Комментарий автора existentialcomics: "Цезарю, как и большинству жестоких завоевателей и империалистов, пришлось проделать ещё одну непростую работу - придумать какую-нибудь причину, по которой он не был просто злым монстром, убившим много людей. Он придумал множество историй о том, какими примитивными и дикими были люди, такие как галлы и бритты. Повсюду ходили яркие рассказы о человеческих жертвоприношениях, совершаемых в тёмных кровавых священных рощах, которые могут быть правдой, а могут и не быть. Он также утверждал, что они были кочевниками (что на самом деле было неправдой, но кому какое дело?) и что они делили своих женщин со множеством мужчин ("они неправильно занимаются сексом, поэтому должны умереть" это классика). Но, наверное, самое смешное, что у них не было сыра. "Общество, где нет сыра, должно быть уничтожено" - это наглядно показывает, какими протоитальянцами были римляне. В основном, римляне не пили молоко (у них было мало коров и, вероятно, они страдали непереносимостью лактозы), а всех, кто это делал, считали дикарями. "Они едят неправильную еду, поэтому должны умереть", как ни странно, это не редкость."
Британская нефтяная компания BP объявила о планах сократить не менее 15% офисного персонала в текущем году, сообщает Financial Times. Согласно заявлению компании, под сокращение попадут 6,2 тыс. из 40 тыс. офисных сотрудников, а с первого квартала 2025 года планируется достичь «существенной дополнительной экономии» на фонде заработной платы. Ранее BP уже анонсировала сокращение 4,7 тыс. рабочих мест в 2025 году.
Но бриты всё равно СТРОНГ и держат в руках ниточки от всех мировых процессов.
Так и хочется спросить: кiк тiк? Ґде же разорванная в клочья российская экономика? Почему клочья полетели с бипишки?
Это был тяжкий для меня месяц, так что раньше написать заметку никак не получалось, но я рада, что всё-таки смогла. И в прошлый раз я рассказывала о рубеже V-VI веков н.э. в Британии, об англо-саксонском вторжении и об Артуриане. И я не могу пройти мимо и не поведать хотя бы дополнительной заметкой об ещё одной офигенной книге, повествующей о том же самом, но с необычного ракурса.
("Смерть Артура и Мордреда". Именно это изображение, на мой взгляд, лучше всего иллюстрировало финал сегодняшнего романа)
И в своей исторической части сегодня расскажу немного о ещё одной исторической личности, претендующей на звание прототипа легендарного короля Артура, а именно об Атруисе Ап Мейриге (ок. 502-560/573), принце и предположительно короле бриттского королевства Гвент.
Гвент был небольшим королевством на территории нынешнего Уэльса, но просуществовал с V века по середину XI. Схожей долговечностью могли похвастаться его более сильные соседи: Гвинед (V-XIIIвв.), Поуис (V-XIIвв.), Брихейниог (V-XIвв.), Гливисинг (V-XIвв.) и Дивед (V-Xвв.), чего не скажешь о королевствах, что лежали на территории современной Англии.
Сильнейшим и наиболее процветающим из перечисленных королевств можно считать Гвинед, основанный Кунедой ап Эдерн (ок. 390-441/460), по имени которого правители страны потом назывались домом Кунеды. Более того, его потомки правили и более мелкими странами, например, его сын Кередиг стал основателем Кередигиона (V-VIIвв.). Кроме того, гвинедские правители охотно укрепляли своё влияние и через брачные союзы с правящими династиями других сильных и/или экономически значимых королевств – прежде всего, Поуиса и Гвента.
Поиусом управлял дом печально известного Вортигерна, точнее потомки его сына Категирна (ок. 404-447/455). А ещё это королевство известно тем, что там при дворе короля Брохвайла Искитрога (ок. 547-580) служил придворным бардом знаменитый поэт и певец (а, по легендарным сведениям, ещё и волшебник) Талиесин (ок. 534-599). Вообще надо сказать, что реальных сведений о Британии того периода не так много, как хотелось бы, многое перепутано и переплетено, но зато из тех времен пришло немало образов и легенд.
Собственно, на родину Артура и его рыцарей претендовали многие из перечисленных королевств, но сегодня небольшой упор сделаю именно на Гвент, который представлял собой самое романизированное валлийское королевство, очевидно, в силу своего географического положения – оно соседствовало с территориями нынешней Англии, на которой прежде располагалась область Атребатия (названная по имени племени атребатиев), где располагался крупный город римлян – Каллева Атребатум (современный Силчестер), процветавший вплоть до англосаксонского вторжения. Собственно, если посмотреть на карту, то видно, что эта довольно крупная область находится как бы за пределами всех королевств, и я так и не сумела разобраться, что именно там происходило в V-VI веках. Вероятно, частично там возникли мелкие вождества или королевства, частично эти области контролировали кельтские королевства, частично – остатки римлян и романизированных бриттов, в т.ч. есть версия, что где-то там и находилась столица вначале Амвросия, а потом и Артура.
Как бы то ни было, правители возникшего около 519-го года королевства Уэссекс стали стремительно прибирать эти земли к рукам. А около 527-585-х годов в ныне центральной Англии при не вполне ясных обстоятельствах возникло ещё одно королевство – Мерсия, населенное преимущественно англами. Первым его достоверным королем стал Креода (ок. 585-593), но, возможно, до него Мерсией правили ещё его отец – Киневальд (ок. 517-538) и дядя (или великий дядя) Кнебба (ок. 538-568), сыновья некого вождя англов по имени Икел, сын Эомера (привет, профессор Толкин), который из Ютландии прибыл в Британию примерно в 490-м году. К слову, Икел, возможно, был участником битвы при Бадоне. Икел и другие его родичи и потомки поначалу служили королям Кента, и только предположительно в том самом 585-м вышли из-под их власти и, благодаря Креоде, основали собственное королевство, захватив земли бриттского Калхвинеда.
При этом Мерсии пришлось активно конкурировать как с бриттскими соседями (теми самыми валлийскими Поиусом и Гвентом – на западе, и с королевствами Старого Севера, в частности, с Регедом и Элметом – на севере), так и с англосаксонскими – Уэссексом, Эссексом и позже Восточной Англией – на юге, юго-востоке и востоке, а также с возникшей около 559-го года Дейрой, и Линдси (Линнуис), тоже основанными англами, на северо-востоке. И, надо сказать, конкурировать с ними всеми получалось у Мерсии хорошо. Так, что в какой-то момент Уэссекс больше не смог продвигаться на север, и оставшиеся земли бывшей Атребатии вошли в состав именно Мерсии.
Чтобы картина была полной, я должна добавить, что Восточная Англия возникла в первой или второй четверти VI века, и её первым правителями считаются Вехха и его сын Вуффа, давший название династии Вуффингов, правившей их королевством вплоть до 749-го года. Впрочем, и она оба, и наследник Вуффы Титила (ок. 578-599) однозначно историческими правителями не признаны. Первым более-менее историчным правителем из Вуффингов, видимо, можно считать сына Титилы Редвальда (ок. 599-624), но это уже совсем иная история, и её я расскажу в другой раз.
А упомянутая мной Дейра наравне с соседними Линнуисом и Берницией, основанной около 547-го года неким Идой (547-559), основателем династии Идингов, позже вошла в состав самого молодого королевства англосакосонской гептархии – Нортумбрии (655-954), которая, впрочем, прихватила территорий больше остальных. Но на тот момент этим двум королевствам приходилось доказывать своё право сильнейшего в борьбе с бриттскими королями, потомками Коэля Старого.
(Как-то так выглядела Британия в 560-м году)
В общем, когда старший сын короля Гвента Мейрига ап Теудрига (527-575) и Онбрауст, дочери правителя Эргинга (ещё одного маленького валлийского королевства) Гурганта, Атруис ап Мейриг подрос, дела бриттов в регионе уже шли, мягко говоря, не очень. Сведения о жизни реального Атруиса очень скудны и перебиты легендами и, видимо, поздними вставками. Но предположительно он женился на наследной принцессе Эргинга (или даже на двух, последовательно, первой его женой, по некоторым данным была, Кенедлон верх Бриафал), что дало ему возможность самому считаться правителем Эргинга, а потом передать этот титул сыну – Ителу ап Атруису, королю Гвента и Эргинга. Кроме того, похоже, его отец отрекся от трона в его пользу, и вплоть до своей смерти он мог править Гвентом и воевать с англосаксами в союзе с другими бриттскими правителями.
Другой его сын от первой жены – Морган ап Атруис унаследовал власть в Гвенте после смерти деда, потому что тому пришлось вернуть трон себе, так как Атруис скончался раньше (есть основания предполагать, кстати, что он погиб в какой-то крупной битве в 560-м году, т.к. в том же году умерли несколько других бриттских правителей). Кроме того, Морган был королем ещё и Гливисинга, и предполагают, что другое название этого валлийского королевства, соседа Гвента – Морганнуг – могло происходить именно от его имени.
