Армия США

Автор: Константин Гайдуков

Пока наша военная система, медицинско-организаторская ее часть, еще инертна и несколько оторвана от реалий войны

Продолжение. Начало в № 617

III

Выгрузившись из эшелона в зоне СВО, мы погрузились на армейские «Уралы» и КамАЗы, которые были в нашем полку (была только грузовая небронированная техника), и двинулись на позиции. Наш медпункт нужно было расположить в лесополосе вместе с комендантским батальоном. Пришлось в спешном порядке окопаться и оборудовать свои позиции, а у нас не было ничего, даже саперных лопаток — ВА МТО их выдала не всем. Что и говорить, форма даже у офицеров была поношенная и далеко не последней модели… Хорошо, что были каски, броня и оружие.

На тот момент у нас даже не было своей санитарной техники. Только спустя несколько месяцев, когда я немного освоился и уже наработал кое-какие связи с корпусом, медбатами и другими структурами армии, а также благодаря помощи подполковника медицинской службы Ш., нам удалось через «Суть времени» и моих друзей приобрести автомашину УАЗ «Буханка», специально переделанную под санитарный автомобиль.

Как я его завез на СВО — это целая история. Ведь мне, уже военному, пришлось перегнать гражданскую автомашину из России в зону СВО, тогда как с чей-то «умной» подачи существовал приказ, запрещающий ввозить гражданскую автотехнику «за ноль» (на СВО), а другой нам не дали. «Служите, братцы, как хотите». Хорошо, что я к тому времени имел связи в военной полиции, что находилась на границе и, наврав с три короба, засыпав постовых разными позывными высокопоставленных армейских лиц, рассказав, что служу в политотделе корпуса, наглым образом проехал, провезя даже целую коробку газет «Суть времени». Хорошо, что мои документы и удостоверение офицера проверяли разные военнослужащие, иначе я бы очень влип, но кто не рискует, тот…

Если не вдаваться в тяготы и лишения армейской службы, особенно пехоты, где лопата — самый верный друг солдата, то нам, как медицинской структуре, поначалу, да и потом, нужны были антибиотики, особенно пероральные формы, так как в полевых условиях с постоянной нехваткой воды другие формы вводить было неприемлемо. Антибиотики мы доставали по гуманитарной помощи из медбатов, к которым были прикреплены по путям эвакуации раненых. Вообще львиная доля лекарств была гуманитарной.

Вначале, пока мы не вели боевых действий (это где-то полгода), мы лечили в основном терапевтические заболевания: ОРВИ, бронхиты, легкие пневмонии, какие-то несущественные травмы, хотя с последними проще, так как с травмой бойца всегда можно пристроить в медбат, а там он в итоге попадет в Россию или обратно к нам, если она не тяжелая. Но с терапевтическим заболеванием медбат возьмет неохотно и тут нужна либо личная договоренность и знакомства с врачами и командиром медбата, или тяжесть заболевания.

Из уставного медицинского снабжения нужным оказалось не так много средств, одно из них АППИ — аптечка для оказания первой помощи (индивидуальная). АППИшки были новые и действительно необходимы в военных условиях. Там был пакет перевязочный — стерильный бинт в герметичной упаковке, упаковку можно тоже использовать, например, при ранениях груди, гемостоп — гемостатическое средство, которое можно укладывать в рану конечностей для остановки кровотечения, и современный жгут-турникет, а также маркер.

Отмечу, что такая плачевная ситуация со снабжением была только в первые месяцы, уже чуть более чем через полгода все стало налаживаться. В полку стала появляться техника, у нас появились уставные санитарные автомобили (тоже «Буханки», хотя были положены бронированные автомобили и специальные санитарные автомобили на базе КаМАЗа или «Урала», но…), мы наладили взаимодействие с ПОХ (подвижной отдел хранения), которые стали формировать в ВС — через него мы стали получать лекарства и имущество.

Нельзя сказать, что все было плохо в первые месяцы пребывания на СВО, нет, так сказать нельзя. Да, было много спешки и бардака, когда нас отправили на СВО, многое было не решено, и мы уехали «сырыми» и где-то неподготовленными. Но что-то решалось, и иногда решалось очень быстро — простым разговором с вышестоящим начальством (корпус/флот) без какой-либо уставщины и излишней бюрократии.

Здесь я должен сказать о людях из числа кадровых военных, которых я встретил на СВО, особенно из числа старших офицеров: командиры медбатов, начмеды и должностные лица 11-го АК, БФ и ЗВО, как и ЮВО. Все они всегда старались вникнуть в наши проблемы, старались помочь, чем могли, и были настоящими военными, какие только и должны быть в нашей армии.

Особенно я хочу отметить замечательное решение МО выслать в зону СВО в мотострелковые полки 11-го АК в качестве консультантов разных служб слушателей магистратуры высших военных заведений нашей страны. Так, к нам попали консультантами кадровые майоры и полковники, которые курировали нас первые полгода службы. Благодаря такому решению МО я смог познакомиться с отличным офицером, на тот момент майором медицинской службы, а теперь подполковником Ш., который приехал к нам в полк консультантом по медицинской службе и поселился не где-то в штабе полка, а с нами — в моем МПП.

С подполковником Ш. мы провели самые сложные для меня первые полгода буквально бок о бок в полях, в блиндажах, в подвалах, в частных домах. Он действительно многому нас научил, причем никогда сразу не давал готовых решений, а показывал путь, по которому можно пройти, чтобы приобрести знания, при этом отмечая, что командиры мы, а он лишь советник. Никогда он не нарушал этого правила. Он сумел нас подготовить, и когда настала действительная боевая работа, медицинская служба полка выдержала испытание и продолжает работу по настоящее время.

Экзамен как организатору медицины мне пришлось держать на Берховском водохранилище под Артёмовском (Бахмутом), когда я исполнял обязанности начмеда полка. Тогда наш полк, реорганизованный из сил территориальной обороны в мотострелковый полк, был передан в оперативное подчинение группировке «Бахмут» Южного военного округа, заходил на позиции на своей ЛБС. Тогда уроки подполковника Ш. мне очень пригодились. Сейчас подполковник медицинской службы Ш. доблестно служит Отечеству в зоне СВО в качестве командира одного из крупных медбатов.

Участвуя в СВО, я все же смог попасть в качестве врача-анестезиолога в разные медбаты, причем разных уровней, и поработать в них. Как я туда попал — это отдельная история, и о ней чуть позже.

IV

Когда я исполнял обязанности начальника медицинской службы полка, мы как раз перешли из сил территориальной обороны в обычный мотострелковый полк и были направлены на усиление Бахмутской группировки под оперативное подчинение 3 мотострелковой дивизии (мсд) Южного военного округа. Тогда я, в силу своей должности, познакомился с начмедом 3-й мсд капитаном медицинской службы Б., врачом-травматологом из Санкт-Петербурга, имевшим стойкое убеждение, что врачи-специалисты должны работать по своей основной специальности.

