Совхоз

К вечеру стало зябко и мы все отогревали руки о кружки с горячим чаем. Дядя Ваня тут вдруг кое-что вспомнил:
- Слышь, здоровяк, а ты что, правда, нашей бабке Зине помог корову спасти?
Бурят гордо поднял голову и ответил:
- Да, было дело. Прибежала вечером, кричит: «Сережа, помоги, корова упала и подыхает». Я прибежал к ней, давай корову отпаивать – что-то там сожрала не то. Я пока с ней возился, Вовка на свою голову приключения искал.
- Ну, ты даешь, все уши про тебя мне прожужжала. Ты прямо настоящий деревенский мужик.
Я тут же влез в разговор, как же друга не похвалить:
- Он не то, что деревенский мужик - он настоящий охотник. Промысловик. Суперохотник, можно сказать.
Сереге стало неудобно за мою лесть, даже смутился.
- Ну, если настоящий охотник, да еще такой человек хороший, получай в подарок поросеночка, - хитро заулыбался тракторист.
Чувствуя какой-то подвох, Серега смотрел непонимающим взглядом. То есть не понимал, где тут свинья зарыта, так сказать.
- Да вон свинья бегает с поросятами. Поймаешь одного - берите себе, а то совхозные харчи скоро совсем вам желудки испортят. Но и смотри: чтобы никто не заметил и бесшумно!
Да… Сереге только дай команду поохотится. Хотя мне тоже интересно посмотреть, как медведи охотятся. Он вытащил из-под сиденья трактора здоровенный гаечный ключ, напрягся и сразу превратился из косолапого в настоящую рысь. Потихоньку, вытягивая шею, как бы скрадывая, подкрался к ничего не подозревающим поросятам. Наконец, выждав нужный момент, запульнул в одного из подсвинков этот ключ. Оглушенный пятачок подскочил вверх и упал без чувств, Сергей как рысь набросился на него, вытащил охотничий нож и… я тут отвернулся.
- Вот это да! Точно профессионал! - обалдели трактористы.
Охотник утащил добычу в кусты и стал махать мне рукой: давай, мол, ко мне.
- Принеси тряпку чистую, у дяди Вани есть. Сейчас разделывать буду.
Тряпку я принес. Серега достал свой нож и приказал мне:
- Не отворачивайся, а смотри.
Пришлось смотреть – от начала до конца. Наверно бурят воспитывал во мне боевой дух. И скорей всего не зря. На следующий год в другом совхозе я повторил то же самое, начиная от охоты до приведения поросенка в соответствующее кулинарное состояние.

В прекрасном настроение и с загадочными лицами мы зашли на ток за Марьей. Она, сидела на лавке возле весовой и кормила булкой здоровенного деревенского пса.
- Зря ты его булками кормишь, Марья, - заулыбался Серега, придерживая разделанного поросенка под курткой.
- Почему?
- Унты из него плохие потом получатся.
- Живодер ты, Серега, не любишь ты животных.
Умный пес согласился с Серегой и булку есть перестал. Он внимательно принюхался к Сереге, но говорить не умел и, видать, догадался, что тот там прячет под курткой.
- В столовую, Марь, не пойдем, я сегодня сюрприз приготовлю.
- Какой?
- Узнаешь потом.
Странно, но пес тоже захотел узнать, что там за сюрприз и, не отставая, побежал за нами.
- У меня тоже дома собачка осталась, кобелек. Тофиком зовут. Он беспородный, зато знаете какой умный. Я его так люблю и скучаю по нему, наверно, больше чем по мужу, - расхвастывалась Марья.
- У меня тоже была собака - «водолаз», мы с ним однажды вместе чуть не утонули, - стал вспоминать я.
- Это как вы умудрились? - засмеялся Женька.
- Мы с ним на реку пошли в конце апреля, друзья со мной были. Лед уже как неделю сошел, река только разлилась, и вода выше кустов была. Я стал кидать палки в воду, он вытаскивал их. Рядом отдыхали школьники с учительницей. Она мне без конца говорила: «Ну зачем? Вода холодная, а вы издеваетесь над своей собакой». Кончилось тем, что пес зацепился хвостом за куст и греб лапами, а отцепиться не мог. Прошло минут десять, он уже устал и осталось только ждать, когда река поглотит его.
- Бессовестный ты, Вова! - стала возмущаться хозяйка Тофика.
- Подожди… в конце концов, мой друг Колька говорит: «Добаловался? Плыви теперь за ним!». Пришлось плыть, хотя в секцию моржей я не ходил, но времени на раздумье уже не было. Я разделся до плавок и через несколько секунд добрался до него. Отцепил от куста и только собрался вернуться к берегу, как вдруг резко свело судорогой ногу…
- Ой… - испугалась Марья
- Я подумал: ерунда, на одной ноге доплыву. Но через секунду вторая нога тоже отключилась. Собака уже гребла к берегу, а я испугался и как заору: «Индус! Ко мне!». Он развернулся, и я схватил его за ошейник – так он меня и потащил к берегу. Потом друзья и даже та училка скинули обувь, засучив брюки, подбежали ко мне, вытащили из ледяной воды. Она, добрая женщина, растирала мне ноги и ругала: «Чувствовала, что добром ваш идиотизм не кончится!».
- Правильно она сказала! - заключила Марья.
- Подумаешь, - презрительно сказал Серега, - я зимой под лед проваливался в одежде, и меня тоже вытаскивали. Вся одежда намокла, а унты мои сверху мокрые были, а вовнутрь вода не попала. Кстати, «унты» бегут за нами и не отстают.
Действительно, пес бежал рядом и с твердым намерением попасть на ужин.
- Слушай, Марь, давай я из него тебе шапку сошью. Теплая будет, да и шкура у него красивая.
- Перестань, живодер!
- Вов! А ты будешь собачью шапку носить? - предложил мне Серега.
- Нет, я не ношу собачьи шапки.
- Вы, городские, избалованные: это буду, это не буду. А ты, Жень?
- Мне без разницы, могу и собачью.
Через год я встретил Женьку на улице зимой, он был в собачьей шапке. Кто производитель этой шапки я спрашивать не стал… да и носил он ее потом лет десять точно.
Пса на ужин не пустили, мало ли что у Сергея на уме…
А поросенка Серега приготовил, он все время у нас готовил сам, а мы с Женькой всегда чистили картошку. Этому занятию пытались научить Максима и Андрея, но у нас ничего не вышло. Не забуду, как Марья долго не могла понять, что же все-таки она ест. Вкус свинины, бегающей на свободном выгуле и питающейся чистым сибирским воздухом, отличается от импортной свинины, купленной на талоны, как небо от земли.

После сытного ужина всегда хочется курить. Выйдя на крыльцо, я обнаружил, что пес так и сидит возле дома. Такой вот настырный оказался, столько времени ждал. Я постучал в окно и все вышли. Серега отдал псу обглоданные нами кости. Пес брезговать не стал, а мы сидя на лавке, смотрели, как он хрустит этими костями.
- Смотрите, какие у него глаза благодарные, - смотрела на него довольная Марья.
- Знаешь, Марь, я раньше собак любил, а потом почему-то стал их ненавидеть – сам не знаю почему. Хотя как вспомню лет пять назад – на меня овчарка напала – до сих пор мурашки по коже, может из-за этого.
- А почему она на тебя напала? Ни с того ни с чего?
- Не знаю…я шел мимо гаражей, то ли споткнулся, то ли рукой взмахнул… не помню уже, там мальчишка лет тринадцати-четырнадцати выгуливал свою здоровенную восточно-европейскую овчарку. Она, неожиданно развернулась, оскалив зубы, резко кинулась на меня. Я в этот момент натурально оцепенел от ужаса, она сбила с ног и вцепилась зубами выше колена. Мальчик отреагировал мгновенно, сразу в три прыжка подскочил к ней, схватил за ошейник и стал тянуть. Но собака вцепилась мертвой хваткой в ногу и стала мотать головой и тащить меня к себе, и я понял: сейчас она просто вырвет из меня кусок. Я ору пацану: «Не тяни собаку! Держи ей голову, она же сейчас разорвет мне ногу». Пацан растерялся, и мне, лежа на земле, пришлось извернуться и схватить ее за ошейник. Тут и мальчишка обхватил ее за голову двумя руками и держит. Кровь ручьем хлещет, все брюки в крови. Сначала я попытался зажать нос, бил по носу кулаком. Эта кобелина только хрипит и фыркает - толку нет, и всё пытается мотать головой. Мальчик ей без конца кричит в ухо: «Фу, нельзя!», но бесполезно - мертвая хватка…

- Да что толку-то нос зажимать… - начал Серега.

- Мимо мужик проходил, я ему ору: «Помоги нам!», а мужик как увидел эту картину, спрятался за угол гаража. И смотрит оттуда испуганно: «Я боюсь!». А пес еще больше разъярился, из-за того что я бить по носу его стал. Он стал сильнее вырываться и рычит, как бы повизгивая от злости. Я стал бояться, вдруг мальчишка его не удержит. Пацан лежит на нем всем весом, а овчарка сама килограмм семьдесят пять точно, больше чем у меня - удержи такую… Лицо у парнишки все белое, и смотрит на меня с таким ужасом... да я и за пацана боюсь, зная: не дай бог, обезумевшая овчарка его и меня может без лица оставить. «Мужик! - я ему опять кричу. - Кинь мне… вон там кирпич лежит!». Мальчишка уткнулся в шею своей собаки, как заревет: «Не надо его кирпичом бить!».
- Вот сучонок… собака человека рвет, а он… - возмущался Серега.
- Я уже боли не чувствовал, нога полностью онемела. Овчарку сам держу за ошейник, не отпускаю. Смотрю на пацана, как он рыдает, говорю: «Ты не реви, а голову крепче держи, может отцепится, я потерплю минут пять ещё». В конце концов, овчарка от меня отцепилась сама, наверно, уже устала: почти полчаса мертвой хваткой висела…

- Ну а дальше что? - спросил Женька, смотря на меня широко раскрытыми глазами. - Я в книжках читал, что она по идее должна была, перехватывая зубами, до горла добраться.
- Что дальше… когда отцепилась, мальчик ее оттащил. А этот мужик сходил в свой гараж, кое-как замотали ногу бинтами, и на своем «Урале» с коляской отвез меня в больницу. Женя… по поводу того, как ты сказал «перехватывая повыше»…. - я взглянул на Марью, стараясь подобрать соответствующее слово, - там у меня уже жизненно важные для мужчины органы находятся…

- Не умеешь ты, Вова, с собаками воевать. В ухо палец надо было засунуть или…, - Серега уже приготовился давать ликбез по этому поводу. Но Марья, зная Серегу, остановила, стукнув кулаком по плечу.
- В больнице меня долго расспрашивали: что за собака, может, она бешеная. Я им наврал: мол, на реку ходил, там и поранился. А они мне: не ври, мы же видим, что тебя собака покусала; а я знал, скажу правду – начнут уколы ставить в живот. Девчонке знакомой ставили, потом рассказывала: довольно неприятная процедура. Обошлись одним уколом от столбняка, да раны обработали. Самое интересное: мужик ждал меня возле приемного покоя и даже домой потом отвез.
- А мальчик? - удивленно спросила Марья.
- Мальчик? А что я все время говорю «мальчик»? Мне самому тогда только восемнадцать исполнилось. Мальчик домой, наверно, пошел. Не видел я его больше…да и зачем он мне нужен?
- Как?!
- Простил я мальчику: не он же виноват, а собака дурная, и потому не люблю я их сейчас.
- А как ты еще сообразил, что ей надо голову держать…не понимаю… Я, наверно, давно бы в обмороке была, или разрыв сердца...
- У меня была раньше собака, потому знаю, на что они способны. Жить захочешь – сообразишь, за сотую долю секунду сообразишь! Правильно, Серега?
- Конечно, правильно! Мы с братом на охоту ходили на уток, он как-то выстрелил, а стоял у меня за спиной – не знаю как,скорее кожей почувствовал, а может, слишком громкий звук спускаемой пружины услышал. Еле пригнуться успел – порох с его ружья все волосы мне на голове опалил. Он моложе меня, я хотел побить его, но передумал… а как с собаками бороться, Вов, я завтра на работе тебе расскажу.
- Может, хватит на сегодня ужасов? - робко попросила наша девушка. - Приснится что-нибудь теперь.

Она была права: прошло тридцать лет после этого, но до сих пор, хоть раз в месяц, по ночам во сне, рвут меня собаки, много собак – только крови почему-то нет никогда.

В избе Серега приказал мне снять штаны, и даже Андрею захотелось посмотреть на четыре круглых шрама, оставленных зубами овчарки. Спать легли, вдруг Серега спрашивает, улыбается, наверное, гад в темноте:
- Ты как там сказал при Марье? Жизненно важные для мужчины органы…а если бы без них тебя бы собака оставила?
- Повесился бы… и все.
Марья шлепнула легонько по моей щеке.
- Не болтай! Повесился бы…
- А что? Так оно и было бы…
- Слушайте вы, мужики, вы мне надоели уже с такими разговорами, я уже заметила: вы иногда забываетесь, что с вами рядом женщина есть. Как начнете что-то говорить, уши вянут. Я вчера подкралась к бане, подслушала, как вы там разговариваете между собой, даже покраснела от услышанного.
- А ты не слушай! - засмеялись мы с Серегой.
- Завтра аванс, - неожиданно подал голос Женька. - Мне Тонька сказала: по двадцать рублей выпишут…
Договорить не успел, смехотворность суммы вызвала мощный хохот, и потом каждый начал комментировать, на что это можно потратить.

Получив в совхозной кассе деньги и переодевшись после работы, устроили культпоход в сельпо. Сельский магазин представлял собой избушку, поделенную на две части, которые для простоты мы с Серегой назвали «несъедобная» и «полусъедобная».
Оказалось, что вчера мы смеялись зря: в местном магазинчике потратить деньги практически было невозможно: половину прилавков занимал чай № 36, чай зеленый, печенье с истекшим сроком годности, рыбные консервы, "Завтрак туриста", резаные огурцы в банках -непонятно зачем они в этой деревне. В несъедобной части лежали никому не нужные товары народного потребления, вплоть до одежды, которую даже в деревне никто носить не собирался.
Нам в этот день еще повезло: два раза в неделю завозили в коробках пряники, за ними пришлось постоять – местные брали по пять килограммов, и то в одни руки больше не давали, и брали явно не на еду. Толик ещё при жизни утверждал: из пряников хороший самогон можно гнать. Помимо пряников Марья набрала какой-то хозяйственной ерунды и на мой вопрос: «Зачем эта белиберда нужна?» смерила меня таким взглядом, что больше я этот вопрос женщинам не задаю – надо так надо.

На следующий день Сергей спросил у Марьи:
- Марья! А кто ты по национальности? То что «русская» и не скажешь. Уж больно смуглая ты.
- Сережа, я точно не знаю. Я на папу похожа, а он на деда. У меня дедушка с бабушкой на Украине живут. Но так получилось, что дед и сам не знает своей национальности. И мама думает, что папа у нас - грек.
- Твоя мама неверно думает. Я-то невооруженным взглядом вижу, что ты - еврейка!
- Почему еврейка?
- Мы вчера в сельпо заходили, я видел, как ты сначала кошелек с деньгами вытащила, потом передумала, повисла на Вовке: «Вова, я деньги забыла. Вова, купи мне это, купи мне то», - подражая Марьиным интонациям, передразнил Серега.