Второй женой Атруиса, похоже, была Гвенхвифар верх Гвитир ап Оуайн ап Гурган, ставшая прототипом Гвиневры. Из других его родичей хочется отметить его брата – епископа Гвента и Эргина по имени Комерег, а также двоюродного брата по матери – Каурдава, сына Карадога ап Гургана, и его сына – Медрауда, возможно, послужившего прототипом Мордреда.
(Предполагаемое изображение Атруиса на витраже собора Лландав)
В общем, рассказать об Атруисе стоило уже для того, чтобы осветить малоизвестную историю кельтских королевств в раннесредневековой Британии, потому что история и его, и его семьи наглядно демонстрирует и борьбу с англами и саксами, и союзы, основанные на брачных отношениях, а иногда и на наличии родственников, занявших высокие посты в церковной иерархии (а кельтские королевства того периода, в отличие от англосаксонских, формально были давно христианскими, хотя на деле язычество всё ещё процветало и выражалось и в праздниках, и в обрядах, и в суевериях, и в фольклоре простонародья), и дележку власти между многочисленными потомками, и то, как реальность ложилась в основу легенд, а потом и известных на весь мир литературных произведений. И, на мой взгляд, с долей магии и мистики (что совсем даже неплохо), но в остальном довольно реалистично всё это сумела передать в своём романе
«Туманы Авалона» М. З. Брэдли
Время действия: рубеж V-VI веков н.э., ок. 502-560/573 гг.
Место действия: Британия.
Интересное из истории создания:
Мэрион Зиммер Брэдли (1930-1999) – знаменитая американская писательница, за сорок лет писательства опубликовавшая свыше семидесяти книг, преимущественно в жанрах фэнтези и научной фантастики.
Родилась она в штате Нью-Йорк, в 1964-м окончила университет Хардина Симмонса в Техасе, в 1967 году – аспирантуру в Калифорнийском Университете. Её писательская карьера началась в 1949-м году, когда её рассказ оказался признан лучшим на конкурсе Amazing Stories и Fantastic.
Что касается романа «Туманы Авалона», то впервые он был опубликован в 1982 (или 1983-м году), а потом вышли ещё три тома. Книга имела огромный успех, в 1984-м году получила премию журнала «Локус» и занимала 9-е место в рейтинге «51 цикл книг в жанре фэнтези, которые вам непременно нужно прочитать» популярного сайта Goodreads. Кроме того, как и другие произведения автора эта книга большое влияние оказала на восприятие женских персонажей в литературе, как со стороны читателей, так и со стороны авторов.
В 2001-м году по «Туманам Авалона» У. Эдель снял сериал с Джулианной Моргулис, Эдвардом Аттертоном и Анжеликой Хьюстон в главных ролях, а годом позже этот роман впервые был переведен на русский язык.
(Скриншот из сериала "Туманы Авалона")
О чём:
Рассказ ведется от лица Моргейны, языческой жрицы и по совместительству единоутробной сестры самого короля Артура, которая прожила долгую и насыщенную жизнь и теперь делится и собственной историей, и историей своего брата, и своей страны, и историями всех тех, чьи судьбы переплелись с её собственной и судьбами тех, кто был ей дорог.
Моргейна была дочерью лорда Горлойса и леди Игрейны, младшей сестры могущественной жрицы и колдуньи Вивианы, обитавшей на священном острове Авалоне. Однажды Игрейна попала в поле зрения короля Утера Пендрагона и настолько пришлась ему по нраву, что он совсем берега попутал и задумал отнять у Горлойса жену. А та оказалась только за, потому что мужа давно не любила. В итоге одной изменой при помощи колдовства не ограничилось, потому что Горлойс трагически погиб, и Утер быстренько взял Игрейну в жёны. Очень своевременно, потому что они уже успели зачать Артура.
Второй брак у Игрейны вышел настолько счастливым, что она забивала на всё и всех, думая только о своём дорогом муженьке. Её юная сестра Моргауза, жившая с новоиспеченными супругами, а также дети были предоставлены сами себе. Так что за маленьким Артуром, хотелось ей или нет, присматривать вынуждена была Моргейна, а Моргаузу Утер выгодно выдал замуж за Лота Оркнейского, короля Лотиана (соответствовал королевству Гододин в Шотландии) и Оркнейских островов.
Когда же Моргейне было одиннадцать лет, а Артуру шесть, мальчик стал жертвой покушения как единственный сын короля, хотя странные случаи происходили и прежде. Чудом спасла его верховная жрица Авалона Вивиана, которая посоветовала спрятать наследника до поры до времени, а Моргейну попросила отдать ей в воспитанницы, т.к. она родила только сыновей, а ей нужна была преемница. Утер с супругой советам да просьбам вняли и так и поступили в итоге. И вскоре Моргейна стала послушницей на Авалоне, а после и жрицей, что определило всю её дальнейшую судьбу, и сложилась эта судьба не лучшим образом, потому что боги не терпят непокорности. Особенно те, коим служить довелось Моргейне.
(«Смерть Артура», картина Э. Берн-Джонса. Одна из женщин - вероятно, Моргана)
Отрывок:
«…Солнце уже садилось, когда впереди показалось Озеро. Вивиана развернулась на своем пони и глянула на Моргейну, ехавшую чуть позади. Лицо девочки осунулось от усталости и голода, но она ни разу не пожаловалась, и Вивиана, намеренно задавшая тяжкий темп, чтобы испытать ее стойкость, удовлетворенно вздохнула. Жизнь жрицы Авалона нелегка. Владычице необходимо было выяснить, сможет ли Моргейна вынести непосильные тяготы и лишения. Теперь Вивиана натянула поводья, и девочка поравнялась с ней.
— Вот и Озеро, — объявила Владычица. — Очень скоро мы окажемся под крышей, где нас ждет огонь, снедь и питье.
— Всем трем я порадуюсь, — отозвалась Моргейна.
— Ты устала, Моргейна?
— Немножко, — застенчиво призналась она. — Но мне жаль, что путешествие вот-вот закончится. Я люблю смотреть на все новое, а прежде я нигде не бывала.
У кромки воды кони встали. Вивиана попыталась представить себе знакомый берег так, как его видит чужой: пасмурные серые воды, высокие тростники у края, безмолвные, низкие тучи, в воде — пучки водорослей. Вокруг царила тишина, и Вивиана отчетливо слышала мысли девочки: «Здесь так одиноко, темно и уныло».
— А как мы попадем на Авалон? Моста-то здесь нет… нам ведь не придется переправляться вплавь вместе с лошадьми? — спросила Моргейна. Вивиана, вспомнив, как именно это они и проделали у брода, где река вздулась из-за весенних дождей, поспешила успокоить девочку:
— Нет, я позову ладью.
Вивиана закрыла ладонями лицо, отгораживаясь от ненужных картин и звуков, и над Озером полетел беззвучный зов. Спустя несколько мгновений на тускло-серой глади появилась ладья с низкими бортами. В одной части задрапированная черно-серебряной тканью, она скользила по воде так неслышно, словно летела, едва касаясь поверхности, как озерная птица. Тишину не нарушал плеск весел, но, когда ладья подошла ближе, Вивиана с Моргейной разглядели немых гребцов: их весла входили в воду совершенно беззвучно, не поднимая брызг. Смуглые, низкорослые, они были полуобнажены, тела их покрывала татуировка — магические узоры, наколотые синей вайдой. Глаза Моргейны изумленно расширились, но девочка не произнесла ни слова. От внимания Вивианы это не укрылось.
«Она принимает все чересчур спокойно, — подумала Вивиана. — Девочка слишком юна и не видит таинства в том, что мы делаем, каким-то образом мне придется заставить ее осознать чудо происходящего».
Безмолвные гребцы пристали к берегу и зачалили ладью при помощи причудливо сплетенной из тростника веревки. Вивиана знаком велела девочке спешиться, и лошадей завели на борт. Один из покрытых татуировкой гребцов протянул Моргейне руку, помогая подняться в ладью, и девочка почти ожидала, что ладонь окажется неосязаемой, этаким бесплотным видением вроде ладьи; но нет, рука была мозолистой и твердой, точно ороговевшей. Вивиана поднялась последней и встала на носу, и ладья медленно и неслышно отошла от берега.
