AlexandrRayn

Тетя Тоня вышла из дома с ведром очистков и, переваливаясь с ноги на ногу, направилась к компостной яме. Погода стояла скверная: оцинкованное небо сожрало солнце, а земля раскисла от дождевой пыли. Точно так же можно было описать и вечно серое и недовольное лицо тети Тони. В конце огорода, там, где кренился к земле гендерно нейтральный деревенский туалет, мигал аварийными огнями космический грузовик. Из корабля тянулось два тоненьких шланга. Один залез под туалет и жужжал, а второй подключился к компосту.

Тетя Тоня, не обращая внимания на неправильную парковку иноземного автохама, обогнула машину и, подойдя к яме, вывалила туда содержимое ведра. И всё это перед двумя парами удивленных глаз пришельца.

Достав из груди огромный бластер, инопланетянин направил его на тетю Тоню и перезарядил. Но женщина даже ухом не повела. Находясь под прицелом, она медленно обстучала ведро об изгородь и с тем же скучающим видом пошлепала в сторону дома.

К такому кунг-фу, как равнодушие, инопланетянин был совершенно не готов. Это была уже седьмая по счету деревня, где он заправлял свою космофуру, но впервые его не пытались застрелить, проткнуть вилами или хотя бы оскорбить.

Пока шланги медленно качали отходы, можно было осмотреться. Огород женщины переживал декаданс. Земля давно не рожала здесь ничего съестного, кроме укропа, ревеня и зубосводящего крыжовника. Кроты и колорадский жук еле спаслись от анорексии, мигрировав к соседям. В прохудившейся теплице квартировалась крапива, всюду были разбросаны доски и кирпичи от повалившейся трубы, а забор, что должен был защищать частную собственность, и вовсе украли ― остались лишь столбы.

Зайдя в дом, пришелец прошел на кухню, не оставляя следов. За столом, глядя в окно, сидела тетя Тоня и поедала бутерброд из черного хлеба, подсолнечного масла и соли. Женщина даже не повернулась в сторону незваного гостя.

Жилье напоминало строительную бытовку: черно-белый телевизор, дощатая кровать, полинявший ковер на стене. Давно потухшую печь заменяли чуть теплые батареи, а в шкафах пылился кое-какой скарб.

Пришелец сел напротив тети Тони и смотрел на нее в упор, пока та не повернула голову и не подвинула ему блюдо с хлебом.

— На. Не люблю, когда в рот заглядывают.

Заметив в ухе женщины слуховой аппарат, пришелец без спроса подключился к нему, как по блютусу, и начал налаживать общение.

— Почему ты меня не боишься? — спросил он, настроив автоперевод.

— А чё мне тебя бояться? Ну страховидла с мордой как у каракатицы, ну четыре глаза, ну по три пальца на трех руках, и что? — отвернулась она обратно к окну. — У нас в деревне, за неимением мужика, и не таких в дом приводят.

— Я могу убить тебя.

— Бог в помощь, барабан на шею. Один уже обещал. Двадцать лет угрожал, в итоге понял, что ничего не добьется, собрал вещи и свалил к своей мочалке из супермаркета. Зачем тебе мои удобрения?

— Ваши органические отходы для наших кораблей — лучшее топливо. Мне нужно заправиться, и тогда я смогу улететь.

— Ясно, очередной Лукойл тут устроили. Кофе и топливную карту не предлагаю. Есть только чайный гриб.

Пришелец понюхал банку с грибом и, попробовав на вкус прямо из горла, довольно зашевелил щупальцами.

— Это очень хорошо, просто невероятно, — сказал он, опустошив половину банки за раз. Меня зовут Кулункулус. Я с планеты Рьюзэк тринадцать тысяч семьдесят три.

— Антонина Герасимова, — жуя хлеб, сказала тетя Тоня. — Меленковский район, Владимирская область. Дальше знать не обязательно.

— Моя топливная система медленно перерабатывает ваши продукты жизнедеятельности. Требуется время. Могу ли я пока остаться у вас? Нельзя, чтобы меня заметили ваши власти.

— Вечно всякое отребье ко мне прется. То алиментщики, то самогонщики, то конокрады. А вообще, плевать я хотела, мог и не спрашивать. Хоть весь табор инопланетный сюда свой притащи, всё равно жизни нет, — крякнула женщина, вставая из-за стола, и заковыляла в комнату.

По расчетам Кулункулуса, на переработку отходов требовалось семьдесят два часа. Он планировал это время посвятить ремонту своей космофуры. Но для начала нужно было огородить территорию, чтобы спрятать корабль от лишних глаз. Пришелец отсоединил шланги и, облетев половину области, собрал весь бесхозный горбыль, гвозди и другие материалы. Затем при помощи своего ультрасовременного инструмента за ночь возвел трехметровое ограждение, да еще и обработал его высокоэффективной пропиткой. Участок приобрел очертания, перестал походить на пустырь.

— Я не просила, — недовольно буркнула утром тетя Тоня.

— Мне важна безопасность, — объяснил пришелец.

— Разумно. Ладно, не лезу…

После возведения забора Кулункулус задумался о спутниках. Нужно было создать вокруг участка слепую зону. Для этого на самую верхнюю точку требовалось установить специальную антенну. Покатая крыша подходила идеально. Пришелец обрадовался, что его вид размножается спорами, когда под ногами обвалились гнилые жерди, и он оседлал острый конек кровли. Худая конструкция не рушилась лишь благодаря молитвам тети Тони. Пришлось снова доставать инструмент и лететь за материалами. Зато через пару дней Антонина с удивлением и возмущением смотрела на новенькую черепицу. Сроки отлета сместились.

— Я не просила.

— Так надо, — отвечал пришелец, устанавливая антенну, которая хорошо работала на прием, но при этом не посылала обратный сигнал. Ни один земной спутник не мог ее отследить. Таким образом у тети Тони появилось халявное спутниковое телевидение и высокоскоростной интернет.

— Слышь, страховидла, не хочу навязываться, но не мог бы ты меня на своей колымаге в магазин свозить? Мне тяжелое нельзя таскать, а продукты закончились, — подошла вечером тетя Тоня к Кулункулусу, когда тот ругался инопланетным матом, меняя подшипник на космофуре.

— Исключено. Люди не должны видеть мой корабль.

— Тогда сам со мной сходи. У тебя же три руки, как раз сетку картошки и лука возьмем, а заодно мяса купим на суп.

— Моя раса сильно отличается внешне от вашей. Виной тому разница в миллионы световых лет и…

— Да кому ты тут сдался со своей этой мордой иногородней! Я тебя приодену, никто даже не поймет.

Тетя Тоня схватила пришельца за щупальца и повела в дом, где облачила в одежду бывшего мужа.

— Слушай, ну еще розочку в нагрудный карман ― и хоть сейчас в Дом культуры на танцы, — оценила тетя Тоня вид своего гостя, у которого, кажется, покраснели от смущения жабры. — Конечно, не первый парень на селе, но мой бывший и то хуже выглядел. Только за руку меня держи, а то, не дай бог, подумают, что преследуешь, — дала она последнее наставление.

По деревне шли молча. Зайчики кровавого заката, словно играя в пятнашки, отскакивали от крыш. За заборами лаяли псы, воздух наполнялся треском и запахом костров. Антонина скромно улыбалась, опустив голову и слушая, как соседки, возвращающиеся домой с остановки, шушукаются о ней и ее новом знакомом.

В магазине было немноголюдно, лица покупателей, подернутые усталостью, совсем не менялись при виде пришельца в одежде комбайнера.

— Антонина Кондратьевна, чего не знакомишь со своим кавалером? — выросла из-за кассы оперного вида женщина по имени Катерина.

— Это Коля, он из Рязанской области, работает у меня на участке, — представила тетя Тоня Кулункулуса с планеты Рьюзэк тринадцать тысяч семьдесят три.

— Так вот кто тебе забор возвел и крышу починил. Красивые у него присоски на руках.

— Коля, это Катерина Сергеевна, — представила тетя Тоня знакомую.

— Можно просто Катя, — хищно улыбнулась женщина.

Кулункулус хотел было открыть клюв, но Антонина опередила его и, засунув туда пакет, попросила сразу его пробить.

— Как там Леша? — перевела она разговор на бывшего мужа.

— Ой, ты знаешь, хорошо. Решил работу сменить, пока в поиске.

— Как всегда — в пассивном? — коротко усмехнулась Антонина. Не дождавшись ответа, развернулась и, посмотрев на Кулункулуса, сказала: — Ну что, пойдем, нас теплица ждет. А как закончишь, я тебя щами накормлю.

Затылком чувствуя, как закипает и бурлит от зависти кассирша, тетя Тоня уволокла пришельца из супермаркета под локоть, ну или что там у него.

— Ты прости, страховидла, что я этот спектакль устроила, но давно хотелось, чтобы на меня вот так посмотрели, как сегодня смотрела эта мочалка. Я тебе потом с собой три банки чайного гриба заверну в оплату за показуху.

Кулункулус ничего не ответил, но, закончив с подшипником, без всякой нужды поправил теплицу и вырвал с корнями всю крапиву.

— Мне нужно улетать, — сказал он следующим утром, когда тетя Тоня подала завтрак на террасу.

— Ну, нужно так нужно.

Она поставила тарелки на стол и собралась в дом.

— Я буду прилетать еще. У тебя очень удобно и безопасно, но топливо закончилось, нужно дождаться новой партии того, что вы называете компостом.

