За Правду

Крах российских либеральных «реформ», ставший явным уже в начале 1990-х годов, не вылился в череду публичных покаяний перестроечного профессорья, не вызвал массового удаления популярных публицистов в монастыри, не подвигнул красных от стыда за содеянное «ученых» на сжигание своих диссертаций и снятие с себя ученых званий. Хотя в давние времена порядочные люди и за тысячную долю содеянного пускали себе пулю в лоб или пристраивали петлю на шею. К счастью, все «академические» лбы оказались целы, а их обладатели углубляют и развивают либеральное учение, как когда-то развивали «политэкономию социализма», угодливо обрамляя цитатами из основоположников любую изреченную «вождями» мудрость.

Масштабы вельможного предательства, дичайшего «академического» невежества не оставили места для интеллигентской политкорректности, которую нам так навязывали горластые прохиндеи – де, позвольте, сударь, усомниться в истинности Вашего утверждения. Или же театрально-напыщенно, - я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать. Так в перестройку создавалась атмосфера терпимости к враждебному и лживому слову, уравнивались в правах различные мнения, под потрясание козырным аргументом – ни у кого нет монополии на истину.

Поэтому, без сожаления оставляя политес, перехожу к лексике более точно отвечающей содержанию «академических» экономических камланий, переходя от относительно нейтрального слова «лжецы» к более колоритному и точному определению «брехуны». Прекрасное русское слово. Никакой иноземщины. В такие моменты, испытываешь неподдельную гордость за «великий и могучий русский язык», позволяющий адекватно описать «ученое» шарлатанство.

Начиналось всё довольно пристойно – больше гласности, больше правды, долой цензуру и единомыслие. Кто станет возражать? Да и кто в истерично-возбужденном обществе мог бы публично усомниться в благотворности самой Свободы слова?

Вот, один из типичных образчиков, выпущенных на свободу откровений известного «прораба перестройки», публициста Василия Селюнина. В своей статье «Рынок – великий объединитель народов» он утверждает: «…силой, объединяющей народы, станет не абстрактная великая идея, не план, преподанный бюрократией (эти скрепы, мы теперь убедились, ненадежны), но проверенный историей великий объединитель народов – рынок». И еще перл - «Пока человек не владеет средствами производства, он не будет свободным».

Сегодня смешно и грустно читать эти наивности, но в 1988 году такие слова звучали в резонанс с настроениями, царившими в обществе, казались долгожданной альтернативой, способной заменить дискредитировавшую себя «административно-командную систему», вдохновить советских людей на новые свершения и трудовые подвиги. Поскольку сила разрушительности подобных концепций тогда была ещё не известна обществу, а гибельность рыночной ориентации экономики большинством народа не осознана до сих пор, перестроечные опусы рано ещё выкидывать на помойку. Они служат прекрасной иллюстрацией к действию третьего закона диалектики - отрицание отрицания на новом витке общественного развития.

В чем заключается непростительная ошибка Селюнина? Он отождествил рынок и общественное разделение труда, что совершенно не одно и то же. Действительно, глубокое разделение труда, узкая специализация, монополизация делает производителей взаимозависимыми, технологически связанными, объективно едиными, даже если это кустарь одиночка или артель лесорубов. В то время как рынок, разделяя производителей по частным интересам, действует в противоположном направлении, в сторону отчужденности и враждебности людей друг к другу.

Многими до сих пор некоторые элементы социализма в скандинавских странах выдаются за «преимущества» рынка, частной собственности и капитализма, а рудименты капиталистических и даже добуржуазных отношений в Советском Союз провозглашаются «врожденными» пороками плановой экономики и общественной собственности на средства производства. Этот инфантилизм, простительный обывателю, совершенно несовместим с научной ответственностью, требующей логического обоснования и строгого доказательства любого суждения, особенно в такой жизненно важной сфере как способ общественного производства.

Это вопрос не вульгарной экономики, это фундаментальные вопросы политической экономии и аксиологии, ответы на которые вырабатывались лучшими умами человечества в течении всей его многовековой истории. Великие мыслители, философы, ученые посвящали свои жизни бескорыстному и самоотверженному служению Истине, добавляя крупицы бесценного Знания в сокровищницу мировой общественной науки, выстраивая достойный человека проект будущего.

