Вторая Мировая

«От нечестивого органиста — гимн ненависти»

Самое громкое информационное событие 1938 года произошло 29 сентября, когда четыре государственных деятеля встретились в мюнхенском доме Фюрера, чтобы перекроить карту Европы. Тремя государственными деятелями, посетившими эту историческую конференцию, были премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен, премьер-министр Франции Эдуард Даладье и диктатор Италии Бенито Муссолини. Но, несмотря ни на что, доминирующей фигурой в Мюнхене был немецкий хозяин, Адольф Гитлер.

Фюрер немецкого народа, главнокомандующий немецкой армией, военно-морским флотом и военно-воздушными силами, канцлер Третьего рейха, герр Гитлер в тот день в Мюнхене собрал плоды смелой, вызывающей, безжалостной внешней политики, которую он проводил в течение пяти с половиной лет. Он разорвал Версальский мирный договор в клочья. Он перевооружил Германию до зубов - или настолько, насколько это было возможно. Он украл Австрию на глазах у охваченного ужасом и, по-видимому, бессильного мира.

Все эти события были шокирующими для стран, которые всего 20 лет назад победили Германию на поле боя, но ничто так не напугало мир, как безжалостные, методичные, управляемыми нацистами события, которые в конце лета и начале осени угрожали развязать мировую войну из-за Чехословакии. Когда он без кровопролития превратил Чехословакию в марионеточное государство Германии, вынудил к радикальному пересмотру оборонительных союзов Европы и получил свободу действий в Восточной Европе, получив обещание “развязать руки” от могущественной Великобритании (а затем и Франции), Адольф Гитлер, без сомнения, стал человеком 1938 года года.

Большинство других мировых деятелей 1938 года утратили свою значимость по мере того, как год подходил к концу. Казалось, что “почётный мир” премьер-министра Чемберлена, как никогда ранее, не принес ни того, ни другого. Все большее число британцев высмеивало его политику умиротворения диктаторов, считая, что ничто, кроме унизительной капитуляции, не может удовлетворить амбиции диктаторов.

Среди многих французов возникло ощущение, что премьер-министр Даладье несколькими росчерками пера в Мюнхене превратил Францию во второразрядную державу. Подражая Муссолини в своих жестах и копируя кричащий комплекс триумфатора Гитлера, некогда либеральный Даладье в конце года был вынужден прибегать к парламентским уловкам, чтобы сохранить свой пост.

В 1938 году диктатор Муссолини был всего лишь младшим партнером в фирме "Гитлер и Муссолини Инкорпорейтед". Его шумная агитация за то, чтобы отторгнуть Корсику и Тунис от Франции, была расценена как слабый блеф, непосредственными целями которого были не более чем снижение платы за проезд итальянских судов по Суэцкому каналу и контроль над железной дорогой Джибути - Аддис-Абеба.

Ушел с международной арены Эдуард Бенеш, в течение 20 лет считавшийся “Самым умным маленьким государственным деятелем Европы”. Последний президент свободной Чехословакии, теперь он был больным изгнанником страны, которую помог основать.

Благочестивый китайский генералиссимус Чан Кайши, "Человек года" 1937 года, был вынужден отступить в “Новый” Западный Китай, где он столкнулся с возможностью стать всего лишь респектабельным номинальным главой всеохватывающего коммунистического движения.

Если бы Франсиско Франко выиграл гражданскую войну в Испании после своего великого весеннего похода, он вполне мог бы стать лучшим материалом для "Человека года". Но победа все еще ускользала от генералиссимуса, а усталость от войны и недовольство правых сделали его будущее сомнительным.

На американской арене 1938 год не был годом одного человека. Конечно, это был не год Франклина Рузвельта: его чистка потерпела поражение, а его партия потеряла значительную часть своего влияния в Конгрессе. Госсекретарь Халл запомнит добрососедский 1938 год как год, когда он увенчал свои усилия по заключению торгового договора британским соглашением, но история не будет связывать мистера Халла конкретно с 1938 годом. В конце года в Лиме его план континентальной солидарности двух Америк потерпел крах.

Но фигура Адольфа Гитлера шествовала по съежившейся Европе со всей развязностью завоевателя. Не тот простой факт, что фюрер подчинил своей абсолютной власти еще 10 500 000 человек (7 000 000 австрийцев, 3 500 000 судетцев), сделал его Человеком 1938 года. Япония в то же время пополнила свою империю десятками миллионов китайцев. Более значительным был тот факт, что в 1938 году Гитлер стал самой большой угрозой, с которой сталкивается сегодня демократический, свободолюбивый мир.

Его тень простиралась далеко за пределы Германии. Небольшие соседние государства (Дания, Норвегия, Чехословакия, Литва, Балканы, Люксембург, Нидерланды) боялись обидеть его. Во Франции нацистское давление было отчасти причиной некоторых антидемократических указов, принятых после Мюнхена. Фашизм открыто вторгся в Испанию, спровоцировал восстание в Бразилии, тайно помогал революционным движениям в Румынии, Венгрии, Польше, Литве. В Финляндии министру иностранных дел пришлось уйти в отставку под давлением нацистов. После Мюнхена во всей Восточной Европе наметилась тенденция к уменьшению свободы и усилению диктатуры. Только в США демократия к концу года почувствовала себя достаточно сильной, чтобы одержать верх над Гитлером.

ФашИнтерн, во главе которого стоял Гитлер, а за ним - Муссолини, Франко и японская военная клика, возник в 1938 году как международное революционное движение. Сколько бы он ни разглагольствовал о махинациях международного коммунизма и международного еврейства, сколько бы ни твердил, что он всего лишь пангерманец, пытающийся объединить всех немцев в единую нацию, фюрер Гитлер сам стал №1 в интернациональной революции - настолько, что если сейчас и произойдет часто предсказываемая борьба между фашизмом и коммунизмом, то только из-за двух диктаторов-революционеров. Гитлер и Сталин слишком велики, чтобы позволить друг другу жить в одном мире.

