Пленные

В период Русско-японской войны в плену у Российской императорской армии и флота оказались, по разным данным, от 1 973 до 2 104 японских военнослужащих, включая около 70 офицеров и "приравненных к ним некомбатанов" (военных врачей, журналистов и др.), и даже одну женщину - армейскую сестру милосердия, жену также попавшего в плен офицера. Из этого числа 1 776 чел. содержались в единственном на территории Российской империи лагере военнопленных в селе Медведь под Новгородом, а 197 чл. - в Харбине. Репатриация японских военнопленных из России началась довольно поздно - в декабре 1906 г.

Условиям содержания японских пленных в России посвящена данная статья, которая несколько идеализированно, но в общем объективно повествует об их быте и обеспечении; там же содержатся и несколько интересных фото, сделанных в "лагере Медведь": Михаил Диунов. КАК СОДЕРЖАЛИ ЯПОНСКИХ ПЛЕННЫХ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА: РУССКИЕ КАНИКУЛЫ САМУРАЕВ.

После заключения мирного договора между обеими странами первая группа японских пленных в европейской части России начала передвигаться поездом в немецкий порт Гамбург, из которого была отправлена в японский порт Кобэ. А вторая, размещенная в Харбине, доехала до маньчжурского г. Чанчуня, где была выдана уполномоченному японской армии. Не всем удалось вернуться домой на родину: не успев снова увидеть родную страну, некоторые из них заболели по дороге и умерли или в России, или в Берлине, или на борту корабля. У нас тоже оставались очевидцы и свидетели жизни в плену в России. Большинство из этих записок или воспоминаний не очень резко отличается от тех, которые написаны русским пером. То есть на этих страницах везде можно встретить похвальные слова, чувства благодарности.
Таким образом, можно сделать вывод, что в период русско-японской войны, сознательная и постоянная забота о положениях военнопленных также наблюдается в России, как и в Японии."
(Федорова Т.В. Российские военнопленные в Японии в период Русско-японской войны 1904-05 гг.)
Ниже собраны фотоматериалы, на которых японские солдаты и офицеры запечатлены русскими фотографами непосредственно после попадания в плен на театре военных действий или в местах содержания военнопленных.

К фото - Пленные японские кавалеристы. Согласно данным военного историка А.А.Керсновского (История Русской армии, Т.3), за время войны произошел всего один кавалерийский бой, в котором 2 японских эскадрона рубились с казачьими сотнями. В итоге один эскадрон японцев был "изрублен", второй смог вырваться и отступить. Возможно, это все, кто уцелел от "изрубленного" эскадрона.

Война — это не только сражения и победы, но и тысячи историй людей, чьй путь оборвался в плену, на чужой земле, вдали от дома. Одним из таких стал лейтенант Анатолий Тимофеевич Православнов, чья жизнь, как и судьба многих его современников, была перечеркнута Великой Отечественной войной.

Анатолий родился 5 ноября 1918 года в городе Энгельсе, в Республике немцев Поволжья. В мирное время он работал столяром на мебельной фабрике, окончив семь классов школы. Его жизнь, как и жизнь многих его сверстников, изменилась с началом войны. 15 ноября 1941 года он был призван в армию и уже через несколько месяцев оказался на передовой.

Вероятно, поскольку, имел образование и умел читать и писать, Анатолия после призыва отправили на курсы младших командиров, где и получил звание лейтенанта.

 Согласно протоколу допроса от 14 февраля 1942 года, Анатолий Православнов служил во 2-м взводе 5-й стрелковой роты 2-го батальона 1255-го пехотного полка 278-й пехотной дивизии 30-й армии. Взвод, которым он командовал, был укомплектован новобранцами, многие из которых, как и он сам, не имели боевого опыта.

Боевая обстановка, в которой оказался Православнов, была крайне тяжелой. 278-я пехотная дивизия понесла огромные потери. Во 2-м батальоне 5-й роты оставалось всего 60 человек, а во взводе Православнова — лишь 10. Вооружение было скудным: один ручной пулемет на весь взвод, два миномета в батальоне и два противотанковых орудия в роте. Снегоступов не было, что делало передвижение по снегу практически невозможным. Настроение среди солдат было подавленным.

27 января 1942 года, во время выполнения задачи по пересечению железной дороги к северу от города Зубцов, Православнов попал в плен. Он пересекли дорогу ночью, но были схвачены противником. Через Зубцов и Сычёвку его доставили на станцию Яма, где впервые провели допрос.

Из допроса видно, что Анатолий Православнов находился в строю всего три дня прежде чем оказаться в плену. Он не успел запомнить имена своих командиров и комиссаров, а его личное вооружение состояло из пехотной винтовки, 50-60 патронов и одной ручной гранаты РГД-33.

Дальнейшая судьба лейтенанта Православнова трагична. Он провел в плену три года и погиб 24 февраля 1945 года, всего за несколько месяцев до окончания войны. Его имя, как и имена тысяч других военнопленных, осталось в архивах, напоминая о тех, кто не вернулся домой.

История Анатолия Православнова — это не только рассказ о человеке, но и напоминание о цене войны. Она показывает, как быстро жизнь обычного столяра из Энгельса превратилась в цепь трагических событий, закончившихся вдали от родины. Его судьба — это частичка общей памяти о тех, кто погиб в плену, защищая свою страну, но так и не дождавшись победы.

Узнать судьбу военнопленного по немецким документам перестало быть нереальным. Подписывайтесь. Я буду выкладывать по мере возможности интересные истории.

И у меня свой исторический канал по поиску и коллекционированию, присоединяйтесь, будем историю вместе поглядывать: https://t.me/staryisunduk

Начало: Первая Итало-Абиссинская война 1895-96 гг. (часть 1)

БИТВА ПРИ АДУА.
Упомянутая "мощь итальянского оружия", тем не менее, заметно выросла: в начале 1896 г. опомнившееся королевское правительство наконец начало насыщать экспедиционный корпус Баратьери свежими частями из метрополии. Не успев акклиматизироваться и осмотреться на незнакомом ТВД, новобранцы выступали навстречу своей судьбе. "Чао, рагацци!.. - Прощайте, парни!"

Расщедрившись, Италия послала генералу Баратьери даже эскадру из семи боевых кораблей... Если неукротимой волей итальянского гения крейсерам удалось бы доплыть по сухопутным просторам Абиссинии до плоскогорья у Адуа - "негусу негушти" с его ашкерами, вне всякого сомнения, пришел бы полный песец!