И вот, какие-то горбачевы, шмелевы, селюнины, стреляные, игнорируя всю предшествующую титаническую работу мысли человечества, начиная с чистого листа, росчерком пера самонадеянно являли миру свои наивности и откровенную глупость, услужливо тиражируемые миллионами экземпляров к вящей радости возбужденного обывателя, снисходительно относящегося к отсутствию научности и логики во всей той перестроечной брехне. И право, заурядному писаке лестно ощутить себя выше гениев прошлого, менторски указывая – там Маркс не учел, тут Ленин не предусмотрел, а здесь основоположники не учли хищническую «природу человека», естественную борьбу между особями внутри биологического вида, которая еще более жестока, чем межвидовое соперничество.

Что можно сказать на это? Спорить с ученым дурачьем, доказывать, нет, любезные, вы не правы, человек не скотина, а вершина создания, венец творения, существо по своей природе доброе, отзывчивое, сострадающее, чувственное, романтичное, мечтательное? В учебниках «экономикс» где про это написано? Рассматривать каждую «академическую» брехню будет слишком много чести. Я презираю и отвергаю всю перестроечную демагогию целиком, не вчитываясь, не вникая в истеричные доводы новоявленных «пророков», поскольку само первичное понятие, принимаемое за аксиому, сам фундамент последующих суждений был ложным. А если изначальное суждение ложно, то можно тут же прекращать дальнейшее исследование причинно-следственных связей, как занятие бессмысленное и бесперспективное. Перестроечные опусы еще ждут своих исследователей, специалистов в области социальной психопатии и паранойи, но не философов и не политэкономов.

В чем заключалась та изначальная ошибка, которая и привела советское общество к катастрофе? Если коротко, то человек был переведен из субъекта исторического процесса в объект приложения к нему внешних сил, т. н. «объективных экономических законов» товарного производства. Эти «законы», присущие капитализму рассматривают человека как рыночную стоимость, также включаемую в товарный оборот. Было провозглашено, что человеку нужны плеть и пряник экономического принуждения, нужна взаимная конкуренция и борьба за существования, как «естественные» для «природы» человека формы бытия.

И вот это постыдство, то в мудрено наукообразном, то в эпатажно откровенном виде внедрялось в общественное сознание! Строились планы, как поскорее пристроить себе «рыночный» хомут на шею, чтобы на равных встать в строй «цивилизованных» стран, насладиться вкусом человеческой плоти, покупать, использовать к своей выгоде невольничий товар, научиться профессионально обманывать, воровать, грабить и убивать своих бывших товарищей по работе в полном соответствии с либеральной «теорией».

Каких же аргументов, противостоящих тому перестроечному психозу, не услышали советские люди? Почему никто не предложил обществу ясные, давно известные истины, пренебрежение которыми уже принесло человечеству неисчислимые страдания и бедствия? Простейшие вещи, на которые никто ничего возразить бы не смог тогда, как не сможет и сейчас. Человек объединен не рынком – он объективно объединен совместным трудом, совместной борьбой за существование с враждебными силами природы. Что не так? Марксовы штучки? Коммунячья пропаганда?

В ходе развития общества, совершенствования средств производства, труд всё более становился общественным, требующим все более глубокой специализации различных видов деятельности, что ошибочно воспринимается как неизбежность появления товарно-денежных отношений - взаимного обмена продуктами и услугами. Но товарный обмен лишь вторичная форма организации производственных отношений, которая исторически не обязательна, которая совсем не определяется интересами производства и даже им противоречит. К тому же всякая конкуренция неизбежно вырождается в монополию, игнорирующую «рыночные» законы и диктующие свои правила потребителю уже лишенного всякого выбора. Именно переход капитализма в свою монополистическую фазу ставит жирный крест на всех либеральных иллюзиях о «саморегулировании», «конкуренции», «свободе» товаропроизводителя и прочих наивных расчетах «перехитрить» саму историю.

Маркс вскрыл это противоречие и указал на его источник – на т. н. «священную и неприкосновенную частную собственность», которая не только препятствует интеграции экономики в одну огромную многоотраслевую монополию, не только тормозит развитие производительных сил общества, но и возвращает человека в животное положение взаимной борьбы за существование, за место под солнцем, за право на продолжение рода.

Если солидарный совместный труд порождает человека, то конкуренция, «рынок», капитализм убивает в человеке всё человеческое.