— А нечего ждать, — буркнула тетя Тоня, вытирая руки о передник, — не растет ничего у меня в этой глине проклятой…

— Теперь растет, — сказал Кулункулус, показав в сторону огорода.

Тетя Тоня спустилась по трем восстановленным этим утром ступеням и чуть не лишилась чувств. Весь ее участок, включая теплицу, доски на заборе и даже старую ванну, поросшую тиной, вовсю плодоносил. Чего тут только не было: и помидоры, и кабачки, и огурцы, и картошка, и болгарский перец. И даже дыня Колхозница показывала свой желтый бочок.

— От… от… откуда это всё? Ты что, ограбил супермаркет и налепил тут всё на скотч?

— Нет. Рьюзэк на девяносто пять процентов состоит из жидкости. На пяти процентах суши мы выращиваем органическое топливо. Есть формулы. Я бы хотел открыть здесь полноценную заправку, разумеется, с твоего позволения.

— Здесь? У меня? На огороде?

— Да. Ты можешь забирать часть урожая в качестве оплаты за аренду. Но я бы советовал расширить посадочные площади. Овощные и фруктовые культуры будут расти круглый год. Есть формулы, — повторил инопланетный дальнобойщик.

Глаза у тети Тони загорелись надеждой, но через секунду снова погасли.

— Я всё равно одна не справлюсь, — махнула она рукой.

— Я буду помогать, буду прилетать, — пообещал Кулункулус.

— А зачем тебе вообще улетать? Оставайся, — вцепилась в его щупальца тетя Тоня и посмотрела прямо в четыре глаза. — У нас же тут так хорошо! Воздух свежий, летом на речку ходить будем, зимой дома сидеть или в лес, лосей пугать мордой твоей.

— Я… Я не знаю… У меня же работа.

— Да что за работа у тебя такая сверхважная? — вскинула руки Антонина.

— На вашем Юпитере находится склад товаров с трех галактик. Я забираю оплаченные товары и доставляю на Рьюзэк, а там их развозят по пунктам выдачи.

— Ясно. Есть у нас такой пункт выдачи, в конце деревни. Галка, соседка, вечно всякую чушь с этого Юпитера в дом тащит. Ну, ты подумай. Понравился ты мне, чего уж скрывать, — призналась тетя Тоня. — К тому же яму мне выгребную очистил ― не нужно теперь машину вызывать. Но это так, мелочи, к слову пришлось просто.

Видя, что эти слова не возымели успеха, тетя Тоня ушла в дом.

Через час космофура уже рассекала межгалактическое пространство и время, точно алкоголик дядя Леша, когда до закрытия магазина остается три минуты.

***

Спустя неделю тетя Тоня кое-как собрала первый урожай. Треть забрала себе, треть сдала в магазин в обмен на мясо, молоко и яйца, а треть оставила на компост. Туда же сгребла крапиву, листья и другую органику. Яма набилась под завязку. Затем женщина поставила пять банок чайного гриба и стала ждать. Но никто не летел.

Прошла еще неделя, потом вторая, третья. Ударили первые морозы, а овощи всё росли и росли дуром, точно радиация какая на них действовала, но нет. На вкус они всегда были спелыми, а на вид — как в рекламе сока. Женщина продолжала усердно заготавливать компост.

В какой-то момент тетя Тоня решила, что она просто сошла с ума от одиночества и никакого пришельца-то и не было вовсе. Пока однажды, сидя у окна и поливая хлеб подсолнечным маслом, не увидела знакомые стоп-сигналы.

— Страховидлушка, родненький, вернулся, — прошептала тетя Тоня, и выбежала во двор, забыв накинуть пальто.

Александр Райн
Друзья, у меня тут гастроли по Сибири и Уралу, в общем, приходите в телеграм https://t.me/RaynAlexandr

«Добрый день, вы ведь Лизин муж? Она не отвечает на сообщения. Я хотела заменить надпись на торте. Оказывается, нашему начальнику не шестьдесят, а пятьдесят исполняется. Просто он так выглядит плохо, и я ошиблась. Напоминаю, торт нужен к четвертому числу», — прочитал сообщение Кирилл, сидя в машине.

Вот уже две недели, приезжая с работы, он паркуется перед родными окнами и сидит по несколько часов в машине, не в силах заставить себя идти домой. В квартире, где всегда что-то стучало, кипело, шипело, парило, где кто-то смеялся, ругался, спорил, шелестел страницами книг, гремел посудой, шумел миксером, громко чавкал, щелкал без конца клавишами выключателей и смотрел глупые шоу на телефоне, резко поселилась тишина.

Лизы не стало тринадцать дней назад, и мир еще не успел перестроиться, как и Кирилл. Они спрашивали друг у друга: «И что дальше?», и каждый не знал, что отвечать.

Приходя домой, Кирилл не включал свет. В сером полумраке он передвигался бесшумно и даже вздыхал с длинными паузами. В раковине копилась грязная посуда, в стиральной машине всё еще лежали нестираные вещи, которые больше никогда не наденут. Тишина пугала и заставляла прислуживать ей.

Кирилл включил ноутбук Лизы, чтобы написать в ее профиле: «Отныне это страница-призрак». Когда мир и новоиспеченный вдовец свыкнутся с этой мыслью, профиль будет удален. Но пока страница супруги встретила его десятками непрочитанных сообщений, и все, естественно, касались тортов

— Не зря я тебя сладкой называл, — улыбнулся Кирилл, вытирая слезы. Мельком глянув на фото улыбающейся жены в огромных рукавицах-прихватках, он открыл переписки.

«Начинку сделайте с пломбиром».

«Васе 1 годик».

«Лучшему директору в мире Василию Степановичу ― шестьдесят!» — последнее сообщение принадлежало той самой девушке, что недавно написала Кириллу.

Но больше всего напряжение вызывали не сообщения в один конец, а предоплаты, которые Лиза набрала за все свои проекты, и теперь они автоматически перешли по наследству мужу.

— И в чем проблема купить торт в магазине и прилепить туда свои дурацкие поздравления? — спросил Кирилл у тишины, но эта дрянь, которой он когда-то так сильно жаждал, а теперь ненавидел, промолчала.

Кирилл вообще не понимал людей, которые заказывают торты у частных кондитеров вроде его жены. Вокруг столько магазинов ― можно прийти и забрать красивый десерт в день праздника, к чему все эти сложности?

Достав из стола ежедневник Лизы, он некоторое время изучал ее записи, пока не наткнулся на расчеты. Общая сумма предоплат составляла двадцать тысяч рублей, а на карте у Кирилла было девятнадцать. До зарплаты оставалось еще две недели. Оба холодильника были забиты только начинками, кремами и прочими углеводами, которые Лиза закупила для будущих сладких поделок.

«Прям страшный сон диабетика-сладкоежки», — думал про себя мужчина, предвкушая будущую диету. Когда он раздаст долги Лизы, на другие продукты просто не останется денег, и придется питаться тем, что лежит на полках.

— Ого, а недурно у нее получалось, — присвистнул он, когда узнал, сколько должны были доплатить заказчики.

Погружаясь в записи, он всё больше удивлялся тому, какая же у него была педантичная и скрупулезная супруга. Суммы, товары, рецепты, заметки и пожелания клиентов — всё было аккуратно и удобно распределено по блокноту. Каждый заказ был прописан до мельчайших подробностей ― готовый бизнес-план. Если бы такие записи вел Кирилл, пришлось бы вызывать группу экспертов, чтобы разобрать для начала его почерк, а уже потом решать, что автор имел в виду, когда писал рецепт.

Он уже занес пальцы над клавиатурой, чтобы сыграть мелодию отмены покупок и оправдаться перед незнакомыми людьми, но на секунду задумался: «А может, попробовать?»

Перед ним лежали подробные инструкции, составленные единственным человеком, которого он понимал как самого себя. До сдачи ближайшего заказа оставалось три дня, все необходимые ингредиенты имелись в наличии, а свободное время хотелось чем-то занять, чтобы от забродивших мыслей не сорвало крышу.

Сложности начались уже на моменте работы с духовкой. Кирилл ни разу в жизни ее не включал. Кнопки и вертушки напоминали приборную панель самолета. Казалось, что устройство реально взлетит, если перепутать последовательность нажатий.

Победив бытовую технику, Кирилл продолжил изучать тайны блокнотов и недра кухонных шкафов. Вскоре он обнаружил мини-бар, о котором даже не подозревал: коньяк, ром, ликеры — всё это использовалось для готовки и было тщательно скрыто от посторонних глаз.

Прошло четыре часа с начала эксперимента, когда в дверь позвонили.

— Муха-бляха, Кириллыч! Смотрю, совсем плох? — с таким вопросом ступил на порог встревоженный брат Кирилла Артём, который пришел его проведать. — Тебе же завтра на работу, а ты на ногах еле стоишь…

— Я аром… амор… амортизировал сироп, ик… — сражался с собственным языком Кирилл и, кажется, проигрывал эту битву.

Тёма уважительно отодвинул брата в сторону и прошел на кухню. Там он обнаружил наполовину опустошенный кондитерский бар, пачку муки, развеянную по всей кухне, какао-порошок, разрыхлитель, косточки от ягод, разбросанные по полу, и какой-то странный полуразвалившийся кусок грязи, в который была воткнута вилка. Этот арт-объект его брат величаво обозначил тортом. Им он, видимо, и закусывал коньяк.

— Я, ик… делал торт, ик… «Пьяная вишня», — объяснил Кирилл.

— Единственная пьяная вишня здесь ― это ты, братиш, — помотал головой огорченный Тёма. — Иди приляг, я всё уберу, а завтра обсудим.

