Тихая деревня, старый дом, бумаги на столе… Казалось, дело — на час. Но двери уже закрыты, а прошлое здесь не отпускает добровольно.
Списанные в расход (Часть 1)
Дима посмотрел вниз и увидел того самого старика с сумками. Старик не смотрел на него, он смотрел в окно, старательно избегая зрительного контакта.
Старик молчал и взгляд его был устремлён не на деревья, растущие вдоль дороги, казалось, что он смотрел далеко за них. Возможно, как раз на Антоновку.
- Что за детский сад! - Не выдержал Дима. – Не нужно притворяться, что ничего не сказали, и разыгрывать здесь спектакль.
- Действительно не нужно вам туда, ничего там не осталось. – Уже громче сказала одна из пенсионерок, откуда-то сзади салона. – Туда уже давно никто не ездит. И автобус этот не заезжает в Антоновку уже несколько лет. От остановки ещё пару километров идти, если дорога, конечно осталась.
Дима не удивился, если бы такие разговоры вела та самая невоспитанная молодёжь, пытаясь его подколоть штампами из фильмов ужасов. Но люди в таком возрасте, от них можно ожидать много чего – в основном недовольство и агрессию, в редких случаях понимание. В этом нет их вины, их так воспитывали их родители. Мы нормально не жили, а значит и вам нельзя. Но меньше всего сейчас Дима хотел вступать в конфликт, что-то объяснять и доказывать, ему просто хотелось поскорее покинуть душный автобус и отправиться в сторону Антоновки, встретиться там с кем нужно встретиться и вернуться домой.
- Так мне кто-нибудь скажет в какую сторону идти? У меня времени не так много, чтобы пойти не в ту сторону.
- Там. – Дед, который смотрел в окно поднял руку и указал в ту сторону, в которую смотрел. – Возле той берёзы, которую невозможно не заметить.
Дима посмотрел в сторону куда указывал дед. Там действительно росла берёза полная противоположность тем, что в стихах воспевали русские классики. В ней не было природной грации, изящности. Из толстого основания в разные стороны расползались несколько стволов разной степени изогнутости. При этом два из них были мертвыми, с черными ветками, абсолютно без листвы. Не заметить такое дерево, выделяющееся на фоне зелёных собратьев, было действительно сложно.
- Возле той берёзы есть тропа, которая приведёт в Антоновку. Только никто уже много лет не ходит в ту сторону.
- И как я найду тропу, по которой много лет никто не ходит? – Задал вполне логичный вопрос Дима. – Там трава выше меня ростом.
- Найдёшь. – Сообщил дед убедительным тоном, не терпящим противоречий. – Эта тропа никогда не зарастает. Это путь неживых.
- В каком смысле неживых? – Дима с трудом оторвал взгляд от берёзы и посмотрел на деда. – Что за фольклор ещё? Сказки для непослушных детей, которые не могут заснуть вовремя и за ними должны явиться вурдалаки из Антоновки.
- Ну почти. – Усмехнулся дед, не глядя на Диму и не сводя глаз с берёзы. – Не совсем сказки, не совсем для детей.
Дима оглядел других пассажиров. Они все так молчали, наблюдая за диалогом. Дима также молча смотрел на них.
- Ну, смотри, дед, если обманул…. – Прервал он затянувшееся молчание.
- Да я бы и рад обмануть, но тропа требует новых путников. Как не крути, дерево именно здесь упало.
- Какие вы все легковерные. – Дима покачал головой и снова посмотрел на берёзу. И на секунду ему показалось, что теперь не два, а все три ствола уродливого дерева почернели от гнили. Он зажмурился на секунду и видение пропало. – Если прямо сейчас пойду, успею до темноты?
- Успеешь, если к тому времени для тебя это ещё будет иметь значение, сынок. – Дед посмотрел ему прямо в глаза. – Ты ещё можешь отказаться от задуманного. Но как только пройдёшь рядом с берёзой, ты больше не будешь принадлежать себе, только тропе, только Антоновке.
- Ничего страшного, отец, разберусь как-нибудь. Но за заботу спасибо. – В последнее предложение Дима постарался вложить как можно больше сарказма. – Я, пожалуй, пойду, пока ещё интересного чего не придумалось, если вы не против.
Дед ничего не ответил и отвернулся к окну, а Дима повернулся к водителю, который так и сидел, вцепившись в руль, совершенно не обращая внимания на происходящее вокруг.