С учетом подкреплений, экспедиционный корпус разросся до 25-26 тыс. человек - болевших поносом, не понимавших, чего они забыли в этой Африке, обшаривавших нищие абиссинские хижины в поисках тощей лепешки-инджиры и от отчаяния пристреливавших пленных. Итальянское командование в Абиссинии начало отчетливо понимать, что ситуация принимает для него нежелательный оборот. Подобно тому, как в 1895 г. Баратьери выжидал, в 1896 он начал осторожничать. 15 февраля командующий отдал приказ своим частям об общем отступлении. В принципе, имело смысл...
Однако, прежде чем начать отход в общем направлении "назад, в Эритрею", военный совет во главе с генералом Баратьери решил бросить рычащей от гнева итальянской общественности и лично сеньру премьер-министру Криспи жирную окровавленную подачку в виде "небольшого удачного сражения", "наступательной демонстрации против правого фланга неприятеля". Трагическая нелепость катастрофы при Адуа, стоившей Италии тысяч молодых жизней, состоит в том, что она задумывалась как "демонстрация", как "пиар акция", выражаясь современным языком, а не как генеральное сражение...

Карта, по которой Оресте Баратьери со своими генералами планировали свою "демонстрацию" при Адуа:

Заметно, что излишней подробностью она не отличается... Недостаток адекватных планов местности историки считают одной из причин того, что итальянские колонны при Адуа плутали, сбивались с пути и перекрывали друг другу маршруты движения.

Ранним утром 1 марта 1896 г. 20.160 солдат и офицеров итальянского экспедиционного корпуса, в т.ч. 8.300 туземных аскари, располагая 52 орудиями и 4 митральезами и не располагая кавалерией, вступили на холмистую равнину у Адуа - навстречу своей судьбе.

Итальянцы наступали четырьмя отдельными колоннами под началом генералов Аримонди (недавнего беглеца от раса Маконнена), Дабормида (известного храбреца), Альбертоне (ведшего туземные части) и Эллена (командовавшего резервом, с которым шел и осторожный командующий Баратьери).

Те самые генералы:

Вскоре колонны оторвались друг от друга, и между их порядками образовались опасные промежутки, которыми и воспользовались абиссинские воинские начальники, отсекая и громя захватчиков по частям. Вопреки утешительному для итальянцев мнению, что победа Менелика при Адуа была "победой численного превосходства", абиссинские войска, участвовавшие в бою, насчитывали не более 60 тыс. бойцов при 40 орудиях. Существенное превосходство итальянцев в огневой мощи и боевой выучке превратило бы численный перевес абиссинцев в ничто, если бы Баратьери с его генералами не налепили целую гору "косяков", а Менелик и его расы, в свою очередь, не руководили бы битвой энергично и мудро.

Негус Менелик при Адуа (рисунок из французского журнала Le Petit Journal); его супруга, Таиту Бетул, сопровождавшая царственного мужа на поле сражения:

Абиссинские источники сообщают, что храбрая и эмансипированная царица даже приняла участие в бою с револьвером в руках во главе отряда "амазонок", созданного ею из женщин благородных абиссинский семей.

Абиссинская народная картина, изображающая битву при Адуа в самом разгаре, Святой Георгий в сиянии национальных цветов Абиссинии вдохновляет ее защитников:

Негус под своим зонтиком скромно изображен в левом верхнем углу: художник хотел показать ведущую роль народа в борьбе? Он республиканец?!! Зато на переднем плане - храбрая Таиту со своим револьвером размером с хороший пистолет-пулемет и усатый храбрец рас Мангашиа - впереди, на лихом коне! А вам не кажется, что Таиту как-то слишком восхищенно смотрит на красавца-кавалериста? ;)

Итальянские солдаты и младшие офицеры честно выполняли свой долг (Какой?! Перед кем?!), дрались и умирали. Но из пяти присутствовавших на поле генералов заслужил славной памяти только один (!!!), Витторио Дабормида. Во-первых, его колонна единственная адекватно выполнила поставленную задачу, вышла, куда было предписано диспозицией, и сбила абиссинских ашкеров с атакуемых позиций. Во-вторых, окруженная со всех сторон, держалась, пока были боеприпасы, а когда они иссякли, генерал собрал уцелевших и повел на прорыв: "Аванти, рагацци! Прорвемся штыками!"
"Штыком и прикладом пробились рагацци, остался в степи генерал..." - перефразируя известную песенку.
Тело генерала Дабормида так и не было найдено. Приехавшему в Абиссинию искать его следы брату удалось отыскать одну из "амазонок" царицы Таиту, которая рассказала ему, как на поле боя напоила водой умирающего итальянского офицера, "большого человека, вождя, с золотыми звездами, пышными усами и часами на цепочке"...

"Last stand" генерала Дабормида - рисунок выполнен по словам уцелевших, о чем свидетельствует подпись:

А вот "хвостатых" берсальеров художник изобразил ошибочно, хоть они и харизматические итальянские герои: у Дабормида было 6 батальонов простой "пешки", 1 батальон туземной милиции и 3 горных батареи... В отличие от остальных, они отступили от Адуа в относительном порядке, хоть и поредели наполовину.

Берсальеры (5 батальонов) были у генерала Аримонди, недавно "прославившегося" бегством от раса Маконнена и оставлением на смерть своих аскари. При Адуа Маконнен наконец-то добрался до Аримонди - и тот повторил свой "блестящий" маневр: скомандовал отступление и жизнерадостно убрался с поля сражения, не убедившись, что его войска вышли из боя. Неорганизованно отступавшие берсальеры понесли тяжелые потери, а многие группы солдат были отрезаны и уничтожены. Итальянской воинской традиции оставалось умиляться тем, как храбрые парни с петушиными хвостами на шлемах, брошенные своим генералом и разбитые, геройски погибали поодиночке...

А вот командовавший 4 батальонами туземной пехоты и 4,5 горными батареями генерал Альбертоне проявил себя отнюдь не трусом, но сказочным раздолбаем! Феерически плутанув по полю сражения, он почти на десять (!!!) километров отклонился от маршрута движения и вышел прямиком на главные силы Менеика, несказанно того удивив. Исход был очевиден: с поля сражения ушел только каждый 15-й солдат генерала Альбертоне, а сам он был ранен и оказался в плену. "Негус негушти" милостиво принял побежденного врага и, не щадя самолюбия итальянца, так охарактеризовав ему итальянские войска: "Солдаты хорошие, но хуже нас. Младшие начальники очень хорошие, а старшие - негодные, много хуже нас".