— Не могу-у! Мне надо испечь торт! Сро-о-ки, — вяло сопротивлялся Кирилл.

— Испечем, но завтра, хорошо? Я помогу, обещаю.

— Хорошо, Лиз… То есть Тём… Прости… — Кирилл махнул рукой и, изображая навигатор, сам себе на ходу отдавал указания: — через пять метров поверните направо, в спальню, затем налево, в кровать, лягте на правый бок, а затем развернитесь.

Артём выкинул подгоревший и размазанный по столу «торт», отмыл духовку и пол, как смог, а остатки алкоголя спрятал.

Утром протрезвевший Кирилл извинился по телефону перед братом, рассказал ему о своем провалившемся плане и пообещал прекратить кулинарные опыты.

— Давай попробуем вместе, я Женьку приведу, втроем сделаем. Думаю, что это тебе пойдет на пользу. А не получится, так съедим сами. Только алкоголь я буду контролировать, — предложил Тёма, и Кирилл нехотя согласился. В конце концов, ему нужно было чем-то занимать себя вечерами, а то интернет и видеоигры имели слишком слабый эффект.

Захватив на работу ноутбук жены, он все свои перекуры и обед посвятил изучению ее записей. Нашел папку с видеоуроками, откопал ее кулинарный дневник, параллельно то и дело натыкался на общие фотографии с отпусков, от которых сердце сжималось до хруста.

Этим же вечером Кирилл, Тёма и его жена собрались на кухне, чтобы приготовить торт по рецептуре Лизы. У них для этого было всё ― даже фотография того, что должно получиться в итоге.

Начался процесс. Кирилл то и дело порывался добавить что-нибудь в обход рецепта или увеличить граммовку, объясняя свои порывы тем, что «начинки много не бывает».

— Мы не макароны по-флотски готовим. У тебя же написано: строго следовать рецепту, — каждый раз тормозила его Женя.

— А еще важно не разбрасывать ингредиенты по кухне, — добавил Тёма.

— Ты бы так же размышлял, когда носки по квартире разбрасываешь, — уколола в ответ Женя.

Впервые за последнее время кухню наполнил смех. Кириллу было приятно, что родные люди рядом и поддерживают его, но было невыносимо тяжело наблюдать за тем, как они нежно и любя подкалывают друг друга у него на глазах.

В конце концов торт получился практически как на картинке. Восемьдесят процентов сходства.

— Главное, что съедобно, — сказал Артём, отрезая себе и жене по второму кусочку. Уставшие и довольные, они молча пили чай. — Тебе не нравится? — спросил Тёма у хмурого брата, который даже не притронулся к угощению.

— Это не пойдет на заказ.

— Ну и ладно, зато вкусно же, — осторожно сказала Женя.

— Я не люблю сладкое, — встал из-за стола Кирилл, чье настроение снова стремилось к нулю.

— Да ладно тебе! Ну мы же не кондитеры. Бог с ними, с заказами. Зато пообщались, время вместе провели, — вступился за жену Тёма.

— Нет, я должен сдать заказ.

Оставив родню на кухне, Кирилл ушел в комнату.

— Всё хорошо? — осторожно спросил брат через приоткрытую дверь.

— Да, нормально. Идите, я потом закрою.

Полночи Кирилл не смыкал глаз, изучая записи жены и видеокурсы поваров-кондитеров. В душе поселилось какое-то непривычное чувство, выдавливающее тоску, и даже злость на несправедливую судьбу. Кирилл начал верить в то, что обязан завершить дела Лизы. Как будто бы так он упокоит ее душу и отдаст дань уважения любимому человеку.

Утром Кирилл отпросился с работы. Начальник знал о его горе и без проблем вошел в положение. Начался третий раунд с «Пьяной вишней».

На этот раз Кирилл не спешил. Обуздав суетливость, желание импровизировать и диктовать рецепту свои условия, мужчина сделал всё точно, как было написано в пресловутой инструкции. За время работы над тортом, Кирилла не покидало теплое и уютное ощущение, что любимая жена где-то рядом: стоит за спиной и подбадривает, шутит над слишком серьезным видом, с которым он взбивает крем и разрезает бисквит. В квартире снова поселился шум, засиял свет; что-то без конца стучало, хлюпало и шипело. Тишина недовольно отступала. Квартира жила.

Торт был готов ближе к полуночи. Оставался декор. С этим было чуть проще. Что-что, а украшать Кирилл умел. С детства ему одному доверяли наряжать новогоднюю елку. Внутренняя интуиция заменяла Кириллу хороший вкус.

«Не понравится ― верну деньги». С такими мыслями он написал клиенту о готовности заказа.

«Это шутка? — пришел ответ. — У вас, аферистов, вообще ничего святого нет? Я знаю, что случилось с кондитером, и ничего платить не собираюсь!»

«Это не аферисты. Это муж Лизы. Я испек ваш торт».

«Вы испекли? Послушайте, это совсем не обязательно было делать, я вам очень сочувствую и хочу оставить вам предоплату как дань уважения…»

«Спасибо, это лишнее. Заберите заказ, — настаивал Кирилл, — если не понравится, можно не платить, предоплату тоже верну».

За тортом приехали на следующий день. Кирилл рассчитывал на провал, но, на удивление, клиент оценил торт на десять из десяти и поклялся в своей искренности. Он обещал повторить заказ через месяц: теща попросила такой же торт на именины.

«Извините, но я всего лишь отдаю долги, больше печь не буду», — вежливо отказал Кирилл.

«По-моему, вы зря отказываетесь. Вышло очень качественно. Я все равно вам напишу, а вы уж там сами решите», — настаивал клиент.

Началась подготовка к следующему заказу. Приходя с работы, Кирилл сбрасывал ботинки, шел на кухню и облачался в фартук, не тратя время на ужин. Сперва наводил идеальную, до скрипа, чистоту, затем доставал кастрюли, скалки, блендеры и начинал кашеварить.

Время, отведенное когда-то на двоих, теперь принадлежало лишь ему одному, и он заполнял его тем, чем мог. Но делал это не ради себя: ему нравилось думать, что через его руки, через его успехи и положительные отзывы Лиза продолжает жить. Так было спокойнее. Так был какой-то смысл…

В ночь с третьего на четвертое Кирилл достал из духовки торт юбиляра, которому случайно добавили десять лет к возрасту. По техзаданию внутрь еще нужно было поместить коробочку с подарком — ключ от моторной лодки.

«Хорошо, хоть не стриптизершу запаковать», — бубнил кулинар, исполняя пожелание клиента.

Торт вышел ― просто загляденье. Еще лучше «Пьяной вишни». На карту упали деньги. В холодильнике поселилось мясо, овощи и хлеб. В обеденные перерывы Кирилл тренировался на них, а еще на гречневой каше, запекая или собирая из продуктов мини-торты. Оставалось еще несколько заказов. Потом мужчина собирался распродать оборудование и зажить обычной жизнью, ну той, которой живут все вокруг. Ему, конечно, понравилось печь, но не настолько, чтобы мечтать о карьере кондитера. То ли дело его жена — она горела этим. Могла сутками не покидать кухню, создавая шедевры. Она была поглощена этими десертами всецело ― порой казалось, что она любит свои торты даже больше мужа. Раньше Кирилла это бесило, вызывало какую-то нелепую ревность, а теперь это была его единственная связующая нить с женой. Он решил, что будет продолжать печь ради нее даже после того, как отдаст последний долг. Но вскоре Кирилл убедился, что всё обстояло несколько иначе.

Чем больше он изучал ноутбук Лизы, тем глубже проникал в ее сердце, мысли, ее цели. Вскрывая папку за папкой, он цеплялся за каждую заметку и жадно впитывал всё, что было внутри, пока не нашел то, ради чего супруга приковала себя к духовке и проводила рядом с ней каждый вечер последние три года.

«Кирилл всегда мечтал отправиться в путешествие по Южной Америке, но Кирилл и накопления — вещи несовместимые. В доме постоянно чего-то не хватает, либо что-то ломается. А еще эта гнилая машина, новые телефоны каждый год, зубы. Лучше буду сама откладывать с продажи тортов. Думаю, за пару лет получится собрать нужную сумму. Я просто хочу, чтобы он был счастлив». Запись Кирилл обнаружил в личном дневнике Лизы, который до этого момента не открывал из уважения к чужой тайне. Но тут не сдержался.

«Получается, она всё это время пекла ради меня и моей идиотской мечты… Хотела сделать мне сюрприз. Вот дуреха. Знал бы, попросил немедленно прекратить!» — он начал было себя ругать, но внезапно понял, почему жена ему ничего не говорила. Потому что знала, что именно так всё и будет. Он действительно не позволил бы ей копить на его безумные планы, о которых рассказывал ей с восторгом с первого дня их знакомства. Он считал собственные мечты абсурдом, а жена, наоборот, — реальной целью.

Вскоре Кирилл нашел карту, на которой хранились сбережения Лизы. Сумма скопилась приличная, хватило бы, чтобы объехать целый материк. «Или поменять машину, или сделать ремонт в квартире…» — подумал Кирилл так, как думал обычно, глядя на деньги, но, перечитав дневник жены, еще раз отругал себя за ограниченное мышление. Было стыдно пользоваться ее деньгами, но еще более стыдно было не воспользоваться ими по назначению.

Разобравшись до конца с долгами, Кирилл попросил отпуск на работе за свой счет.