Выход в возвращении страны на строго научные, марксистско-ленинские принципы организации производства, путем интегрирования всей экономики в единый плановый нетоварный народнохозяйственный комплекс с равенством трудового участия и равенством в удовлетворении потребностей каждого человека. Никаких «денег», «зарплат», «привилегий», «материального стимулирования» в современном обществе быть не может. Эта архаика скотного двора нужна производству не более чем паровозный гудок на аэробусе. Вот об этом следовало говорить Горбачеву, об этом надо было писать статьи ученым, объясняя людям, что солидарность, соединение усилий, планирование выгоднее конкуренции, взаимной борьбы и анархии слепых сил «объективных экономических законов», порабощающих и уничтожающих человека.

…коммунисты могут выразить свою теорию одним

положением: уничтожение частной собственности.

Манифест Коммунистической партии

В советское время был замечательный фильм 1974 года режиссера Ильи Гурина «Еще можно успеть». Молодой комсомольский руководитель пытается изо всех сил «добыть» на стройку недостающие винты, то и дело натыкаясь на непонимание, равнодушие и даже враждебность – тебе что, больше всех надо? Отдельные очаги сопереживания лишь усиливают впечатление расходящейся под ногами пропасти, разделявшей людей на, условно говоря, «своих» и «чужих». «Свои» – это те, кто общественное благо ставит выше собственных интересов, а «чужие», наоборот, исходят из обывательской убежденности, что своя рубашка ближе к телу.

Когда и откуда к нам пришли эти «чужие»? В какой войне мы потерпели столь тяжелое поражение и капитулировали перед их идеями и ценностями? Общественное сознание не на пустом месте возникает. Оно рождается из общественного бытия, из господствующих отношений в сфере производства и распределения материальных и культурных ценностей. Никакими правильными лозунгами, вдохновенными речами и проповедями не переломить отравляющую силу несправедливости, если она присутствует в обществе. Можно лишь загнать чувство поруганной справедливости вглубь, под непрошибаемую маску «своего», породить циничного и расчетливого обывателя, не менее буржуазного, чем в самых буржуазных обществах.

Почему буржуазное общество порождает буржуазное сознание, наверное, понятно. Но как появилась «внутренняя» буржуазия в советском обществе, при отсутствии частной собственности на средства производства? Для марксиста большой тайны в том нет. Советская экономическая модель под фиговым листком «социалистических», сохраняла все родовые пятна капитализма – товарно-денежные отношения, наемный труд, частную собственность, даже эгоистическую мотивацию работника, стыдливо именуемой маститыми партийными идеологами «материальной заинтересованностью».

Позвольте, воскликнет сведущий читатель, какая «частная собственность» могла быть в СССР? Уж чего-чего, но заводов-фабрик в частных руках не было, как не было и эксплуататоров-капиталистов, присваивающих труд рабочих. Каждый получал «по труду», согласно своему «трудовому вкладу» - разве не так писал К. Маркс в своей знаменитой «Критике Готской программы»?

Не так. Но чтобы понять что «не так», следует знать основные положения марксистской теории, главным требованием которой является упразднение самого института т. н. «частной собственности». Это условие определяет все черты нового способа производства, «страшно» звучащего для слуха – нетоварного, нерыночного, неконкурентного. То есть социалистическая экономика принципиально исключает все те «достоинства», которые в недалеком прошлом нахрапом навязывались перестроечными «учеными» недотепами под видом «передовых методов хозяйствования», ради которых простофилями и была принесена в жертву великая советская цивилизация.

Ликвидация частной собственности автоматически означает и ликвидацию товарно-денежных отношений, включая и такой их элемент, как куплю-продажу рабочей силы. Это самый сложный для понимания аспект научного коммунизма, который отпугивает обывателя своим радикализмом, «утопичностью», для которого «заработная плата» представляется столь же необходимым элементом экономики, как и сам производительный труд. Унизительность продажи человека на рынке труда глубоко погребена под хламом многовековых традиций, под видимостью «свободы выбора», под пышными декларациями о «правах человека», не позволяющими даже усомниться в незыблемости и естественности такой современной работорговли.

В той же «Критике Готской программы» Маркс писал:

«В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь, в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путём, а непосредственно существует как составная часть совокупного труда. Выражение «трудовой доход», неприемлемое и в настоящее время из-за своей двусмысленности, теряет таким образом всякий смысл».

Очень важная мысль - при социализме индивидуальный труд существует непосредственно, как часть всеобщего, «совокупного» общественного труда. Это понятно, потому как ничей труд никому не нужен вне общества. Ни у кого более нет собственности на свою рабочую силу и труд человека перестает быть объектом купли-продажи. Не являются более товаром и природные способности, таланты, физические качества и прочие индивидуальные дарования, которые также становятся непосредственно общественным достоянием. Вне зависимости от своего места в системе общественного разделения труда, все равно трудятся, равно получают, равно обеспечено живут. Никакой дискриминации, никаких «пропорциональных» воздаяний «по труду», никакой привилегированности для кого бы то ни было.