Но фюрер Гитлер не считает себя революционером; он стал им только в силу обстоятельств. Фашизм обнаружил, что свобода прессы, слова, собраний представляет потенциальную угрозу его собственной безопасности. В фашистской фразеологии демократия часто ассоциируется с коммунизмом. Фашистская борьба против свободы часто ведется под ложным лозунгом “Долой коммунизм!” Прошлым летом одна из главных претензий Германии к демократической Чехословакии заключалась в том, что она была “форпостом коммунизма”.

Поколение назад западная цивилизация, по-видимому, переросла основные пороки варварства, за исключением войн между нациями. Коммунистическая революция в России способствовала распространению классовой войны. Гитлер довершил ее другой, межрасовой войной. Фашизм и коммунизм возродили религиозную войну. Эти многочисленные формы варварства привели в 1938 году к проблеме, из-за которой люди, возможно, скоро снова будут проливать кровь: проблема цивилизованной свободы против варварского авторитаризма.

Более мелкие люди года казались ничтожными по сравнению с фюрером. Бесспорным жуликом года стал покойный Фрэнк Дональд Костер ("Мошенник года"), а Ричард Уитни, который сейчас находится в тюрьме Синг-Синг, занял второе место.

Спортсменом года стал теннисист Дональд Бадж, чемпион США, Англии, Франции, Австралии.

Авиатором года стал 33-летний Говард Робард Хьюз, неуверенный в себе миллионер, который трезво, точно и безошибочно пролетел 14 716 миль вокруг вершины мира за три дня, 19 часов и восемь минут.

Человеком года на радио был признан молодой Орсон Уэллс, который в своей знаменитой передаче "Война миров" напугал людей меньше, чем Гитлер, но больше, чем когда-либо пугало радио, продемонстрировав, что радио может быть огромной силой в разжигании массовых эмоций.

Драматургом года стал Торнтон Уайлдер, ранее известный литератор, чья первая пьеса на Бродвее "Наш город" была не только остроумной и трогательной, но и имела большой успех.

Габриэль Паскаль, продюсер "Пигмалиона", первой полнометражной картины, снятой по мотивам многословных драм Джорджа Бернарда Шоу, был удостоен звания "Кинематографист года" за то, что обнаружил богатый драматический материал, когда другие знаменитые продюсеры потеряли всякую надежду когда-либо его использовать.

"Людьми года", выдающимися в области всесторонней науки, были признаны три исследователя-медика, которые обнаружили, что никотиновая кислота является лекарством от пеллагры у человека: доктора Дж. Том Дуглас Спайс из больницы общего профиля Цинциннати, Марион Артур Бланкенхорн из Университета Цинциннати, Кларк Нил Купер из Ватерлоо, штат Айова.

В религиозном отношении две выдающиеся фигуры 1938 года резко отличались друг от друга, за исключением своей оппозиции Адольфу Гитлеру. Один из них, 81-летний папа Пий XI, с “горькой грустью” рассказал об антисемитских законах Италии, преследовании итальянских католических инициативных групп, приеме, который Муссолини оказал Гитлеру в мае прошлого года, и с грустью заявил: “Мы пожертвовали своей прежней жизнью ради мира и процветания народов”. Проведя большую часть года в концентрационном лагере, протестантский пастор Мартин Нимоллер мужественно свидетельствовал о своей вере. Примечательно, что лишь немногие из этих людей года могли бы свободно реализовать свои достижения в нацистской Германии. Гении свободной воли были настолько подавлены гнетом диктатуры, что выпуск поэзии, прозы, музыки, философии и искусства в Германии был действительно скудным.

Человек, который несет наибольшую ответственность за эту мировую трагедию, - угрюмый, задумчивый, невзрачный 49-летний аскет австрийского происхождения с усами Чарли Чаплина. Адольф Гитлер, сын мелкого австрийского таможенного чиновника, был воспитан любящей матерью как избалованный ребенок. Постоянно проваливая даже самые элементарные занятия, он вырос полуобразованным молодым человеком, не подготовленным ни к какому ремеслу или профессии и, казалось бы, обречен на провал. Блестящую, очаровательную, космополитичную Вену он научился ненавидеть за то, что называл ее "семитской"; ему больше нравился однородный Мюнхен, его настоящий дом после 1912 года. Для этого человека без профессии и с ограниченными интересами Великая война была долгожданным событием, которое дало ему какую-то цель в жизни. Ефрейтор Гитлер участвовал в 48 боях, был награжден немецким железным крестом первого класса, один раз был ранен и один раз отравлен газом, находился в госпитале, когда было объявлено перемирие 11 ноября 1918 года.

Его политическая карьера началась в 1919 году, когда он стал партийцем № 7 малочисленной немецкой рабочей партии. Обнаружив свои ораторские способности, Гитлер вскоре стал лидером партии, изменил ее название на Национал-социалистическую немецкую рабочую партию и написал антисемитскую, антидемократическую и авторитарную программу. Первый массовый митинг партии состоялся в Мюнхене в феврале 1920 года. Месяцем позже вождь намеревался принять участие в попытке монархистов захватить власть, но для этого неудавшегося путча фюрер Гитлер прибыл слишком поздно. Еще менее успешная попытка национал-социалистов - знаменитый Мюнхенский пивной путч 1923 года - привела к гибели части "мучеников", а герра Гитлера посадили в тюрьму. Заключение в Ландсбергской крепости дало ему время написать первый том “Майн кампф”, который теперь стоит "обязательно" на каждой немецкой книжной полке.

Объявленная вне закона во многих округах Германии, Национал-социалистическая партия, тем не менее, неуклонно увеличивала число своих членов. Проверенные временем методы Таммани-Холла по оказанию множества мелких услуг сочетались с шумным терроризмом и кричащей патриотической пропагандой. Усердно культивировался образ мистического, воздержанного, харизматичного фюрера.