— А не слишком быстро ты отдыхать собрался? Вроде еще вчера был в трауре, а уже за океан рвешься, — подозрительно косился директор, подписывая заявление.

— Жена так хотела, — честно ответил вдовец, но слова его почему-то не отдавали убедительностью.

Не понял этого поступка и брат, а также родители Лизы. Но Кириллу было плевать. Он ведь и сам многого не понимал раньше. И если бы не жена, может никогда бы не понял.

***

Южная Америка встретила его шумом, дикой необузданной природой и совершенно другой стороной реальности. Тишины здесь не было, кажется, от зарождения жизни на Земле — как раз то, что было сейчас нужно. Даже звезды здесь светили как-то иначе, напоминая Кириллу кокосовую стружку, которую Лиза часто рассыпала по всему дому. Здесь, вдали от родных стен, они как будто были даже ближе друг к другу.

Мир начал привыкать к переменам. Кирилл начал меняться вместе с ним и даже понял, что соскучился по готовке. Ему реально понравилось печь, хоть он и боялся поначалу себе в этом признаться.

По возвращении он так и не удалил страницу жены, но предупредил всех подписчиков и клиентов о том, что теперь все их заказы будет делать он сам, но уже не только ради памяти о Лизе, а потому, что действительно полюбил это дело.

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на телеграм https://t.me/RaynAlexandr

«Поздравляю, Сергей, вы приняты! Начинаете с понедельника», — все еще раздавался эхом голос директора в мыслях у Мямлина спустя два дня после собеседования.

Мямлин ехал на свою первую работу, которую получил сразу после вручения диплома колледжа. Всё было так, как он мечтал: чистая и уютная серверная с мощным и современным оборудованием, личная кофемашина и, самое главное, хороший и стабильный оклад. О чем еще можно мечтать?

«Только учтите, предприятие режимное, несоблюдение графика — это первая причина увольнения. Вашего предшественника коснулось это несмотря на пять лет безупречной работы», — предостерег его будущий начальник.

Сегодня Мямлин вышел из дома пораньше, чтобы точно не опоздать. В подъехавшем автобусе он успел занять место у окна и мечтательно разглядывал пробуждение осеннего города. Всё было прекрасно.

Через пару остановок автобус распух от утренних пассажиров, как домашние пирожки, в которые бабушка не пожалела начинки. Еще через одну остановку Мямлин почувствовал, что его придавило чем-то очень крупным и неудобным вроде мешка битой плитки. Спустя пару секунд мешок захрапел, да так громко, что Сергей решил, будто автобус разорвало пополам.

Кое-как оторвав голову от стекла, Мямлин краем глаза разглядел того, кто его заблокировал. Это только в кино на плечах всяких хлюпиков засыпают юные пышногрудые блондинки, чей сон не хочется нарушать резким движением. На плече же Мямлина уснули сто тридцать килограммов водителя длинномерной фуры Толика Супова, чей сон не нарушит даже столкновение Земли с Нибиру.

Мямлин был вежлив и аккуратно толкался. С таким же успехом можно было просить тектонические плиты не наезжать друг на друга. Вскоре показалась остановка Сергея. Переполненный страхом и отчаянием, он начал вяло звать на помощь, но слова его тонули в симфонии носоглотки соседа. Двери захлопнулись, автобус начал удалять Мямлина от его мечты и светлого будущего в сторону серой неизвестности. Спустя еще три остановки стало ясно, что вырваться из живого плена не выйдет, и Мямлин сдался, как делал это всегда перед лицом трудностей.

Через долгих двадцать минут автобус заехал под мост, сделал затяжной поворот и остановился.

— Конечная, — неразборчиво объявили динамики, и тут же Сергей почувствовал, как с его плеча сошла лавина, а легкие наполнились воздухом.

— О, блин, сорян, братан. Чего ты меня не разбудил? — спросило у Мямлина лицо, лишившее его будущего.

— Я будил, — обиженно промямлил Мямлин.

— Ну прости, дружище. Просто ты такой удобный оказался для сна, прям ортопедический, — мужчина взглянул на смятого, как подушка после тяжелой ночи, Сергея и немного размял его руками, придав человеческий вид.

Вместе они вышли на улицу, где их встретил песок, запах солярки и заводские трубы. Мямлин впервые был в этой части города и мечтал как можно скорее вернуться в более стерильные пейзажи.

— Раз уж мы немного сблизились, меня Толян зовут,— зачем-то представился мужчина.

— Сергей…

— А ты где работаешь, Серега?

— Уже нигде, — повесил нос Мямлин.

— О как, ну поздравляю! А я тут, на ЖБИ, — показал Супов куда-то в сторону серых стен.

— Ясно. Слушайте, а почему автобус не разворачивается?

— Так он тут теперь будет минут тридцать стоять. Они сократили поездки на этом маршруте, — каждое предложение Супова почему-то сопровождалось легким хихиканьем. Только вот Мямлину было совсем не смешно.

— Так ты не к нам, часом, на завод приехал устраиваться?

— А вам разве не пора на работу? — ответил Мямлин вопросом на вопрос.

— У меня еще полчаса, я пораньше прихожу, чтобы с мужиками «козла забить». Так ты к нам? Пойдем, провожу.

— Боюсь, что на ЖБИ люди с моей профессией не требуются, — тоскливо заскулил Сергей.

— Краснодеревщик, что ли? – залился веселым смехом Толик.

— Сисадмин.

— Что-то похабное? — на всякий случай спросил Супов.

— Можно и так сказать. Отвечаю за настройку компьютеров и их работу в организации.

— А-а-а! Прям как наш электроник Федька, Царствие ему Поднебесное…

— Скончался? — с сожалением в голосе спросил Мямлин.

— Не… В Китай к дочери переехал. Хана их кибербезопасности, хы-хы-хы. Слушай, так нам как раз, получается, нужен новый электроник! Пойдешь?

Мямлин снова тяжело вздохнул, но быстро закашлялся из-за облака песчаной пыли.

— Ладно, всё равно уже терять нечего…

Через пятнадцать минут Сергей стоял в кабинете директора ЖБИ, который разговаривал исключительно криком.

— Что за сисадмин? Супов, етишкин кот, это какая-то новая версия домогательств? Мужики не поймут!

— Не-е, он как наш электроник.

— А-а, так бы и сказал сразу, что программист! — выдохнул директор.

Мямлин не стал его поправлять.

— Пойдем, программист, покажу место работы.

Они гуляли по заводу до тех пор, пока цементная пыль не покрыла девяносто процентов Мямлина, а директор не наорал на каждого встречного, и только после этого начальник вспомнил, что надо показать серверную, которая была зажата между складом болтов и лабораторией.

— Что это за… — чуть не проплакал Мямлин.

Вместо чистого, уютного помещения с кофемашиной и новейшим оборудованием, где он должен был радоваться жизни, Сергей вошел в какой-то темный каземат с кучей системных блоков, связанных лианами проводов и настоящей паутиной. На столе мерцал экран монитора, чье излучение могло просветить человека лучше рентген-аппарата.

— В общем, у нас постоянно всё глючит. Бухгалтерия, техотдел и манагеры жалуются, что у них всё очень медленно работает, — изложил основные проблемы директор.

— Странно, что оно у вас не взрывается — надул щеки Мямлин, увидев на мониторе заставку Windows98.

— Ну ты, в общем, разбирайся тогда. Если сможешь это всё привести в приличный вид, зарплатой не обижу, — сказал начальник и, заметив кого-то в коридоре, тут же бросился ловить лентяя, чтобы подвергнуть его словесной экзекуции.

Мямлин взял в руки какой-то черенок и, сжавшись от страха, ткнул им в один из системных блоков. Ничего не взорвалось, и это уже обнадеживало.

— Ну что ж, хотя бы стаж пойдет, — успокаивал себя сисадмин, погружаясь в свою новую профессиональную реальность.

Больше месяца Сергей, точно палеограф, изучал записи своего коллеги, которые тот зачем-то оставил на стенах: пароли, явки, проблемные места — должно быть, серверная сводила его с ума.

Затем еще два месяца ушло на уборку помещения, распутывание узлов кабелей и восстановление нормального токообращения по этим пережатым венам. Только после того как у бухгалтерии начали нормально загружаться таблицы и «Одноклассники», Мямлин смог выцыганить у директора новый жесткий диск, клавиатуру, мышку и немного оперативной памяти. Еще месяц Сергей потратил на анализ всего программного обеспечения, а по итогу работы составил отчет, с которым явился к начальнику. Предоставив доклад директору, Мямлин сильно его удивил.

— А ты кто? — спросил начальник.

— Ваш новый сисадмин, — напомнил Сергей.

— Ах да, точно. Так что там?

— Там программы из девяностых, надо всё менять, обновлять, докупать…

— А другого способа нет?

— Есть. Сжечь всё.

— Не, ну сжечь мы не можем… Давай что-то делать. У меня есть принтер, можешь его использовать, — показал директор на древний аппарат, краски в который загружали еще при Андрее Рублеве.

Понимая, что так он ничего не добьется, Мямлин быстро опустил руки и забился в свой серый угол, где целыми днями пил растворимый кофе и играл в минёра, пока однажды к нему не зашел проектировщик — дедушка, который расчерчивал первый ватман еще когда доллар стоил девяносто копеек.

— Сергей Сергеич, — обратился дедушка к вчерашнему выпускнику, — вы мне не поможете?

Мямлин не отказал. Дойдя до техотдела, он увидел монитор, на котором зависла эмблема «Автокада».

— И давно так? — спросил Мямлин.

— Со вторника.