При завершении необходимых организационных дел по своей службе в моем полку и с разрешения моего командира части полковника С., не без участия капитана медслужбы Б., я был прикомандирован к 15-й омедб 3-й мсд в качестве врача анестезиолога-реаниматолога. В тот момент 15-й омедб усиливал состав 39-го Отдельного (аэромобильного) медицинского отряда ВДВ (омедо) и располагался в Луганске.

(Кратко объясню — оМедб, медбат — отдельный медицинский батальон — отдельная войсковая часть для оказания квалифицированной и специализированной (по некоторым нозологиям) медицинской помощи, включающей квалифицированную и иногда специализированную (при наличии специалистов) хирургическую помощь — как правило это хирургия конечностей и полостных торакальных и абдоминальных операций. По сути, оМедб — это военный госпиталь).

Так я попал в Луганск, в крупный медицинский госпиталь второго уровня, состоящий из нескольких военных образований с головным учреждением, где медицинским персоналом являлись военнослужащие 39-го омедо. К слову, 39-й омедо — это уникальный военный госпиталь, который может оказывать специализированную хирургическую помощь, а также имеет средства и силы для развертывания в военных условиях при десантировании с воздуха. Он считается лучшим из таких аэромобильных отрядов.

В целом работа в нем ничем не отличалась от моей работы на гражданке в части хирургической службы: дежурства по экстренной и неотложной помощи — в основном травматология (хирургия конечностей), плановая помощь — ранения живота. Причем в госпитале, так как он относился ко второму уровню, большая часть операций проходила в плановом режиме, как в обычной больнице: утренний обход отделения реанимации и интенсивной терапии, где лежат самые тяжелые хирургические больные, затем общая врачебная конференция с обсуждением плана предстоящих операций, работа в операционной. В отделении реанимации и интенсивной терапии я не работал, а работал только как анестезиолог.

В скором времени армейским руководством было принято решение создать из части 15-й омедб передовую медицинскую группу (ПМГ) № 1 и направить ее ближе к фронту с целью усиления медицинского обеспечения 3-й мсд, и формирования, таким образом, медицинского госпиталя первого уровня. Меня при этом назначили начальником отделения анестезиологии и реанимации данной ПМГ. В очередной раз я собрал свои нехитрые военные пожитки (пехота уже приучила меня к разным переходам) и выдвинулся разворачивать ПМГ с другими своими боевыми товарищами: врачами и медсестрами 15-й омедб.

Прежде, чем продолжить рассказ, я хочу поделиться некоторыми своими промежуточными выводами, опираясь на собственный военный опыт, и дать некоторые пояснения.

В целом, исходя из войн предыдущего периода и особенно Великой Отечественной войны, в нашей армии были определенные установки по организации медицинской помощи (медицинского обеспечения), где-то, на мой взгляд, устаревшие и требующие серьезного пересмотра. Подчеркну, что я, хотя и занимался на гражданке как наукой, так и преподавательской деятельностью, но все же это никак не было связано с организацией и администрированием медицины как структуры, как института. Я занимался прикладными вещами в медицине и в большей степени в области интенсивной терапии. Но опишу здесь свои размышления, так как все же имел возможность как возглавлять медицинскую службу мотострелкового полка, так и работать в госпиталях разного уровня в качестве врача и командира медицинского отделения госпиталя.

При нынешнем развитии медицины оказывать полноценное хирургическое вмешательство (здесь я говорю о полостных операциях — проникающие ранения груди, живота, таза) возможно только при наличии определенных условий. Первое условие — состав хирургической бригады из врачей и сестер: оперирующий хирург, его ассистент, тоже хирург, анестезиолог, сестра-анестезистка, операционная сестра, помощник сестры — вторая сестра или специально обученный санитар. Т. е. 3 врача, 2 сестры, 1 санитар, итого 6 человек. Второе условие — специальное медицинское оборудование: аппарат искусственной вентиляции легких (желательно специальный наркозный аппарат), следящий за состоянием больного монитор, шприцевые насосы, медицинские аспираторы. Третье — хирургические и другие инструменты (анестезиологические, например), расходные медицинские материалы. Четвертое условие — лекарственные средства (в том числе средства для наркоза). Про помещения, воду, электричество я даже не говорю. Причем вода нужна обязательно.

Тут надо обратить внимание, что 6 человек — это минимально допустимая численность медицинского персонала, и это только для выполнения операции. А мы ведь говорим про военное время, когда надо хотя бы еще себя элементарно охранять, т. е. 6 человек для отдельного хирургического образования явно недостаточно. Только в фильмах показывают, как раненый боец выпивает стакан водки и укладывается на операционный стол, после чего хирург в белом халате, подмигнув сестре, запускает руки в живот. Затем он подмигивает уже нам — зрителям и, voila… успешно заканчивает свое рукоделие. В жизни — все сложнее, и один хирург полостную операцию не проведет, да и никогда не проводил, всегда были помощники — это всегда была коллективная работа врачей.

Если говорить о вероятном противнике, то по нормам армии США необходимо только 6 специализированных медицинских «Хаммеров» (англ. HMMWV — высокоподвижное многоцелевое колесное транспортное средство), чтобы поместить минимально необходимое оборудование для развертывания автономной работы двух хирургических бригад в рамках FST (англ. Forward surgical team, FST — передовая хирургическая команда).

Итак, когда мы говорим о хирургической помощи, то мы сразу ведем разговор о полостных операциях и о больших операциях на конечностях, и подразумеваем квалифицированный вид ее оказания. Такую помощь можно оказывать только в условиях медицинского госпиталя (омедб, омедо, МОСН и пр. образования). В армии США такая помощь также оказывается в госпитале, но есть возможность выдвинуть две хирургические бригады (FST) максимально близко к линии боевого соприкосновения. В нашей армии такого прямого аналога нет.

Да, в условиях СВО Главное военно-медицинское управление Министерства обороны внесло изменения в структуру оказания медицинской помощи, в частности, создало передовые медицинские группы военных госпиталей (ПМГ), которые выдвигаются для оказания квалифицированной хирургической помощи на фронте. Но все же здесь стоит уточнить, что ПМГ — это крупное образование, которое состоит из десятков врачей, медицинских сестер и другого персонала, численностью доходящее до мотострелковой роты и даже более (около 100 военнослужащих). Целую ПМГ на ЛБС не развернуть.

Американская же FST является структурой усиления хирургической помощи непосредственно в воюющем батальоне. Наш ПМГ — это аналог американского госпиталя боевого обеспечения (англ. Combat Support Hospital, CSH). В целом сравнение организации сил, средств и структур медицинского снабжения у нас и в США — это большая тема, требующая отдельного разговора.