Только в 1929 году национал-социализм впервые получил абсолютное большинство на городских выборах (в Кобурге) и впервые продемонстрировал свои значительные результаты на выборах в провинции (в Тюрингии). Но с 1928 года партия почти постоянно набирала силу на выборах. На выборах в рейхстаг в 1928 году она набрала 809 000 голосов. Два года спустя за национал-социалистских депутатов проголосовали 6 401 016 немцев, в то время как в 1932 году число проголосовавших составило 13 732 779. Несмотря на то, что ему все еще не хватало большинства голосов, голосование, тем не менее, стало впечатляющим доказательством силы этого человека и его движения.

Ситуация, породившая это демагогическое, невежественное, отчаянное движение, была присуща зарождению Германской республики и стремлению значительной части политически незрелого немецкого народа к сильному, властному руководству. Демократия в Германии была зачата в условиях военного поражения. Именно Республика поставила свою подпись (неохотно) под унизительным Версальским договором, и это позорное клеймо никогда не изгладилось из памяти немцев.

Ни для кого не секрет, что немецкий народ любит униформу, парады, воинские формирования и легко подчиняется властям. Фридрих Великий - герой самого фюрера Гитлера. Это восхищение, несомненно, проистекает из военной доблести Фридриха и его автократического правления, а не из любви к французской культуре и ненависти к прусскому хамству. Но, в отличие от утонченного Фридриха, фюрер Гитлер, начитанность которого всегда была очень ограничена, приглашает в гости немногих великих умов, и фюрер Гитлер не согласился бы с утверждением Фридриха о том, что он “устал править рабами”.

В плохих условиях, не смотря на хорошую погоду, Германская республика рухнула под тяжестью депрессии 1929-1934 годов, во время которой безработица в Германии возросла до 7 000 000 человек, несмотря на общенациональный поток банкротств и неудач. Призванный к власти в качестве канцлера Третьего рейха 30 января 1933 года престарелым президентом-маразматиком Паулем фон Гинденбургом, канцлер Гитлер начал выворачивать рейх наизнанку. Проблема безработицы была решена с помощью:

• 1) широкомасштабной программы общественных работ;

• 2) интенсивной программы перевооружения, включая создание огромной постоянной армии;

• 3) принудительного труда на государственной службе (немецкий трудовой корпус).;

• 4) заключение политических врагов и работников-евреев, коммунистов и социалистов в концентрационные лагеря.

То, что Адольф Гитлер и компания сделали с Германией менее чем за шесть лет, вызвало бурные и восторженные аплодисменты большинства немцев. Он избавил нацию от послевоенного пораженчества. Под знаменем свастики Германия была объединена. Это была не обычная диктатура, а скорее диктатура огромной энергии и великолепного планирования. “Социалистическая” часть национал-социализма могла вызывать насмешки у ярых марксистов, но нацистское движение, тем не менее, имело массовую основу. Построенные 1500 миль великолепных автомагистралей, программы по продаже дешевых автомобилей и простых пособий для рабочих, грандиозные планы по восстановлению немецких городов вызывали у немцев чувство гордости. Немцы могли есть много продуктов-заменителей или носить эрзац-одежду, но они ели. То, что Адольф Гитлер и компания сделали с немецким народом за это время, повергло цивилизованных мужчин и женщин в ужас. Гражданские права и свободы исчезли. Противодействие нацистскому режиму стало равносильно самоубийству или еще худшему. Свобода слова и собраний - это анахронизмы. Репутация некогда прославленных немецких учебных центров исчезла бесследно. Образование было сведено к национал-социалистическому катехизису.

Темп ускорился. 700 000 евреев Германии подверглись физическим пыткам, у них отняли дома и имущество, лишили возможности зарабатывать на жизнь, прогнали с улиц. Теперь их удерживают ради “выкупа” - гангстерский трюк, который использовался веками. Но пострадали не только евреи. Из Германии прибывает постоянный, постоянно увеличивающийся поток беженцев, евреев и неевреев, либералов и консерваторов, католиков и протестантов, которые больше не могли терпеть нацизм. На обложке журнала TIME органист Адольф Гитлер исполняет свой гимн ненависти в оскверненном соборе, в то время как жертвы висят на колесе Св. Екатерины под взглядами нацистских иерархов были нарисованы бароном Рудольфом Чарльзом фон Риппером, католиком, который считал Германию невыносимой страной. Тем временем Германия превратилась в нацию униформистов, шагающих гусиным шагом под дудку Гитлера, где десятилетних мальчиков учат бросать ручные гранаты, где к женщинам относятся как к машинам для размножения. Однако самую жестокую шутку Гитлер и компания сыграли с теми немецкими капиталистами и мелкими бизнесменами, которые когда-то поддерживали национал-социализм как средство спасения буржуазной экономической структуры Германии от радикализма. Нацистское кредо о том, что человек принадлежит государству, распространяется и на бизнес. Некоторые предприятия были полностью конфискованы, с других был взят налог на капитал. Прибыль строго контролировалась. Некоторое представление об усилении государственного контроля и вмешательства в бизнес можно получить из того факта, что в прошлом году 80% всех строительных и 50% всех промышленных заказов в Германии были получены от правительства. Испытывая острую нехватку продовольствия и финансовых средств, нацистский режим захватил крупные поместья и во многих случаях коллективизировал сельское хозяйство - процедура, в корне схожая с русским коммунизмом.