Лихорадочное введение в бой некоторых частей резервной колонны генерала Эллена (другие так и не сделали в бою ни одного выстрела, зато обеспечили безопасное бегство командующему Баратьери) не смогло предотвратить очевидного разгрома итальянских войск и стоило уничтожения единственному в корпусе баратьери батальону альпини. Разъяренные гибелью в начале боя своего любимого командира подполковника Мерини, альпини бросились в чересчур эмоциональную атаку, угодили под шквальный огонь абиссинской артиллерии, были окружены и перебиты или пленены до последнего человека. Последний - капрал Пиррони - сумел-таки пробраться к своим.

Итальянская артиллерия, приданная колоннам, расстреляла все заряды задолго до конца боя и была разбита или брошена почти вся, только солдаты генерала Дабормида вытащили с собой несколько пушек.

После полудня 1 марта 1896 г. на кровавых холмах близ Адуа исход сражения был уже ясен: итальянские войска  беспорядочно отступали. Ушедшая в преследование абиссинская конница раса Мангашиа через несколько часов вернулась, переловив немногих отставших. Объясняя "негусу негушти" причину неудачи преследования, рас изумленно заявил: "Пешком они бегут быстрее наших коней!" Действительно, остатки экспедиционного корпуса генерала Баратьери поставили своеобразный рекорд по скорости бегства: отмахали за один переход 70 км!!! Но, к их чести, надо подчеркнуть: ни один из эвакуированных с поля боя 1,5 тыс. раненых не был брошен.

Отдельные группы итальянских солдат, окруженных на поле при Адуа продолжали отчаянное сопротивление до самого вечера... В конечном итоге абиссинцы уничтожили или принудили к сдаче их все.

Очаги сопротивления не позволили победителям сразу позаботиться о тысячах беспомощных раненых, лежавших на месте сражения, а в это время начала гореть трава, подожженная разрывами снарядов. Несмотря на то, что Менелик распорядился срочно принять меры к спасению людей, многие раненые, и итальянцы, и абиссинцы, нашли страшную смерть в огне...

Разгром экспедиционного корпуса генерала Баратьери был ужасен. При Адуа, согласно окончательным подсчетам историков, оборвались жизни 6.133 итальянских военных, в том числе 250 офицеров и 1 генерал (Дабормида). В плену у абиссинцев оказались 1 генерал (Альбертоне), 36 офицеров - кстати, все до единого раненые - а также около 3 тыс. итальянских и 800 туземных солдат. Ашкерам негуса Менелика досталась почти вся артиллерия экспедиционного корпуса, его лагерь и обоз. Впрочем, итальянцы в Абиссинии не больно-то роскошествовали, и свою добычу воины "негуса негушти" метко охарактеризовали как "тощую".
Отважные защитники Абиссинии заплатили за свою победу дорогую цену. Считается, что в битве погибли не менее 4-5 тыс. ашкеров и до 8 тыс. были ранены... Впрочем, точный подсчет здесь не представляется возможным: строевые записки и тому подобные документы учета личного состава в армии "негуса негушти" не велись...

НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПЛЕННЫХ ИТАЛЬЯНЦЕВ В АБИССИНИИ.
До подписания Гаагской конвенции об обычаях и законах войны оставалось еще три года... Абиссинские ашкеры отнеслись к итальянским пленным вполне гуманно, но солдаты туземных батальонов корпуса Баратьери, навербованные из бывших подданных Менелика, познали гнев "льва Иудеи, царя царей" во всей его варварской жестокости. Как изменники, они были приговорены к отсечению правой руки и левой стопы, что было приведено в исполнение здесь же, на поле отгремевшего боя... Европейский путешественник Аугустус Вильде, посетивший место сражения месяц спустя, писал: "Гора из сотен отрубленных рук и ног видна до сих пор, она высится жуткой кучей гниющих останков..." Многие бедолаги не пережили этой зверской ампутации. "Окрестности Адуа полны их мертвыми телами, - сообщает жуткие подробности Вильде. - В основном они сползлись к берегам ручьев, чтобы утолить жажду, где и лежали без помощи, истекая кровью, пока смерть не положила предел их страданиям..." Тем не менее, кое-кто из искалеченных аскари выжил, и Италия назначила им пожизненную пенсию.
Режим содержания итальянских пленных, по сравнению с несчастными туземными солдатами, был практически санаторным. Абиссинцы нашли в себе достаточно благородства не мстить этим беднягам за эпизоды мародерства и не выискивать среди них тех, кто расстреливал партизан. Лагерь военнопленных был устроен недалеко от места сражения, на реке Мареба, обеспечивавшей их водой для личной гигиены, питья и готовки. Итальянцам отдали их собственные палатки, котлы, медикаменты и другое трофейное снаряжение. Для их пропитания ежедневно выделялись мука или зерно из государственных закромов Абиссинии и быки из стад негуса, хотя всего два года назад страна пережила  голод. Раненые, которых среди пленных было около половины, были перевезены в лагерь на выделенном негусом гужевом транспорте, их сопровождали плененные при Адуа военные медики. Последних все же катастрофически не хватало, и в первые дни скончались примерно 200 тяжелораненых, после чего негус Менелик отправил в лагерь своих лекарей. Долечивали итальянских пленных и российские врачи из миссии Красного Креста, прибывшей в Абиссинию в 1896 г.
Здоровые военнопленные были приставлены к работе. Их первым печальным занятием стало погребение тел погибших в недавней битве. На могилах своих товарищей итальянцы ставили простенькие деревянные кресты, украшенные венками, сплетенными из ветвей колючего кустарника с плоскогорья Адуа - терновый венец павшему солдату Италии...

Впоследствии пленные, обладавшие ремесленными специальностями, были привлечены к работе в Аддис-Абебе, некоторые из них обслуживали даже двор негуса. Другие трудились на строительных работах и в каменоломнях, но не задарма: Менелик счел возможным выплачивать всем работающим итальянцам жалование из казны.
Кстати, пленных практически не охраняли: абиссинцы справедливо полагали, что любой беглый европеец будет легко выявлен и схвачен местным населением. Но несколько удачных побегов все же были...
Итальянские пленные были освобождены через восемь месяцев, после подписания в Аддис-Абебе мирного договора. Репатриацию сопровождало одно курьезно-романтическое обстоятельство. Веселые и горячие итальянские парни пользовались большой популярностью у жадных до экзотики абиссинских девушек. Секс - сексом, но нередко, вопреки войне, вспыхивала подлинная роковая страсть, и за время плена были заключены более сотни смешанных браков. Семья для настоящего итальянца - дело святое, и репатриационная комиссия получила указание оформить сопровождающим солдат "туземным женам" подданство королевства Италия. Однако в ряде случаев перепуганные абиссинки ехать на чужбину наотрез отказались - и тогда несколько итальянцев, не пожелавшие расставаться с возлюбленными, перешли в подданство "Его Величества негуса негушти".

