Таверна "На краю вселенной"

— Он просто хотел быть нужным, — крикнул Рид, слёзы смешивались с энергией, струившейся по его лицу. — Мы должны вернуть ему цель!

Архитектор рванулся к ним, но странное происходило с его атаками — шаровые молнии начинали вращаться вокруг трио, вплетаясь в мандалы Натали. Эрик, дрожа от напряжения, соединял интуитивные паттерны с кодом системы, который теперь проявлялся в воздухе золотыми нитями.

— Теперь! — закричала Натали.

Они схватились за руки. Интуиция, логика, связь — три потока слились в единый луч, направленный в дрожащее ядро Архитектора.

Вспышка.

Тишина.

Пространство замерло, а затем начало перестраиваться. Вихри хаоса замедлились, обретая структуру фракталов. Грубые грани реальности сглаживались, но не исчезали — теперь они напоминали узоры на крыльях бабочки, где хаос и порядок были неразделимы.

Архитектор больше не ревел. Его форма, некогда бесформенная и угрожающая, теперь напоминала гигантское древо, ветви которого состояли из мерцающих уравнений и звёздной пыли. В центре, там где было ядро, сиял двойной спиральный вихрь — символ равновесия.

— Мы забыли, — прозвучал голос Архитектора, теперь больше похожий на шелест листьев. — Что разрушение — лишь обратная сторона созидания. Благодарю вас, хранители.

Система вздохнула. Где-то вдали, будто сквозь туман, герои увидели очертания восстанавливающихся миров — города поднимались из руин, реки текли вспять, вбирая осколки хаоса в свои воды.

Но затем Рид вздрогнул. Его связь с системой, теперь ясная как никогда, вдруг забила тревогу.

— Что-то не так — он обернулся к Архитектору, но тот рассыпался в мерцании, выполнив свою роль. — Баланс восстановлен, но… куда делся *изначальный* сбой? Тот, что исказил хаос?

Эрик, всё ещё державшийся за голограммы, побледнел. Данные вились вокруг него чёрными змейками.

— Мы нейтрализовали следствие, а не причину. Тот, кто испугался хаоса кто нарушил равновесие. Он всё ещё здесь.

Где-то в глубине системы зазвучал смех. Холодный, расчётливый, полный удовлетворения.

Тень, длинная и бесформенная, поползла по восстанавливающемуся миру, оставляя за собой идеальные, мёртвые линии абсолютного порядка.

Но в Сибири даже месть замерзает. И чем ярче горит сталь в его жилах, тем больше лицо девочки растворяется в метели, будто её никогда не было.

Глава 1: Кровь на снегу

Деревня Усть-Нерка тонула в тишине. Не в той, что рождается от покоя, а в той что предвещает бурю — густой, как смола, пропитанной запахом гари и страха. Лёха заглушил мотор у въезда, сапог скрипнул по снегу, смешанному с пеплом. На заборе висел пёс. Не труп — тушу аккуратно распяли на кольях, брюхо вспорото, рёбра разведены в стороны, словно крылья. На стене дома кровью выведено: «Уходи». 

— Следы свежие, — проворчал он, сжимая рукоять ножа за поясом. — Идиоты. 

Они всегда оставляли метки. Банды «Чёрных Волков», крышуемые Громовым, обожали театральность. Сжигать дома, вешать скот, вырезать предупреждения на спинах стариков — их почерк. Лёха знал: если пепел ещё тёплый, значит, они близко. 

В избе на краю деревни горел свет. Он вошёл без стука. 

Старик с лицом, изрезанным морщинами глубже, чем русла сибирских рек, сидел за столом, обхватив голову руками. Перед ним — бутылка самогона, фотография девчонки лет пяти в выцветшем платье. 

— Убирайся, пока не поздно, — прошипел старик, даже не поднимая глаз. — Они вернутся за мной. Говорят Громову нужны «добровольцы» для новых заводов.

— Добровольцев в Сибири ищут только палачи, — Лёха швырнул на стол патроны от дробовика. — Сколько их? 

Старик дрожащей рукой поднёс огрызок свечи к фотографии. Девочка улыбалась. 