Марья сощурила глаза, раздула ноздри на своем южном носу, превратившись в перевозбужденную хищную птицу, и с придыханием выплеснула:
- Ты предатель, Сережа!
- Так если ты еврейка, что на правду обижаться, - захихикал представитель бурятского народа, да и непросто представитель, а наверно - гордость бурятского народа.
В следующее мгновение журнал «Огонек», которых тут водилось великое множество, прошелестев в воздухе и распахнув страницы, скрыл на миг лицо предателя и разжигателя межнациональных конфликтов. Ждать, когда совершится обратный полет возмездия, она не стала и спряталась за меня.
- Серег, - я вступился за Марью, - я знал, что у Марьи есть деньги, просто захотелось сделать для неё что-нибудь приятное. Это же мелочь.
- Вот так, Сережа! Хотел мое честное имя опорочить? - торжествующе из-за моей спины произнесла Марья и отправила адресату еще один межконтинентальный журнал "Наука и жизнь", но мимо.
Так первый и последний межнациональный конфликт закончился перемирием и печатью губной помады на моей щеке.
А жизнь продолжалась, ощущение «ссылки» исчезло и больше не возникало.

продолжение следует

Увидев меня, трактористы покачали головой, но ничего не сказали. Бока сильно болели, но я как мог помогал Женьке и Сереге. Вру, конечно, я еще дня три только трос с крючка изредка снимал, да костёр жёг. Подоспело время обеда. Опять на задворках избы-столовой ожидал, когда преподнесут мою порцию отвратительных совхозных харчей. На крыльце, появился Сергей с тарелками. И я тут увидел, как от автобусной остановки к нему направляются те самые женщины. Мне не было слышно, о чем они спрашивали, и он что-то ответив, показал в мою сторону.
Я не знал куда деваться. Почему-то не хотелось, чтобы они подходили ко мне именно сегодня. Лариса, взглянув на меня, поморщилась:
- Больно?
- Немножко. Да ничего пройдёт…
Сергей поставил тарелки на пенёк, но есть при них не хотелось.
- Спасибо вам, - сказала мне Лариса.
- Да не за что.
- Вы же наш заступник.
- Да какой из меня заступник, - смутился я, ещё и слово идиотским показалось.
- Владимир, ну других просто не было. Все-таки вы из-за нас пострадали.
- Я ничего не знал,  я бы вмешался, - мрачно пробурчал Сергей.
- Видите ли, я уезжаю. И мне хотелось бы, чтобы Марья пошла к вам. Сергей говорил - у вас там в домике одно место свободное есть. В общежитии она не останется. Я знаю, Владимир, вы ее не обидите. С Марьей я уже обговорила, но не знаю, как вы на это смотрите?
Посмотрел на Марью, вижу, она за Ларису прячется, от хохотушки и следа не осталось, перепуганный котёнок какой-то.
- Как я могу быть против? Пусть перебирается - отдадим ей маленькую комнату. И никто её у нас не тронет.
- Ну что, Марья, пойдёшь? - с надеждой в голосе спросила Лариса.
Посмотрев на бурята и на меня, Марья кивнула головой.
- Ну, тогда сходите с ней, заберите её вещи. Я теперь хоть спокойна буду и могу ехать домой.
Серега крикнул стоявшим неподалёку ребятам:
- Женя, Максим! Давайте до общаги пройдемся.
Они ушли, я остался с Ларисой наедине. Несмотря, что она на меня смотрела уважительным взглядом, я чувствовал себя как не в своей тарелке.
- А вы что уезжаете? - спросил я, уставившись вниз и не смотря на неё, чтобы хоть как-то продолжить разговор.
-  Да, я уезжаю, а ей еще рано. Она недавно приехала. Я хочу сказать, давайте уж на «ты» перейдём.
- А как вам убежать удалось?
- Ты как крикнул «бегите», мы сначала в комнате заперлись. Потом окно открыли и удрали с другой стороны дома. Постучались к одной бабушке знакомой, она нас пустила. У неё и переночевали... Я расчёт получила, моя колхозно-трудовая повинность закончилась. А почему ты, Владимир, на заднем дворе ешь?
Я ничего не ответил и стал ковыряться в тарелке.
- Ясно, стесняешься своего вида. Мы вчера на работу не ходили. Хотели даже до вас добежать, узнать как ты, но Марья была так напугана и боялась выйти. Мы до этого вас как-то не замечали, я даже и не поняла, кто тогда в коридор выскочил, думала какой-то из местных. Сами не видели, что на дворе происходило, нам другие рассказали.
- С восторгом рассказали? – с иронией осведомился я.
- Да вы что! Я даже представить себе такое не могла, и думаю, если заявление будете писать на них, я подпишусь.
- Я тоже не ходил на работу в то утро, отлёживался и тоже про вас думал. Только заявление я писать не буду.
Лариса вздохнула и задумалась, покачала сокрушённо головой.
- Всё боялась - вот уеду, и вас не найдём. Но хорошо Сергей нас сам отыскал.
Я уже поел, и сидел, ожидая, когда вечно тормозной Андрей закончит свою трапезу в столовой и заберет мои тарелки. Лариса продолжала с жалостью смотреть на меня.
- Надо примочки и компрессы делать.
- Сергей делает, мне и примочки и все на свете.
- Он хороший человек?
- Конечно, порядочный, добрый, только пить совсем не  умеет, - улыбнулся я.
- Ну, умение пить думаю, не такое и важное качество. А чёрная борода просто ужас наводит. Владимир у меня скоро  автобус подойдёт, не обижайте ее, присмотрите за ней, - ещё раз попросила меня и, достав бумажку с телефоном из кармана, попросила, - как вернётесь, позвоните ко мне обязательно.
- Даю вам слово, никто её и пальцем не тронет. А то, что борода пугает, это думаю и к лучшему.
Лариса засмеялась, я улыбнулся. Тут подошёл Андрей равнодушным взглядом посмотрел на женщину, забрал посуду и понес в столовую. Хотелось расспросить её – откуда она, где работает, но постеснялся.
- Ну, вот и ребята наши идут, - сообщила Лариса, высмотрев их издалека.
Сергей поставил сумку на лавку и крикнул:
- Мы всё, готовы.
- Ну, вот и все закончилось, - сказала Лариса, - Вон и автобус мой подъезжает. Владимир, спасибо вам, я надеюсь, что все будет хорошо.
Женщины о чем-то некоторое время беседовали на остановке. Видно было по губам, как Лариса несколько раз повторила: «Ты поняла?», а Марья согласно кивала головой. Затем старый «Пазик» забрал Ларису и обдав нас дымом и пылью, помчался  по просёлочной дороге. Скоро пыль окончательно заволокла его…
Провожая взглядом автобус, на секунду задумался: «Три пересадки, пять часов и в городе. Цивилизация. Она приезжает, заходит в квартиру и её встречает муж … а есть ли муж? Наверное, есть… у такой женщины он должен быть всяко».
Резко повернувшись к Марье, я спросил:
- Слушай, а у неё муж есть?
- Есть… - удивлённо посмотрела на меня девушка, с которой я так хотел познакомиться и теперь она стоит рядом.
Сергей обвёл всех взглядом, расправил плечи, выпятил грудь и сказал:
- Ну что, в дорогу? После обеда на работу.
- Пойдём? Не бойся, тебе у нас понравится, у нас дом как крепость, у нас там и баня своя есть, - позвал я Марью.
Подхватив сумки, тронулись в путь. Обозрев меня еще раз каким-то странным взглядом, Марья осторожно взяла меня под руку. От приятного ощущения женской руки сразу поднялось настроение и захотелось жить. Мы двигались чуть быстрее, а парни, таща сумки, быстро отстали.  С чего начать разговор я даже не знал.
- Ты что так разогнался, я не могу так быстро, давай остановимся, - жалобным почти детским голоском попросила она.
- Хорошо, давай постоим ребят подождём, - сказал, когда уже дошли до моста.
Парни были ещё далеко. Они с трудом волокли баулы, непонятно чем набитые, при этом обливаясь семи потами. Женька уже не мог нести один и тащил за ручки вместе с Максимом.
- Что ты там наложила? Уехать на месяц в совхоз, а вещей как на необитаемый остров приготовила.
- Но я же женщина, мне много чего надо. Вам-то мужикам проще. Комплект трусов и кусок мыла. Ходите по деревне как эти... смотреть на вас тошно.
Я облокотился на перила моста и смотрел, как в прозрачной почти стоячей воде плавают мальки, а сверху без конца бегают водомерки. Краем глаза  заметил, что она  внимательно меня рассматривает.
- Не смотри на меня, - буркнул я. Не хотел, но получилось довольно грубовато.
Хотя толком не видел с высоты моста своё отражение, но мне почему-то казалось, что любому человеку, встретившему меня, захочется добавить ещё.
Она смутилась, отвернулась и стала смотреть в сторону. Серёга с двумя другими архаровцами были все ещё далеко.
- Я понимаю тебя, ты уже жалеешь, что за меня заступился.
- С чего ты взяла?
- Грубишь потому что. Я смотрела и пыталась вспомнить тебя, будто где-то видела.
- Нет, мне просто-напросто неприятно, что рассматриваешь мою битую рожу, а по поводу, что заступился - не жалею ни капли. Меня мама не так воспитывала.
- Да-а? И как она тебя воспитывала?
- Да можно сказать, никак, любила и всё.
- Ты сам только что сказал, что воспитывала.
-  Она мне  внушала - ты должен быть добрым.
- Тогда я не понимаю, причём тут  «добрым»? Ты же противоречишь сам себе.
- Никакого противоречия. Добрый, значит, посочувствует. Когда вы стали кричать, я сидел бы как все? А если б что-то случилось? Я же ведь понял, что в коридоре происходит что-то нехорошее.
- Но другие же сидели.
- Бог им судья, я за себя отвечаю. Хотя я их тоже не понимаю: четыре общаги, если бы собрались, то деревню с землёй сровняли...
- Согласна...
-  И прошу - не называй меня Владимиром, а ещё хуже того - Володей, - добавил я и улыбнулся.
- А как? - лицо Марьи приняло изумлённое выражение.
- Вова! Для своих я всегда - Вова, и всё!
- Мне и никогда в голову не приходило, что имя Владимир может быть неприятно.
- Слишком официально, да и не нравится. А с Володей у меня другие ассоциации... Есть тут один… пионер-герой…
- Хорошо, Вова! - смеётся, вижу, уже меня не боится, да разве можно меня бояться? - А меня Машей тогда не надо называть, тоже не нравится. А «Машенька» вообще бесит, звучит по-деревенски.
Я достал пачку «Тушки», засунув сигарету в разбитые губы, прикурил.
- Курить будешь? – спросил я.
- Я курила, но бросила. Совсем недавно. Я другие курила.
- Какие?
- «Опал». У меня муж такие курит.
- А ты что замужем?
- Да совсем недавно, полгода еще нет.
- Я тоже женился и года нет еще.
- Значит мы молодожёны, - заключила Марья и засмеялась.
Парни остановились на краю моста передохнуть, мы пошли дальше.
- Вова! - обратилось ко мне черноглазое создание.
- Что? – ответил я, искоса бросив на нее взгляд: и что Серёга говорил, будто у неё нос большой?  Красивый нос… привык, наверное, к своим плосконосым буряткам…
- Серёжа - он как будто бы не русский. Татарин?
- Нет, он бурят, правда, наполовину. Родом из Бурятии - недавно приехал. Сергеем Ивановичем можно даже звать.
- Хм, Иванович…  - хмыкнула Марья
- Его настоящее имя Батар.
- Как, как? Батыр?
- Не Батыр, а Батар. А фамилия русская - Ерёмин.
- Нет, я лучше Серёжей буду звать. А тот парень и ещё один из ваших на току у нас работают: немножко странные какие-то, весь день молчат, даже между собой не беседуют, - сказала Марья, имея в виду явно Андрея  с Максимом.
- А эти пацаны к нам «Дом быта» из спецшколы пришли, потому и такие. Задержка психического развития. Я тоже оттуда, между прочим, - это я уже пытался шутить с серьёзным видом.
Марья посмотрела недоверчиво, пытаясь во мне найти то, что по её мнению должно соответствовать выпускнику такой школы.
- С первого взгляда и не подумаешь.
- Ну, слава богу, сомневаешься, а то думал, поверишь, - засмеялся я, хотя я просто побоялся, что идти дальше передумает.
- Ну зачем ты врёшь? Я уже и вправду грешным делом поверила,  - рассмеялась она, дёрнув меня за руку.

Потом я рассказал ей, как в начале первого класса пропустил месяц занятий по болезни. Я попал  в переполненный класс и меня посадили на самую последнюю парту. Все уроки глупо хлопал глазами и ничего не понимал. Учительница, которой осточертела моя непонятливость, привела меня  за руку к директору и сказала:
- Посмотрите на него, он же полностью дебильный, отправьте его в соответствующую школу.
Родители, страдающие непомерными амбициями в отношении своего чада, никак не могли согласиться с учителем. После долгих споров и переговоров полностью дебильного мальчика, который научился читать ещё в пять лет, перевели в параллельный класс. Где старенькая, но очень добрая учительница за пару месяцев превратила меня в одного из лучших учеников класса.