Когда Германия захватила Австрию, она взяла на себя заботу о 7 000 000 бедных родственников и их пропитании. Когда поглотили 3 500 000 судетцев, нужно было кормить гораздо больше ртов. К концу 1938 года появилось много признаков того, что нацистская экономика валютного контроля, бартерной торговли, пониженного уровня жизни, “самодостаточности” давала трещину. Не было недостатка и в признаках того, что многим немцам не нравились жестокости их правительства, но они боялись протестовать против них. Испытывая трудности с обеспечением населения хлебом, фюрер Гитлер был вынужден устроить для немецкого народа еще один развлекательный цирк. Пресса, контролируемая нацистами, прыгала через скакалку по приказу министра пропаганды Пауля Йозефа Геббельса, выкрикивая оскорбления в адрес реальных и воображаемых врагов. И темпы становления немецкой диктатуры ускорялись по мере того, как с заводов сходило все больше и больше оружия, а сливочного масла производилось все меньше и меньше.

За пять лет, проведенных под руководством президента 1938 года, Германия превратилась в одну из крупнейших военных держав мира. Британский военно-морской флот по-прежнему лидирует на море. Большинство военных считают французскую армию несравненной. Наибольший вопрос вызывает численность авиации, которая меняется день ото дня, но большинство наблюдателей считают, что Германия превосходит их в военной авиации. Несмотря на нехватку подготовленных офицеров и материальных средств, армия Германии превратилась в грозную машину, победить которую, вероятно, можно только объединением противоборствующих армий. Как свидетельство могущества своей нации, фюрер Гитлер мог оглянуться на прошедший год и вспомнить, что, помимо приема бесчисленных государственных деятелей (например, трижды мистера Чемберлена), он лично засвидетельствовал свое почтение трем королям (шведскому Густаву, датскому Кристиану, итальянскому Витторио Эмануэле) и принимал двоих (Борис 3 из Болгарии, Кароль 2 из Румынии, не считая регента Венгрии Хорти).

Тем временем примерно 1133 улицы и площади, в частности Ратушная площадь в Вене, получили имя Адольфа Гитлера. Он произнес 96 публичных речей, посетил одиннадцать оперных спектаклей, победил двух соперников (Бенеша и Курта фон Шушнига, последнего канцлера Австрии), продал 900 000 новых экземпляров "Майн кампф" в Германии, а также широко продал ее в Италии и мятежной Испании. Единственной его потерей было зрение: ему пришлось начать носить очки на работе. На прошлой неделе герр Гитлер принимал на рождественской вечеринке 7000 рабочих, которые сейчас строят новое гигантское здание Берлинской канцелярии, и сказал им: “Следующее десятилетие покажет странам с их патентованной демократией, где можно найти истинную культуру”.

Но другие страны решительно присоединились к гонке вооружений, и среди военных возникает вопрос: “Будет ли Гитлер сражаться, когда станет окончательно ясно, что он проигрывает эту гонку?” Динамика диктатуры такова, что немногие, кто изучал фашизм и его лидеров, могут представить себе бесполого, неугомонного, инстинктивного Адольфа Гитлера, доживающего свой зрелый возраст в своем горном шале в Берхтесгадене, в то время как довольный немецкий народ пьет пиво и поет народные песни. Нет никакой гарантии, что неимущие нации уснут, когда они получат то, что им сейчас нужно от имущих. Тем, кто наблюдал за заключительными событиями года, казалось более чем вероятным, что Человек 1938 года может сделать 1939 год запоминающимся.

https://time.com/archive/6598257/adolf-hitler-man-of-the-yea...