Как я уже отмечал, в нашей стране с началом СВО борются два подхода к медицинскому обеспечению Вооруженных сил: старый и новый. Начну со старого подхода, в рамках которого, если так можно выразиться, я служил большую часть времени, вернее, осуществлял его на практике, так как был должностным лицом: начальником медицинского пункта полка (МПП), командиром медицинской роты полка. Исходя из данного подхода, в МПП, как и в медроте, т. е. на уровне мотострелкового полка, оказывать квалифицированную хирургическую помощь нельзя. Там осуществляется только первая врачебная помощь и консервативное лечение терапевтических и хирургических больных (с возможностью незначительной инвазии) в лазарете МПП или медроты до двух недель. Таким образом, на полковом звене отсутствует юридическая возможность оказания квалифицированной помощи. Здесь необходимо подчеркнуть, что, конечно, есть исключения, но они особо оговариваются и все же действуют больше в рамках ПМГ, но оставим это за скобками.

Объясню юридическую сторону, ведь у меня в полку было так: я являлся начальником медицинского пункта, но был анестезиологом по профессии. Также у меня было два хирурга: челюстно-лицевой хирург и травматолог. Было и два медбрата, которые могли бы исполнять роли медсестры-анестезистки и операционной медсестры. Мы могли бы найти еще людей, т. е. создать хирургическую бригаду для выполнения несложных операций (не было общего хирурга), но у нас не было ни специального оборудования, ни инструментов, ни средств для наркоза, которые при желании тоже можно было бы достать. Но если бы что-то пошло не так, например, у бойца возникли гнойные осложнения (возможный вариант событий), и он подал бы жалобу в военную прокуратуру — наказание было бы неизбежно, т. к. МПП и даже медрота не допущены до оказания квалифицированной хирургической помощи даже при наличии врачей-специалистов в их составе. Парадокс: врачи-хирурги есть, но помощь они оказывать не могут. Возникает тогда вопрос: зачем они в данных полковых образованиях?

Вопрос справедлив. На самом деле, они там не нужны — это пережиток старины, когда полки стояли в окопах и вели сражения своими батальонами, а не малыми группами, как сейчас. Помните, одноименный фильм по повести Юрия Бондарева «Батальоны просят огня»? Теперь так не воюют — в таком количестве одновременно на ЛБС никто не находится. Если батальон и заходит, то малыми группами, а штурм ведется вообще группами по три человека. Даже такая единица, как отделение, должна быть пересмотрена в реалиях современной войны. Так вот, когда во времена Великой Отечественной войны на позициях разворачивали целые батальоны, наверное, медицинский пункт полка был оправдан с его лазаретом и хирургической бригадой.

Но со временем сами военные отменили юридическую возможность проводить в полках хирургические операции, при этом странным образом оставив там врачей хирургического профиля. Конечно, реорганизация идет, так, к концу моего первого года службы медицинский пункт полка был расформирован и переведен в медицинскую роту, но, по существу, ничего не поменялось — только название и число людей. С появлением медроты личный состав вырос в три раза, но вид помощи остался прежний — первая врачебная помощь. Зачем выполнять такие реорганизации, мне непонятно.

В итоге деятельность медрот в полках сведена к тому, что их личный состав занимается эвакуацией раненых с места, куда может подъехать санитарный транспорт, до ближайшего медбата — военного госпиталя. Причем в такой эвакуации врачебная помощь вообще не нужна. Она, во-первых, бесполезна, во-вторых, на нее нет времени. Да и она определена как первая врачебная помощь — контроль надлежащего положения повязок и жгутов (что глупость, т. к. существует золотое правило — «не течет кровь — не трогай»), устранение угрожающих жизни ситуаций, но каких? Тех, что описаны в учебниках и которые не встречаются в жизни, если человек может эвакуироваться санитарным транспортом до медбата. Как ни крути, врач в такой ситуации бесполезен. Может быть, именно поэтому данных образований с таким врачебным составом на уровне полка нет в армии США? В рамках данного (старого) подхода хирургическая помощь может оказываться только в военном госпитале — медбате (омедб и пр.).

Повторюсь, аналога американских FST для оказания действительной хирургической помощи, максимально приближенной к ЛБС, в нашей армии нет. Так, после полкового звена у нас сразу идет встреча с медбатом, вернее, с его передовой медицинской группой — это считается госпиталем первого уровня.

ПМГ выделяется из части медбата или составляется из частей разных военных госпиталей. Например, наша ПМГ № 1 15-й омедб большей частью состоял из военнослужащих медиков 15-й омедб, но также содержала в себе специалистов 36-го омедо и мотострелковых полков, входящих в группировку «Бахмут». ПМГ — это сборная солянка, формирующаяся под текущие нужды фронта. Да, ПМГ может быть сильно приближена к ЛБС, например, в Бахмуте (Артёмовск) во время боев за город уже функционировала своя ПМГ, но все же сравнить ПМГ с американской FST нельзя. ПМГ — это крупное образование, минимум с тремя, а, как правило, и более хирургическими столами (обычно 6 столов), с возможностью открыть палаты интенсивной терапии для лечения больных до 1-х суток. К примеру, наша ПМГ 1 имела 6 хирургических столов и полноценное отделение реанимации и интенсивной терапии на 6 коек, в лучшее время в штате моего отделения было до 5 врачей-анестезиологов. При желании мы могли принимать до 200 раненых в сутки и проводить до 30 операций в неделю, что сравнимо с госпиталем боевого обеспечения, развернутым США в Ираке во время вторжения в Ирак американцев в 2003 году.

Стоит отдельно подчеркнуть, что введение и затем развертывание ПМГ в зоне СВО — отличная идея Главного военно-медицинского управления компенсировать отсутствующее хирургическое звено между полковым уровнем и госпиталем. По сути, это новый подход, когда мы в старую советскую систему времен Великой Отечественной войны вкрапляем новый элемент: к ЛБС приближаем не весь огромный и заметный военный госпиталь, а только его хирургическую часть — небольшую, более-менее мобильную группу — ПМГ.

Думаю, стоит поговорить и о пресловутом «золотом часе», который мы стремимся соблюдать. Так сложилось, что эвакуация тяжелораненых, да и других бойцов с ЛБС, осуществляется, минуя медицинскую роту — вернее, ее лазарет (медицинский пункт роты), т. е. сразу до ближайшей ПМГ или госпиталя. Всем нужна квалифицированная хирургическая помощь и как можно скорее. Так делают все. И зачастую силы и средства медроты усиливают батальоны и участвуют в эвакуации раненых с передка либо вообще только они и участвуют в эвакуации, но только транспортной, а на линии боевого соприкосновения работают батальонные медики.

