Бумажный барельеф от Кельвина Николлса (Calvin Nicholls).

С помощью бумаги, скальпеля, инструментов для тиснения и клея художник из Канады вот уже более 40 лет создаёт свои оригинальные многослойные скульптуры, в основном изображающих птиц и животных.

Астрономы сообщили об обнаружении рекордно яркого быстрого радиовсплеска (FRB), получившего обозначение FRB 20250316A и неформальное имя RBFLOAT — «radio brightest flash of all time». Сигнал пришёл из спиральной галактики NGC 4141 в созвездии Большой Медведицы на расстоянии около 130 миллионов световых лет. Его удалось локализовать с беспрецедентной точностью благодаря усовершенствованной сети радиоинтерферометра CHIME.

RBFLOAT стал важной вехой не только из-за рекордной яркости, но и из-за относительной близости: большинство подобных событий фиксировались из гораздо более удалённых галактик. Учёные сумели определить область происхождения радиовсплеска с точностью до нескольких десятков миллидуговых секунд — это соответствует региону размером около 45 световых лет на периферии спирального рукава NGC 4141. Совпадение с инфракрасным источником, ранее замеченным телескопом James Webb, открывает новые возможности для исследований среды вокруг возможного источника.

Особое значение событию придаёт его «одноразовый» характер. Анализ архивных наблюдений за последние шесть лет не выявил повтора активности — это заставляет учёных рассматривать более «взрывные» сценарии происхождения, наряду с гипотезой о магнитарах. Экстремально высокая энергия RBFLOAT ставит под сомнение универсальность существующих моделей формирования FRB и подталкивает к пересмотру механизмов их генерации.

Астрономы называют RBFLOAT началом новой эры в изучении быстрых радиовсплесков: сочетание рекордной яркости, близости и точной локализации превращает его в уникальный «космический лабораторный стенд» для проверки всех теорий об их происхождении.

Задиристый чёртик он из литературной сказки или злокозненный бесёныш из считалочки — эти зачины меня не устраивали своим примитивом. Мой Шишел-Мышел прибыл в сером гладком кофре с иностранными наклейками. Вместе с болгарской роднёй, с которой мне нужно было уехать, чтобы учиться в университете в Софии. Там меня ждали на спецотделении высшей математики: я решил какое-то уравнение, попавшее в школьную задачку под тремя звёздочками. Клянусь, это вышло абсолютно по наитию, что-то будто щёлкнуло в голове — и я увидел, как переставить переменные, чтобы в результате вынести за скобки всё лишнее...

Поразив математичку до аплодисментов, я не сразу понял, что случилось. И почему теперь — на меня, середняка, не имеющего ни к чему ни склонностей, ни способностей, — на меня претендуют вузы со всего соцлагеря. Это вызывало страх и отторжение. Потому как больше университета я боялся лишь другого особого социума — армии.

Я был приёмным ребёнком, о чём знал, ничуть не томясь неизвестным прошлым. Я полюбил свою квартирку и своих людей, как подобранный щенок, выросший в верного сторожевого пёсика. Преданный я ценил то, чем обладал, не покидая дома надолго никогда в жизни. Не любил, даже подростком, вечеринок на стороне, компаний с чужих "квартирников". Был научен страхом. Однажды (лет в шесть или около того) меня оставили у близких родственников ночевать. Оказавшись один в чужой спальне (причём типовой, вылитой родительской), я ощутил такое липкое зло, сползающее ко мне со стен, идущее по полу, шуршащее на диване газетами, что впервые заставил вести меня домой. Ночью, пешком — но я был счастлив, в отличие от сонного дядьки. Который, правда, был слишком мил для этого мира. (А вот тётка, кобра, шипела, собирая меня в коридорчике: отребье приютское, кто ж тебя родил-то...)

Теперь же начиналась моя взрослая жизнь. Неумолимо сиротская и напоминающая интернат, который я не могу помнить! Меня забрали младенцем. Мама с папой оба плакали, но и гордились, что вырастили "феномена", которым я себя не чувствовал ни секунды... Причём я пробовал решать и другие экстраординарные примерчики: ничего похожего на то озарение не происходило. Может, от нервов, конечно.

И тут, в жарком аду предстоящего отъезда, из модного чемодана на мою руку вылез маленький мышонок. Самый обычный, серенькой мышкой сновавший где-то по багажным отделениям, а теперь бесстрашно и смышлёно смотрящий на меня.

— Шишел-Мышел, плакса вышел, я иду искать!

Мышонок проворно побежал к буфету из болгарской, кстати, мебельной стенки в зале. Уселся около нижнего ящика. Я его открыл и увидел свою "приютскую" папку с документами: мать (27 лет, воспитатель) упала в метро, я родился, но она не выжила. Отец — прочерк, дефис, тире. Ноль за скобками, нерешаемое уравнение.

— Шишел-Мышел, прятки брось, затаимся, пятки врозь?!

Но мышонок побежал дальше, к рассохшейся уже маминой шифонерьерке.. Я открыл ему скрипучую створку и полез за ним калачом, забыв, что мне не семь, а семнадцать. Полупустой шкаф с трещинами пропускал свет. Кроме того, у задней чёрной стены, похожей на старую грифельную доску, валялся фонарик. Который надо крутить вручную. Я накрутил, ослепив пискнувшего бархатистого мышонка и увидев, что стенка вся в меловых разводах. Мелки в коробке лежат здесь же, где я их бросил десять лет назад.

— Шишел-Мышел, всех нашли, или гости не пришли?

Нет, все пришли. На другой день, с милицией, куда обратились от испуга, что я сбежал из дома. Меня нашли в этом убежище крепко спящим. Разорванные в клочья моя папка с биографией и билеты до Софии (я их украл из кофра, когда встретил мышонка) рассеялись по низу.

А на чёрной стене, супротив створок, было выписано двойным мелком, с обводкой, историческое: Е=mc2. Родители в квадрате, мышонок и что-то вроде "моя судьба" в нескольких вариациях. В итоге я вывел: C=m (E - c). Одни родители, один мышонок-подсказчик, один я — без вариантов.. "Во гений, твою ж налево", — сказал сержант милиции, далёкий от теории точных наук, но меня таки обнаруживший.

— Шишел-Мышел, я-то вышел, а ты где торчишь да в стенку стучишь?..

Мышонок долго и тайно жил у меня, откликаясь на Шишела-Мышела, запах сыра и лёгкое скребыханье по стене. В прятки мы больше не играли, я всё нашёл. И не терял, отучился в Москве. В литинституте, но занялся оборудованием для полиграфии, первыми советскими копировальными аппаратами не хуже "ксероксов". От уравнений и формул улавливаю и сейчас попеременно: токи, нагрузку и просветление, как от транквилизаторов. Однако стремлений решать или доказывать их не имею.

— Шишел-Мышел вызнал дело, плюнул, вышел — надоело.

Имей смелость и живи уже как хочешь! Что ж, кажется, так я и прожил.