Настенный календарь показывал пятницу.

Задача была несложной. Через пять минут довольный проектировщик уже наносил осевые линии на чертеж.

— Вот спасибо, Сергей Сергеевич. А то Федька только и делал, что орал да обзывался, точно наш директор, а помощи никакой.

Воодушевленный Мямлин решил пройтись по другим кабинетам и поспрашивать, не требуется ли его помощь. Как оказалось, помощь требовалась.

Сначала Сергея попросили наладить работу сканера, затем роутера, потом почему-то электрочайника и кондиционера. Мямлин брался за всё.

Как оказалось, его предшественник так зашугал всех сотрудников, что никто не хотел с ним связываться. Это сыграло на руку Мямлину, и он быстро завоевал уважение.

Разбирая и заново собирая старые аппараты, он освоил работу с паяльником, микроскопом, мультиметром. Еще Мямлин научился ругаться. Но ругался он только с техникой, а к людям всегда относился с уважением, даже если они зависали крепче своих допотопных компьютеров.

Вскоре Мямлин полностью вжился в роль заводского «электроника» и начал не только запускать компьютеры и ксероксы с пинка, но и взялся за автоматизацию. Сергей отправил на покой старый сайт завода и создал новый — красивый и понятный, приручил автодозвон и автоответчик, которые работали куда эффективнее старого, вечно спящего за рабочим столом менеджера Филиппа Андреевича.

От скуки Мямлин наладил видеонаблюдение в производственном цехе, которое отныне показывало не только потолок, но и всё производство. Протягивая кабели между кабинетами, связывая компьютеры и принтеры, Мямлин налаживал общение между отделами. Потом он установил на все компьютеры общий чат и стал его администратором. В свободное время Сергей чинил устройства, которые ему таскали рабочие и водители.

Мямлина полюбили за отзывчивость, обращались к нему по имени-отчеству и звали на все заводские посиделки. И даже директор выучил его имя и должность. Атмосфера на заводе стала улучшаться, с сайта приходили хорошие заказы от частных лиц, а благодаря тому, что проектировщики работали в полную силу, вскоре запустилась линия новой продукции. Худо-бедно, но завод начал вылезать из долговой ямы. Конечно, это были заслуги не только сисадмина, а всей команды, но Мямлин сам собой стал символом единения и взаимопонимания. Он никому не отказывал, и остальные брали с него пример.

***

Спустя два года у Сергея зазвонил телефон. На проводе был директор предприятия, куда Мямлин ехал в тот судьбоносный день на автобусе.

— Вы к нам приходили на собеседование, — сказал голос в динамике, — но почему-то не дошли в первый же рабочий день.

— Да, прошу прощения, обстоятельства…

— А не хотите еще раз попробовать? У нас очередной администратор уволен за опоздание.

Мямлин задумался. По сути, он уже набрался достаточно опыта и мог бы перейти на более престижное место. Он уже хотел сказать «Да», но оглядел свою чистую и уютную серверную, куда пришел сегодня с опозданием на полчаса. В кружке стыл кофе, который ему приготовила кофемашина, купленная для него вскладчину всем заводом, на тарелке лежали пирожки от бухгалтера Люды, а на экране мелькали комментарии из социальных сетей, где Мямлин вел свои блоги о работе на заводе. Он только что разобрал ноутбук, который ему принес Супов, и знал, что за эту починку ему заплатят, хоть он и будет отказываться от денег.

— Вы знаете, я пока работаю, и меня всё устраивает. Давайте через год созвонимся, — предложил Мямлин скорее из вежливости.

Через год он подал документы в институт на заочное обучение. Мямлин собирался стать программистом и выводить завод на новый цифровой уровень. Он пока не знал какой, но он обязательно узнает. Главное было выиграть битву с директором за бюджет, но Сергей понимал, что каким-то образом он добился невозможного — стал незаменимым. Да и настойчивость его давно могла сдвинуть с места не только водителя фуры, но и, казалось, сбить с курса целую Нибиру.

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой тг канал, там я не только выкладываю рассказы, но и рассказываю о своих выступлениях, книгах и делюсь историями из жизни

— Далеко собралась? Если в магазин, то скажи, что нужно, и я схожу куплю, или доставку закажем, — Гоша застал обувающуюся жену в темной прихожей.

— Лена звонила, попросила выйти в ночь, — пыхтя, орудовала в ботинке ложкой Алла. Отекшие ступни отказывались влезать в родной размер.

— Ты сдурела? Тебе только вчера больничный выписали, какая ночь? Иди в кровать.

— Я уже пообещала. И так девчонок подставила: работать некому, а тут я еще с этой болезнью…

— Да какое тебе дело до того, что там работать некому? Ты же отпуск не гуляла и все выходные постоянно в своем магазине…

— Я сама разберусь.

— Ага, разберешься ты. Иди, говорю, в кровать! — Гоша выхватил ложку и спрятал за спину.

— Ой… — Алла присела на обувницу и закрыла глаза.

— Что такое? Плохо?

— Нормально. Голова немного закружилась. Водички принеси.

— Сейчас, не вставай.

Гоша не успел даже ополоснуть стакан, как до него донесся звук хлопнувшей двери. Алла ушла, оставив в прихожей запах лекарств и обувного крема.

Шаркая подошвами по мокрому асфальту, отражающему вечерние огни, Алла добралась до безлюдной остановки. Через минуту из-за поворота выехал автобус, на табло которого мерцали красные буквы.

«Совестьская» — прочитала Алла и мысленно отругала за ошибку весь автобусный парк, а заодно и тех, кто сдает в школе ЕГЭ.

В залитом желтым светом полупустом салоне было ужасно душно. Видимо, печка пыталась прожечь озоновый слой. Пришлось расстегнуть плащ. Усевшись у окна, женщина уставилась в мутное стекло, за которым накрапывал дождик.

Двери уже готовы были закрыться, когда в салон вошли еще двое: седовласый тощий мужчина в сером пальто с высоким воротом и женщина в плаще цвета крепкой марганцовки, каких Алла никогда в жизни не видела. Мужчина повис на поручне напротив входа и уставился в одну точку, а вот пассажирка… Она шла медленно, даже, скорее, плыла по салону и словно заполняла его собой, при этом касаясь спинки каждого кресла руками, облаченными в бархатные алые перчатки. Когда женщина проходила мимо Аллы, та почувствовала, как по голове растеклась резкая пульсирующая боль, и невольно схватилась рукой за висок.

Как только пассажирка уселась, двери тут же захлопнулись, и автобус, кашлянув двигателем, начал удаляться от остановки.

— Как головка? Бо-бо? — раздался позади Аллы мерзкий блеющий голосок, от которого боль накатила с новой силой.

Алла слегка повернула голову и краем глаза заметила самодовольную гримасу. Женщина обняла соседнее с Аллой кресло и легла на него, как на подушку, повернувшись лицом к Алле.

— Что вы сказали?

— О! Слух уже начал пропадать? Отлично, значит, дело идет в нужном направлении.

Алла сделала вид, что не обращает внимания, и уткнулась лбом в стекло, но, к сожалению, не почувствовала ожидаемой прохлады.

— Молодец, что не долечилась. Всё правильно делаешь, — с каждым новым словом этой странной особы у Аллы сильнее начинала болеть голова.

— Что вы сказали? Откуда вы знае… — повернулась Алла к пассажирке и, увидев ее широкую пугающую улыбку, тут же отвернулась.

— Аллочка, ты можешь не прикидываться. Мы с тобой знакомы уже почти две недели. Я — твоя мигрень. Твоя температура, твое повышенное и пониженное давление, короче, всё, что ты там пыталась глушить аспирином, — прошептала женщина Алле на ухо. — Я — головная боль. А вон тот дядечка спереди ― знаешь кто?

Алла молча замотала головой. Не привыкшая к такому дерзкому нарушению личных границ, она чувствовала себя парализованной.

— Это, моя дорогая, его величество инсульт. Он пока на расстоянии, но скоро начнет приближаться, — игриво хихикнула женщина в плаще.

— Что происходит? Что вам нужно? — пропищала перепуганная до чертиков Алла.

— Мне? Дорогуша, мне ничего от тебя не нужно. Ты сама всё делаешь правильно. Не долечилась, да что там… Анализов даже не дождалась всех.

— Заткнись! — к Алле подсел какой-то бледный лысый мужчина болезненного вида. Он строго посмотрел на отпрянувшую от кресла Мигрень, но та, кажется, совершенно не восприняла его всерьез и продолжала что-то бубнить вполголоса.

— Чего вам? — спросила Алла, глядя испуганным взглядом на очередного незнакомца.

— Не удивлен, что ты меня не узнаёшь, — отрешенно вздохнул мужчина, теребя в руках билетик, — я ведь твой здравый смысл… Нас, тех, кто на твоей стороне, почти нет на этом рейсе. И ты совсем не обращаешь на нас внимания. Взять хотя бы иммунитет. Ты вообще заметила, что ему ужасно плохо? — мужчина кивнул через плечо.

Алла настороженно повернула голову и увидела на заднем ряду маленькое серое существо, забитое в угол и тихонько хныкающее. Иммунитет был таким слабым и жалким, что над ним издевались двое детей, сидящих рядом. Они били его руками и ногами и мерзко хихикали.

— Это твои хронические заболевания, на которые ты тоже не обращаешь внимания, но очень скоро они наберутся сил, вырастут и смогут быстро забить его до смерти, — сказал Здравый смысл с таким тяжелым выдохом, что Мигрень захлопала в ладоши от радости.