Причем складывается такая тенденция, когда в батальонных медицинских пунктах командирами стоят не врачи и вообще военнослужащие без медицинского образования — просто толковые парни, которые понимают, как можно быстро вытащить бойца с передка до точки эвакуации, куда доберется медротовская машина санитарного транспорта. Причем если в медицинском пункте батальона оказался врач, то его перетащат в медроту, чтобы хоть как-то ее обеспечить врачебным составом. Поскольку только в медроте есть лазарет, который долечивает легкораненых и оказывает первую врачебную помощь.

Получается, что вся система, которая была задумана с этими пресловутыми медицинскими пунктами батальонов, медицинскими ротами полков, лазаретами медицинских рот на бумаге, в жизни работает по-другому — без врачей в батальонах, но с врачами в медицинской роте, и так, что врач не может толком приложить свои знания и умения — у него подрезаны крылья.

Почему так?

Я думаю, это так, потому что пока наша военная система, медицинско-организаторская ее часть, еще инертна и несколько оторвана от реалий войны.

Давайте обратимся к одному из основных учебников по медицинскому обеспечению армии России — «Организация и тактика медицинской службы», автора называть не буду, скажу лишь, что учебник 2000-х годов. Что мы в нем прочтем? То самое, с чего я начал свой рассказ, с того, что мне выдали 30 штук флажков, наверное, для этого: «Медицинский пункт развертывается вблизи путей эвакуации и подвоза с соблюдением мер защиты, в стороне от объектов наиболее вероятного воздействия противника. Место развертывания медицинского пункта должно быть обозначено знаками Красного Креста, хорошо видимыми со всех сторон и с воздуха. На путях, ведущих к медицинскому пункту полка, устанавливаются заметные днем и ночью указатели (пикетаж)». Без комментариев.

Что же касается медицинской работы, то, когда врач работает по своей основной специальности, да и когда он по ней имеет действительный опыт: хирург служит хирургом, терапевт — терапевтом, анестезиолог — анестезиологом, организатор здравоохранения — командиром медицинского образования, работа спорится, а больные поправляются. Каждый хорош на своем месте. Много чего еще хочется сказать, но, пожалуй, это уже в другой раз.

А пока скажу следующее. За чуть менее, чем полтора года службы в армии в зоне проведения СВО я был и командиром, и организатором здравоохранения, и, конечно же, врачом, но более всего я был соратником отличных русских людей, которые, не жалея себя, в грязи чернозема, в траншеях, под минометным обстрелом на просторах Луганщины и Донбасса, в пыли городских подвалов многоэтажек, под тусклым светом импровизированной хирургической лампы выполняли нелегкий труд настоящего гражданина своей страны.

Взято отсюда

Вторая мировая война на Азиатском театре военных действий стала свидетельницей активного применения кавалерии. В первую очередь это относится к Японо-Китайской войне, в которой все противоборствовавшие силы - Национальная армия Гоминьдана и войска китайских коммунистов, Япония и Маньчжоу-Го, уйгурские повстанцы и т.д. задействовали солидные конные контингенты, как регулярные, так и иррегулярные. Кавалерийские атаки в ходе этой крайне кровопролитной, ожесточенной и порою совершенно хаотичной войны исчислялись сотнями, зачастую имели большой успех и были реальным средством командиров для достижения победы на поле боя.

При этом, в отличие от войны в Европе, где, помимо одного столкновения польских улан с немецкими кавалеристами в сентябре 1939 г., всадники не сходились лицом к лицу, в Китае не редкостью были яростные сшибки кавалерийских разъездов и отрядов. В отчаянной рубке помимо сабель общемирового образца нередко шло в ход и традиционное оружие - катана у японских офицеров и мечи-каньдао у китайских кавалеристов.

В борьбе за Тихоокеанские острова между Японской империей и США возможностей для применения конницы было значительно меньше, однако и там произошел очень показательный эпизод проявления кавалерийского духа и успешных действий в конном строю не только против пехоты, но и против бронетехники. В ходе захвата японским вооруженными силами Содружества Филиппин (имевшего статус автономии в рамках США) против японцев успешно сражался 26-й кавалерийский полк Филиппинских разведчиков (26th Cavalry Regiment (Philippine Scouts) Армии США, укомплектованный личным составом из местных жителей и американскими офицерами. Не будет преувеличением отнести к нему слова японского командующего на Филиппинах генерал-лейтенанта Хома Масахаро, обращенные, правда, к последним защитникам острова Лусон: "Если бы все (филиппинцы и американцы) сражались так, отступать с Филиппин пришлось бы мне (а не американскому командующему генералу Макартуру)".

В вооруженных силах США никогда не было специальных колониальных войск, однако по принципу комплектования Филиппинские разведчики представляли собою типичные колониальные части. Впервые они были сформированы во время Американо-Филиппинской войны 1899-1902 г., когда, подавляя национально-освободительное движение на недавно "отжатых" у Испании Филиппинах, американские командиры прибегли к созданию отрядов следопытов и проводников из местных коллаборационистов по образцу индейских разведчиков Армии США в Индейских войнах. Постепенно Филиппинские разведчики приобрели структуру классических армейских подразделений, начали пополняться посредством широкой вербовки добровольцев на островах и к 1920 г. были реорганизованы в 4 номерных пехотных полка, 2 полевых и 2 береговых артиллерийских полка, 1 кавалерийский полк, 1 инженерный полк, 1 квартирмейстерский полк и еще ряд частей и подразделений боевого обеспечения, получивших обязательную приставку к названию: (Philippine Scouts). Их численность составляла около 12 тыс. чел., однако офицеров-филиппинцев в Армии США было всего шестнадцать. Организационно Филиппинские разведчики были подчинены Филиппинскому департаменту Армии США и считались регулярными американскими войсками, в отличие от частей Филиппинской армии, которые стали формироваться после получения Содружеством Филиппины статуса автономии в США в 1935 г. У Филиппинских разведчиков имелась собственная эмблема - рогатая голова местного буйвола карабао и девиз: "Наша сила в верности" (Our strength is in loyalty). Как истинные колониальные солдаты de-facto, они сражались за США во время Филиппинской кампании 1941-42 гг. едва ли не упорнее, чем природные янки.
***
Американская кавалерия получила богатейший опыт действий в конном, в пешем строю и быстрого перехода из одного в другой и обратно во время Гражданской войны в США и Индейских войн на "Диком Западе". Пожалуй, во второй половине XIX в. нигде в мире не было столь постоянно воевавшей кавалерии. Правда, противник у нее был весьма специфический: в Гражданскую войну американская кавалерия по сути воевала сама с собой, а индейцы представляли собой отличных традиционных воинов, но на регулярного врага явно "не тянули". Тем не менее, все выводы в духе времени кавалерийские начальники "Североамериканских соединенных штатов" сделали верно: время сабли уходит, наступает время ездящей пехоты с желательным усилением огневыми средствами, но конь еще сгодится в качестве транспортного средства и - американская специфика - бруствера, когда всадник под обстрелом укрывается за его тушей. В Испано-Американскую войну 1898 г. "лихие наездники" Тедди Рузвельта (1st United States Volunteer Cavalry) уже активно применяли это концепцию.