Впереди вырисовывался Остров, и Холм, увенчанный высокой башней святого Михаила; над безмолвными водами разносился негромкий перезвон церковных колоколов, призывающий к молитве Богородице. Моргейна по привычке перекрестилась, но один из низкорослых гребцов нахмурился так свирепо, что девочка вздрогнула и уронила руку. Ладья скользила по воде сквозь заросли тростников; Моргейна уже различала вдали стены церкви и сам монастырь. Вивиана почувствовала, что спутница ее похолодела от внезапного страха: неужто они все-таки плывут на остров Монахов, где за нею навеки затворятся двери обители?
— Мы едем в церковь, что на острове, тетя?
— В церковь мы не попадем, — невозмутимо отозвалась Вивиана, — хотя правда и то, что обыкновенный путник — или, скажем, ты сама, отправься ты на Озеро одна, — никогда не доплывет до Авалона. Смотри и жди и не задавай вопросов, таков твой удел на все время обучения.
Моргейна пристыженно умолкла. В расширенных глазах ее все еще плескался страх.
— Это как в сказке про волшебную ладью, что отплывает от островов к Земле Вечной Юности… — тихо проговорила она.
Вивиана словно не услышала. Она стояла на носу, дыша размеренно и глубоко, набираясь сил для предстоящего ей магического действа, на мгновение она усомнилась, достанет ли у нее мочи. «Я уже стара, — думала она, борясь с накатившей паникой, — однако ж мне должно дожить до тех пор, пока не повзрослеют Моргейна и ее брат. Мир всей этой земли зависит от того, удастся ли мне охранить и уберечь их!»
Жрица прогнала докучную мысль, сомнение пагубно. Она проделывала это едва ли не каждый день своей взрослой жизни, напомнила себе Вивиана, ныне заклинание приходит к ней так естественно, что она справилась бы с ним во сне или на смертном одре. Она застыла недвижно, словно зажатая в несокрушимых тисках магии, затем простерла вперед руки и воздела их над головою, ладонями к небу. Резко выдохнув, опустила руки, — и вместе с ними пали туманы, исчезла виднеющаяся вдали церковь, исчезли берега острова Монахов, и даже гора, точно их и не было. Ладья вошла в густое, непроницаемое марево, темное, как ночь, в непроглядной мгле слышалось лишь частое дыхание Моргейны — ни дать ни взять перепуганный зверек. Вивиана заговорила было, намереваясь успокоить спутницу, объяснить ей, что бояться нечего, но намеренно придержала язык. Моргейна ныне — проходящая обучение жрица и должна привыкнуть обуздывать страх, так же, как она справлялась с усталостью, тяготами и голодом.
Ладья заскользила сквозь туманы. Уверенно и стремительно — ибо иных лодок на этом Озере не встречалось — она прокладывала путь через густую, липкую хмарь; волосы и брови Вивианы пропитались сыростью, влага просачивалась даже сквозь шерстяную накидку. Резко повеяло стужей, Моргейна дрожала от холода.
И тут, словно отдернули завесу, туманы исчезли. Перед ними искрилась озаренная солнцем водная гладь, вдали виднелся зеленый берег. Там высился Холм, девочка вгляделась — и потрясение охнула. На вершине Холма взгляд различал круг стоячих камней, что блестели и переливались под солнцем. К ним, спиралью поднимаясь все выше и выше, вела широкая дорога процессий и шествий. У подножия Холма приютились обители жрецов, в зелени притаился Священный источник, а чуть ниже серебром отсвечивала зеркальная заводь. Вдоль берега росли яблоневые рощи, а еще дальше — вековые дубы, золотые побеги омелы обвивали их ветви, повисая в воздухе.
— Как красиво… — благоговейно прошептала Моргейна. — Леди, это все… настоящее?
— Куда более настоящее, чем любое другое из виденных тобою мест, — отозвалась Вивиана. — Скоро ты все это узнаешь ближе.
Ладья подошла к берегу, днище тяжело заскребло по песку; безмолвные гребцы зачалили ее при помощи веревки и помогли Владычице сойти на твердую землю. Затем они свели на берег лошадей; Моргейне предоставили выбираться самостоятельно.
Так в первый раз глазам ее предстал Авалон в зареве заката, и зрелище это Моргейне не суждено было забыть до самой смерти. Зеленые лужайки полого сбегали к зарослям тростника у кромки воды, по Озеру беззвучно, точно ладья, величественно скользили лебеди. Под сенью дубов и яблонь укрылось приземистое строение, сложенное из серого камня; Моргейна издалека различила облаченные в белое фигуры, что медленно расхаживали по тропам между двойными рядами деревьев. Издалека донесся тихий перезвон арфы. Свет, падающий откуда-то сбоку, струился совсем низко — неужто это знакомое ей солнце? — заливал землю золотом и безмолвием. Моргейна чувствовала, как к горлу ее подступают слезы.
«Я — дома», — подумала она, сама не зная, почему, ведь все годы ее жизни прошли в Тинтагеле и в Каэрлеоне, а в этом чудесном краю она отродясь не бывала…»
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Этот роман я прочитала в конце осени 2018-го года, т.е. довольно давно, но он так меня тогда впечатлил, что я очень многое помню из него до сих пор. И я не могла не поделиться им, потому что книга, несмотря ни на что, реально потрясная. Тогда я написала о «Туманах Авалона» так:
«…Масштабность замысла произведения впечатляет, это не просто история о противостоянии христианства и язычества, борьбы одних людей против других, это история о борьбе внутри самих людей. Которая, если я верно уловила замысел, смысла не имеет: всё будет так, как должно быть, как предначертано. История полна трагичных судеб и смертей, но заканчивается торжеством жизни. Я реально не могла оторваться. Не могу сказать, что это 15 из 15, но 13 – точно. Лучшее, что я читала за этот год, и одно из лучших произведений за последние несколько лет. В конце мне в голову пришло начало песни "Shadow Moses" Bring Me the Horizon, и я, наконец, выяснила, что за песня звучала там в самом начале. И да, я действительно правильно расслышала кельтские слова. Так что она послужила отличным завершением для чтения. Всем рекомендую и то, и другое…».
Песня, о которой я говорила, называется «The Best Is Yet To Come» Metal Gear Solid. И да, я действительно считаю её идеально подходящей для данного цикла. Что касается самого произведения, то всё самое главное я уже сказала ещё тогда, в 2018-м, но всё равно хочу дополнить немного.
Брэдли, на мой взгляд, удалось то, что не удалось в той же мере никому из тех, кто писал об Артуре и его временах (во всяком случае из того, что я читала) – передать то, чем и как жили бритты того времени на самом деле, вот это самое расхождение между языческим, близким к земле, к традициям, к понятному, и христианским, чуждым, непонятным и лишающим простых радостей жизни. И в то же время финал даёт понять – время язычества и время бриттов с их песнями и легендами подошло к концу, даже, несмотря на то что, как сказала Моргейна, они оставили часть себя в грубых саксах, научив их понимать и ценить свою музыку, свою красоту и свою доблесть. И всё это на фоне мистики, живых историй и не менее живых, хотя и неоднозначных персонажей. Что ни говори, Брэдли словом владела мастерски и могла заставить и увидеть, что ей нужно, и ощутить. И это реально круто. Так что книгу советую прочитать.
И да, если кто-то захочет меня спросить, про, мягко говоря, неоднозначные моменты в биографии Брэдли я знаю. Но, сколько б я ни читала о том, что касалось её самой, а не её мужа, мои сомнения не развеялись ни в сторону одной версии (что всё было так, как заявляла Мойра), ни в сторону другой (что это был скорее оговор). Официально предъявлено ей самой ничего не было, а весь скандал разыгрался уже после её смерти, так что на самом деле сказать, что правда, а что нет – уже невозможно. Только строить догадки, чем заниматься у меня нет ни малейшего желания, тем более что я считаю, что в данном случае личность автора и произведение следует всё-таки с осторожностью разделять, и что каждый имеет право на справедливый суд, прежде чем его начнут отменять, а М.З. Брэдли возможности получить именно его была лишена, независимо от того, насколько тяжела была её вина на самом деле и имела ли место вообще. Поэтому, несмотря на все мои сомнения о том, включать это произведение в подборку или нет, я всё же выбрала включить. Потому что книга действительно того стоит.
И напоминаю, что веду сборы на ещё две книги, которые помогли бы мне лучше осветить VI век н.э. - А. Хакимова "Империи шёлка" и "Река, где восходит луна" Чхве Сагю. Помочь проекту можно через кнопку "Поддержать" на моей странице, где висит плашка сбора.
Да, я знаю, что затянула с заметкой, но очередная книга для разбора оказалась неожиданно довольно большой и тягучей. И мы снова возвращаемся в постримскую Британию. Я уже упомянула о том, как около 410-го года н.э. последние римские легионы покинули Британию, и о том, что вскоре после туда массово стали отправляться англы, саксы и юты (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 85. «Факелоносцы»). Причин у этих миграций было несколько, в том числе движуха, вызванная вторжением гуннов – в V-м веке, и климатические изменения (климатический минимум раннего Средневековья) – особенно, в VI-VII-х веках.