- Ждать смысла нет. Можно разворачиваться и ехать назад. Мы с тобой не сдвинем дерево, если ты конечно понимаешь о чём я. Нет, конечно. Ты можешь так сидеть сколько угодно, но думаю, это небольшая толпа, суммарный возраст которой способен искривлять пространство и время, не даст тебе долго прохлаждаться.
Водитель категорически его игнорировал, и Дима направился к выходу. И чем ближе становилась жаркая улица, тем громче нарастал сзади гул голосов. Да и пофиг на них. Ведут себя как дети. Он обошёл несчастный пазик, который наверняка мечтал, чтобы дерево лежало сейчас не на пыльной дороге, но на его крыше, потому что куда лучше быть списанным в утиль, чем каждый день совершать закольцованное движение по раздолбанным дорогам под управлением человека, имя которого вряд ли получится выговорить с первого раза.
Он сошёл с дороги в густую высокую траву, и его ноги в туже секунду увязли в зелёных стеблях, маленьких голубых цветах, джинсы покрылись колючками, а лёгкие сандалии наполнились прохладной влагой, скопившейся возле земли, до куда не могла добраться даже такая сильная жара. Он поблагодарил мысленно самого себя, что решил не надевать носки, хотя кто вообще, кроме детей конечно, носит носки с сандалиями. Водитель автобуса, скорее всего. Дима усмехнулся, в последний раз оглянулся на стоящий посреди дороги пазик. С этого ракурса дороги не было видно, и казалось, что автобус застыл посреди леса, как сюрреалистичный артефакт вымершей много лет назад цивилизации. А ещё ему показалось, что все пассажиры перешли на ближнюю к нему сторону и смотрят ему вслед. Достаточно ещё одного человека и автобус перевернётся на бок от их желания проводить взглядом путника, который осмелился пройти по никогда не зарастающей тропе. И вот, что понял Дима за свою жизнь, если тропа не зарастает, то объяснение этому может быть только одно, и это не сказочный лес и не какое-то необъяснимое явление. Это означает лишь то, что по этой тропе регулярно ходят. И ходят не монстры.
Он добрался до берёзы и остановился. Скинув с плеч рюкзак, достал литровую бутылку воды. Придётся экономить, в такую жару – самое плохое остаться без жидкости. Вода сильно нагрелась на жаре, но сделать несколько больших глотков всё равно было приятно. Он плотно закрыл крышку и вернул полную на две трети бутылку обратно в рюкзак. Похоже, что берёза была изгоем в растительном мире, видимо в растительном мире тоже существовали представления о красоте и нормальности и другие растения не хотели расти рядом с некрасивым деревом. Вокруг необычного дерева ровным кругом зияла чёрная земля, смотрящаяся ещё более безысходно на фоне сочной зелёной травы и цветущих лесных цветов.
- И такое бывает. – Грустно сказал Дима, положив руку на ствол берёзы, изъеденный временем и насекомыми.
Само собой, дерево ничего не ответило.
Тропинку он действительно нашёл довольно быстро. Она начиналась прямо от дерева и петляя, пропадала в траве. И он был готов поклясться, что по ней ходят толпами по несколько раз в день. Земля была утрамбована настолько, что скорее всего не впитывала воду во время дождей. Этот дед либо сумасшедший, либо с точностью до наоборот, у него сохранилось, пусть и специфическое, но всё же чувство юмора. Или из вредности решил попугать молодёжь, хотя какая из Димы молодёжь. Молодёжь в возрасте.
Решив не терять время, Дима уверена ступил на тропу и сделал несколько больших шагов по направлению к Антоновке. Странности начались почти сразу. Только Дима не сразу заметил. Или не придал значения. Тропинка ловко петляла между деревьев, заводя его всё глубже в лес. Обманное лесное разнообразие вокруг сливалось в бесконечно одинаковый цветастый ковер, совершенно не позволяющий определить сколько прошло времени и какое за спиной после берёзы осталось расстояние. Но тропинка так и оставалась сильно утоптанной, словно по ней каждый день марширует рота солдат.
Дима шел уверенно, пологая, что осталось совсем немного и уже за следующим длинным изгибом покажутся деревянные дома, покосившиеся заборы, а тропинка сольётся с широкой проселочной дорогой, по которой он и должен был попасть в конечный пункт назначения.