3 мая, возможно 4го, наш 152 с.д и вся 28 армия оставили Берлин и двинулись по автостраде в Чехословакию. Стояла отличная погода. Сияло солнце, обдавая всех теплом, цвели деревья, посаженные по обочинам шоссе. Сердце наполнялось радостью от того, что едем хоть и не домой, но в ту сторону, ближе к дому и не с пустыми руками, а с Победой, хотя и не окончательной. Все мы знали прекрасно, что до полной Победы остается всего несколько дней. На многие километры вперед, пока видит глаз, автострада представляла собой живой поток людей и техники. Колонна за колонной, полк за полком, все двигались на восток, не обгоняя друг друга, сохраняя определенную дистанцию. А навстречу нам, по проселочным дорогам, тоже шли войска. Это вели немцев-военнопленных. Местами виднелись груды трофейного вооружения. Наши пехотные полки не шли пешком, а ехали на автомашинах из самого Берлина. Такое удовольствие для них – редкость. А для командования фронтом – оправданный военно-тактический расчет. Не прошло и суток, как 28 армия, преодолев местами расстояние до 500 км, оказалась в Судетах и Чехословакии.
Если бы в начале войны наша армия обладала такой подвижностью и маневренностью, то наверняка победа пришла бы раньше, возможно, не дошла бы война и до Сталинграда.
Вечером 4 мая наш полк занял огневые позиции в Судетах. Утром, 5 мая, должно было начаться наступление 152 с.д. Еще до начала артподготовки стало известно, что противник оставил позиции и отступил в сторону Праги. Дороги заминировал. Местами устроил лесные завалы. Это были уже предгорья Карпат и известных в Европе курортов, в т.ч. Ойбинских.
Дороги оказались узкими, крутыми с опасными поворотами. Поэтому войска продвигались медленно.
Помню, вечером 8 мая штаб артполка расположился на ночлег в населенном пункте недалеко от курортного местечка Ойбин. В тот же вечер полковая радиостанция перехватила передачу из Берлина или из Москвы, что подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии перед войсками антигитлеровской коалиции. Отечественная война советского народа против фашистской Германии и ее союзников в Европе победоносно завершилась. Фактически это был и конец 2 мировой войне в Европе.
Радости нашей не было конца. Сначала все встали и кричали "ура". Начали обнимать и целовать друг друга. Потом все вышли на улицу. Началась стрельба из оружия вверх, кто какое имел. Говорили, что на батареях хотели стрелять и из пушек, но не оказалось холостых зарядов. Праздничный бум, шум и гам продолжались до тех пор, пока не распили последнюю бутылку спиртного.
Церемония подписания акта о капитуляции состоялась 8 мая 1945 года в 23 часа 30 минут в Карлсхорсте, восточном пригороде Берлина, в здании бывшего военно-инженерного училища. На церемонии присутствовали ведущие советские военачальники, в том числе маршал Советского Союза Жуков, со стороны германии акт подписал генерал-фельдмаршал Кейтель. Президиум Верховного совета СССР объявил 9 мая днем Победы, праздником.
Утром 9 мая, штаб артполка переместился на несколько километров вперед и расположился в курортном местечке Ойбин, Судетская область Чехословакии. Его жители приспустили на своих домах белые флаги, выражающие поддержку капитуляции Германии. Санчасть заняла весь второй этаж большого деревянного дома, который ранее использовался как ресторан и жилое помещение. Дом принадлежал судетскому немцу. Он с семьей давно уехал. Имущество охраняла женщина средних лет, по национальности скорее всего венгерка. Недалеко от нас, на шоссе, был организован пункт по сбору оружия от пленных. Их тогда приходило много. Некоторые шли без конвоя, самостоятельно, небольшими группами. Из оружия сбрасывалось в кучу все, от пистолета до миномета и легкой полевой пушки. Через несколько дней на том месте выросла гора оружия. Лица многих военнопленных светились улыбкой. Первый раз за всю войны я посетил офицерскую столовую, которую командование полка разместило на первом этаже дома. Кормили три раза в сутки, в горячем и холодном виде. Даже было меню для выбора блюд. Денег с нас за питание не брали. Да их еще и не было в обращении. Возможно, потом удержали из нашей зарплаты. Скорее всего, что нет.
Буквально в метре от дома проходила пограничная полоса, отделяющая Судетскую область от Чехословакии. На фото этого дома, которое у меня сохранилось, она хорошо просматривается.
Мы остановились там в разгар весны. Для меня это был райский уголок. Такую красоты природы я видел впервые в жизни. Жаль, что такая жизнь продолжалась недолго. Через месяц спустя мы уже шли пешком домой, в Россию. Сердце наполнялось радостью о предстоящих встречах с родными и близкими людьми. Знали, что жизнь там трудная и тяжелая. Кругом разруха. Однако это не пугало солдата. Он было готов начать жизнь даже на пустыре. Победа заслоняла все предстоящие трудности.
Уже впервые после войны в санчасти полка появились свои неприятности, которых никто не ждал. И это в то время, когда в полку началась "кампания" по представлению к правительственным наградам. Практически представляли всех, кто не имел их до этого. Я не представлялся к наградам с конца 1943. И естественно рассчитывал на то, что не буду обойден вниманием. Однако случилось так, что обошли.
Неприятность принесли профилактические прививки от тифа. Они в середине мая делались всему личному составу полка. Чистого спирта-ректификата у нас не оказалось, и ст. врач полка капитан Чарин распорядился использовать для стерилизации иггл "чистый" авиационный бензин. Иглы после прививки повторно не кипятились, а бросались в бензин. И через несколько минут использовались вновь.
С виду этот бензин действительно казался чистым, но на самом деле содержал небольшое количество технических масел. Инъекция делалась в подлопаточную область, подкожно. Через несколько дней у некоторых солдат и офицеров введенная сыворотка почему-то не рассосалась. Начался воспалительный процесс. Потребовалось хирургическое вмешательство в условиях медсанбата. Туда стали поступать больные, и это встревожило начальника медико-санитарной службы дивизии, и он пожаловал в артполк лично.