К слову, о втором – в 535-536-х годах из-за нескольких извержений вулканов, в том числе в Исландии, случилось резкое снижение прозрачности атмосферы и не менее резкое похолодание. Это привело к частым неурожаям, природным катаклизмам вроде бурь и наводнений, и также стало значимым фактором для переселения народов. Возможно, именно поэтому первые переселенцы в Англию в V-м веке были относительно немногочисленны, и их вторжения удавалось сдерживать, а потом англо-саксонское продвижение превратилось в настоящий поток, которому противостоять разрозненные бриттские королевства уже не смогли.
Кстати, нельзя не упомянуть и об этих самых королевствах. Когда римляне ушли, местные бритты оказались предоставлены сами себе и, похоже, возвратились к своим истокам, создав с учётом племенной принадлежности несколько десятков королевств на территориях современных Уэльса и Англии, в том числе в Корнуолле. Возникли или продолжили своё существование также отдельные королевства в Шотландии и Ирландии.
Самыми значимыми среди них были гэльские Дал Риада (IV-IХ), существовавшая в северо-восточной Ирландии и западной Шотландии, которое дало начало королевству Альба (Шотландия) в 843-м году, когда Дал Риада объединилась с пиктским королевством Фортриу (то, в свою очередь соседствовало с пиктскими Фиб (оно же Файф), Фотлой, Кэ (Cé), Киркиндом и Каитом) и Галвидел, бриттские Гододин и Страклайд – в Шотландии; Бринейх, Регед, Эвраук (Эбрук), Элмет, Луиткойт, Глувия, Регин (Регия), Кейнет (Кейнт), Думнония и Кернив – в Англии; а также Гвинедд, Поуис, Биэллт, Брикейниог, Гливисинг, Кередигион, Дивэд и Гвент – в Уэльсе. Причем Гододин, Страклайд (Истрад Клид), Регед, Элмет и Эбрук относятся к т.н. Древнему Северу, чьи правители возводили свою родословную к знаменитому бриттскому королю Койлю Старому (ок. 350-420), тому самому, чьей дочерью иногда называли Елену, мать Константина Великого (эта версия обыгрывалась, кстати, тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 75. «Елена»). О каждом из этих королевств есть что порассказать, но тогда заметка растянется на плюс бесконечность. Если говорить очень коротко, их расцвет пришелся на V-й век н.э., но постепенно все они были завоёваны англо-саксами, одни раньше, другие – позже.
(Карта Британских островов и частично территорий современной Франции. Есть у меня сомнения на её счёт, но в целом вроде ничего прям ахово не соответствующего реальности тут нет)
Так, например, Кейнт не случайно созвучен с Кентом – именно им будто бы правил Вортигерн, подпавший под влияние Хорсы и Хенгиста, т.к. женился на дочери второго – Ровене (Роуэн). А его сыновья от первой жены, Северы, стали правителями других бриттских королевств (Поиуса, Биэллта, Гвертрениона и Майлиэнида), а дочь, Рибауст, стала женой Брихана Брихейниогского. Королевство Кент же стало пристанищем ютов и первым германским королевством в будущей Англии. После Хенгиста, примерно в 488-539-х гг., правили его предполагаемые сын и внук – Окта и Эск (до сих пор нет определенности в том, кто из них кому и кем приходится), а потом Эрменрик (ок. 539-560/565 или даже 580), первый подтвержденный кентский король из династии Эскингов. После него правил сын – Этельберт I (ок. 591-616). Кент стал частью т.н. англосаксонской гептархии, и Этельберт прославился тем, что сумел завоевать титул бретвальда этой гептархии (что-то вроде верховного короля), а также женился на Берте, дочери Хариберта I Меровинга, и стал первым кентским королем-христианином. Но об этом как-нибудь в другой раз.
Примерно тогда же, когда прибирал к рукам кентские земли Хенгист со своим братом, в будущей Англии высадился со своими сыновьями (в том числе со своим наследником Циссой (ок.514-541)) сакс по имени Элла и своим мечом создал королевство Суссекс (произошло это всё в период 477-490-х годов). А в юго-восточной Англии осели саксы под предводительством Сэксы (ум. 508), давшие начало королевству Эссекс, хотя датой его основания считается 527-й год, а первым королём Эсквин (527-587). А примерно в 495-м году в Британию прибыл Кердик (ок. 519-534), ставший около 519-го года основателем королевства Уэссекс, которого позже сменил его сын Кинрик (534-560). Именно эти четыре королевства оказались первыми и позже вошли в англосаксонскую гептархию наравне с Мерсией, Нортумбрией и Восточной Англией, о которых я расскажу в другой раз. И именно с этими вождями и их новообразованными государствами приходилось бороться бриттам и их полулегендарным вождям. И, конечно, я говорю об Амброзии Аврелиане и короле Артуре. Амброзий известен тем, что будто бы оказал услугу и пытался помочь Вортигерну, но ничего путного из этого не вышло.
К слову, Амброзий (или Амвросий), по одной из версий, был потомком самопровозглашенного римского императора Магна Максима (о котором, кстати, я поведала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 78. «Орёл в снегу» и «Пак с Холмов») по линии его дочери (вероятно, её имя было Грациана, и она приходилась сестрой Севире и свояченицей Вортигерну), ставшей женой короля Думнонии – Тутвала ап Гворемор (415-425). Наследником Тутвала (и внуком Магна Максима) стал Кономор ап Тутвал, король Думнонии в 425-435-х годах, у того, в свою очередь, также было два сына – Константин и Друстан. Вот сыном короля Константина (435-443), возможно, и был Амвросий (или Эмрис Вледиг). По версии Гальфрида Монмутского он был сыном короля-узурпатора Константина III (407-411), братом Утера и тем самым дядей короля Артура. Есть и ещё одна версия, но о ней я расскажу в другой раз. Ведь в сегодняшнем произведении продвигается именно вторая версия, смешанная с первой, и роман, который я разберу сегодня
«Меч на закате» Р. Сатклифф
Время действия: V-VI века н.э., ок. 480-513;
Место действия: королевства Британии и Вестготское королевство (современная Франция: Бордо, Тулуза, Нарбонн).
Интересное из истории создания:
Про Розмари Сатклифф я уже подробно рассказывала (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 66.1 «Орёл Девятого легиона»), поэтому сегодня исключительно о книге, которая была издана в 1963-м году и стала продолжением «Факелоносцев». Последовательно повествуя о Британии в период расцвета и постепенного угасания Римской империи нельзя было не рассказать и об уходе легионов, и об англо-саксонском вторжении. Этому и был посвящен роман «Факелоносцы». На этом писательница, похоже, не думала заканчивать и, разумеется, пришла к персонажу, о котором кто и как только не рассказывал – к королю Артуру.
Надо сказать, что король Артур, кем бы ни был его прототип, оброс за минувшие полторы тысячи лет огромным количеством легенд, и больше всего, наверное, на его образ повлияли такие средневековые авторы как Гальфрид Монмутский (ок. 1090-1110), современник Генриха I, сына Вильгельма Завоевателя, и сэр Томас Мэлори (1405-1471), участник войны Алой и Белой розы и автор «Книги о короле Артуре и о его доблестных рыцарях Круглого стола». Я, кстати, и биографию Мэлори, и его это произведение читала, и коротко скажу, что и то, и другое – что-то с чем-то. Но т.к. это было давно, и я многое не помню, я отказалась от идеи писать отдельную заметку (но, если кто-то проявит интерес – м.б. напишу). Именно эти двое внесли наибольший вклад в создании всего, что связано с Артурианой, и Сатклифф, несомненно, хорошо была знакома с их трудами.
(Иллюстрация к рукописи «Истории королей Британии» Гальфрида Монмутского)
Но, как и прежде, выбрала свой собственный путь и отошла от куртуазных традиций, как всегда, стремясь увязать всё с той реальной историей Англии, которая ей в начале и середине ХХ-го века была известна по историческим работам и археологическим данным. Именно поэтому, как она поясняла в своем предисловии, писательница изложила всё так, как изложено, используя те имена, какие использовала. К слову, «Артос» и «Гэнхумара» могут звучать непривычно, но такие варианты записи имен легендарных Артура и Гвиневер тоже существовали.
Кроме того, Сатклифф отметила, что прибегала к помощи различных специалистов, и очень им благодарна, в том числе она обращалась за консультациями к профессиональным военным, чтобы достовернее описывать боевые действия. Как по мне плюс тут в том, что её описаниям войны с саксами безоговорочно веришь, а минус…Впрочем, об этом я расскажу позже.