Отдохнувший Серёга встал, взвалил на плечо сумку и закричал:
- Меня подождите.
Мы остановились. У подошедшего  Серёги с чёрной бороды капали капли пота.
- Я с вами пойду, мне скучно одному.
До дому уже оставалось пять минут ходьбы.
- Марь, - тяжело дыша, промычал сын бурятского нарда. - А ты здесь, где работаешь?
- Я-то?  На току. Либо зерно кидаю, либо на весовой груз принимаю.
- Ясно, на лёгком труде.
- А вы?
- Мы волокуши таскаем.
- А что это такое?
Дальше бурят стал объяснять ей про наш тяжёлый, рабский и подневольный труд, который, по его мнению, должен оплачиваться золотыми слитками.
Наконец мы подошли к домику. Зайдя в нашу развалюху, бурят поставил на пол сумку и рухнул на кровать.
- Уфф … всё.
Марья осмотрелась, не вынимая рук из куртки, прошлась по комнатам.
- Сразу видно, тут одни мужики живут, - сморщив нос, заключила она.
Нам стало смешно – интересно, а что она ожидала увидеть?
- Ну, знаешь, женщин нам здесь не полагается.
Тут дошли и остальная команда – Женька и Максим.
- Спасибо мальчики, - поблагодарила Марья.
Поставив сумку, Женя подобострастно кивнул головой и удрал в туалет. Максим как и Сергей, сразу упал на койку.
- Вы не разлёживайтесь, - говорю им, - нам на работу ещё идти.
Марья, ещё раз оглядев на наше хозяйство, походив по нему, посмотрев на нас чёрными глазами, которые приводили меня в некоторое состояние, при котором слегка меняется пульс, глубокомысленно изрекла:
- В принципе  - неплохо, и дом главное отдельный.
Через пять минут пошли обратно. На работу уже опаздывали, Марья спросила:
- А вы все с одного места работы?
- Да, - ответил за всех Серёга, - Обувщики мы.
- Сапожники… - вставил я.
Она засмеялась, а тот обиделся.
- А что смешного, хочешь унты сошью - ни у кого в городе таких как у тебя не будет. Зимой в пятидесятиградусный мороз сто километров пройдешь и пальчиков не отморозишь.
Марья подхватила Серёгу под руку, он засмущался, но было видно, что ему это нравится. Затем повернула голову ко мне, черные глаза уже искрили весельем.
- Нет, Серёж, унтов мне не надо. Вова, а ты тоже обувщик-сапожник?
- В какой-то мере, да.
- Не поняла?
- Я телерадиоаппаратуру ремонтирую, когда получается хорошо, то мастер, а когда плохо и брак - сапожник.
Серёга бросил на меня презрительный взгляд и фыркнул:
- У меня нет брака, а ты не сапожник - ты просто бракодел.
- А я пока учеником парикмахера числюсь. Но, честно говоря, мне там не нравится, хочу что-нибудь другое, а что и сама пока не знаю, - вздохнула Марья.
Так смеясь и шутя, мы дошли до  зернотока. Максим и Андрей пошли с ней, они тоже там трудились, а мы на свою яму опоздали, больше из-за меня. Шофера нас нещадно материли и волокуши вытаскивали сами. Но Серёга с Женькой быстро впряглись, и кучу машин выгрузили буквально за час. Не знаю как у парней, но валяясь на фуфайке у костра и рассматривая безоблачное небо, настроение у меня было уже другое.

Вечером, разгрузив последнюю машину, зашли за Марьей, она уже ждала на выходе, разговаривая с весовщицей Ниной.
- Привет, - говорю я, - отработала?
- Я уже давно отработала, я боюсь ходить одна, даже до столовой одна боюсь, - и смотрит на нас с таким видом, от которого её хочется сразу укрыть и спрятать.
- А нас не боишься? – сдвинув брови и сузив глаза, низким и хриплым голосом спросил Сергей.
- Нет, уже нет, - взглянув на нас, засмеялась повеселевшая Марья. – Вова, у меня очки тёмные есть, дать тебе?
- Не хватало мне ещё по деревне в тёмных очках ходить, - морщусь я, представляя себя виде шпиона из старых фильмов.
Завернув за угол столовой, я сел возле пенька и стал ожидать своей паёк. Через пять минут из вышла Марья, держа в руках  тарелку с двумя котлетами и слипшейся лапшой, и как всегда - компот.
- Почему две?
- Это моя, я не хочу.
- С мухами котлеты, поди, опять?
- А что тебе тоже попадались?
- Постоянно, - пробурчал и стал есть. Подняв глаза, я увидел, что она смотрит на меня и чуть улыбается.
- Не смотри, - недовольно сказал я ей, глядя утром на себя в зеркало, мне все казалось, что более живописной морды просто не существует.
- Да ладно тебе…  вон и Серёжа идёт.
Тот присел рядом со мной и толкнул локтем.
- Жри давай быстрей, домой охота.
- Какой ты бессовестный, Серёжа, - заступилась Марья.

На пороге дома мы с Серёгой открыли дверь, и как галантные кавалеры пропустили даму  вперёд, не успев даже зайти за ней, как она тут же закричала:
- Это что такое?!
Мы испугались, посмотрели недоуменно в сторону, куда она показывала:на верёвке, протянутой через комнату, висели Женькины портянки.
- Немедленно это убирайте! Безобразие!
Женька заныл:
- Куда?
- Хоть куда! Не должен этот ужас висеть перед лицом!

Я почувствовал, что с появлением этой принцессы в доме будет все по-другому. Да и все это поняли. Женьке пришлось бегать и соображать, куда девать эти необходимые нам вещи, но так ненавидимые женщинами.
Я взял Марьины сумки и переставил на кровать Толика.
- Это чья кровать? – поинтересовалась Марья.
- Это Толькина, бывшая.
- Да ты с ума сошёл, убери! На кровать покойника? Совсем что ли? – раскричалась она, эмоции у неё действительно бьют через край.
- Ладно, спи на моей, я тогда туда пойду, - не стал вредничать я.
- И ты там не будешь спать, я буду спать здесь с тобой, у стенки, за твоей  спиной.
Рука не  дрогнула, сумки не выронил, просто подумал - наверно ослышался. Сергей посмотрел на меня и  захихикал.
- Что ты хихикаешь, я буду только спать, и ничего больше. Сергей, ну прекрати ржать. Вова поставь, пожалуйста, сумки на свою кровать. И мне нужно переодеться, выйдите на минутку.
- Слышал, что она сказала? - заулыбался Сергей, когда вышли в сени, - не вспугни птичку, Вова.
- Да перестань ты, терпеть не могу такие подколы… но особенно от тебя, - довольно грубо и сердито сказал ему в сенях.
- Почему? - удивлённо и обиженно спросил он.
- Потому… не к лицу они тебе, - озадачив Серегу, я взял сигарету, стукнул его легонько в плечо кулаком и вышел во двор.

Все равно было заметно, что из напуганного воробья Марья превращалась совсем в другую птицу, тоже воробья, но с другим настроением. Когда зашли обратно в комнату увидели – Марья  переоделась в спортивный костюм, по виду явно не с магазина, а с барахолки. В те годы приличную одежду можно было купить только там.
Я ненароком заглянул в её раскрытые  сумки: чего там только не было - и одежда, вешалки, косметика, зеркала, куча посуды - всего не перечислить. Но больше всего поразило, там лежало, то, что мне в совхоз не пришло бы никогда в голову взять. Настоящий электрический утюг!
- Да - а… и как ты это до автобуса донесла?
- Муж довез на машине.

Сергей натопил баню, мы все помылись. Марья одна боялась, и потому мне пришлось нести караул у дверей бани, пока она там плескалась и без конца беспокоилась: «Ты здесь? Не ушёл?». А караул по очереди с Серёгой пришлось нести до самого последнего дня ссылки, ей всегда казалось, что когда-нибудь туда войдет чужой непрошеный гость.
Наступило время отхода ко сну. Серёга напомнил мне:
- Вов, ты про компресс не забудь.
Компресс был в кастрюле. Марья спросила, как им пользоваться.
- Траву со дна распределяешь по Вовкиной морде, потом накрываешь полотенцем, смоченным этим отваром и периодически проверяешь, может он там уже давно задохнулся. Если задохнется, сделаешь искусственное дыхание. Через час снимите. Меня такой компресс бабка научила делать, когда мы свои морды после драк отмачивали, - весёлым тоном разъяснял знаток бурятской фитотерапии.
Конечно, что и говорить, когда за тобой ухаживает женщина, ощущения совсем другие.  И всю неделю потом Марья своими маленькими ладошками разглаживала мне полотенце на лице. Не терпелось в этот день хотел посмотреть - в чем она ляжет в кровать. Легла в какой-то дурацкой пижаме, при этом старалась не смотреть на меня.
Ночью не спалось. Тело болело, и наличие второго человека, пусть даже и маленькой женщины, комфорта не добавляло, но согнать меня на Толькину кровать уже не смогли бы никакие силы. Да и, в конце концов, мне хотелось до нее дотронуться, но как только я случайно прикоснулся к ее плечу, сразу вздрогнула. Я поднялся, взял пачку сигарет из тумбочки и открыл дверь. Она тут же вскочила:
- Ты куда?
- Курить, спи давай.
- Я с тобой, - вскочила она с кровати.
На улицу не вышли, сели в сенях на старые табуретки, при этом огромная Серегина куртка почти полностью поглотила ее.
- А ты чего не спишь? - поинтересовался я у неё.
- Мне страшно, мне кажется, они и сюда придут, - глядя взглядом ребёнка, которому рассказали на ночь страшную сказку про волков.
- Сергей сказал, что не придут. Все равно они чувствуют себя победителями, да и, похоже, они сами понимают что переборщили, - тут просто наврал ей, хотя сам я не имел ни малейшего понятия, что они чувствовали или понимали сейчас.
- Сергей - охотник, он и с медведем дрался, и нож у него шаманами заговорённый. Ему эти отморозки нипочём, - продолжал врать, косясь на Марью, переживая, вдруг не поверит.
Я был не в курсе, ходил  Сергей на медведя с ножом или нет, хотя, как и предполагал - сказка подействовала.
- Пошли спать, а то завтра не встанем, - сказала Марья повеселевшим голосом, - а откуда ты Ларису знаешь?
- Ларису? Я её никогда раньше не видел. А что?
- Странно… Она мне сказала, что тебя хорошо знает уже много лет.
- Ну, может быть …

В конце концов, заснули, но проснулся я раньше всех и оттого что, она во сне обняла меня, а носом уткнулась в мою спину, и я, открыв глаза, так и лежал, ожидая пока не поднимется Андрей. Иногда он мне напоминал мальчика-робота из одного детского венгерского фильма. Сколько помню, он всегда вставал самый первый без всякого будильника. Шуршание в сумке, когда он доставал свою зубную щётку и пасту действовало на всех как звонок и вслед за ним вскакивали остальные. Неизвестно по какой причине он не держал туалетные принадлежности в бане, а складывал в сумку.
Времени до подъёма оставалось ещё много. И тут я кое-что понял, вернее почувствовал - нет больше того состояния тревожности, более того - просто полный душевный покой. Непонятный страх, неустроенность, беспокойство куда-то испарились.  Так судьба положила за мою спину женщину, которую я должен защищать от местных волков, только я оказался немного не подготовленный.
Пробудившись утром, наша принцесса первым делом спросила:
- Серёжа, а ты на медведя охотился?
Всё - конец… сейчас начнёт расспрашивать…
- Ходил и не раз, - ответил тот так просто, как будто речь шла о походе в булочную.
Марья расспрашивать не стала, а лицо у неё приняло выражение счастливого ребёнка, которого убедили, что Дед Мороз существует.
- Как спалось? – поинтересовался Серёга, осторожно посмотрев на меня, на что я в ответ ему улыбнулся.
- Нормально, - ответила Марья, - тесновато, но спать можно.
Не успели мы даже встать и одеться, как пришла наша кураторша Антонина Петровна.
- Здравствуйте, молодые люди, - поприветствовала нас с улыбкой, от которой сразу становилось не по себе. Причём, обращалась как всегда ко всем, но не ко мне. Я как человек для неё уже не существовал.
- Здравствуйте, здравствуйте, - загалдели мы.
Услышав среди мужского хора женский голос, её лицо перекосилось, от ужаса, но больше скорее от гнева. Женщины-революционеры, думаю, не ощущают ужасов, они только испытывают ненависть к врагам народа. Мы с Марьей еще лежали на кровати. Антонина Петровна стала часто дышать, лицо покрылось багровыми пятнами. Казалось, она сейчас просто взорвётся. Я понял - приехали...
- Это что такое? Это как понимать? Я для чего вам дом дала - притон устраивать? - завопила так, что казалось её услышат за рекой. - Мало того, что наркоман, ещё и развратник. Правильно, что тебе наши морду набили! Ещё и бабу притащил в постель. А ты проститутка чего разлеглась, глаза твои бесстыжие…

Марья неожиданно перескочила через меня, схватила веник, но тётка предусмотрительно выпрыгнула в сени. Я тоже вскочил, испугавшись, вдруг Антонина своей железной рукой что-нибудь сделает Марье. Петровна, опасаясь, что её поколотят два конченых человека, предпочла ретироваться.
- Пошла вон, дура чокнутая, - крикнула Марья вдогонку, потом повернулась ко мне, и, глядя на меня широко раскрытыми глазами, спросила шёпотом:
- Ты что, правда, наркоман?
- Да нет, - Сергей засмеялся, и ему пришлось рассказывать историю с маком.
- Ты Марья, поосторожней с ней. В прошлый заезд у нас один привёл в общагу местную пьянчужку на ночь. Так она ее за волосы на улицу вытаскивала, - предупредил я.
За окном слышался удаляющийся крик, что-то там про письмо на работу и о городских проститутках. Писем на работу я никогда не боялся, все в коллективе меня хорошо знали и тому, что там было написано, никогда не верили.
После Женьки наступила моя очередь идти умываться. В бане посмотрел на себя в зеркало и вдохнул: бриться из-за ссадин я ещё не мог и мой вид с щетиной и не проходящими синяками делал меня похожим на опустившегося бомжа.
Только собрались выходить из дому, как меня остановила Марья.
- Подожди, сядь на стул, я припудрю тебя хоть маленько.
- Не надо меня припудривать! Буду ходить как этот… как педик...- возмутился я.
- Да я чуть-чуть, не так видно будет, - усадила она меня на стул силой.
Пока она занималась противоестественным для мужчины делом, я смотрел в её глаза, через некоторое время понял, что лучше не надо, а то…

Прошло дней десять, может, чуть больше. Совхозная жизнь быстро наскучила. Так и в этот вечер делать было нечего, валяться на кровати и слушать приёмник порядком надоело. Серёга где-то опять работал, а с малоговорящими обувщиками мне было скучно. Лёжа на кровати, подумал: «А не сходить ли мне на ту сторону реки и зайти в общежитие? Вроде говорили - ещё кто-то из города приехал, могут и знакомые быть». Не знаю судьба меня туда направила или дурь. Перешёл через мост на улице, было так тепло в этот вечер, что на мне была одна рубашка. Зарулил в первое попавшееся самое большое общежитие, жизнь там била ключом, все почти комнаты открытые, где-то играла музыка, кто-то резался в карты, кто в домино. Многие валялись на кроватях и читали. В некоторых комнатах народ культурно отдыхал сидя за бутылочкой спиртного местного разлива. Обойдя несколько комнат, убедился, что знакомых не появилось, все были чужие, хотя большинство с моего города.