Какое сознание порождают отношения трудового найма? С одной стороны работник являет собой человека подневольного, порабощенного, вынужденного продавать себя, чтобы обеспечить свое существование и является объектом капиталистической эксплуатации. В этом заключается классовая общность наемных работников, единство их материальных интересов. Но с другой стороны наемный работник является собственником своей рабочей силы и, как всякий торгаш, стремиться продать её подороже. И товарищ по классу выступает для него уже не как соратник, а как конкурент и противник. Так что рассчитывать на то, что классовая принадлежность однозначно определяет классовое сознание не приходиться. Вопрос намного сложнее и глубже, чем представляется на первый взгляд.

Переносить чисто капиталистические отношения трудового найма в социализм – верх невежества и безответственности. Никакого положительного эффекта это дать не могло. Но разрушительные для общественного сознания процессы они порождали полной мерой. Конечно, противоречия трудового найма были смягчены сильной социальной политикой, развитыми фондами общественного потребления, бесплатностью основных жизненно важных услуг, что воспринималось как нечто должное и незыблемое. Если все люди сыты, одеты, обуты, имеют крышу над головой, то наличие, скажем, у кого-то импортного магнитофона или даже жевательной резинки вполне может стать мерилом жизненного успеха, как сегодня автомобиль Ламборджини или океанская яхта новоиспеченного олигарха.

Если называть вещи своими именами, то «ценности» чужого мира окажутся совсем не так привлекательны и экономически эффективны, какими они рисовалось в воспаленном воображении позднесоветской интеллигенции. Конкуренция предстанет скотской борьбой за существование, взаимной грызней за место под солнцем, самым людоедским социал-дарвинизмом. Частная инициатива – коррупцией, преступностью, бандитизмом, алчущими глазками бывших людей, ищущими любую возможность обогащения. Демократия – изощренной формой классовой диктатуры ничтожного меньшинства крупной буржуазии и финансовой олигархии по отношению к подавляющему большинству трудового народа. Права человека – карательным механизмом по обеспечению прав одних людей свободно паразитировать на труде других. Свобода слова – тотальным контролем капитала над СМИ с целью утверждения своего всевластия. Ничего не пропустил?

Могли бы настоящие коммунисты успеть спасти страну и завоевания Великой революции от грядущего хаоса и разрухи? Думается, да. Несмотря на десятилетия грубейших извращений основополагающих принципов социализма, советские люди имели обостренный запрос на справедливость, даже если он не был явно сформулирован. Не нашлось лидера с зажигательными идеями, мудрыми словами, за которым пошли бы миллионы. Партийные вожди не знали и не понимали многого, но только не в вопросах сохранения власти и умножения собственных привилегий. Слушая сегодняшних «марксистов», профессоров и преподавателей советской выучки, прекрасно адаптировавшихся к современной обстановке, читающих лекции и даже издающих книжки с апологетикой советской общественной модели, мне вспоминается верный Руслан из одноименной повести Георгия Владимова. Марксистские «теоретики» давно почивших в бозе номенклатурных заказчиков, продолжают преданно служить мертвым идеям из учебника «политэкономии социализма», изощренно забрасывая ворохом правильных слов всякую живую марксистскую мысль. То же «распределение по труду», тот же «хозрасчет», те же «социалистические товарно-денежные отношения», те же «различия между умственным и физическим трудом», между городом и селом, но ни слова о равенстве и настоятельной необходимости его обеспечения.

Иногда можно услышать упреки в адрес основоположников научного коммунизма, что они-де не представили законченный проект построения нового общества, что в их работах можно найти противоречия и неясности, что многое «не подтверждено временем» и нуждается в «развитии» с учетом сегодняшних реалий. Слушая такие доводы, я представляю себе сидящего на диване, лузгающего семечки «мыслителя», обвиняющего ученых, открывших законы аэродинамики в том, что они не создали современный аэробус. Ученые подарили миру Знание, а конкретное воплощение – дело конструкторов, технологов, разработчиков, имеющих в своем распоряжении расчетные формулы и экспериментальные данные. Маркс с Энгельсом указали на источник зла, на тормоз развития общества – «священное» право частной собственности, остальное должно стать делом революционной практики.