Итальянская картина из иллюстрированного журнала того времени, изображающая ликование военнопленных при известии об отправке на Родину:

Отметим, что солдаты отнюдь не выглядят "замученными тяжелой неволей", они гладко выбриты, их форма в опрятном состоянии, раны - залечены. Зачитывающий манифест генерал Альбертоне сохранил свою саблю. Художник был объективен...

ОКОНЧАНИЕ ВОЙНА - "ДАННИКИ МЕНЕЛИКА".
Сказать, что, узнав о катастрофе при Адуа, Италия испытала шок - значит ничего не сказать. В католических соборах день и ночь шли поминальные службы об известных и неизвестных павших воинах. По всем крупным городам прокатилась волна по-итальянски эмоциональных демонстраций против войны. В Риме толпа крушила резиденцию премьер-министра Криспи, а сам он драпал под защиту карабинеров от града камней, и 9 марта предпочел "добровольно" уйти в отставку. Манифестации Ассоциации Женщин Италии за возвращение войск из Абиссинии в Риме, Турине, Милане и Павии принесли трагический урожай из четырех участниц, скончавшихся от сердечных приступов, самой пожилой из которых был 71 год, а самой молодой - всего 23... В Павии были разобраны железнодорожные пути, чтобы предотвратить отправку эшелона с войсками для Африки.
Битый и беглый Оресте Баратьери был немедленно отстранен от командования и предан суду - он отделался "удобной" отставкой из армии, иначе пришлось бы судить весь выживший итальянский генералитет в колониях. На пост губернатора Эритреи был назначен генерал Бальдиссера, который сумел привести в порядок разбитые войска и в последующие месяцы отметился даже несколькими ограниченными успехами. В частности, деблокировал осажденный абиссинцами в Адигарте итальянский батальон.
Однако продолжать активные боевые действия уже не было желания ни у одной из сторон. Менелик имел достаточно осторожности опасаться, что в следующий раз "битвы при Адуа" уже не получится, а итальянцы еще больше боялись того, что как раз получится.
23 октября 1896 г. в Аддис-Абебе был подписан мирный договор, положивший конец этой унизительной для Италии войне. Помимо отмены Уччальского договора и признания за абиссинскими негусами "суверенитета и свободы от покровительства любой из иностранных держав на вечные времена", итальянцы уступали Абиссинии всю провинцию Тигре и были обязаны выплатить контрибуцию в 10 млн лир. И выплатили. Острословы всего мира не преминули воспользоваться этим обстоятельством. Российская общественность, в которой были сильны симпатии к "братской Абиссинии", ехидно прозвала короля Италии Умберто I "данником Менелика". А французская пресса поместила вот такую забавную карикатуру:

___________________________________________________________Михаил Кожемякин.

КОНЕЦЪ.

Многонациональный характер наполеоновской армии хорошо известен. Вспомним хотя бы "нашествие двунадесяти языков" в Россию в 1812 г. Впрочем, существенные иностранные контингенты служили во Французской армии и ранее - в период консульства, директории и республики. В их рядах попадались как энтузиасты-добровольцы, привлеченные под трехцветные знамена Франции революционными идеями "свободы, равенства и братства", так насильно завербованные французами местные жители и военнопленные из различных европейских армий. Такими "солдатами генерала Бонапарта поневоле" стали бойцы Мальтийского легиона (Legion Maltaise), участвовавшие в его неудачном походе в Египет, а также сотни мальтийцев, служившие в других французских формированиях.

Французская армада, насчитывавшая 13 линейных кораблей, 14 фрегатов и более 400 транспортных судов бросила якоря у берегов Мальты 8 июня 1798 г. Со времен Великой осады острова в 1565 г. войсками Османской империи скалистые берега острова не видали такого мощного флота! На борту находилась почти сорокатысячная армия под командованием 28-летнего генерала Наполеона Бонапарта, имя которого грозно гремело на полях сражений Европы с 1793 г. Направляясь для завоевания Египта (вассального Османской империи), восходящий военный гений Франции был намерен "походя" взять под контроль важнейший стратегический пункт на пересечении морских путей Средиземноморья - Мальту.
Покорение Мальты Бонапартом, ставшее для него одной из самых скоротечных блестящих кампаний, заслуживает отдельного рассказа, тем более, что эти события практически не освещены ни в отечественной, ни в зарубежной историографии. Однако для данного очерка они представляют интерес лишь настолько, насколько имеют отношение к судьбе будущих мальтийских солдат знаменитого полководца.

К 1798 г. Мальта уже более двух с половиной столетий находилась под властью Суверенного военного ордена рыцарей-госпитальеров Св. Иоанна Иерусалима, Родоса и Мальты (Sovrano Militare Ordine Ospedaliero di San Giovanni di Gerusalemme di Rodi e di Malta), проще говоря - Мальтийского ордена. С течением времени богатое и относительно мирное существование на Мальте ослабило боевой потенциал этого военно-духовного ордена, превратив некогда бесстрашных воинов и моряков в хитроумных дипломатов, искусных строителей и учредителей разнообразных католических благотворительных заведений. Французскому вторжению орден мог противопоставить только 332 "воинствующих братьев-рыцарей", около 50 из которых, выражаясь современным языком, давно вышли из призывного возраста. Немаловажным фактором в падении Мальты стало и то, что, по меньшей мере две сотни орденских братьев являлись выходцами из Франции. Многие из этих людей, несмотря на принадлежность к знатным дворянским фамилиям, горячо сочувствовали гуманистическим идеям Французской революции и были склонны ассоциировать с ними агрессивную армию Бонапарта. Великий магистр Ордена Фердинанд фон Хомпеш, первый немец и первый невоенный человек на этом посту, не верил в перспективы обороны острова и уповал на "дипломатию выгодной капитуляции". В этих условиях основной силой, готовой встать на защиту Мальты, являлись орденские воинские части и ополченческие формирования, укомплектованные коренными мальтийцами. По жестокому стечению обстоятельств именно из них впоследствии были набраны мальтийские солдаты Наполеона.
Мальтийцы, сыгравшие ключевую роль в легендарной обороне острова от турок в 1565 г., с тех пор активно привлекались рыцарями-госпитальерами к военной службе. Жители Мальты, глубоко верующие католики и приверженцы старинных традиций, в большинстве своем были лояльны к Ордену. Они видели в нем оплот своей веры. Несмотря на то, что высокомерие аристократов-рыцарей, занимавших на острове почти все ключевые посты, изрядно досаждало простолюдинам-мальтийцам, сочувствующих революционным идеям Европы среди жителей Мальты было довольно мало. В пришедших с моря войсках далекой страны, казнившей своего короля и превратившей множество церквей в непонятные "храмы разума", патриархальные и простодушные мальтийцы видели "безбожников и разбойников". Складывалась парадоксальная ситуация: мальтийцы были готовы драться за рыцарей, а сами рыцари - едва ли готовы драться вообще.

