Отпуск сбился одеялом в ногах душной ночью.. Режим, не нарушаемый три года без отпусков, сорвался в пропасть. Что без промедлений вылилось в состояние средней тяжести — тяжелее доставки еды тельцем не поднималось ничего! От балдежа проявились: простуда без повода, ушиб головы (термос, который лень было задвинуть — это ж на стул вставать — с антресолей бухнулся), гул в ушах и тремор в суставах.
Как обычно, короче: у нормальных людей ура-фотки из отпуска, а у меня вроде снимков с зоны в личном деле. Изолирован от общества по статье "Профукал отпуск". Может быть заразен...
Вот на стадии между растираниями с полосканиями, перепутав пузырьки, я и загудел с соседом. Слава, владелец огромной пустой комнаты (самолично сносил кувалдой перегородки в родительской трёшке, за что был трижды же бит жильцами снизу и с боков), гулял 28 календарных дней в году. В свой отпуск. Пил всё, везде, валялся у мусорок и в подворотнях, ночевал на свалке, на ленте с пластиком в переработку, в полиции, пел матерные частушки на чердаке, спал на подвальном окне, расцарапанный недовольными котами. Далеко сам не уходил, только если увезут случайно. При появлении компании, его устраивающей, мирно пил дома.. Наша встреча была неминуема.
Как-то после янтарного пива, подмигивающего "не пей!" жемчужной водочной слезой, каковое я немедленно выпил, Слава слишком тихо сорвал вытяжку в кухне. И принёс засаленный короб в единственную комнату. (Вытяжка, кстати, оказалась фикцией, пустышкой с отводом, вот почему не было грохота.)
Из короба выпирали вроде плетёные крылья с закруглениями, и я с пьяных глаз сностальгировал, что тоже в детстве авиамоделированием увлекался. Только макеты делал из проволоки, отец на заводе с бухт отматывал помаленьку, а этот из чего — не угадаешь. У Славика оживились и несинхронно заёрзали все черточки щетинистой рожи, особенно глаза как-то разбежались за уши. И он дробненько хихикнул, больно ухватив оседающего меня за отросшие за отпуск патлы...
Звонок в дверь, старый звук птичьего щебета, не переставал. Я карабкался по-пластунски к прихожей через бесконечную пустоту комнаты, поражаясь, как это малыши так ловко ползают. Горькую вечность отпирал советский ещё замок, зато вставленный очень низко. В дверь на бреющем полёте влетела моя сестра ("допился, дундук!") и вдруг взвыла, при этом наступив мне на руку каблуком. Ты что сделал-то с собой, а?! Повела рукой, касаясь моего почти голого черепа: Славик ножницами обкорнал меня чуть не до волосяных луковиц...
Макеты с крыльями и запчасти к ним, рассованные по квартире, плелись из натуральных волос. А в мой ёрш якобы попало слишком много водки.
На очной ставке Славик, которого нашли спящим и обгоревшим на раскалившемся треугольнике голубятни, напирал на бытовые разборки. Волосы обрезал, да, поглумился слегка. Водяры он (я) себе сам налил и перелил.. Но появились и другие лысые пострадавшие, дело запахло плохо. Понеслись врачебные экспертизы. Славик разбавлял пиво не водкой, а ещё имел диагноз — натуральную манию величия.
Мой сосед, с которым я пропил отпуск и волосы, собирал одну большую модель — Жужи Блохиной. Блоха Жужа жила на собаке, манипулируя ею, но каждую историю убеждалась, что добродушный пёс и верный друг от этих мотивов далёк. Как и от попытки истребить назойливое насекомое.
Славик, слабовольный пёс, сжигаемый властной блохой, придумывал комиксы для детей. А я по заказухе пишу страшилки для игр, квестов, ночных чатов... Местами нас поменяй, и то дичь выходит. Не менять если — жиза.