— Трое. Но они не люди. Один — весь в шрамах, глаза как у волка. Другой — он затрясся, — дышит чёрным дымом. 

Лёха сдернул с гвоздя ржавый карабин со спиленым прикладом — типичное оружие деревенских. 

— Спрячься в погребе. Не вылезай, пока не услышишь мотоцикл. 

Он вышел, втянув в лёгкие воздух, острый как лезвие. Не люди. Значит, оборотни из банды Громова. Те что продали души ради силы. Лёха потрогал шрам на груди — след от пули, которая убила его жену. Ты тоже скоро станешь монстром, — шепнул внутренний голос. 

Первая пуля просвистела мимо виска, когда он зашёл за колодец. Вторую он поймал грудью. Удар отбросил его к забору, рёбра треснули, но боль пришла позже — адреналин глушил всё, кроме ярости. 

— Эй, герой! — засмеялся человек в кожаной куртке с нашивкой «Чёрный Волк». Его пальцы удлинились, превратившись в когти, зубы желтели в оскале. — Громов передаёт привет! 

Лёха выплюнул кровь. В кармане — тот самый артефакт, меч-оберег, найденный в монастыре. Он ещё не решался его использовать. «Каждая расплата будет стоить тебя самого». 

Оборотень прыгнул. И в этот миг Лёха вонзил лезвие в собственное бедро. 

Боль взорвалась белым светом. Потом холод. Холод, который жёг хуже огня. Его кожа закипела, превращаясь в стальную чешую, кости ломались и собирались заново, как пазл бога войны. Когда он встал, из груди вырвался рёв — не человеческий, не зверя. Древний.

Оборотень замер. Его волчий нос задрожал, учуяв запах Нави. 

— Что ты — он не успел договорить. 

Коготь Лёхи (нет, уже не Лёхи — Всадника) пронзил ему горло, вырвав кадык вместе с клоком шерсти. Вторая тварь, та что дышала дымом, метнула в него гарь из пасти. Пламя Всадника поглотило тьму, синий огонь лизал снег, рисуя руны проклятий. 

Когда всё кончилось, на земле остались три обугленных скелета. Лёха упал на колени, чешуя таяла, как лёд под солнцем, обнажая обожжённую кожу. В кармане звенел меч, теперь покрытый венозными узорами. 

Старик выполз из погреба, глядя на него с ужасом и надеждой. 

— Кто вы? 

Лёха поднял фотографию девочки, упавшую в снег. Лицо на снимке вдруг поплыло, как чернила под дождём. *Нет.* Он прижал ладонь к глазам, пытаясь вспомнить имя дочери. Но в памяти остался только смех, затерявшийся в метели. 

— Никто, — прохрипел он. — Просто призрак. 

Вдалеке, за лесом, вздрогнули трубы заводов Громова. Портал в Навь ждал. А Всадник поехал на зов ярости — единственное, что грело лучше огня. 

Тем временем в кабинете Громова:

— Он нашёл артефакт Велеса, — шептал голос из радиоприёмника с звуками статики. — Сибирский Всадник идёт к вам. 

— Отлично, — улыбнулся олигарх, поправляя портрет покойной жены на столе. — Пусть придёт. Ему понравится в аду.

Но едва Финн протянул руку к книге, цепи ожили, обвив его запястье ледяным металлом. Из теней между стеллажей выскользнули силуэты — полупрозрачные фигуры в плащах с капюшонами. Хранители. Их лица были скрыты, но в пустоте под капюшонами горели синие точки-глаза.

— Только тот, кто достоин, может листать эти страницы, — прозвучал голос, эхо которого исходило со всех сторон сразу. — Ответьте: что сильнее — свет, разрывающий тьму, или тьма, рождающая свет?

Торан нахмурился. Финн, всё ещё скованный цепями, замер. Элара же почувствовала, как в её разуме всплывают слова жреца из храма: «Договор требует равновесия».

— Ни то, ни другое, — сказала она твёрдо. — Сила — в балансе. Как в договоре Ткача Теней.

