...«Да, почти умерла старая деревушка», — думал Григорий Кузьмич.
И фасады, и лавочки у калиток, где старики сиживали, — всё это кануло в небытие вместе со старой деревней. Новые же строения, с плоскими крышами, оборотились фасадами к берегу, а задом к улице. К улице теперь выходили слепые многометровые стены в граффити — примитивными, как на детских раскрасках, изображениями пальм да дельфинов. Сюда же выходили двери многочисленных магазинчиков, баров, ларьков, пивных. Центральная улица теперь что азиатская... — одни кабатчики.
...............
— Ты на пенсии уже сколько лет? — вдруг сквозь мысли услышал старик вопрос Бориса Моисеевича Путинсона.
— Без малого тридцать.
— Ну, даёшь! — и Путинсон хихикнул. — Вот представь, старик, что я как предприниматель, — а теперь все предприятия частные — должен кормить тридцать лет тебя, который мне не приносит прибыли. А сколько за эти тридцать лет ещё наберётся таких, как ты, дармоедов?
— Не частник же кормит пенсионеров, а пенсионный фонд, — спокойно ответил Григорий Кузьмич.
— Да какая разница, из какого корыта вас кормить. Деньги для захребетников поступают в пенсионный фонд из нашего же кармана.
— Э нет, не путай карман свой с моим. В пенсионный фонд я отчислял из кровно мной заработанных. Я пятьдесят восемь годков отработал, и с каждой моей зарплаты в этот фонд проценты капали. И учти ещё: не на себя я работал, как ты теперь, а на благо всей страны. Стало быть, всё, что в стране построено — это тоже моё вложение. Но я тебя понял: тут новая хитрость вашего брата, тунеядца. Человек работает до пятидесяти-шестидесяти, а это, начиная с семнадцатилетнего возраста, для женщины будет тридцать три года стажа, а для мужчины — сорок три. Все сорок с лишним лет платит человек в этот фонд ежемесячно, а получит ли он эту сумму, внесённых им средств, обратно? Нет! Потому что для этого он должен жить, выйдя на пенсию, сорок три года, как минимум. Прибавь сорок три к шестидесяти. Получается сто три года. Кто сегодня доживает до ста трёх лет? Моё поколение ещё состояло из долгожителей, а нонешние совсем больные. Потому-то как выйдет человек на пенсию, так годка эдак через два-три и… в ящик. Три года поживёт на пенсии, и нет его. А его отчисления в пенсионном фонде, недополученные им за все сорок лет, куда деваются? Разве есть такой закон, чтобы эти отчисления передавались его детям и внукам по наследству? Нет такого закона. А подоходный налог? А другие налоги? У городских там ещё квартплата за свою, приватизированную квартиру и разные там принудительные страховки — тоже ведь не что иное, как налоги за проживание под нашим солнышком. И кому? Вашему племени в карман.
— Трудового населения мало, а вас, стариков, в наш век — в век медицины — много. Денег на вас не хватает…
— А куда ж они, кровные, делись, деньги-то? — возмутился Григорий Кузьмич. — Давай считать…
Старик замедлил шаг.
— Скажем, для ровного счёту, что я проработал сорок лет. И, если брать по нонешним временам, то зарплата у меня была средняя — 20 тысяч рубликов в месяц. Отчислял я в пенсионный фонд 22%, то бишь 4 тысячи 400 рублей ежемесячно. За год это будет… Умножь 4 400 на 12. Это будет… 52 тысячи 800 рублей. Добавь сюда годовые проценты банка, скажем, процентов восемь, а это ещё 4 тысячи 200 рублей. Итого за год получилось 57 тысяч. На второй год к этой сумме добавляется снова 52 800 и получается 109 800 плюс 8% банка — 8 784 и сумма возрастает до 118 584 рублей. И так каждый последующий год считай с процентами. Теперича прикинь, сколько за сорок лет на моём пенсионном счету деньжат скопилось? А я тебе доложу: 13 миллионов 340 тысяч рублей.
— Ну, ты мастак! — засмеялся Путинсон. — Включил счётчик самому пенсионному фонду.
— Такой же счётчик, как в ваших банках, когда трудягам выдаёте кредиты. А я выдал долгосрочный кредит пенсионному фонду в виде своих ежемесячных отчислений. К тому ж, кредит безвозвратный. Иль я не прав?
— Да прав-то у тебя никаких. Но посчитал без ошибки.
— Так вот, ежели с этих 13 340 000 рублей мне платить в качестве пенсии всего 8%, с учетом сохранения вклада, то моя законная пенсия — 128 000 рублей. А мне платят всего 12 тысяч. В десять раз меньше. Такая вот арифметика. Да что я тебе толкую, как школьнику? Ты сам, денежная башка, все эти схемы знаешь.
— Орудуешь, Кузьмич, цифрами, как калькулятор.
— Калькулятор ни калькулятор, а считать умею, — парировал шутку Григорий Кузьмич и добавил: — Я дома, на бумажке, всё давно подсчитал.
— Эти деньги из пенсионного фонда, старик, идут на выплату пенсий пенсионерам других категорий, — пояснил Путинсон.
— Это кому же, если почти каждый в наш век не доживает и до семидесяти годов?