В период между мировыми войнами кавалерия США разделяла общую тенденцию армии к кадрированию. Дивизии, существовавшие в основном на бумаге, меняли нумерацию и переформировывались, подготовка личного состава велась в основном в учебных центрах (фортах) и частях Национальной гвардии штатов. Тем не менее, американская военная мысль не стояла на месте и энергично искала решения об интегрировании кавалерийских частей в современную военную машину страны максимально задешево (фатальный недостаток финансирования был непроходящей бедой военных США). В соответствии с Законом о национальной обороне 1920 г, в Армии США была создана должность начальника кавалерии. И хотя занимал ее "бревет" (т.е. "временный") генерал-майор, эти "бреветы" подобрались довольно толковые и поработали по крайней мере над теорией.
Военная доктрина США, с которой страна вступила, вернее, "залетела" во Вторую мировую войну (до Пирл-Харбора и янки-обыватели, и политическая элита воевать были не особо настроены) гласила: "использование крупных кавалерийских подразделений, вероятно, устарело, но конные кавалерийские части уровня полка и ниже могут быть приданы пехотным и бронетанковым соединениям для разведки и тому подобных задач по мере необходимости" (Stubbs, Mary Lee; Connor, Stanley Russell. Army Lineage Series: Armor-Cavalry. Washington. 1969). Параллельно проводилась механизация и усиление легкой бронетехникой существующих кавалерийских частей, насколько хватало денег (не хватало).
Боевой устав Армии США предусматривал, что кавалеристы могут сражаться, спешиваясь и выделяя одного коновода на четырех лошадей ("квота", общая почти для всех кавалерий), или атаковать в конном строю. Последнее было явно данью ковбойским традициям "Дикого Запада": "Конные солдаты атакуют со своими пистолетами; по команде "в атаку" солдаты натягивают поводья, сильно наклоняются вперед и пускают коней самым скорым аллюром навстречу врагу. Каждый солдат выбирает жертву непосредственно перед собой и приближается к ней с пистолетом на вытянутой руке, открывая огонь на расстоянии 25 ярдов (примерно 23 м.)". Просто вестерн какой-то, может сказать читатель; но - удивительно - даже против злой самоотверженной японской пехоты на Тихоокеанском театре это работало! Специфика вооружения кавалерии США: помимо винтовки каждый американский солдат-кавалерист носил у бедра пистолет, знаменитый самозарядный Кольт М1911. А вот сабли были сданы на склады незадолго до Второй мировой войны; они остались только у офицеров, старших сержантов и ассистентов при эскадронных и ротных значках (на пиках). Штаты и вооружение подразделений американской кавалерии - ЗДЕСЬ.

Кавалерия США фактически модернизировалась параллельно с развертыванием для вступления в боевые действия Второй мировой. В ходе войны Армия США выставила 3 регулярных кавалерийских дивизии, 4 кавдивизии Национальной гвардии, 5 кавдивизий Организованного резерва и 1 отдельную кавбригаду. На фронте именовавшиеся кавалерийскими части действовали и как броне-механизированные, и как пехотные, и раздавались в качестве мобильных разведывательных подразделений другим общевойсковым соединениям. В тылу они выступали как учебные для подготовки рекрутов и резервистов разных очередей.
За исключением отдельных случаев укомплектования небольших команд местными лошадьми, единственной частью кавалерии США, дравшейся во Вторую мировую в конном строю, был 26-й кавалерийский полк (Филиппинские разведчики) в 1941-42 гг.

***
26-й кавполк был сформирован в 1922 г. в Форте Стотсенбург, главной американской военной дислокации на Филиппинах из кадров 25-го полевого артиллерийского полка и 43-го пех. полка Филиппинских разведчиков. Полк состоял из двух конных эскадронов, каждый по три роты (troops, традиционно нумеровались буквами алфавита), пулеметной роты, взвода разведывательных бронеавтомобилей (полдюжины легких открытых Indiana White M1), штаба и подразделений обеспечения. По состоянию на декабрь 1941 г. в нем насчитывалось 787 чел. личного состава (90% - филиппинцы и полукровки филиппино-американцы, остальные - проживавшие на Филиппинах американцы и европейцы), все кадровые военные, и 55 офицеров, все американцы. Командовал полком бревет (т.е. временный) полковник Клинтон Альберт Пирс, старательный офицер, выходец из нижних чинов, участник Первой мировой.

26-й кавалерийский полк Филиппинских разведчиков дислоцировался в Форте Стотсенбург за искл. роты F и бронеавтомобилей, охранявших аэродром Ничолс к северу от Манилы.
Во время краткого но триумфального наступления японских вооруженных сил на Тихом океане на Филиппины 10 декабря 1941 г. высадилась 129,5-тысячная группировка войск "империи Ямато" под командованием талантливого генерала Хома Масахару при поддержке Императорского флота и мощной авиагруппировки из 541 самолета. Для защиты Содружества Филиппин, имевших переходный статус автономии в рамках США, была собрана группировка из 22,5 тыс. американских военнослужащих (более половины - Филиппинские разведчики) и примерно 130 тыс. филиппинских войск, в основном мобилизованных резервистов. При незначительном численном превосходстве и большем количестве сухопутной техники защитники Филиппин почти вдвое уступали в авиации и, главное, были отрезаны от сообщения с США по морю. Американские "джи ай" были подготовлены неплохо, но менее боеспособны, чем охваченные воинственным имперским духом и вышколенные до автоматизма "воины Ямато". Настолько же уступал прогрессивному и способному на неординарные решения японскому генералу Хома американский генерал Дуглас Макартур, который, несмотря на мифологизацию его импозантной фигуры в американской истории, оценивался современниками как слабый командующий и самовлюбленный политикан. Наспех собранные части армии Содружества Филиппин инструкторы из Армии США явно недоучили, да и не имели на это времени.

К фото - Японский командующий генерал Хома Масахару во время боевых действий на Филиппинах. После войны генерал Хома был расстрелян за военные преступления своих войск. На суде он заявил, что не знал о них. Не исключено: Хома Масахару был из тех людей, которые живут не в реальном мире, а в том, которым им бы хотелось, чтобы он был.

Словом, защитники Филиппин были изначально в проигрышной позиции, и то, что они продержались до 8 мая 1942 г., а в ряде мест и намного дольше, свидетельствует в пользу их упорства в обороне. Это тот случай, когда американо-филиппинские войска капитулировали, действительно почти исчерпав свой потенциал к сопротивлению. Лучше всех среди них дрались Филиппинские разведчики, отчаяннее всего - 26-й кавалерийский полк.
С первых часов после высадки японских десантов 26-й кавалерийский (в американской военной терминологии принято опускать слово "полк") был в бою. Его задачей являлось прикрыть отступление американских и импровизированных филиппинских войск на полуостров Батаан на главном филиппинском острове Лусон и задержать продвижение японцев. Типичная боевая работа кавалерии.