О чём:
Прошло, очевидно, несколько лет с событий «Факелоносцев». Артос, племянник Амброзия, возмужал, а его оруженосец, Флавиан, коего в детстве называли Пескариком, сын Аквилы (по прозвищу Дельфин), окончательно вырос, а сам Аквила заметно постарел. Но с течением времени, несмотря на все усилия, так и не удалось заставить саксов и ютов уйти туда, откуда они пришли, и угроза, исходящая от них, как будто даже усилилась. Именно поэтому Артос придумал и решил реализовать план – собрать Товарищество из трехсот отважных и преданных ему и друг другу всадников. И для этого ему нужны лошади, но не те маленькие, что водятся в Британии, а высокие и крепкие.
Амброзий, хотя и не в восторге от затеи, согласился дать людей и первые средства. Но лошадей Артос вынужден был добывать сам. И для этого с деньгами и верными людьми отправился в Вестготское королевство, раскинувшееся по ту сторону пролива. Долгий путь привёл его в Нарбонн, где он не только купил необходимых ему лошадей, включая чёрного жеребца по кличке Ворон, но и обзавелся новым товарищем – им стал загадочный певец Бедуир, который и уговорил Артоса купить Ворона, несмотря на дикий нрав коня, и пообещал помочь переправить его без неприятностей в Британию, если Артос примет его в Товарищество. В итоге верховный вождь получил и лошадь, и нового друга, что было как нельзя кстати для предстоящей затяжной войны, но оказалось роковым в делах личных…
Отрывок:
«…Я уселся на землю за купой терновых кустов, рядом с уткнувшимся носом в лапы Кабалем, и ливень закрыл от нас равнину, а потом унесся прочь, оставив мир освеженным и сияющим. Я посидел еще чуть-чуть, прислушиваясь вполуха к глухому, довольному жужжанию пчел в молодом вереске, а потом, немного отдохнув, снова повернул на запад и более умеренным шагом направился к побережью.
Вскоре я шел в самый центр неистового заката — серые облака, несущиеся через шафран и позолоченное серебро неба на западе, и море, разливающееся полупрозрачным золотом до линии горизонта. Как я обнаружил, этот путь вел меня прямо к отрогу вересковых нагорий с кругом из стоячих камней, среди которых мы плясали в канун Середины Лета. Они поднимались, покрытые налетом тени, темные от дождя, на фоне бурного, сияющего неба.
В глаза мне били сверкающие копья солнечного заката, и я увидел фигуру, стоящую в тени одного из камней, только тогда, когда уши Кабаля настороженно дернулись в ту сторону. Потом он с каким-то непонятным звуком, средним между поскуливанием и рычанием, устремился вперед, но я свистом подозвал его к себе и поймал за ошейник. Но фигура не шелохнулась, и вообще в своем абсолютном молчании она вполне могла быть одним из стоячих камней; и только почти поравнявшись с ней, я увидел, что это Гэнхумара, чья туника из небеленой серой овечьей шерсти сливалась по цвету с камнем за ее спиной.
— Миледи Гэнхумара! Что ты здесь делаешь?
— Я ждала тебя, — сдержанно отозвалась она.
— Но откуда ты могла знать, что я приду сюда?
— Может быть, я позвала тебя.
Страх коснулся меня холодным пальцем, и я припомнил другую женщину в шафрановом платье, застывшую в дверях хижины в такой же точно неподвижности, словно она стояла там с начала времен; и ее слова:
— Я долго ждала тебя…
Потом Гэнхумара расхохоталась:
— Нет, я не ведьма, которая может, расчесывая волосы, заставить луну спуститься с неба. Я увидела, в какую сторону ты направился, и вышла следом за тобой, вот и все. Отсюда, от Девяти Сестер, видно почти всю равнину, и я надеялась, что сумею встретить тебя, когда ты будешь возвращаться. В замке невозможно поговорить без того, чтобы на следующее утро даже галки на крышах не кричали о том, о чем вы говорили.
— Я вполне могу в это поверить. Что же ты хотела мне сказать?
Она сделала небольшой шаг в мою сторону, выйдя из тени своего стоячего камня, и свет бурного заката запутался в ее волосах и превратил их в осенний костер. Она сказала:
— Что ты ответишь князю, моему отцу, когда зажгутся факелы Ламмаса?
Я молчал, не зная, что ответить; и через какое-то мгновение она продолжила низким, слегка насмешливым голосом — голос был самым низким из всех, что я когда-либо слышал у женщины, и, однако, очень чистым, звучным, как бронзовый колокол:
— Нет, милорд Артос, тебе не нужно говорить это; я знаю.
Я знала уже тогда, когда ты все еще пытался найти для себя выход под взглядом моего отца.
— Неужели я так явно показал это всему залу?
— Может быть, не больше, чем половине, — ее зрачки были прикованы к моему лицу, и внезапно я увидел, как они расширились и чернота поглотила собой весь цвет; и она отложила насмешку в сторону, словно это было оружие. — Я пришла, чтобы сказать тебе то, что тебе, может, будет полезно услышать до того, как зажгутся факелы Ламмаса. Если ты возьмешь меня, как того желает мой отец Маглаун, он даст за мной в приданое сотню всадников с лошадьми. Это я знаю наверняка… Наши лошади не такие рослые, как твои, но это хорошие лошади; их порода берет свое начало от скакунов одного легиона, который затерялся где-то среди холмов Низины в давно прошедшие времена; и мы сохранили ее в чистоте.
Думаю, я был более изумлен, чем тогда, когда Маглаун предложил ее мне в жены; и когда я наконец заговорил, мой голос прозвучал более резко, чем я того хотел.
— Это твой отец Маглаун послал тебя сказать это?
Я бы скорее умерла, если бы это было так!
— Неужели? Мне нужны лошади и люди, но не… не таким образом.
Я вряд ли мог бы пожаловаться, если бы она плюнула мне в лицо, но она только сказала с легким, быстро подавленным вздохом:
— Нет, думаю, нет, — а потом, напрягшись и еще сильнее застыв в своей неподвижности, продолжила:
— Артос, до сих пор я считала себя гордой женщиной; и я кладу свою гордость к твоим ногам, и ты можешь втоптать ее в грязь, если пожелаешь. Я умоляю тебя взять меня в жены.
— Почему?
— Потому что если ты этого не сделаешь, я буду опозорена.
То, что ты втянул меня с собой в Долгий Танец в Середину Лета, не так уж важно, хотя мой отец придает этому какое-то значение; люди просто скажут, что ты был пьян. Но он предложил меня тебе перед целым залом, и если ты откажешься от его предложения, знаешь, что скажет весь замок, все племя? Они скажут, что ты уже спал со мной, в канун Середины Лета или позже, — Великая Мать свидетель, я достаточно часто оставалась с тобой наедине в гостевых покоях. Они скажут, что ты уже спал со мной и что я пришлась тебе не по вкусу. Мне будет трудно жить с явным позором при дворе моего отца.
— Будет ли меньше позора, — безжалостно сказал я, — в том, чтобы купить мужа за сотню всадников?
— Это достаточно обычное дело, когда женщину выбирают за ее приданое. И, по меньшей мере, позор будет только между мной и тобой, а не открыт перед всеми.
— Будет ли от этого легче его перенести?
Она сделала слабое, бесконечно усталое движение.
— Не знаю. Для мужчины — может быть, нет; для женщины — может быть, да.
— Послушай, — настойчиво сказал я. — Послушай, Гэнхумара. Ты не знаешь, о чем ты просишь. С нами в обозе едет несколько оборванных потаскушек; они помогают ухаживать за ранеными и развлекают ребят; но если не говорить о таких, как они, жизнь, которую мы ведем, не подходит для женщины. поэтому если кто-то из нас оказывается настолько глуп, чтобы жениться, он оставляет свою жену у очага ее отца, надеясь в один прекрасный день увидеть ее снова. Флавиан может сказать тебе то же самое; он женился на одной девушке в Дэве, и у него есть сын, которому уже больше года, но он еще не видел его, как не видел и саму девушку с тех самых пор, как она едва начала носить этого ребенка. Может быть, на следующий год я смогу отпустить его на несколько недель, чтобы он побыл с ними, а может быть, и нет.
— Ты — граф Британский. Никто не сможет запретить тебе взять к себе жену, по меньшей мере на зимних квартирах.
И по ее беспощадности я понял, насколько отчаянно она хотела добиться своей цели.
— Я — граф Британский, и поэтому жизнь моей жены будет тяжелее, чем у всех остальных, потому что на ее долю останется только несколько клочков меня, которые не потребует себе Британия.
Я сопротивлялся так, словно стоял у последней черты, сопротивлялся не только ей, но и чему-то в себе самом.