Вооруженные силы Мальтийского ордена в конце XVIII в. были весьма скромными. Элитным подразделением считалась личная Гвардия великого магистра, в которой служили представители лучших мальтийских семей, потомки героев обороны 1565 г. Это подразделение, примерно соответствовавшее структуре гренадерского батальона, в 1798 г. было укомплектовано не полностью и насчитывало несколько десятков офицеров и "кадетов" из числа рыцарей и около 200 нижних чинов-мальтийцев. Несшие охрану резиденций великого магистра и других важных объектов, гвардейцы-гренадеры имели неплохую строевую подготовку и умели демонстрировать бравый вид на парадах. Для этих потомственных солдат, считавших службу Ордену делом своей жизни (скромное жалование едва ли представляло стимул для представителей зажиточных и уважаемых семейств) был характерен неплохой боевой дух, однако их боевая подготовка была не более чем удовлетворительной. Гвардейцы великого магистра щеголяли в роскошных красных мундирах с белым прибором и желтым приборным металлом, под которые надевались белые жилеты. Их головные уборы украшали бело-красные кокарды и пышные плюмажи той же расцветки. Офицеры и кадеты носили под мундирами алые жилеты с изображением белого мальтийского креста - своего рода наследие гордых рыцарских плащей госпитальеров средневековья.

Главной силой сухопутных войск Ордена являлся Мальтийский пехотный полк (Reggimento di Malta), созданный в 1776 г. и насчитывавший на момент "пришествия Наполеона" едва 500 солдат и офицеров из 1 200 положенных по штату. Нижними чинами полка становились в основном мальтийские бедняки, которых привлекли на службу не столько довольно скудное жалование и дармовая кормежка, сколько гарантированный рыцарями "социальный пакет" для их семей. В частности, солдатские жены обеспечивались оплачиваемой работой, дети получали бесплатное начальное образование, а также снабжались одеждой и предметами первой необходимости. Карьерный рост для мальтийца в этой части de facto достигал чина лейтенанта. Современники признают, что мальтийские пехотинцы были неплохо дисциплинированы, однако их подготовка представляется столь же непропорциональной, как и у гвардейцев. Они умели сносно ходить в строю, но скверно стреляли, а своим навыкам в рукопашном бою были обязаны скорее народной забаве - бою на палках, чем упражнениям со штыком. Оружие орденской пехоты - мушкеты образца 1754 г. фирмы "Жирард и Компания Св. Этьена", произведенные более 30 лет назад (поступали на Мальту с 1759 г.), устарели и находились в плохом техническом состоянии. Форма Мальтийского полка, тем не менее, была весьма красива - белые мундиры с красным прибором и желтым приборным металлом, белые жилеты, треуголки с бело-красными кокардами и плюмажами, черные кожаные гетры до колен на пуговицах (у офицеров - сапожки с отворотами). Офицеры носили серебряные эполеты, а их униформа была расшита галунами.
Весьма оригинальным формированием орденской пехоты был Полк мальтийских стрелков (Reggimento di Cassiatori Мaltesi), комплектовавшийся по милиционному принципу из местных добровольцев. Его бойцы получали от казны только оружие и униформу, а все остальные расходы должны были нести сами. Проживавшие у себя дома и в свободное от службы время занимавшиеся гражданскими делами, стрелки должны были выполнять задачи по охране побережья и фортификационных сооружений, полицейские функции, а также по сигналу становиться в строй в полном составе. Учения полка проводились в основном поротно, по территориальному принципу. Стрелки, являвшиеся выходцами из мальтийской мелкой и средней буржуазии, являли собой типичную национальную гвардию конца XVIII в. Им были присущи соответствующие черты: высокая сознательность и дух соперничества с регулярными частями с одной стороны, и недостаточная боевая подготовка - с другой. Впрочем, относительно последнего у современных военных историков Мальты существуют разные мнения. Ричард Мифсуд, исследователь участия мальтийцев в наполеоновских войнах, называет выучку стрелков "слабой". В то же время реконструктор этого полка Сэвиор Гарсиа утверждает, что мальтийские стрелки были обучены егерской тактике и, благодаря отличному знанию местности и умению действовать в составе своих территориальных рот, представляли значительную боевую силу. В 1798 г. полк насчитывал около 1 200 чинов, причем все офицеры, за исключением "почетного полковника"-рыцаря, были мальтийцами. Стрелки имели униформу егерского образца - зеленые куртки с белым прибором, расшитые белым шнуром, широкие красные кушаки, короткие сапожки и головные уборы типа цилиндров с общими для орденских вооруженных сил бело-красными кокардами и плюмажами. Офицеры носили серебряные эполеты и треуголки с красно-зелеными или целиком красными плюмажами.