Цепи с лязгом раскрылись, а хранители растворились, словно дым. Книга сама раскрылась на странице, испещрённой картами и символами. На пергаменте светился маршрут, ведущий к горной пещере, отмеченной знаком кристалла.

— Пещеры Имбара, — прошептал Финн. — Это на севере, за Мёртвыми холмами. Но там.

— Что? — не выдержал Торан.

— Там обитают сирены пустоты, — закончил Финн. — Они завлекают путников в вечный сон. Без правильного ключа мы не пройдём.

Элара уже хотела ответить, когда внизу, у входа, раздался грохот. Чей-то смех, холодный и знакомый, прорезал тишину.

— Спешите, герои? — раздался голос. Из-за угла вышел человек в чёрном плаще, его лицо скрывала маска с узором паутины. За ним маячили ещё двое — один с мечом, источающим дым, другая с посохом, увенчанным черепом. — Ткач Теней передаёт привет. И напоминание: артефакты принадлежат ему.

Элара схватила книгу, но страница с картой вдруг вспыхнула и обратилась в пепел.

— Бежим! — крикнул Торан, толкая их к потайной лестнице, которую заметил краем глаза.

Они мчались через лабиринт полок, пока за спиной гремели шаги преследователей. Финн, знавший планировку библиотеки, вывел группу к скрытому выходу — узкой каменной щели за статуей древнего короля. Выбравшись на залитую лунным светом улицу, они перевели дух.

— Они успели уничтожить карту, — прошептала Элара, разжимая кулак. В ладони лежал обгоревший клочок с обрывком символа. — Но я запомнила часть маршрута. И...— Она достала из кармана серебряный ключ с руной глаза, незаметно стащенный Тораном с пьедестала. — Думаю, это и есть «правильный ключ».

Торан усмехнулся:

— Сирены пустоты встретят нас во всеоружии.

Глава завершилась, оставив в воздухе напряжение погони и намёк на то, что за преследователями стоит не только Ткач Теней, но и чьё-то давнее предательство...

— Ты носишь знак древних. Но готов ли ты принять знание, которое сожжет душу?

Арион выпрямился, подавив дрожь в коленях:

— Я иду, чтобы понять. Даже если это изменит меня.

Существо рассмеялось, и эхо смеха рассыпалось на тысячи шепотов. Затем оно растворилось, а на его месте появилась стена из огненных букв — строки из рукописи, теперь понятные. Они рассказывали о «Сердце Гор» — источнике силы, спрятанном в святилище под пиком Молчания. Но предупреждали: лишь тот, кто услышит голос камней, сможет войти.

Мост сомкнулся за спиной Ариона, когда он достиг противоположного берега. Туман рассеялся, открывая долину, усеянную менгирами — исполинскими камнями, стоящими в кругах, как немые стражи. Амулет нагрелся, указывая направление. Подойдя к центральному менгиру, Арион приложил ладонь к его поверхности. Камень задрожал, и земля ушла из-под ног.

Очнулся он в пещере, стены которой светились бирюзовыми жилами минералов. В центре зала на пьедестале лежал кристалл в форме сердца, испещренный трещинами. Возле него стояла женщина в одеждах из листьев и камней, ее волосы переплетались с ветвями. Она обернулась, и в ее глазах отразились тысячелетия.

— Ты пришел, носитель амулета, — голос ее звучал как шелест леса. — Я — Лиора, хранительница Сердца. Оно умирает, ибо люди забыли язык земли. Но ты... ты слышишь.

Она коснулась кристалла, и трещины засветились. Арион почувствовал, как боль гор — вырубленные леса, отравленные реки — хлынула в него. Рухнув на колени, он закричал, но не отпустил амулет. Слезы катились по его щекам, смешиваясь с каплями дождя, внезапно хлынувшего сквозь своды пещеры.

— Выбери, — Лиора положила руку ему на плечо. — Заберешь силу Сердца, чтобы спасти свой народ, но принесешь жертву. Или уйдешь, оставив его угаснуть.

Арион поднял голову. В глазах горела решимость:

— Я принимаю боль, чтобы исцелить.