— Ей может хватить и этого в зимние ночи, — мягко сказала Гэнхумара. А потом рассмеялась, неожиданно и неудержимо. — Но тебе не следует опасаться, что я окажусь чересчур навязчивой женой, — скорей уж я как-нибудь ночью зарежу тебя во сне!
— Почему, если я сделаю то, чего ты хочешь?
Она ответила не сразу, и теперь я не мог видеть ее лица на фоне все еще пламенеющих костров заката. А когда она заговорила снова, ее голос потерял свою звучность.
— Потому что ты будешь знать правду. Потому что жалость почти так же трудно вынести, как и позор.
Я не собирался прикасаться к ней, но тут я схватил ее за плечи и повернул к свету, чтобы увидеть ее лицо. Моим ладоням было приятно прикасаться к ней, к ее легким костям, к теплу ее жизни. Она стояла совершенно не сопротивляясь, глядя на меня снизу вверх, и ждала. И в резком свете закатного солнца я увидел ее в первый раз, и не сквозь пламя костра и одуряющие пары свирельных мелодий и верескового пива. Я увидел, что она вся золотисто-коричневая, не только волосы, но и кожа — и если не считать этих волос, в ней нет особой красоты. Я увидел, что у нее серые глаза под медного цвета бровями, такими же прямыми и ровными, как темные брови ее братьев, и что ее ресницы золотятся на концах, словно волоски на шкуре рыжей лошади.
Думаю, именно тогда я почувствовал и окружающую ее атмосферу, покой, таящийся в глубине даже в этот напряженный момент. Хотя она была такой молодой, настолько моложе Игерны, мне показалось, что в ней было то неотъемлемое спокойствие осени, которое содержит в себе и обещание, и исполнение, в то время как в Игерне было все мучительное, страстное нетерпение весны.
— Послушай, Гэнхумара, — сказал я снова. — Я не люблю тебя. Я не думаю, что мне дано любить какую бы то ни было женщину… не теперь. Но если я возьму тебя, то не по одной из тех причин, которые дали бы тебе повод зарезать меня во сне, даже не из благодарности за то, что ты ухаживала за мной, пока я лежал в лихорадке, и сберегла для меня моего пса. Я возьму тебя потому, что вместе с тобой я могу получить сотню всадников, — разве ты не сказала сама, что это достаточно обычное дело, когда женщину выбирают за ее приданое? и потому, что мне приятно держать тебя в руках, как если бы ты была хорошо уравновешенным копьем, и мне нравится слушать твой голос.
Ни звука, ни движения с ее стороны; она только продолжала смотреть на меня; и я неуклюже, напролом двинулся дальше:
— Но на твою долю придется худшая часть этой сделки; иди теперь домой и подумай, чтобы у тебя не было никаких сомнений, а когда окончательно надумаешь, дай мне знать.
— Я всю ночь пролежала без сна и уже пресытилась думами, — ответила Гэнхумара.
Вокруг нас постукивали первые холодные капли очередного дождя, затягивая остатки заката размытой серой вуалью, и я слышал крики проносящихся мимо чаек.
— Ты промокнешь, — сказал я, забывая, что она уже была мокрой от предыдущего дождя, и, притянув ее к себе, накрыл ее полой своего плаща. Я знал уже, что к ней приятно прикасаться, но все равно близость ее тела была неожиданно сладкой в теплой темноте под складками плаща, и от этой сладости у меня немного закружилась голова. Я обхватил ее руками, крепко прижимая к себе, а потом нагнулся и поцеловал ее. Она была высокой, и поэтому мне не пришлось нагибаться так низко, как это иногда случалось раньше. Ее губы под моими губами были холодными и мокрыми от дождя, и дождь висел промозглой сыростью на ее волосах и ресницах, и на какое-то мгновение мне показалось, что под всем этим ничего нет, как если бы я целовал высокий серый камень, стоящий у нее за спиной. Потом внутри камня полыхнул огонь жизни, и она словно растаяла и рванулась ко мне изнутри, и ее рот пробудился под моим в быстром и страстном ответе.
И почти в тот же самый миг она опять была такой же чужой, как одна из Девяти Сестер. Она выскользнула из моих объятий и из-под моего плаща и, повернувшись, побежала прочь.
Я остался смотреть ей вслед под дождем, рядом с замшелым стоячим камнем; а Кабаль, который наблюдал всю эту сцену, сидя у моих ног, взглянул на меня и мягко застучал по земле хвостом.
Я все еще переживал это мгновение неистового ответа, так быстро промелькнувшего и исчезнувшего снова, что теперь я едва мог поверить в то, что он существовал вообще. Но в самой глубине души я знал, что не выдумал его…».
(Картина Дж. Кольера «Май Гвиневры», 1900г.)
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
На самом деле этот роман из всего цикла пока оказался для меня самым неоднозначным. С одной стороны, он, как и прежние, написан безумно красиво и талантливо. На самом деле Сатклифф здесь в каком-то смысле превзошла саму себя. Она сохранила немало из того, за что мне полюбились другие её книги, и, в частности, всё так же мастерски обыгрывала темы судьбы, случая, даже в каком-то смысле кармы и прочих подобных вещей.
И ещё я не зря привела именно этот отрывок) Потому что он и показывает вот эту самую судьбоносность (Артос не хотел до этого эпизода жениться на Гэнхумаре, но этот разговор стал поворотным в их судьбе), и демонстрирует кое-что ещё, чего не было в предыдущих романах. Как будто автора кто-то подначил, мол, «А, ну да, а про любовь и эротику она писать вообще не умеет», и Сатклифф на это такая – «Почему не умею? Умею», и…выдала по-настоящему местами чувственную и глубокую историю о любви, причем как возникшей внезапно, и там, где можно и желательно, так и о такой, что вспыхнула там, где категорически нельзя. Не могу сказать, что в её изложении известный любовный треугольник заиграл новыми красками, но он вышел очень живым и правдоподобным. И, если раньше Сатклифф как будто сторонилась глубокого описания любовных отношений, то тут она отыгралась за все предыдущие романы этого цикла, заигрывая с читателем порой просто между делом, показывая, что здесь любовь, страсть и телесность – это часть истории, алыми нитями вплетенные в ткань повествования. И мне это понравилось.
Причем тема детско-родительской любви (или её отсутствия) тоже была затронута и, по-моему, очень тонко. Особенно это было заметно в случае Артоса и Амброзия, и Артоса и Медрота. Меня вот не покидало ощущение, что парень при всей своей тёмной натуре искал отцовского признания и любви совершенно искренне, потому что искренними были в дальнейшем и его ревность, и роковая ненависть. И, быть может, если бы Артос не держался за свои предрассудки, кое-что сложилось бы иначе. Это перекликается с тем, что я читала в другом цикле об Артуре, и это мне тоже понравилось.
В то же время мне реально эта книга далась капец как тяжело, потому что Сатклифф, кажется, чрезмерно сосредоточилась на боевых действиях и писала, на самом деле, не хуже, например, С. Скэрроу и Г. Тёртлдава, но слишком уж, как по мне, увязла во всем этом. Если убрать бесконечную войну и её последствия, описанные в книге (что мне уже, само по себе, давалось по понятным причинам очень тяжело и вызывало порой чуть ли не «вьетнамские флешбеки»), то от сюжета на самом деле мало что останется. Во всяком случае, на треть бы роман, наверное, сократился. Я не могу сказать, что это плохо, но это не то, чего я ждала от Сатклифф, и что я хотела бы прочитать, особенно сейчас.
С именами и датами там тоже всё очень непросто. Прямых дат не дается, и прослеживать хронологию приходится по косвенным признакам, вроде сражений, хотя в тот период в Британии по какой-то причине большинство дат оказались нефиксированными. Так, например, битва при Бадонском Холме имеет аж семь(!) возможных датировок, но я, опираясь на текст, предположила, что Сатклифф выбрала для этого события 493-й год. Но даже так встречались странные формулировки про количество лет с того или иного события. За руку поймать, что называется, не получалось, но осадочек остался. И ещё Сатклифф довольно неожиданное объяснение вывела тому, что основатель Уэссекской династии Кердик (или в тексте Сердик) имел имя, похоже, бриттского происхождения, хотя высадился на британский берег вместе с саксами. Ход я, конечно, заценила, но он странный, и с датами там тоже бьется не очень и не всегда.
В общем, у меня осталось впечатление неоднозначное. Это довольно тяжелая во всех смыслах книга, но я ничуть не жалею, что её прочитала, и советую ознакомиться тем, что читал предыдущие романы этого цикла, чтобы хотя бы узнать, куда всё катилось всё это время. И да, если найду текст «Попутного ветра», прочитаю тоже и расскажу.