Филиппины при обилии труднопроходимых участков располагали хорошо развитой сетью дорог, и боевые действия "вытягивались" вдоль путей сообщения. Обстановку осложняли многотысячные толпы охваченных паникой беженцев, стремившихся уйти подальше от японского вторжения и создававших со своими повозками и автомобилями картину торжествующего хаоса. Надо отдать должное японскому командующему: он строжайше приказал своим подчиненным относиться к жителям Филиппин гуманно, а к их имуществу с уважением. Однако для воспитанных на идеологии милитаризма и японского господства в Азии солдат и офицеров Императорской армии слова генерала Хома о человечности звучали не громче, чем писк хомяка. Больше по сердцу им был популярный в "империи Ямато" постулат о "тройном уничтожении врага": "Всех убить, все забрать, все разрушить". Оказывается, жесткая субординации в японских вооруженных силах действовала не всегда, а только там, где не вступала в противоречие с официальной пропагандой.
Прикрывая бегущее население и отступающие войска, Филиппинские разведчики из 26-го кавалерийского действовали в крайне энергичном стиле, сочетавшем гибкость и твердость, в зависимости от обстановки. Они то следили за авангардом неприятеля, раскинув сеть конных разъездов, минировали дороги, разрушали мосты и уходили из-под удара. То вдруг жестоко трепали оторвавшиеся передовые отряды японцев засадами и кавалерийскими наскоками, а, если потомки самураев рвались вперед слишком рьяно, сдерживали их упорной позиционной обороной. Например, 16 декабря 1941 г. на высотах близ Дамортиса Филиппинские конные разведчики (в пешем строю, из окопов) в течение шести часов отражали натиск 4 японских пехотных полков. Но, надо сказать, японцы существенно помогли оборонявшимся своей неразберихой: у них было неудовлетворительно налажено взаимодействие, артиллерия и авиация скорее мешали (почти половину потерь японцы понесли от их "дружественного огня"), а один из полков на протяжении всего боя вообще штурмовал пустой холм. Фатального раздолбайства хватало и в хваленой Императорской армии, особенно когда ей противостоял смелый и умелый противник типа американо-филиппинских кавалеристов.
Случались у Филиппинских конных разведчиков и поражения. При отступлении в направлении Росарио они натолкнулись у моста через р. Буед на хвост задержавшейся с переправой колонны американского 192-го танкового батальона и внезапно попали под авиаудар, а потом были атакованы вырвавшимися вперед подразделениями японского 4-го бронетанкового полка, считавшегося одним из лучших в Императорской армии - легкими танками Тип 95 и стрелками-мотоциклистами. В хаосе развернувшегося танкового боя (победа осталась за японскими танкистами, 4 уцелевших американских танка M3 Stuart отступили), горящих машин, мечущихся лошадей без всадников и стонов раненых 26-й кавполк совершенно смешался, тем более что командир полка полковник Пирс оказался временно отрезан от своих людей. Кавалеристы начали в беспорядке переходить реку вброд, но тут их ждал второй неприятный сюрприз: населенный пункт Росарио был захвачен выброшенным японцами десантом. Положение спасли рота F с несколькими полковыми броневиками, подошедшие на соединение с полком (аэродром, который охраняли эти подразделения, был эвакуирован). Они заняли оборону и задержали противника, пока главные силы сумели отступить. Этот несчастный день стоил Филиппинским конным разведчикам 150 убитых и раненых, еще больше потерянных лошадей и всех боевых машин, которые пришлось бросить.

У мирных жителей Филиппин отступление конных разведчиков оставило неоднозначны воспоминания. Когда подошли к концу рационы питания (снабжение американо-филиппинских войск во время кампании было налажено отвратительно), кавалеристы забирали продовольствие и фураж у местного населения и беженцев, попросту - мародерствовали. Эти наемные колониальные солдаты чувствовали себя "туземцами первого сорта", а своих соотечественников, соответственно - второго.
Свой самый удачный бой Филиппинские разведчики 26-го кавалерийского дали 24 декабря 1941 г. на подступах к районному центру Биналонан (о. Лусон). Это была одна из немногих кавалерийских атак в истории Второй мировой, когда подразделения в конном строю целенаправленно атаковали бронетехнику и при этом добились успеха.

В ночь на 24 декабря из-за непонимания и отсутствия связи между американским командующим Макартуром и возглавлявшим оборону на севере о.Лусон бригадным генералом Дж. Уэйнрайтом 26-й кавалерийский оторвался от получивших приказ к отступлению на Батаан американо-филиппинских войск. Измученные длительными маршами и боями кавалеристы отдыхали, когда на них в предрассветный час вышли ударные силы японской группировки: 48-я пех. дивизия и 2-й полк Наземных сил флота (морской пехоты), усиленные танками 4-го и 7-го полков.
В темноте обе стороны не имели представления о силах друг друга, иначе Филиппинские конные разведчики предпочли бы отступить перед такой армадой, а японцы атаковали бы настойчивее. Однако полковник Пирс полагал, что имеет дело с передовым отрядом, а японцы - что янки наконец остановились и дают бой.
Сражение началось с рискованной кавалерийской атаки в темноте, в которую пошли всадники элитной роты А под командой командира 2-го эскадрона майора Томаса Трапнелла. Вооруженные пехотными гранатами и бутылками с бензином, которые использовались вместо "коктейлей Молотова", они галопом прорвались к передовым боевым машинам японцев и сумели поджечь несколько танков. Японские танкисты, ведя беспорядочный пулеметный огонь по мечущимся в отблесках огня теням всадников, дали задний ход. Им удалось спасти все машины, но факт остается фактом: танки отступили перед кавалерией.