— А про инвалидов забыл? Инвалиды детства, церебральные паралитики, наследственные калеки, психические больные, недоразвитые, инфантильные и другие нетрудоспособные граждане. Надо же содержать.
— А на кой содержать их?
— Это гуманность, дед. Все жить хотят.
— Да не все сами могут, — отрезал Григорий Кузьмич.
— Могут. И не хуже, чем ты могут жить, если общество им будет оказывать всяческую поддержку.
— Это ты, значит, за то, чтобы трудовой человек не имел в старости права на заслуженный и достойный отдых? Пущай, значит, вместо него да на его пенсионные сбережения живут целый век дебилы? В таком разе трудяге правильно будет в кубышку копеечку складывать, а не ваш бездонный пенсионный фонд кормить. И ежели не случится пожить, так хоть детям да внукам останется. А все эти словеса — «гуманность», «общество» — пустой звон. Какое такое общество? Из кармана трудового человека выуживают деньги на содержание генетического мусора, оставляя здоровых детей трудового человека, без нужной копейки.
— Кто выуживает?
— Да система, вами состряпанная. Неужто вы такие добренькие, что вам жалко уродов, психов, дебилов да выродков? — передразнивая, говорил старик. — Здесь дело не в доброте, которой у вас с вашим рационализмом и скрупулёзным расчётом отродясь не бывало. Здесь всё тот же расчёт на прибыль.
— Какая же от дебилов нам прибыль? Я что-то не пойму тебя, дед.
— Да со всех сторон выгода. Во-первых, финансовая. Ведь незнамо, сколько уходит средств на эту категорию граждан, сами-то они проверить вашу бухгалтерию не могут, проверяющие комиссии с вами в доле, потому как состоят из вашего брата, а на показ выставлен вами десяток-другой образцовых приютов и психбольниц, о которых трезвонят по телевизору. Во-вторых, поощряя размножение уродов, вы наносите непоправимый ущерб здоровью народа — вы делаете народ больным и уродливым. В-третьих, вы же и способствуете рождению уродов, сажая на химическую иглу беременных в своих роддомах. А рождённых — бациллами прививаете. В-четвёртых, вы завалили все продуктовые магазины ненастоящей, вами состряпанной снедью с множеством вредных добавок, полки супермаркетов, магазинчиков, и ларьков ломятся от обилия алкогольного яда синтетического приготовления. В-пятых, вы травите человека с юных лет табаком с химическими наполнителями. Ну, и наркотики тоже ведь ваша отрасль.
— И что ты предлагаешь? Убить всех калек, чтобы наступило изобилие на земле?
— Я ничего не предлагаю. Лично я не дал бы и ржавой копейки на содержание армии дебилов, уродов, дегенератов, преступников… В природе они бы просто не выжили и не оставили бы потомства ущербного. По законам природы: полноценные не могут быть слугами неполноценных; ущербное не подчиняет себе совершенное; здоровое не приносится в жертву больному, а живое — мёртвому. Мой народ был бы сегодня здоровым и сильным, умным и долговечным, следуй он законам природы и не ведясь на вашу поддельную гуманность. Калек не должно быть! А если и убивать, то не калек, а тех, кто в погоне за наживой направил народ по гибельному пути. Убивать надо именно этих двуногих погонщиков!
— Жестокий ты, дед.
— Да нет. Жестокие те, кто не одну страну поставил в условия, когда люди не в состоянии оставить после себя здоровое поколение; жестокость, это когда человека рождают калекой и всеми способами продлевают его уродливое существование, обогащаясь на его страданиях. Ты сам-то хотел бы оказаться в такой шкуре в течение всей своей жизни?
Путинсон промолчал. То ли он представил себе весь этот ужас прожить неполноценную жизнь уродом или дебилом, то ли подыскивал вариант ответа на вопрос старика. А Григорий Кузьмич продолжал:
— Не должно быть калек! А это значит, что не должны рождаться уроды. Я агроном, и кое-что смыслю в биологии. Цель подлинной медицины — не допускать воспроизводства бракованного людского материала. Нужно предупреждать беду, а не тиражировать её и нянчиться потом с нею не одно поколение, тратя жизненную энергию здоровых тружеников и средства народа на содержание биологических отходов. А что делает ваша псевдомедицина? Она без разбору убивает младенцев миллионами в материнских утробах, а родившихся травит многочисленными прививками и пилюлями, нарушая естественную природную защиту их организма. Сильные и без ваших прививок имели бы свой природный иммунитет, а слабые сами покинули б этот свет, оставив место под солнцем здоровым и сильным. Прививки же делают всех в одинаковой мере зависимыми от медицины. Вам выгодно иметь армию немощных, ведь ваша медицина это всё тот же бизнес. Изуверский бизнес. Выгодно выводить новые вирусы, распространять эпидемии: ведь больные для вас не опасны, да и работают на аптеку усердно. Главный принцип теперешней медицины: не вылечить, но… лечить! сделать человека с пелёнок больным и «лечить» его до гробовой доски.
Во всём Григорий Кузьмич, конечно, был прав, при этом, даже не ведая всех тонкостей сывороточной медицины, этой новой формы скрытой войны. Не знал о прививках нового поколения и Путинсон, хотя жена его и была «человеком в белом халате», сам он медициной не интересовался; а если бы знал, то лишний раз от души посмеялся бы над простофилей, который всё понимает, а сделать ничего не может.
