— Никакой! Души! Нет! — пытался я перекричать шум в этом баре.
Публика вокруг разразилась аплодисментами. Люди повскакивали со своих мест и закричали во всё горло. Кто-то праздновал здесь день рождения.
— Разве мы это не выяснили два года назад? — спросила меня девушка напротив.
— Мы?! Никаких «мы» нет! — выкрикнул я и осушил очередной стакан. — И если ты про ту книжку, то это детский сад.
Девушка рассмеялась. Она откинулась на спинку стула, поправила большие очки, болтающиеся на носу и сложила руки на груди.
— Мне вот не было смешно.
Она посмотрела мне в глаза.
— Я просто удивляюсь тому, что всё началось сначала. Так долго выкарабкиваться из этой бездны, чтобы снова спиваться в барах и…
— Потому что у меня было две причины не слететь с катушек, — перебил её я, облокотившись на стол, — творчество и… — я проглотил ком в горле, — …и ты.
Она промолчала, желая выслушать мою исповедь до конца.
— Сначала из моей жизни пропало творчество. Я думал, что был счастлив. Думал, больше никогда не буду писать, чтобы не сойти с ума. Но потом…
Я стукнул кулаком по столу, но никто здесь не обратил на это ни малейшего внимания. Даже если бы я сейчас схватил свою собеседницу за волосы и впечатал её головой в стол несколько раз — никто бы не повёл и глазом.
— …потом пропала и ты. И да, — я развёл руками, — я снова на дне. Что мне ещё прикажешь делать?! Опять бегать как сайгак за душой?
В голове яркими вспышками всплыли воспоминания. Ян, алкоголь, творчество, психолог. Все они мертвы. Кто-то физически, кто-то метафорически. Яна я, например, убил собственными руками. Теперь этот персонаж не доставлял мне проблем. Даже сейчас, когда я снова на дне, его нет. А ведь он обещал вернуться. Грёбаный Карлсон.
— Так что я повторюсь, — я откинулся на спинку дивана и ухмыльнулся, комкая салфетку, — никакой души нет. Как нет и тебя, — я кинулся в неё бумажкой. — Мразь.
Мятая салфетка рассекла воздух и упала на пол.
Я встал из-за стола и, расталкивая толпу у барной стойки, направился к выходу.
Обе причины, держащие меня как каменные гиганты на своих плечах, ушли, уронив меня с небес на землю. Я не писал ничего больше года. Я был счастлив с Лизой, но теперь у меня нет ни того ни другого. Мои отношения рухнули, Лиза нашла себе более адекватного парня. А творчество… творчество — путь в никуда. Это я понял ещё тогда. Внутри меня снова образовался вакуум, который нужно было чем-то наполнить. Но наполнять его было нечем. Все поставщики пропали. Иногда я думал, что надо что-то написать, возродить Яна, который снова заставлял меня параноить. Я видел знаки повсюду, слышал его голос в моей голове. Он не умер, персонажи не могут умереть просто так.
«Как только тебе станет плохо, ты опять позовёшь меня!» — были его последние слова.
Этот сукин сын оказался прав. Грёбаный Тайлер Дёрден, которому теперь ни челюсть не вышибить, ни с крыши не скинуть. Последней каплей стала цитата, которую мне скинула знакомая: «Марионеток повесить проще всего. Верёвки уже есть». Рычажок в моей голове сдвинулся. Все убитые мной марионетки всплыли перед моими глазами. Ян всё громче долбил по стенкам моей души, желая выбраться наружу. Но нет. Этому не бывать. Однажды это уже почти привело к трагедии.
Дорогу перед домом освещали фонари. Стояла мёртвая тишина, нарушаемая лишь шумом редко проезжающих медленных машин. Моросил мелкий противный дождик. В тусклом свете фонаря я увидел девушку. Не задерживая на ней взгляд, я поспешил домой. Мне хотелось лечь в кровать и больше никогда не выходить на улицу. Чтобы не спиться, не встретиться случайно с Лизой и не нажить новых проблем. Но громкий охрипший голос окрикнул меня.
— Да, чувак?!
Я повернулся к девушке. На ней было чёрное пальто и тёмные джинсы, она еле перебирала ноги на своих туфлях. Подмышкой у неё была зажата полупустая бутылка. Я был уже достаточно пьян, чтобы проигнорировать её и молча пойти дальше.
— Да, — я тяжело вздохнул.
— Вот в том-то и дело, — заплетающимся языком сказала она, подойдя ближе.
Очередная городская пьяница.
— Сигаретки не будет?
— Будет, — ответил я и полез в карман за пачкой.
Девушка подошла почти вплотную. Настолько, что мне стало некомфортно. Изо рта у неё воняло алкоголем. Она сверлила меня взглядом и даже не думала улыбнуться из вежливости. Чёрные длинные кудри падали ей на плечи.
— Если дашь две, молодец, — сказала она, уставившись на пачку.
— Хочешь, три дам? Мне похуй, я всё равно бросаю.
— Давай, — ответила девушка. — Бог любит троицу.
Два пьяных одиночества встретились на продрогшей улице. Лучшего исхода этого дня и придумать было нельзя. Я протянул ей сигареты, она взяла и положила их в карман. Никто из нас и не собирался прощаться.
— Вот у меня… — начала она изливать мне душу, так и норовя засунуть своё лицо в мою зону комфорта, — чувака посадили на одиннадцать лет. Я шестой день подряд пью, — она показала на бутылку подмышкой.
А вот я — как динамит, фитиль от которого уже зажёгся. Но я молчал.