С рассветом бой разгорелся с новой силой, но кавалеристы успели оборудовать оборонительные позиции и удачно отражали все атаки японцев; танки больше не совались и вели огонь с безопасной дистанции. Затем на позиции 26-го кавполка прорвался конвой генерала Уэнрайта, который оказался так же захвачен врасплох отходом американских войск по приказу Макартура. Его эскорт, включая легкий танк Combat Car М1, и офицеры штаба приняли участие в бою в качестве мотопехоты. Получив подкрепление, Филиппинские конные разведчики снова сели в седла, атаковали конными боевыми группами обоих эскадронов с флангов, охватили населенный пункт Биналон и вынудили отойти оттуда японских морских пехотинцев. Нужно похвалить командный стиль полковника Пирса: он всегда предоставлял максимум свободы действия своим офицерам "на поле", и это приносило плоды побед.
Бой закончился после полудня. По приказу генерала Уэйнрайта кавалеристы отступили в полном порядке, раненых вывезли на автомобилях генеральского кортежа. Японцы не преследовали. Командир 48-й дивизии генерал Цутибаси Тадамити распорядился из уважения дать храбрецам-разведчикам "золотой мост". Японские офицеры любили такие театральные жесты в духе кодекса "Бушидо"; иначе их бы только ненавидели за кровавые военные преступления. Потери 26-го кавалерийского полка Филиппинских разведчиков были велики. К вечеру 24 декабря 1941 г. в строю оставалось менее 450 чел.
***
После кровавого боя за Биналон, несмотря на катастрофически ухудшающееся положение американо-филиппинских войск, командование нашло возможность вывести 26-й кавалерийский полк Филиппинских разведчиков для пополнения. Рождество 1941 г. поредевшие разведчики отмечали в относительной безопасности ближнего тыла. "Каждому тогда, наверное, подумалось: не последнее ли это мое Рождество", - записал впоследствии исполнявший обязанности командира роты G (после ранения капитана) 1-й лейтенант Эдвин Прайс Рамси (Edwin P. Ramsey. Military Times).
26-й кавалерийский полк был пополнен за счет солдат, переведенных из других частей Филиппинских разведчиков до 657 человек, но убыль в конском составе восполнена не была. Теперь в эскадронах наблюдалась "чересполосица" - часть солдат конная, другая - пешком и на реквизированных гражданских автомобилях. Бронеавтомобилей больше не оставалось.

В таком состоянии полк был выдан на линию фронта в начале января 1942 г.
При выдвижении на запад п-ва Батаан, где полку был отведен сектор обороны, произошла вторая кавалерийская атака, которая, несмотря на меньшие масштабы, получила более широкую известность, чем бросок верхом на танки при Биналоне. Рота G под командой уже упоминавшегося лейтенанта Эдвина Рамси 16 января 1942 г. двигалась в конном строю в прибрежной полосе, когда у деревни Моронг была замечена шедшая в походном порядке рота японских пехотинцев. "Кто-то явно заблудился, то ли мы, то ли они, то ли все вместе", - вспоминал лейтенант Рамси. Времени на раздумья не было, и лейтенант использовал фактор внезапности: отправив часть людей занять деревню, он повел 27 всадников в атаку согласно уставу - с пистолетами в руках; сам Рамси применил с седла пистолет-пулемет Томпсона, легендарный "Томми-ган". Японцы, по-видимому, приняли Филиппинских разведчиков за свою кавалерию (у японских войск на Филиппинах были конные подразделения) и "вместо того, чтобы стрелять, поначалу отчаянно жестикулировали, словно предупреждая: мы свои!". Когда их ошибка разъяснилась, было уже поздно: палящие во все стороны из "кольтов" Филиппинские конные разведчики буквально разметали незадачливых "воинов Ямато" и прорвались в деревню. Там лейтенант Рамси спешил своих людей и занял оборону.
Впрочем, серьезных потерь от кавалерийского наскока японцы не понесли. Они быстро перегруппировались, развернули пулеметы и в свою очередь пошли на штурм деревни. Военное счастье уже поворачивалось в их сторону, когда к Моронгу вышли, привлеченные интенсивной стрельбой, роты Е и F 26-го кавполка Филиппинских разведчиков в конном строю. Командовавший ими капитан Джон Уиллер сориентировался в обстановке так же, как и лейтенант Рамси: сразу же бросил кавалеристов вперед, напав на противника с фланга и тыла врасплох. Среди галопирующих всадников с "кольтами" мчалась верхом молодая женщина с одним лишь стеком в руках: супруга капитана Хортенс Дю Морран-Уиллер, провожавшая мужа на фронт, была захвачена вихрем атаки. Этот эпизод обыгран в американском худ. фильме "Однажды, прежде чем я умру" (Once Before I Die, 1966).

Рискованный расчет капитана Уиллера полностью оправдался: японские пулеметчики не успели сориентироваться, пехота поспешно рассеялась и отступила в заросли. Бой окончился полной победой кавалеристов, потерявших двоих убитыми и девятерых ранеными. "К нашему разочарованию, на месте осталась только пара мертвых "джапов" и один тяжелораненый, который, несмотря на благородную попытку миссис Уиллер оказать ему помощь, скоро покончил со страданиями", - так оценил потери неприятеля лейтенант Рамси.
За кавалерийскую атаку при Моронге капитан Уиллер и лейтенант Рамси еще до падения Филиппин были награждены Серебряными звездами (Silver star). За бой против танков в конном строю при Биналоне, к слову, наград не получил никто.
***
Вскоре после отважного кавалерийского бенефиса 26-го кавполка Филиппинских конных разведчиков им пришлось расстаться со своими боевыми конями при драматических обстоятельствах. Американо-филиппинские войска, окруженные на полуострове Батаан, голодали, и командование приняло решение пустить всех лошадей и мулов на мясо. Скакунов, переживших бой с японскими танками и пулеметный огонь, забили, разделали и съели, словно мясной скот...
1-й эскадрон полка после этого был переформирован в мотострелковый, 2-ой - в механизированный. В качестве бронетехники полк получил некоторое количество универсальных тягачей Bren, но основным транспортом были гражданские автомобили, неряшливо перекрашенные в "хаки".
В новом качестве Филиппинские уже не конные разведчики приняли участие в оборонительных боях на Батаане и успели заслужить новую славу - упорно цепляющейся за позиции пехоты. 9 апреля 1942 г., когда большая часть защитников Батаана капитулировала, в японский плен отправилось 28 офицеров и около 500 солдат 26-го кавполка Филиппинских разведчиков. Среди сдавшихся оказался и командир полка полковник Пирс; исполняя приказ командования о капитуляции, старый вояка не стал обращаться с речью к своим солдатам: "Я знаю слова перед боем, слов для сдачи я не знаю".