Лиора улыбнулась печально. Кристалл рассыпался в прах, и светлячки энергии вплелись в амулет. Теперь он сиял, как звезда. Но когда Арион вышел из пещеры, он понял, что цена высока — его волосы поседели, а в душе поселилась тяжесть веков.

Путь продолжался. Горы молчали, но в их молчании теперь слышался ответ.

Путники замерли, вглядываясь в туман. Вскоре очертания фигуры проявились яснее — это был старец с длинной седой бородой, а в руках он держал хрустальный фонарь, излучающий мягкий серебристый свет.

— Я Ловец Мыслей, — представился он, кивнув. — Хранитель этого места. Добро пожаловать на Тропу Недосказанных Мыслей.

Лора шагнула ближе, всматриваясь в лицо старца. Оно было спокойно и мудро, но в глазах читалась лёгкая грусть.

— Почему эти мысли остаются здесь? — спросила она.

Старец улыбнулся, слегка покачав головой.

— Каждый раз, когда кто-то не решается высказать мысль до конца, она становится частью этого места. Здесь живут сомнения, сожаления и несбывшиеся надежды. Но также здесь есть и потенциал: недоговорённые слова, которые могли изменить многое.

— Значит, мы можем найти здесь и свои собственные недосказанные мысли? — спросил Чернильник, оглядываясь по сторонам с тревогой.

— Да, — ответил Ловец Мыслей. — Но будьте осторожны: они могут показаться вам сильнее и важнее, чем на самом деле.

Путники двинулись вперёд, следуя за светом фонаря старца. Вокруг шептались голоса, отрывистые и неясные, словно кто-то пытался что-то сказать, но так и не решался закончить фразу.

Сноска вдруг остановилась, вслушиваясь.

— Подождите, я слышу что-то знакомое, — сказала она, нахмурившись.

Голос звучал тихо и неуверенно:

— «А что, если я не смогу? Что, если недостаточно хороша?»

Сноска вздрогнула, узнав собственные мысли, которые много раз останавливали её в прошлом. Ловец Мыслей подошёл ближе.

— Эти сомнения станут сильнее, если их не признать, — сказал он мягко. — Но если ты примешь их и ответишь себе честно, они потеряют власть.

Сноска задумалась, затем решительно произнесла:

— Я не обязана быть идеальной, чтобы делать что-то ценное. Я могу учиться и идти вперёд, несмотря на сомнения.

Голос тут же стих, став тише и спокойнее, постепенно растворяясь в воздухе. Сноска почувствовала облегчение и улыбнулась друзьям.

Девочка-нота тоже остановилась рядом с одним из деревьев, вслушиваясь в тихий шёпот:

— «Моя музыка недостаточно сильна, чтобы изменить мир»

Она глубоко вздохнула и произнесла:

— Даже одна мелодия способна коснуться чьего-то сердца. Важна не громкость, а искренность.

Голос замолчал, и Девочка-нота ощутила, как тепло разливается внутри неё, возвращая уверенность.

Чернильник, двигавшийся впереди, тоже замедлил шаг, услышав знакомый голос:

— «А если я ошибусь и подведу всех?»

Он остановился, собираясь с мыслями, затем сказал твёрдо:

— Ошибки неизбежны, но вместе мы сможем исправить их. Я доверяю своим друзьям и себе.

Голос стих, и Чернильник почувствовал, как тяжесть сомнений покидает его плечи.

Наконец Лора услышала собственный голос, звучащий неуверенно и тихо:

— «Что если я не смогу сохранить равновесие между свободой и ответственностью?»

Она закрыла глаза, затем произнесла чётко и уверенно:

— Тогда я буду учиться снова и снова. Мудрость приходит не сразу, и я готова идти этим путём.

Голос растворился в воздухе, и Лора почувствовала, как её дух укрепляется.

Ловец Мыслей улыбнулся им:

— Вы приняли свои недосказанные мысли и стали сильнее. Помните: слова, сказанные вовремя, могут изменить всё. Не бойтесь говорить искренне и до конца.

Туман вокруг начал рассеиваться, и впереди открылась новая тропа, ведущая к высоким вершинам.

Лора посмотрела на друзей и улыбнулась, чувствуя, что их связь стала ещё крепче:

— Теперь мы знаем, что нужно говорить открыто, даже о сомнениях.