Милиционные компоненты обороны Мальты были представлены, кроме того, городским и сельским ополчением (Milizie Urbana и Milizie di Campagna), основанным на выборочной воинской обязанности населения в возрасте от 16 до 60 лет. Общая численность этих частей выглядела весьма внушительной: шесть полков и один батальон в городах и две бригады по три полка каждая в сельской местности, всего от 10 до 13 тыс. штыков. От Ордена ополченцы получали оружие и, в случае с некоторыми городскими контингентами и офицерами - небольшое жалование. Полковыми и бригадными командирами назначались рыцари, остальной командный состав был представлен мальтийцами из числа наиболее авторитетных людей. Боевая подготовка ополченцев велась очень нерегулярно, особенно - в составе подразделений. Тем не менее, они активно привлекались к охране побережья и гарнизонной службе в отдаленных укреплениях, которую несли вахтовым методом. Ополченцы, как правило, неплохо стреляли: свои ружья они без стеснения использовали для охоты на кроликов и прочую мелкую дичь. Большинство ополченцев не были униформированы, за исключением офицеров и, возможно, некоторых городских рот, имевших голубые мундиры с белым прибором.
В боевом расписании сухопутных сил Ордена значились еще кавалерийский полк и отряды конных "тюркопильеров" (всадников, снаряжение которых имитировало таковое турецких воинов) и "бандольеров", однако они не были укомплектованы нижними чинами. Инженерный корпус тоже был представлен в основном квалифицированным командным составом и рассчитывал на рабочую силу местных ополченцев.
Артиллерийский корпус объединял сухопутных и морских канониров и состоял примерно из 400 человек. Орденские пушкари имели темно-синие мундиры и брюки (в остальных частях брюки были белыми) с красным прибором и золотым приборным металлом, а также красные жилеты. Знаком отличия офицеров-артиллеристов были золотые эполеты.
Военный флот Мальтийского ордена, в свое время наводивший ужас на турецко-османское и берберийское судоходство Средиземноморья, к концу XVIII в. значительно сократился, но все еще был способен решать задачи береговой обороны. Главные силы парусной флотилии состояли из двух 64-пушечных линейных кораблей - "San Zacharias" и "San Giovanni", а также 40-пушечных фрегатов "Santa Elisabetta" и "Santa Maria", из которых только последний не был в хорошем техническом состоянии. Силы флота дополняли несколько малых кораблей и галерная флотилия, гребцами на которой служили как невольники-мусульмане, так и каторжники-христиане. Общая численность вольнонаемных матросов, преимущественно мальтийцев, достигала 1 200 чел. Флотскими офицерами становились почти исключительно рыцари. Кадровые моряки на парусных кораблях носили голубые мундиры, на галерах - красные.

Кроме того, имелось два батальона морской пехоты, один из которых нес службу на линейных кораблях и фрегатах, второй - на галерах. Общая численность этих частей достигала 500 чел.
Основой обороноспособности Мальты, делавшей ее "крепким орешком" даже для опытной Французской армии, были ее укрепления. За 268 лет пребывания на острове рыцари-госпитальеры покрыли его сетью превосходных фортификационных сооружений, особенно сильных в районе основных портовых городов - Ла Валетты, Витториозы и др. Там берега буквально оскалились неприступными бастионами. Некоторые из крепостных орудий, установленных на них, впрочем, были изготовлены еще в XVII в., однако они вполне годились в дело. Показательно, что Этьен Пусселж (Etienne Poussielgue), шпион, отправленный Бонапартом на Мальту незадолго до вторжения, так оценивал ее обороноспособность: "Несмотря на ограниченные силы Ордена,... его не удастся застать врасплох. Мальта вполне способна оказывать сопротивление открытому вторжению, пока другая страна (скорее всего, Великобритания или Россия - прим. автора) не придет ей на помощь". Уже после захвата острова главный инженер армии Бонапарта генерал Луи Каффарелли дю Фалга (Louis Caffarelli du Falga) c облегчением заметил: "Нам повезло, что нашлось кому открыть нам ворота". Ворота французам открыли сами мальтийские рыцари во главе с великим магистром фон Хомпешем...

Скоротечная военная кампания, приведшая к падению Мальты и капитуляции Ордена, заслуживает отдельного рассказа, не являющегося задачей данного очерка. Однако отдельного упоминания заслуживает то, что мальтийские солдаты и ополченцы проявили гораздо большую волю к сопротивлению, чем их командиры-рыцари. В целом ряде случаев высокопоставленным "орденским братьям" пришлось долго уговаривать защитников острова сложить оружие и сдать свои укрепления уже после того, как 12 июня 1798 г. вступил в силу мирный договор.
Согласно условиям сдачи Мальтийского ордена, включавшим, в частности, солидные единовременные пособия и пожизненные пенсии великому магистру и французским рыцарям, сохранявшим также всю личную собственность, мальтийские войска Ордена подлежали разоружению. Статья 5-я прилагавшейся к договору "диспозиции" предусматривала передачу Французской армии всех фортификационных сооружений, артиллерии, арсеналов и "стратегических бумаг", а статья 6-я предписывала солдатам-мальтийцам "оставаться в своих казармах до дальнейших распоряжений". Таковые последовали 13 июня, когда всем офицерам и солдатам Ордена "местного происхождения" было приказано выстроиться для смотра в городе Биркиркара близ Ла Валетты. С французской стороны парад побежденной практически без боя армии принимали шеф бригады Ланн и генерал Дюгуа (Dugua). Последний направил Бонапарту рапорт о том, что на смотр прибыли только 147 гренадеров Гвардии великого магистра, 417 стрелков, 172 морских пехотинца и 60 солдат Мальтийского пехотного полка при 18 офицерах. Остальные сочли унизительным для себя маршировать перед захватчиками и остались в казармах или разошлись по домам. Из прибывших же только 25 человек выразили желание поступить на французскую службу.
Столь скромные результаты генерал Бонапарт справедливо расценил как сигнал тревоги. Мальта едва заполучила новых хозяев, а ее солдаты уже были настроены недружелюбно. Отрапортовав Директории в Париж о своем блестящем успехе, честолюбивый французский полководец готовился продолжить выполнении основной задачи своей экспедиции - отплыть в Египет. Держать покоренный остров в повиновении предстояло 4-тысячному гарнизону. Из соображений безопасности французам было выгоднее изолировать наиболее подготовленных бойцов Мальты - забрать их с собой. Кроме того, мальтийцы, язык которых, относящийся к семитской группе, схож с арабским, могли пригодиться на новом театре военных действий в качестве переводчиков. Да и вообще на войне несколько сотен профессиональных солдат никогда не бывают лишними! Руководствуясь этими соображениями, генерал Банопарт 14 июля издал прокламацию, которую французским оккупационным властям на острове следовало довести до сведения всех и каждого. Регулярным солдатам Ордена, покинувшим свои части, предписывалось в 48-часовой срок вернуться на службу. Новый смотр мальтийских частей был назначен на 5 часов вечера 16 июня в форте Св.Эльма, расположенном на берегу главной портовой Великой гавани острова. Солдатам предписывалось построиться в полной форме и, естественно, без оружия. Не явившимся грозило наказание в виде года на галерах. Этим же указом распускались мальтийские стрелки и ополченцы, которым надлежало сдать находившееся у них на руках оружие. Одновременно Бонапарт приказал приготовить на кораблях французской эскадры "помещения с надежными запорами" для транспортировки мальтийцев в Египет. Согласно его плану, бывшие гвардейцы и пехотинцы Ордена приписывались к французским сухопутным войскам, а моряки и морские пехотинцы переходили в подчинение флота.