— Да что тут происходит?! — не выдержала Алла.

— Всё просто, — грустно улыбнулся Здравый смысл, — мы едем к твоей конечной станции…

— К какой еще конечной станции? — нахмурилась Алла.

— К той самой. Ты нас туда всех тащишь на своем автобусе «совести».

— Автобус совести? — до Аллы всё еще не доходил смысл происходящего, но она уже поняла, что на табло не просто так было написано «СОВЕСТЬская.

— Да. Ты со своей гиперответственностью и стыдом тащишь нас прямиком на тот свет.

После этих слов Здравого смысла, к Алле повернулись с передних рядов двое упитанных молодых людей: Стыд и Совесть ― и радостно замахали пухлыми ручками.

— Сдурели? Вы Гошины друзья-придурки с авторынка, что ли? Чего вы все несете?

— Это ты нас всех несешь в себе, дуреха, — снова вмешалась Мигрень и в очередной раз захохотала. Голова у Аллы разболелась еще сильнее.

— Но я не хочу на конечную станцию!

— А зачем тогда ты себя изнуряешь этой работой? У тебя же официальный больничный. Еще даже результаты анализов пришли не все, а ты уже на смену побежала, да еще и на ночную. Откуда, ты думаешь, тут Инсульт взялся? Он просто так не появляется.

Услышав свое имя, пожилой мужчина слегка повернул голову в сторону Аллы, и женщина заметила, что у старика слегка опущен краешек рта.

— Но я должна…

— Кому? — не отставал Здравый смысл, которого впервые за много лет слушали.

— Работать некому, а тут я еще с этим больничным, — снова завела знакомую пластинку Алла и уже готова была расплакаться. В этот момент вскрикнул Иммунитет, получивший по ребрам от одного из пассажиров.

— Алла, ты работаешь в гипермаркете. Это огромная сеть, ты кассир, а не генеральный директор, можешь понять? Твои жертвы никто не оценит, и никто не скажет потом спасибо, когда вон этот к тебе придет, — показал лысый на Инсульта.

— Но я же обещала… — продолжала сопротивляться уже не скрывающая слез Алла. Мигрень взялась гладить ее по голове и приговаривать:

— У кошечки не боли, у собачки не боли, а у Аллочки боли!

— Ал, ты ведь и мужу обещала отпуск. И детям обещала приехать к ним на праздники, и себе ты обещала отдых. Но эти обещания ты как-то легко забываешь ради своей совести. И ведь совесть — это хорошо, но не когда ею все вокруг пользуются, — наседал Здравый смысл. — Надо же о себе думать! О нем, в конце концов, — снова показал мужчина на забитое и измученное существо.

— Да я понимаю-а-а-ю! Я не хочу так работать, в следующем году буду искать другое место, обещаю, — взмолилась Алла, схватив Здравый смысл за руки и взглянув в его тоскливые глаза.

— Ал, ты ведь опять хочешь меня обмануть. И я поверю тебе, как всегда. Но остальных ты не обманешь, — поджал губы тот и отвернулся, отбросив руки женщины.

— Так что мне тогда делать?! Что?!

— Выдохнуть и думать о себе, а не о чужих проблемах.

— Это эгоизм! — запротестовала Алла.

— Это ― здравый смысл, — ткнул себя в грудь лысый, ни на что особо не надеясь. — Если не остановиться вовремя, то автобус наберет скорость и уже не остановится никогда…

Алла только сейчас поняла, что всю дорогу они едут без остановок, а Инсульт незаметно подбирается всё ближе. Он уже не напротив входа, а у первых от двери рядов.

— То есть мне просто уволиться?

— Можно просто настоять на том, чтобы тебе давали заниматься собой и своим здоровьем. А если откажут, то не бояться перемен. В конец концов, у тебя давно всё есть: жилье, муж, машина, все необходимые вещи, дети давно сами себя обеспечивают. К чему эти жертвы ― вообще не ясно ни тебе, ни кому-то из нас. Может, надо хотя бы на секунду сделать паузу и подумать, ради чего ты изнуряешь себя?

Наконец автобус начал сбавлять ход. В окне, среди черного, залитого дождем мира, Алла заметила сияющий, как новогодняя гирлянда, гипермаркет, который ждал с распахнутой пастью, когда Алла зайдет внутрь и растворится в его статистике, выручке, в его бесконечных кассовых отчетах.

Алла зажмурила глаза, а когда открыла, почувствовала в руке что-то тяжелое.

— Держи, не урони, — Гоша помог ей сжать пальцы на стакане с водой. — Пей аккуратно.

— Что? А где автобус?.. — Алла растерянно оглянулась по сторонам.

— Автобус? — муж приложил руку ко лбу супруги. — Может, скорую?

— Нет, не надо, — замотала головой Алла и залпом выпила воду, — подай мне телефон.

— Зачем? — нахмурился Гоша.

— Дай, говорю!

Тот послушно протянул смартфон, и Алла начала тыкать пальцем по экрану, а затем поднесла устройство к уху.

— Лен, я не могу сегодня выйти, мне плохо, я болею, у меня больничный.

— Ну ты же уже пообещала! Алла, так не делается, ты не мож…

— Лен, остановись, пожалуйста. Я думала, что смогу, но поняла, что нет. Так что не звоните мне, пока не оклемаюсь.

Голос Аллы был впервые в жизни таким твердым. Она даже не думала срываться в оправдания, как делала это обычно. На секунду возникла пауза.

— Ладно, хорошо, выздоравливай, найду кого-нибудь, — ответила Лена и сбросила вызов.

— Ну вот видишь! Я же говорю, решат там без тебя. Раньше же решали как-то.

— Гоша, не нуди, помоги мне лучше до кровати дойти. А завтра я буду спать до одиннадцати.

— А меня на работу утром собрать? — возмутился Гоша.

— Сам соберешься, не маленький, — ответила Алла.

«Молодец…» — раздался где-то внутри нее знакомый голос здравого смысла.

Александр Райн

Не забудьте подписаться на телеграм https://t.me/RaynAlexandr

С работой у Дани Кулагина не складывалось из-за отсутствия образования, связей, но, самое главное, из-за специфической внешности. Лысая многоугольная голова была прикручена прямо к широкоформатным плечам, откуда торчали две балки, которые были руками. Половину лица занимал изгиб сломанного носа, а левый глаз и подбородок соединялись глубоким некрасивым шрамом. Также мужчина обладал взглядом, способным быстро подготовить любого пациента к колоноскопии. В присутствии этого человека хотелось спрятать кошелек и достать перцовый баллончик. Куда бы он ни пришел и где бы ни работал, всегда за ним пристально следили из-за угла, опасаясь, что Данила совершит что-то страшное и незаконное. Обычно собеседования заканчивались на этапе знакомства. Кулагину даже не обещали перезвонить, так как боялись, что он потом перезвонит в ответ.

Почти двенадцать лет Данила перебивался разными подработками. В основном это были трудоемкие и плохо оплачиваемые занятия, связанные с такими словами, как цемент, лопата, вагоны и межпозвоночная грыжа. Нахватав болячек и полностью разочаровавшись в жизни, Кулагин завязал с тяжелой работой и отправился на биржу труда, где ему выдали список вакансий и пособие по безработице.

В девяти из десяти фирм Кулагин получил привычные ему отказы, а вот в десятой конторе что-то пошло не по стандартному сценарию.

— Завтра ждем вас на стажировку, — сказала кадровик, даже не взглянув на Данилино лицо.

— Стажировку? Что, вот так просто? — не мог поверить в услышанное Кулагин.

— Да, нам нужны люди, — кивнула девушка, не прекращая стучать по клавиатуре ноутбука, словно пианист по роялю в день отчетного концерта.

— А что за работа-то хоть? — никак не мог поверить в чудо Кулагин.

— Комплектовщик на склад электротоваров. Приходите к девяти. Стажировать вас будет Андрей.

— Ну… Ну хорошо.

Кулагин еще немного повертелся на стуле, чтобы попасть в кадр девушки, но, не добившись внимания, просто ушел.

Ночью Данила спал плохо. Денег и так не хватало, а если откажут и в этой работе, то останется рассчитывать только на пособие, которое тоже не может быть вечным.

Утром, ни на что особо не надеясь, Кулагин явился на склад на пять минут раньше указанного времени, но его никто не ждал. Лишь через пятнадцать минут к нему подошел невысокий, кругленький, улыбающийся человечек в очках, белой рубашке и подтяжках.

— Ого какой здоровяк! Меня Андрей зовут, — звонко представился мужчина и протянул Кулагину маленькую ручку, которая целиком помещалась в ладонь Данилы. — Идем, я всё покажу.

Кулагин кивнул. Он и будучи молчаливым внушал страх, но стоило ему открыть рот, как любая фраза из его уст, даже «Добрый день», превращалась в смертельную угрозу.

— Работа у нас несложная: берешь телегу и набираешь по списку, — объяснял Андрей, толкая перед собой металлическую тележку.

Кулагин продолжал кивать и лишь изредка угукал. Со стороны эти двое выглядели как папа и маленький сын, прогуливающиеся по супермаркету.

Язык Андрея работал как помело, а сам он был весьма рассеянным, неуклюжим и очень нерасторопным. То запнется о собственную ногу, то врежется в стеллаж; пару раз ему на голову обрушивалась лавина кабель-каналов, а еще его на ходу поддевал за подтяжки проезжающий мимо погрузчик. Кулагину в такие моменты приходилось бежать за ним через весь склад. Другие рабочие старались избегать этого чудаковатого коротыша, делая вид, что не замечают его всякий раз, когда он проходил рядом.