Если понравился пост, обязательно жмите лайк и тыркайте "жду новый пост", подписывайтесь, комментируйте, а если очень хочется помочь моему проекту, можно кинуть донат, чтобы я могла добыть редкие книги для подборки и сделать свой обзор полнее (сейчас это "Империи шёлка" и "Река, где восходит луна"). Без вашей помощи я это сделать не смогу.
Ещё не объявление войны острову, но почти. В переводе с дипломатического на понятийный :
Козлы, вы спалились на беспределе и попали на встречку, вариантов у вас два, вы отползаете к себе в нору, не отсвечиваете и присылаете штрафные, или вы упираетесь рогом, включаете несознанку, продолжаете козлить по мелочи – получаете в репу, по рогам, попадаете на всё и тихо съезжаете в тину, откинув копыта.
Сегодня будет предпоследняя в этом году заметка, и она же предпоследняя из основных, посвященных временам древности и античности. Надеюсь, что я довольно подробно изложила положение дел на юге тогдашней Европы, где ещё лежали земли Западной и Восточной Римских империй, но уже успели вырасти как грибы после дождя и варварские королевства – вестготов, свевов, вандалов и гепидов после распада империи гуннов. А меж тем ещё в начале V-го века регулярные римские войска покинули Британию. И тут же там установили свою полную власть бритты, и пёстрым узорчатым ковром многочисленных бриттских королевств покрылся весь остров. Но наслаждаться свободой большей части из них оставалось недолго, потому что саксы и юты, прежде просто совершавшие набеги, всё больше и больше стали проникаться мечтой о новом доме и принялись селиться на отбитых территориях на постоянку.
Именно так около 450-475-х годов и возникло первое германское королевство будущей англосаксонской гептархии – Кент, предположительно с центром в поселении, которое в VI-м веке получило название Кентербери. Полулегендарными основателями Кента считают Хенгиста и Хорса, причем, если второй погиб в одном из боёв, то первый одолел всех врагов и стал первым королем первого королевства англов, саксов и ютов в будущей Англии.
А врагов у него хватало. Основные сведения на этот счёт были почерпнуты из труда «История бриттов» валлийского историка и, возможно, монаха Ненния. Согласно его хронике на сделку с англосаксами и их предводителями в лице Хенгиста и Хорса пошёл местный король Вортигерн, чтобы они помогли ему бороться с пиктами и скоттами. Изначально владения Вортигерна были скромными и лежали в Корнуолле и Девоншире, но после ухода большинства римлян с острова он быстренько превратился в верховного правителя британских земель (предположительно ему в этом здорово помог факт женитьбы на Севере (Севире), предполагаемой дочери того самого Магна Максима, что в 383-388-х годах ухитрился побыть римским императором), и ему очень не хотелось расставаться с тем, что ему такой удачей далось. Так что он будто бы подарил новым друзьям остров Танет, а взамен они должны были помогать отражать угрозу. Да так они подружились крепко, что уже далеко не молодой Вортигерн аж женился на дочери Хенгиста, Роуэн (Ровене).
Но дальше ситуация как-то вот взяла и вышла из-под контроля. Предположительно саксы изначально начали бузить, потому что не получили обещанного за помощь вознаграждения, а потом обнаглели ещё больше и устроили «ночь длинных ножей». Да ещё и Вортимер, сын Вортигерна, восстал против своего отца, решив, видно, что раз тот не может навести порядок и приструнить диких германцев, то это сделают он и его братья. И, вероятно, помогать им в этом взялся некий Амвросий Аврелиан, как понятно по имени и по тому, что Гальфрид Монмутский называл его сыном (или внуком) самопровозглашенного императора Британии Константина III (407-411), римлянин по происхождению, и поэтому тот, кто был заинтересован в помощи своим выжить среди этой заварухи между кельтами и англосаксами. Кое-что интересное об этом Амвросии и то, во что вылилось это многостороннее противостояние, попыталась отразить в своем романе
«Факелоносцы» Р. Сатклифф
Время действия: V век н.э., ок. 447-475 гг.
Место действия: Британия, Ютландия (современные Великобритания и Дания).
Интересное из истории создания:
О Р. Сатклифф я уже как-то раз подробно рассказала (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 66.1 «Орёл Девятого легиона»), и ещё делала обзор на её же книгу «Серебряная ветка» (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 73. «Серебряная ветвь»). Это важное пояснение, потому что роман «Факелоносцы» (или «Несущие фонарь», в оригинале «The Lantern Bearers»), изданный в 1959-м году, является, по сути, продолжением предыдущих двух рассмотренных мной книг, и их нередко объединяют в серию. Англовики сообщает, что тетралогию называют «Маркус», но есть и другое объединение под названием «Орёл Девятого», в которое входит уже восемь книг.
События начинаются с истории Марка Флавия Аквилы, прибывшего по службе в Британию в II-м веке н.э., как когда-то прибыл и его отец, пропавший вместе с загадочно исчезнувшим где-то на севере острова Девятым легионом. В последующих книгах меняются века и действующие лица, но всех их объединяют две вещи – родство (все последующие гг – потомки того самого Марка) и Британия (именно там происходит 99% событий, герои иной раз и собираются уплыть на континент, но им всякий раз это не удается. Герой «Факелоносцев» – первый, кому это в некотором смысле удалось)). В текущем романе история крутится уже вокруг небезызвестных событий середины и конца V-го века, и, по сути, он подводит читателей к самому рубежу эр, к началу средневековья, в котором всё окончательно переменилось.
Благодаря этой книге Сатклифф выиграла ежегодную премию Карнеги от Библиотечной ассоциации, присуждаемую лучшей детской книге года, написанной британским подданным. Но, как я уже, возможно, говорила детской эту книгу не считали ни я, ни автор. Хотя Сатклифф об этом иронично говорила/писала так: «Мои книги предназначены для детей всех возрастов, от девяти до девяноста».
О чём:
Как и его предки, Флавий Аквила давно и прочно связан как с Британией, так и со службой в римских легионах. Его семья со слугами живёт на вилле относительно недалеко от Рутупии, где сам Аквила проходит службу. И, отправляясь в отпуск к родным одним славным летним деньком, он ещё не догадывался, что меньше, чем через неделю жизнь, не прекращавшая своего неумолимого течения все минувшие века, поставит его перед выбором между двумя самыми важными для него вещами, без которых он слабо представлял своё существование – между семьей (и Британией), и легионами (и Римом). Выбор сделать было непросто, но он был сделан. И его последствия не заставили ждать.
(Зарисовка римского маяка в Дуврском замке. Надо полагать, что рутупийский маяк, если он существовал, что вероятно, был похожим)
Отрывок:
«…На следующее утро с востока потянуло холодным ветром, вода в заливе сделалась серой, как клинок меча. Но, несмотря на непогоду, мужчины бодро скатывали длинные ладьи на катках с берега в мелкую воду.
— Ветер от саксов дует сильный! Добрый знак, не иначе! — крикнул молодой воин — он послюнил палец и выставил его кверху.
Аквила засмеялся коротким горьким смешком, который словно застрял у него в горле. Он поступился своей честью, предал все, чему его с детства учили служить, чтобы остаться в Британии и помочь ей. Но всего-то, чего он сумел добиться, — это попасть в плен к варварам. Больше двух лет пробыл он рабом в ютском селении, и вот сейчас… сейчас ему придется сесть на весла варварской ладьи и с попутным сакским ветром мчать ее к родным берегам, сыграв тем самым свою злополучную роль в ее бедах. Смех перешел в рыдание, Аквила втянул голову в плечи и вместе со всеми шагнул в полосу прибоя; тут же он почувствовал, как ладья, подхваченная водой, сделалась вдруг легкой и резвой, будто морская птица.
Скот уже загнали в трюмы «Морской колдуньи», и все наконец было позади — погрузка продовольствия закончена, прощальные слова сказаны, провожающие, те, кого не взяли с собой, остались стоять на берегу. Глаза их были сухими, поскольку плакать тут не привыкли. Аквила занял свое место. Прожив более двух лет среди этого народа, он совсем освоился с морем и уже не был тем, ничего не смыслящим новичком, каким когда-то впервые взялся за валек. [19]Капитан Вульфнот встал у рулевого весла; за спиной у него, за высокой раскрашенной кормой «Морской змеи» постепенно удалялись дома и постройки Уллас-фьорда, уменьшались, теряя очертания, фигурки на берегу и расплывалась темная линия вересковых пустошей. Итак, с этой жизнью было покончено, она уходила, становилась прошлым.
Едва они покинули мелководье, Вульфнот скомандовал: «Весла убрать! Ставить паруса!» — и «Штормовой ветер», «Морская колдунья» и «Морская змея» заскользили по заливу, подгоняемые несильным северо-восточным ветром, дующим со стороны саксов.