— И слушать друг друга, — добавила Сноска.

— И доверять, — сказал Чернильник.

— И искать гармонию, — закончила Девочка-нота.

Они попрощались с Ловцом Мыслей и двинулись вперёд, к новым вершинам Гор Бесконечных Возможностей. Теперь они чувствовали себя свободнее и увереннее, осознавая, что сила заключается не только в словах, сказанных вслух, но и в тех, что были приняты внутри.

Впереди их ждал новый этап пути — и они были готовы встретить его, неся с собой мудрость, обретённую на Тропе Недосказанных Мыслей.

— Два... — ее голос дрогнул. Видения били в самые уязвимые уголки души.

Тролль зарычал, закрывая глаза. Гном бормотал заклинание, словно мантру. Я чувствовал, как страх поднимается по спине холодными иглами.

— Три!

Мы шагнули.

Свет поглотил все. Исчезли зеркала, зал, даже ощущение собственного тела. Я парил в пустоте, где единственной реальностью оставалось тепло рук товарищей.

«Держись», — чей-то голос пронесся в голове. Не мой. Эльфийки?

Пространство взорвалось красками.

Мы стояли на зеркальной равнине, уходящей в бесконечность. Над нами висело черное небо, усеянное мерцающими зеркальными осколками вместо звезд. В центре равнины возвышался хрустальный обелиск, испещренный рунами.

— Алтарь Измерений, — прошептала эльфийка. — Источник силы этого мира...

Но прежде чем мы сделали шаг, земля задрожала. Из зеркал вокруг стали подниматься фигуры — точные копии нас самих, но с глазами цвета ртути.

— Не трогайте их! — крикнула эльфийка, но было поздно. Гном-двойник выхватил нож и бросился на оригинал.

Завязалась схватка. Зеркальные копии повторяли каждое наше движение, предугадывая удары. Тролль бил дубиной по своему двойнику, но тот уворачивался с зловещей ухмылкой.

— Они читают мысли! — я едва увернулся от клинка своего отражения. Ключ в руке пылал, но не помогал.

— Нет, — эльфийка, отбросив свою копию магическим импульсом, крикнула: — Они отражают наши страхи! Перестаньте бояться — и они исчезнут!

Легко сказать. Мой двойник прицелился Кристальным Ключом, и луч света ударил в меня. Боль обожгла плечо. Он может использовать магию?!

— Ты боишься себя, — сказало отражение моим голосом. — Боишься, что не справишься. Что погубишь их.

Эльфийка, окруженная тремя копиями, закричала:

— Не слушайте! Вы сильнее своих страхов!

Я закрыл глаза, вцепляясь в Ключ. Мы прошли Лес, пропасть, зеркала. Мы — целое.

— Вместе! — заревел тролль, хватая двойника за горло. — Я... не... один!

Его копия рассыпалась в блестящую пыль.

Гном, прижатый к земле своим отражением, выдохнул:

— Я... не боюсь... неудач!

Его молот блеснул, и второй двойник исчез.

Я открыл глаза. Мое отражение ждало, Ключ нацелен в сердце.

— Я верю в них, — сказал я тихо. — А они — в меня.

Ключ в моей руке вспыхнул ослепительно. Луч пронзил двойника, и он растворился с воплем.

Тишина. Зеркальная равнина снова была пуста.

Обелиск засветился, и в его основании открылся проход. Там, в глубине, мерцала дверь, украшенная символами всех измерений.

— Дверь Измерений... — Грикко упал на колени. — Мы нашли...

Но эльфийка вдруг вскрикнула, хватаясь за голову. Из тени за обелиском вышла фигура в плаще, сотканном из тьмы.

— Поздравляю, — прозвучал знакомый голос. — Вы дошли дальше, чем я ожидал.

Капюшон упал, и я увидел лицо.

Аврора.

Но не та Аврора, что помогала нам. Ее глаза сияли красным, а в руке сжимался черный кристалл, близнец моего Ключа.

— Спасибо за то, что принесли мне Дверь, — она улыбнулась. — Теперь она моя.