Часть бойцов полка, среди них отважный лейтенант Эдвин Прайс Рамси, отказались сдаться и ушли в партизаны, благо реликтовых лесов вокруг хватало.
Сражаться продолжала и рота С, отрезанная от своих на севере о.Лусон. Рота приняла участие в дерзком рейде на захваченный японцами аэродром Тугегарао, где были сожжены оставленные самолеты морской авиации США, чтоб не доставались врагу.
Американский командующий Макартур бежал с Филиппин, бросив свои войска. Сменивший его генерал Уэйнрайт с примерно 100 тысячами истощенных и утративших надежду солдат и офицеров 8 мая 1942 г. капитулировал перед победоносными японцами.
Для Филиппинских конных разведчиков потянулись мучительные годы плена или исполненные лишений годы партизанской борьбы.
Бесчеловечное обращение японцев с военнопленными вошло в историю Второй мировой в одном ряду со зверствами нацистов. Сдавшийся в плен солдат представлялся воспитанным на воинском кодексе "Бушидо" потомкам самураев трусом, "потерявшим лицо", и не мог рассчитывать на снисхождение. Пленные погибали десятками тысяч во время "маршей смерти", на непосильных работах в тяжелом климате Тихоокеанского региона, от местных болезней, от пули и штыка надсмотрщика, нередко - на потопленных по ошибке Союзниками тюремных кораблях и под бомбами своих. Из 28 пленных офицеров 26-го кавалерийского полка Филиппинских скаутов до освобождения в 1945 г. дожили 8 человек, включая полковника Пирса, который потом продолжил службу в Армии США и достиг генеральских чинов. Среди погибших, к сожалению, оказалась участница кавалерийской атаки при Моронге Хортенс Дю Морран-Уиллер, она скончалась от малярии в японском лагере для интернированных в 1943 г. Среди солдат и сержантов из плена были освобождены немногим более 100 чел., однако пропорция между живыми и мертвыми здесь сложнее. Не выдержав испытания тоской, голодом и унижениями, некоторые из Филиппинских разведчиков перешли на службу к японцам, другие были освобождены при попытках заигрывания японской оккупационной администрации с местным населением. После освобождения Филиппин кое-кого из бывших конных разведчиков 26-го кавалерийского ждали не медали, а трибунал и военная тюрьма за измену.
Боевая традиция полка, тем не менее, не прерывалась в годы оккупации. Движение Сопротивления на Филиппинах, большую роль в котором играли отказавшиеся сдаться американские и местные военнослужащие, было массовым и ожесточенным. Сражавшиеся в партизанах бойцы роты С продолжали именовать свой отряд 26-м кавалерийским полком и сохранили в качестве боевого знамени ротный значок. На смену погибшим и схваченным оккупантами приходили добровольцы из местных жителей и принимали на себя гордое название Филиппинских конных разведчиков.

Лейтенант Эдвин Прайс Рамси, главный герой кавалерийской атаки при Моронге, в Сопротивлении достиг положения одного из старших командиров. Человек авантюрного склада, сочетавший подготовку кадрового офицера с университетским образованием, отличный спортсмен, "враг рутины и скуки" по собственным словам, он представлял собою прекрасный кадр для партизанского движения. К концу войны самопровозглашенный майор Рамси руководил Восточно-Центральным партизанским районом Лусона (East Central Luzon Guerrilla Area), силы которого исчислялись в 40 тыс. партизан и подпольщиков. Ценой такого командного роста были два тяжелых ранения, целый букет тропических заболеваний и симпатии к местным коммунистам, одной из движущих сил Сопротивления. После освобождения Филиппин Армия США постаралась поскорее избавиться от такого "неуправляемого и опасного человека". Получив в утешение звание подполковника, Эдвин Рамси в 1946 г. был уволен со службы с формулировкой: "плохое состояние здоровья" (poor health). Даже врать почти не пришлось.

26-й кавалерийский полк Филиппинских разведчиков был расформирован в 1946 г. и выведен из списков Армии США в 1951 г.
На мемориальном кладбище в Маниле в настоящее время покоятся останки 301 бойца полка Филиппинских конных разведчиков, погибшего во Второй мировой войне.
_________________________________________________Михаил Кожемякин.

Диагнозов психических расстройств среди военнослужащих на действительной службе, увеличилось за последние пять лет почти на 40%, по в новом докладе Агентства оборонных здоровья.

В отчете, который был опубликован как часть декабрьского ежемесячного отчета Отдела медицинского надзора Вооруженных сил агентства по надзору за состоянием здоровья, изучались диагнозы психического здоровья среди военнослужащих, проходящих действительную службу, в период с 2019 по 2023 год, и было установлено, что наибольшее увеличение числа диагнозов приходится на тревожные расстройства и посттравматическое стрессовое расстройство, или ПТСР.

В частности, согласно отчёту, за пятилетний период количество диагнозов этих расстройств увеличилось почти в два раза. В отчёте не указана конкретная причина роста, но в качестве потенциального фактора, повлиявшего на ситуацию, упоминается пандемия COVID-19, которая совпала с этим пятилетним периодом.

В 2023 году военнослужащие, проходящие действительную военную службу и страдающие психическими расстройствами, занимали больше больничных коек, чем люди с любым другим заболеванием, — 54,8% от общего числа койко-дней в больницах.

Медицинские данные были получены из медицинских карт, к которым был получен доступ через Систему медицинского наблюдения Министерства обороны и хранилище медицинских данных.

Согласно отчёту, с 2019 по 2023 год у 541 672 действующих военнослужащих — из армии, флота, военно-воздушных сил, морской пехоты, береговой охраны и космических войск — было диагностировано по крайней мере одно психическое расстройство. Примерно у 47% этих людей — около 255 000 — было диагностировано более одного психического расстройства.

В общей сложности было поставлено 966 227 индивидуальных диагнозов.

Психические расстройства чаще всего диагностировались у женщин-военнослужащих, людей более молодого возраста и в армии.

Однако военно-морской флот лидировал по количеству диагнозов депрессивных расстройств, биполярных расстройств и расстройств личности.

У женщин-военнослужащих, находящихся на действительной службе, ПТСР диагностировали в два раза чаще, чем у мужчин-военнослужащих, и количество диагнозов увеличивалось с возрастом. В отчёте отмечается, что эти результаты, вероятно, отражают изменение демографической ситуации в армии, поскольку в ней служит всё больше женщин, и могут быть связаны с «половыми различиями» в факторах, влияющих на психическое здоровье, которые могут предрасполагать военнослужащих к более высокому уровню ПТСР.

«Необходимо продолжать оказывать помощь военнослужащим и лечить их, чтобы они обращались за помощью, которая улучшит их психологическое и эмоциональное состояние и снизит уровень психических расстройств, особенно с учётом того, что после пандемии COVID-19 их количество увеличилось», — говорится в отчёте.

В отчёте для определения диагноза, связанного с психическим здоровьем, использовались, помимо прочих факторов, вызовы скорой помощи, госпитализации или амбулаторные посещения психиатрических учреждений.

Психические расстройства, определяемые Министерством обороны, включают, в частности, острые стрессовые расстройства, биполярные расстройства, депрессивные расстройства, тревожные расстройства, посттравматическое стрессовое расстройство и шизофрению.

Министерство обороны пыталось решить проблему психического здоровья военнослужащих, в том числе ветеранов, уровень самоубийств среди которых с 2021 по 2022 год оставался на уровне 17,6%, согласно данным федеральной переписи населения.

Вероятность самоубийства ветеранов почти в два раза выше, чем у гражданских лиц, сообщала ранее Military Times. В 2023 году уровень самоубийств среди военнослужащих вырос на 6%.

пруф тут 👉 https://www.militarytimes.com/news/2025/01/03/40-rise-in-men...

пруф тут (надо впн в сша) 👉 https://www.health.mil/Reference-Center/Reports/2024/12/01/M...

ps

откуда у них так повально ПТСР? они же не воют!