Спустя два дня ветер вдруг упал, и им снова пришлось взяться за весла и грести почти вслепую, в серой пелене мглы и брызг, летящих из-под весел. Ладьи даже чуть не потеряли друг друга. Некоторые из молодых воинов забеспокоились, хотя и старались скрыть тревогу за шуткой. Они говорили: «Ран, мать штормов, варит пиво. Как тут найдешь дорогу, когда из чанов у нее валит такой пар?» Однако старый Хаки, дядя вождя, разбиравшийся в морских приметах не хуже серого тюленя, втянув большими волосатыми ноздрями воздух, сказал: «А по запаху, ребятки».
Когда же наконец туман рассеялся и они, установив рангоутное дерево посреди палубы, смогли определиться по еле видному солнечному диску, выяснилось, что они не так уж отклонились от курса. Во время плавания возникали и другие неприятности: многие из женщин заболели, один ребенок ночью упал за борт, неизвестно чего вдруг испугался скот и едва не опрокинул «Морскую колдунью», а наутро в трюме нашли затоптанными двух лучших телок и у конюха оказалось продырявлено рогом плечо. И вот на седьмой день появились чайки, и перед закатом путешественники увидели длинную темную линию на западном краю моря вроде гряды облаков, и до них донесся далекий крик, тонкий, как крик чайки, — то кричал впередсмотрящий на «Штормовом ветре» из своего гнезда, прилепившегося к снастям топ-мачты:
— Земля-а-а!
«Морскую змею» приподняло очередной волной, и у Аквилы, повернувшего голову назад, чтобы взглянуть через плечо, внезапно застлало глаза — и причиной тому были не только соленые пряди волос, хлестнувшие по лицу.
Еще три дня они шли вдоль побережья, постепенно приближаясь к суше, а к концу третьего дня взяли направление прямо к низким топким берегам Таната. Ветер вдруг снова упал, и им пришлось опять грести, чтобы помочь едва надутым парусам. Вдоль фальшборта [21]между отверстиями для весел они вывесили щиты — черные, темно-красные, синие, темно-желтые и золотые, а на носу кораблей укрепили фигуры с оскаленной пастью, которые до тех пор лежали под палубой, надежно укрытые от беснующегося моря. Горделивые и зловещие, варварские ладьи цепочкой, как стая диких гусей, устремились к Британии, прямо к месту назначенной высадки.
Аквила греб, упираясь подбородком в плечо, обшаривая взглядом рыжую береговую полосу. Наконец вдалеке он увидел знакомый горб — холм, похожий на выгнутую спину кита и увенчанный серыми крепостными стенами. Вульфнот поставил рулевое весло прямо, и Аквила понял, что они держат курс на Рутупии.
Сосредоточенно прищурив глаза, Вульфнот провел «Морскую змею» вслед за «Штормовым ветром» в устье извилистого протока, который отрезал Танат от материка. До Аквилы, мерно раскачивающегося взад и вперед в такт ударам весел, донесся запах болот: горечь болотной воды, смешанная со сладковатым духом болотных трав. В Ютландии болота пахли совсем не так, и в груди у Аквилы заныло. С грохотом спустили парус, собрав его огромным полосатым пучком, похожим на бутон лилии, до гребцов донесся голос Вульфнота: «Еще! Еще!» — и по бокам заскользили рыжеватые плоские берега. Ладьи с разгону выскочили на белый песок по другую сторону канала, команда попрыгала за борт, лодки втащили на берег как можно дальше от прилива.
Аквиле было хорошо знакомо это место: они с Феликсом приходили сюда охотиться на болотную дичь. Он помнил волнистую полосу морских водорослей вдоль линии прибоя, дюны из ракушечника, по которым ползли желтые побеги вики и мелких полосатых вьюнков. Пытаясь отдышаться, он стоял подле затихшей «Морской змеи»; у него возникло ощущение, что сейчас он увидит собственные следы и следы Феликса на сыпучем белом песке. Он бросил украдкой взгляд через плечо и увидел Рутупийский маяк, возвышающийся на фоне заката. Ему почудился высокий язык пламени наверху над башней, но то был всего лишь отблеск закатного солнца на облаке. Гребцы передали ребятишек с судна через борт, помогли перебраться на берег женщинам и конюху с продырявленным плечом. Кое-кто уже занялся мычащим скотом, битком набитым в трюме «Морской колдуньи».
— Ну вот и добрались! Мы на месте, братья, теперь эта земля будет наша! — воскликнул Эдрик. Он зачерпнул ладонями горсть серебристого песка, торжествующим жестом поднял руки кверху, и песок потек у него между пальцами.
Из-за следующей петли протоки торчала серпообразная корма большой ладьи, а на фоне неба выступали оленьи рога, прикрепленные на концах конька судового навеса. В воздухе стоял слабый запах дыма, свидетельствуя о присутствии человека, чего не было, когда Аквила с Феликсом били на Танатских болотах диких уток. Едва успели «Штормовой ветер» и «Морская змея» оказаться на песке выше линии прилива и команды их засуетились вокруг лодок, как со стороны дюн послышался окрик и вниз сбежал человек; хрустя ракушечником, он зашагал к ним: рослый мужчина с широким кирпично-красным лицом и шапкой светлых ячменных волос.
— Кто вы?
— Юты из Уллас-фьорда, что к северу от Сунфирта, — отозвался Эдрик. — Я — Эдрик, сын вождя.
— Приветствую тебя, Эдрик, сын вождя из Уллас-фьорда. — Мужчина обвел взглядом женщин и детей. — Как видно, хотите поселиться тут?
— Да, хотим. Тяжелые времена настали в Уллас-фьорде. Плохой урожай, суровая зима, вот сыновья и снялись с места, чтобы искать другие земли и на них хозяйничать. Уж так издавна повелось у ютов. А ветер принес нам слух, будто у Хенгеста найдется землица для добрых людей, которые его поддержат.
— Кхе-кхе! — Светловолосый издал что-то среднее между рычанием и смехом. — Землица… Сдается мне, если на остров Танат еще набьется народу, придется нам распахать соленые берега и сеять хлеб ниже линии прилива.
— Ну, может, поговорим с Хенгестом, а там и переберемся в другую часть побережья. Все равно, — Эдрик ухмыльнулся и мотнул подбородком на извилистую протоку, — не вечно же Морским Волкам устраивать логово только по эту сторону канала, так ведь?
— Это уж решай с Хенгестом. — Человек откинул назад голову и засмеялся грубым лающим смехом. Смех подхватили другие мужчины — все новые и новые люди появлялись из-за дюн; сверху сбежали две молодые женщины и за ними мальчик с собакой.
Да, на Танате теперь и впрямь полно народу, а ведь три года назад было пусто. Старожилы и вновь прибывшие взялись все вместе выгружать привезенные запасы, выводить на берег и загонять в загоны скот, сооружать на ладьях навесы, ибо решено было, что мужчины из Уллас-фьорда заночуют на палубах вместе со всем имуществом, а женщин с детишками и раненого отведут в селение…»
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Книги Р. Сатклифф для меня стали настоящим открытием. Да, каждый следующий роман выглядит всё более суровым и неуютным по сравнению с первым, но все они по-прежнему прекрасно написаны, наполнены символизмом и поднимают всё больше сложных тем. Не то что бы в смысловом плане я увидела в «Факелоносцах» что-то новое, но это впечатление ничуть не портит. Сатклифф по-прежнему мастерски играет на читательских эмоциях, не всегда читать этот текст мне было комфортно, но именно это и подтверждает мастерство автора – оно так и должно было работать.
Вместе с тем эта серия для меня лично оказалась находкой именно по той причине, что блестяще демонстрирует ход времен и то, какие это приносит перемены. Я не случайно выбрала отрывок выше – он, как мне кажется, лучше всего показывает, что именно, как, и почему изменилось для Британии в V-м веке, и перемены то поистине эпохальные. Потому что впереди ещё христианизация новых жителей острова, далеко впереди Норманнское завоевание, но именно переселение саксов, англов и ютов дало начало той Англии и даже той Великобритании, которую мы знаем теперь. И именно это как будто и хотела сказать Сатклифф – то, что для одних стало началом конца, для других было просто началом чего-то нового. Не знаю, может, что-то переменится в заключительной книге тетралогии, но пока что это видится мне именно так. Так что тем, кто уже знаком с «Орлом Девятого легиона» рекомендую однозначно…Всем остальным тоже рекомендую, но после знакомства с предыдущими книгами) Конечно, этот роман можно читать и отдельно, но это будет немного не то, лучше всего эти книги играют вместе, прочитанные в хронологическом порядке.
Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:
Если пост понравился и был полезен, ставьте лайк, пишите коммы, жмите на "жду новый пост" или даже закиньте денежку на счёт. Всё это очень поможет и мне, и моему проекту.
