В моё время было принято обманывать богов.
Конечно, не каждая на такое решится. А тем, кому не хватило хитрости, ума или просто удачи, посочувствуют даже мёртвые. И всё же иногда и люди могут взять вверх над вечными.
Расскажу, как я это сделала.
Когда-то я была юной и любопытной жрицей Гекаты. Меня учили смешивать зелья, читать знаки будущего на бараньих лопатках и в дыме костров, а ещё видеть то, что недоступно обычным людям. Так я научилась различать нити судьбы, те самые, что обвивают наши запястья.
Каждая из нас рождается с такой — но с каждой минутой, прожитой на земле, нить становится короче.
Три мойры, дочери Зевса, несут ответственность за эти нити. Первая, Клото, прядёт их; вторая, Лахесис, переплетает разные нити между собой, следя, чтобы мы сталкивались с теми, кто нам предназначен. А третья — Атропос — перерезает нить, когда приходит время.
Ни один человек не устоит перед щелчком её ножниц.
Ни один, кроме меня.
Знание — это печаль, Геката часто об этом говорила. Жаль, я слишком поздно её поняла.
Научившись различать нити, я не могла думать ни о чём другом. Постоянно косилась на запястье, оценивала длину, сравнивала. А она становилась короче: с каждым шагом, каждым вдохом.
Неизбежно.
Только об этом я и думала: что всё закончится. Что мойра Атропос щёлкнет ножницами, и всё закончится.
Но я решила этому помешать.
Конечно, пришлось набраться смелости. Я спрятала лицо под чёрным покрывалом, взяла с собой несколько зелий — и отправилась в сад на краю света, туда, где живут дочери Зевса.
Найти их оказалось не так сложно. Подкравшись поближе, я разбила пузырёк с волшебным туманом. Пробормотала заклинание, подарив себе невидимость. Мойры не метались, не паниковали, лишь сидели и ждали, пока всё закончится — безразличные, как сама судьба.
Я ушла, никем не замеченная.
И в руках у меня были ножницы Атропос.
Думаю, Гефест быстро выковал для неё новые — ведь люди продолжают умирать. А ещё, думаю, никто не узнал в похитительнице жрицу Гекаты. Ведь меня не стали преследовать ни боги, ни чудовища.
В святилище я не вернулась. Нашлись и другие дела.
Первый раз я использовала ножницы на бродяге, который уснул у колодца. Один щелчок — и его алая нить стала заметно короче.
Я тут же присоединила отрезанное к своей. Где-то убыло. Где-то прибыло.
Но равновесие не нарушилось.
Взгляд непосвящённого не отличит меня от обычных людей. Я — женщина среднего возраста с тёмными глазами и созвездием родимых пятен на скулах.
Никто не знает, что мне уже тысячи лет.
Как только моя нить становится опасно короткой, я достаю ножницы. Выбираю кого-нибудь, кого угодно. Щелчок — и время его жизни переходит ко мне.
Год. Три. Дюжина. Какая разница, главное, что я жива.
Так, с ножницами мойры наперевес, я тысячи лет брожу по миру. Лезвия не заржавели. Не потеряли остроты.
Не изменилась и я.
Хотела бы похвастаться успехом, но некому. Даже имя Зевса теперь знают не все, что говорить о его тихих дочерях. Но если бы я и нашла понимающую собеседницу...
Я не уверена, что хочу хвастаться. Вспоминаю спокойствие мойр. То, как легко Атропос рассталась со своими ножницами. Быть может, я не обманула судьбу,
а лишь глубже загнала себя в её ловушку?
171/365
Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.