуждаться от своих верующих уже в более высоком уровне потребностей по Маслоу. "Пожалуй, я сыт; а теперь хочу полюбоваться танцами и поговорить о высоком!"

Что ещё важно понимать. Естественно, у практики жертвоприношения есть и аспект, обращённый не к божествам, а к людям. Жертва почти всегда окружена ритуалом. А ритуал объединяет, позволяет чувствовать причастность к большему и единство сообщества. Связанный с другими сожертвованием, ты уже принадлежишь неотъемлемо к некоторому обществу, которое совместно радует могущественного покровителя. Это отличный способ борьбы с тревожностью и чувством одиночества; даже будучи по какой-то причине вдали от дома, человек может принести жертву родному богу в урочный час, и тем самым ощутить незримую связь - бог вступит с тобой в контакт и передаст тебе привет от родных осин/олив/крокодилов. Совершая жертву самостоятельно, свидетельствуя чужую жертву или хотя бы просто зная, что где-то дымятся столетние алтари, человек осознаёт, что мир всё ещё связан договорами и заветами, и "всё служит Лучу". Именно поэтому лучший способ опрокинуть сложившуюся систему связей - это разрушить храмы и повергнуть жертвенники.

И вот здесь включается ещё одна, особая, роль жреца. Тот, кто часто пропускает бога сквозь себя - тот, естественно, лучше других знает его привычки и нужды, он как бы находится в постоянно возобновляющейся, хотя и перемежающейся повседневностью, эмпатической связи с божеством. Как следствие, именно он просто-напросто лучше всех знает, каковы именно потребности бога, какой именно жертвы он хочет, что ему нужно - пища, удовольствие или внимание, как лучше всего поступить, чтоб оказаться в созвучии с ним. В ритуале жрец выступает дирижёром, добиваясь того, чтоб ритуал стал наиболее гармоничен и целен, и жертва наиболее эффективно достигла своей цели, и ничего из потраченных сил и средств не пропало даром. Более того - с изобретением письменности и иных средств доставки информации жрец может буквально составить инструкцию, которая позволит правильно действовать даже тем, кто сам не слышит голоса божества.

И это - очень важная точка; здесь жречество вступает в некую новую и сложную фазу развития. Но об этом стоит поговорить отдельно.

Отсюда

Проблема определения понятия "жрец" на самом деле стояла и стоит перед религиоведением на всём протяжении его истории. Самое простое определение - "служитель культа" - на самом деле феноменально неточно. Служителей у любого культа масса, и далеко не все из них собственно священники. Кроме того, технически "служителем культа" является и архаичный шаман. Большевики вот шаманов и жрецов не различали во время оно. Но ведь нам - хотя бы и чисто интуитивно - очевидно, что разница на самом деле есть, и корякского чувака с бубном нам рядом с ксёндзом поставить трудно. В чём же эта разница и где переход?

Я бы, на самом деле, зашёл на тему жречества с двух разных сторон.

(Важное уточнение. Ниже я буду рассуждать, исходя как бы изнутри религиозно-мистической картины мира. Не надо тут со мной спорить, я понимаю недоказуемость и виртуальность этой картины; просто мне важно понять, как сам жрец смотрит на себя, а не как на него смотрит Ричард Докинз. Последнее и так очевидно)

С одного крыла, на самом раннем этапе развития жрец - это формализованный шаман. То есть: вот у нас есть человек, обладающий даром и желанием общаться с потусторонними силами того или иного пошиба. Он может практиковать в одиночестве, может учить ученика или группу таковых, и при этом всё ещё оставаться вне поля какой-либо организованной структуры. Но с усложнением цивилизации усложнялась и религия, и на какой-то момент люди в разных культурах независимо додумались до того, что мастаков по духовному делу стоит собрать вместе и организовать их в систему, которая собственно и становится культом. А там, где социальная система - там и наборы правил, канонов, писаных норм эт цетера. Хаотическая шаманская религия превращается в раннюю общину, которой нужны управляторы. Ими собственно и становятся наиболее харизматичные и системно мыслящие - те, кто и станет ранними жрецами. Так? Так, да не так. Такой подход к жречеству условно верен, но он отражает только социальное измерение, а к религии с чисто социальной оптикой подходить всё-таки нельзя, социальная структура - это только оболочка религии, её содержание лежит гораздо глубже.

Поэтому здесь я хочу посмотреть на проблему с другого крыла, и обозначить, что жрец - это шаман, специфическим образом вышедший за пределы шаманских возможностей.