Я заглянул в одну из открытых комнат, где играли в карты. Посередине стоял круглый стол, обставленный вокруг кроватями. Вдоль комнаты чинно прохаживался мужик по прозвищу Ахмед, по виду похожий скорее на азербайджанца, а может и на цыгана. Этот здоровый крепкий мужчина лет пятидесяти, правда, с большим пузом, страшно любил изображать из себя то ли вора в законе, то ли крутого пахана.
- О! Это что за незнакомец к нам пожаловал? Проходи, гостем будешь! Правда, почему без бутылки? - с наигранным гостеприимством спросил Ахмед, - И как зовут незнакомца?
- Владимир меня зовут, я случайно зашел. Да и пить я не собирался, думал, может, кто из новоприбывших появился.
- К нам никого не селили. А насчет бутылки - на сегодняшний день прощаю, завтра не пущу, а сейчас присаживайся, - заявил дутый авторитет.
Делать все равно было нечего, и я присел к играющим в "тысячу и попросил раздать для меня.. Курили они при этом так, что дым стоял коромыслом. Заигрался, не заметил, как свечерело. Пока шлепали картами, пришли местные парни человек пять. Двое вошли и встали возле стола - смотрели, как игра идет, трое остались на крыльце. Понял из разговоров, что одного совсем мелкого, лет двадцати, звали вроде как Гриша, второго высокого моего возраста - Васька, и если бы он был худой, то вид двух друзей напоминал бы картинку из книжки «Дон Кихот». Заметно было по их пьяным глазам, явно не за этим пришли. Васька спросил у Ахмеда: «Они на месте?», на что тот утвердительно махнул головой. Они отошли от стола и, повернув от двери направо по коридору, куда-то вышли. Малёк на прощанье сказал Ахмеду: «Мы прогуляемся с ними». Ахмед ничего не сказал и продолжал смотреть на карточную игру. В тот момент я не придал значения этим фразам, даже не понимал про кого они там говорят.
Через какое-то время в конце коридора послышался истошный женский крик, затем второй. Я глянул на Ахмеда - его лицо ничего не выражало, да и игроки вдруг стали говорить громче и играть сосредоточенней, а у меня в душе появилось какое-то необъяснимое беспокойство. Хотя мне все еще казалось, что какие-то дамы просто перепили. Соскочив с кровати, z запрыгнул в ботинки, но сидящий рядом какой-то заика схватил за руку и произнёс: «Н-н-е х-х-о-ди ту-т-да, о-н-ни уб-б-ь-ю-т т-тебя». Но крик усиливался, а я никак не мог понять странного поведения обитателей этой общаги. Я вырвал руку и выскочил в коридор. Там эти местные парни в одной из дверей пытались вытащить кого-то из комнаты. Несмотря на то, что многие двери в этом общежитии барачного типа были открыты, никто из обитателей не вышел. Я растерялся и повернулся к Ахмеду:
- Ахмед, а что вы сидите?!
- Это не наше дело, и ты лучше не связывайся, - довольно грубо ответил мне, и даже не повернулся.
Игроки голов не повернули, продолжая шлёпать картами. Мне на секунду даже показалось, что они к этому давно привыкли. Но если кто-то кричит, значит ему нужна помощь, ну а как иначе? Если кому-то больно, то боль эту надо остановить. Я не выдержал.
«Да что ты так боишься, прогуляемся и всё», - я услышал, когда подбежал к дальней комнате. Видно было, как Гриша вытащил обладательницу красной куртки, виденную мною не раз в столовой, за дверь. Вторая - Лариса пыталась вырвать подругу, но бесполезно, так как длинный запихивал ее обратно в комнату. Видно было, что поддатые лица у местных выражали не явную страсть к прогулкам. Я кинулся, вырвал заплаканную девчонку из рук мелкаша и тот сразу вцепился мне в ворот рубахи. «Тебе что здесь надо!», - заорал плюгавый. Но я не слушал его, выдернул ворот из его руки, быстро протолкнул девчонку назад за Ваську, при этом он попытался пнуть меня, чтобы освободить проход, но мимо. Я крикнул женщинам: «Бегите!».

Женщины сразу бросились в свою комнату и заперлись там. Гриша с размаху влепил мне в скулу: « Ты кто такой, мы тебя здесь никогда не видели, что тебе здесь надо?». Второй схватил меня за ворот с другой стороны и прижал к стене и дыхнув в лицо перегаром: « А ты что? За б… заступаешься?».
Из комнаты вышел Ахмед и хмуро произнёс:
- В коридоре драк не устраивайте, хотите драться - идите на улицу.
Местные хулиганы потащили меня к выходу. Стоящие на улице остальные трое, крайне удивились, когда вместо особи женского пола вытащили мужского. Им явно показалось, что те что-то перепутали.
- Не понял? - удивился один из них.
- Этот п… за б... заступается! - орал как недорезанный Гриша.
- А ты кто такой? Смелый, что ли? - спросил один из них меня.
- Да нет. Зачем женщин обижать?
Они заржали:
- Где он тут женщин нашел? Городские одни шлюхи да б…! Тебе просто по роже дать или драться будешь? Отвечать за свои поступки надо как-то? Или как?
- Один на один? - с тихой надеждой в голосе спросил я, при этом Ахмед тоже вышел во двор и стоял рядом. В этот момент мне стало страшновато – все-таки их пятеро.
- Конечно! - засмеялись они, - Гриня, иди развлекись! - и вытолкнули меня на открытую освещенную прожектором площадку перед домом.
Гриня, он же Гриша выскочил на середину и с криками «Ки-ай», которые слышал наверно в фильмах про Брюса Ли, стал носиться вокруг меня, при этом прыгая и высоко задирая ноги изображая нечто похожее на каратэ. Но у меня руки были намного длиннее, и он так и ни разу в меня не попал. В конце концов, я его толкнул и он упал. Поднявшись, он отряхнул штаны и отошёл. Я с удивлением посмотрел на деревенских, и показалось, что они мне устраивают какой-то балаган. Я опустил руки, ничего не понимая, подумал, что представление на этом и закончилось. Но я глубоко ошибался. Из общаги на шум , полагая увидеть настоящее цирковое шоу с потешными клоунами, уже вышли зрители.

Цирк закончился с того момента, когда я повернулся лицом к благодарным зрителям. Ко мне резко подскочил тот самый Васька и нанес прямой в удар лицо. Он был выше меня ростом, да и покрепче, типичный представитель отвязанных деревенских отморозков. По тому, как он держал руки, сразу понял - с ним на кулаках я не справлюсь, и первый пропущенный удар подтвердил это. Дрался я из рук вон плохо и потому пошел на то, чему меня обучали еще тогда, когда ходил в борьбу. Выждав момент, резко пригнувшись, я поймал его ниже талии, обхватил и также резко оторвал от земли. Васькины ноги, потеряв опору, беспомощно болтались в воздухе, и я тут же со всего размаху рухнул прямо на него. Матов как в спортивном зале здесь не было, и от удара спиной об землю, ему, наверное, стало очень больно, и он завопил: «С-с-ука! Я убью тебя!». Он пыхтел, матерился, пытаясь выбраться из захвата. Но я так обхватил его руками и ногами, и не давал ни одного малейшего шанса вырваться. К сожалению, у меня не было опыта дальнейших действий в этой ситуации и, держа его мёртвой хваткой, не знал, что же надо делать дальше. В секции нам про это не говорили. А шеи сворачивать я так не научился до сих пор. Вдобавок по детской наивности рассчитывал на некое благородство деревенских парней.
Но поражений на их земле быть не должно. Никогда. Так всегда было и будет. Дальше было то, что не забудется и по сей день. Сильнейший удар ногой в лицо просто отрывает меня от Васьки. Это вступились за Ваську остальные. Тот, почувствовав свободу, вскакивает и также с размаху начинает бить меня ногами, даже не разбирая куда. В этот момент я увидел, что на крыльце стоит уже много зрителей, человек тридцать, и тот пятый, самый старший из местных стоит рядом с Ахмедом, и что-то говорит ему, а тот по-прежнему с мрачным видом, молча его слушает. О чем они тогда говорили, я так никогда и не узнал.
Я даже не узнал, что испытывали те стоящие рядом люди, когда четверо буквально «месили» одного. Может какой-то восторг? Или может жалость? Если жалость, то они никогда не будут на это смотреть, потому что здесь уже далеко не кино, но никто не проронил слова. Все-таки они, наверное, верили, что это цирк и притом бесплатный.

Тем времени все четверо, не переставая ни на секунду, продолжали готовить для себя отбивную. Я вертелся, отбивался руками и ногами как мог, стараясь хоть как-то закрыться, хотя левый глаз уже почти ничего не видел. Мне даже удалось раз вырваться, но вовремя поставленная подножка, перечеркнула эту попытку, и бить от этого стали только сильней. Понимал, что единственный шанс остаться в живых - только побег, но до спасительного плетня всего было два метра, а шансов выбраться из адского котла оставалось все меньше и меньше. Хотя утверждать, что я что-то понимал не стоит, скорей сработал инстинкт самосохранения. Больше всех усердствовал маленький Гриня, ему казалось, что из-за маленького роста его удары не причиняют мне никакого вреда, и когда они очередной раз сбивали меня с ног, он остервенением начинал прыгать на мне, старясь втоптать мою грешную голову в землю. Я не был тогда ещё верующим и не просил бога мне помочь, я еще надеялся, что хоть что-то их остановит. Или кто-то из благодарных зрителей захлопает в ладоши и крикнет: «Хватит!». Или это все неожиданно закончится как мучительный поход к стоматологу. Я видел, как в кино убивают людей, теперь я ощущал на себе, как это делается. Потом какой-то сильнейший удар, наверно в висок и для меня, и похоже, все закончилось. Я увидел в голове багровый закат, сил уже не было, и я уже почти ничего не чувствовал. Мне даже было наплевать на голос Женьки, которой с трудом попал в мой мозг:
- Вы что делаете, разве так можно?!

Как потом мне Женька сам рассказывал - он подбежал и оттолкнул одного из них, но тут же испугался, отбежал и стал петлять как заяц, стараясь не попасть им в руки. Трое бросились за ним и безуспешно пытались его поймать.
В какой-то момент багровый закат начал темнеть, и мне стало все равно. Закат превратился в чёрное тёплое одеяло, но тут кто-то в замутнённом мозгу буквально крикнул: «Вова, вставай!». Вспоминая этот момент, иногда мерещится, что это был голос моей матери, тот самый голос, который с утра поднимал меня в школу. Этот крик вселил в меня ярость… дикую ярость. Я уже в этот момент не был человеком. Это состояние я пережил два раза в жизни - сейчас и гораздо позже, через несколько лет. Закат пропал, и я почувствовал - кто-то на мне стоит. Это был Гриня, уже порядочно уставший прыгать, стоял на моей спине и ждал когда поймают Женьку. Я поднялся, собрав все оставшиеся силы, и шпендик взлетел в воздух и рухнул рядом. Он заорал как раненый заяц, и сразу вцепился мне в ногу. Я, дёрнувшись, упал рядом с ним. На этот раз я не стал с ним церемониться, он увидел в моих глазах нечто такое, что сразу сообразил, что сейчас с ним будет….
Не помню сколько раз я его ударил, помню только его крик ужаса, от которого казалось, что можно оглохнуть и бегущих ко мне его друзей…
Не дожидаясь, когда подбегут дружки, я вскочил и сделал, наконец, эти спасительные два шага к забору. Перевалившись через высокий плетень, раздирая себе живот, упал, так как одна палка зацепилась за меня и оторвалась, увлекая за собой. Видел, как они все бегут к забору. Я не видел кто из них кто, лица были как белые пятна. Подхватив палку, ударил по первому, кто перелезал. Он не удержался на качающемся плетне, и, матерясь, упал, разрывая при этом рубаху. Другие уже пытались перелезть в другом месте, и я не выпуская палку из рук, рванул в темноту. Я перескакивал через грядки, мчался не разбирая дороги и боялся лишь бы не споткнуться. Бежал почти ничего не видя перед собой. Местные уже перелезли и мчались, пытаясь в темноте разглядеть меня. И тут на пути какой-то сарай. Я с ходу взлетел на низкий чердачок, упал на пол и полностью выключился. И ничего не знал, что же там дальше происходило.
Они пробежали мимо, ведь темнота была кромешная. Я даже не знаю, как долго лежал без сознания может час, может три, и когда очнулся, то долго не мог понять, где же я все-таки нахожусь. Сначала вернулся слух. Я услышал какой-то шум внизу и, повернув голову, осознал, что лежу над чьим-то коровником. Следом проснулась головная боль. Меня начало выворачивать наизнанку, и, вытирая губы соломой, долго не мог остановиться.
Когда отпустило, сел и увидел птицу, я даже не знаю, как она называется, с таким ярким и оранжевым брюшком. Она сидела и казалось пела, но я только видел, что она поёт. Кроме кукушек, я никогда не слышал пения птиц. Видел, как они открывают рот… но никогда не слышал…. Потом увидел лежащую со мной рядом палку и события вчерашней ночи постепенно стали возвращаться в мою разбитую голову. Я обернулся, прислушивался, но вокруг кроме топчущейся копытами под навесом коровы, ничего не было слышно. На горизонте уже начинало подниматься солнце. Наверно было уже часа четыре. Я слез, все тело болело и саднило, потрогал нос, вроде не сломан. Идти вокруг через мост не было сил, и я перебрался через речушку, и даже не сообразил умыть лицо. Переплывая, неожиданно вспомнил: «А как же Женька, откуда он там взялся? А если они, что-то с ним сделали?».
Они меня ждали... Да конечно не те, а свои. Сидели на лавке и все глядели в сторону моста, но я появился с другой стороны. Женька сидел, прижавшись к Сергею. Увидев, его я сразу успокоился. Потом я уже узнал, когда они бросились за мной, он догадался смыться. Слава богу, что моему спасителю ничего не досталось.
Говорят, господь является человеку три раза в жизни, я уже даже подумал, что это он прислал Женьку мне на помощь, хотя оказалось куда прозаичнее…
Я осторожно присел на лавку. Меня штормило и на первый взгляд им даже показалось, что я пьян. Увидев меня мокрого, грязного, да ещё с таким лицом, выпучили глаза, мой вид их шокировал:
- Ну тебя и уделали…
- А ты как, Жень? – спросил я.
- Да со мной все обошлось, а вот ты…
Сергей стал материться.
- Вот скоты! А ты-то зачем туда поперся?! Зубы, ребра целые?
- Черт его знает, во рту кровь сплошная, про ребра ничего не могу сказать. Но тошнит сильно.
- Сотрясение значит. Капитально они тебе по чайнику настучали. А ты своё лицо видел? - бурят притащил зеркало и поднёс к моему лицу. Лицо было как сплошной синяк, абсолютно грязное и все в крови.
- Пошли в дом…

Потом бурят гонял парней то за водой из колодца, то за лопухами, то за подорожниками. Растительную массу растерли в мокром холодном полотенце, уложили мне на горящее лицо. Когда полотенце нагревалось, Сергей поливал его холодной водой. Без конца сокрушался:
- Ну что ты туда поперся?!
- Скучно было. А ты сам-то, где был?
- Я корову бабке ходил поднимать, подыхала.
- А откуда Женька возле общежития взялся?
- Да вот я у бабки картошки взял, нажарил, и послал его за тобой на ужин. А ты болтался где-то… Я уже туда два раза ходил, тебя все искал… но там мёртвая тишина, все окна тёмные. Я даже не в курсе, что там произошло. Женька сам напуганный, два часа в кустах прятался. Что случилось-то?
Значит, не господь его прислал…
Серега ухаживал за мной как за ребёнком и все ждал, когда я расскажу, но сил рассказывать не было, и я уснул. Да и не мог я ничего рассказывать. Уже почти засыпая, услышал:
- Меня в армии на первом году тоже хорошо избили, но не по лицу. Хорошо, что на них сапог не было…
- На ком?.. – спросил я сквозь дрёму…