— Ну, согласись. Либо я подсаживаюсь на антидепрессанты, либо на алкоголь. Либо печени будет пиздец, либо голове. Согласись, лучше печени? — спросила девушка.
Согласись лучше жить нормальной жизнью. Согласись.
— Согласен, да, — подытожил я.
К тому же я сделал свой выбор уже давно. В моём случае пиздец – голове.
— Вот то-то и оно, — она отступила на шаг назад, удовлетворившись ответом, — а ты куда идёшь?
Нахуй.
— Домой.
— В ту сторону? — она махнула вправо и, потеряв равновесие, чуть не упала на землю.
— Да, — сказал я, двинувшись в сторону подъезда, — только лужу обойду под окнами.
— А ты умен, да? — крикнула она, пойдя по дороге, на которой была огромная лужа. — Умеешь думать, когда хочешь.
— Только когда захочу, — сказал я больше сам себе, нежели ей.
— А я вот по луже пойду, — девушка зацокала каблуками и, шатаясь, пошла по луже.
— Аккуратней только.
— Да мне похуй. Я уже промокла, — услышал я в ответ.
Через несколько долгих секунд послышался душераздирающий крик. Такой крик издают от отчаяния. Таким криком хочется достучаться до кого-то, кого нет рядом. Такой крик идёт из глубины души. Будь я ещё чуточку пьянее, закричал бы вместе с ней. Но не сегодня. Нет. Сегодня я слишком устал. Как только я решил, что избавился от неё, как только до дома оставалось несколько метров, она крикнула мне вслед:
— Как зовут-то тебя хоть?
Настоящее имя мне называть не хотелось. Тем более, кричать его через улицу. Я решил, что хватит с нас и, проигнорировав её, поспешил к подъезду.
— Алло, парень?! — не унималась девушка. — Крикни имя!
Я повернулся к ней. Нас разделял проулок, в котором даже фонари перестали гореть. Дождь начинал лить всё сильнее. А этой пьяной девушке так хотелось узнать моё имя.
— Я… — споткнувшись на полуслове, я вовремя заткнулся.
Нет. Нет. Нельзя называть это имя. Назвать его — значит выпустить своего внутреннего демона. Назвать его — дать карт-бланш на саморазрушение. Ещё секунда и он выскочит из глубин моей души и начнёт творить безумства.
Я развернулся и уже был на крыльце, но девушка догнала меня.
Ощущение, что весь мир сговорился и хотел, чтобы он вернулся. Но я не хотел этого допускать.
— Я вот могла бы помочь тебе по жизни, если ты этого хочешь, — сказала она, когда я уже открыл дверь, — но ты этого не хочешь!
Тяжелая домофонная дверь захлопнулась.
Я так и остался стоять в подъезде переводя дыхание. Это плохая идея. Но что если… если это мой шанс заполнить пустоту внутри? Что если это единственный выход, кроме того, чтобы спиться или спрыгнуть с крыши? Это очень плохая идея. Но я себя уже не контролировал.
Он уже был на полпути к свободе.
Я открыл дверь и окрикнул её.
— Девушка! А если я хочу, чтобы ты мне помогла?!
Она сделала глоток из бутылки, повернулась ко мне и вальяжной походкой, не сказав ни слова, зашла в подъезд. Назад пути уже нет.
***
Я показал рукой на вешалку и моя гостья, сняв пальто, попыталась его повесить, но промахнулась и одежда упала на пол. Никто из нас и не думал её поднимать. Бутылку она поставила на кухню и прошла в комнату.
Я представлял, как мы по пьяне выкладываем друг другу всё, что творится у нас на душе, как проводим эту ночь за алкоголем и выворачиванием себя наизнанку, как она жалуется мне на жизнь, а потом умирает. Но, увидев кровать, девушка плашмя упала на неё. Может, так будет даже лучше.
На ней был жёлтый свитер и джинсы. Она лежала на моей кровати, а я думал о том, как именно закончится эта ночь. Видел ли нас кто-нибудь вместе? Спохватятся ли после её пропажи? Ответ на оба вопроса я нашёл отрицательным. Выпив все запасы виски, хранившиеся у меня дома, я прошёл в комнату и закрыл за собой дверь. В руке у меня был зажат большой наточенный до блеска нож. Я сел на неё сверху и провёл рукой по её тёмным волосам. Она и не думала просыпаться. Медленно, смакуя каждую секунду, я водил ножом по её спине. Убивать на бумаге — одно. Убивать по-настоящему — совсем другое. Сваливать всё на своё конченное альтер-эго — одно. Осознавать, что главное чудовище и есть ты сам — совсем другое.
Я поднял ей свитер и сделал несколько тонких полосок на спине. Из них начали сочиться струйки крови. Девушка издала какой-то невнятный звук, но, по всей видимости, решила, что это сон. Самый страшный сон в её жизни.
Есть ли у неё душа? Вряд ли. Просто очередная марионетка, пустышка.
«Марионеток повесить легче всего…»
Она не заслуживает жизни. И у неё нет причины бояться смерти. Она — пустое место. А мне срочно требовался новый расходный материал. Впервые за долгое время я чувствовал себя свободным.
Я резко схватил её за волосы, подняв ей голову. Она открыла глаза и даже попыталась что-то сказать. Сидя на её спине и в одной руке держа её волосы, в другой — нож, я наклонился к её уху и отчётливо, понимая, что я проиграл схватку с самим собой, произнёс:
— Меня. Зовут. Ян.
И резким движением провёл ножом по её горлу.
В окровавленном лезвие ножа отразилась моя ухмылка.
Он был свободен. А я — счастлив.