Давайте вспомним одно из самых важных ограничений, которые практикующие шаманы ставят перед собой. Это ограничение почти универсально, оно независимо присутствует во всех развитых шаманских культурах. Современные бурят-монголы формулируют это ограничение словами "гол ууж чадахгүй" - "нельзя выпить реку". Это означает, что любой шаман осознаёт границы собственной "вместимости" в плане "духовной силы", и не вступает во взаимоотношения с чем-то с той стороны, что принципиально крупнее его самого. Духи, с которыми ты взаимодействуешь, должны быть соизмеримы тебе, ты должен мочь в случае чего впустить такого духа в себя, сохранив при этом свою собственную личность, а потом выгнать его обратно. Это означает, что существ уровня "бог" шаманы остороооожненько обходят, оказывая им по необходимости уважение, но не принимая их вовнутрь.

Логичное следствие из этого - возможности шаманов ограничены. Иногда - ограничены буквально периметром родного леса, потому что малые духи не способны действовать в чужих ойкуменах.

Изобретение жречества - это изобретение возможности отношений с богами. С существами громадной, местами мирозданческой силы. Но эти отношения строятся по принципиально иному сценарию.

Шаман либо использует собственную силу, то, чему он сам успел научиться на той стороне. Либо - принимает в себя союзного духа и даёт ему возможность действовать. Жрец не делает ни того, ни другого. Вместо этого он выступает своего рода "живым каналом", фокусом и маяком, привлекая внимание своего бога, обращаясь к нему с призывом - а потом пропуская его или её силу через себя. Он не пытается выпить реку - он роет канал и направляет воду. Жрец за исключением уникальных случаев при этом даже не становится сам носителем этой силы. Действует вообще технически не он, действует бог. Именно отсюда своеобразное смирение жрецов: "Не благодари меня, благодари Его". Таким образом, люди верят, что жрецы в сущности могут делать штуки, шаманам совершенно недоступные - например, воздвигать государства. Куда не ткни в древнюю историю, найдёшь какого-нибудь жреца-благословителя у истоков: даже Рим, по-хорошему-то говоря, основал не Ромул, а Нума Помпилий.

Проблема при этом в том, что жрец тем самым должен подчиняться гораздо более строгим критериям. Шаман договорился со своими духами лично или подчинил их себе силой; духи шамана завязаны тем самым на психопрофиль самого шамана, ему не надо становиться кем-то другим. В случае со жрецом мяч на стороне бога. Жрец должен всегда быть именно тем, чем его бог хочет его видеть - по крайней мере, всегда в тех случаях, когда жрецу нужна божественная сила. Он должен соответствовать внутренним требованиям своего бога, совпадать с ним по фазе эмоционально, идеологически и ментально.

Сила шамана называется "я хочу". Сила жреца называется "Он хочет". Логически выходит отсюда, что жрец даже не до конца волен в выборе места и времени применения силы. Платой за то, что бог снисходит сквозь него по его запросу, становится необходимость оказываться в тех местах и делать те дела, которые нужны богу. То есть на каждое "бог, благослови вот это и покарай вот то" следует "ОК, а теперь ты, жрец, иди вон туда и сделай вот такое".

Из всего этого следует ещё одно важное отличие - и огромный профессиональный риск. Шаман во всех ситуациях, всегда сохраняет собственную личность. Более того, его личность и есть его опора во всех приключениях души. Шаман использует сам себя как якорь и всегда сохраняет внутреннюю цельность, иначе он плохой и в перспективе безумный и мёртвый шаман. Жрец же... ну давайте так, не то чтоб кто-то требовал от жреца расстаться с собственной личностью. Бывают, конечно, ОЧЕНЬ специфические боги, но тут уж как повезёт - по умолчанию этого требования нет. Но. Практикующий жрец считает, что пропускает через себя чужую силу и чужую волю, раз за разом, акт за актом, и эта сила и воля принципиально, эссенциально больше и значительнее, чем человеческая. Он всё время смотрит на бога - и огромное божественное присутствие может стать опустошительным. В сравнении с богом человек проигрывает практически всегда. Очень легко увлечься, впасть в слепое обожание великой, объемлющей тебя Силы или в слепой страх перед ней - и начать воспринимать себя самого именно и только как сосуд и канал, отринуть собственную ценность, перестать вообще видеть себя и других людей вне общения с богом, подсесть на бога, как на наркотик - с соответствующим эффектом. Мне кажется, что корни пресловутого "религиозного фанатизма" как явления растут именно отсюда - и именно поэтому нам неизвестен феномен фанатизма до появления теистических религий.

Особо стоит поговорить о социальной функции жречества, но это, думаю, тема для отдельного текста.

Отсюда