Утром парни ушли на работу и я, проснувшись в обед, все переживал, что тяжело придётся работать вдвоем. Потом возникло состояние тревоги продолжавшейся до самого вечера. К семи часам пришёл Женька с «пацанами», принес пакет с котлетами, но меня тошнило, и я есть отказался. Сереги с ними не было. Я забеспокоился: «А Серега-то где?». Они только плечами пожали.
Уставший Сергей проявился через два часа. Смотрел на меня странным взглядом, похожим на то, когда какой-нибудь уважаемый человек вдруг начинает показывать клоунаду или снимать штаны перед всеми.
Я вопросительно смотрел на него одним глазом, второй закрывая зеленым травяным полотенцем.
- Что?! - приподнимаюсь на кровати.
Серега, при этом, не меняя выражения лица, ответил:
- Я с Ахмедом разговаривал.
- И что тебе этот урод сказал.
- Почему урод? Он сказал, что ты первый начал, оскорбил местных парней, ударил какого-то Гришу. Тебе замечание сделали, а ты не понял. Рубашку на Ваське порвал. Вот они тебя и проучили. Чего это с тобой вчера случилось? Выпил что ли?
- Вот сука… а про женщин спросил?
- Каких женщин? Ты мне ничего не говорил!
Я начал злиться, хотел на него крикнуть, но передумал и только попросил его:
- Сходи и узнай что с ними, слушаешь кого попало. Там не так все было. Про тех, которых все время в столовой встречаем: одна в голубой, а другая в красной куртке.
- Они-то причём? - удивился Серега.
- Притом… Серый я прошу, сходи опять за реку, узнай. Прямо сейчас. Я тебе потом все расскажу.
Он, чертыхаясь, ушёл и появился опять через два часа, взгляд его выражал еще более странное выражение, но смотрел уже вроде не как на идиота.
- Ну?!
- Кое-что выяснил - с ними все нормально. Еле нашёл у бабки какой-то, спрятались у неё. Мужики не знают, а женщины общаговские не хотели рассказывать где они прячутся. Только утром им рассказали, что произошло дальше. Они даже не знают, кто их оторвал от этих ублюдков, так напугались, даже лица твоего не разглядели. Теперь переживают за тебя, Лариса хотела сейчас со мной пойти, но я сказал - не надо. А зачем Ахмед врал тогда?
- Я не знаю Серёг, они в той общаге все странные.
- Да я видел… на первый взгляд мужики как мужики…
- Слушай Сергей, ты сходи, купи самогонки, мне выпить надо.
- Сдурел что ли? Зачем тебе?
- Нет, не сдурел, мне мать говорила, когда стресс сильный, надо всегда водки выпить. Сходи, деньги у меня в кармане.
- Да ты меня загонял уже!

Друг сильно вредничать не стал. Сходил и принёс. Когда разлил - мне в кружку, себе и Женьке поменьше. Я, давясь этой тёплой сивушной гадостью, выпил в четыре присеста. Захмелел почти мгновенно и почувствовал хоть какое-то облегчение. Серёга всё ходил и ходил по комнате, Андрей уже спал. Максим сочувственно смотрел на меня, наверно никогда не видел такие живописные лица. Женька что-то жевал, явно уничтожал вчерашнюю картошку, на которую я так и не попал.

- Серег! - позвал его, когда уже выключили свет, - у меня была уже в жизни история, тоже хорошо из-за женщины досталось.
- Что за история?
- Друзья Игорь и Ольга у меня есть. Они поженились почти сразу после школы. «По залету», как говорят. Мне тоже тогда всего девятнадцать лет было. Игорь в ночную смену работал в тот день, а жена с ребёнком дома оставались. Она тоже в смену работала, а тут её вызвали, смену поменяли и в пять утра надо было уходить, а Ольга сколько бы ни пыталась до мужа дозвониться - ничего не получалось, хотела чтобы он пораньше пришел. Позвонила мне. Я проснулся, на часах - четыре утра. Она мне говорит: «Вова выручай - посиди с Сашей до прихода Игоря». Я-то добрая душа, приперся к ней, проводил, а сам сел в кресло и заснул, утро ведь раннее. Спал я так крепко, что даже не слышал, как он зашёл в квартиру. Проснулся тогда, когда Игореха - дурак здоровый, почти двухметрового роста, молотить меня начал, чуть нос мне не сломал. Орет: «Я на работе, а ты, сволочь, жену мою под себя подминаешь!». Я ору ему: «Позвони Ольге! Позвони Ольге!». Да куда там… пока соседи не начали в дверь ломиться. Еле ситуацию ему сумел объяснить. Долго он потом извинялся. А я с двумя фингалами на учебу ездил...

- Вов, - слышу, приподнялся, - так он дурак был! К тому же полный.
- Я знаю, психопат он ревнивый.
- Я не об этом,- с некоторой иронией в голосе, - они на каком этаже живут?
- На четвёртом, - даже не понимая, к чему он клонит.
- Не надо было будить тебя. Надо было вынести тебя на балкон и «пущай полетает»!
И тут же гомерический смех моих друзей взорвал тишину деревенской ночи, проснулся в другой комнатке Андрей, залаяла собака в соседнем дворе, вслед за ней и другие начали перелаиваться, где-то даже и свет зажёгся. Я разобиделся:
- Да пошли вы … никакого сочувствия от вас.
Серега подсел рядом, весь трясясь от смеха:
- Нет, просто та Ольга дура, могла бы табличку повесить «Не бить и не будить!» - и ушёл ухахатываться дальше.
В эту ночь тошнило сильней, самогон явно дерьмовый и я уже почти заснул, слышу, Серёга опять рядом сел, не спится заразе.
- Судьба у тебя такая, Вов! Не меня же она туда прислала, а тебя. Хотя, честно говоря, я никогда и подумать про тебя не мог, что ты можешь в это ввязаться. Ладно, спи, Вовка - добрая душа. Правильно твои мама с папой говорили…

Утро… Серега будит меня лёгким шлепком по плечу, все уже одеты, и я, кряхтя, поднимаюсь:
- А меня-то, почему не берете?
- Да лежи ты… успеешь. Какой из тебя работник? Еле ходишь...
- Ладно, но послезавтра я пойду с вами.
Оставшись в одиночестве, появилось ощущение, что я начинаю сходить с ума. Я уже не мог спать. Стояла такая тишина, если только мух не считать, а мне все мерещилось, что там за рекой происходит нечто страшное, а я здесь просто лежу и валяю дурака. Казалось, что я что-то недоделал и надо срочно куда-то бежать. А головная боль и шум в ушах только усиливали чувство невыносимой тревоги. К обеду я ничего уже не мог думать, казалась, голова сейчас лопнет, и тут я вспомнил о таблетках имевшихся у Андрея. Это было спасение. Когда боль стихла, навалилась слабость и я впал в забытье.
Я не слышал, как мне кричали, как выламывали двери. Проснулся уже только тогда, когда неожиданно мне в бок что-то воткнулось. Это Сергей, вытащив одно стекло, просунул палку и попытался пошевелить меня.
Я проснулся, открыл глаза и увидел его насмерть перепуганное лицо.
- Ты зачем так пугаешь?! Я уже думал ты всё…
Поднялся и открыл им дверь.
- С тобой все в порядке? - спросил такой же напуганный Женька, после Толика, им вполне могло примерещиться и что-то похуже.
- Да, я просто заснул очень крепко, но завтра я в любом случае с вами пойду, ребята, я с ума схожу от одиночества, никак не дождусь, пока вы придёте. Я буду ходить медленно и потихоньку, вы ведь неподалёку будете.

Слава богу, принесли поесть, и вечный тимуровец вдобавок еще и банку молока от бабки притащил. Невооруженным глазом было видно, что без меня они там сильно устали, рассказали, что шофёрам пришлось помогать, а то бы не справились.
На следующее утро, когда проснулся, опять возникло знакомое ощущение тревоги, и я уже начал догадываться о причине этого состояния.
Еле доковылял, придерживаясь за Серегу, до столовой, но заходить вовнутрь не стал. Прошел на задний двор, где имелся пенек, на который можно было поставить тарелки.
- Андрей, поесть мне вынеси.
Я присел на пенёк, подозрительно неожиданно откуда-то взялся Гришка. Где-то рядом крутился или специально караулил? Остановился в метрах пяти от меня, и мы некоторое время разглядывали друг друга. Он оценивал работу местных художников, а я свою.
- Ты - покойник! Понял! Мы тебя не нашли тогда, куда ты спрятался-то? Тебе просто повезло…
- Да пошёл ты…
- Не дай бог, тебя одного встретим… - объявил он мне и ушёл.
Вышел Сергей, увидел прошмыгнувшего перед ним Гришу.
- Это кто к тебе подходил, один из тех, что ли? Я-то думаю, что он тут по утрам второй день крутится, здорово ты ему припечатал. Он тебе этого никогда не простит, - улыбнулся Серега.
- Убить грозился.
- Они тебя не тронут больше, я так думаю.
- Почему ты так считаешь?
- Те большие придурки не так страшны, если бы захотели - давно бы к нам на разборки привалили… я сам из деревни знаю все как тут есть. Самый опасный по идее, он - Гриня. Из-за угла выстрелит или дом спалит, а один никогда не нападет. Мелкий, пакостный, он единственный кто может мстить исподтишка. Видишь - до сих пор успокоиться не может? Ладно, не бери в голову, держись за меня, один не ходи и никто нас не тронет. Ты кстати, пожрал уже?
- А вы принесли мне?
- Ой, блин, забыли. Максим, принеси Вовке поесть.

Максим притащил тарелку холодной каши и хлеб с кусочком масла. Хлеб я есть не стал, сильно болели щеки. Кое-как съев завтрак, побрели на работу.
- Слушай, Вов, а ты что драться вообще не умеешь?
- Плохо, я и не дрался никогда, нет, подожди, один раз было. Я в юности ходил секции - в вольную, да самбо, бороться я умею.
- Как медведь?
- Это ты как медведь, а мне мать все время внушала - « драться - не хорошо».
- Значит - маменькин сынок?
- Нет! - обиделся я.
- Да я шучу, не обижайся, знаю что не маменькин… а хочешь, расскажу, как в деревне у нас дрались? Тебе и не снилось, и кольями и чем только можно. Страшные битвы бывали и людей калечили.
- Я под конец тоже палку схватил...
- Вот и правильно, а то… борется…
- А я в жизни даже ни разу ни на кого не замахнулся, - вставил наш добряк Женька.
- Ну и команда у меня… - сокрушенно покачал головой наш бородач.
- Да хватит тебе, - говорю, - ты, Серега, лучше скажи мне, а тебе кто больше нравится Лариса или вторая, не знаю, как её зовут.
Серега резко обернулся и, опустив брови, посмотрел на меня взглядом… я такой же взгляд помню, был у психиатра, которого я просил поставить мне печать в справке медкомиссии, забыв медицинскую карточку дома. Подобная наглость, как врач мне тогда сказал, лишнее свидетельство, того чтобы карточку я принес ему незамедлительно.
- Похоже, они тебя не добили… еле-еле идет, а все о бабах думает или наоборот все мозги выбили…
- Перестань…все нормально… отвечай на вопрос, я не хочу о плохом разговаривать.
- Слышал вроде, Марьей ее все зовут. Мне Лариса нравится, чем-то на жену мою похожа, такая же светлая, только повыше гораздо, а тебе тоже?
- А мне наоборот, та брюнетка.
- Ну ты выбрал... Лариса спокойная, держится с достоинством, а та все время хихикает и кокетничает в столовой, бесит прямо. Из-за своего кокетства, я на сто пудов уверен - все из-за неё! Вела бы в деревне подобающе, может быть и ничего бы не произошло. Там же еще четыре женщины в общежитии были, их ведь никто не тронул и не трогает. Да и мелкая она какая-то.
- Не, она красивее. А другие Серега и не такие совсем, серые, да и в возрасте. А эти сразу в глаза бросаются.
- Я и вижу, что она тебе в глаза бросается… и что в ней? Она и не поймешь кто. То ли грузинка, то ли армянка, нос какой-то не такой… а ты случайно не бабник? - уже довольно язвительно подколол он.
- Да нет, мне она как приехала, еще в первый день чем-то понравилась. Вот познакомились бы мы с ними, может такого и не произошло…
Серега уже смотрел на меня с сожалением, он искренне считал, что я уже наверно потерян для общества.
- А может и чуть раньше, ты бы от них получил!

продолжение следует

Когда мы уже пришли домой, нас ожидал довольно неприятный сюрприз. На кровати в маленькой комнате, уже натоптанной грязными ногами, спал здоровый мужик в вымаранном уличной грязью комбинезоне. Ясно, что он пьян.
- Вот он, какой шестой жилец, - удивился Женя, потом подняв с полу фляжку и понюхав содержимое, - Химия какая-то.
Андрей уже переоделся и лег напротив, на свою койку, слава богу этот пьяница хоть правильно свою кровать  нашел. Андрею, видимо, опять было все равно. Да… похоже в ссылках и соссыльников тоже не выбирают.
Пьяный, видно уже, проспался, он сел на кровать, мы от него немного отошли. Он мутными немигающими глазами смотрел и ничего не понимал.
- Привет мужик! - крикнул я, чтобы привести его в чувство.
Мужик наморщил лоб, вроде начал соображать.
- О, ребята! Выпить есть чего?
Глядя на Серегу, вижу, ему похоже хочется сделать ему немножко больно, но причины найти пока не может.
- Ты бы сходил да помылся, там в бане вода теплая есть.
- Ребята сходите, принесите  чего-нить, я помираю.
- Да пошел ты… не сдохнешь! - начал злиться Сергей и пошел ремонтировать сапоги нашей начальнице.

Но мужик, который как потом уже нам представился Толиком, не собирался ни мыться, ни бриться. Так и лег дальше спать. Проснувшись утром, Толик все-таки сходил в баню и стал собираться на работу, взгляд после утреннего моциона у него значительно улучшился. После бани он повеселел и я думал, что просто хмель вышел, а от него просто пахло Женькиным лосьоном после бритья. Женька ему это простил, добряк он у нас.
Постучала Антонина Петровна, сказала «спасибо» Сергею за отремонтированные сапоги, а на меня почему-то покосилась недобрым взглядом. Зная ее довольно давно, чувствовал - тут что-то не так. Женщины-революционеры всегда жестоки и беспощадны, для них только одно подозрение уже доказательство преступления, требующего незамедлительного расстрела.
Серега, глядя неприязненным взглядом на Толика, спросил ее:
- Откуда он здесь взялся? Мы же договаривались.
- Извини Сергей, ни одного места не осталось. Нина его сюда направила, но сейчас все исправим. Мужчина давайте я вас за реку переведу.
- Нет, мне и здесь хорошо! Никуда я не пойду, - заявил любитель отечественной химии.
Работать вчетвером и, правда, было легче, заодно узнали тайну появления нового жильца. На автобус он опоздал, так как накануне пил по-черному, и ему пришлось добираться через автовокзалы и автостопом. А вечером он просто напился в общаге у «корешей», где-то «вырубился», спал в кустах и потому появился только на следующий день.