Он сделал большой разгон доктору Чарину. За нарушение медико-санитарных правил. Сам я при этом не присутствовал, понял из разговора с Чариным. Он сказал, что дело принимает нехороший оборот, и что от этого еврея (начсандива) надо чем-то откупиться. Вероятно, начсандив во всем обвинил Чарина. Почему он тогда пошел на такой риск с бензином и посчитал его чистым – непонятно до сих пор. При необходимости можно провести стерилизацию игл путем кипячения в воде. Конечно, потребовалось бы больше времени, но зато надежно от всякого рода осложнений.
В разговоре я сказал Зосиму Васильевичу, что готов передать в дар начсандиву отличное трехствольное охотничье ружье. Его центральный ствол был предназначен для стрельбы пулей, как у винтовки. В ложе ружья имелось место для хранения одного комплекта боеприпасов. После такого подарка гнев начсандива смягчился. Все разрешилось благополучно.
Вскоре после отъезда начсандива мне стало известно, что в медсанбате умер от столбняка ст. сержант взвода связи 2го артдивизиона. Фамилию его не помню. Знаю, что он украинец из Винницкой области. Знаю еще, что год назад он имел два ордена Славы. Помню, в Берлине, 28-29 апреля во время боя он пришел в санчасть и попросил перевязать руку. У него было легкое осколочное ранение одного из пальцев кисти. Рану я перевязал и предложил ввести противостолбнячную сыворотку. Он отказался и уговорил меня не делать этого. Кто мог подумать, что травма без сыворотки и инъекции станет смертельной. В то время от столбняка мало кто выживал. Я нарушил инструкцию Минздрава СССР обязательном введении каждому раненому противостолбнячной сыворотки. Я чувствовал свою вину перед ним и перед законом. Готов был ответить. Но такого вопроса передо мной тогда никто не ставил. Морально я и до сих пор чувствую себя ответственным за смерть уважаемого мною человека.
После таких служебных проступков ни мне, ни ст. врачу полка Чарину не приходилось рассчитывать на правительственные награды.
И напрасно мл. врач нашего полка ( новичок, фамилию которого я забыл ) убеждал доктора Чарина представить меня к правительственной награде. Орден "Красной Звезды" он, как и я, уже имел. Не исключено, что представления делались, но их заблокировали в полку или в дивизии.
Что касается меня, то замполит полка полковник Козлов вряд ли бы поставил свою подпись под моим наградным материалом. Мое неподчинение приказу освободить дом вряд ли было забыто.
Ни тогда, ни теперь я ни на кого не в обиде. Сам во всем виноват. Приказы не обсуждаются, а исполняются. Даже в том случае, если он кажется тебе незаконным и несправедливым.
В начале июня 1945 полк и дивизия покинули Чехословакию и направились домой пешком. Прошли города Ченстохов, Радом, Люблин, Брест и повернули на свои старые квартиры в дер. Щерчево, Пружанского района. Это были наши построенные тогда землянки.
Шли счастливые, довольные своей судьбой. Всех опьяняла победа, одна на всех.
Примерно 2.08.45 на подходе к Бресту, на одном из железнодорожных переездов мы около часа ждали, пока не пройдет поезд. Только после прохода третьего пассажирского состава шлагбаум открылся.
Оказывается, советская делегация во главе со Сталиным возвращалась домой с Потсдамской конференции глав великих держав. Три поезда один за другим с интервалами в минут 12-15 прошли от нас на расстоянии около 300 метров. В каком из них ехал Сталин трудно было определить. Скорее всего, что во втором.
В Брестской крепости сделали большой привал с ночлегом, около Кобринских ворот, ныне они убраны.
В деревне Щерчево санчасть расположилась в прежнем доме. Через несколько дней поползли слухи, что возможно, дивизию отправят на Дальний Восток, где ожидалась война с Японией. СССР выполнил свои обязательства перед союзниками, данные на Ялтинской конференции в марте 1945.
9 августа 1945 советские войска вторглись в Манчжурию. В тот же день США сбросили на г. Нагасаки вторую атомную бомбу. Первая поразила Хиросиму.
Стало очевидным, что 152 с.д. останется здесь, в Белоруссии.
В сентябре наш полк приступил к восстановлению и строительству квартир на территории бывшего монастыря в г. Березе. Пехотные полки заняли корпуса бывшей тюрьмы. Штаб 152 с.д. расположился в Березе, а штаб 128 с.к. в городе Бресте по улице Леваневского в нынешнем здании городских судов. В 1970-80 там работал Брестский горисполком.
В г. Берёзе вместе с начальником химслужбы полка Томилиным Костей мы сняли для жилья квартиру на Блуденских хуторах. Фамилия хозяина дома была Витязь Владимир, глухонемой и очень добрый человек. Он имел две дочери, в том числе Ольгу, которая проживает в поселке Первомайское (ст. Береза-Картузская) под фамилией мужа Езерского Николая.
Началась совершенно иная, однообразная и скучная жизнь. Скучная оттого, что сидели на одном месте днями, месяцами и никуда не переезжали, как было ранее. Стал тосковать о своей деревне Мстишино, о матери, о родных, которых не видел более трех лет. После смерти отца в феврале 1945 она осталась одна. Правда, вскоре к ней перебралась из д. Редкое моя сестра Сима с дочерью Тамарой. Ее муж, Николай Ильич, еще с осени 1941 не подавал весточки, не значился ни в живых, ни в мертвых. Пропал без вести. И маме и тяте я помогал материально всю войну. Еще в марте 1942 я выдал им аттестат на получение от меня ежемесячно 500 рублей из моего должностного оклада 1200 рублей в месяц. В то трудное и голодное время и эти небольшие суммы для них много значили.
Остальные суммы финансовая служба полка зачисляла на мою сберкнижку и отчисляла в госдоход в погашение облигации государственных внутренних займов. Так что еще оставалось не более 500 рублей в месяц. За три с лишним года, к отпуску 1945 все же собралась приличная сумма. Потом в ходе демобилизации, в 1947 г. было выплачено единовременное пособие за три с половиной года пребывания на фронте. Наверно, не менее 10000 рублей. Родители пользовались моим аттестатом почти четыре года. Иногда посылали небольшие переводы моему брату Дмитрию, который на Дальнем Востоке рядовым.
И вот в середине октября 1945 мне дали очередной отпуск на 45 суток.
Радости моей не было конца. Еще за несколько дней до отъезда я собрал свой фронтовой чемодан с барахлом, чтобы уехать, не теряя времени. Однако, не учел главного – сумею ли по воинскому требованию получить на вокзале билет и уехать в тот же день, когда мне удобно. Оказалось, чтобы получить билет на станции Береза-Картузская, надо было ждать несколько суток.