Разумеется, предписание Бонапарта было выполнено лишь частично. Как известно, если крестьянин решил спрятать оружие, заставить сдать "стволы" невозможно ни угрозами, ни посулами. Именно старые орденские мушкеты в руках бывших стрелков и ополченцев несколько месяцев спустя заставили французский гарнизон ретироваться под защиту стен Ла Валетты, когда на Мальте вспыхнуло народное восстание против захватчиков... Однако с навербованными из самой бедноты пехотинцами и происходившими из авторитетных фамилий гвардейцами дело обстояло несколько иначе. Многие из них, конечно, бежали и перешли на нелегальное положение, но другим не позволила сделать это необходимость обеспечивать свои семьи или превратно понятая гордость. К тому же им и в голову не могло придти, какую жестокую участь уготовил им Наполеон Бонапарт. 16 июня 1798 г. 119 гвардейцев-гренадеров и 358 пехотинцев выстроились в форте Св.Эльма, откуда им суждено было начать долгий путь скитаний по дорогам наполеоновских войн.
Внезапно мальтийцев окружили шеренги французских солдат со штыками наизготовку. Под угрозой расстрела их разбили повзводно и заставили погрузиться на различные корабли французского флота. Поняв, что их ждет расставание с милой родиной, многие оказали отчаянное сопротивление. Генерал Каффарелли свидетельствует, что против "зачинщиков" пришлось применить оружие и несколько человек были ранены штыками, а другие - сильно избиты. Некоторые из мальтийцев бросились в воду со сходен и, мастерски ныряя, попытались скрыться вплавь. Однако у французов на этот случай были приготовлены шлюпки с матросами, которые вылавливали беглецов. В конечном итоге всех "новобранцев поневоле" водворили в трюмы и посадили под замок.
Несмотря на проявленную жестокость, Французская армия была еще не чужда революционным идеям гуманизма. Декретом генерала Бонапарта от 17 июня семьям насильно мобилизованных мальтийцев было назначено денежное содержание. Жены солдат каждые 10 дней должны были получать по 20 су, а дети до десятилетнего возраста - по 10 су. Для унтер-офицерских семей выплаты составляли 30 и 15 су соответственно. Для покрытия этих расходов из жалования каждого мальтийского солдата Французской армии удерживалось по одному сантиму ежедневно. Об этой инициативе в восторженных выражениях писала учрежденная французами газета "Journal de Malte", но современные мальтийские историки сомневаются, что выплаты реально имели место.
Французская армада вышла в море. Мальтийских солдат продержали в трюмах до тех пор, пока берега их родины не скрылись за горизонтом. Однако, когда их наконец выпустили на палубу, несколько человек снова бросились в море. Наверное, они надеялись, что за французской эскадрой следуют на рыбачьих лодках их родственники и друзья, которые подберут их. Вылавливать пловцов пришлось французскому бригу "Naiade". Здесь надо отдать должное человечности французов: они вполне бросить "мятежников" в открытом море, но спасли их. Впрочем, наказание за новый мятеж было жестоким: мальтийцев снова на сутки заперли в трюмах, на сей раз без пищи и воды. После этого непокорные солдаты с маленького острова наконец смирились со своей участью и провели остаток плавания к берегам Египта без открытых возмущений.

1 июля Французская армия начала высадку на берег близ Александрии Египетской. На следующий день город был захвачен и генерал Бонапарт с главными силами выступил на Каир. С похода 5 июля им был отдан приказ командиру 69-й полубригады (Demi-Brigade) генералу Дюмуе (Dumuy) организовать мальтийских солдат в единый пехотный батальон из девяти рот. Новая часть должна была именоваться Мальтийским легионом.
Мальтийцы в это время находились в Александрии, где комендант генерал Клебер задействовал их на строительстве новых и ремонте старых укреплений. В десятых числах июля переформирование было завершено, и в командование новой иностранной частью на французской службе вступил шеф батальона Бурбель (Bourbel, ранее служил при штабе армии). Офицерами были назначены в основном бывшие мальтийские рыцари французского происхождения, перешедшие на службу Директории. Историограф Мальтийского легиона Ричард Мифсуд заявляет, что на этом этапе был только один младший офицер-мальтиец. К офицерскому чину можно приравнять и другого мальтийца - врача Легиона Салву Сперанца. Общая численность личного состава, включая приданных французских военнослужащих, достигала 500 чел. Первая элитная рота получила название "гренадерской". Мальтийские легионеры продолжали носить свои красочные орденские мундиры, белые с красным и красные с белым. Вероятно, они были вооружены вывезенными с Мальты орденскими мушкетами: во всяком случае, один из инспектировавших Легион французских офицеров напишет, что ружья у легионеров "старые и негодные", в то время, как стрелковое оружие французского производства в Египте было вполне удовлетворительным.