Мне даже в первый день на яме показалось, что мужик-то он в принципе неплохой. Однако, протрезвев на работе, с него не спадала озабоченность, как с пользой провести вечер. Он никогда не ужинал и после работы уезжал на последней машине в деревню, чтобы найти, что-нибудь такое, чтобы  ввергло его в привычное состояние. А состояние всегда изо дня в день одно и тоже: где-то часов в десять-одиннадцать распахивалась дверь, затем грузно вваливался Толик, держа руки чуть-чуть вперед, при этом, высоко подбрасывая колени и мельтеша ногами, пролетал до стоящей напротив двери кровати с Женькой.
-…, осторожно! - ругался никогда не матерящийся добрый Женька.
Затем, оттолкнувшись, Толик бился плечом об косяк, и его отбрасывало на койку, где лежал Андрей.
- Ой, больно, - пищал никогда не говорящий Андрюха.
Ночью, включив свет, шумно сосал из чайника, потом падал обратно, забыв его выключить. Да и мог просто ночью нагадить в комнате, что уж совсем приводило в ярость Серегу. И так, почти каждый день.
Я еще терпимо к нему относился, но не Серега.
- Вова, пусть они с Толяном вперед идут, а мы минут на пять позже пойдем, ну не хочу я с ним за одним столом сидеть, - попросил меня Сергей утром.
Я вздохнул, но согласился. Серега моего вздоха не понял или не обратил внимания. А приходя в столовую, я видел, что обладательницы красивых курток и такой же внешности уже были вдалеке по пути на работу. Придется привыкать к  Серегиному капризу…
Пьяница, он пьяницей, да и бог с ним. На третий день произошел довольно курьезный случай. Сергей принес первый тимуровский трофей, пятилитровую банку молока. Меня все время удивляло, ну как после тяжелой работы, даже пусть и не каждый день, он может еще куда-то идти? После тяжеленных волокуш до койки бы добраться.
Молоко выдули сразу. Когда легли спать, я вдруг ощутил в животе странное ощущение. Похоже, все это почувствовали. Первым вылетел за дверь Андрей, потом Женька, а потом все остальные кроме Сереги и спящего Толика.
Серега начал потешаться.
- Что это с вами?
Смешного тут мало, да и что смешного, когда очередной болид на огромной скорости распахивал дверь, шурша бурьяном, уходил в темноту красивой августовской ночи и, закатив глаза, чтобы полюбоваться бесподобными звездами, присаживался в кустах для исполнения мучительного обряда жертвоприношения. Время шло, но болиды летали все чаще и чаще. Серега уже просто рыдал лежа на кровати.
- Серега гад, ну хватит ржать, помоги нам, придумай что-нибудь! Иди хоть ромашки нарви! - в конце концов, разорался я.
Серега поставил чайник на электроплитку, взял керосиновую лампу пошел искать нам спасение. Принес он ромашку и еще что-то. Через час нам дал выпить по полстакана травяной бурды. Болиды стали летать гораздо реже. Нам даже удалось малость поспать. Утром он сходил к бабке, вернулся, без конца прыская от смеха, со стаканом крахмала и четырьмя таблетками. Разведенный крахмал выпили, закусили таблетками. На этом наши мучения прекратились навсегда.
Утром у Женьки возникла идея - напоить Толика молоком. Но тот сказал, что подобную гадость он не употребляет, зато он знает способ, как превратить молоко в брагу.

К молоку потом привыкли. Он часто приносил его, даже пропадало иной раз. Так и шла  у нас жизнь совхозная - скучная и однообразная. Утром работа, вечером карты, шашки, да шахматы. Мне все время как-то хотелось снять с Максима да Андрея «потолковый» рефлекс. Это когда они приходили и укладывались на кровать и смотрели в потолок до самого сна. Книг и журналов, оставленных прошлыми жильцами было великое множество, но заставить их хотя бы полистать оказалось просто невозможным. Если Максима еще как-то удавалось привлечь к игре в карты или в шашки, то Андрея просто бесполезно. Правда, я им нашел дурацкое занятие - они наверно неделю этим развлекались.
Для этого берется две консервных банки. В одну насыпаешь черных муравьев, в другую рыжих. Потом все это высыпаешь в одно место. Долго они потом веселились, глядя на гладиаторские бои.
Да и чтобы они шибко не валялись, мы с Серегой частенько злобоупотребляли просьбами - «принеси», «подай». Может, это было нехорошо, "дедовщина", но все-таки мы были старшие…
Серега, чтобы еще как-то развеяться, развлекался в стычках с Толиком.
Но последний случай с Толиком просто Сергея добил. Была у Андрея странная привычка: он мог долго шариться в своей сумке, ничего оттуда не взяв. Через час история повторялась, и так без конца. Но сегодня Андрюха это проделывал с завидной регулярностью каждые пять минут и я просто  не выдержал.
- Андрей! Что ты там ищешь?!
- Мне деньги нужны. Мне  конверт купить надо.
Он регулярно ходил на почту покупал конверт, потом писал письмо три - четыре предложения и уносил обратно, но пусть и так, мама его тогда хоть не беспокоилась.
- Дай сюда сумку! - потребовал я.
Он послушно принес, в небольшой спортивной сумке было всякое барахло - мыло, носки, трусы, детская машинка, радиоприемник «Вега». Во внутреннем карманчике лежали таблетки, уложенные маминой заботливой рукой. Да еще как назло среди них именно те, которые нужны были для спасения нас во время событий той ужасной ночи.
- Это что? Ты почему молчал что у тебя таблетки есть? - рассердился я.
Я тяжело вздохнул, а он только плечами пожал, да и что с него взять?
- Но денег нет там, ты же видишь, - развернул ему сумку так широко, что чуть не порвал ее.
- Вчера были, - и начал перечислять достоинства пропавших купюр голосом автоответчика.
- Вот гад! - вскочил Серега, все это время за нами наблюдавший. - Взял у парня деньги вытащил! Но подождите, придет он в хоть каком состоянии, я ему влеплю так, что мало не покажется.
Мы с Женькой люди добрые, конечно испугались. Сама мысль о переворачивающемся в воздухе Толика, после Серегиного удара показалась слишком уж страшной.
- Сереж, не бей  его, протрезвеет, поговорим с ним.
Еле успокоили его. Когда Толик, наконец пришел, довольно пьяный, но еще что-то соображал, все претензии отверг и клятвенно божился, что ничего не брал. Ну как еще с ним было говорить - не пойман не вор.  А Андрюхин приемник поставили на окно и теперь всегда слушали новости.

Было уже поздно, субботний вечер. Из всех завоеваний социализма в деревне остался один выходной - воскресенье, и потому завтра, можно было выспаться. Хотя выходного тоже не полагалось, но воскресенье выпадало всегда. И виной не профсоюз или другие формы защиты трудящихся. Объяснялось все просто - все шоферские общаги дружно в этот день напивались, опустошая самогон со всех окрестных деревень. Они и в простые дни пили, но в воскресенье начинали с утра. Все бабы Нины, Веры и т.д. умеющие производить «огненную воду» в этот день имели невероятную прибыль. Особой ценностью пользовался самогон на пшенице, но местные прятали его для себя.

Тут неожиданно к нам кто-то постучался. Зашел главный агроном, тот самый очень культурный мужик, как потом сказал Толик - «из кулаков».
- Добрый вечер господа, - улыбаясь, произнес он.
- Здравствуйте Аркадий Андреевич, - ответили мы хором.
- Аркадий Андреевич, вода из под крана грязная идет, - начал ругаться Серега.
- Ну, за воду я не отвечаю, у меня самого такая же дома. Ладно, успокойтесь, я не затем в поздний час.
- Чай будете, товарищ главный агроном? - предложил наш охотник.
- Ну не откажусь, заодно поговорим.
- Женя! Человеку чаю быстро налей! - приказал Серега.
Женька быстро кинулся обслуживать человека. Пьяный Толик уставился на гостя соловыми глазами, и грустно спросил:
- А выпить ничего нет?
- Будет выпить, но не сейчас, а завтра.
- Завтра?! Завтра и приходи!
- Ну да, завтра я предлагаю вам подработать. Мне к вам посоветовали обратиться. На сенокос поедем. Денег вам не дам, но накормлю и на стол вина поставлю. Будет и обед на поле, и ужин хороший у меня дома. Думаю, не обижу.
У Толика и у Сереги вспотели руки, только по разным причинам.
- Кто пойдет? - спросил агроном.
Руки подняли четверо - я, Сергей, Женька, и Толик. А те двое - Андрей и Максим, как всегда смотрели в одну точку, и перспектива работать им ну никак не улыбалась.
Агроном, попрощавшись, ушел, а Толику показалось оскорбительным сам визит. Уже и свет погасили, и спать легли, а он все бубнил, как старый дед:
- Обнаглел народ, приходит без бутылки, а о таких вещах говорит. Развелось тут кулачьё.
На этот раз Серега разозлился не на шутку:
- Да ты всех достал уже, своим пьянством. Старый дебил, откуда ты взялся, без тебя было хорошо, пока ты не появился. Ты заходишь, тебя сразу в колодец головой опустить хочется.
- Заткнись, урод нерусский, - огрызнулся Толян.
Затем Серега  встал, и я услышал пару крепких шлепков. После первого недовольное мычание, после второго полную тишину. Все-таки не стерпел наш медведь.
- Серег, а ты чего разошелся? - поинтересовался я, но в ответ - тишина.

Агроном прикатил с такого ранья, с какого я еще и никогда не вставал. Пьяного Толика еле разбудили, и то пришлось воду из чайника лить. На левой щеке начал проступать хороший, еще только зарождающийся синяк,  похоже он ничего не помнил или его просто не замечал. Матерясь на весь белый свет, он кое-как оделся и пошел с нами. Совхозный «бобик» докатил быстро, я пытался еще поспать, но от тряски по ухабам и когда голова вдобавок в нем бьется как язычок в колокольчике, пришлось от этой затеи отказаться.
На сенокосе Сергей махал косой так, что вызывал восхищенные взгляды деревенских женщин. Но думаю не в косе дело: только зарождающаяся борода, крепкий без следов жира торс, сильные руки и набросанные кругом кучи сена будоражили воображение женщин. Толику пришлось тяжело, вчерашнее похмелье никак не отпускало, он нервничал и осторожно узнавал у агронома, сколько же ему поставят. Мы с Женькой как более слабый контингент, вместе с женщинами подгребали сено и грузили его на трактор.

В обед перекусили, до этого никогда не ел настоящего деревенского масла и не мог остановится, проглатывая кусок за куском. А Сергея просто затерроризировали вопросами, откуда он родом, сколько лет. Узнав, что женат, расстроились, все их мечты о том, что он отхватит какую-нибудь пышногрудую красотку из их деревни, сразу развеялись. На нас Женей никто так и не взглянул, и даже когда за обедом Серега сказал, что я много книжек прочитал, просто посмотрели на меня с презрением, всем видом показывая - умники им здесь не нужны. А на мое брачное предложение по поводу Женьки и вовсе посмотрели как на ненормального. Деревенские тетки мне самому не понравились, простоватые, да и силой такую непросто взять.

После того как сенокос закончился, оправились к агроному домой, где он закатил настоящий деревенский банкет. Пили «Иверию», которую я чрезвычайно ненавидел. Мне даже кажется, что по истечении стольких лет, её противный вкус до сих пор стоит у меня во рту. Женька почти не пил, зато Сергей как всегда  быстро охмелел. Его охотничьи истории сыпались как из рога изобилия, хотя если, честно говоря, в правдивость и достоверность многих историй я сильно сомневался. Особенно количество добытых Серегой животных: получалось по его словам - он уничтожил весь животный мир Забайкалья. Но это просто наверно профессиональная болезнь, которой страдают все охотники.
Я тоже участвовал в разговорах, тем более время тогда такое было: Михаил Сергеич у власти тогда был. Ну как о нем не поговорить? «Гласность» начиналась, газеты и телевидение совсем другие стали. Помню, жена агронома сказала:
- Ой, что сейчас творится! Я слышала, в городах мужики с мужиками стали жить, не понимаю как так можно? А как им детей заводить-то?
- Да как заводить… заводят. Обычная беременность потом возникает, только внематочная, - пошутил я.
Тетка долго потом смотрела на меня недоверчиво, даже подозрительно, но спорить не стала. Странные они деревенские - не понимают наших шуток.
Когда наелись, отвалились от стола как гусеницы от листа и пошли домой. Бурят идти не хотел. То порывался бороться с нами, то начинал орать бурятские песни, то переходил на русские, причем больше куплета не пел. Было уже очень темно. Ночь, огни где-то далеко, а он все куражился. Женька и я тащили его за руки и умоляли его:
- Серега, пошли домой, поздно уже.
А Толик все время удивлялся:
- Там и пить-то нечего было. А он так  напился, да еще и от вина.
Я уже не знал, как упрашивать:
- Батар пошли, тебе проспаться надо. Если ты не выйдешь завтра на работу, мы без тебя не справимся.
- Выйду, я бы еще выпил, - орал он на всю улицу, сгребая нас в охапку и кидал в траву.
- Хватит тебе! – опять накидывались мы на него , но без толку.

А Толику мысль про выпивку очень понравилась. И он стал ругаться и возмущаться:
- Мы им столько помогли, а они даже не напоили меня как следует, я пойду назад, пусть еще наливает...
- Не ходи, совесть-то имей, - несмотря на то, что меня немного мутило от «Иверии», разум мой был чист.
Алкаш Толик  про такое понятие как совесть, никогда не слышал, зачем ему такая роскошь в наше время.
- Это у них совести нет, кулаки проклятые. Пойду, и раскулачивать их буду.
С этими словами он повернулся и ушел в темноту. Ну, думаю, и черт  с ним, пусть идет. Решил попробовать последний прием для своего пьяного товарища.
- Монгол проклятый, всю кровь нам уже выпил!
- Это кто монгол? В ухо хочешь?!
Я побежал в сторону дома, а он за мной. Бегал я быстро, но бурят оказался более выносливым, да и сигаретами я уже баловался. На конце моста он все-таки меня догнал. Повалил на доски и вырваться из его медвежьих лап не удалось.
- Отпусти… мне больно...
- Проси прощения у сына бурятского народа! А то в воду сейчас сброшу! - сидя на мне, он стал мне выкручивать руку за спину.
- Прошу прощения, я больше не буду…
- Вот так. А то монголом меня обозвал…
Подбежал Женька, и мы уже спокойно дошли домой, где попадали на койки и спали до утра.