Я в этом убедился сразу же по приходу в билетную кассу вокзала. Время было около 17 часов. Людей было много, особенно военных, но билеты не продавались. Оставалась одна надежда – уехать скорым поездом Берлин-Москва, на который вообще не продавали билетов, и этот поезд шел переполненным.
Он уже стоял у перрона вокзала, и я принял решение уехать на нем любой ценой, любым способом. Война научила нашего брата многому, особенно настойчивости в достижении цели. Тогда я считал, что в жизни ничего невозможного нет. Иначе бы не решился на такой рискованный для жизни поступок.
Поезд стоял, но двери вагонов не открывались, никого из пассажиров не впускали. Я решил ехать на подножке вагона. В то время между вагонами не было сплошных тамбуров, переходы были открытыми и при необходимости можно было с подножки при остановке перебраться в вагон, если кто-то откроет дверь. Именно на это я и рассчитывал.
Но случилось то, о чем я не мог даже и подумать. Из двух зол пришлось выбирать самое скверное и опасное. На перроне, когда поезд тронулся, я стал на подножку вагона. В одной руке держал чемодан, другой держался за ручку двери или стояк, по которому пассажиры поднимались в вагон. Иногда чемодан ставил между ног на ступеньке. Минут через 30 езды, около Бронной Горы, я чувствовал, что устаю и далеко в таком положении не уеду. Стало темнеть, пошел мелкий дождь и похолодало. Из туалетного окна поезда, которое располагалось недалеко от подножки, меня, видимо, заметили. Вскоре окно приоткрылось, и в нем появился старшина. Затем он высунулся из него по плечи и говорит: "Товарищ лейтенант, влезайте, я вам помогу." И еще не дождавшись моего ответа говорит: "Давайте раньше свой чемодан". Его предложение помочь мне показалось настолько искренним и доброжелательным, что я согласился, не задумываясь о последствиях. Чемодан передать было проще. А как самому на ходу поезда оттолкнуться от подножки, ухватиться за край окна, подтянуться хотя бы до локтей, не сорваться под колеса вагона и дать возможность старшине за воротник шинели втащить меня в туалет.
Подумал и о другом: а что, если, получив чемодан, меня не пустят в вагон и закроют окно? На руках я долго не провисел бы. Можно было и вытолкнуть под колеса.
Но все обошлось благополучно. Всего за пару минут я оказался сначала в туалете, а потом в вагоне поезда. И я искренне благодарил старшину за внимание и помощь. Мое появление в вагоне никто из проводников даже и не заметил. Ночь продремал на чемодане, а утром пассажир – ст. лейтенант предложил мне свое плацкартное место. Итак, я оказался в Москве. До Вологды оставалось всего 500 километров.
В Москве на Ярославском вокзале я вновь столкнулся с теми же проблемами, что и в Белоруссии. Билетов нет в кассах, когда будут – неизвестно. Пришлось вновь проявить смекалку и настойчивость, чтобы уехать в тот же день. Поезд Москва-Архангельск через Вологду отходил через 30 минут. Он уже был подан на посадку. Билеты проводники проверяли у всех, даже у военных. Обратил внимание, что многие военные идут на посадку группами и не каждый предъявляет билет. Видимо, их проводил старший. И я не преминул воспользоваться этим. Пристроился к группе военных, впереди которой шел старший офицер, кажется, полковник. Все предъявляли билеты, а когда дошла очередь до меня, я замешкался, остановился, полез в карман с намерением предъявить на билет воинское требование и попытаться уговорить проводника пропустить в вагон. Но проводник не стал ждать предъявления билета и разрешил идти следом за остальными. Так я оказался в вагоне пассажирского поезда. Подсчитал, что через 18 часов буду в Вологде, в родном городе, в котором не был около трех лет.
Родителям и родным об отпуске не писал, хотелось сделать сюрприз и приехать домой неожиданно. Душевно я волновался, ночь спал плохо, часто выходил в тамбур, покурить. И там тоже думал о предстоящих встречах. Казалось, что не был дома целую вечность. Мысленно представлял, как будет проходить сама встреча. В дом будут приходить односельчане. Будут поздравлять с возвращением с войны живым и здоровым. Другие тоже поздравят, но со слезами на глазах, потому что их сыновья, мои ровесники, погибли на фронте или пропали без вести.
В нашей маленькой деревушке Мстишино, где до войны насчитывалось около 30 дворов, почти в каждом доме пролилась кровь. Например, у Серебряковых погибло двое, у Задумкина Н., соседа, тоже двое ( Василий и Геннадий ) и т.д.
Нашей семье повезло. На фронте были четыре брата. Все остались живы. Старший брат Павел вернулся с войны инвалидом 2 группы.
Хотелось поскорее узнать, как живет деревня. Да и не только деревня, а колхоз, сельсовет и город.
В Вологду поезд прибыл после полудня. На вокзале, конечно, меня никто не встречал. Однако, проходя по перрону, я внимательно всматривался в лица людей. Вдруг увижу знакомого человека? Уже на привокзальной площади у ларька, куда я подошел выпить кружку пива, встретил Сигова из д. Богородское, ранее работавшего мастером на маслозаводе, которому мы с отцом сдавали молоко в 1937-38 годах. За компанию с ним выпил 100 грамм водки. На ночлег пошел к нашим дальним родственникам по отцу – Лукьянову Александру Дмитриевичу и Евдокии Капитоновне, его жене. Они проживали на переулке Завражеском, почти на окраине города, недалеко от вагоноремонтного завода, где долгие годы работал Александр.
Мой приезд их очень обрадовал. Разговор длился до глубокой ночи. Вспоминали не только войну, но и трудные, голодные годы 1933-35, когда за буханкой хлеба еще с вечера занимали очередь. И как помогали они нам в те годы, чтобы выжить и не умереть с голоду.
Еще с вечера я предупреждал, что утром пойду в деревню Мстишино. Моей попутчицей стала их дочь Вера, лет 14-15. Она решила проведать сестру матери Варвару в д. Данилово, в одном километре от нашей деревни.
Погода стояла мокрая, а дорога, как всегда, грязная. По молодости расстояние в 18 км мы преодолели за 3-3.5 часа, без отдыха.
По мере приближения к деревне мое волнение нарастало. Я предвидел радость встречи и знал, что прольются слезы. Чтобы не привлекать внимания односельчан, шел намеренно не по улице, а задворками. Мне хотелось появиться дома неожиданно, и это получилось.