— О, Серега, как жизнь?! Как дети? На футбол записались? Вася, а ты как? Машину починил? — подходил к каждому Андрей и протягивал руку.

Сотрудники нехотя что-то отвечали, а потом быстро отворачивались и изображали занятость.

— У нас тут очень дружный коллектив, все ребята как на подбор, — гордо заявлял Андрей, махая коллегам. — Я про каждого знаю и могу рассказать. О, нам вон тот плафон нужен, может, достанешь? Неохота за лестницей идти.

Кулагин встал на цыпочки и потянулся за плафоном. Взявшись за него, он случайно задел соседний, и тот, упав на бетонный пол, разлетелся на кучу осколков.

— Не переживай, я никому не скажу, — махнул рукой Андрей.

— Так камеры же, — показал Кулагин на электронный глаз под потолком.

— Половина не работает, так что можно немного и пошалить, — сказав это, Андрей подмигнул Даниле и положил в карман маленькую энергосберегающую лампочку.

— Не, я пас.

— Ну ты же никому не скажешь?

Данила промолчал.

— А ты сам-то зачем сюда пришел? — спросил Андрей, когда они собрали первый заказ.

— Работать ― зачем же еще.

Кулагину этот допрос не нравился, как и назойливый человечек, что везде сует свой маленький, но такой любопытный нос.

— Да тут зарплата ― как у студентов на летних каникулах. Не жалко время тратить? Если бы не кабель, я бы давно уволился.

— Какой еще кабель?

— Да медный, какой же еще! — Андрей оттянул свои подтяжки и отпустил так, что те звонко хлестнули его по груди. — За месяц можно метров пятьдесят в кармане вынести, а недостачу потом по всей сети магазинов размазывают.

Наконец до Кулагина дошло, что происходит, и от мыслей этих ему стало совсем тоскливо. Этот маленький улыбающийся тип приметил в нем того, кого видели все остальные — уголовника. Очевидно, он был рад, что нашел родственную душу.

Вскоре наступил час обеда. Несмотря на свой низкий рост, Андрей обладал поистине великанским аппетитом. Перед ним на столе лежало аж шесть контейнеров с едой: первое, второе, салат, десерт, еще один салат и пирог.

— Будешь? Угощайся, — предлагал Андрей, тыкая вилкой в каждую плошку.

— Ты на одну еду, что ли, работаешь? — спросил Кулагин, засовывая в рот ложку с постной гречкой.

— Дак это же не моя, — улыбнулся набитым ртом Андрей. — Это Лехин суп, а это Гошино мясо по-французски.

— В смысле? Ты что, воруешь у коллег еду? — покосился Кулагин на мужчину и пододвинул поближе свою сухую гречку.

— Всё, что в общем холодильнике, — то общее! Попробуй, у Сереги жена обалденный рыбный пирог готовит, — победоносно воткнул вилку в пирог, точно экскалибур в камень, мужчина.

— Спасибо, я наелся.

Кулагин встал из-за стола и засунул пустой контейнер в рюкзак.

На следующий день Андрей снова опоздал, но уже на полчаса.

— А ты чего так рано? — зевнул он, глядя в немигающие глаза Данилы.

— Мы же с девяти работаем, — напомнил Кулагин.

— Да тут, думаешь, кто-то смотрит, что ли? Я иногда вообще к обеду прихожу, — сладко потянулся мужчина. — Хочешь, завтра можешь поспать, я прикрою, если что.

— Спасибо, не сто́ит, — замотал своей огромной лысой головой Кулагин. — Давай начнем, я тут кое-что уже собрал, но некоторые позиции не смог найти.

— Смотрите, какой прыткий, — цокнул языком Андрей. — Ладно, пошли.

На протяжении второго дня Андрей не только объяснял Даниле тонкости работы, но и показывал, как можно от нее увильнуть и как выносить товар через проходную без риска попасться.

В конце смены к ним подошел какой-то тип офисной породы и, строго окинув взглядом обоих, спросил:

— Ну как у вас? Всему научились?

Кулагин неуверенно кивнул.

— Есть какие вопросы?

— Я вчера плафон разбил, вы из зарплаты вычтете или сразу занести деньги в кассу? — внезапно спросил Данила. Краем глаза он заметил косой взгляд Андрея.

— Зайдите к начальнику склада и скажите, что разбили, он вам всё объяснит.

— Хорошо, — кивнул Кулагин.

— Это всё? — спросил мужчина, снова внимательно заглянув в глаза обоим, словно мог прочитать в них что-то. Андрей промолчал, хоть и было видно, как он с силой сжимает кабель в кармане.

— Да, — сказал Данила.

Проверяющий кивнул и удалился.

— Я не понимаю, ты зачем про плафон сказал? Ну разбил и разбил, — набросился Андрей на Кулагина, как только мужчина в костюме скрылся за поворотом.

— Да отвали ты! Мне работа нужна. А сам поступай, как знаешь, — шикнул Кулагин. — Я попрошу завтра мне другого наставника дать.

Не дожидаясь ответа маленького неуклюжего человека, Данила ушел в раздевалку, а на следующий день, как и обещал, первым делом отправился в отдел кадров.

— Вы не могли бы мне назначить кого-нибудь другого вместо этого Андрея? — обратился он к девушке за ноутбуком.

— А у вас закончилась стажировка, больше не будет, — холодно ответила та, как обычно, не отвлекаясь от монитора.

— То есть как? Почему?

— Андрей вчера после вашей смены приходил и сказал, что вы не подходите на должность наборщика-комплектовщика.

— В каком это смысле — не подхожу?! Зачем же он так… Вот ведь… — Кулагин чувствовал, как внутри его огромной, вселяющей ужас головы закипает гнев, а язык жгут острые, точно семена красного перца, слова. Хотелось впасть в буйство, превратиться в того самого Халка, которого все вокруг в нем видят, и крушить, крушить…

— Вас берут на должность начальника склада, — все с той же интонацией произнесла девушка.

— Чего-чего? — переспросил Кулагин, решив, что ослышался.

— Андрей приказал назначить вас на должность начальника склада. Тот, кто там сейчас работает, плохо себя зарекомендовал.

— Андрей при… приказал? — никак не мог понять смысл слов Данила. Он решил, что от стресса у него повредился слух. — Это тот Андрей, который наборщик?

— Да. Андрей Николаевич — наш новый директор. У него своя политика подбора кадров: «дружеское собеседование», как он это называет. Так что поздравляю, можете сниматься с биржи. Завтра в девять вас ознакомят с программой, и бывший начальник склада передаст вам дела. Не опаздывайте.

Кулагин еще несколько минут никак не мог прийти в себя после таких заявлений. На всякий случай он добился того, чтобы кадровик на него взглянула, но даже это ничего не изменило. Выйдя из кабинета, он наткнулся на Андрея. Тот, как всегда, улыбался и сиял каким-то оптимистичным светом.

— Вы же запомнили слабые места, на которые я вам указывал? — спросил Андрей, когда Кулагин закончил со своими благодарностями.

— Запомнил.

— Исправьте, пожалуйста, в ближайшую неделю, а то ваш предшественник три года глаза закрывал на это. Через неделю буду проверять. Вам, кстати, помощник положен. Сами собеседование проведете или мне доверите?

— Думаю, лучше вы, — растерялся Кулагин. — Я так не смогу.

— Отлично. Тогда увидимся на складе, Данила, — протянул руку директор. После этого он зашел в кабинет кадровика, откуда послышался его голос: — Катенька, откройте новую вакансию.

Александр Райн
подписывайтесь на телеграм, там я вкладываю не только рассказы, но и истории из жизни https://t.me/RaynAlexandr

Подземный переход под улицей Горького был, мягко говоря, непривлекательным. Но, если быть честным, мрачные коридоры чистилища были Арбатом по сравнению с этим гиблым местом. Здесь никогда не выписывали штраф за незаконную торговлю, потому что торговать здесь брезговали даже наркоманы и воришки.

Музыканты тоже обходили стороной эту клоаку. Неважно, какую мелодию человек собирался сыграть: в переходе всё звучало как траурный марш. Граждане преодолевали весь путь бегом, не оборачиваясь, и даже цыгане крестились, попав в это обиталище скорби, и старались переходить дорогу поверху, рискуя жизнью и здоровьем.

Но кое-какая фауна в переходе все-таки присутствовала. Ее представляли нищий, но гордый Матвей Степанович и его конкурент и сосед — заслуженный оборванец Юрий Антонович.

Они жили по разные стороны тоннеля, словно его негласные стражи, и никогда друг с другом не общались. Мужчины были такими же серыми, невзрачными и унылыми, как стены, пол и потолок. Никто, проходя мимо, не замечал их протянутые в надежде на подаяние ладони.

Как-то утром переход наполнился страшным звонким эхом ― как будто кто-то спустил по ступеням пьяного робота. Звук шел со стороны Матвея Степановича, а значит, ему и было суждено узнать причину шума — такова негласная заповедь перехода. Источником грохота оказалась банка краски, которую уронили строители, ремонтирующие сверху остановку.

Изучив содержимое, Матвей Степанович отложил банку в сторону и вернулся к своим обычным делам — уснул. А когда проснулся, увидел Юрия Антоновича, который протягивал ему сто рублей.

— За краску, — коротко объяснил сосед.

— Зачем она тебе? — удивился Степаныч.

— Хочу немного интерьер обновить.

— Во чудак, — усмехнулся нищий и с радостью схватился за купюру.