Изгиб следовал за изгибом, холм за холмом, но ни Антоновки, никакого либо ещё признака существования людей Дима так и не увидел. Не потерять счёт времени помогал телефон, и он регулярно смотрел время, пытаясь вычислить сколько он оставил километров позади. Формула была проста. Если считать, что в среднем он проходит пять километров в час, то учитывая, что прошло полтора часа, значит за спиной как минимум семь километров. Дима пытался вспомнить сколько времени уйдёт на дорогу, по мнению старика. Вроде бы тот говорил, что до темноты успеет дойти. Дима вышел, когда на экране телефона светились две цифры тринадцать. Успеть дойти до темноты это растяжимое понятие. Это может быть и сейчас, и через час, и ближе к шести вечера. Наверняка дед ориентировался на скорость, с которой способен передвигаться сам, а потому Дима был искренне уверен, что ещё чуть-чуть и он будет на месте.
Но разве не странно, что дерево упало именно неподалёку от странной берёзы. И что так сильно могло напугать водителя, может он действительно видел что-то такое, что заставило его вцепиться в руль и не реагировать адекватно на окружающих. Это всё жара. Вот самый правильный ответ. Водитель из страны ближнего зарубежья, просто перегрелся на солнце, такое тоже бывает, вот и померещилось. Он явно запуганный миграционной службой, даже увидел в этом охоту на себя. Так что во всём виновата только жара и сейчас, когда у него почти не осталось воды (Дима надеялся найти в воду в деревне, в любой необязательно в Антоновке, поэтому и выпил практически всю бутылку), он немного начал волноваться, что, если действительно придётся топать ещё несколько часов. От палящего солнца немного спасают ветви деревьев, но жара всё равно пробирается до человека, застревая где-то между кожей и прилипшей к ней футболке, постепенно отвоёвывая себе миллиметр за миллиметром человеческого тела.
Лес казался бесконечным, и когда в очередной раз за деревьями забрезжил просвет, Дима уже ни на что не надеялся. Он уже начинал подумывать о возвращении на дорогу. И если ему придётся развернуться и вернуться к автобусу, пассажиры которого за несколько часов успели разбежаться, а водитель наконец, убедившись, что никто и ничего не угрожают его пребыванию в России, взял в руки себя, а не руль, развернулся и уехал обратно, он будет выглядеть глупо, пусть только в своих глазах, но глупо.
Тропинка заворачивала вправо и убегала на небольшой холм, когда Дима поднялся на него, у него резко отлегло. Сразу за холмом лес кончался, плавно переходя в большое заросшее всем чем угодно, кроме сельхоз культур поле. А тропинка утыкалась в проселочную дорогу, которая издалека выглядела гораздо лучше, чем та на которой застрял автобус с испуганным водителем. А сразу за полем виднелись маленькие очертания домов. Он добрался. Зря только возмущался на старика. Конечно, это вполне может быть и не Антоновка вовсе. Но это гораздо лучше, чем до вечера идти, запинаясь о корни деревьев, а в итоге развернуться и потерять к черту весь день, так и не добравшись до цели. И даже если это не Антоновка, пусть так, по крайней мере будет у кого спросить, как добраться до нужной ему деревни.
Он спустился с холма и подошёл к дороге. Слева на обочине покоился погнутый и проржавевший дорожный указатель. Несмотря на выцветшею много дет назад краску, на указателе легко угадывалось нужное ему название. Да неужели. Дима остановился возле металлического знака, уперся руками в колени и шумно выдохнул.
- Ну спасибо, отец. Свидимся, скажу спасибо. – Обращаясь к дороге, улыбнувшись, произнес Дима.
Он выпрямился и уверенной походкой зашагал в сторону домов. В первую очередь нужно найти воды. И хотя жара заметно спала, было ощущение, что вообще наступил вечер, пить всё равно хотелось сильно. Но Дима несколько минут назад смотрел на часы и был уверен, что они показывали три часа пополудни. Ему оставалось пройти не больше ста метров, когда он увидел нечто странное. Дорога разделяла большое поле, которое некогда скорее всего было ухоженным и использовалось для выращивания пшеницы, других субкультур Дима не знал. Не знал он правильно ли называть пшеницу субкультурой. Теперь это поле напоминало ковер, которыми лет тридцать назад были поголовно завешаны квартиры. И считалось, что иметь ковёр — это престижно. Несмотря на расцветку, режущую глаз, несмотря отвратительно качество большинства изделий. Множество разных цветов, травы, и других растений создавали причудливый узор, в котором на первый, а на самом деле и последующие взгляды не было никакой системы. Это просто раскинутые по воле природы семена, споры растений, с одной лишь целью – выжить и расплодиться.