Даже проходя по крыльцу в сени перед кухонным окном, я ускорил шаг. В сенях перед дверью в дом приостановился и прислушался. Казалось, дома никого не было. Но, как только переступил порог, передо мной оказалась сестра Сима. Мы оба крепко обнялись и не произнося ни слова, она заплакала. И вдруг побежала в сени даже не закрыв за собой дверь. Стала звать маму, которая, оказывается, доила корову в хлеве. Вместо того, чтобы сказать спокойно: "мама, Володя приехал", она от волнения и радости запуталась в словах и выпалила: "Мама, Пано, Сано, Володя приехал!" Павел и Александр мои старшие братья, они тоже были на фронте. Я не стал ждать, пока мама придет в избу, а сам вышел в сени вслед за сестрой. Смотрю, мама карабкается по лестнице из хлева в сени и говорит: "Господи боже, кто же приехал?" "Это я приехал, мама", - сказал я. И подхватил ее за руку. Мы оба крепко обнялись, целовали друг друга молча и плакали. Когда мама малость успокоилась, она сказала: "Я всю войну молилась за всех вас. Видно, Бог услышал и помог." Я уже говорил о Задумкиных и Серебряковых, можно сказать еще о Меркурьевых, не вернулись домой трое. Погибли Коровин Коля, Архипов Исайя и другие.
Весть о моем приезде моментально облетела всю деревню. Спустя час-два в дом стали приходить соседи. Первой пришла соседка Задумкина Гранислава Васильевна, женщина общительная и веселая. На этот раз она плакала о сыновьях Василии и Геннадии. Каждый высказывал свое горе и скорбь не только о своих детях, но и о родственниках, знакомых, жителях соседних деревень: Данилово, Токорево, Хохлово, Волнино, Богородское и других. Многих мы знали по фамилии и в лицо, особенно молодежь, потому что учились в одной семилетней школе. Я тут же узнал массу новостей, касающуюся судьбы моих знакомых.
В деревне, конечно, было скучно. Молодежи моего возраста из мужчин не было почти никого. Многие еще служили. Зато девушек хватало. Часть свободного времени я посвятил заготовке дров.
Зима в 1945 году началась поздно, ей предшествовала распутица. Еще в середине ноября снега и морозов фактически не было. В это время я объявил маме и сестре Симе о своем скором отъезде. В порядке вежливости навестил дома всех жителей деревни, с детьми которых я дружил и учился в школе. Уговорил маму и сестру не провожать меня до Вологды. Зная, что приобрести билет будет нелегко. И действительно, пришлось добираться до Москвы тем же способом, что от Березы до Вологды, имея на руках лишь воинское требование на получение билета.
На станции Вологда днем мне удалось сесть на открытую площадку между пассажирскими вагонами, рассчитывая, что в пути удастся пролезть в вагон. Со мной рядом стояли еще двое мужчин. Один, как и я, держал чемодан между ногами. Когда поезд тронулся и начал набирать скорость, мужчина в гражданском пнул ногой по чемодану, и он полетел на перрон. Следом спрыгнул и сам. Военный тоже спрыгнул на ходу, следом за ними. Чем закончилась их схватка, мне увидеть не удалось. Вскоре я все же просочился в вагон. На следующий день уже был в Москве на Белорусском вокзале. Ситуация прежняя. Надежды уехать законно, по билету – никакой. Дело осложнялось тем, что на перроне вокзала стояли военные патрули, при них садиться на подножку было бесполезно. Все равно снимут. Казалось, нет никакого выхода. Толкаться в кассах вокзала, возможно, не одни сутки, пока не получу пассажирского билета.
И я стал думать, на подножку какого вагона прыгать, чтобы не проезжать по перрону перед носом у патрулей. И выбрал вагон ближе к голове поезда. Тогда патруль не в состоянии будет помешать мне уехать. Я так и поступил. Вскочил на подножку на ходу, пока скорость была еще небольшой. В руке держал чемодан, но он был пустым, что облегчало мое положение. Однако я не учел, что мороз в Москве достигал 5-7 градусов... И не предвидел, что поезд Москва-Брест двигается без остановок первые два часа. Свой просчет я почувствовал буквально через 20 минут. Чемодан хоть и пустой, но мешал здорово. По мере удаления от вокзала скорость возрастала. Ветер и мороз пронизывали насквозь все тело, обжигал лицо и добрался до ног. Надо было делать постоянную разминку, переступать с ноги на ногу, растирать лицо... Чемодан мешал здорово, и я его чуть не выбросил. Уже стемнело, а поезд все шел и шел, не останавливаясь.
И я стал настраивать себя, чтобы не дать расслабиться. Выдержу, выдержу, говорил сам себе. Ведь бывало и хуже. Наконец, поезд сделал первую остановку. Проводник открыл дверь моего вагона, кого-то выпустил. И с большим удивлением сказал: "Да ты, браток, никак с Москвы висишь на подножке! Ну что же, проходи". Я понял, что он не хотел брать ответственность за мою жизнь. И если бы проводник не сжалился бы надо мной, то возможно я сошел бы с поезда. Позднее проводник сделал мне отцовское внушение. Ничего не оставалось другого, как виновато выслушать, принести свои извинения и поблагодарить за внимание. Конечно, я объяснил ему, почему я пошел на такой риск. Чтобы прибыть в часть вовремя, у меня не было иного выхода.
Прибыв в часть, я рассказал обо всем моим товарищам. Мои однополчане поначалу усомнились и не поверили. Пришлось показать им свое требование на билет. Оно было целехонькое, без всяких отметок о выдаче билетов.
В июне 1946 наша 152 Днепропетровская, Орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова стрелковая дивизия расформировалась в г. Берёза, Брестской области. В то время я находился в командировке, в Ташкенте, сопровождая эшелон с демобилизованными солдатами. После командировки мне полагался очередной отпуск.
В Берёзу вернулся в конце июля 1946, когда наш 333 Гумбиненский, ордена Кутузова артиллерийский полк тоже был расформирован. Никого из однополчан я не встретил. Поехал в г. Борисов, в штаб 28 армии и там получил новое назначение: в 42й гвардейский полк, 12й гвардейской механизированной дивизии, на должность фельдшера медсанвзвода. Дивизион дислоцировался в южной части Бреста, рядом с деревней Вулькой-Подгородской. Там я встретил, познакомился и полюбил мою будущую жену, 17-летнюю девчонку Тоню Лукьянчук.
22 февраля 1947 мы зарегистрировали брак. В том же месяце я демобилизовался из армии. Началась для меня новая гражданская жизнь. Без войны, без тревог. С тех пор Брест и Белоруссия стали для меня второй родиной. В Бресте родились моя дочь Зинаида и мой сын Геннадий. Начала жизнь наша семья.

Брест – Санкт-Петербург

1995 – 2002 г.г.