В этот же день Юрий Антонович откопал где-то в урне ссохшуюся малярную кисть и весь вечер потратил на расклеивание ее волосков, а с утра первым делом покрасил небольшой участок стены в светло-зеленый и сел ровно посередине.

— Во дает, — смеялся Матвей Степанович над своим сожителем.

Но смех его был недолгим. Уже через пару часов в шапке Юрия Антоновича весело позвякивала мелочь, а еще туда пару раз плавно опустились несколько купюр. Степанович не мог похвастаться таким же уловом и скоро он понял, в чем причина.

— Вот хитрюга, подсветил себя, — произнес в бороду нищий. — Слышь, Антоныч, дай и мне краски, а то как-то не по-товарищески.

— Закончилась. Там меньше половины банки было, — раздалось в ответ.

— За-ра-за! Вот я дурень, — ругал себя мужчина за отсутствие смекалки.

Понимая, что инициатива по сбору средств полностью перешла в руки соседа, Матвей Степанович дождался сумерек и отправился туда, куда давно зарекался отправляться, — на работу. Всю ночь он что-то разгружал и таскал, и даже сорвал спину, но зато на следующий день спустился в родной переход с целой банкой эмали и валиком. Он потратил несколько часов на брюзжание и моральную подготовку, а потом за двадцать минут скрыл старые бездарные граффити и малоинформативные надписи под слоем белой краски. Затем встал в полный рост и начал выделяться на белоснежном фоне, как свежая капля моторного масла на парадной рубашке.

Сработало. Люди стали замечать нищего и подавать ему на пропитание. Капитал Антоновича стал стекать в сторону коллеги с более широким белым участком за спиной.

— Ты чего идеи воруешь?! — наехал Юрий на коллегу.

— Сам виноват. Надо было объяснить, зачем краску покупаешь, — шикнул в ответ Степаныч.

— А может, мне еще часть денег тебе отдавать? Сам не в состоянии придумать что-то?

— Умей проигрывать, — оскалился нищий и попросил покинуть его владения.

На следующий день Степаныч встал со своей картонной кровати, разбуженный едким запахом сольвента. Антонович уже докрасил стены своей части коридора и, приделав валик на какую-то палку, собирался переходить к потолку.

— Вот гадина малярная! — плевался Матвей. — Что ж, в эту игру могут играть двое.

Заработанных за вчерашний день средств хватило на то, чтобы докрасить свою часть перехода. Зато теперь границы двух жителей были четко обозначены, а сам переход хоть и стал двухцветным, но зато выглядел совершенно иначе, нежели неделю назад. Внутри этого подземелья впервые за долгие годы было светло и даже как-то спокойно.

Людской трафик увеличился, а скорость передвижения значительно замедлилась: всё это не могло не повлиять на благосостояние жителей тоннеля. Теперь мужчины были на виду и денег получали в два раза больше. Казалось бы, это должно было положить конец их распрям, но не тут-то было.

Матвей Степанович стал замечать, что его коллега живет чуточку лучше. Хлеб у него всегда со злаками, вода газированная, а процент жирности сметаны выше. Проведя нехитрую аналитику, оборванец выяснил, что его белая часть тоннеля выглядит менее привлекательной, чем веселенькая зеленая часть Антоновича. Но красить в один цвет было неправильно, могли стереться границы, а это чревато новыми ссорами.

Этой же ночью, пока переход был пуст, Степанович притащил целое ведро черной краски и под любопытным взором сожителя превратил пол своей части тоннеля в шахматное поле. Правда, какое-то странное и неровное. Часть этой композиции зашла на стену и стала извиваться.

Юрий Антонович решил, что его товарищ тронулся рассудком или надышался растворителем, и лег спать. Утром он лицезрел законченную картину и был крайне раздосадован успехом коллеги. Оказалось, что Матвей Степанович обладал весьма недурственным умением работать с перспективой и масштабами. Шахматное поле наползло на стену в виде тропы, которая вела к нарисованной двери. А над дверью сияла надпись «Страна чудес». Это был настоящий арт-объект. И пусть исполнен он был криво и косо, а дверь напоминала вход в жилище учителя геометрии (какой-то параллелограмм), но для страны чудес другого и не требовалось.

— Умно, — хмыкнул Антонович.

Сегодня у Матвея Степановича был настоящий сенокос. Люди не просто проходили мимо ― они фотографировались с рисунком творческого жителя подземелья, который то и дело маячил в кадре и мешал обзору, а уходил, лишь когда ему перепадало что-то из наличности.

Ответ от Юрия Антоновича не заставил себя ждать. Через пару дней вся его часть зеленого коридора представляла собой долину хоббитов: в круглых домиках, обнесенных заборчиками, горел свет, а из кирпичных труб прямо в голубое небо утекал белый дымок, превращаясь в пушистые облака. Антонович никогда не рассказывал о том, что до тесных отношений с алкоголем и стремительного спуска на дно он работал оформителем в газете и был весьма хорош.

На фоне зеленого рая Антоновича шахматные клетки и двери Степановича выглядели блекло. Экономика перехода менялась и перестраивалась быстрее, чем в некоторых странах.

Неясно где, но Степанович раздобыл несколько зеркал и, закрепив их на противоположной от двери стене, задекорировал. Он обозвал эту часть «Зазеркальем», а рядом с дверью дорисовал большие игральные карты, чайник и чашки. Теперь люди могли не только остановиться, чтобы поправить прическу, но и фотографировали себя в зеркалах на фоне его рисунков. Это был очень недурственный и креативный ход. Свою одежду он тоже видоизменил, добавив красок, и сделал из картона цилиндр. Теперь Матвей Степанович был не простым нищим, он был «чудаковатым шляпником».

Все чаще люди пользовались переходом не только по прямому назначению, но и с целью культурного досуга. Со Степановичем фотографировались, его просили сыграть роль персонажа и изобразить недвижимый декор. Мужчина стал чаще посещать банные комплексы и даже выровнял растительность на лице. Он уже мог себе это позволить.

Не отставал и его коллега, облачившийся в древнего мага. С его-то бородой и кустистыми бровями это было несложно. Посох, серая мантия и кривая шляпа не были проблемой для человека, знающего городские свалки как свои четыре пальца.

Вскоре в переход стали стекаться другие творческие личности, например, музыканты. Поначалу Степаныч и Антонович их гоняли, переживая, что те отберут их хлеб. Но музыканты были не дураки и предложили арендовать помещение за процент, тем более что жители перехода ревностно следили за тем, чтобы никто не портил их территорию: гоняли райтеров, всяких пьянчуг и других асоциальных личностей, желающих осквернить прекрасное. Все получали выгоду. Правда, музыкантов хранители подземелья выбирали с умом. Каждый переживал за имидж своей части перехода, и, если кто-то играл недостаточно умело, его изгоняли. А еще, по взаимному согласию обоих мужчин, музыканты должны были играть музыкальные темы из вселенных, изображенных на стенах.

Торговцы тоже порывались попасть в стремительно развивающийся переход, но их не пускали даже за деньги. Имидж как-то сам собой стал главным в этих некогда серых стенах.

Как-то раз, когда Юрий Антонович отсутствовал ввиду поиска нового реквизита, на его часть стены готовилось покушение. Двое молодых людей, в силу отсутствия таланта, мозгов и воспитания, порывались изобразить что-то из учебника биологии за восьмой класс. Тут бы Матвею Степановичу и обрадоваться, потереть руки и ожидать неудачи конкурента, но что-то в душе его подсказывало, что подобное допустить нельзя. Он и сам не заметил, как границы перехода стерлись и переплелись. Он чувствовал свою ответственность за весь переход, а не только за свою часть. Двое малолетних вандалов покинули подземку грустные внутри, но веселые снаружи. Степанович в буквальном смысле разукрасил им лица.

Не прошло и недели, как Юрий Антонович отплатил коллеге тем же — отогнал какого-то нетрезвого нарушителя спокойствия от одного из зеркал Степановича.

Мужчины никогда не обсуждали это вслух, но между ними установилась солидарность и даже какая-то умеренная дружба. А потом пришли люди в дорогих костюмах и другие люди, но уже в форме, и объявили переход государственной собственностью, а его местных жителей самих занесли в раздел преступников. Матвей Степанович и Юрий Антонович, конечно, слышали, что попрошайничество незаконно, и попытались объяснять, что они аниматоры, но оба забыли это слово и обман раскрылся.

— Ладно, разберемся, вдвоем мы быстро на ноги встанем, — бодро улыбнулся Матвеевич, и раскисший Антонович ему кивнул.

Мужчины долго слонялись по городу, пока не наткнулись на переход, соединяющий две стороны улицы Северной. Всё тут напоминало их бывшее пристанище до перемен: серый потолок, черные двери, ведущие в никуда, и чувство апатии, въевшееся в стены.

— Чур, я справа встаю, — застолбил место Антонович.

— С какого перепугу? — удивился Степанович. — С той стороны железная дорога, люди там чаще спускаются, решил всё себе присвоить, хапуга?

— Кто первый, того и тапки! — настаивал Антонович.

— А не пошел бы ты в баню!

— Да сам иди, тебе давно пора, пахнешь, как стадо козлов.

Мужчины разошлись по двум сторонам подземного ринга и, найдя место поудобнее, расположились на своей картонной мебели. С тех пор они больше не разговаривали, пока однажды в переход не упала банка с краской.

Александр Райн

приглашаю вам в свой ТГ канал https://t.me/RaynAlexandr там еще больше рассказов и всяких новостей о выступлениях.