Наступило утро, бурят без конца пил воду, похмелье, похоже, переносил плохо. Тут стало слышно, что к нам кто-то идет. Подумали - Антонина Петровна. Скрипя, открывается дверь и на пороге стоит… милиционер. Милиционера в деревне я видел наверно в первый и последний раз. А за ним в сенях агроном Аркадий Андреевич, мрачнее тучи. По лицу агронома было ясно, что-то случилось, и явно что-то ужасное… Милиционер представился и приказал сухим официальным голосом:
- Ваши документы предъявите.
Мы недоуменно смотрели на обоих, ждали когда, наконец, скажут что-то более существенное. Милиционер присев за стол, открыл папочку, стал записывать наши данные. Первая мысль была, что косили не то сено и нам теперь грозит срок как подельникам. В голове возникли ехидные глаза моей жены: «Что Вова, опять вляпался?».
- Так… а теперь ответьте - где вы были вчера вечером?
Агроном за его спиной стал показывать нам кулак, что еще больше ввергло в недоумение, и стало немного не по себе.
- Дома сидели, - робко ответили мы, присев как птенцы на краешках кроватей.
- А Анатолия П. когда последний раз видели?
- Вчера.
- Вы, с ним выпивали? – спросил, подозрительно посмотрев на совсем узкие глаза Сергея.
Агроном из-за его спины продолжал нам трясти кулаком, но уже с удвоенной силой и выглядел он в этот момент не так интеллигентно.
- Да нет, а что случилось?
- Пройдемте со мной.
Шли за милиционером, не проронив ни слова. По пути все оглядывались на агронома, его сердитое лицо ничего не объясняло, я уже терялся в догадках, что же все-таки произошло. Если из-за сена то, сколько нам за него придется платить?
Тут мы уже подошли к мосту и увидели на той стороне реки, лежащего без движения Толика, лицом в воде. Под его ногами были следы, вероятно, в какой-то момент пытался еще вылезти.  Рядом стояла милицейская машина, и возле трупа суетился эксперт.
- Ничего себе! - удивился сын бурятского народа.
Поблизости с Толиком лежала почти пустая бутылка, по виду самогон. Эксперт повернулся и говорит, обращаясь к милиционеру:
- Похоже, был пьян, не дошел видать, выключился и упал в воду лицом. Просто захлебнулся. Следов насильственной смерти не обнаружено. Можно увозить.
После короткого допроса милиционером, подошли к перепуганному агроному и спросили почти шепотом:
- А ты чего нам кулак-то показывал?
- Да он мне такую Варфоломеевскую ночь сегодня устроил! Пришел, стал скандалить, окно разбил… дай ему еще выпить и все тут. У меня ничего не было, я пошел и у Даниловны - соседки купил, да сунул ему две  поллитры. Он одну при мне выпил, а вторую с собой забрал. Орал, мол, два пузыря мне давай, парням тоже надо. А вы знаете же что мне, да ей за это будет. Молчите и все. Всех детей он мне ночью перепугал. Его три часа назад нашли здесь, - тихонечко бормотал агроном.
- Договорились, мы тебя понимаем, а самогон мы у него для себя не просили, живи спокойно, - пообещал за себя и за меня Серега.
По дороге на яму, жалостливый Женька грустно проговорил:
- Только как неделю приехал и погиб.
- Мне  его не жалко, - резко ответил Сергей, а я просто промолчал.
- От него вином и г… постоянно воняет, я спать не могу. Даже под одеялом все равно сильно пахнет, - неожиданно за три дня Андрей, что-то сказал и так много. Несмотря на трагизм ситуации, всем стало немного смешно, и Сергей ласково обнял Андрея.
- Ничего, Андрюха, проветрим сегодня. После столовой идите без меня, я к Тоньке зайду и скажу, что бы к нам больше никого не селила.
Я шел сзади них, все думал и представлял Толика идущего на «автопилоте». Мост. Ступеньки. Поручни. А в глазах такой туман и все двоится, он не может никак удержаться и слетает в воду…
Человеческая жизнь так хрупка, и погибнуть так глупо… никому не хочется.
Слух о гибели Толика быстро облетел всю деревню, в столовой к нам без конца подходили его бывшие собутыльники и высказывали нам соболезнования. У Сереги при этом были такие ноздри, что мне туда невыносимо хотелось плеснуть компоту.

По дороге в столовую, когда уже шли на обед, нам навстречу попалась, та самая милицейская машина, что приезжала утром.
- Серега, мне восемнадцать лет было, я вместе с собакой ночным сторожем устроился. Охранял возле магазина киоск и бочки с пивом, у меня ключ был от тамбура дверей магазина и стул там стоял. Похожу, покараулю и опять туда. Раз сижу, смотрю, собака напряглась, я выглядываю и вижу, кто-то под бочкой с пивом копошится. Тихонечко открыл дверь, собаке жестом приказал сидеть, подкрадываюсь к бочке и выдергиваю оттуда мужика. Он упал на задницу и к моим ногам выкатилась… милицейская фуражка!
- Мент, что ли?! - захохотали Серега с Женькой.
- Ну да, он испугался, я еще и собаку к себе подозвал, он тут же фуражку надел, оправился и говорит:
- Надо же, как сторожа оперативно работают. Слушай, налей в бидончик, а завтра деньги отдашь продавщице.
Но я оказался непреклонен, пригрозил, что вызову милицию и его туда заберут. Он забрал свой бидон и ушел.
- Милиционера… в милицию забрать! - они уже развеселились, и никто не хотел вспоминать сегодняшнее утро. - Ты бы собаку спустил бы на него, а пока бы сигаретку в сторонке покурил, а потом сказал - что ты не знал кто там.
- Нет, ребята, нельзя собак на людей травить, вот однажды…
Повернув голову, увидел ту темненькую девушку. Она стояла на весовой и разговаривала с какой-то женщиной, рассказывать я ничего больше не захотел.
- Серег, давай подойдем, познакомимся, один я стесняюсь…
- Зачем тебе? Что ты все о бабах думаешь?
- Здесь в деревне скучно вечером, может, познакомимся, в гости пригласим… в прошлом году с нами женщины были, нормально общались, без всякой пошлости.
- Делом надо заниматься, тогда скучно не будет.
- Толку-то от твоих дел, Серега…
- Как это толку-то, - возмутился Серега, - вы позавчера с Максимом целую банку сметаны стрескали, даже Андрею не оставили.
Я тяжело вдохнул, и с этой минуты понял: в Бурятии можно поменять  женщину на банку сметаны…
Работали уже втроем и отсутствие одного помощника почувствовали сразу.

Между прочим, шофер, передававший труп Толика жене, нам рассказал, что жена по нему не плакала, похоже нервы потрепал ей изрядно. Но когда его с нами в избушке не стало, мы почувствовали неимоверное облегчение, хотя наверно грех так говорить.
Потихонечку Женька уже стал привыкать к такому тяжелому труду на силосной яме. Как-то сидели там у костра, я спросил у Сереги:
- Серый слушай, а как ты думаешь, судьба есть?
- Есть, и шаманы наши говорят что есть, только изменить ее никак нельзя. А почему ты спрашиваешь?
- Да к тому, что ведь если бы Толька послушался Антонину Петровну, ничего бы случилось, и пил бы в той общаге себе спокойно…
- Значит и начертано ему так закончить, слушай, не напоминай мне о нем, мне его вспоминать, ну ни капли не хочется.
- Да я не только про него, но и про себя. Вот у меня все время так получается - куда бы я ни приехал или пришел, либо невезуха, либо приключения. Мать с отцом все время мне говорят: «Ну что ты на свою задницу приключений ищешь!». Так не хотел опять на яме работать, и опять - вот тебе «на». В магазине дефицит и тот всегда перед моим носом кончается, невезучий я…
- А мне нравится здесь и мужики хорошие, особенно тот - дядя Ваня, - перебил он меня, - А судьба тоже знаешь…у меня дед всю войну прошел, а погиб также по-дурацки.
- А как так?
- Они договорились перекупщикам шкуры продать, а это незаконно, сам знаешь. Но хотели денег побольше заработать. Поехали на встречу вчетвером, шкуры им продали. Перекупщики были рады и предложили им спирта выпить, налили им, а спирт древесный подсунули, так они все вчетвером при них скончались в страшных муках. Так не стало ни шкур, ни денег, ни деда. Всю войну судьба берегла деда, а мирное время погиб. Мне от него и нож достался…

Через день опять пожаловала незабвенная Антонина Петровна. Все в том же пиджаке, неужели кожаный до сих пор не могла себе купить? И дурацкий зеленый платок на голове, ведь продают же красные? Поздоровавшись со всеми кроме меня, она резко оборачивается ко мне и как кувалдой бьет по голове:
- Я тебя вспомнила! Ты как в прошлый раз приезжал, так у меня мак на огороде стал пропадать. И опять история повторяется, вчера ночью вышла, видела, как ты удрал. Я еще из окна приметила твою белобрысую голову. А мак у меня опять порезанный!
Я растерялся, очень покраснел, таких обвинений я еще никогда в лицо не получал. В то время  о наркомании знали больше понаслышке, тогда еще не было той эпидемии, которая потом захлестнула всю страну. Поэтому и обвинение прозвучало для меня как дикая нелепость. А Серега стал хохотать как ненормальный.
- Наркоша! Наркоша есть у нас!
Потом он перестал и серьезно посмотрел на грозного начальника по быту и твердо сказал:
- Нет, это не он, я его хорошо знаю. Мне поверьте Антонина Петровна. Он все время со мной.
Но убедить Антонину Петровну дело оказалось непростым, она ушла, косясь на меня как на исчадие ада, так никому не поверив. Пообещала на прощанье, что для меня это может окончиться плачевно.

В столовой вечером Сергей показал на  белобрысого парня стоящего в очереди.
- Видишь вон того парня? Это он ворует у Тоньки мак,  - тихонечко, чтобы никто не слышал, на ухо сказал он мне.
- А откуда ты знаешь?
- Я бабке забор ремонтировал и видел его два раза поздно вечером. Он все время через дальний мост ходит и в темноте его запросто с тобой можно спутать. Что ему еще делать в нашем районе?

продолжение следует

На горизонте показалась знакомая местность, некоторые люди в автобусе зашевелились, другие уже не могли и находились в невменяемом состоянии.
Этот совхоз объединял три деревни, которые почти слились друг с другом, но до мегаполиса так и не доросли. Посередине протекала речушка, впадающая в пруды находящиеся на окраине совхоза. Пролетев по деревне, автобус фыркнул и остановился у общежития, в котором я уже отбывал прошлую ссылку.
В открытые двери выйти смогли не все, некоторых выносили и укладывали на траву. Оглядевшись, практически не заметил никаких изменений, только деревья стали больше. Тот же чистый, целебный воздух, та же «целебная пыль» с дороги, забивающая легкие, да и свиньи вроде такие же.
- И куда теперь? Неужели в этом бараке жить будем? - спросил Серега, обращаясь ко мне как к опытному.
- Вон видишь дверь с той стороны, - показал я на совхозное правление, - там и определять нас будут. А эти две общаги барачного типа самые большие и мне бы туда не хотелось, хотя до столовой от них ближе всего. Несколько бараков на той стороне, за речкой. Есть дальние общежития, но для шоферов, там спокойней. А здесь местные постоянно лазят, просто раздражает. Серег, смотри - вон в первом автобусе несколько женщин, среди них девушка красивая. Дай хоть маленько рассмотреть, успеешь еще поселиться...
Но Серегу, который равнодушно посмотрел в сторону девушки, ничего не интересовало. Он, видимо, расстроился не на шутку, но что сделаешь - условия в ссылке не выбирают. Какой-то мужик стоял рядом и внимательно ко мне прислушивался, и я, толкнув Серегу, взглядом показал, что нам надо отойти.
Бросив сумки, приказали Женьке и тем «пацанам» сидеть караулить.
- Пошли, Серег, прогуляемся, - и мы двинулись по знакомым мне местам.- Я тебе другую общагу покажу - рядом с клубом и посмотрим, есть там места или нет. Там общага почти новая и баня там новая. Заодно не будем торопиться, пусть эти сарайки заполнят.
Пока шли, Серега все осматривался по сторонам, зачем-то здоровался со всеми местными. Пройдя полпути, я кое-что вспомнил.
- Слушай! А ведь там на той стороне реки домики есть очень старые, раньше их тоже сдавали, но не знаю, сохранились они или нет. В прошлый раз кому места не хватило, жили там, и говорят, довольны были. Но состояние их ужасное. Заведовала всем этим делом Колотушкина Антонина Петровна, тетка очень грозная: если что не по ней, орет как реактивный лайнер. В кино, такие как она, обычно женщин-революционеров играют. В тот прошлый заезд, ее все боялись. Правда, не знаю, она так и осталась при своей должности - начальник по быту? Уговаривать женщин я не умею, тем более таких, но учти до столовой переться….
Услышав слово - домик, Сергей облизнул губы и, испытывая сильнейшее возбуждение, схватил меня за руку.
- Пошли назад, я уговорю.
- Успокойся, подождем часика два, пошли искупаемся пока тепло.
До пруда шли очень долго, он находился за километр от конца деревни. Купались почти час, пруд был очень теплый, хотя погода была уже прохладной. Когда вылезли, спросил, оглядываясь по сторонам.
- Смотри, как красиво вокруг, правда?
- Нет, некрасиво. У нас в Бурятии намного красивее, а ты на Байкале был?
- Нет.
- Тогда ты красоты не видел. Ну, все, пошли назад.
- А ты что бурят? Хотя заметно, что ты откуда-то оттуда.
- Да почти бурят, у меня и имя настоящее - Батар. Но отец, правда, русский и когда паспорт получал, заменили на «Сергей», он так заставил.
- А можно я тебя Батаром звать буду?
- Можно, но не путай Батыром, хоть это одно и тоже, но мне не нравится.
Только впоследствии настоящее имя так и не прижилось.