Но ковёр внезапно кончался. Резко, без плавных переходов, пушистое разнообразие превращалось в пожухлое полугнилое зрелище, если бы художник запечатлел это состояние, ему стоило бы назвать картину резкие тлен. Это выглядело не как естественное осеннее увядание, проходящее постепенно и означающее скорое новое начало. Половина поля как будто подверглась атаке неизвестных сил целью которых было превращение всего красивого и живого в мёртвое и гнилое. Стебли травы были не жёлтыми, чёрными, цветы покрыты серой субстанцией издалека напоминавшие плесень. Дима остановился и забыл о подступающей всё ближе жажде, о своём желании найти как можно быстрее источник питьевой (даже можно и не совсем питьевой) воды. Он с удивлением смотрел на контрастно разделённое поле. И единственное объяснение которое тогда пришло ему в голову – в те времена, когда ещё на этом поле росла пшеница, землю обрабатывали специальными удобрениями, той самой химией, что так боятся приверженцы здорового питания. А химия есть химия, вот и последствия. Сочтя такое объяснение более чем логичным, он продолжил путь по направлению к домикам. По пути он так и не встретил ни одного человека, ни одного животного. Но Дима не обращал на это внимания, поскольку и здесь у него было разумное объяснение – животные вполне опасались человека, а люди… А людей здесь было настолько мало, что встретить кого-то это даже не удача, а скорее чудо. А в чудеса он не верил.
Дома приближались, а вместе с ними нарастало странное чувство – смесь тревоги и предчувствия чего-то безвозвратного. Гнилое поле по обе стороны сменилось вполне зеленеющими, пусть и неухоженными лужайками с зелёной высокой травой и редкими голубыми и жёлтыми цветами. Но поменялось не только это, воздух тоже поменялся. Стало как будто прохладнее. А потом Дима замер на одном месте. Он не мог поверить глазам. Его тень быстро увеличивалась, как будто сзади был источник света, который двигался очень быстро. Он оглянулся, даже не представляя, что в ясный день может дать такой эффект и замер, широко открыв глаза. Солнце двигалось по небу стремительно направляясь к горизонту, спрятанному за высокими деревьями, откуда он вышел не далее, как полчаса назад. Редкие облака на ярко голубом небе двигались с такой скоростью, словно там наверху бушевал шквальный ветер. Они меняли форму, исчезали, появлялись вновь.
Когда, слепящий жёлтый шар почти достиг верхушек деревьев, Дима сообразил достать телефон и посмотреть на экран. Он был уверен, что часы на телефоне тоже сошли сума и цифра на экране меняются также стремительно, словно кто-то включил перемотку, стараясь угнаться за неожиданно обезумевшим светилом. Но он ошибся телефон просто не работал. Экран изображал из себя мертвое черное зеркало. Дима вдавило большим пальцем кнопку включения, но телефон превратился в бесполезный кирпич. Дима попытался вспомнить сколько показывал индикатор зарядки, когда он последний смотрел время, старясь определить сколько на сколько километров он отошёл от несчастного пазика, застывшего перед сваленным деревом. Давалось с трудом, но он был готов поклясться, что индикатор горел зелёным, а циферки рядом уверенно показывали больше шестидесяти процентов.
Солнце тем временем наполовину скрылось за деревьями и вокруг наступили сумерки, принесшие прохладу и постепенно забиравшие свет. Дима стоял не в силах пошевелиться, его мозг немного не успевал за происходящими событиями. Он не мог понять нужно ему бояться или просто удивляться происходящему вокруг, а может он просто перегрелся и сейчас лежит где-нибудь возле тропинки, потеряв сознание от солнечного удара и это всё сон или видение. Ну, действительно, не может солнце двигаться с такой скоростью, а поле сгнить ровно наполовину. Однако, было стойкое понимание, что он вполне себе в сознании, а поле действительно ровно наполовину гнилое и солнце уже почти скрылось за деревьями, а небо окрасилось в грязно бордовый и начали появляться редкие звёзды. А ещё его начала бить мелкая дрожь, от резкого перепада температур, ему казалось, что его внутренности ещё были гораздо горячее, чем быстро остывающая поверхность тела.