17 - 20 июля гренадерская рота Мальтийского легиона приняла боевое крещение. Она выступила в составе мобильной колонны генерала Дюмуе в направлении на Даманхур и была вовлечена в ожесточенные бои с атаковавшими колонну отрядами мамелюкской конницы. В конечном итоге Дюмуе был вынужден вернуться в Александрию, причем мальтийские гренадеры составили арьергард. Описывая это сражение, французский очевидец отмечает, что мальтийские легионеры "подвергались постоянным атакам, и несколько из них были убиты". Наградой их мужеству стала сдержанная похвала генерала, отметившего в рапорте, что его новые солдаты "превосходно выстояли под неприятельским огнем". Однако до конца августа мальтийцы продолжали использоваться преимущественно на тяжелых работах в дневное время: комендант Клебер резонно полагал, что, выросшие в условиях жаркого климата, они больше подходят для этого, чем французы. Лояльности к французскому триколору легионерам это явно не добавляло.
2 августа Мальтийский легион вместе с гренадерской ротой 69-й полубригады выдвинулся из Александрии в Абукир. Соединению была поставлена задача обезопасить коммуникации Французской армии в направлении на Розетту (Рашид). Поход сопровождался постоянными стычками с арабскими партизанскими отрядами, лояльными мамелюкским правителям Египта. Мальтийцы потеряли трех человек убитыми и 11 ранеными. Среди выбывших из строя оказался и их командир Бурбель. Как только французская хватка на горле Легиона ослабла, солдаты с Мальты начли "показывать характер". Генерал Дюмуе докладывал о "скверном поведении определенного количества мальтийских солдат, которые угрожали своим офицерам и злонамеренно подавали дурной пример товарищам". Генерал также предложил отправлять мальтийцев на все задания совместно с французами, высказывая опасения, что "иначе они могут дезертировать". Хотя, собственно говоря, куда бедолагам было бежать в чужой стране, да еще посреди пустыни?
После того, как в ночь с 1 на 2 августа британский флот адмирала Нельсона атаковал врасплох и практически уничтожил стоявшую в заливе Абукир близ устья Нила французскую эскадру, на долю мальтийских легионеров выпало особенно мрачное и неблагодарное задание. Бойцы легиона были задействованы для сбора и захоронения плававших в воде трупов французских моряков и выуживания среди прибитых к берегу обломков "всего, что еще годилось к употреблению". Согласно свидетельству современника, работать им приходилось по пояс в воде, от чего обувь многих солдат вскоре пришла в негодность. Также отмечалось, что мальтийцы, как глубоко верующие люди, проявили большое уважение к погибшим. Засыпание каждой могилы они сопровождали общей молитвой. Возможно, это было обусловлено и тем, что среди жертв сражения при Абукире вполне могли оказаться их земляки и вчерашние товарищи по вооруженным силам Мальтийского ордена. Хотя "приватизированные" французами орденские корабли в этой несчастливой битве не участвовали, многие из мальтийских моряков и морпехов, мобилизованных во Французский флот, служили на разгромленной Нельсоном эскадре адмирала де Брюи. Кстати, те из них, кто попал при Абукире в плен к британцам, были без лишних формальностей зачислены в Королевский флот (Royal Navy) как потенциальные враги французов.

11 августа мальтийцы вместе с французской ротой вышли из Абукира, сопровождая транспортный конвой в Розетту, куда благополучно прибыли 13 числа. С 18 по 25 августа последовал новый переход по пустыне - на сей раз в Эль Раманию, который, за отсутствием командира части, был осуществлен под началом капитана гренадерской роты. Достигнув цели, Легион получил приказ разбить укрепленный лагерь и обеспечивать из него безопасность в зоне Александрийского канала. После того, как мальтийцы завершили строительные работы, был проведен их первый строевой смотр в Египте и составлена строевая записка. Согласно этому документу, в Легионе числились "21 офицер, включая врача, 20 сержантов, включая оружейного мастера, 38 капралов, 4 барабанщика, 228 рядовых - итого 311 всех чинов". В документе значилось, что "большое число" мальтийцев оставались в гарнизонах Александрии и Абукира в качестве "рабочих, ординарцев, пекарей и денщиков".
30 августа Мальтийскому легиону был назначен новый командир, колоритная личность которого заслуживает отдельного описания. Бернард МакШихи (Bernard MacSheehey), сын мятежных ирландских католиков, бежавших во Францию от британских притеснений, он вступил на французскую службу в 1796 г. За плечами у этого офицера было выполнение секретного задания в Ирландии, а в активе - репутация отчаянного храбреца и неуправляемого упрямца. Прозвище, закрепившееся за бессменным командиром Мальтийского легиона во время Египетской кампании - "Огонь МакШихи" - может свидетельствовать не только о его пылком нраве, но и об огненно-рыжей шевелюре. Словом, новый шеф батальона был под стать своим дерзким подчиненным.
Первые отзывы нового командира легионеров о своей части были вполне благоприятные. "Качество младших офицеров отменное; офицеры демонстрируют отличный боевой дух", - пишет МакШихи Бонапарту, напоминая, тем не менее: "Мой генерал, очень важно, чтобы вы проинформировали меня о своих планах касательно недостатка офицеров, так как есть несколько рот вовсе без офицеров". "Дисциплина и обучение являлись постоянным предметом моих забот, и я могу доложить вам, мой генерал, что Мальтийский легион находится в этом отношении на достойном уровне, лучшем, чем я ожидал увидеть по прибытии".
"Огонь МакШихи" сразу же вскрыл серьезные злоупотребления в снабжении: французские интенданты в Египте, не способные прокормить даже собственные войска, "каких-то мальтийцев" вообще посадили на голодный паек. "Легион не получил ни одного су со времени моего прибытия, - доносил шеф батальона своему командующему. - Чтобы обеспечить моих людей чем-нибудь, кроме хлеба,... я был вынужден просить друга одолжить мне деньги для выплаты солдатского жалования". Одновременно, желая довести до максимума боевой потенциал своей части, МакШихи добился возвращения в ряды всех разнорабочих и денщиков (приказ от 2 сентября), а также откомандирования из Абукира нескольких десятков "спешенных" мальтийских моряков, переживших разгром французской эскадры.
Дальнейший боевой путь Мальтийского легиона описан в рапорте шефа батальона МакШихи генералу Бонапарту от 14 вандемьера (5 октября) 1798 г. Вот типичная выдержка из этого документа: "Мы должны были выступить в тот же день, выбрав один из нескольких маршрутов, все из которых были равно опасны. Арабы опять атаковали нас, и мы понесли новые потери. Несколько человек, среди которых - капитан и лейтенант, были убиты и ранены в ряде сражений против бедуинов...

Мой генерал, со времени формирования эта часть (мальтийский легион - прим. автора) не знала не единого периода отдыха и неизменно доказывала свою храбрость и стойкость перед лицом самых жестоких испытаний".
На основании рапорта шефа батальона МакШихи можно сделать заключение, что вплоть до поздней осени 1798 г. служба Мальтийского легиона состояла в основном в сопровождении французских транспортов и патрулировании коммуникаций в районе Эль Рамании. Легионерам зачастую приходилось вступать в бой, причем как с сохранявшими верность прежним правителям Египта партизанами, так и с промышлявшими разбоем бедуинами. Потерь с обеих сторон в таких стычках было предостаточно, чего нельзя сказать о славе, ласкавшей своими лучами только главные силы Французской армии на Востоке (Armee d"Orient). Нередко привлекались легионеры и к разнообразным тяжелым работам. Очевидно, что привыкшие к жаре мальтийцы более других подходили для этого, и французские воинские начальники использовали их "по полной"._____________________________________________М.Кожемякин.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.