Нагулявшись, вернулись к своим парням. Женька нервничал, и явно устал ждать.
- Где вы ходите? Уже почти все разошлись.
Подъехал бортовой ЗИЛ, в него стали грузить лиц пострадавших то ли от водки, то ли от «морской болезни» и закидывать их вещи. Вероятно, повезут в то общежитие, что возле клуба.
- Ну что, Вова, пошли к тетке…
В комнате ее не было, только молодая женщина лет тридцати. Я уже подумал, наверно ушла на другую работу и может эта девушка добрее будет.
- Здравствуйте, мы оформляться… - начал Серега.
- Подождите, сейчас Антонина Петровна придет.
Ну вот, а я надеялся…. Мы стали ждать, Серега сел на стул, мы просто размазались в коридоре по стенкам, Андрей навалился на дверной косяк.
И тут появилась она, нисколько не изменившись, только чуточку поправилась - килограммов на пятнадцать. Все тот же не застегивающийся на груди синий пиджачок со значком «Ударник Коммунистического труда». Несмотря на большие размеры, женщина она довольно шустрая. Влетела в проем, оцарапав значком при этом бедному мальчишке пол щеки.
- Так, молодые люди, а вы где шляетесь?! - рявкнула грозная и боевая женщина, владелица всех этих фешенебельных бараков.
- Мы слышали - у Вас домики есть, нам бы в домик, мы не хотели бы в общежитие, - жалобно заскулил Серега.
- Нет у меня никаких домиков! Кто вам сказал?!
Серега указал на меня.
- Есть! Я знаю, я здесь уже был три года назад! - гордо утвердил я.
Домовладелице было наплевать на мое гордое заявление, с такими как я она расправлялась одним указательным пальцем, направленным в сторону двери.
- Есть! Но не про вашу честь! Знаете такое выражение молодые люди? Пойдете в ту, что возле клуба - прекрасное помещение!
Серёга пошел в контратаку.
- Хотите, я Вам и всей вашей семье обувь отремонтирую, стельки сменю, прошью, еще лет пять ходить будете, у меня и инструмент есть и все что надо.
Удар попал точно в цель, я даже удивленно посмотрел на Серегу, а почему мне не пришло в голову паяльник с собой захватить?
- И такие сможешь? - недоверчиво спросила уже почти не грозная Антонина Петровна, достав из-за сейфа видавшие виды сапоги, стоптанные до невозможности и вдобавок огромного размера, - А то мне трудно купить и подобрать.
- Запросто, завтра готовы будут! – сначала оглядев, пообещал Серега.
Лицо у революционерки сразу изменилось, и тут я впервые увидел, что она может быть еще и доброй.
- Ой, ты мой мальчик маленький, - подбежала к Андрею, достала платочек поплевав на него, давай вытирать царапину, оставленную заслуженно полученной наградой. - Нина! Оформляй, мальчиков, самый лучший дам! Правда, за рекой, далековато, но ничего: молодые - дойдете.
- А мне тоже сапоги надо сделать, - заверещала Нина.
Сергей уже был в таком счастливым духе, что пообещал и ей. Посмотрел на меня торжествующим взглядом: «Вот как надо, учись!».
Потопали за быстроходной теткой, еле поспевали, шли наверно минут двадцать, да еще и через мост. Пока шли, начальник по быту переквалифицировалась в экскурсовода.
- Вот столовая, вот ток, вон там МТС… Я, кстати, там рядом живу, уходя на работу вам в окно стучать буду, чтоб не проспали. Да и заходить буду иногда. Только не спалите мне дом и с печью поосторожней.
Подошли к низенькому домику. Самый лучший оказался обыкновенной деревенской развалюхой, но вполне пригодную для жилья. Две проходные комнаты, в маленькой - две кровати, в большой - четыре, печь на пол дома. Даже водопровод, правда, вода грязная, но колодец рядом. Баня метров двадцать от дома и обычный деревенский туалет тоже на улице.
Устроив нас, начальница ушла, Серега начал прыгать, топать ногами и от счастья стал похож на идиота. Мне стало смешно.
- Чему ты радуешься? - спросил Женька, - До столовой вон сколько идти!
Максим его поддержал, а Андрею было все равно, как оказалось потом - ему всегда было все равно.
- Глупые вы, ничего не понимаете! А ты, что скажешь Вова?
- Так это же моя идея. Я знаю в общагах одни пьянки, шум и драки. Местные такие же пьяницы, постоянно мешают, вы знаете, что мне в прошлый раз здесь в шутку сказали: каждый третий у нас не сидел. И все по пьянке…
- Ну и народ у вас здесь… - оборвал Сергей
- А у вас можно подумать не пьют?- съязвил я.
- Да пьют… еще, как пьют, что говорить. Ну что мы валяемся, тут же баня есть, давайте дров наколем, я буду у печки спать, ты Вов напротив меня на деревянную ложись, Женя иди на ту койку.
Женька он добрый, спорить не стал. Так мы и заселились, как единая команда. Правда одна койка осталась свободна, но как потом оказалось ненадолго.
Потом Сергей, ни на секунду не переставая сиять от радости, заявил:
- Что делают люди, когда заселяются?
- …? - пожали мы плечами.
- Балбесы вы, с соседями знакомятся! Я пойду разведаю, что там за люди. Найду, может бабку какую-нибудь, может чем помогу ей, она нам картошки, молоком или еще чем-то поможет. Я сам из деревни, и знаю, как жить здесь. Я обещаю вам: как у Христа за пазухой вы со мной жить будете! Главное - дом, и свой, мне больше и ничего не надо, - закончив речь, треснул ладонью по плечу меня так, что я улетел на кровать.
- Осторожней, убьешь ведь. Как медведь… - поморщился я.
- А я и есть медведь. Настоящий, забайкальский - меня так жена называет. Идите дрова рубить, ну что вы валяетесь, - и,  он хлопнув дверью, умчался.
Носился по окрестностям наверно час, если не больше. За время его отсутствия мы с Женей нарубили немного, ну совсем немного. Но зато чуть не поотрубали друг другу руки, ноги и головы. Потом, наконец, Сергей объявился, подошел к нам и удивленно спросил:
- Это что, все?
Скромно опустив глаза в землю, мы стали переминаться с ноги на ногу.
- Давайте топор, учитесь как надо - и начал рубить, а мы еле поспевали оттаскивать. - А бабки тут есть и не одна, так что если все хорошо будет, жизнь будет сносная. Завтра пойду, навес бабуле подремонтирую, может и молока даст.
Вечером помывшись, сели за стол достали продукты, водка оказалась только у меня, да и у Сереги. Вареная картошка, колбаса, кильки, да «Завтрак туриста» у всех кроме меня, никогда его не любившего.

«Шпана», как потом мы в шутку между собой с Серегой и Женькой называли Максима с Андреем от спиртного сразу отказалась, Женька тоже почти не пил, все время прикладывал палец на стол возле стакана, мол, всё. Так что выражение «пьет как сапожник» не всегда уместно. Хотя матерился Серега точно, как они…
Тут и выяснилось, что наш богатырь пьянеет махом, даже не знаю почему. Через полчаса он уже нес всякую чепуху, без конца хвастался.
- Серый, - я у него спрашиваю, - а чего ты так быстро косеешь?
- Да вроде все нормально со мной, а что тебе не нравится?
- Я тут как-то читал, что буряты и монголы это одно и тоже.
- Чего ты сказал? Да монголы… - они тупые! Не надо меня даже с ними сравнивать!
- Да?! - ошарашено и уважительно посмотрел на гордого бурята.
- Да! Приезжали тут к нам как-то двое монголов, мы их провели как дурачков. Не надо меня с ними сравнивать, а то, что почти на одном языке говорим, еще ничего не значит, - доказывал пьяный Сергей.
Вскоре он начал нам показывать свой красивый охотничий нож.
- Дедовский! Он может, фрицев на войне им резал!
- Серега, не гони! - меня разбирал хохот.
- Я говорю - может… зато шаманами заговоренный… смотри!
С этими словами он стал кидать нож то с ручки, то с лезвия и нож всегда втыкался в деревянную дверь.
- Ничего себе… - согласились мы.
- А ты что шаманам веришь? Вот темнота! - смеялся я тогда, будучи воинствующим безбожником.
- Верю! Еще как верю! А ты не знаешь их, лучше молчи, - злился на меня бурят.
Так и состоялось первое знакомство, из которого про Андрея я, например, ничего и не узнал. Он молчал почти все время. Зато Серега рассказал про себя всё: из какой байкальской деревни, сколько у него там родственников, как туда к нему добираться. И что у него здесь дочь родилась, а он хотел бы сына. Женьку я и так знал. У Максима не было матери, не знаю почему, и все это время им занимался отец. И все годы на каникулах он проводил у бабушки. Обувь ремонтировать умели только Женька и Серега, а те ходили в вечных учениках, да подмастерьях.
- Серега, а у тебя, что отец из ссыльных каторжников? - шутя, спросил у него, - раз ты наполовину русский.
Шуток он тогда моих еще не понимал и сразу обиделся.
- Почему из ссыльных? Он просто из русской деревни. Он всю жизнь хотел, чтобы я в город перебрался. А мать и бабка всегда против были.
- Не обижайся, я шучу, просто мы сами здесь как в ссылке…

На следующее утро всей толпой пошли в столовую и заодно получать себе работу. Столовая обычная, ресторанного типа: без подносов, салфеток и вилок, на самообслуживании, как и в каждом совхозе, своим меню друг от друга не отличалось - суп «Полевой», да слипшаяся лапша с котлетой. А нет, забыл - компот еще: национальный советский напиток. Пришли, а народа в первый день уже столько много, половина даже на улице стоит. Пришлось стоять и болтать между собой.
- Ели когда-нибудь в таких? - поинтересовался я.
- Нет, но скорей не лучше чем в армии, - сказал Серега, повернувшись ко мне небритым лицом. Вчера он всем заявил, что побреется только дома, когда уже все закончится. Ну а ссылка обещала быть долгой и борода, по моему мнению, к концу сезона должна вырасти внушительной.
- Серег, смотри, - показал ему движением головы в сторону двери.
Вошли, очень миловидная женщина чуть старше тридцати, немного выше среднего роста и девушка, на вид лет двадцать, почти маленькая. Я ее уже видел вчера издалека, а тут совсем близко. Сердце сразу ёкнуло, и пришлось вспоминать жену, которую оставил дома, и для того чтоб больше не ёкало. Но жена никак в голову не лезла, потому что, глядя на нее, почувствовал, что она мне нравится, и я не переставал ее разглядывать. Мне нравилось в ней все: и красная импортная куртка с черно-красно-желтыми полосами на рукавах, и прямые почти черные волосы, бесподобно красивые черные глаза, в которых даже зрачков почти не видно и смотревшие на всех из-под черных бровей. Даже чуть крупноватый нос (по мнению Сереги!) ее нисколько не портил, просто в нем угадывалось влияние южных цивилизаций. Да и по ее движениям можно понять, что человек она достаточно эмоциональный.
Вторая была тоже не менее красивая, с серыми глазами и со светлыми волосами. Одета в яркую голубую куртку, тоже импортную. Сразу было видно - не в магазине они их покупали. Хотя времена были уже не такие как в «Стилягах», все равно красивых и ярких вещей в магазинах еще не было. Но она была гораздо выше другой и в ней чувствовалась какая-то уверенность, как у женщин, не обделенных мужским вниманием. Это сразу подтвердилось - мужики до этого не пропускавших женщин вперед, сразу расступились и предложили им пройти к раздаче. Им дарили комплименты, на что высокая отвечала улыбкой, вторая начинала смеяться и кокетничать.

Я как всегда съел за минуту, и все рассматривал их, чем вызвал неодобрение Сергея.
- Вова, нехорошо.
Я перевел взгляд на Серегу, кое-как собрался с мыслями.
- Серега, если на силосную яму пошлют, я застрелюсь, нет лучше ты меня зарежь своим охотничьим.
- А что, там так плохо? Тяжело слишком?
- Не столько тяжело, как надоело, я уже три раза ездил и все время на ямах, не хочу… у нас в прошлом году помощниками комбайнеров трое мужиков пошли, так потом хорошие бабки привезли, правда, они приходили домой в десять и уходили полшестого.
Отзавтракав, пришли в совхозное правление, кругом шум, все куда-то носятся. Нашли Антонину Петровну, но тетка сегодня была почему-то очень нервная, и грубовато послала нас, правда, к агроному. Отыскали главного агронома. Им оказался молодой мужик в очках, интеллигентного вида, странного для такого запущенного совхоза. Сразу произвел приятное впечатление. Полистав разнарядки, он вписал наши фамилии - мою, Серегину, Женькину. Посмотрев на щуплых Андрея и Максима, отправил их к какой-то женщине собиравшей другую группу.
- Пойдете на силосную яму, - прозвучало для меня как выстрел.
- Блин! - сорвался я, правда, тихонько. Серега с Женькой покатились со смеху.
- Что такое молодой человек? - удивился агроном.
Серега ему все объяснил, на что интеллигентный агроном улыбнулся. Мне почему-то от его улыбки стало совсем тоскливо, сплошная невезуха.
- Ну, опыт есть, ничего страшного, еще поработаете, заодно и их научите. А где ещё один? К вам вчера в домик отправили, мест просто больше нигде не было. Он отстал от автобуса и приехал вчера под вечер.
- Мы его вообще не знаем, и никто не приходил.
- Странно… Показывать я вам не буду, Владимир, думаю, раз уже здесь был, помнит куда идти. Можете идти работать.

Андрея и Макса отправили на зерновой ток. И я видел как они с группой, в составе которой были те красавицы, направились на работу.
- Везучие, - вздохнул я.
- Ты про что?- но, посмотрев направление моей головы, сразу понял.- Ах, вон ты… про этих бабенок что ли?
- Ну да.
- Вов, а ты жене изменяешь?
- Ни разу еще, и не собираюсь.
- Ну, так выбрось из головы. Показывай куда идти.
Что мне нравилось в этом совхозе, так это что от любого места работы в столовую добираться можно довольно быстро. В другом месте, где когда-то был, обед нам привозили на машине, и часто бывало так, что могли остаться без обеда.
Когда пришли, стало видно, что на этом месте ничего не изменилось. Даже пожилой тракторист дядя Ваня, прекрасный и порядочный мужик, и тот на месте, второго как, оказалось, звали Пашей я, правда, не знал. Паше на вид лет тридцать пять - сорок, веселый мужик с тремя детьми и уже готовился стать отцом четвертого.
- Здравствуйте, дядя Ваня.
Удивительно, но он меня узнал. Видать, я не изменился, до двадцати двух лет водку по паспорту покупал.
- О! Владимир к нам опять пожаловал, проходите гостями будете. Работать?
- Да вот приехали, сами-то справится, не можете.

Для непосвященных - приезжает машина, нагруженная перемолотой зеленой кукурузой. Из машины торчит трос, который цепляют трактору. Двое заскакивают на кабину грузовика. Трактор начинает тащить трос, деревянная волокуша под кукурузой приходит в движение, и вся масса начинает двигаться. Двое спрыгивают и плечами поддерживают, чтоб не свалилась назад, и доводят до края борта. Масса падает из машины, трактор вытягивает волокушу из массы и двое других приносят и кладут эту чертову тяжелую дрыну в машину. Те, кто наверху ставят ее на место, спрыгивают и так каждый день. Если много машин можно порядочно умаяться. Женька утомился сразу, я и Серега ничего - справились. Хотя четвертый напарник нужен позарез.
В серой и скучной совхозной жизни многие находят утешение в пьянке. Мы с Серегой не знали раньше друг друга, нам поболтать гораздо интересней, чем пить.
Захлопнув борт последней машины, отправились на ужин, Женька чуть живой плелся сзади далеко от нас, и мы не торопились. С тока находящегося по правой стороне, тоже шли наш Макс с Андреем, а на некотором отдалении группа деревенских и наших женщин и опять те.
У меня ни с того ни с чего немного ускорился шаг, и я немного оторвался от товарища.
- Вов, а ты куда побежал?
- Я есть хочу.
- Не ври, я то вижу.
Пришлось сбавить ход. В столовой меня ожидала удача - Женька еще не подошел, а мы взяли тарелки и сидели вдвоем. Тут стулья с другой стороны стола отодвинулись - эти красная и голубая куртки сели напротив, испуганно покосившись на небритого здоровяка, на меня они даже при этом не глянули. На фоне медведя я не смотрелся. «Разбойничья рожа!» - подумали наверно, косясь на своего соседа по столу.
Я уже поел и ждал, когда же Сергей закончит. Захотелось сделать дамам какой-нибудь комплимент, но в голове вертелись одни восточные глупости наподобие: «Ты прекрасна как свет утренней зари», вторая мысль крутилась чуть умнее - мне почему-то захотелось пригласить их в гости. Но так и просидел, глядя в тарелку, краем глаза все, посматривая на темненькую…
Когда вышли на улицу Серега, посмотрев на меня, улыбнулся, но ничего не сказал. А может, мысли мои прочитал.

продолжение следует